Часть I - Дорога туда, или немного зимнего маразма

Середина декабря 2013 года

Среда


- Алёна Борисовна?
- Да, Паш.
- Москва меня совсем не ждёт.
- Москва тебя совсем не ждёт… Обождёшь минутку-другую?

Когда первый зам руководителя задаёт такой вопрос начальнику отдела, на вопрос можно и не отвечать. На заме, или, учитывая её пол, как говорят, на замше, почти всё. Во всяком случае, всё, что можно назвать основной деятельностью этого федерального учреждения. Конец года и учреждение должно «освоить» средства, предназначенные на повышение квалификации специалистов. Денег немало, и на таких как Павел суммы заложены особенно приличные.

Неделю назад зам предложила ему съездить в Москву, по адресу улица Ивана Сусанина дом 3. Там находится их головное учреждение, а для немного специфической категории людей, которую они обслуживают там своего рода суд в последней инстанции. Поэтому их «клиенты» воспринимают предложение проехать по этому адресу примерно также, будто их послали к чёрту. И отвечают соответственно. А для «судей» любой повод поехать в Москву – прекрасная возможность развеяться и сменить обстановку.

- ...так, что ты говорил про Москву?
- В Москве меня не ждут. Конец года, годовой отчёт. А тут ещё я…
- Логично. Есть другие предложения?
- Есть. Могу поехать во Владикавказ. Там настоящий отдел информационного сопровождения – пять человек. И начальник там не бегает как лошадь с пеной во рту. Посмотрю, как работают люди в людских условиях.
- Согласна. Иди давай бухов порадуй.   


Паша вышел из кабинета зама, думая, насколько точно он охарактеризовал себя самого. Как лошадь, бегающую с пеной во рту. Как его только не называют и что ему только  не говорят! Например, называют Человек-пожарная-команда, а видя его трудности, Паше предлагают клонироваться. Чтоб был везде и сразу. Думая о своём положении Паша не заметил, как зашёл в бухгалтерию и привлёк внимание главбуха – женщины роскошной внешности, которая в этом году разменяла пятый десяток.   

- Да-а. Я не лечу в Москву. Я еду во Владикавказ.
- Ты…

Главбух осеклась. За словом она в карман не лезет, но начальник информационного отдела – не тот человек, на которого можно оттягивать. Учитывая, как много его работа значит для бухгалтерии - оттягивать на него абсолютно недопустимо. Без Павла здесь всё встанет просто потому, что он почти один. В его отделе есть второй человек – внешний совместитель, приходящий часов на шесть в неделю. Но он точно не придёт, когда всё будет рушиться и непонятно что делать и за что хвататься. Поэтому Павла лучше не злить с этой, с позволения сказать, задачей «прекрасно справляется» руководитель и та самая первый зам. Поэтому главбух точно не будет создавать ситуацию, когда она останется одна против жутких и абсолютно непостижимых ею вещей, например таких, как криптопровайдеры и электронные цифровые подписи.

- Ты…ты что удумал, нехороший ты человек?! Я ведь заложила в бюджет авиабилеты, билеты на «Аэроэкспресс» и гостиницу! Московскую гостиницу, Паша! И что ты сейчас хочешь мне сказать? Что ты поедешь в свой Владикавказ на автобусе? И сколько стоит гостиница в твоём…Владикавказе?


Лет десять-пятнадцать назад главбух могла бы «развить мысль» основательно. Про осетин, о которых она не знает ничего, главбух сказала бы, мол «зачем ты едешь к этим чуркам»? Можно сказать, что медленно, но верно страна старается избавляется от ксенофобии. Коренное население Кавказа уже не принято называть «чурками», а представителей монголоидных народов -  «корсаками».  Сегодня в аптеках работают вежливые девушки из кавказских народов, и они с особым уважением относятся к пожилым покупателям. Нужно ли говорить, что им приходится слышать по ночам, когда за боярышником приходят пьянчужки, у которых трубы горят? А когда половина коллектива бухгалтерии составляют старательные  и усидчивые татарки и казашки, то слово «корсак» лучше изгнать даже из мыслей. Впрочем, конечно, так повезло не всем. Украинцы как были, так и остались «хохлами», прибалты – «чухонцами», и здесь, увы, никакого прогресса не ожидается. То, что не позволено к одним, увы, более чем позволено к другим. А замечания, зачем оскорблять соседей, вызывают недоумённые взгляды. Замечания, что «хохлы» и «чухонцы» тоже причастны к развитию страны, делает те недоумённые взгляды лишь ещё более недоумёнными.

- Тем не менее, я еду во Владикавказ, этот вопрос уже решённый.
- Найди дорогую гостиницу. Не Хилтон конечно, КРУ такое не поймёт. И езжай в свой Владикавказ как-нибудь, но дорого.
- Можно долететь до Шереметьево, оттуда…
- Паша, в КРУ не дураки сидят! Придумай что-нибудь другое, я в тебя верю.

«Я в тебя верю» сопровождалось выталкивающим движением. Время – начало первого, обед, и «бухи» хотят спокойно поесть и поговорить. Поговорить о работе, о делах семейно-домашних. Свои семейные дела главбух обсуждать не будет, потому что в адресной книге её телефона есть «любимый», а адресной книге мужа – «любимая». В этом вопросе ей повезло, но так повезло не всем. Не повезло видной казашке, бухгалтеру по матчасти, которая умудрилась развестись уже в 25. Впрочем, дело не паршивом характере её уже бывшего мужа, скорее в ней самой. Она – бывшая первая краса технического госуниверситета, до сих пор с завышенным самомнением и склонностью к истерикам. В некотором роде можно сказать, что чем старше её фото «Мисс университет» за такой-то год, тем всё больше истерик. Истерики, перепады настроения – она готова устроить выяснение отношений прямо в коридоре, причём на весьма повышенных тонах. Идёт год за годом, и Паша уже поставил ей, так сказать, диагноз – Недое… В смысле, отсутствие внимания мужчин, и все забавные и не очень последствия, что за этим следуют.

Не слишком повезло чуть менее видной татарке - бухгалтеру-расчётчику. Она вышла замуж в 20, у неё уже трое детей, и ей кажется, что её не ценят. Воспринимают, как должное. Лет через десять, или даже через пять, её муж начнёт ходить «налево», и единственное относительное гарантированное уважение тогда будет лишь от её собственных детей. Она догадывается, что будет через десять лет, каковы последствия раннего брака, и сегодня она готова на определённые приключения. Даже с тем же Пашей, который не замкнулся на своих компьютерах.

***

Павел прекрасно знает всё о бухгалтерии. Может не до степени кто, с кем и сколько раз, но знает хорошо. Знает про кадровичку, муж которой умер от рака, когда ей было 60. Она, конечно, не сказала, мол не ценила то, что имеет, но в последующих разговорах это активно подразумевалось. Особенно, когда уже покойный муж претерпел удивительную трансформацию от «мой», до «Дима», «Димочка», и даже «Димуля»… Паша ценит право бухгалтерии на обед и всё, что к нему прилагается. И ценит свой обед тоже, тем более, что он обедает не один.

Павел не любит засирать свою речь англицизмами, и он или не знает, или не задумывается, как ему правильно называть Амину. Девушка? Ему – 30, ей – 32… ГёрлФренд? Не, этот самый пример, когда он не любит засирать свою речь англицизмами. Амина заходит с ним в его кабинет, закрывает дверь, и быстро накрывает им стол. Сегодня на нём будут пельмешки, конечно же они халяльные.

