Путь к звезде. Первая часть

*Пирака – примерно 150 граммов
*Реката – три пираки
*маной - = 500 метров
*уан – 14 см
*кайн – вежливое обращение, переводится как «старший»
*кита – мелкая монета.
*мекита – 15 кит

Глава 1

Он сидел, забившись в тёмный угол, погружённый в тёплый смрад. Темнота надёжным покровом укрывала его с головы до ног. Он сидел, сжавшись в напряжённый комок, на него никто не обращал внимания, а ему была видна вся комната. Он сидел и высматривал жертвы. "Чтобы найти, надо самому спрятаться". Этой пословицей он руководствовался всю свою жизнь.

В относительно большом (примерно 10 на 10 мегонов*) слабо освещённом помещении, затянутом табачным дымом, толпились в центре, сидели за столами, пили, курили, болтали полтора десятка человек. Все постоянные посетители и, естественно, "чистить" их он не собирался, - поймают, мало не покажется. Поэтому он сосредоточил  своё внимание на входной двери и лишь изредка бросал взгляды по сторонам, для оценки происходящего.

*мегон – примерно 1 метр

Дверь со скрипом отворилась. В приглушённый, несмолкаемый гул влились тихие мелодичные звуки лета: стрекот цикад, щёлканье соловья. Свежий прохладный воздух, пахнущий травами и туманом, вошёл в жаркое помещение. Вместе с частицами среды, окружающей трактир, в комнату шагнул странник. «Чуть старше меня, на год или два». Так же были примечены серый плащ «у таких, как правило, есть внутренний карман, а если есть карман, очень вероятно, что он не пустует», белые волосы, мешок «точно не порожний». Так же  глаз, приученный замечать мельчайшие детали, увидел меч под складками плаща. «Ого, это меняет дело. Хотя и не сильно».

Незнакомец снял плащ и повесил его на гвоздь. Вытряхнул содержимое кармана себе на ладонь и пошёл к стойке.

«Что ж, надо попробовать. Не каждый гриб ядовит. Может там ещё что осталось». Он тихой тенью скользнул к плащам. Опасно то, что гвозди с верхней одеждой находятся рядом с прилавком, то есть в непосредственной близости от хозяина плаща. «Ну, вперёд» он стал аккуратно обшаривать плащ. Тут его как ледяным ножом в сердце пырнули. В первую очередь он отбросил руки к другому плащу, делая вид, что поправляет его, вторым - обернулся.
Беловолосый стоял, опершись о стойку, и с кривой усмешкой смотрел на него, покачивая головой.

«Ну и ладно, не очень-то надо. Все равно, в карманах пусто» - он пошёл вроде в свой угол, но свернул и встал, прислонившись спиной к стене, напротив двери, чтобы наблюдать за чужаком. Такой осторожный и внимательный человек, безусловно, заслуживает внимания. Тем более, далеко не каждый прохожий носит меч под плащом.
Тут оказалось, что странным белоголовым юношей заинтересовались и другие посетители.

Группа из пяти человек направилась к незнакомцу. Среди них были два известных сорвиголовы - два «шкафа» с медными нервами, стальными руками-клешнями и золотыми зубами. «Всё, парню кранты. Если эти взялись, от него останутся, лишь клочья белых волос... А может и те продадут».

Тем временем, заранее конченый парень напрягся, крепче сжал ремень сумки, намотав его на руку. «Что это он? Будет пытаться отбиться, защититься?! Сумкой!? Я бы рассмеялся, не будь происходящее настолько печальным».

Один из компании положил жертве руку на плечо, но тот как-то неуловимо качнулся в сторону, проскочил между руками и оказался посередине комнаты.
Мгновенно повисла тишина. Все смотрели на юношу. Он стоял посреди помещения, вся его поза выражала энергию, готовность действовать.
Один из громил, раскачиваясь из стороны в сторону, пошёл к окружённому. Мышцы перекатывались под кожей рук…
Тут парень выпрямился и резко крутанулся вокруг себя. Из его рукава хлестнула огненная струя, моментально поджёгшая пол.
   
Помещение быстро наполнилось едким дымом, сухой жарой, треском огня и паникой.
И вдруг Ленак вспомнил кто он такой, где он и что самое главное - он хочет жить. Так хочет жить, что слёзы брызнули из глаз. Он стоял, не зная, что делать! Взгляд перескакивал с языков пламени на дверь, с двери на мечущиеся фигуры, и снова на огонь.

Тонкие, крепкие пальцы стальными тисками сжали ему правое плечо. Ленак резко обернулся. Огромные серые глаза глядели на него в упор.

- Быстро, за мной! - дохнуло ему в ухо. Сероглазый потащил его куда-то. За клубами дыма не было ничего видно, треск пожара стоял в ушах. Хриплое дыхание незнакомца сливалось с его дыханием, прерываемым сухим кашлем. Жар огня, топот шагов, крики ужаса, скрип двери, толчок...

Лёгкие наполнил свежий воздух. Ленак припал к мокрой росистой траве, полежал немного. Сел, потёр занемевшее, ноющее плечо. В нескольких шагах тихо горел трактир. Звуки из него почти не доносились, только плясали языки пламени в окнах, потрескивали стены, поднимался дымок.

Рядом, упёршись в колени ладонями, стоял беловолосый спаситель и тяжело дышал. Ленак заметил, что через плечо у него перекинут плащ. "Странно, просто удивительно, он в этой суматохе забрал плащ".

Беловолосый закалялся и распрямился.

- Всё, пошли - сдавленным голосом сказал он и снова закашлял. - Хотя... Подожди, - он подошёл к дереву с дуплом и, глубоко засунув в него руку, вытянул на свет какой-то музыкальный инструмент, повесил за спину:

- Всё, теперь можем идти.

- Зачем ты его туда запихнул?

- Я всё-таки не дурак. Инструмент ценный, а ты сам видел, что бывает в трактирах, - он зашагал по дороге. Ленак поспешил за ним:

- Да, полыхнуло там знатно.
- Ничего, погорит и перестанет, - безразличным голосом промолвил спутник. Ленака это стало раздражать. Подумать только: поджёг дом, полный народу и абсолютно спокоен.

- И часто ты так поступаешь?- язвительно спросил он: - Врывается в дома, взрываешь их, а уходя, забирает с собой людей. Ну, часто, а?- Ленак пристально посмотрел на собеседника. В свете луны лицо, обрамлённое белыми волосами, смотрелось серебристым пятном.

- Нукать будешь лошади. А вообще-то не часто. Своего двенадцать раз из десяти. Да к тому же можешь заметить, людей вокруг меня не много, - Ленак нервно обернулся, но вокруг дороги клубилась темнота, ничего не было видно.

- Ну, ладно. Я, собственно, собирался ночевать в трактире, но при таких обстоятельствах придётся разложить костёр.

Он быстро наломал веток, высек искру, раздул огонь. "А не дух ли он огня из легенд о покровителе Гураре?* Тот тоже появлялся ночью на дороге" - подумалось Лену.

(«Легенда о Покровителе Гураре» - древняя легенда серитов)
 
Но вот костёр разгорелся, стало тепло. Они с неизвестным уселись по обе стороны от огня. Молчание стало напрягать Ленака:

- Как тебя зовут- то? - спросил он. "Действительно, не звать же мне его "беловолосый", это будет странно".

- Зовут меня Дайнекар. Если очень длинно - можно Дайн, - мрачно произнес новый знакомый.

- А я Ленак. Сокращённо Лен, - облегчённо заговорил он.

Дайнекар хмыкнул:

- Куда уж короче?

- Да ну тебя, это твоё имя длинное, как Монтанский мост, - обиделся Лен.

- Во-первых, правильно говорить Монтаанский. Во-вторых, я удивлён, что ты знаешь это строение, - продолжал издеваться Дайнекар.

- Не надо меня за дурака держать, - зашипел от злости Ленак. - Не надо считать, что ты умнее и лучше меня, - Дайн захохотал. Его забавляла злость этого воришки.

- И вообще, - надулся Ленак: - у меня там отец работал, - не к селу не к городу буркнул он.

- Да, верно. Туда много людей согнали, - то ли с печалью, то ли с очередной издёвкой проговорил белоголовый задира, - когда великим из людей что-то нужно, они не считаются с потерями, - он покачал головой. И надо сказать, что с этим высказыванием Лен был согласен.

Дайн протянул Ленаку какой-то свёрток. Лен недоверчиво развернул кусок ткани, оказавшийся курткой. Он с непониманием глянул на Дайнекара. Тот, мотнув головой, указал подбородком на куртку, а сам завернулся в плащ и лёг по свою сторону костра. Лен пожал плечами и набросил куртку на плечи. Всё-таки белобрысый Дайн был явно выше его и шире в плечах, куртка была великовата, но все же "не на бал идти".

Лен лежал и смотрел в огонь. Вдруг его взгляд наткнулся на серые глаза, смотревшие на него с другой стороны костра.

- Ты за людей не переживай, - тихим, каким-то извиняющимся, что ли, голосом сказал Дайн: - Это, ну, не настоящий огонь. Ты его видишь, он потрескивает, от него даже предметы чернеют. Идёт дым, ты чувствуешь жар, но когда ты заходишь в него, его температура лишь немногим больше температуры человеческого тела, - Дайн умолк. В его глазах плясали огненные вспышки и от этого его серые очи не казались такими холодными.

Ленак лежал, размышляя о сегодняшнем дне. Под конец дня произошли такие события, что наверняка переменят его жизнь.

- Дайн, а что завтра? - спросил он, задав один из  самых мучительных вопрос, скакавших у него в голове.

- Плывя по реке, никогда не знаешь, что за поворотом, - ответил Дайнекар старой, мудрой пословицей: - Спи, пусть светят тебе звёзды*.

(«пусть светят тебе звёзды» - универсальная фраза для приветствия, прощания, пожелания наилучшего)

Лен лёг на спину и посмотрел вверх. Звёзды приветливо мигали ему. "Как ласковые, внимательные очи Хранителей смотрят на меня. А откуда взялась эта фраза, про свет звёзд? Я так привык к ней, что почти не задумываюсь над её значением. Многие уже не верят в Хранителей и Покровителей. К сожалению. Но я-то чувствую их, как они присутствуют в моей жизни. А когда смотришь на звёзды, чувствуешь что кто-то очень добрый, заботливо смотрит на тебя, направляет твою жизнь. Звёзды хранят нас. Звёзды-Хранители".

Он лежал и смотрел на звёзды. Смотрел, потому что хотел быть хоть кем-то любимым, хотел, чтобы его спасли, защитили от темноты и неизвестности.
Тут в памяти всплыло, как в детстве он до жути боялся темноты. А в звёздную ночь его было не загнать домой. Он стоял, запрокинув голову, и смотрел на светила. И небо начало медленно вращаться, и он чувствовал как ноги отрываются от земли, он теряет вес и кружится вместе со звёздами, покачиваясь на руках своего Хранителя, не замечая темноты вокруг.

А когда его уводили домой, он чувствовал, что у него за плечами стоят хранители. Такие, какими он их себе представлял. Высокие, в длинных одеждах, излучающие звёздный свет, окружающие его голубоватым пузырём защиты. И было тепло и спокойно. И чувство, что заполнена какая-то давно пустующая дыра в душе...
А звёзды над головой водят хороводы, кружат голову, путают мысли...
 
.   .   .

Лен распахнул глаза. Ярко светило солнце, деревья покачивали в вышине ветками с сочными зелёными листочками, оглушительно пели птахи.

Ленак сел, сонно моргая глазами. Поляна, на которой они заночевали, при солнечном свете оказалось очень уютной: поросшая молодой травкой, окружённая деревьями, она находилась в маленькой роще. Там где кончались деревья, поднималась трава выше колена. Ленак разглядел в ней едва видную тропинку, по которой они с Дайном вчера прошли от дороги, видневшейся теперь неподалёку. Лен вспомнил, как они проходили по полю, а мокрая трава длинными тонкими пальцами хватала их за ноги, и темнота наваливалась со всех сторон. Его передёрнуло. Всё-таки вчера был не лучший день. "А где Дайн?" - вспыхнуло в мозгу, сжало сердце. Лен вцепился в куртку, лежавшую у него на коленях. "Куртка на месте" слегка успокоился он.

На красных углях подпрыгивали кусочки оранжевого огня. Вспыхивали и погасли, а угольки с сочным керамическим звоном трескали. Место с примятой сухой травой пустовало. Сердце снова сжало. "А вдруг..." - в горле спёрло и Лен, крепче сжав куртку, зажмурился. И тут же снова открыл глаза - сумка стояла там же, где Дайн её оставил вчера, после делёжки провизии. "Значит Дайн ушёл ненадолго. Что ж, подождём".

И действительно, вскоре за его спиной послышались шаги.

- Привет.
Лен обернулся. Дайн стоял перед ним в рубахе и штанах, подвернутых до колена. Волосы у него были мокрые, на лице поблёскивали капельки. Ленак улыбнулся.

- А костёр всё-таки поддерживать надо, - с шутливым недовольством пробурчал Дайнекар, и подбросил в огонь веточек.

Спустя полчаса они шли по дороге. Дайн хмуро шагал впереди. Лен не понимал, как, неся сумку и инструмент, он может чеканить шаг час за часом.

Молчание снова стало угнетать. Лен решил закатить шутку:

- Решительно не понимаю, как при таком скудном питании ты можешь так много ходить?- Лен с улыбкой посмотрел на спутника. Дайн лишь кивнул.
 
"М-да уж, сам пошутил, сам посмеялся" - горько рассмеялся про себя Ленак.

- И что у нас дальше? - спросил он ещё раз.

- Что ж, если хочешь знать... Если УВЕРЕН, что хочешь знать, я могу тебе поведать МОИ планы. Начну издалека.
У меня принцип: переходя от одной маленькой цели к другой, попутно достигать большой цели. Так ты меньше устаёшь и меньше времени тратишь.
Так вот, немного конкретнее. Я иду своей дорогой к своей цели. Тут недалеко можно свернуть к городу. Там я планирую сдать тебя в обучение какому-нибудь ремесленнику, чтобы он сделал человека из того, чем ты сейчас являешься. Доступно? - осведомился он, вперившись в Лена своими серыми глазищами.

- То есть, ты собираешься меня "сплавить", - тусклым голосом произнёс Лен, смотря себе под ноги. Он был разочарован. Ведь казалось что..., а на яву?

- Видишь ли, есть такая форма эгоизма, называется "самосохранение". Я полагаюсь на себя, знаю, что я могу, чего не могу, сколько смогу пройти, когда устану, сколько заработаю, сколько съем.
Рассчитывать на другого человека, которого почти не знаешь... Это как вычерпывать источник и его водой наполнять бездонное ущелье.

- И из-за этого "самосохранения" ты подпалил трактир? - Лен глядел на мелькающую под ногами дорогу.

- Абсолютно верно. Это ещё один мой принцип. А теперь помолчи, пожалуйста. Твоя болтовня меня раздражает. Я уверен, что тебе (как и мне) есть о чём подумать.

И они шли, отмахивая маной за маноем.

"Вот оно как повернулось. Ну и правильно, нечего было себя тешить дурацкими надеждами. Неужели я серьёзно думал, что он возьмёт меня с собой? Что буду ходить с ним по дорогам, искать приключений? Тупая романтика, тупые надежды, идиотские планы. И сам я идиот! Неужели не мог понять, что я не нужен этому беловолосому, холодному, эгоистичному проходимцу? Он просто спровадит меня. Я для него никто, грязь. "Сделает человека из того, чем ты сейчас являешься", " Я удивлён, что ты знаешь это великое сооружение" Сам же сказал что мост великий! Его знает каждый, каждый человек!

