Войнич против Войнич. Часть 1. Глава 22

                22

                Кто убил Борелли?

 
   Они снова шли по длинному коридору первого этажа по направлению к каюте- салону. Месту, где состоялось прощание с Борелли, а вот Тина Менсон этого не заслужила. В коридоре было так же сумрачно, как и в ту памятную ночь. Секретарь Дзенги был удивительно спокоен. А что ему волноваться - его попросили привести журналиста, он и выполнил просьбу? Он - просто наемный служащий и ничего более. Дзенги остановился у двери и почти незаметно провел магнитной карточкой у ручки. Дверь открылась, и Дзенги предложил Бесси войти. С неизменной любезной улыбкой.  Когда Бесси переступил порог, то дверь за ним бесшумно закрылась. Секретарь сделал свое дело, секретарь может уйти. В конце каюты тускло горел свет и там кто-то был. Бесси направился туда, по ходу размышляя, кого он сейчас там увидит. Привычную троицу Fret maritime Borelli? Нет. Может быть   комиссара Сарду? Тоже, нет. Тогда не знаю, сдаюсь.

  И не мудрено, за столом рядом с еще неубранным огромным портретом Антонио Борелли сидел ... Борелли. Нет, Бесси понимал, что такого не может быть. Оттуда не возвращаются. И тут Алекс вспомнил, что у покойного мультимиллионера был брат, о котором было мало, что известно. Вроде бы, братья в последнее время особо не общались и вот.

   Словно понимая, о чем только что размышлял журналист, незнакомец улыбнулся и первым нарушил тишину. Он говорил по-французски с сильным итальянским акцентом, совсем не так, как говорил его покойный брат. Бесси неоднократно слышал интервью Антонио Борелли, тот говорил безукоризненно, как настоящий парижанин. Или лионец, на худой конец. И голос у незнакомца был не такой мягкий, а какой-то немного скрипучий, неприятный.  Внешностью братья были удивительно похожи друг на друга, а вот голоса, пожалуй, сильно отличались. Хотя может все дело просто из-за сильного акцента.

- Я знаю, что вас зовут Бесси, и вы - известный журналист первого французского телеканала. Как вы, наверное, догадались, я - Борелли. Только Чезаре Борелли. Мне известно, что вы занимаетесь расследованием смерти моего бедного брата.
- Только в рамках своей журналистской деятельности, синьор Борелли.
- Насколько я знаю, полиция закрыла свое расследование. Или закроет в ближайшее время, как я просил комиссара Сарду.
- Почему это вас так интересует, синьор Борелли?
- Потому, что мне не нравится нездоровая шумиха вокруг смерти Антонио. Не скрою, в последнее время мы редко общались с братом. Антонио больше занимался своим бизнесом, а я своими делами, связанными со служением Богу. Но Антонио больше нет, а сегодня проводили в последний путь то, что нас разъединяло.
- Вам не нравилась Тина Менсон?
- Как Тина Менсон - нет, а вот, как Тина Борелли - да. Но еще раз повторяю, сейчас после смерти брата это уже не имеет никакого значения.
- Что вы от меня хотите, синьор Борелли?
- Чтобы вы перестали искать черную кошку в темной комнате, Бесси.
- Черная кошка – это убийца вашего брата?
- Нет, это - то, что окружает Антонио. Я знаю, какое влияние имеют СМИ в этом деле. У нас в Италии про смерть Антонио почти ничего говорят. Раз уже нет человека, то незачем трогать его грешную душу.
- Разве в Италии людям не интересно, кто на самом деле убил вашего брата?
- Имя убийцы известно - это Смерть. А как ее настоящее имя, простому обывателю совсем не интересно. К тому же вы хорошо знаете то, на какой версии настаивает полиция. И какая разница, у кого действительно оказался в руках кинжал, у Тины или у ее любовника?
- Нет никаких доказательств, что Тина и Раблеф были любовниками.

  В ответ Чезаре Борелли только криво улыбнулся. Нет, пожалуй, все же больше сладострастно. Или просто Бесси это показалось?

- Тине ничего не стоило соблазнить этого неcчастного моряка. Уж, поверьте мне, я это хорошо знаю. Сейчас это уже не важно. Ни моего бедного брата, ни его жены уже больше нет. Их прах развеян над морем и не надо его трогать, Бесси. Надеюсь, вы меня хорошо поняли? Я вас больше не задерживаю. Вас проводят.

    Последние слова Чезаре Борелли произнес с плохо скрываемой угрозой. Сзади раздался звук открываемой двери. Но это был не секретарь Дзенги, а какой-то священник. Невзрачный такой священник в длинной черной рясе. Такого, если и встретить где-то на улице, то вряд ли потом вспомнишь. Об этом подумал и Бесси, когда они вместе с ним шли по этому длинному коридору.

   Но у Алекса Бесси была очень хорошая зрительная память. И тут вдруг вспомнил, где он мог видеть это такое незапоминающееся лицо. Ну конечно, в объективе своей видеокамеры, которая зафиксировала наезд машины на Тину Менсон. Лицо того самого пассажира, который сидел рядом с водителем в черном "Рено".

   Алекс еще раз внимательно посмотрел на сопровождающего его священника.  Тот, несмотря на свою внешнюю невозмутимость, тоже вдруг понял, что этот журналист что-то про него знает. Знает такое, из-за чего его ни в коем случае нельзя выпускать с яхты. Живого.

    Может быть, его черном одеяние было не самой удобной одеждой для движения, но для того, чтобы что-то скрыть, очень подходило. Например, кинжал в рукаве. Это понял и Алекс, когда они проходили мимо последний каюты рядом с входными дверями в коридор. Он резко толкнул дверь, и она неожиданно открылась. Как раз в тот самый момент, когда вытянутая рука священника нанесла короткий удар кинжалом. В последние мгновение Бесси почему-то подумал о том, как должно быть неприятно входит этот острый кинжал в его молодое тело, как эта горячая кровь хлынет из него на красный ковер коридора.

  Алекс успел заскочить в каюту, преследуемый молчаливым священником. Второго удара он бы уже точно не выдержал. На его счастье, окно в каюте было открыто, и Бесси бросился к нему. Внизу зловеще чернела ночь и плескалось спасительное море, а сзади сверкали злые глаза священника и этот острый кинжал. Выбирать не пригодилось, и Алекс бросился в воду.

   Бесси быстро пошел под воду. Он совсем немного не рассчитал собственные силы, все-таки кинжал успел сделать свое неприятное дело, и они стали стремительно оставлять журналиста. Из последних сил Алекс стал колотить, вдруг отказывавшимися его слушаться руками и ногами и, когда он наконец вынырнул из воды, то у него уже совсем не осталось никаких сил. И когда, неведомо откуда появившаяся рука, вдруг подхватила его, он уже совсем не сопротивлялся.

  А потом  Бесси уже больше ничего не помнил: ни того, как с чьей-то помощью перевалился через борт лодки, ни как мгновенно завелся ее мотор, ни как она они резко рванули прочь от этой зловещей  роскошной яхты в сторону берегу, в сторону спасительных огней гуляющей и веселящейся набережной Сен-Тропе.



                Конец первой части