Амина родилась в Дагестане в 1981-м в рабочей семье, и тогда никто не думал, что из неё надо воспитывать только образцовую невесту. Поселковую школу она закончила с медалью, затем мединститут, возможно ординатура,  и вот, она – клинический психолог. Клинический психолог в психбольнице. Почти любая психбольница на постсоветском пространстве – сосредоточение человеческого горя, и Северный Кавказ – отнюдь не исключение. Особенно когда мальчик, надежда семьи не вылезает из больницы имея диагноз вроде умственной отсталости с расстройствами поведения или параноидальную шизофрению. Всю эту «красоту» она видела. Пациентов, пускающих слюни после приёма старых и грубых препаратов, их матерей с глазами на мокром месте. Амину рано выдали замуж за гаишника, но очень скоро выяснилось, что детей она не родит. Её возили на обследование…она не любит говорить о подробностях. Как то раз сказала о механическом бесплодии, о том, что развелась. Точнее…резко оказалась невостребованной. Невостребованной как женщина, точнее, как потенциальная мать. Потом переезд в Махачкалу, работа тем же самым клиническим психологом в психдиспансере, и слухи. Душные и давящие. Постоянное ощущение, что её обсуждают и осуждают, только непонятно за что. Кто такая, откуда? Почему не замужем? Махачкала – вроде город немаленький, но там ей было нечем дышать. Пара лет, и Амина написала матери, что хочет уехать «в Россию». Уехать туда, где по-русски не только говорят, но и думают. Она, в целом, верно рассудила, что «в России» кости ей будут промывать не так активно, и она сможет прожить более полноценную жизнь.

Мать Амины проводила её «в Россию» почти как в последний путь. Собрала денег тыщ сто, чтобы дочь не перебивалась паршивыми комнатами на окраине города… Но в остальном это выглядело именно проводы в последний путь. Про Дагестан можно сказать так, что слухами земля полнится. Включая те слухи, которые не позволят человеку ступить на кривую дорожку. А «в России» ничего такого нет. Говоря совсем грубо, мать Амины решила, что «в России», в отсутствии «тормозов» традиционного общества дочь ляжет едва ли не под первого встречного…

Впрочем, дочь опасения матери не оправдала. Амина доехала до ближайшего «Российского» региона, устроилась на знакомую ей работу в психдиспансер и с удивлением обнаружила, что её не обсуждают. Врачи вокруг не только русские. Это и казашки, и калмычки, и она, кумычка, со вполне европейской внешностью, не вызывала на работе почти никакого интереса. С Кавказа приехала... Мало ли откуда люди приезжают?

Понятное дело, что жизнь состоит не только из работы. А там пересуды соседей, съёмная однокомнатная квартира, где она жила, и где кроме неё никого не было. Коллеги по диспансеру искренне советовали завести ей котика, «мужчинку в дом», но они же подкидывали ей фотожабы, где фотографии котиков использовали чтобы обстебать образ «сильной и независимой». Поработав в диспансере пару лет, она решила сменить место работы, и теперь она почти как в старом чешском сериале, работает в больнице на окраине города. Впрочем, это не больница, хоть её коллеги – сплошной медперсонал. Её коллеги – практически судьи, и она помогает им вынести почти что судебный вердикт. Суть её работы почти не изменилась, она всё также видит человеческое горе. В основном инсультников, у которых ей нужно оценить интеллектуально-мнестические нарушения. Пашу она увидела где-то прошлой осенью. Увидела взмыленного, напряжённого, а сам Паша в свою очередь увидел почти стереотипную восточную красавицу. Красивое лицо, простая, но стильная причёска. Отличная фигура, между прочим. И отсутствие завышенного самомнения, что часто сопровождает повышенные внешние данные. У Амины не было даже уверенности, отражающейся, например, в тембре голоса.

Последнее, что было у Паши с женщинами, было лет пять тому назад. Что-то вроде встречи выпускников, и когда-то вторая красавица класса хотела потанцевать с ним, вернувшись с учёбы с мединститута из Нижнего… Продолжение было сумбурно, и Павел снова с остервенением вгрызался в работу, а вечерами в неглупую музыку и кино. Амина сразу показалась ему снежной королевой, но всё же готовой растаять. Как то раз он здорово помог ей после выездного заседания в исправительной колонии, и у них и Паша, пригласил Амину на концерт. Потом на второй, на третий, на выставку, и она решила, что вот он да, стоящий человек.


Крайне наивно предполагать, что отношения двух людей почти из разных миров могут быть безоблачными. Паша считал, что если Амина задерживается после вечерней смены, то от него совсем не убудет приготовить ей ужин, или просто приготовить на двоих. Потом смотреть, как она, уставшая, приготовленное скушает. Амина же считала совершенно иначе. Считала так, что вечером её ожесточённо ждут, причём ждут не её лично, а то, что она с трясущимися от усталости руками поставит на стол. Ждут, абсолютно не считаясь с её состоянием, ибо должна, и всё тут. Мужчина, который готовит не только сам, но и готовит ей, казался и, если честно, до сих пор кажется  Амине не естественным. А также тот мужчина, который хочет прикоснуться к ней, чтобы сделать ей приятно. Например, помассировать уставшую шею или болящий позвоночник. Она вздрагивает, даже если просто положить ей руки на плечи.  К взаимоуважительным отношениям Амина не привыкла, хоть и мечтала о них всё детство юность, затем молодость. И вот теперь её парень иногда просится положит ей голову на колени, а она даже не знает, как себя вести и что думать…

Паша же сейчас в раздумьях. Они сидят в тишине уже десять минут, и он, наконец,  насаживает на вилку первый пельмень, думая, что именно он скажет…

- Я не лечу в Москву. Я еду во Владивкавказ. В Осетию.
- Осетины – христиане. Они пьют водку.


Пару часов тому назад Паша глянул на карту Северного Кавказа и подумал так, что Осетия – как христианский клин, вбитый в мусульманское окружение. Конечно, мать Амины говорила ей о пьянстве. Говорила что-то примерно в том язвительном духе, что воткаят. Учитывая, что почти всё постсоветское пространство, разве что кроме Прибалтики смотрит русскоязычные мыльные оперы, то за иллюстрациями на тему воткаят и ходить далеко не нужно. Такими «иллюстрациями» наверняка служат и туристы в дагестанских санаториях, на «отдыхе» заливающиеся кизлярским или дербентским коньяком. Или командированные, у которых выдался свободный день - они выпили в ресторане, «отполируют» выпитое в гостинице, а у обалдевшего водителя такси будут спрашивать, «где у вас тут бабу можно снять».

В этом плане Паша не совсем типичная «иллюстрация» - водку он не любит. Запах водки напоминает ему медпункт в школе или в городском травмпункте, где он оказывался после очередного перелома его не слишком то прочных костей. Но то, что «бойфренд» Амины предпочитает относительно приличное пиво или полусладкое вино суть дела не меняет. Его вывели из себя на работе, он прямо горит внутри, и чтобы забыться он сидит у компа, обложившись пивом и свежим шашлыком. С другой стороны к ней он в таком состоянии не лезет, чем существенно разрушает образ пьянчуги, превращающего жизнь всех окружающих в ад наяву. Поэтому фразу «осетины пьют водку» можно считать даже проявлением испуга, что стереотипные осетины, относительно неиспорченного Пашу испортят окончательно. В голосе Амины скорее тревога, а не констатация факта.