А кто он? Чем занимается? Один. Ходит по дорогам. Молчит. Хмурится своим мыслям. Сохранение ему дороже чужих судеб. И меч на поясе. И прячет он его. А что он ещё скрывает? Что он такого сделал?

Он презирает людей. Он не человек..." Эта мысль пульсировала в мозгу. В голове застучало, в ушах зазвенело. Перед глазами поплыли пятна. Ленак усиленно задышал.

Чтобы прогнать эти глупые, гнетущие мысли он стал считать шаги. В голове ритмично щёлкали цифры в такт шагам. Накручивались числа...
.   .   .
" И было тихо. И не было ни материи, ни времени.

И он создал "Пятнадцать", ему подобных, и радость была великая, заполнившая пустоту, подробившая её на множество частей.

Он и Пятнадцать создали материю и шесть форм жизни.

Старшая жизнь была двулична. Два брата-народа, две сестры-расы представляли её. Такеане - имя старшего близнеца. Люди - имя младшего. И жили братья-народы в мире и, согласуясь, так как были разными. Как два черепка одной чаши они сопоставлялись и дополняли друг друга.

Вторая жизнь была безмолвна. Жила тихо, со старшей жизнью общалась мало. Только некоторые такеане понимали их. Животные.

Третья форма – бессловесная и недвижимая. Принадлежат к ней те, что тихо растут на одном месте, всю жизнь.

Четвёртая жизнь..."
.   .   .
Тишину разорвал на множество частей прерывистый, каркающий звук.
Лен вынырнул из мыслей и снова оказался в отвратительной реальности, на пыльной дороге, идущий в неизвестное, тёмное будущее с равнодушным человеком.
Дайн кашлял. Кашлял надсадно, долго. Они остановились. Дайн кашлял, не прекращая. Громко. Его выворачивало наизнанку. Казалось, что что-то внутри у него лопается, обрывается.

Дайн пал на колени. Согнувшись, всё кашлял и кашлял, булькал, хрипел, задыхался. Лен всерьёз забеспокоился "Что же делать!? О, Покровители, помогите!"

Дайнекар ткнулся лбом в дорожную пыль. Он потихоньку стал затихать. Приступы кашля всё ещё сотрясали его.

Тут он резко распрямился и с сиплым звуком втянул в себя воздух. Лен перевёл дух.

Дайн поднялся и, слегка покачиваясь, пошёл.

- Курить вредно, - нагловато-поучительным тоном заметил Лен.

- Правильно. Поэтому будь как я и никогда не кури, - как всегда ровным голосом заткнул его Дайнекар.

"Урыл" - с досадой подумал Ленак.

"Закопал" - усмехнулся про себя Дайн.

Небо затянули облака. Дайн завернулся в плащ и совсем отгородился от Лена. Тот, нахмурившись, натянул куртку. (С утра Дайн милостиво отдал ему эту верхнюю одежду.)

Лен окончательно выдохся. Он безвольно плюхнулся на обочину, в зелёную запылённую траву. И с некоторым удовлетворением заметил, что от нагретой дороги поднимается приятное сухое тепло.
Дайнекар, шедший чуть впереди, вернулся и навис над ним.
Ленак сидел, тяжело дыша. Дайн издал какой-то странный звук - то ли хмыкнул, то ли кашлянул, и протянул флягу.

Рот наполнился вкусом детства.

- Мог бы дать чего-нибудь покрепче, - упрекнул Лен попутчика.

- Крепче только мой удар, - Дайн предъявил крепкий кулак: - Хочешь?

У Лена сразу заняла скула:

- Нет уж. Спасибо.

- Всегда пожалуйста, - ухмыльнулся Дайнекар самой издевательской из издевательских улыбок.

- Ну, готов? - Дайн в нетерпении переминался с ноги на ногу.

Ленак решил не отвечать. Он рывком встал с места. Дайнекар также не проронил ни слова, и они снова шагали к неведомой цели.

По сторонам дороги медленно вырастал лес. Он тянулся к свету. Сильные покоряли, давили слабых, выживали лучшие. В нём селились белки, зайцы, различные пичужки, попадались крупные животные. Все они росли и умирали. Лес был полон юной жизни и естественной смерти. Круг не имеет начала, так же неизвестно, что было тут первое: смерть или жизнь.


.   .   .
Рах* прорычал что-то на своём тёмном, скрипучем наречии. От этих клацающих звуков мороз пробегает по коже. Наверное, поэтому я так и не смог выучить этот гадкий язык.

*Рах - с языка тухоттов это переводится как "командир"

Махск перевёл: "скоро приедет повозка. Остановить, всех убить".
Ну, фразу-то "рек сгак" - "всех убить", я, предположим, сразу разобрал. За последние года очень часто её слышу.

Мы продолжили сидеть. Я удивляюсь тишине, воцарившейся в кустах. Удивительно бесшумно умеют себя вести эти тухотты. Сидишь себе, а сзади к тебе скользит тень, бесплотная до тех пор, пока не перережет тебе глотку, а после испарится. И даже понять ничего не успеешь.

Ладно, расфантазировался. Брось дурака валять, лучше осмотри местность.
Чтобы лучше двигаться и ориентироваться в полузамкнутом пространстве, надо изучить место, где будет проходить "дело".

Так. Лесная дорога в этом месте окаймлена зарослями молодняка и буреломом. Лес стоит прямой непроглядной стеной.

 Этот отрезок дороги покрывает приятная тьма. Вот сколько лет имею дела с тухоттами, а они всегда выбирают для засады тёмные места. Ну а я что, я ничего, мне нравится. Всегда, везде выбираю места потемнее. Влечёт меня эта мгла. Хорошо в ней, тебя не видно. В ней как-то спокойнее.

.   .   .
Шагать по этому лесу было очень, очень неприятно. Со всех сторон давит на тебя темнота. Тебе кажется, что на тебя кто-то смотрит. На дороге валяются противные прошлогодние склизкие листья, гадко пахнущие сладко-пряной вонью.

Дайн ненавидит такие места. В них нет простора, воздуха, света. Нет, не нравятся ему леса. Он не имеет ничего против соснового леса или осиновой рощи, и даже кустарниковые заросли ему по душе.
Но такое...

Мысли были такие же тёмные, сырые и склизкие. Обычно он старается их избегать, но сейчас нет сил, да и желания.

Всё его раздражало. И погода, и местность, и изменение планов, и что снова придётся закупаться провизией и одеждой для оборванца, пыхтящего рядом. И что юрелинк* с фанерным звуком стучит по спине, и что в карманах какие-то крошки, непонятного происхождения.

*юрелинк - музыкальный инструмент.

Что под ногами то чавкает гнильё, то похрустывают камушки, что деревья то взмывают ввысь, то опускаю ветви до самой дороги.

Он понимал, что не надо так грубо с этим Ленаком, что может и у него день не задался. Но он не мог иначе, язык сам говорил сухо и едко, и это ядовитость колола, и пекла его изнутри и самому становилось гадко и муторно.

Лену тоже было не весело. Он уже не злился на Дайнекара. Вернее, обида перестала бушевать, дракон перестал выдыхать пламя и, утомившись, свернулся внутри, напоминая о себе неприятным холодном.

Тут Дайн замер, прислушиваясь. Он стоял неподвижно, вслушиваясь в шум, доносившийся издалека. Вся его фигура выражала напряжение и внимательность.

 Он бросил короткий взгляд на Ленака, а потом крадучись пошёл вперёд. Лен решил последовать его примеру. Через несколько шагов и он услышал гул. Они прошли лишь два десятка мегонов, как из-за поворота появилась поляна, окружённая лесом со всех сторон. Звук, который, казалось, доносился издалека, и тут был приглушённый. Лес будто пытался скрыть все тайны и злодеяния, происходящие в нём.

Их взглядам предстала страшная картина.
Посреди поляны стояла поперёк дороги крытая повозка. Кони стояли в стороне. Пассажиры повозки тоже были здесь. Страшные существа выстроили их в шеренгу. Эти жуткие твари были очень похожи на людей, но в их взглядах, движениях, звуках, которые они издавали, сквозило звериное, недостойное человека.

Один, на вид самый главный, ведший себя независимо, встал перед пленными. Он вгляделся в семерых несчастных, стоящих перед ним, и проскрежетал что-то со смехом. Твари, держащие пленных, тоже загоготали. Предводитель достал кинжал и медленно провёл по горлу первого в ряду. Бедняга закричал, но крик его быстро заглох, сменился бульканьем и хрипением. Пленник кулём упал на землю, а убийца стоял над ним и с улыбкой смотрел, как человек бьётся в предсмертных мучениях.
Потом подошёл к другому и резко ударил его кинжалом по голове: раз, другой, третий...

Лен услышал рядом с собой шипение. Быстро обернувшись, он увидел побледневшее лицо Дайна, со сжатыми оскаленными зубами.
Признаться, Лен испугался. Нельзя его винить, ведь Дайнекар был страшен. Лицо его полыхало злобой и беспредельной ненавистью.
Он резко встал и вытянул меч из ножен. Бегло осмотрел клинок.

- Стой! - Лен тоже вскочил: - Ты что? Один? Я с тобой. Что мне делать?

- Для начала, сидеть и не высовываться.

- Я...

- У тебя нет оружия. Возьми палку и старайся, чтобы их клинки тебя не касались.

И Дайн скользнул на поляну. Как тень, как ящерица, как капля. Он молчал. Обычно, когда люди бросаются в драку, они издают клич, и тем самым похожи на зверей, которые перед битвой рычат, роют землю, скалят пасти.

Он же вошёл в сражение как горячий нож в масло. Его заметили.
Всё крутилось, вертелось. Короткие проблески взмахов меча, свист воздуха. Размахивающие ноги, руки. Полы его плаща разлетались то там, то здесь.
Командир видимо понял, что дело-труба и крикнул:

- Паскот!*

Один из воинов бросился коням и убил их. Но в тот же миг в его спину вонзился нож, и он рухнул мёртвым.

*Паскот - кони (тух.)


Предводитель пытался командовать, он взмахнул рукой, но в этот момент Дайн со всего размаху рубанул его и тот упал.

Лен не выдержал, схватил палку и бросился вперёд, и тут же столкнулся с одним из разбойников. Лен сумел отбить несколько выпадов. Удары были настолько сильны, что палка чуть не вылетала из рук. Тут боец не промахнулся. Его короткий меч вскользь прошёл по плечу Ленака. Руку пронзила острая боль и захотелось избить того кто её причинил, но враг уже бился в предсмертных судорогах.

На поляне стало тихо. Дайнекар стоял перед Леном, далеко не в самом чистом виде. Лен не мог вымолвить ни слова. Он как в замедленном восприятии видел, как сзади Дайнекару кто-то крадётся, поднимает над его головой меч, оружие опускается, блестя чёрным на солнце, пробившемся сквозь кроны, как Дайн разворачивается на месте, взметнув ногами облачко пыли, как отражает удар, выбивая клинок врага. "Но... Не убил..."

Дайн стоял почти вплотную к разбойнику, подняв над ним меч. И не убивал.
Они простояли так немного, но разбойник, видимо, опомнившись, дал дёру в лес, треща ветками и кустами.

Дайн стоял, обводя поляну взглядом. Экипаж, разбросанные вещи. Трупы двух лошадей, гадких существ, шестерых человек.

Седьмой из пленных стоял, обводя это побоище широко раскрытыми глазами, полными ужаса.

Дайнекар, шатаясь, пошёл к нему. Лен последовал за ним.
Дайн тем временем встал рядом с юношей, почти вплотную. Ленак отметил, что они почти одного роста.

Надо сказать, что спасённый был не очень красив. Круглое лицо с высокими бровями и зелёно-серыми глазами дышало благородством. Нос с горбинкой и тонкие губы. Его наружность говорила о честности и привычке повеливать, а одежда свидетельствовала о высоком происхождении.

Рыжеволосый пробормотал:

- Они... Все...

- Ладно тебе, не будь как девчонка, - укоризненно сказал Дайн.

- Это твои друзья? - вставил своё слово Ленак. Он жалел этого парня. У него у самого мороз пробегал по коже, когда он глядел на эти трупы, осознавая, что недавно они были живыми людьми.

- Нет. Это мои слуги. И мой учитель, - короткими рублеными фразами ответил рыжий.

- Я Лен, а это - Дайнекар, - сказал Ленак, желая вызвать этого человека на разговор. И это подействовало:

- Я Руандекар, - начал юноша, но Дайн не дал ему договорить. Он выставил руку с двумя пальцами, жестом прося о тишине, и, сунув руку в карман, достал мекиту. Потом двумя пальцами другой руки взял Руандекара за подбородок, повернул к себе в профиль и слегка вздёрнул его голову вверх. Не отпуская его и держа мекиту на вытянутой руке, он наклонил голову вбок и, слегка прищурив глаза, несколько мгновений всматривался, сравнивая изображение на монете с лицом нового знакомца. Его лицо расплылось в довольной улыбке:

- Принц, значит, - протянул он, удовлетворённо улыбаясь: - И какими путями здесь?

- Не может быть! Руан Монтаанский! - Лен обошёл новоявленного принца кругом. В детстве он мечтал о встрече с представителем королевского рода, но ожидал чего-то величественного и сияющего как пряжка на плаще Лекана.* А тут обычный молодой человек, даже скорее подросток.

(*Лекан - "очень честный" (так.) принадлежащий к ордену деканов. Носили плащи с золотыми пряжками в форме солнца или звёзды.)

- Ну-ка, дай мне, - Лен выдернул монету из пальцев Дайнекара. Тот безропотно её выпустил. Лен тоже выставил монету вперёд. "Ну, да. Некоторые схожие черты наблюдаются".

Вдруг Дайн тихо вскрикнул и схватил Ленака за локоть, притянув его к себе. От этого прикосновения всю руку будто пробило электрическим током. Из плеча стала толчками расходится боль, режущая в начале и тупая под конец.

Дайн торопливо достал из мешка фонарик и стал внимательно осматривать рану на руке Ленака.

- Пак, - зло прошипел он: - Я же говорил тебе не соваться в заваруху - его слова сквозили злобой и тревогой.

(*Пак - 1)экзотический фрукт из южных частей страны.
2)в данном контексте – ругательство)

- Да ладно тебе, - Лен вывернулся из его рук: - Это простая царапина, - где-то в глубине клокотало раздражение: на боль, на Дайна, ругающего его как пацанёнка.

- Во-первых, это не царапина, а довольно серьёзный порез, - Дайн здорово разозлился и чуть не трясся: - А во-вторых, не "просто". У тухоттов страшное оружие. Наносит раны, которые в большинстве случаев приносят смерть. Вперёд, пошли!

И, схватив Лена железной хваткой внизу шеи, толкнул его к выходу с поляны.
Ленак, честно говоря, испугался. Тухоттами его пугали с детства, и это слово поднимало в нем необъяснимый страх. А при мысли о смерти его всего начинало трясти.
             . . .
Эти мальчишки ушли. И свалились же они на наши головы. Всё шло хорошо, если не считать гадких забав раха. За двадцать лет так и не смог привыкнуть к жутким повадкам этих тухоттов.

Всё было как всегда, а тут этот белоголовый бестия, как ворон на поля. И из ребят никого не осталось.

Я выбрался из кустов. Начинало темнеть и картина побоища выглядела страшно.
"Этот парень похож на Всепогубляющий Клинок из древних легенд" посетила меня мысль. "Светлый, тонкий и остервенелый как демоны Карибора*. Налетел, и вот, я остался один. И что мне теперь делать? Была компания превосходных воинов, а теперь что? Гора тел.

