Письмо брательнику

- Здравствуй, братишка! Как у тебя здоровье, как дела? Как домочадцы? - Василий почесал ручкой затылок и невидящим взглядом уставился в лист бумаги, лежащий перед ним.

Хотелось поделиться с родным человеком теми чувствами и переживаниями, одолевающими его последнее время.

Жил он один в глухой деревушке, куда и проехать можно только летом в хорошую солнечную погоду. Дорогу никто не хотел ремонтировать, потому что в поселении осталось только две бабки, да он - старый пень, живущий на этом свете почти семь десятков лет.

Иногда в их глушь по бездорожью пробивались особо настырные рыбаки. Озеро, на берегу которого стояла деревенька, всегда славилось рыбой и чистой водой. Без улова редко кто уезжал отсюда. Вот эти энтузиасты и были основной связью с внешним миром местных жителей. Через них письма стариков доходили до родных людей, еще оставшихся на этом свете.

Василий Кузьмич прибавил фитилек керосинки и стал выводить на листе корявые буквы подрагивающей рукой.

- Что-то я, братишка, стал сдавать последнее время. Здоровьишко-то еще есть, но с головой беда. Глюки какие-то все вижу. Умишком понимаю, не может быть такого, а оно, вот пожалуйста, опять мерещится.

Давеча решил утреннюю зорьку встретить на озере. Червей с вечера накопал, удочку приготовил. И чуть стало на улице светлеть, отправился. Пристроился в кустах на бережку, удочку с наживкой закинул.

Сижу, любуюсь кругами гуляющей рыбы на тихой воде, клочками утреннего тумана, висящими то тут, то там. Птички поют, заливаются. Рай да и только! Сижу, балдею, воздухом дышу. Поклевки пока ни одной не было, одни комарики одолевают.

Слышу за соседними кустиками смех веселый девичий. А откуда в нашей глуши девкам взяться? Мужиков и то редко видим. Думал, почудилось. Сижу молчком дальше.

Вдруг, на мелководье с визгом и смехом десяток девчушек в озеро забегает. Кто совсем голенький, а кто в белых рубахах длинных. Друг за дружкой гоняются, водой брызгаются. Весело им, как только не замерзают. Я даже поежился, утренняя прохлада дает о себе знать.

Сижу тихонько, наблюдаю за стройными девичьими фигурами. Давненько не видел обнаженных женских тел. И тут, что-то сердце кольнуло.

Присмотрелся, а заводилой у них моя Алена. Ты ведь знаешь, как я ее любил! Из-за этой любви и в деревеньке этой оказался.

Боготворил ее после свадьбы, холил, лелеял, чуть ли не на руках носил. Надышаться не мог на свою черноволосую красавицу. Она уже сына нашего в чреве носила, когда грянула беда.

Меня тогда в армию призвали, а она одна осталась. Сберечь было некому. Соседи рассказывали, что спускалась по лестнице, оступилась и головой аккурат попала на бетонную ступеньку. Когда врачи появились, уже не дышала моя роднулечка.

Похоронил я женушку свою ненаглядную и обратно служить. Контракт подписал, по горячим точкам много мотался. Все смерти искал, да видно не судьба. Много женщин видел, но такой как она не встретил.

Когда дембильнулся, решил уехать далеко в деревню, где народу поменьше. Нашел такую, домишко прикупил. Людей тогда, правда, здесь было поболее. Бабы местные даже сватать меня пытались. Но не смог я. Так монахом всю жизнь и прожил.

А здесь, среди этих юных созданий увидел свою ненаглядную и понял, что не зря она появилась такая молодая и чистая. Зовет меня к себе, до сих пор любит и ждет.

Так что, давай прощаться, братишка! Навряд ли больше увидимся. А ты живи! Живи ради своих детей и внуков. И помни, что был у тебя такой непутевый брат Василий.

Картина Эмиля Шабаса «Танцующие нимфы"