- Итак, я еду во Владикавказ, а бухи попросили меня ехать дороже. Не на автобусе. И в то же время, не на самолёте, во всяком случае, не через «Шарик». Знаешь, я почти с закрытыми глазами представляю себе нашу железнодорожную сеть. Включая толком не открытую железку до Якутска, точнее до Нижнего Бестяха. Ехать во Владикавказ дорого это, извини за выражение, маразм крепчал, деревья гнулись... Хотя и возможно! Можно ехать полтора суток туда, куда можно доехать и за 12 часов. Съездим вечером на вокзал?

Амине вообще можно не задавать вопросы «съездишь со мной». Или съездим вместе.  Наверное даже в том случае, если предполагается поездка в стрип-клуб, и там она будет «главным блюдом», как «восточная экзотика». На данный момент её парень заслужил именно такой кредит доверия.. Если уж он ведёт себя как живой человек, относящийся к ней как к очень хрупкой, то она никогда не откажется от чего-либо, где его нужно поддержать.

***

Перед зданием вокзала
Тем же вечером

Ещё с институтских времён Паша привык ходить быстро, его друг калмык описывал это так, будто он хочет писать и по-большому, причём одновременно. Когда мать Паши увидела, что он не женился к «положенным» 25 годам, то она решила, что нужно обязательно поучить сына «настоящим отношениям» с «настоящими женщинами». На деле это выглядело комично, вроде прогулок по торговым центрам за ручку в поисках приличных турецких или американских джинсов. Сути это не изменило – Паша такой же «спринтер», предпочитающий передвигаться ударными темпами. И это несмотря на то, что у него выраженное плоскостопие. В его характере ещё и определённая ригидность – он может неделю подряд быстро ходить по 8-10 километров ежедневно, не понимая, почему вечером у него побаливают стопы. Не понимая, что именно он делает не так.

После знакомства с Аминой, Паша думал, что она деликатно, но настойчиво притормозит его. Мягко навяжет ему совсем другой темп совместных прогулок, но он порядком ошибся. Амина не воспринимает себя, как его половинку, скорее, как его тень. Она позволит Паше мчаться как угорелому, даже слова не скажет, но будет держаться в 3-5 метрах сзади от него. Здесь у вокзала тоже самое, когда Павел с непонятным окружающим рвением мчится к полицейскому посту на входе в здание…

- ...выложите все металлические предметы.
- Выкладываю.

На металлоискателе Паша «зазвенел» он выкладывает на ленту свою Нокию, мелочь,  связку ключей и смотрит на полицейскую. Она носит сержантские погоны и ей где-то 25. Что она думает о коллегах-мужчинах, и что они думают о ней? И что думают о ней её попутчики в маршрутке, когда она в форме возвращаются домой за полночь?...

- Проходите.


Паша прошёл, он не смог не обернуться, он хочет видеть, как полиция относится к Амине. Буквально полтора месяца назад исламисты взорвали автобус в 400 километрах отсюда, там людей убивала и калечила не только взрывчатка, но и самодельная шрапнель. Полицейские на этом посту знают о том недавнем теракте и Паша разрывается между пониманием работы полицейских на этом посту, и положением Амины, к которой, кажется, не применима никакая презумпция невиновности. Он вернулся к ней, и её, кажется, отпустили быстрее.

- Не хочу, чтобы ты доказывала, что ты не верблюд. Понимаешь?
- Я не верблюд?

Амина ещё задумается о том, что значит, что она не верблюд. Паша наверняка расскажет ей анекдот «Верблюд я, верблюд, только ногами не бейте», и она в очередной раз задумается о месте женщины «в России». Сейчас перед ними билетные кассы. Льготные кассы, воинские кассы, в каком-то смысле Павел не только не дорос, он и не желает дорости до какой-то льготной категории. Он спрашивает «кто последний», и минут через десять оказывается перед билетным кассиром.

Кассирша - полукровка. Абсолютно немудрено - если в городе живёт больше сотни наций, то межнациональные браки неизбежны. Ведь сердцу не прикажешь. Смотря на лицо женщины лет сорока, Паша думает о всплеске межнациональных браков в 1990-х. Если воспринимать общество, как маятник, то сейчас это вроде бы поутихло, вернулось в исходное состояние, но те времена оставили самое что ни на есть занятное наследство. Что же касается немного нестандартной задачи вместо шестисот километров проехать более тысячи, Паша обращается к кассиру так, будто она – оператор крайне недалекого искусственного интеллекта. Наверняка такие дурные задачи ей ставят не каждый день.

- Мне нужны билеты до Владикавказа и обратно.
- Куда?!
- До Владикавказа. Ехать будем так. Отсюда на 85-м поезде Москва-Махачкала. Потом на поезде Махачкала-Петербург до станции Прохладная. Оттуда на поезде Адлер-Владикавказ.


Минут через двадцать Паша получил шесть железнодорожных билетов, ими можно было обмахиваться, как опахалом. С одной стороны, он, можно сказать, освоил бюджетные средства в нужном объёме. С другой стороны Амина явно захочет что-то ему сказать. Весь вопрос в том, когда она выберет подходящий момент.

***

Ужин. В их совместном житье-бытье Паша отвечает за гарниры и салатики, а Амина за всё, что касается мяса. Люляшки, котлетки, пельмешки – она читает всё новые рецепты едва ли не каждый день, и со временем надеется готовить всё лучше и лучше.

Первое время для неё вообще было непривычно, что Паша будет вообще за что-то отвечать. По её уже сложившемуся мнению, мужчина, придя домой, должен прильнуть к телевизору, ну а раз она «в России», то выпить при этом бутылку, другую, третью пива. Или банку, суть дела не меняет. Пашину шутку «раньше сядем – раньше выйдем», Амина не поняла, пришлось доводить до неё Пашино понимание этого афоризма. Понимание же таково, что совместное проживание – не то, к чему привыкла она. И, по правде говоря, не то, к чему привыкли женщины «в России». Павел твердо считает, что совместность начинается с совместного приготовления пищи, продолжается совместным досугом, всё остальное, что называется, по настроению. Поэтому в этом ужине от Паши картофельное пюре с кучей добавок, которые могут показаться уместными не каждому. В пюре он добавляет едва поджаренные шампиньоны, зелёный лук, а также смесь черного и красного перца. От Амины – ароматные люля с изрядным количеством приправ.   
      
- Не боишься ехать в Дагестан?
- Неа, не боюсь. Вру я немного, но боюсь не больше, чем…когда в…3 года назад меня пригласили поехать в другое место-стереотип. Тогда я был на очередной экскурсии в Чернобыльской зоне отчуждения и со мной был парень со Львова. И он спросил, не хочу ли я съездить к нему домой, чтобы разрушить все, или почти все свои стереотипы.

Конечно, тогда я понял, что не все стереотипы высосаны из пальца, и даже понял, откуда они получились. Согласись, когда государство начинает отношение с новыми территориями с коллективизации, а очень скоро продолжает их расстрелом тысяч заключённых вместо того, чтобы их вывести, надеяться на изначально доброжелательное отношение довольно наивно.