Тут в куче трупов почудилось какое-то копошение.
Я подошёл к навалу. И у меня сердце чуть не остановилось. На меня смотрел рах. Его бледно-желтое лицо выделялось на тёмных лохмотьях.

Я не стал по обычаю прикладывать правую руку к левому плечу, а просто присел к нему пониже.

- А, ты выжил, - тихо произнес он по-человечески. Его голос не каркал и не рычал, не скрипел, но всё-таки какой-то тухоттский призвук чувствовался в его речи.

Я предпочёл не отвечать, а лишь слегка кивнул. Его было жалко, ведь не плохой парень был. Или не совсем плохой.

- Этот Седой, бакк*. Он всех перерезал... - он замолчал. И, не отрываясь, смотрел на меня. Тишина затянулась. Я решил, что он уже "кончился".

- Убей его. Отомсти, - эти слова заставили меня вздрогнуть: - убей, или все проклятья тухоттов будут на тебе...

*Бакк (тух.) – скотина




Глава 2
- А… можно спросить? – они шли по дороге. Лес остался позади.

Первое время Дайн шёл поспешно, хмурясь. Теперь он немного успокоился и был молчалив. Это молчание начинало напрягать Ленака.

- Конечно можно, - ответил Дайн. Он был спокоен. Очень-очень спокоен: - Тебя, наверное, интересует вопрос о тухоттском оружии?

«Как мысли прочитал. Хотя, я не о чём больше думать и не могу».

- Неужели оно такое опасное? – уже вслух спросил Лен. Рука ныла, а пальцы онемели.

- Отравленное. Трупный яд и для верности добавляют КариАбе: порошок из сушёного зага смешивают с маслом семян вагоса. При введении в пищеварительную систему является питательной смесью, но при попадании напрямую в кровь вызывает тромбы. Как следствие – гниение живого мяса, - говорил Дайн спокойно, как урок рассказывал.

Услышав про гниение, Лен чуть не упал. Голова наполнилась лёгким газом, закружилась, готовая улететь в небытие. Ноги неприятно задрожали, и Ленак споткнулся, чуть не упав носом на дорогу.

- Не падай! – со смехом сказал Дайнекар, придержав его за шиворот. Лену почудились в его голосе тёплые нотки и снисхождение: - Шагай спокойно, дыши глубже. Не волнуйся, у меня есть кое-какие лекарства от этого. Я бы дал тебе их сейчас, но для этого нужна горячая вода.

- И где же ты намерен её взять? – слова Дайна Лена не успокоили. И действительно, где?

Дайн некоторое время помолчал, а потом вымолвил:

- Тут недалеко должен быть трактиришко. Там я намерен раздобыть для тебя горячую воду.

- Трактир!? – Лен был в ужасе: - Ты совсем спятил? – он остановился и повернулся к Дайну лицом: - Тебе мало того что вчера было? Да нас так побьют, что тухотты дёру дадут, увидев нас.

 В темноте не было видно лицо Дайнекара полностью, но Лену почудилось, что он улыбается:

- На твоём месте я бы предпочёл быть побитым, чем гнить заживо. Не трусь, может, ещё выживем, - он помолчал, потом усмехнулся: - И если твоё предположение на счёт бегства тухоттов верно, то у нас будет большое преимущество.

« Ну и как с таким разговаривать? Ведь смеётся над вещами, от которых плакать надо» - возмутился Лен, но продолжил путь, ведь, в сущности, Дайн был прав.


Перед входом в пивнушку разработали план действий:

- Вы встаёте возле входа, в случае опасности даёте тягу. По моему сигналу, ты, - он указал на Лена: - Подходишь ко мне, я провожу определённые процедуры и мы по быстрому сваливаем. Всё, вперёд.

Они проскользнули внутрь. В нос шибанул гадкий запах подобных заведений. После ночной прохлады тут было жарко, душно.

Дайн легко и уверенно пошёл к стойке. Но Лен чувствовал, что он очень не хочет чтобы его заметили, и что всё его нутро сжимается от каждого мало-мальски громкого звука, издаваемого им. И что ему очень хочется съёжится, сжаться, стать меньше. Но как это сделать при его-то росте? И он идёт, с прямой осанкой, твёрдым шагом, и каждый раз замирая от  звука пола под ногами.

Наконец, (Лену показалось, что прошло минут десять) Дайн добрался до стойки. Дайнекар заказал горячей воды. Трактирщик захохотал. Лен начал волноваться: это здоровенный детина привлёк к ним слишком много внимания, больше половины посетителей уставились на парня у стойки, просящего… воду. Некоторые из них встали. У Лена сердце замерло, и душа ушла в пятки. Но он не закричал, не предупредил. Потому что он не мог вздохнуть от страха.

Один из головорезов толкнул Дайна в плечо. Тот резко обернулся. Вдруг мужик-хозяин схватил его за плечи и повалил на стойку. Всё произошло очень быстро, Дайн опомниться не успел как лежал, прижатый множеством сильных рук. Хозяин повернул парня набок и стал обстоятельно связывать ему руки. Дайнекар, видимо немного оправился от удивления и прохрипел из-под рук:

- И с какого это происходит? – но его двинули кулаком в живот и он умолк.

- С какого? – с издёвкой переспросил хозяин: - Происходит? – он хохотнул, - Могу разъяснить, - он обвёл глазами окружающих, будто спрашивал, не будет ли кто против. Не услышав возражений на немой вопрос, он хмыкнул ещё раз:
 
- Так знай, королю срочно понадобился такеан. Назначена большая награда, - он захохотал (Дайн дёрнулся, пытаясь освободится) и ударил его по лицу. Дайнекар издал нечленораздельный звук, нечто среднее между вскриком, всхрапыванием и скрипом несмазанных петель. Тут заржали все. Лен обнаружил, что со злобой сжимает кулаки.

- Так вот, - продолжал громила отдышавшись: - Так вот. Не уверен, что ты такеан, не разбираюсь. Но можешь сойти за него. Не  знаю, зачем им нужны остатки умирающего народа, поговаривают, у них есть волшебная сила, - он большим пальцем размазал струйку крови, сочащуюся из носа Дайна.

- Ничего вы за него не получите, - услышал Ленак сильный голос у себя над ухом. Это было сказано властно, уверенно. Вперёд вышел принц, все притихли и молча смотрели на него. А потом захохотали с новой силой. Они чуть не падали от смеха. Хоть Руандекар был высок и широкоплеч, с трудом верилось, что ин отобьёт у них Дайна. Хозяин, сотрясаясь от смеха, в исступлении лупил кулаком по столешнице стойки. Каждый удар звонкой болью отзывался в ушах Дайнекара. Насмеявшись, изнемогая и задыхаясь, трактирщик молвил:

- С какой стать нам тебя бояться? – он сделал знак одному из своих приближённых и тощий мужичок, раскачиваясь, пошёл к ним. Принц молчал. Ему явно нечем было аргументировать свои слова.

 И вдруг Лен почувствовал неожиданный прилив сил, храбрости и… ненависть наполнила его до краёв. Не безрассудная злость, не иступлённая ярость, а холодная и расчётливая ненависть. И он пошёл в наступление:

- М-да, ребятки. Видать деньжат у вас давно не водится, - сказал он лёгким тоном, лениво растягивая слова: - но, так уж и быть, я вам одолжу на минутку, - он развязанной походкой направился к толпе.

- Видите? – он протянул разбойникам мекиту, которую (по чистой случайности, честно!) забыл вернуть Дайну.

- Смотрите, если глаза на дорогах не просмотрели, и думайте, коли последние мозги вам в драке не вытрясли. Это, - он ткнул в монету: - Лесеар, король королевства Котаникс, Западных Островов и  Южных провинций. А это, - почтительный поклон Руандекару: - Его сын, Руандекар Монтаанский, наследник престола, - пауза, мол, выбирайте, что будите делать. Всеобщее молчание.

Принц Монтаанский решил, что дал достаточно времени на раздумья и заговорил снова:
 
- Если вы его не отпустите или ещё раз причините БОЛЬ, - он сделал особый нажим на это слово: - то, всё что вы получите при посещении любого города, будет наказание плетьми за нападение на королевского сопровождающего. Если же вы нанесёте вред мне, - он сделал значимую паузу. «Вот ведь умеет толкать речи» - позавидовал Ленак.- то вас будут судить как посягнувших на жизнь наследника престола, - Руандекар замолчал, приняв гордый независимый вид. Все молчали. Потом хмурый главарь сделал знак и вернулся за стойку. Верёвки на Дайне развязали, юношу поставили на ноги. Тот бессильно стёк по стене на пол.

Лен бросился помогать Дайнекару, а принц, сохраняя достоинство, гордой поступью подошёл к стойке:

- Где наша горячая вода?

Хозяин, что-то пробурчав, зачерпнул воды из котла, висящего над очагом. Руандекар благосклонно принял кружищу и глянул на Дайна. Тот уже стоял на ногах и растирал себе левое плечо. Он подошёл к принцу и слегка поклонился, принимая кружку. А потом принялся за дело. Он расстегнул ворот леновой рубахи и осторожно, словно маленького котёнка, вытащил повреждённую руку из рукава. Стало больно. Дайн подтащил «пациента» поближе к факелу и неодобрительно покачал головой, изучив рану. Лен скосил глаза. Да уж, выглядело страшно. Вокруг пореза, сочащегося кровью и гноем, шла красная опухшая кайма шириной в анг*

(*анг – четверть гона, примерно 1,7 см)

А дальше сероватая бледная кожа.

- Пошевели… пальцами… - Дайну явно это не нравилось. Он взял руку Лена за локоть и держал её на весу.

Лен попробовал. Рука казалась горячей и не слушалась, как чужая. Она была как рогожа, набитая ватой. Он попытался сжать руку в кулак. Пальцы слабо дёрнулись и остались неподвижны. Кончики пальцев уже похолодели, ногти были иссиня-фиолетовыми.

Лен сглотнул. А Дайн, бормоча проклятья, приступил к делу. Смочив в воде какой-то лоскут, он прошёлся по ране, быстро и сильно.
Лен закусил губу, чтобы не заорать и сжал подол рубахи изо всех сил, так, что ногти впились в ладонь.

Дайн лёгким движением обтёр кожу вокруг пореза, руку прошило сухой горячей болью.

Чудодейник извлёк из мешка свёрток и раскрыл его. Пряный, немного сладковатый, отдающий свежестью аромат тут же перебил все запахи, переполнявшие пивную. Дайн извлёк сушёный лист, похожий на гусиную лапку. Он ловко растёр листик в пальцах. Аромат усилился, сплёлся с запахом смолки. Порошок лёгким слоем лёг на рану, приятно холодил руку.

Из мешка была извлечена полоса ткани. Руки Дайна порхали, плотно перевязывая плечо. Потом лекарь насыпал в воду каких-то соринок, иголок, цветочков и заставил Лена выпить густо пахнущую жидкость.

- Стебельки не проглоти, - посоветовал Дайнекар: - глотка чесаться будет, - пояснил он в ответ на испуганный взгляд Ленака. Напиток был приятный и хорошо подействовал на несчастную руку.

Руандекар снова взял управление в свои руки:

- Ну? Вы готовы? – вопросил он, мягко постукивая пальцами по столу.

Лен затравленно кивнул. Дайн сухо отрапортовал:
 
- Так точно.

.   .   .
Они с большим удовольствием вырвались на волю.

- О, Покровители! Как я хочу спать! – воскликнул во весь голос Ленак.

- Надо разбить лагерь, - задумчиво протянул ему в ответ Руандекар.

- Но не раньше чем мы отойдём от сюда на расстояние выстрела из лука, - бросил сквозь зубы Дайн и быстро пошёл к полю. Ленак полностью разделял его мнение.


Уже знатно пробирало холодком. Они шли рядом, плечо к плечу. Слева принц, справа Дайнекар, а Лен шёл, так сказать, между двух гигантов.

- Спасибо, глухо сказал Дайн: - Вы меня выручили. Молодцы, хорошо спелись, - он усмехнулся: - Не думал, что они поверят.

- Да ладно, - в один голос брякнули «спасители».

Прошло несколько минут молчания.

- Слушай, - сказал принц: - я вот чего не пойму. Там, на поляне, - его голос дрогнул: - там ты пощадил одного разбойника. Почему?

- Он человек, - ответил Дайн, будто это само собой разумелось, и пожал плечами, словно не знал, как можно не понимать такой обычной вещи.

- А остальные?

- Они тухотты. Были как люди, но теперь… хуже зверей. А тот – человек. Я людей не убиваю.

- Да!? – голос Руандекара зазвенел: ты не убиваешь, а они? А Мани? А Хакет? А кайн Калегак?

Дайн хмыкнул, и в голосе его прозвучала печаль:

- Ну, убил бы я их всех, и твои друзья ожили бы, были бы с тобой? – он немного помолчал: - и ты был бы счастлив? И чем тогда я был бы лучше тухоттов? – он снова помолчал, не находя слов.
- там и так много народу полегло. Зачем отягощать ещё одного Хранителя? – глухо произнёс он.

- Не смеши меня, - усталым голосом проговорил принц: - у тухоттов есть Хранители?

- Они полагаются им от рождения, а потом всё зависит от того как они живут.

Лен благоразумно не встревал в умную беседу.

За разговорами Дайн облюбовал поляну и разложил костёр. Они уселись вокруг, и Дайнекар раздал остатки хлеба.

- Вот чего я точно не пойму, - Ленак сжимал пальцы раненой руки, с радостью осознавая, что чувствует их: - не пойму: как эти обсевки придорожные тебя за такеана хотели выдать?

Дайн кашлянул, покосился на Руандекара и, повернувшись к Лену, сказал:

- Ну-у-у-у… Я вообще-то действительно такеан.

.   .   .
«Овцебык рогатый! И как я сразу не догадался!» - Лен негодовал на свою тупость. «Такеан! Мудрый, великий, древний, волшебный, из старых легенд. Он – такеан! Ну да, волосы носит длинные, двигается быстро, дерётся, как не знаю кто, людей презирает. Как я проглядел?! У него же нет знака врача. Ни жёлтой серьги, ни пряди волос, обмотанной шнуром. Ведь такеане могут заниматься любым ремеслом, не входя в сообщества!» - мысли прыгали в голове карманника, столкнувшегося с такеаном.

- Как такеан?

- Я Дайнекар, из рода Эркайнов, семьи Загоров.

Повисло молчание. Лишь потрескивал костёр, скрипели цикады, ухали птицы.

- Всем спокойной ночи, - молвил такеан и, завернувшись в плащ, лёг рядом с костром: - если рука будет беспокоить, разбуди меня, - сказал он Лену и закрыл глаза.


Ленаку приснился очень странный сон. Он бежал по каким-то комнатам, коридорам, пытаясь поспеть за постоянно ускользающим пятном света. Но свет отдалялся, терялся в лабиринте ходов. Лен бежал, задыхался. Ему нужны были это свет, тепло и любовь. Он в них нуждался как в воздухе. До источника сияния всё дальше и дальше, темнота наваливается, душит, в глазах потемнело.

Вдруг, впереди забрезжил свет. Красный, мигающий. Лен замедлил шаг, недоверчиво двинулся к свету…

И тут же оказался перед костром. Его со всех сторон окружали люди с суровым, хмурыми лицами. Лен понял – это суд над ним.

Вдруг тело пробило острой, нестерпимой болью, рука отнялась.
Затравленный вор бросил взгляд в сторону слабо мигнувшего серебристого света.
В темноте сияла фигура, излучающая добро и свет.

Ленак бросился в ту сторону как к спасению. Молчаливая фигура обернулась и Лен замер. На него смотрел Дайн. Смотрел не с презрением и холодностью, как обычно, а жалостью. Лицо у него было печальное и уставшее. Такеан протянул руку, предлагая помощь…


Лен проснулся и быстро перекатился на спину. Он ещё был под впечатлением сна и с надёжной землёй за плечами чувствовал себя уверенней.

Было сыро и темно. Он попробовал поднять руку, но она его не слушалась. Лен, путаясь в куртке и цепляясь рукой за землю, пополз к костру и стал судорожно раздувать угли. Потом толкнул Дайна в спину.

- А?... Чего тебе? – пробормотал такеан, пялясь на него сонными глазами. Было приятно видеть, что этот красавчик не всегда такой собранный и невозмутимый. Лен решил не отвечать, а лишь попробовал качнуть рукой. Её пронзили мелкие иголочки.

- А.. Ну давай, - хмуро протянул Дайн, сел и стал ощупывать руку. Иглы закололи сильнее.

- Пак… - зашипел Дайн, - болван, ты просто отлежал руку, и она у тебя онемела. И ради этого ты меня будил!? Карт махск*! Иди спать! – рявкнул он и, бормоча какие-то тухоттские проклятья, отвернулся, явно выражая своё нежелание общаться с Ленаком.

*карт махск – «грязный пень» (тух.) ругательство)

.   .   .
Дайн проснулся поздним утром. Голодный и злой. Даже, точнее было бы сказать: «злой, да к тому же её и голодный». Встав, он пустился бежать вокруг поляны. Завершив третий круг, он полез на дерево. Залез-слез, залез-слез. Потом уцепился за нижнюю ветку и стал подтягиваться так, что ветка заходила из стороны в сторону, а дерево натужно стонало. Потом пальцы сами разжались и Дайн, приземлившись на землю, наступил на сучок босой ногой. Слёзы обожгли глаза, и он двинул кулаком по стволу. Стряхнув с ресниц влагу, посмотрел на повреждённую кору и лизнул содранный кулак.

Вернулся на поляну и посмотрел на двоих людей, сидящих возле потухшего костра и с надеждой смотрящих на него.

«Взрослые парни, а беспомощные как дети».
Он поднял сумку, закинул на плечо.

- Жрать нечего. Ешьте что хотите, - бросил он в ответ на вопрошающие взгляды. Схватил юрелинк за гриф и пошёл с поляны.

Через несколько шагов обернулся. Парни, пыхтя и обламывая ветки, следовали за ним.

Он шёл, нарочно продираясь через заросли, попутно обрывая берёзовые листья, молодые ветки ёлок и отправлял их в рот. Ах… такие мягкие, светлые виточки, ещё не горькие, отдающие кислинкой… правда, в середине лета они слегка огрубели…
Попалось несколько кустиков недоспелой черники.

Дайн перебрался через один из ручейков, которыми изобилует эта местность. Её так и называют: «Тинглик Лан» - «Страна Ручья».

Дайнекар упал на траву возле журчащей воды. Обернулся на хруст. Из леска на другом берегу к переправе вышли принц и вор. Солнце, перекатившееся к полдню, палило немилосердно. Руандекар стащил свою расшитую куртку и набросил на голову, прикрываясь от солнца. Рукава свисали по обе стороны смешными ушами ослика. Дайн не удержался и прыснул.

Тут он заметил, что его собственная куртка перевоплотилась в кузовок. Лен держал её за рукава и полы. Сама она была наполнена ранними грибами.

Ленак с мечтательным лицом, задумчиво покачивая поклажей, легко перепрыгнул ручей и, подойдя к Дайну, гордо протянул свой трофей.

.   .   .
Они расположились возле ручья, под обрывистым боком холма. В котелке весело булькали остатки супа из крепеньких, чистеньких грибков.

Дайн сидел, откинувшись на ствол покосившейся сосны. В голове лежали чёрные мысли. Неожиданные попутчики смешали все его планы. Как он теперь доберётся до Королевского Города? Принц не может разгуливать в своей дорогущей одежде. И есть им всем надо. Ох!... Вон они, «подкидыши», «кукушкины дети», сидят, весело болтают, смеются.

Дайн встал, краем глаза заметил, как напрягся, нахмурился Ленак. «Боится, что я уйду?». Дайнекар медленно побрёл вверх по склону. Холм был покрытый мхом и поросший соснами. Наверху оказалась ровная площадочка, пригретая солнцем. Дайн лёг, ломая сухие как порох кустики мха. Левую руку закинул за голову, правой прикрыл глаза от слепящих лучей.

.   .   .
- Что же мне делать? Куда я денусь с этими людьми, с этими «кукушатами». Такими же нежеланными и прожорливыми. Они только обуза! Что с ними делать?!

- Я знаю, тебе плохо, но птицы выкармливают своих подкидышей. Что  сними делать? Вести к цели. Они несчастны: веди их и будешь ведом Покровителями.

- Я решительно не знаю что делать.

- Ты лишь желаешь, а ОН решает. И делает.

- Ну, не знаю, не знаю, Деремий. Мне очень тяжело.

- Держись. Ну, ладно, до встречи.

- До встречи… Деремий, а у тухоттов есть Хранители?

- У тухоттов? Хранители? Конечно есть.

- А… Почему они тогда… такие?

- Люди созданы свободными и сами решают, слушать им Хранителей или нет. Прощай, я – всегда с тобой…

.   .   .
Лен тяжело вздохнул. Рядом Кар испустил вздох, ещё более тяжкий.

Они сидели рядом, плечом к плечу. Разговаривать не хотелось. Дайн ушёл больше получаса назад. Лен бросил на тлеющие угли веточку. Прилипший листочек съёжился, почернел и расцвёл алыми искрами и разлетелся пеплом. И вдруг затрещали, вспыхнули смоляным факелом длинные иглы. Краткие мгновения и осталась только кривая палочка с чёрными чешуйками коры. «Прямо как жизнь» - решил Лен.

Наверху затрещало. Сверху по крутому склону бежал вприпрыжку Дайн. Он бежал всё быстрее и быстрее. Внизу он запнулся и кубарем скатился к костру. Упал на спину, раскинул руки и… захохотал. Звонко, громко и весело. Потом вскочил.

Лицо его раскраснелось и сияло улыбкой. Растрёпанные светлые волосы свисали шёлковыми прядями. И глаза смеялись, пересыпались весёлыми искрами… но были покрасневшие, будто от слёз…

Лен и думать не мог, что такеан Дайнекар может так веселиться.

- Давайте, встаём! Нам нужно идти, если хотим ночевать не в лесу и съесть что-нибудь на ужин, - вещал он им, заливая костёр водой. Тот шипел и весело плевался мелкими брызгами. Дайн ещё что-то приговаривал, собирая лагерь. А Лен наблюдал за ним «Теперь-то больше на человека похож» - улыбался он.

.   .   .
- Ну, садитесь где-нибудь в сторонке. А я буду добывать нам хлеб насущный, - Дайн скинул плащ и взял в руки юрелинк. Подёргал струны:

- Совсем расстроили инструмент, - пробормотал он. Опёрся о забор спиной, откинул голову назад и… начал тихо щипать струны. Полился сухой звон: тинк-тан-тан, тинк-тан-тан, как песок по листовому железу. А потом более глубокие звуки: та-а, ти-и, та-та-а, ти-и, на фоне лёгкого звона – ритма. Зазвучал голос, чистый, звенящий, вначале еле отличимый от перезвона струн. Сначала голос пел только мелодию, подпевая инструменту, но потом окреп, стал сильнее:

Над рекой лесною,
Да над голубою
Плачет ива бедная
Вдовушка-сиротушка.
Ведь над рекой месяц,
Молодой красавец.
Нету дела месяцу
До ветлы лесной…

Лен знал эту песню и мысленно подпевал её тягучей мелодии.

…Но не может ивушка
В небо перебраться,
Ведь её судьбинушка –
Над водой качаться.
Плачет эта ивушка
Над рекою дикой.
Тянет ветви к месяцу
На водице тихой…

Вокруг постепенно стягивался народ. Ленаку стало не по себе.

Звякнули струны, обрывая старую мелодию, и забренчала плясовая. Лен решил, что эта простецкая песенка – оскорбление для ТАКОГО инструмента.
А музыка лилась и лилась, два ручья: голос и переговоры струн. Мелодия сплеталась из солнечных лучей, растением тянулась к небу, невидимой сетью оплетала толпу, заставляя слушателя цепенеть.

Звучали разные песни, перетекая одна в другую. Песни были всё больше на незнакомом красивом языке, полном журчания и птичьего щёлканья. Были и простые песни серитов. Но это были лишь краткие перерывы, чтобы глотнуть воздуха перед новым упоительным погружением в журчащий поток звуков.

Лен сидел на траве, смотрел на белые облака, проплывающие по небу, и чувствовал, что не привязан к земле, к телу, и хотел только одного, чтобы это состояние не прекращалось. Облака плывут, музыка тянется…

И вдруг Ленак понял, что Дайнекар больше не играет. Повисла тишина, и только ручей журчал, звеня, и что-то глухо ворчало внутри мельницы.

Лен поспешно вскочил. Люди медленно, по очереди подходили к Дайну и клали деньги к его ногам, а он стоял прямой, держа юрелинк в свободно опущенной руке.
Давали помногу. Обширный дядька, судя по внешности – мельник, шумно сморкавшийся в грязную тряпку и утиравший слёзы, обильно сочившиеся из красных опухших глаз, положил горсть мекит.

И вдруг, в голове Ленака возникла странная, абсолютно чужая мысль: «Низкие люди. Дают ему свои грязные деньги. Я готов отдать жизнь и душу, лишь бы он играл так ещё».

Когда поток желающих наградить певца иссяк, Дайн, сохраняя невозмутимость, погладил юрелинк по блестящему медовому боку, повесил его за спину. Кар подошёл к нему, тронул за плечо. Тот обернулся и засмеялся:

- Пойдёмте! Поедим чего-нибудь.

.   .   .
Через некоторое время они сидели на крыльце какого-то дома и дружно хрустели мелкой морковью. Дайн опять куда-то ушёл. Лен, крайне довольный своей жизнью, удобно расположился на тёплых ступенях, подставил лицо ласковым лучам.

Явился Дайнекар:

- Вот, держи, - он протянул принцу холщовый мешок: - Не всё же мне одному поклажу таскать, - улыбнулся он. Потом протянул Лену льняную рубаху:

- Вот, а это тебе. Можешь положить её в мешок к… да, к стати, - он повернулся к принцу: - как тебя звать?

- Кар, - бросил Руандекар, развязывая тесёмки мешка.

- Странно, - пожал плечами такеан: - обычно сокращают конец, а первую часть оставляют.

- Угу, - кивнул принц: - не по канону сократили.

- Видимо, хотели, чтобы ты был светом*, - улыбнулся Дайн.

*кар – свет (так.)

Кар вытащил из сумки рубаху, вроде как у Лена, и зелёную с коричневым куртку. Вопросительно глянул на Дайна.

- Переоденешься, - кивнул ему Дайнекар: - а свою одежду понесёшь в мешке.


Заходящее солнце покрывало всё вокруг тёплой рыжей позолотой. Вечерняя тихая деревенская суета. Звенит в поле стадо, спешащее домой. И ни малейшего дуновения ветра.

- Эй, не заснули ещё? – раздался над ухом тонкий голос. Лен прикрыл глаза от солнца и глянул на говорящего.

Молодое существо закатного цвета. Стоит у крыльца и, запрокинув голову, смотрит на них. Голова рыжая, лохматая, по сторонам торчат тонкие косички, спереди на лоб падает забавная чёлка.

Рот Лена сам расплылся в улыбке. Девочка тоже стояла и улыбалась:

- Вы леканы? – на прямую спросила она.

Повисло молчание. Лен не знал, что сказать на такой прямой вопрос,  Дайн обдумывал наиболее деликатную форму ответа, Кар же, судорожно пытался сообразить, почему это пришло  голову маленькой девочке, при виде трёх потрёпанных парней, сидящих на чужом крыльце.

- Нет, с чего ты взяла? – нарушил тишину Дайнекар.

- Ну-у-у-у… - разочарованно протянуло огненное дитя: - как же «нет»? Вы красивые, - начала перечислять она, загибая пальцы. Лен поперхнулся воздухом. «ну уж, конечно… красивый среди нас только Дайн».

- Сидите спокойно, - продолжала девчонка: - не кричите, руками не машете, меня не гоните, - «что правда, то правда. Такую прогонишь…»

- И у тебя красивый меч, - как решающее доказательство заявила она. «И опять-таки, меч только у такеана» - возмутился Ленак.

- Спасибо за хваление, но всё же, мы не леканы, - настоял на своём Дайн.

- Мне скоро должны дать звание лекана, - задумчиво протянул Кар.

- Ну вот! -  радостно воскликнула девочка и села на крыльцо радом с Леном. Тот тут же отодвинулся в сторону.

- Я Тингле, - сказала девочка и выставила вперёд кулак. (Полагалось хлопнуть по кулаку ладонью и тогда можно считаться друзьями.)
Снова тишина. И опять юноши сидят в затупках. Лен был в панике. Улыбка сошла с лица девчушки. Она протягивала им кулачок и ожидала дружеского жеста. Лен сглотнул и… аккуратно накрыл её кулак своей рукой:

- А я Лен.

- Отлично, - Тингле снова повеселела: - вы завтра уходите?

- Абсолютно верно, - кивнул Дайн.

- Я с вами! – воскликнула наглая девчонка: - ведь можно? – опомнилась она.

Тут дверь за ними распахнулась. От туда вышла немолодая женщина приятной наружности.

- А, вы уже здесь? Я думала, искать придётся, - проговорила она низким, мягким голосом. Говорила быстро, будто стремительный ручей передвигал камни.
Дайн вскочил на ноги. Кар кубарем скатился за ним. Лен нехотя встал. Да и то, чтобы не выбиваться из общего строя. Ещё бы! Станет он вскакивать перед какой-то тёткой! Тингле же, самым наглым образом спряталась за его спину, но, не услышав в голосе хозяйки дома угрозы, бочком вышла на свет и стояла так, заложив руки за спину, притворно потупив взгляд, и ковыряла землю носком разбитого башмака.

- В дом проходите, поговорить надо, - сказала хозяйка, приглашающее открывая дверь и потеснившись в сторону.

Парни переглянулись. Дайн пожал плечами и, сделав призывное движение левой рукой, прошёл в дверной проём. Остальные потянулись за ним. Такеан отцепил своё благородное оружие и оставил его у входа, бережно прислонив к стене.
Хозяйка провела их в большую комнату.

И вот они сидят за большим столом, сколоченным из целых деревянных плах. Дайн ведёт с хозяйкой беседу, а Лен пялится по сторонам. Из-за углов, косяков, дверей на них глазеют множество пар блестящих любопытных глаз. Детские головы то и дело исчезают, приглушённым шёпотом сообщая кому-то свои соображения. Все тёмно-русые как хозяйка, с вздёрнутыми носиками. Ленак всё пытался сосчитать, сколько их. Получалось восемь, но он не был уверен что не посчитал кого-нибудь дважды или не пропустил кого-то.