Амина – самая благодарная слушательница, которая была у Паши за всю его жизнь. Она внимает ему с едва заметным выражением восхищения на лице, тем более, что Паша предпочитает факты часто неочевидные, и неудобные. Ещё больше предпочтает узнать о фактах на том самом месте, где всё, собственно, и произошло. Ему интересно разобраться в сути самому, даже если для этого придётся делать переводы с других языков. Ему интересно копаться в первоисточниках, соответственно, он терпеть не может «зомбоящик», и «перлы» в духе, что по телевизору всё якобы «по полочкам разложено», могут вызывать у него едва ли не приступы гнева.

- Знаешь, я тебе вот так скажу. Можно копаться в сложной совместной истории до обалдения. Бередить уже начавшие заживать раны. И ничего хорошего не получится. Вместо этого, как мне лично кажется, лучше не обсасывать стереотипы, а говорить об интересных, подчас забавных бытовых деталях.
- Например?
- За редкими исключениями города строят на реках. Как минимум пить же что-то надо? По Львову можно кататься часами, глазеть на старинную застройку, после чего выяснить, что вот там реки нет. Река Полтва, точнее есть, но её, как и когда-то Неглинную в Москве закатали под землю.

Как они познакомились, конечно Паша расспрашивал Амину о Дагестане, в том числе расспрашивал и о стереотипах, естественно. Коль скоро Амина из Дагестана уехала, об этом не жалеет, то и её тон и, что называется, подача материала, были довольно критическими. Терроризм, в том числе подленькие выстрелы из-за угла – почти что «норма жизни». И всепоглощающая коррупция, увы, тоже. Какая-никакая борьба с коррупцией «в России» уже дала свои результаты. Взятки перестали вымогать так активно, многие вопросы вообще решаются без «позолотить ручку». Всё-таки одно дело – получить зачёт по физре в универе, не посетив ни единого занятия, или когда взятку требует врач, перед тем как начать лечит больного ребёнка. Когда у Паши пару лет назад был очередной перелом со смещением, и он загудел на скорой в травматологию, то ни о каких взятках и речи не шло. Врач-травматолог приёмного покоя, кстати, тоже была с Дагестана, тогда Паша подумал, что врач вообще не может быть настолько внимательным и предупредительным.

Словом, для Паши эта поездка – не самый плохой  повод заместить стереотипы теми самыми интересными и забавными бытовыми деталями.   

- Ты ведь мне в Мае всё покажешь, да? Киев, ЧАЭС, «Зону», Львов.
- Обязательно покажу всё, и даже больше.


Паша прётся от неземного спокойствия «Зоны», как очень многие называют Чернобыльскую зону отчуждения. Он вернулся оттуда буквально три с половиной дня назад, утром в воскресенье. Но Амину с ним не отпустили. Конец года, завал, к тому же хоть и формальный статус клинического психолога является неотъемлемой частью акта освидетельствования. А планы отпусков на следующий год уже составлены – у них будет вся первая половина мая, чтобы увидеть всё, и даже больше. Например, роскошный и зелёный Шевченковский гай и то, как ходят транскарпатские поезда.

***

Пятница

Вокзал


Конечно, за оставшуюся неделю Пашу выжали как лимон. Или, с позволения сказать, как трусы после ручной стирки. Время уже позднее, полпервого ночи, но до Махачкалы у него будет целых 12 часов, чтобы немного отдохнуть и прийти в себя. А в самой Махачкале восемь с половиной часов, чтобы посмотреть город. Самому увидеть город-стереотип, составить своё собственное мнение.

На северной горловине станции показались могучие «глаза» локомотива, и здесь существует только один вариант, что это может быть. ТЭП70 – Тепловоз с Электрической Передачей производства коломенского завода. По-английски тепловоз называют diesel-electric locomotive, ибо быть просто дизельным он не может. Внутри тепловоза мощный дизель, нагруженный на электрический генератор, в свою очередь генератор уже питает тяговые двигатели. В данном случае их шесть, каждый из них сидит на своей оси. Кому-то хотелось бы обойтись без двойного преобразования энергии, но тяговое усилие дизеля на нулевой скорости ничтожно. А двигателя постоянного тока с этим вопросом всё в порядке, что и позволяет тепловозу «сдёрнуть» с места и пассажирский поезд средней длины, и товарняк, весом несколько тысяч тонн. Железнодорожники называют тепловозы семейства ТЭП70 «тапком», и нельзя не признать, что «тапок» очень хорош. Несмотря на свою на давнюю историю, эта машина до сих пор конкурентоспособна, даром её используют почти все страны постсоветского пространства. Используют потому, что конкуренты «тапка» дороги, и не имеют перед ним сколь либо заметных преимуществ.

«Тапок» часто используют для вождения пригородных поездов на не электрифицированных линиях со скоростью старой черепахи, и множество людей считают, что быстро эта машина ездить просто не умеет. И тут они сильно ошибаются. Как только этот поезд, пройдя Красный Кут начинает мчаться к Эльтону, современный смартфон с GPS приёмником покажет устойчивую скорость в 110-115 километров час. Поезд, ведомый «тапком», легко и непринуждённо разгоняется до 120 и даже 125 километров в час, эстонские машинисты не дадут соврать. «Тапок» может идти ещё быстрее, но правда жизни такова, что качественные пути на основных магистральных направлениях электрифицированы, а его доля, вся таки, водить поезда на направлениях относительно второстепенных. Водить со спокойным достоинством своего шестнадцатицилиндрового дизеля, который прямо сейчас проезжает мимо Павла.   

Паша вспоминал всю историю этой поистине замечательной машины, так как он всё ещё «переваривает», что сказала ему Амина по пути на вокзал. Сказала практически на ушко. Она сказала, что сегодня русский язык в Махачкале можно назвать латинским выражением lingua franca. Русскоязычного населения в центральном Дагестане мизер, меньше одной десятой, в южном Дагестане русскоговорящих впору вносить в красную книгу. Дело совсем в другом. Народы Дагестана говорят на совершенно разных языках, подчас из разных языковых семей, и русский язык – вариант из серии не вашим, не нашим. К тому же на русском в Москву написать можно, в надежде, что прилетит голубой вертолёт… Точнее, что оттуда хоть немного уймут погрязших во взяточничестве «слуг народных».

Поезд остановился, проводники выкинули лестницы для местных низких платформ. Этот 86-й поезд, по правде говоря, особо не жалуют. Но он – один из двух вариантов доехать  до Москвы по железке, а второй – фирменный «Лотос», билеты на который стоят совсем других денег. Настолько других, что самолётом получается дешевле. Поэтому местные к 86-му притёрлись. Пассажиры, едущие с Дагестана, спокойные, все распальцованные личности летают в Москву самолётом. Проводники тоже ничего. Вагоны старые, здесь даже можно не заикаться о биотуалетах, но ухоженные. Вагоны старые настолько, что они до сих пор стоят на старых тележках, рассчитанных на максимальные 140 километров в час. А кроме всего прочего 86-й – довольно быстрый, отсюда он доходит до Казанского вокзала на два часа быстрее, чем «Лотос» до Павелецкого.

- …Веслов, Павел Николаевич?
- Я.
- 7-е место, проходите.