.   .   .
В доме было хорошо. Пахло приятно, знакомо. Деревом, нагретым солнцем, стиранным бельём, хлебом, сеном и ещё чем-то, будоражащем  воспоминания. Дайн втягивал воздух носом, пытаясь поймать этот запах и вызвать из памяти образы, связанные с ним. Светлые воспоминания из дома. Не из родового поместья на скалах над бушующем морем (там пахло травой и солью. Было влажнее), а из небольшого посёлка в котором он провёл долгие годы с отцом. Отец… может это им пахнет в этом чужом, незнакомом доме? Отцовской любовью? Сдержанной, но крепкой.

Хозяйка оказалась милейшей женщиной с крепким хозяйством и семьёй: любящим мужем и десятком детей различных возрастов. Она словоохотливо расписывала ему свою жизнь. Кроме своих детей у неё была сиротка деревенская. Родители девчушки погибли,  и деревенские старейшины приписали сироту к зажиточной семье «на воспитание». (Во время этих слов Тингле колупала стол ногтём)

- Вы ведь бродячие музыканты? – спросила хозяйка.

- Предположим, да, - кивнул Дайнекар.

- Вот я и думаю, может, заберёте девочку с собой? Она способная, быстро выучится.

- А что с юридической стороны? – вставил свои полкиты* Кар.


(* распространённая серитская поговорка. Обозначает незначительный вклад в некое дело или влезть не в своё дело.)
 

- Так если надо, я сама схожу и отпишу её от деревни, - тараторила хозяйка. Она явно хотела отделаться от рыжей. «Интересно, чем это девчонка ей досадила?» - лениво подумалось Дайну.

- В общем, вы её заберёте, - с надеждой спросила она. Такеан вскочил:

- Нет! – воскликнул он, возможно, громче и твёрже чем того требовала ситуация, но он не мог уже терпеть.

- Но почему нет, - встрял принц.

- Я сказал «нет», - жёстко бросил в его сторону Дайнекар, пытаясь успокоится.

- А я сказал «да» - настаивал на своём рыжий, самовлюблённый баловень судьбы. Дайн восхвалил всех Покровителей за то, что хоть Лен не лезет в дела.

- Я главный! Я ответственный за всё это дело! – Дайн старался не кричать, но злоба распирала его и слова булькали в судорожно сжимающимся горле: - и я говорю «нет», - сказал он сквозь сжатые зубы.

- Мир вам, - кивнул он растерянной хозяйке дома и выбежал на улицу.

Лен понял, что именно это состояние называется неловким положением. Напряжение электрическими разрядами щёлкало в помещении. Ленак раскланялся с хозяйкой и выскочил на крыльцо.


Солнце зашло. Полоска золотисто-красных облаков горела на западе. На восточной
синеватой стороне мигали бледные звёздочки.

Ленак не знал куда идти. Он сбежал по ступеням и оглядывался по сторонам. Такеана нигде не было видно. Стукнула  дверь. Сочно прозвучали быстрые шаги по ступеням. Кар встал рядом с Леном:

- Ну что? Не видно?

Лен качнул головой. «Где он? Что с ним? Так обиделся что ушёл?»
Они глядели в даль, на пустынную пыльную дорогу. Понемногу темнело, в глазах начало рябить, выступили слёзы…

Глава 3
Коротко вскрикнула калитка соседнего дома. На улицу шагнул Дайнекар. Лен счастливо шмыгнул носом. Дайн увидел их с Каром и призывно махнул рукой:

- Ребята, идите сюда. Нам разрешили ночевать на сеновале, - он улыбался, но улыбка сошла с его лица, когда он глянул на Лена.

- Ты плакал? – обеспокоенно спросил он: - ты что, испугался? – он снова расплылся в улыбке. В его голосе слышались тёплые, отеческие нотки. И лицо было открытое и доброе.

- Нет, - буркнул Лен и яростно вытер глаза рукавом.

- Вот и хорошо, - примирительно кивнул Дайн.

Они прошли во двор. Дайн потянул на себя огромную воротную створку, сбитую из широких досок. В лицо пахнуло тёплым сенным запахом. Лен стоял, вдыхая этот аромат и осматриваясь.

- Устраивайтесь, - гулко крикнул из глубины Дайн. Лен с готовностью рухнул в сухие травинки. Терпкий запах шибанул в нос, закружил голову. Ленак начал зарываться в этот аромат. Восторг наполнил его до краёв и излился в окружающую сенную среду приглушённым радостным воплем. Лен выкатился на чистый дощатый пол.

- Эй, - осадил его Дайнекар: - сено не кидай. Нам его потом в целости вернуть надо.

Ленак снова взобрался на свою копну. Поворочался немного, подминая колючие стебельки, и, устроившись поудобнее, закрыл глаза.

.      .     .
Утром собирались второпях. Дайн хотел выйти пораньше, с тем, чтобы к вечеру дойти до города.

Приведя помещение в порядок и собрав свои немногочисленные пожитки, Дайн толкнул створку и вышел на улицу. Небо только порозовело. Было свежо и ещё пахло недавней ночью. За такеаном вывалились его спутники: заспанные, хмурые, но готовые радоваться жизни.

Дайнекар вдохнул полной грудью воздух нового дня и сделал первый шаг в будущее… его остановил Ленак:

- Дайн…

Тот обернулся. На краю улицы, прислонившись к стволу берёзы, сидела рыжая и мирно спала, посапывая носом. Дайн тяжело вздохнул. «Они несчастны, веди их и будешь ведом Покровителями» - всплыла хрустальная мысль. Он вздохнул ещё раз и, подойдя к девчонке, наклонился над ней. Несколько мгновений дитя сладко почивало, потом вдруг вздрогнуло и распахнуло светлые ресницы. Радостная улыбка осветила её зеленющие глаза.

- Пойдём, - улыбнулся ей такеан и помог встать. Подобрал сумку с её вещами и передал Лену. Тому пришлось безропотно принять поклажу.

.   .   .
Они шли в молчании. Дайн впереди, Лен с Каром немного отстали. Шли долго и Тингле начала уставать. Лен догнал Дайна:

- Давай остановимся, - попросил он.

- С чего это бы? – с издёвкой спросил такеан.

- Нам нужно остановится, - поддержал Лена принц. Дайн закатил глаза и, пройдя ещё несколько шагов, присел на ствол поваленного дерева, в двух шагах от дороги.
Их юная спутница доплелась до места привала и с удовольствием села на валежник подальше от Дайнекара

- Тин, ты в порядке? – ласково обратился к ней Кар. Та утвердительно кивнула.
Дайн повернулся к девочке и спросил:

- Лет тебе сколько?

Девочка задумчиво подняла глаза, что-то подсчитывая, и выдала ответ:

- Десять.

Дайн в притворном обмороке откинулся назад и упал спиной на землю. И остался так лежать, не желая подниматься.

После нескольких минут молчания он сделал кувырок через голову и встал на ноги.

- Готовы идти? – обратился он к своим спутникам, и, получив положительный ответ, повёл свою группу сирот и оборвышей к светлой цели.

На этот раз он шёл помедленнее. Всё-таки рыжую было жалко. «Взял же на свою голову» - подумал он с досадой.

.   .   .
Город был очень красивый. Маленькие, будто игрушечные домики с резными украшениями. У каждого домика были высокие крутые крыши и башенки. Много хвойных конусообразных деревьев приятно смотрелось среди белых стен. Вечерний городок смотрелся великолепно. Тингле буквально обезумела от красоты и каменных домов. У неё будто новые силы появились. Она носилась кругами вокруг парней, то забегая вперёд, то отставая, засмотревшись на какой-нибудь особенно интересный фасад.
Дайн перестал хмурится и вроде даже улыбался.

Узкие кривые улочки окутывали их прочной паутиной. Лен потерялся в направлениях и доверчиво следовал  за Дайном. Тот вдруг остановился перед калиткой в заборе. Дайнекар просунул руку в неприметную щель, повозился немного. С той стороны щёлкнула щеколда и калитка тихо, без скрипа отворилась. Дайн довольно улыбнулся и шагнул внутрь небольшого дворика, окружавшего дом.

- Макс! – громко позвал такеан. Повисла тишина.

- Может, дома никого нет? – спросил, подойдя принц.

- Да нет, он дома.

В доме послышались торопливые шаги, дверь распахнулась, и на крыльцо выбежал босоногий юноша, примерно одних лет с Дайном. На ступенях он замер, а потом подошёл к ребятам. Дайн засмеялся и крепко обнял его. Юноша был немного ниже, тёмно-русые волосы волнами опускались до плеч. Он тоже смеялся.

- Наконец-то ты пришёл, - с улыбкой сказал он, вырвавшись из дружеских объятий:
- я уже думал, что ты забыл про меня.

- Ты как всегда драматизируешь, - укорил его Дайнекар: - вот, знакомься с моим «хвостиком», - указал он на своих спутников: - Ленак, Руандекар, Тингле.

- Это хорошо, - улыбнулся парень и представился: - Максим.

- Может, в дом пригласишь? – спросил Дайн, нарушив всеобщее неловкое молчание.

- Ах, да. Конечно, - хозяин распахнул дверь, приглашая гостей войти.

- Извини, я прямо с порога хочу попросить тебя об услуге, - сказал Макс в маленькой прихожей, обращаясь к своему другу: - у меня тут родственница проездом… в столицу она отправляется, на учёбу. Не мог бы ты её взять с собой, проводить?

Дайн, молча, сполз по стенке на пол. И так и остался сидеть. Потом засмеялся:

- Видать, судьба у меня такая, - улыбаясь, сказал он Максу: - лет-то ей сколько?

- Да, пятнадцать, вроде, - отвечал Макс, немного озадаченный странным поведением Дайнекара.

- Ну, это всё-таки лучше, чем десять, - перевёл дух Дайн, вставая с пола: - ну, ладно. Сам ты как живёшь? – задал он вопрос. Они всё ещё стояли в прихожей.

Дайнекар внимательно выслушивал рассказ своего друга, расстёгивая плащ, стягивая сапоги и снимая обмотки. Без обуви он прошлёпал по чистому полу коридора вслед за босым хозяином.

Остальные решили последовать их примеру. Лен шёл за парочкой по длинному коридору, и не уставал вращать головой. По сторонам поднимались узкие крутые лестницы с перилами на резных балясинах, отходили коридоры, примыкали комнатушки.

Принц придерживал рыжую за локоть, опасаясь, как бы она не начала носится по всему дому. Но девочка, то ли устала, то ли была поражена величием сего жилища, что лишь шла, приоткрыв рот.

- Слушай, Лен. Какое же здесь всё узкое, вытянутое вверх, - шепнул Кар.

Наконец они вышли в залу. Ну, не залу, а скорее большую комнату, со шкафчиками для посуды, несколькими окнами в сад и на узкую улочку. Широкий стол на толстых резных ногах. Чугунная печь для готовки, с дверцей, покрытой коваными украшениями.

Максим начал суетится, раздул угли в печурке, поставил чайник, вручил каждому гостю по фаянсовой кружке. Посуда была покрыта белой блестящей глазурью и украшена красными геометрическими узорами. Тингле, расплывшись задорной улыбкой, сразу стала щёлкать ногтем по гладкому боку своей кружки. Та отзывалась весёлым мелодичным звоном. Лен улыбнулся и тоже отвесил щелбан своей чашке.

Наконец чай был готов и разлит по чашкам.

- Что за родственница-то? – спросил Дайн, прихлёбывая чай, обдававший его лицо белым парком.

- Внучка двоюродной сестры моего дяди… нет… троюродной сестры… или…- Макс задумался: - Да и не важно. Родственница дальняя, но, можно сказать, друг детства. Мы раньше с ней часто виделись.

- Ну и ладно, - в раздумьях протянул Дайнекар.

В прихожей тихо стукнула входная дверь.

- Макс, мы вернулись, - послышался женский голос. Приглушённо простучали быстрые шаги и в кухню вошли две девушки: постарше и помладше. Одна, явно младшая сестра Максима воскликнула:

- Дайн!?

- Привет, Ренируан, - улыбнулся тот.

Другая сдержанно кивнула:

- Здравствуйте все. Я Ани.

- Привет, - живо отозвалась рыжая: - я Тингле, - вскочила она и протянула кулачок. Ани улыбнулась и хлопнула её по руке:

- Очень приятно.

Рени тем временем долила всем чаю, и они расположились вокруг стола.
Сестра Макса подсела к Ани:

- Ну, что ты успела нарисовать? – с любопытством спросила она. Ей было лет тринадцать, она серьёзно поджимала губки, и её карие глаза любопытно поглядывали на какую-то книгу в руках Ани. Та откинула за плечи тёмные косы и положила книгу на стол. Тингле устроилась вместе с девочками. Они сидели за одним концом стола, то и дело удивлённо фыркая или восхищённо ахая, парни расположились на другом краю.

Старшие с увлечением о чём-то говорили, а Лен, оказавшийся самым младшим, пятнадцатилетком, откровенно скучал. Сначала он осматривал комнату, а потом решил посмотреть, чем это так заинтересованы девочки. Он подошёл и заглянул Тингле через плечо.

Книга оказалась альбомом, состоящим из желтоватых листов, переворачиваемых Ани. Лен сам не удержался и охнул. На каждой странице были аккуратные рисунки, выполненные тонкими линиями и пятнами. В основном виды города. (Лен слышал что их называют пейзажами). Были листы, заполненные различными кусочками зданий: здесь башенка, там балкончик, окошко, крыльцо. Со страниц смотрели лица людей, кошки, собаки, птицы…

- Ну, ты, конечно, даёшь… - протянул Ленак.

- Стараюсь, - ответила Ани.

Неожиданно, с другого конца стола послышался кашель. Всё внимание было устремлено на Дайна, который снова зашёлся в душащем приступе, согнувшись пополам. Макс действовал быстро и решительно. Он рывком распрямил такеана и прижал его подбородок к груди. Кашель постепенно сошёл на нет. Дайн сидел, откинувшись на спинку стула и тяжело дышал. Рени хлопотала вокруг, шаря по шкафчикам и заваривая какие-то травы.

- Всё кашляешь? – обеспокоенно спросил Максим.

Дайн медленно кивнул.

- Лечится пробовал? – продолжал допытываться Макс.

Дайнекар отставил кружку, поданную Рени:

- Пробовал. Три месяца лечился, потом забросил.

Макс, закусив губу, покивал.

- Ты, главное, не волнуйся, - попытался успокоить его Дайн.

- Ну, ладно, ладно, - Максим резко встал: - надо вас как-то на ночлег разместить, - он упёр руки в бока и серьёзно осмотрел всех, кто стоял в комнате:

- Так… - протянул он после молчания: - Дайн, твоя комната на чердаке всегда ждёт тебя. Тингле можно поселить с Рени, - (рыжая заплясала от восторга):

- Для Лена и Кара найдутся отдельные спальни, - хозяин ещё раз осмотрел гостей, - вроде всех устроили. Ванная открыта и всегда в вашем распоряжении. Да, к стати, - он  обратился к Дайну: - крыша сейчас слабая, и, пожалуйста, не вылезай на неё.

Дайн смущённо улыбнулся и покивал головой.

- Ребята, - обратилась к ним Рени: - убедительно прошу вас выйти на улицу и не мешаться у нас с Ани под ногами, пока мы готовим ужин.

- Как тебе будет угодно, госпожа, - шутливо раскланялся с ней Макс и вывел гостей в садик.


Из сада открывался вид на узкую речушку, закованную в каменную набережную. На набережную выходили другие домики и выглядывали другие сады.

- Ну как? – озабоченно спросил Максим: - берёшь Аниант?

- Что?! Кого? – удивлённо переспросил Дайн.