Проводница – низкорослая коренастая женщина, примерно так Амина описывала свою мать. Она в меру ухожена, конечно же она не пьёт в дороге, но особо счастливой она не выглядит. Она вообще не выглядит счастливой, потому что когда закончится смена, с большой вероятностью дома ей будут помыкать. Для мужа она будет просто «женщиной», хорошо, если престарелая свекровь перестанет относится к ней как к «молодухе», и наконец начнёт её уважать. Ну и повзрослевшие дети мать не забудут…

Паша прошёл в своё купе, на его счастье оно оказалось абсолютно пустым. Пока он тупил, Амина уже разложила на столике его завтрак и обед, повесила полотенца с нижним бельём, застелила постель, и предложила выйти на перрон. Её можно назвать малословной, она больше делает, чем говорит. Веслов знает – он не скоро дождётся, чтобы она сказала, что ждет его возвращения и любит. Скорее, она робко возьмёт его за ладони, вернее даже за кончики пальцев, и будет пронзительно смотреть в его сторону.   

Прошло минут двадцать, и своим натренированным глазом Паша увидел, как на южной горловине зажегся разрешающий выходной сигнал. Значит, есть ещё минута-максимум две перед тем как проводницы загонят всех по вагонам, машинист даст короткий свисток к отправлению, и поезд пойдёт дальше на юг. Амина всё ещё воспринимает поцелуй даже в щёчку почти как девятибалльное землетрясение. Так что Паша обнимет её, поднимется по лестнице своего вагона, и краем глаза будет наблюдать за действиями проводницы. Каковые не сильно отличается от таковых где-нибудь на Сахалине, до станций на польской границы. Минут пять неторопливого движения, и Веслову захотелось спать. Ему не составило труда убедить себя, что после такой недели он этот сон, в общем-то, заслужил.

***

Наутро Пашу разбудили звуки дисковых тормозов поезда. Они уже остановились, и Веслов видит табличку на здании станции – Кизляр. Можно сказать, он уже попал, он уже в Дагестане. Но к нему, со зловещими смешками, конечно-же, никто не пришёл, как не приходят к человеку с российским паспортом после моста через Збруч.

Веслов присел на свою койку, выпил кисленького бодрящего айрана, и подумал, что вообще он знает о Кизляре?

Кизляр это коньяк. Есть уже определённый уровень качества, чтобы люди говорили о «настоящем» и «ненастоящем» Кизляре, говорили так, будто Кизляр – почти синоним слова коньяк. По мнению Веслова, настоящие Кизлярские коньяки начинаются там, где они заканчиваются для всех остальных. Для 9 из 10 встречных – «пять звёзд» будет верхом совершенства, а по меркам Павла это даже не паршивое начало. Началом по его мнению можно считать «Лезгинку», которая обозначается загадочными символами КВ. Дальше тяжелые и маслянистые коньяки КС, вроде «Кизляр» и «Дагестан». Еще дальше  - коллекционные коньяки с 15-ти и больше летней выдержкой, такие бывают в продаже отнюдь не везде. Ещё Кизляр это синоним слову теракт. 1996-й, когда террористы ударили по самым слабым, ударили по тем, кто физически не был способен даже защититься. Отсюда до Чечни считанные километры и вчера Амина говорила, как в Дагестане относятся к Чечне в общем и к чеченцам в частности. Говорила, что есть множество мнений, например, что Дагестану нужен чеченский «порядок, есть мнения, что территориальные амбиции Чечни могут простираться едва ли не до Каспия. И конечно говорила о том, что множество дагестанских мужчин исповедуют по отношению к Чечне принцип «не забудем, не простим», особенно когда они в 1999-м оборонялись от наступающих головорезов и наёмников из старых, но всё ещё действенных автоматов АКМ, или вообще из охотничьих двустволок.

Коль скоро Паша ценит те факты, которые можно узнать только на месте, он не может не вспомнить прошлую осень и двухдневную конференцию по ЮФО в Краснодаре. Конференция закончилась, все собрались по домам, и он с большим удивлением выяснил, что его дагестанские коллеги проведут в дороге почти 20 часов. Ибо по чеченской территории автобус не поедет. Не поедет и тот автобус, что пойдёт до Владикавказа, Нальчика или Пятигорска.

Поезд тронулся дальше, и его маршрут, можно сказать, является плодом тех же 90-х. Паша, хоть и смутно, помнит себя в 1989-м и в 1991-м. Тогда он ребёнком прилетал в Минводы, откуда многочисленные автобусы ходили от Ростова и вплоть до Баку. К 1991-му железная дорога между Моздоком и Махачкалой была невероятно деятельной, по ней шли десятки пассажирских поездов ежедневно. Но потом Дикий Запад померк по сравнению с Чечнёй образца начала 90-х, и здесь, в Кизляре, железнодорожное движение заканчивалось. В Кизляре люди пересаживались на автобусы, и уж только на них попадали в точку назначения. Очевидно, далеко не все всерьёз восприняли официальные утверждения, что в Чечне стало спокойно, ведь сегодня через эту «благословенную землю» идут всего две пары поездов – Грозный-Москва и Махачкала - Санкт-Петербург. Справедливости стоит добавить третий, исключительно сезонный поезд Грозный – Волгоград. А раз так, то все поезда до Махачкалы и Баку идут в обход Чечни, по участку Кизляр-Сулак.

Уплетая заботливо приготовленные Аминой пирожки с творогом, Веслов вспомнил всё это. Ему, кстати, этой ночью предстоит дорога на питерском поезде, когда он сможет увидеть, что же такое Чечня на самом деле и составить своё собственное, личное мнение. А не то, что ему пытаются представить те или другие.

Прошло совсем немного времени, и поезд, пройдя станцию Сулак, уже вышел на основной ход Северокавказской железной дороги. Здесь над путями контактная сеть, в ней 25 киловольт переменного тока, но менять локомотив на 57 километров нет никакого смысла. Строить оборотное депо для отстоя тех же ТЭП70 и электровозов семейства ЭП1. Всего 57 километров, а значит Махачкала совсем близко.

***

Махачкала

За тридцать лет своей жизни Паша привык к тому, что станция с литерой II – второстепенная. В основном сортировочная или грузовая. Здесь все не так, пассажирский вокзал находится на станции Махачкала II Порт.

Дома Павел может выйти в город минуя полицейские кордоны, проходить рамку металлоискателя и выворачивать вещи нужно только в том случае, если ему нужен сам вокзал. Здесь все серьёзно – к поездам невозможно выйти без досмотра, и также невозможно выйти в город, не пройдя этот самый досмотр.

Веслов в первый раз в жизни вспомнил о том, что во всех вокзалах существует камера хранения. Там он сдал свою тёплую куртку, запасы пищи на ужин и завтрак, и пошёл «сдаваться» полиции.

Эти полицейские, как показалось Веслову, преждевременно поседевшие мужчины, каждому из которых вряд ли больше 45-ти. При этом они не «докапываются», можно сказать, зрят в корень. Когда на просвете они увидели его новую зеркалку, никто не потребовал предъявить Nikon к досмотру как «сложное техническое устройство». В фотосумке всё понятно – вот фотоаппарат с пристегнутым к нему «китовым» объективом, вот светосильный «полтинник», вот запасной аккумулятор. Плюс кошелёк с наличностью и ключами от квартиры – всё логично и Веслову предложили выйти в город, ведь в очереди он далеко не один.

Привокзальная площадь совсем небольшая. Кажется, здесь конечные остановки нескольких маршруток, конечно же таксисты со своими «Машину!!!», «Кому ехать?!», «Парень, а тебе куда?!». Но всё это, как ни странно, не столь назойливо, настойчиво или даже нагло, как в Москве. А вообще привокзальная площадь не кажется центром транспортной жизни города, у неё нет даже духа московской Площади Трёх Вокзалов, хоть и в миниатюре. Оглянувшись можно увидеть открытое кафе. Потом парикмахерскую. Может быть там Веслову на обратном пути укоротить свои лохмы и патлы. Ещё небольшой рыночек, его можно назвать товары в дорогу, ведь не стоит забывать, что до Москвы отсюда больше полутора суток в пути, а до питера чуть больше двух.