- Ну… Ани, - вкрадчиво пояснил ему друг.

- А… Редкое имя, - Дайнекар явно был удивлён полным именем их новой знакомой. «Почему имя Аниант его удивляет? Да, имя редкое, но не до столбнякового же состояния» - недоумевал Лен.

- Да, - решительно сказал Дайн, немного собравшись с мыслями: - не знаю почему, но она мне нравится. С виду толковая: глаза у неё умные, цепкие. Уверен, если она пойдёт с нами, хлопот не прибавится, а будет только легче.

.   .   .
Не знаю, почему она мне понравилась. Вроде обычная девчонка… но видно что собранная, ответственная…

А может, дело в глазах? Да, в глазах и не только. Глубокие, тёмные, как омут илистой реки, а на дне, как камушки поблёскивают золотые искорки. Умные глаза, проницательные.
Длинные косы цвета махагони, с медным отливом».

Перед глазами Дайна всплыл образ: милый, знакомый, родной, но очень далёкий. Он звал, и зов этот надрывал сердце такеана. «Я иду к тебе. Разве не видишь? Уже иду» - твёрдо сказал Дайн видению и отогнал его обратно в недоступную даль.

Махагони (махагон) – красное дерево
   

Всех позвали ужинать. Большой стол вновь собрал вокруг себя весёлую компанию.
После незамысловатой стряпни Дайна простой ужин показался Лену пиром. Он так истосковался по горячей сытной пище, что опомниться не успел, когда вдруг обнаружил, что съел больше половины своей порции. Он смущённо огляделся, но все не поднимали голов, сосредоточенно поглощая еду.

- Ещё раз, как это называется? – спросила Аниант у Рени, указывая на свою тарелку.

- Что?! – воскликнул Лен. От удивления он не мог сдержать свой голос.

- Как можно этого не знать? – поддержал его Кар: - это же обычное «нот-а-мак».

- То есть, «хлеб и мясо», - понимающе кивнула Ани.

- Странно, я думал, это все знают, - растерянно протянул Лен, ковыряя трезубой вилкой в своей тарелке.

- У нас такого не готовят, - буркнула Ани, тоже погрузившись в изучение своей пищи.

- Насколько я знаю, - подал голос Макс, стараясь сгладить неловкую ситуацию: - Ани приехала из Северных Лесов. Я не ошибаюсь?

- Да, всё верно. Я жила в районе Эркайн Нотас.

- Ну, и как там? – поинтересовался Дайн.

- Темно. И к земле всё стелется, - глухо произнесла Ани. Потом улыбнулась: - я первый день как сюда приехала, всё привыкнуть не могла. Тут всё наоборот: всё такое высокое, к звёздам тянется и над головой ничего кроме неба.

- Да…, - с улыбкой протянул Макс: - этот город такой. «Дайнотик тонбо» - «Город небес».

Разговор полился по другому руслу. Дайн и Ани говорили про Северный лес, Макс обсуждал с Каром какую-то умную тему, Тингле с Рени шушукались, сдвинув головы, время от времени весело смеялись, а Лен… он как всегда оказался в стороне. Он просто расслабился на своём стуле и слушал гул голосов. Было хорошо, тепло, в открытые окна влетал ласковый ветер, принося с собой запах реки и пение соловья. Голоса уютно гнездились по комнате. Ленак радовался, что всем так хорошо. Он чувствовал, как приятельские отношения наполняют большой дом, согревают его, приводят к жизни. Лен вдруг понял: Дом – живое существо. Дом радовался вместе с ним, раздавался вширь и ввысь, чтобы вместить в себя больше радости и смеха.

Большие часы (похожие на сам Дом, такие же резные, с башенками и балкончиками) пробили одиннадцать. Рени проводила гостей в их комнаты. Лену досталась небольшая комната на втором этаже, с окном на улицу. В спальне были стол с несколькими ящиками, стул, больше походящий на кресло, две полки с книгами и разными мелочами и кровать.

Рени ушла, а Лен стоял, рассматривая своё новое жилище. Потом повалился на кровать. Лежал и вдыхал запах стираных простыней. Минут десять спустя, он решил, что ложится спать в чистую постель, когда сам ты покрыт многодневной дорожной пылью – кощунство и отправился в ванную.

Наверное, он продремал больше получаса. Ванная была пуста, и даже пар уже остыл и крупными холодными каплями выпал на стенах. Ленак скинул одежду, пустил воду и встал под прохладные упругие струи. Они шевелили отросшие волосы, смывали с тела усталость. Где-то в подполе тихо и мерно урчал мотор насоса, качавшего воду. Лен подивился этому, ведь люди стали боятся техники после Великой войны. Машины разбирали на части, ломали, некоторые люди засыпали асфальтовые дороги землёй.

 Ленак простоял так довольно долго. Сквозь шум воды он услышал бой часов, отмечавших полночь. Лен вздохнул и стал одеваться.

Он лежал в кровати. Мягкие прохладные простыни обнимали тело, вновь обретшее гибкость и чувствительность. Он лежал и думал о Небесном городе. Всё здесь казалось сошедшим со страниц книги о прекрасной жизни. Люди добрые, приветливые, калитки заперты на простые щеколды, Макс и Рени приняли их как давних знакомых (правда, привёл их сюда Дайн, а он с Максом старые друзья). Да, друзья. Как они смогли сдружиться? Этот общительный, простой парень, от которого так и веет добротой, и угрюмый, молчаливый такеан из древнего знатного рода.

Этот вопрос так взволновал Ленака, что тот понял: он не заснёт. Лен решил выйти походить. Он спустился по лестнице вниз. Дом тихо, мирно дышал в полудрёме. Он устал от новых жильцов и уснул. Сон его был чуток. Лен понял, почему ворота этого дома заперты чисто символически. Дом САМ не допустил бы в себя ничего дурного. Он САМ охранял себя от всех напастей. Лен вздохнул спокойно. Ему стала понятна причина, по которой как только переступишь порог Дома, ощущаешь мир и покой. «Молодец»  - подумал он, обращаясь к Дому. Он был уверен, что Дом его прекрасно слышит и понимает. « Ну, как? Выпустишь меня на улицу» - спросил он и толкнул дверь, ведущую в сад. Она оказалась открыта. Лен шагнул в чернильную тьму ночи, навстречу влажному речному воздуху. Он прошёл через небольшой садик и остановился у каменного парапета, отделяющего набережную от реки. Перед ним раскинулось огромное, необъятное, глубокое тёмное небо, пронзённое миллиардами мелких и крупных точек, пропускающих в этот бренный мир свет мира Хранителей.

Звёзды горели на небе, их несла на своих медленных тяжёлых водах река, им вторили светляки в траве и кронах деревьев. Лен стоял, завороженный этим  потрясающим зрелищем, и не видел вокруг ничего, кроме ярких светящихся точек.

.   .   .
Дайн был счастлив. После долгие лет он снова был дома. Встреча с Максимом вселила надежду. Спустя целых три года, что они не виделись, Макс остался таким же добрым и общительным. Правда, он как-то неуловимо изменился, стал старше. От робкого мальчонки, которого Дайн защищал от всех немалочисленных напастей, не осталось и следа. Сейчас Максим Айарон был, пожалуй, даже взрослее Дайна. А Рени? Последний раз он её видел совсем малышкой, а сейчас она готовится стать красавицей. Зато Дом такой же, как прежде. Заботливый и такой уютный. Дайнекар чувствовал его сердцебиение и слышал его дыхание. Дайн сокрушённо покачал головой и пошёл мыться.

Мокрый и свежий Дайнекар вышел на улицу. Тёплая серая ночь поглотила его и не хотела отпускать. Дайн решил, что не хочет уходить и что завтра можно поспать подольше. Он сел на скамеечку возле тёплого бока Дома и поднял глаза на небо.

Звёзды усеяли небосклон россыпью бисера. Дайн нашёл свою звезду. Она ласково мигала своим зеленоватым светом. «Как думаешь, позвать его?» - с улыбкой спросил Дайнекар у Дома. Тот одобрительно заворчал водопроводными трубами и скрипнул полом. «Да? Ты считаешь, что он даже спуститься?» - недоверчиво переспросил такеан. Дом утвердительно хлопнул ставней. «Ладно, ладно. Не шуми. Все спят, не мешай им» - Дайн погладил Дом по шершавому каменному фундаменту. Тот удовлетворённо заурчал, как большой дракон. Дайнекар ещё раз улыбнулся и посмотрел на свою звезду. Она сияла на тёмно-синем небе. Потом покачнулась, увеличилась в размере. Тонко зазвенели пронзаемые пространства миров. Залаяли собаки, отзываясь на этот тишайший звук. Рядом с Дайном тихо, как лёгкий полог из тонкого шёлка, зашуршал раздвигаемый воздух.

К Дайну вышла фигура, одетая в широкий длинный плащ, укутывающий тело пришельца.

- Деремий, - счастливо улыбнулся Дайн, вскакивая навстречу своему Хранителю.

- Здравствуй, Дайн, - тепло улыбаясь, приветствовал его Деремий, обнимая за плечи. С минуту они смотрели друг на друга.

- Зачем ты хотел меня видеть? – перешёл Деремий к делу.

- Да… - замялся Дайн: - просто соскучился. У меня всё хорошо и… просто захотел тебя увидеть.

- В таком случае, я буду рад поболтать без спешки и забот, - успокаивающе сказал Хранитель, садясь на скамью. Дайн сел с ним рядом. Они снова стали рассматривать друг друга. Дайн смотрел на своего Хранителя и будто узнавал его заново. Так случалось в каждую из их встреч. Каждый раз такеан замечал новые детали в лице своего лучшего и вечного друга, излучавшего неместный звёздный свет. Тот смотрел на своего подопечного, слегка улыбаясь большими ясными глазами. Мягкие черты его красивого и благородного лица, знакомого Дайнекару с раннего детства, выражали самую неподдельную любовь, которая только есть в мирах. Ничья любовь не может быть сильнее, чем у Хранителя и его Человека.

- Можно поговорить с тобой на очень важную для меня тему? – снова заговорил Дайн.

- Конечно, - серебристо засмеялся Деремий.

- Ты знаешь, - продолжал Дайнекар: - я познакомился с одним человеком, Ленаком.

- Тот, на которого ты жаловался всю нашу прошлую встречу? – Хранитель снова залился смехом.

- Да, это он. Я стал замечать, что он очень странный человек. Он не только слышит и видит  этот мир, но, что очень странно для людей, он его чувствует.

- Согласен, это довольно странно, - задумчиво кивнул Деремий.

- Ты, случайно, не знаком с его Хранителем?

- Нет… - подумав, покачал головой Деремий: - я знаю Хранителя Руандекара, также, мне известно, что Тингле каждый день общается со своим Хранителем.

- Я могу узнать, кто её Хранитель? – спросил Дайн.

- Ханастаси, - не задумываясь, ответил Деремий: - она в два раза старше меня: у неё было гораздо больше людей.
Вдруг, их разговор прервался. Открылась дверь дома и Ленак прошёл по саду к реке.

- Поговори с ним, - посоветовал Деремий: - и хватит уже его обижать, он ничего плохого для тебя не сделал. Ты счастлив тем, что знаешь своего Хранителя. У него нет Хранителя.

- Человек, потерявший свою звезду? – очень удивившись, переспросил Дайнекар.

- Да, - утвердительно кивнул Деремий: - после беседы с тобой я понял: Ленак – редкий человек. Его опекают несколько Хранителей, у него нет своей звезды. Возможно, этим объясняется его в высшей степени странное восприятие мира, - сказал Деремий и звёздным лучом вознёсся обратно в мир Хранителей, оставив Дайна наедине с новой загадкой. Тот покачал головой и пошёл к Лену.
Человек стоял, облокотившись на каменную ограду, и смотрел на небо. Дайн долго собирался с духом, и, наконец, позвал:

- Эй!
Лен испуганно обернулся. Стал подслеповато щуриться в темноту. Дайн вздохнул:

- Это я. Дайнекар, - сообщил он, подходя ближе.

- Доброй ночи, - кивнул Лен: - как ты меня увидел?

- Во-первых, я видел, как ты выходил из дома, а во-вторых, не так уж тут и темно.

Они стояли рядом, смотрели на тёмные бегущие волны медленной реки.

- Странно тут, - молвил Ленак: - тут люди с техникой дружат, - пояснил он.

- Отец Макса был знатным инженером, и сам Максим пошёл по его стопам, - объяснил Дайнекар.

- Но почему? – искренне недоумевал Лен: - машины – зло!

- Ах, вот как… зло, значит, - протянул Дайн: - а ты посмотри вокруг. Как тут хорошо, ты сам говорил. Людей, добрее чем здесь, не встретишь нигде больше. Люди тут так добры и честны перед собой и Одним, что я абсолютно уверен: они каждый день видятся со своими Хранителями. Они настолько чисты в своём Небесном городе, что и техника, дающая преимущество и власть, не страшна для них, - Дайн вдруг понял, что слишком разошёлся. Лен в страхе отпрянул от него.

- Ладно, - успокаивающе сказал такеан: - пойдём на скамейку? – предложил он, подождав немного.

- Не, - помотал головой Лен: - лучше здесь. Тут звёзды.

- От туда даже лучше видно. Можно опереться на стену дома и смотреть вверх, - сказал Дайн (по правде, у него устали ноги).
Ленак, соглашаясь, кивнул и бросил последний взгляд на реку, уже мирно спящую в своих берегах.

.    .    .
Лен ощупью пробирался за такеаном. Он всё не мог взять в толк, как Дайн видит в такой темноте. Наконец они уселись на тёплую скамью у стены дома. Ленак прикоснулся к ней спиной и снова ощутил ласковое биение сердца Дома.

- Слушай, - обратился Лен к Дайну: - ну, знаешь, - он замялся: - Дом… он живой? Ну, мне просто показалось…

- Да, ты прав, - кивнул Дайнекар: - он живой. Понимаешь, Макс мой дальний родственник. Я приезжал сюда на протяжении многих лет, после того как переехал к Глубинным горам, и я уже привык к Дому. Он как ещё один друг, - Дайн вздохнул: - у меня не так уж и много друзей, характер у меня, знаешь ли, не мёд. Должен тебе сказать, - он обернулся к Лену. Глаза такеана вдруг стали яркими, как звёзды: - мне самому очень неприятно себя таким осознавать, но я ничего не могу с собой поделать.

Лен понимающе кивнул. У него у самого бывали такие моменты, когда стыдно за себя, но назло другим и своей совести делаешь гадости.

- Можно спросить?

- Да, - улыбнулся Дайн: - думаю, нам нужно удалит недопонимания между нами. Сегодня можешь задавать любые вопросы, и постараюсь на них ответить, если это в моих силах.

Ленак собрался с духом и кивнул:

- Максим – волшебник?

Дайн покачал головой:

- Нет, он обычный человек.

Лен смутился:

- Но, мне показалось, - пробормотал он.

- Вот и мне. Тоже. Показалось, - медленно отчеканил Дайнекар.

Повисла тишина. Звёзды тихо сияли сквозь кроны деревьев. Лёгкие облака тонкой кисеёй на мгновения прикрывали светила, но были уносимы ветром. Ветер изредка шуршал в траве и листьях.

- Я тоже считаю, что Макс волшебник, - нарушил молчание Дайн: - но когда я об этом спрашиваю, он лишь смеётся и уверяет меня в том, что не имеет к колдовству никакого отношения.

- Может, у него в роду были волшебники? – предположил Ленак: - ну и передалось ему немного силы?