Но по-настоящему внимание Паши привлекло другое – казалось бы обыкновеннейший наряд ППС. Вроде всё как обычно – УАЗ-ик традиционной серо-синей расцветки, «люстра» наверху…. Совершенно не типичный полицейский, стоящий рядом с патрульной машиной. У него старая армейская каска, не бронешлем, а именно каска. Такой же старый бронежилет старого образца- он выглядит неказисто, при этом почти ничего не защищает. А самый главный штрих – оружие. Армейский автомат, присмотревшись к длине рожка можно отличить АКМ от АК-74. Если 74-й, то на ремне просто АК-74 – не АКС-74, не АК-74М, тем более не АКС-74У. Громоздкое, длинное оружие с нескладным деревянным прикладом. Полицейский, стоящий у УАЗ-ика, выглядит почти как стереотипный солдат времён афгана. Разве что солдат на явно второстепенных ролях, ведь, как говорят профессиональные военные, в реальном бою автомат со складным прикладом будет несравненно удобнее. Картина – фотогеничней не придумаешь, казалось бы, бери и фотографируй…

Но Паша не будет расчехлять свой Никон и просить у полицейских снять фото, которое можно назвать «близость терроризма, как она есть». Хотя, более чем возможно, что ему пошли бы навстречу. Его личное восприятие полиции, это «отойди и не мешай», оно сформировано участковыми совершенно умотанного вида, которые спали вообще неизвестно когда. Поэтому Веслов оставит это дело и порадуется возможности пройтись по незнакомому городу, порадуется просто свободе после его работы, где к вечеру он превращается в замыленного пса. Порадуется просто тому, что можно идти куда глаза глядят, а как совсем устал, так найти глазами такси и заплатив денег попросить, чтобы вернули обратно. Или «положили» там, где можно вкусно, сытно и просто поесть, с этим вопросом на Кавказе всегда было всё в порядке.

Веслов поднялся наверх, от моря. Там была площадь с администрацией, а левее – ряд мраморных плит. И они производят, не могут производить куда как более тяжкое впечатление, чем ППС-ник в армейской экипировки. На тех плитах сотни имён мужчин, погибших при исполнении…


Когда сегодня люди хотят показать всю неестественность быта викингов в их времена, то обычно вспоминают типичное пожелание мужчине. Чтобы тот умер, сжимая меч в руке, говоря проще, единственная достойная смерть это гибель в бою. Те времена уже давно ушли, и сегодня Кавказ ценит проживших долгую жизнь и обретших опыт. А вот этим, 20-ти летним, 22-х летним, 25-летним….они погибли ради того, чтобы жизнь вокруг была хоть ОТНОСИТЕЛЬНО спокойной и предсказуемой. Веслов не верит в загробную жизнь, но наверняка, смотря на сегодняшний город откуда-то с небес, он бы явно не порадовался тому ППС-нику с длинным армейским автоматом. Памятные плиты с именами погибших, они с обоих сторон от аллеи, наверное, с северной и южной. Примерно такой же ППС-ник сидит и охраняет их, хотя Веслову не приходит ни единая мысль в голову, кому вообще может прийти в голову мысль испохабить эти плиты. Строго говоря, эта аллея тоже невероятно фотогенична, но у Веслова даже мысли не возникло, спросить можно ли здесь фотографировать. Хотя наверняка фотографировать здесь можно, в какой то степени даже нужно,  как и разнести по стране, если не по всему миру столь наглядный образ – безопасность, господа, может стоить именно столько, увы, и ах. И эту цену, хоть и без всякой радости, увы, приходится платить, хотя времена, когда мужчинам желали погибнуть с оружием  руках, уже давно прошли.

***

Перекрёсток улиц Горького и Даниялова

Пару часов Веслов помотался, но помотался так, относительно без толку. Сел на маршрутку, поехал в сторону, где вроде как должен быть художественный музей. Проехал остановок шесть, вышел, нашёл в столовую, и там, в столовой заказал нечто совершенно ему незнакомое – суп Бурчак-Шурпа. Суп подают (или подали ему в конкретной столовой) в крупной пиале, и там всё отдельно. Крупные куски картошки –отдельно, крупные куски мяса – отдельно. Веслову такой подход решительно понравился, он, доедая свой суп, написал Амине, нахваливая его. Наверняка все возможные проблемы могут возникнуть только с пиалой, потому как Веслов всё-таки привык есть из относительно неглубокой тарелки.

Подкрепившись, Паша перешёл крупную улицу, сел на маршрутку в обратном направлении и сразу трое (не считая водителя) сказали, где именно ему нужно выйти к художественному музею. Музей – в меру ухоженное двухэтажное здание 1920-х, может быть 1930-х, а персонал внутри производит впечатление «наши заиньки устали»

Как быстро объяснили Веслову – музей работает по самому прямому назначению, школьников в него водят буквально всю рабочую неделю. Сегодня суббота, и умотавшихся экскурсоводов отпустили отдохнуть, возможно, что и неофициально. «Не беспокойтесь, наши смотрительницы вам всё объяснят!». Музейная смотрительница, здесь, по-видимому, столь же женская профессия, как и «в России». Это такая же первая линия обороны от вандалов, и такие же помощницы, которые за годы работы немного, но поняли вверенные им музейные залы. Экспонатов много, музей достаточно хорош, и очень скоро у Веслова возникли вопросы, на которые смотрительницы не могут ответить при всём хотении. Вопросы, вроде, когда ислам пришёл на эту землю, когда исламизация стала достаточно полной.

Вопрос замещения язычества той или иной формой монотеизма не праздный до сих пор. Вопрос, когда «в России» язычники были загнаны практически в подполье, до сих пор не имеет простого ответа, так церковь не желает, чтобы этот ответ поднимался вообще. Строго говоря, РПЦ сегодня в принципе не желает говорить на тему насильственного насаждения христианства. А вопрос не праздный и по-своему – прибалтийские народы не были христианизированы до самого конца, и на своих валютах, до принятия в еврозону, они не стеснялись изображать своих прибалтийских языческих божеств на аверсе денежных банкнот.

- Павел Николаевич, я – старший научный сотрудник…

Старший научный сотрудник, не протирающий штаны здесь выглядит примерно так же, как и «в России». Разница лишь в том, что это не он, а она, на помощь Веслову, можно сказать, вызывали самую что ни на есть тяжелую артиллерию. Паша задал все или почти все вопросы. Наверное, всё-таки почти все, он обошёл такую почти «интимную» тему, как отношение к языческому прошлому, точнее к тому, что от этого прошлого вообще осталось. Отношение может быть разным, то, как талибы подрывали буддистские статуи в Афганистане – лучшее тому подтверждение.

Павел провел в музее часа три. Выходя он задумался, чем занять себя на обратном пути, когда у него в городе будет часов шесть. Гардеробщицы, узрев перед собой дивного представителя вида «турист русский, не наглый, интересующийся», обзвонили всех знакомых, выяснили, что в следующую субботу кукольный театр будет давать свои представления. Но Паша не попадёт ни на утренние спектакли, так как ещё не приедет с Прохладной, ни на вечерние, так как уже будет ехать домой. У Веслова осталось ещё два с половиной часа до отправления поезда, и он решил попасть в едва ли не самую очевидную точку приморского города – на морское побережье.