- Не было у него волшебных предков, - вздохнул такеан: - с обеих сторон его род наичистейший, все предки известны, и все они были, конечно, людьми выдающимися, но, в колдовском смысле, совершенно заурядные.

- А можешь говорить попроще? – попросил Лен (от этих замысловатых поворотов повествования у него начала возникать каша в голове).

Дайн засмеялся, но не злобно, а чисто и звонко. В его голосе не чувствовалось насмешки и Лен тоже тихонько засмеялся.

- Так кто же его предки? – спросил он.

Дайн начал объяснять:

- Его отец, Тайкон Танрес, был усыновлён гедом Маро Айароном, потом женился на его дочери Урии.

- Подожди, - задумчиво пробормотал Ленак: - подожди… отец Макса – Ворон-Красная Куртка?!

- Угу, - кивнул такеан: - честно говоря, я удивлён. В этих краях мало кто знает о Красной Куртке, главной фигуре войны между Западной Звездой и Восточной Елью, даром, что он жил здесь.

Лен не слушал его:

- Тайкон Танак Танрес. Древнее благородное имя. Неужели он от него отказался?

- Пришлось, - кивнул Дайнекар: - не уверен, что он печалился о его утрате. Когда Айарон стал его кайном, выбор был не велик, а после того как они с Урией стали семьёй, решение стало очевидным. Их дети носят материнскую фамилию, не менее древнюю, чем имя рода их отца.

- А как ты с Айаронами успел сроднится?

- Кто-то из прабабушек Маро Айарона вышла замуж за Эркайна. Вот так и получилось. После смерти моей матери отец увёз меня подальше от мест где мы раньше жили, - Дайн пожал плечами: - оказалось, что у нас тут есть родные. Я подружился с Максом.

- Вот я и хочу спросить, - перебил его Ленак: - как вы с Максимом подружились? Я имею в виду, как такие разные люди нашли общий язык?

Дайнекар засмеялся:

- Да, мы разные. И мы дополняем друг друга. Как кулак и ладонь. Где у одного впадина, там у другого выступ, - Дайн помолчал, а потом заговорил тише, спокойнее: - ты ведь наверняка знаешь про братьев Миконов.

Лен кивнул.

- Они жили больше двухсот лет назад, - продолжал такеан: - сейчас никто не знает, к какому народу они принадлежали. Они были близнецами, похожими как две капли воды, но мало встретишь людей более разных, чем Канту и Маро Миконы. Маро – математик, Канту – художник. Один - сторонник точных наук, другой – творчества. Один за точные правила и указания, другой за полёт фантазии и свободу. Маро стремился к такеанам и во всём им подражал. Канту хотел быть человеком. Их история очень поучительна и каждый извлекает из неё свою мораль. Кто-то говорит: живи тихо и будут тебе многие лета. Другие считают: несмотря на скорую безвременную смерть, Маро достиг большей известности, чем его брат, проживший долгую жизнь.

- А ты как считаешь? – спросил Лен, внимательно слушавший Дайнекара всё это время.

- Я? Мне кажется, что между ними было не так уж много разного. Они оба были честными целеустремлёнными людьми. А так же считаю, что они не являются доказательством в споре о том, кто лучше, люди или такеане?

- Но ведь разница между людьми и такеанами есть. Они чем-то отличатся.

- Да, верно. У такеан есть определённые физические и духовные способности, они выносливее людей и более склонны к волшебным искусствам, но они братья и, несмотря на различия, должны быть вместе.
Знаешь, близнецы – удивительная штука. Они развились из единого целого, имеют общее начало. Между ними есть особая связь. Говорят, что до рождения сущности близнецов смешиваются, а потом разделяются на два тела. Поэтому при жизни в них то и дело проглядывает их вторая часть, часть их брата. После смерти Маро с Канту произошли сильные изменения. Вся смесь сущностей вошла в одно тело. В весёлом общительном Канту стал проглядывать угрюмый молчаливый Маро. В некогда весёлом художнике, творившем свои миры, люди всё больше узнавали его брата, - Дайн замолчал и молчал очень долго. Даже Дом уже заснул, устав вслушиваться в их сложную беседу.

- Я думаю, - вдруг заговорил Дайн глухим голосом: - я думаю, когда такеане погибнут, у людей точно так же проявятся их способности. Они станут лучше современных людей и гораздо лучше современных такеан.

- Зачем ты так говоришь! – воскликнул Ленак. У него мороз пробежал по коже от тихих слов Дайнекара, произнесённых как приговор: - почему ты говоришь, словно это уже решённое дело?!

- Но это дело действительно решено, - мягко объяснял Дайнекар: - такеане пережили свой Рассвет и своё Падение. Мы уже никогда не достигнем того величия и той мудрости, что была с нами до Такеанского Распада. Мы уже никогда не искупим ту глупость, которую намеренно совершили. Мы положились на своё «могущество» и взяли на себя смелость вершить чужие судьбы. Мы преступили один из важнейших Законов нашего мира. «И сильные падут, и отойдут от дел, таков уж их удел, а слабые восстанут» - так говорится в том Законе.

- Но, наш мир не может без такеан, - голос Лена дрожал: - как же «Равновесие» и тому подобные сложные рассуждения. Я никогда не мог их понять, но чувствую, что такеане должны быть или… катастрофа.

Дайн печально улыбнулся:

- Пойми, такеане – мёртвый народ. После того, в чём мы повинны, долго не живут. А если говорить про равновесие… вы станете носителями сущности своих близнецов.

- Но…

- Довольно об этом, - осторожно, но решительно оборвал его Дайн: - давай лучше поговорим о тебе. Со мной уже разобрались, теперь нужно понять тебя. Узел развязывают с двух сторон, так быстрее. Кто ты? Откуда, почему у тебя на лбу ремешок мастера-древесника?

Лен вздохнул. Было тяжело вспоминать и изливать ту грязь, что лежала на душе. Он припомнил всю свою жизнь и… высказал Дайну всё (Лен давно заметил, что от такеана ничего не утаишь). Ленак рассказал про всё: про детство в захолустной деревеньке, про тяжкую учёбу по методу «если голова выдержала палку, выдержит и знания, а нет, значит нет». Дайнекар слушал внимательно, серьёзно сдвинув брови, а Ленак глядел в его глаза, и слова лились из него нескончаемым потоком. Глаза как глубокие ямы, как чёрный омут затягивали в себя, и Лен ничего вокруг не видел кроме них.

.   .   .
Парня как прорвало. Дайн не понимал, что нашло на этого человека. Он, не отрываясь, глядел Дайну в глаза и высказывал ему в лицо столько боли, обид, огорчений, тягот, что Дайнекар буквально остолбенел. Душа человека, сидящего напротив него, чувствовала так много, так сильно, так кричала. Дайн и не подозревал, что кто-то так может. А Лен всё говорил и говорил, рассказывая всю свою жизнь. Постепенно Дайну стало казаться, что это он повинен во всех несчастьях этого молодого существа. Дайн слушал его и страдал, понимая, что не сможет этому помочь. Ничем не сможет, никак…

Лен замолчал. Он тяжело дышал, сдерживая слёзы бессмысленной запоздалой обиды. Дайн смотрел на него, и его сердце разрывалось на части. Чувства переполняли его. Сожаление, сочувствие, любовь, направленные на это несчастного мальчишку, умирающего перед ним от стыда за свою чувствительность. Злость на себя, злость за несобранность, позволившую сердцу так беспорядочно и бессмысленно колотится о рёбра. Дайн не знал что делать. Он не знал, что может испытывать столько разных чувств сразу. Он провёл рукой по лицу, откинул назад выбившиеся волосы и, превозмогая жёсткий ком в горле, заговорил, глухо, резко севшим голосом:

- Значит. Вот как… - он не закончил фразу. В голове, заполненной бесполезными смешениями эмоций, возникла светлая мысль. «Прошлого не исправить, настоящее уже есть, но так же есть и будущее» - решил он.

- Я буду тебя учить, - заявил такеан: - если хочешь. И даже если не хочешь, всё равно буду. У тебя светлая голова, - сказал он, взяв трясущегося крупной дрожью Ленака за руки и смотря ему в глаза: - у тебя есть способности. Ты чувствуешь людей, чувствуешь их боль, ты можешь им помочь. Я буду делать из тебя врача.

- Ты помнишь своего Хранителя? – спросил он после недолгого молчания. Лен покачал головой:

- Я не знаю, не помню. Кажется, никогда и не видел своего Хранителя.
Дайн покивал. Дом за их спинами проснулся и сочувственно вздыхал всеми окнами.

- У тебя несколько Хранителей, - вдруг заяви Дайнекар: - из-за этого ты полнее чувствуешь мир. Сейчас тебе нужно успокоиться и ложится спать. Завтра можно рано не вставать, но сейчас уже поздно, лучше тебе выспаться.
Лен кивнул, пожелал ему вечного звёздного света, и ушёл в дом. Дайн посидел ещё немного, посмотрел на свою звезду, вдохнул влажный речной воздух полной грудью и отправился вслед за недавно ушедшим Ленаком.

Поднялся к себе в комнату. Там всё было по-прежнему, как на протяжении многих лет. Давно знакомые и по-домашнему уютные вещи смотрели на него со всех сторон.

Дайн встал к окну. Всё тот же пейзаж раскинулся перед ним. Ему показалось, что в Доме время не идёт вообще, не затрагивает его. Он улёгся в старую, давно знакомую кровать и закрыл глаза. Тёплое одеяло обнимало его, отделяя от вечерней прохлады, навевало тёплые сны.

.   .   .
« Четвёртая жизнь – незримая. В представителях этой жизни не видно разумного существования. Но они живут, наделены силой, как и всё живое. Камни, вода, огонь, земля, воздух, умершие старшие жизни – все они живут невидимой жизнью.

Пятая - жизнь внутри жизни. Эти существа обитают в телах более старших жизней, питаются их силами. Чаще их называют паразитами.

Шестая же – жизнь от жизни. Всё сотворённое Одним, смогло творить вслед за ним. Любые вещи, сделанные жизнями, принадлежат к последнему классу светлого существа.

Шесть жизней, полный мир без изъяна, находящийся в абсолютном равновесии. Но от любого света падает тень. Как только появились жизни, свет Одного, наткнувшись на них, породил Тень.

Демоны. Они явились из этой Тени и стали седьмой, тёмной жизнью. Они являются извращёнными копиями светлых жизней. Собравшись воедино и выбрав себе вожаков, они построили КариБор – Страшный Замок.

Три дарителя имеют свои тени: пожиратели Страха, Лени и Тоски. они подкрадываются к людям в момент их слабости и живут с ними в одном теле.
Подсобные духи и все шесть жизней имеют свою чёрную копию.

Только Единый не отбросил тень, ибо сам излучает свет. Только Покровители не имеют противоположности, ибо так мудры, что стали прозрачны. Только Хранители сохранили чистоту, ибо так наполнены любовью, что стали сами излучать свет.

Тёмные демоны повсюду. Они незримо присутствуют при каждой жизни. Люди замечают их лишь на первых порах своего существования и перед смертью, животным же нет до Теней никакого дела: он безгрешны, Тьма им не страшна. Люди же не считаются с демонами, возомнив себя выше. Они не признают их влияния на себя. Но и многие болезни начинают мучить лишь под конец. Так же и люди непосредственно перед смертью жалеют, что не имеют против них защиты. Хранители изо всех сил стараются спасать своих людей, но люди свободны, и если они не обратятся за помощью, сломив свою мнимую гордость, ждёт их тёмный конец.
 
Таково начало книги Жизни, повествующей о нашем мире, Грейт – имя ему. Есть другие миры, люди их посещают, помогая жителям справляться с трудностями. Искателями зовут тех людей.

.   .   .
Лен проснулся поздно. Солнце больше не светило в окно, смотревшее на восточную сторону. Ленак вспомнил своё пробуждение на рассвете. Весь в поту, с бешено колотящимся сердцем. Вспомнился сон, от которого он проснулся. Кошмар с гадкими червями, обитающими в телах животных и людей, с кричащими от ужаса младенцами, видящих отвратительных, жутких демонов, с иссохшими стариками, слёзно призывающих своих Хранителей, и огромная страшная крепость, наполненная клубящейся тьмой.

Лен содрогнулся и стал одеваться.

Когда он спустился, вниз все только садились за стол. Сонный Дайн что-то помешивал у себя в чашке. Тингле, отказавшаяся, от завтрака, убежала к реке. Макс вяло высказал предположение, мол: маленькая девочка у реки – это опасно. На что Кар ответил, что: да, опасно, всю рыбу переглушит, построит плотину из подручных материалов и затопит весь город. А если и не весь, то большую часть. Но он зря волновался, потому что рыжая вскоре вернулась, с мокрым подолом и косичками, потемневшими и отяжелевшими от речной воды.

Сели есть. Домашние лепёшки подействовали на всех умиротворяюще и значительно взбодрили. К хлебу добавили остатки нот-а-мака, извлечённого из странного шкафа, тихо ворчащего в углу. Максим назвал этот прибор чем-то в роде «холодного» или «снежного» ящика. Лен не был уверен в точности своего перевода, потому что в такеанском языке был слабоват, но «карат» (снежный) и «хан» (ящик для хранения различных вещей) были довольно известными словами. Хотя, если они соединялись в этом выражении, получалась какая-то бессмыслица.

- Уходите сегодня? – спросил Макс.

- Да, если, конечно, ты не против, - кивнул Дайн.

- Нет-нет, - стал уверять его Макс. Потом он наклонился к своему другу и, понизив голос, спросил:

- На запад уходишь, да?

Дайн глянул в его лицо. Оно полностью изменилось. В нём не осталось ни капли добродушия, но была сосредоточенность и серьёзность. Глаза смотрели прямо, требовали ответа.

Такеан, тепло ему улыбаясь, кивнул:

- Ты абсолютно прав. Я ухожу к морю, к… - он замялся, явно не зная, что сказать.

- Ну и ладно, - натянуто улыбнулся Максим: - ты постарайся возвращаться к нам, хорошо?

Дайн кивнул. На душе вдруг стало неспокойно. Впервые между ним и его другом возникло недопонимание,  впервые между ними повисла притворная улыбка. Что-то стало не так, он явно это чувствовал. Дом притих, прислушиваясь к напряжённой тишине обеденной комнаты. Дайн не знал что делать, он чувствовал как что-то очень хрупкое, очень важное рушится, звонкими осколками сыпется на землю. Максим поднял на него испуганный взгляд и бросился к нему. Они крепко обнялись и стояли так бесконечно долго, не желая отпускать друг друга.  Потом отпрянули, всматриваясь в лицо другого.

Лен, смотревший на эту сцену, перевёл дух. Пока он наблюдал за их ссорой, только поднимавшей голову, он чувствовал малейшие изменения в душе каждого. Сейчас же он ощущал только безграничную радость, счастье от того, что друг остался другом.

Макс шмыгнул носом и обернулся к гостям и сестре:

- Ну, - молвил он: - у ребят костюмы подходящие, а вот Тингле в своём платье далеко не уйдёт. Нужно подобрать ей что-нибудь из старых вещей: моих или Рени.
Ани с Каром остались на кухне, обсуждать какую-то интересную тему, а все остальные весёлой гурьбой отправились подбирать рыжей гардероб. Они с удобством разместились в обширной кладовой. Макс доставал вещи, которые могли пригодиться, Дайн отбирал наиболее подходящие и передавал Рени, помогавшей девочке примерять одежду. Ленак же стоял в стороне и наблюдал. Всем было хорошо, и ему было хорошо.

После нескольких минут усердных поисков для Тингле подобрали две детские рубахи, пару штанов, несколько чулок и кое-какие вещи от Рени.