***

Побережье Каспийского моря
Городской пляж


Увидев огромный песчаный пляж, Веслов решительно зачесался там, где у него когда-то возможно и появится лысина.

Сегодня российский турист с непонятным ему остервенением осаждает пляжи Сочи, меньшей степени Анапы, Геленджика. Непуганные или в должной степени не напуганные пропагандой, где злая ната ждёт не дождётся русского человека в каждом крымском переулке…короче говоря, привыкшие к Крыму ещё с советских времен пересекают украинскую границу, после чего попадают на Южный берег полуострова, скажем, в Алушту или Ялту.  Словом, российский турист год за годом, платя бешеные деньги, оказывается на тесных галечных пляжах. И это при том, что в том же Ейске пляжи песчаные, а люди туда почти не едут.

Кто-то может назвать, подобные рассуждения можно назвать смешными, ведь Веслов и плавать не умеет, и загорал на пляже он неизвестно когда. Амина этим летом не была готова раздеться даже до купального костюма, так что лето прошло, а они почти белокожие.

Этот песчаный пляж кажется Паше почти идеальным, но фраза «поехать отдыхать на море в Дагестан»…тут он сразу вспоминает «Бриллиантовую руку» и знаменитое «Приезжайте к нам на Колыму! Нет! Лучше вы к нам!!!». Пока, что массовый турпоток сюда кажется Веслову столь же нереальным, как и массовый туризм на Колыму, так сказать, по ГУЛАГ-овским местам. Но пляж очень хорош. Море спокойно, здесь полно семей с детьми, строят ресторан, который будет вдаваться прямо в море. На мелководье покрытые льдом валуны, на них чайки, разве такое можно не сфотографировать?

- Молодой человек, вы по сторонам смотрите. В этом году здесь шесть взрывпакетов подорвали.
- Шесть?!


По сторонам Веслову предложил смотреть мужичок весьма необычного вида. Он ходит без обуви с голыми ступнями, а ведь на дворе отнюдь не май. Он лишь ещё одно подтверждение, что Махачкала многолика. В одном городе с огромными мечетями существуют кафе и рестораны, где можно напиться до отключки. Есть даже кафе-магазин разливных вин, весь уклеянный цитатами из Хайами, трезвостью отнюдь не блиставшим. Стоит ли говорить о проституции? Наверное, стоит. В Махачкале десятки «саун» и «массажных салонов» с сотнями, если уже не тысячами «ночных бабочек». Есть и «индивидуалки», готовые провести ночь с клиентом за пятизначные суммы. В этом самом месте, наверное, стоит вспомнить слово консерватизм. «Законсервировать» можно такие вечные вещи как не убий, не укради, насильно мил не будешь. А можно убийства «чести» и «свадьбы», где жених и невеста впервые видятся именно там.   
 
- Шесть терактов за год? И люди всё равно сюда ходят?
- Конечно же, ходят. Ведь другого моря и другого города у нас не будет.


Вокруг ничего не изменилось, разве что стало ещё темнее. В этот  момент Веслов вспомнил «Царство небесное» Риддли Скотта – вроде бы жуткий наивняк, но наивняк красивый и талантливый. Вспомнил образ Иерусалима конца XII века фильма семилетней давности. Махачкала – город интересный, по-своему своеобразный, экзотический и…где-то безжалостный. И городом Веслова Махачкала, скорее всего никогда не будет.

***

Вокзал

-…продолжается посадка на скорый поезд Махачкала - Санкт-Петербург.

Паша уже вышел на перрон, и ему до зарезу интересно, кто же поведёт их поезд. Именно кто, потому что он считает локомотивы почти живыми существами. Там, в голове состава стоит новенький ЭП1П.

ЭП1 – семейство Электровозов Переменного тока. К концу 1980-х пассажирские перевозки в СССР почти полностью захватили «чехи». Чешские локомотивы ЧС2, ЧС2т для постоянного тока и ЧС4, ЧС4т для переменного тока, так как пассажирские электровозы «страна советов» не делала совсем, вероятно, считая это ниже своего достоинства. Кроме этого «Чехи», точнее завод Шкоды в Плзене делали нечто покруче, вроде монструозных ЧС7 для постоянки и ЧС8 – для переменки, но это уже совсем другая история. Равно, как такие произведения искусства как ЧС6 и конечно же ЧС200, которые до сих пор более чем резво бегают между Москвой и Спб.

Появившиеся давно и неправда ВЛ65 – первая попытка сделать что-то истинно пассажирское, кроме допиливания тех же ВЛ80 или ВЛ10 с установкой электро-пневматического торможения и трехкиловольтного вагонного отопителя. Оригинальный ЭП1 – почти тот же ВЛ65, но с современными «свистелками и перделками» вроде автомата тяги и «круиз контроля». Более поздний ЭП1М, если не смотреть на его округлую морду лица - всё тот же ВЛ65, уши которого растут из начала 1960-х, но с кучей удобств для «прокладок между креслами для локомотивной бригады и ручкой контроллера». То есть для машиниста и его помощника. А ЭП1П с увеличенными передаточными числами - почти полное возвращение к оригинальному ВЛ60, шестиосному грузовому локомотиву. Он относительно нетороплив, как и полагается магистральному электровозу, но достаточно мощен, и напичкан кучей электроники, чтобы для локомотивной бригады вождение поезда оставалось рутиной, а не мучением.

Поезд заполнен больше чем на три четверти, при том, что он будет загружаться вплоть до Ростова. В купе с Пашей едет Магомед – военный юрист, и Вася, работающий в локомотивном депо Дербент. Вася едет к родственникам в Воронеж, он взял 2.5 литровую пластиковую бутыль с пивом, и больше его никто не услышит. Впрочем, и он точно также не хочет никого и ничего слышать. Железнодорожников тошнит от своей работы, они вообще не понимают, кто и зачем может интересоваться железкой без дополнительной оплаты? Нахрена этим гражданским локомотивы, локомотивные депо, передаточные числа, тяговые электродвигатели, позиции контроллеров и прочий, как они говорят, матан? Их бесят люди, составляющие точные списки локомотивов в депо, время их прибытия и капитальных ремонтов. Люди, которые точно знают, какие из машин ещё «в строю», а которые уже в консервации или просто ждут запчастей неизвестно сколько. Вася разразится гневной тирадой с кучей нецензурщины, если спросить его, где меняются машинисты на бакинских поездах. Выпив, он выльет на собеседника кучу нифига не романтики, вроде шума вентиляторов охлаждения старых электровозов, машинного масла на руках и везде, где только можно. Бессонных ночей и отдых в безымянных, чуждым им оборотных депо. Для Васи вся его железнодорожная жизнь – ненастоящая. Настоящая жизнь начнётся завтра вечером, когда он вкусит дым настоящего шашлыка, и выпьет настоящей россошанской медовухи или самогона…. Поэтому с ним говорить бесполезно. Не нужно мешать его транзиту из мира масла, сварки, металла и матюков в мир «настоящих» яблонь и груш.

- Магомед, а ты капитан?
- Капитан. Но не ротный, как можно догадаться.

Магомед – аварец, а именно аварцы кажутся многим синоним несуществующего слова «дагестанец». Одним аварцы кажутся суетливыми и наглыми, а Магомед пытается выдержать тот едва ли рыцарский образ горца в черкеске.

В не так давно закончившихся «нулевых», приличная часть «России» буквально стонала от «дагестанцев». С одной стороны наглые водители на заднеприводных «Жигулях», с другой стороны обилие коммерческих поджогов, когда старые дома горели, «освобождая» место для традиционных трехэтажек, где на первом этаже магазин и/или склад, а на втором или третьем живёт семья. Сегодня что-то изменилось, возможно, вмешались те же землячества, и пассажирские «Газели» уже не гоняют по городу 110 километров в час.

В этом плане Магомед хочет стать примером для подражания, в некотором роде самолично сломать тенденции и стереотипы. Он служит в Ростове, по его мнению, являет собой образец скромности, а от периодически посещающей его жены требует образцово-показательного поведения, пока она находится «в России». И в то же время Магомед не прочь обсудить и самые острые моменты межнациональных отношений, исходя из точки зрения, «что мы сами, в общем-то, и виноваты».

Сегодня самый острый момент – дело Мирзаева. Расул Мирзаев – боец смешанных единоборств из Кизляра, оказался ввязан в неприятный инцидент у ночного клуба. Пьяный парень пытался «клеить» его девушку, Мирзаев ударил обидчика в скулу и тот, после неудачного падения оказался в больнице, а в конечном итоге на кладбище, так как упав ударился затылком на камень. В пчелином улье это прозвучало как «дагестанец забил русского парня голыми руками», а голос разума в пчелином улье заметен очень плохо. В том же пчелином улье виновных в смертельном ДТП «положено» судить как виновных в преднамеренном убийстве, а ведь никого и не волнует то, что угрызения совести могут быть похлеще любой тюрьмы. Пока «пчёлы» жаждут расправы, адвокаты дискутируют с прокурором на предмет характера падения, оказания медпомощи и умысла на убийство. Общество бурлит, и судья назначает экспертизу за другой, чтобы вердикт можно было вынести уже с холодной головой.

- ...И что, Магомед, ты считаешь, что нужно «впаять» по полной?
- Абсолютно по полной! 10, может и 12 лет колонии, чтобы другим неповадно было.            
      
«Впаять по полной» по мнению Веслова – фраза абсолютно несовместима с кем-то отличным от дворового мужика. «Впаять по полной» - фраза даже не из современной юриспруденции, а из средневековья, с развешенными скелетами в клетках. Которых развешивали по такому же средневековому принципу «чтобы другим неповадно было». Или из «Сказки странствий» - отнюдь не детской киносказки с поздним Андреем Мироновым, где «гуманный суд» провозгласил, что «мы повесим вас всего четыре раза!».

Юристы и спортивные функционеры рассуждают спокойнее. Рассуждают так, что раз руки профессионального бойца – уже оружие, то спортсмен должен подумать дважды или трижды, перед тем как применить свои приёмы даже для самозащиты за пределами ринга. В таких случаях сам факт спортивной подготовки должен считаться отягчающим обстоятельством, и разговоров об условном осуждении даже не может быть.

Веслов с такой логикой не согласен. Множество людей занимаются боевыми искусствами чтобы научиться защищаться, и то, что жертва нападения «посмела» быть опаснее, нежели обычно, уж точно проблема нападающих, а не жертвы. С другой стороны эта логика людей не ангажированных её стоит уважать хотя бы по этой причине.

Поезд шёл и так не торопясь, а через три часа в пути остановился совсем. Проводницы закрыли туалеты больше чем на два часа, это Гудермес. Стоянка в Гудермесе - ровно два часа, и Веслов не понимает, что можно делать столько времени. Даже самая неторопливая остановка со сменой локомотива и сменой направления движения поезда, скажем, как в Мичуринске, занимает минут 45. Максимум час, если поезд не скорый, а впереди однопутка. Они заехали на станцию с востока, дальше поедут на запад, и их ЭП1П-034 локомотивного депо «Кавказская» тоже никуда не денется.

- Павел, я принесу чай.
- Не откажусь.

На этой станции Магомед стал хмуроватым и малоразговорчивым. Он молча принёс час себе и Паше, и как бы замкнулся в себе. Очевидно, здесь ему некомфортно. Когда поезд стоит, по вагону можно пройтись даже с чаем в фирменном РЖД-шном подстаканнике. На улице холодно. Региональный флаг и триколор неестественного большого размера и…триптих. Паша в шутку назвал его Отец, Сын и Святой дух. А с поездом не происходит ни-че-го. Вагоны не проверяют, по поезду не ходит полиция. Проводники и проводницы стоят у поезда как на параде только потому, что должны та стоять во время стоянки. Понятное дело, что мёрзнуть просто так – удовольствия никакого. Весь поезд в настолько пришибленном состоянии, что никто не спрашивает даже как пройти в туалет на станции, коль скоро поездные туалеты закрыты из за стоянки. Павел не торопясь допил чай, и решил, что определённое собственное впечатление о Чечне он уже составил. Не лучшее впечатление, как не сложно догадаться.

***

Станция Прохладная.

Воскресенье, утро.

Шесть утра, Паша намыливает физиономию и драит зубы в станционном туалете. Они прибыл сюда час назад, уезжает через два, и через четыре с половиной часа средства федерального бюджета будут освоены в полном объёме. Над тем как, он их осваивает уже пошутила охрана – семейная пара, мужчина и женщина азиатской внешности. Они в браке не первый год, они вместе даже на работе, и их общение всё ещё сопровождается улыбками и шуточками. О горемычном Веслове, проведшем в дороге больше суток, они пошутили в духе «Бриллиантовой руки», мол «наши люди в булочные на такси не ездят. В том смысле, что отсюда до Владикавказа ходит электричка, а ехать на такое расстояние в купейном вагоне – полное пижонство. Паша позже выяснит, что эти муж и жена – корейцы, и в Прохладной есть немаленькая корейская диаспора.

Отсюда до Владикавказа – 106 километров установленного расстояния, пассажирский поезд Адлер – Владикавказ преодолеет их за два с половиной часа. Причём, ничего сверхъестественного на этих 106 километрах не существует. Там нет зубодробительного Сурамского или Бескидского перевала, поезд мягко и плавно наберёт не больше четырёхсот метров высоты. Про этот пассажирский поезд можно сказать так, что он очень похож на дагестанский, но всё же получше. Проводники и проводницы зажиточнее и чуть лучше одеты, Вагоны ухожены чуть лучше, они просто не такие старые. Хотя выведенные белой краской «140 км/ч» – явный признак того, что эти вагоны, мягко говоря, устарели.

В купе у Веслова ровной один сосед – пожилой осетин, которого поначалу хочется назвать «заслуженным, засиженным». Впрочем, это заблуждение рассеивается очень быстро. Сосед Павла провёл прорвову тучу времени на северах, он часами готов рассказывать о северных аэродромах, малой авиации и то, насколько относительно всё, что там происходило. Точнее, о разнице, между тем, как всё планировалось и как получилось, где-нибудь на Ямале, Якутии или северной Камчатке. Сосед Павла мог бы рассказывать о своих северных приключениях и злоключениях все восемнадцать часов неторопливого хода этого уютного и тёплого поезда. Но столько времени у них нет. Поезд замедлил ход, путей стало больше, равно как и порожних грузовых вагонах на них. Над путями путепроводы, вокруг городская застройка, и пока что незнакомый Павлу Владикавказ уже готов предложить ему свои слегка неуклюжие объятья.