Дайн покачал головой, глядя на стопку одежды. Её убрали в дорожный мешок с двумя лямками. Он оказался как раз по росту для рыжей девочки, несказанно радой новым приобретениям. Она немного повертелась перед зеркалом (Лен счёл это совершенно уместным для девчонки), рассматривая свой мальчишеский костюм, а потом заявила, что она себе нравится.

Все вернулись на кухню, где подключились к увлекательной философской беседе о «мясоедении» и «мясопустве». Оказалось, что принц был против потребления тел умерших животных, а Аниант настаивала на том, что это необходимая пища для поддержания жизни. Лен сморщился, вспоминая о своём ночном кошмаре.
Дайн быстро разрешил этот спор, встав на сторону Ани. Он заявил, что поедая убитых животных, люди забирают себе остатки их жизненных сил и именно поэтому насыщаются. Что, да, отбирать жизни не хорошо, но это необходимо для продления своей жизни. Ведь, как известно, вторая жизнь обладает большей жизненной энергией, чем более младшие жизни.

Ленак так и не решил, кто прав. У него мороз пробегал по коже, когда он соображал что то, что он ест, некогда было живым. Но с другой стороны, мясо: варёное, жаренное, солёное – оно такое вкусное!

- Слушай, Дайн, - подала голос Рени: - может, ты нам споёшь?

- Ага, - кивнул такеан: - ещё и спляшу.

- Не хочешь, не надо, - пожала Ренируан плечами: - нам Ани споёт.

- Да-да, - закивала та: - только разбег побольше возьму.

- Ребят, хватит упрямиться, - улыбнулся хозяин: - вы не отвертитесь. Мы вас всё равно общим количеством задавим.

Дайн засмеялся и ушёл за юрелинком.

Они сидели на кухне и пели песни. Такеан играл, остальные подпевали. Потом инструмент стал переходить из рук в руки и каждый что-нибудь исполнял на нём. От простых детских песенок, пропетых звонким голосом Тингле, до старых баллад, исполненных принцем. Лен был поражён, что такие чистые глубокие звуки могут быть извлечены таким человеком как Кар. Он казался совсем непригодным для пения, но все были в восторге от его песни.

Ленак же самостоятельно петь отказался (сказать по правде, он даже не представлял, как этот самый юрелинк в руках держать).

Наконец очередь дошла до Ани. Она приняла инструмент, подёргала струны, прислушиваясь к их звучанию, потом кивнула каким-то своим мыслям и начала играть. Мелодия была с частым, ярко выраженным ритмом. Левая рука девушки передвигалась по грифу, зажимая струны, правая размашистыми движениями цепляла струны, извлекая целые аккорды звуков. Лен глянул на Дайна. Лицо такеана выражало высшую степень недоумения (Дайнекар был в ужасе от такого варварского способа игры на нежном инструменте). Песня тоже была в высшей степени странная. На незнакомом никому из присутствующих языке. Она начиналась с низких звуков, которые Ани еле брала, и постепенно переходила на более удобную для певицы ступень. Ленак не понимал смысла песни, но мелодия захватывала его. Он, сам того не замечая, начал тихонько постукивать пальцами по столу в такт песне.

- Что за песня? – спросил Дайн у Ани.

- Ну, вот такая вот песня, - уклончиво ответила она.

- Про что она, я что-то не понял, - подтвердил Кар, все согласно покивали.

- Про путешествие. Люди едут в поезде и поют про это. Им хорошо.

- Поезд? – недоуменно переспросил Макс: - и им хорошо в поезде? Раньше поезда ходили, но возили оружие и продовольствие. Страшные грохочущие машины. Как в них может быть хорошо?

Ани явно смутилась и не знала что ответить:

- Это песня-мечта, - наконец нашлась она: - мечта о мирных удобных поездах.

Лен ей не поверил. И никто не поверил (он чувствовал это).

- Ну, ладно, - задумчиво протянул Максим: - надо обсудить ваш дальнейший путь. Сегодня Лейе с соседней улицы отправляется в Эрбоик. Вам по пути. К вечеру будете там. Правда там остановится негде.

Дайн покачал головой:

- Ты же знаешь, что до Эрбоика за день не добраться.

- Так ведь не пешком, - улыбнулся Макс: - у Лейе много вещей и он едет на «шаге».

- Тогда это замечательно, - кивнул такеан.

- И что, мы вечером уже в горах будем?! – восторженно воскликнула Тингле.

- Не в горах, но довольно близко, - кивнула Ани.
Рыжая запрыгала по комнате, напевая песенку без определённого мотива. И, надо сказать, что Лен не заплясал только потому, что считал себя взрослым человеком. Если бы не этот в высшей степени неприятный факт, он с удовольствием составил бы Тингле компанию. Всю свою жизнь он прожил в таком месте, откуда, что до одних гор, что до других всё равно не добраться, даже с холмов не видать. А люди о горах рассказывали. И о Глубинных, и о Срединных. И по рассказам выходило, что горы эти – сущее чудо: огромные, высокие, с непредсказуемой погодой и удивительными существами, населяющими их пещеры.


После позднего обеда все взвалили на себя вещи. Максим даже взял на себя труд освободить Тингле от груза, и поэтому она бежала налегке, заглядывая во все подворотни и дворы. Они вышли на окраину. Ветер гулял там свободно, разгоняя волны по полю.

Лейе они заметили сразу. Он стоял, ожидая их, вырисовываясь чёткой тёмной чёрточкой, на фоне своей огромной светло-серой машины. Лен раскрыл от удивления рот. Он, разумеется, слышал о «шагах», но никак не мог думать, что они такие огромные.

Дайн невозмутимо подошёл к Лейе и обменялся с ним приветствиями. Обсудив что-то, такеан забросил свои вещи наверх. Для этого ему пришлось подняться немного по лесенке, приваренной к массивному боку «шага». У машины была спилена кабина и пассажирские места располагались прямо на широкой «спине». Глядя на этот громадный механизм, Ленак содрогнулся, вспомнив войну, которую никогда не видел. Но он точно знал, что «шаги» были очень распространены в военные годы.

- Ну, чего робеешь? – хлопнул его по плечу Руандекар.

- Он… такой большой… - только и смог выдавить из себя Ленак.

Кар засмеялся:

- Что же будет с тобой, когда ты в горы попадёшь? Там же всё огромное.
Лен предпочёл не отвечать. Руки и ноги противно дрожали, пока он поднимался по шаткой лесенке наверх. Ветер трепал волосы и рубаху, выбившуюся из-под ремня. Сумка сползла с плеча и болталась на руке, ударяя Лена в бок и очень затрудняя передвижение. Ленак боялся, что сорвётся и у всех на глазах шмякнется на землю (о болезненных последствиях своего падения он не думал).

После него лезла Ани. Лен был рад этому, потому что сидеть одному на такой верхотуре (Дайн, положив вещи, слез и прощался с Айаронами) было страшновато. Он, вцепившись в борт мёртвой хваткой, смотрел вниз, наблюдая за Аниант. Она ловко цеплялась за перекладины, забросив свой мешок за спину и откинув назад длинные косы.

- Давай помогу, - предложил Ленак, протягивая руки к мешку, когда Ани поднялась наверх.

Та покачала головой:

- Спасибо, не надо, - скороговоркой бросила она сквозь сжатые от напряжения зубы.

- Ну, давай, - продолжал настаивать Лен.

- Что не понятно в моём отказе? – подняв на парня глаза, спросила Ани: - спасибо, я сама справлюсь.

- Но, может…

- Нет! Отстань, свали, сгинь, уйди, откочуй, - не выдержала она.
Что такое «откочуй» Ленак не понял, но общий посыл высказывания был предельно ясен. Тут подал голос Дайн:

- Только попробуйте мне драться на высоте больше двух мегонов! – крикнул он им с земли.

«Ох ты ж, овцебык рогатый! Два мегона!» - ужаснулся Лен и судорожно схватился за ограждение. Тем временем Ани устроилась на своём месте без его помощи.

Вот Тингле им пришлось втаскивать. Она наотрез отказывалась лезть наверх. Дайн пригрозил, что в таком случае оставит её здесь. Рыжая, глотая слёзы, начала карабкаться. Но всё равно, Кару (вопреки запрету Дайна) пришлось лезть следом за
ней чтобы «в случае чего» поймать рыжую дурочку. Наверху Лену пришлось отцепиться от спасительного бортика и помочь девчонке перелезть через низкое ограждение.

Дайн внизу прощался с Максимом. Все уже сидели на своих местах. Кар пытался успокоить Тингле, которая до ужаса боялась высоты и сидела столбом, уставившись в какую-то точку на горизонте. А Лен старался не смотреть на Ани. Ему было жутко стыдно, хоть он и не понимал, зачем нужно было на него орать.

Наконец такеан в последний раз обнял Макса и Рени. Все были готовы к отъезду. Все пожелали друг другу присутствия звёзд и «шаг» гулко заворчав, медленно поднялся на свои короткие «ноги». Сердце Лена замерло от страха и ощущения отсутствия равновесия. Машина неторопливо пошла вперёд. Вдруг Тингле крепко стиснуло плечо Лена, прижалась к нему носом и тихонько заплакала. «Шаг» величественно продвигался вдоль дороги. Вскоре он набрал скорость, шаг у него выровнялся. Лен стал чувствовать себя увереннее и перестал смотреть себе под ноги и обвёл глазами горизонт. Но рыжей лучше не стало. Ленак аккуратно приобнял её за плечи свободной рукой, окончательно лишив себя опоры.


Машина шагала уже больше часа. Лену очень нравился такой способ путешествия. Тингле уже успокоилась и с интересом смотрела по сторонам. Они шли по лугу, рядом с дорогой, обгоняли повозки и пешеходов. Все провожали их удивлёнными взглядами, кто-то приветствовал криками, другие крутили пальцами у виска. Всё-таки люди боялись машин.

Местность вокруг потихоньку менялась. Пошли холмы, поросшие травами с сухими облетающими головками. Деревьев стало меньше, но горизонт не пустовал. Горы вырастали впереди, синими зубцами отделяя землю от неба.

- Дайн, - позвала Тингле, стараясь перекричать шум гудящего мотора.

- А? – отозвался такеан. Он сидел впереди вместе с Лейе и Ани.

- Можно твой юрелинк взят?

- Нет, - тут же отозвался Дайнекар.

- Просто поиграть, - просила рыжая.

- Нет. Это хрупкий ценный инструмент, - стоял на своём Дайн.

- Ну да, хрупкий, - передразнила его Тингле: - Ани вон как по струнам лупила.

- Не лупила, - слегка смутившись, ответила Аниант: - я, просто, обычно на гитаре играю.

- М-да, - усмехнулся Дайн: - я был удивлён твоим способом извлечения звуков.

- А на гитаре по-другому не играют. Ну, играют, но редко.

- Так можно? – вновь спросила Тингле.

- Решение Короля под Горой не меняется от того, что несколько раз взойдёт и
опустится солнце, - ответила за такеана Аниант.

- Откуда это? – вопросил Кар.

- Да так, из одной книги, - ответила девушка.

- Из какой книги? - допытывался принц.

- Да, и кто такой Король под Горой? – добавила Тингле

- Я тебе потом расскажу, - пообещала Аниант.

- Ну, ладно. А юрелинк можно?

- Нет, - ответили ей все хором, включая молчаливого Лейе, не проронившего за всю поездку ни слова.

- Ты начинаешь очень сильно раздражать, - заметила Ани.

Дайн согласился с ней и начал рассказывать Тингле какие-то умные вещи, касающиеся поведения воспитанных девочек. Лен не старался в них вникнуть и заблудился в красивых и сложных выражениях в первые же минуты. Ани же старательно слушала и, когда такеан закончил, наполовину задумчиво, наполовину вопросительно молвила:

- Что за чухня?

Дайн замолчал, а потом захохотал:

- Что… Что ты сказала? – задыхаясь от смеха, спросил он: - как ты сказала?
Чухня? – он залился новым приступом смеха и смеялся до тех пор, пока не закашлялся.

- Значит, чухня? - повторил он после того как отдышался.

- Ну, да чухня, ерунда.

- Откуда ты слова такие знаешь? – улыбнулся он.

- С моим братом поживёшь, и не такие фразеологизмы встретишь, - толи серьёзно, толи в шутку сказала Ани.

- А что ещё от него услышать можно? – оживилась Тингле.
Аниант посмотрела на неё, оценивая её возраст и решая, можно ли рассказывать ей словесные перлы своего брата:

- Ну, разные житейские мудрости: «сигнал к атаке три зелёных свистка», «здесь вам не тут», «не хотите по-плохому, будет по-хорошему, но хуже», «сапоги нужно чистить с вечера, чтобы с утра надевать их на свежую голову»…

- Вот-вот, это очень даже разумно, - вновь рассмеялся Дайн.

- Что-то я никогда такого не слышал, - вдруг заявил Лен. Эти высказывания были похожи по содержанию на уличные пословицы вроде: «и пастухи гедами бывают», «чтобы деньги не воровали нужно их у тебя небыло» или что-то подобное. Но такого Ленак за свою богатую житейскими опытами дворовую жизнь не встречал ни разу.
Лену никто не ответил. И он остался со своим вопросом.

.   .   .
Дайн сидел, размышляя над очень важной проблемой. Эта Аниант начинала его серьёзно волновать. Книги читает странные, даже Кар (уж на что много читает разной литературы, и научной, и художественной) не знает о таких. Выражения непонятные. Ни в армии, ни в тюрьмах, ни на улицах такие не в ходу. Живёт очень далеко, но с Айаронами в родстве, хотя это, предположим, случилось и с самим Дайном. Что не так с этой девушкой? Нот-а-мак, гитара, Король под Горой… что это может значить? И взгляд странный, насквозь пронизывает. Такое бывало с Дайном не часто, только когда со старшими такеанами общался или своим Хранителем. Но Дайн спрашивал у Ани, и та утверждала, что она человек и человек чистокровный.

- Давайте что-нибудь рассказывать? – предложила Тингле.

Дайн поражался подвижностью этого ребёнка. Такеан не представлял, откуда в маленьких детях столько сил и энергии. Да, рыжая девчушка быстро уставала, но стоило ей посидеть с минуту, как она снова была готова куда-то бежать и чего-нибудь делать. Дайнекар тяжело вздохнул, сожалея, что сам не имеет в себе таких жизненных сил.

- Что, например? – оживился Лен.

«И этот туда же. Совсем как дитя малое» - подивился Дайн.

- Ну, сказки или истории, - неопределённо пожала плечами рыжая.

- Когда мне было лет шесть, - начала Ани: - я полезла на дерево. Полезть-то я полезла и забралась, надо сказать, довольно высоко, а вот слезть не смогла. Испугалась. И сидела я там, на высоте четырёх мегонов, раскачивалась на ветру, уцепившись за ветку, и ревела. Потом меня папа нашёл и снял. Я потом целый год боялась касаться этого дерева: а вдруг опять заберусь и спуститься не сумею.

- А потом? – взволнованно спросила Тингле, слушавшая свою подругу с величайшим вниманием, выражавшемся всей её позой.

- А потом я много раз лазила на ту сосну, на самую вершину, - продолжала девушка: - и за шишками, и просто так посидеть, и на ветру покачаться.

- А шишки зачем? – удивился Ленак.

- Так ведь в них семена. Знаешь, какие вкусные? – восторженно спросила Ани.

Дайн согласно покивал, заявив, что сосновые семена хоть и мелкие, но вполне съедобные. Нужно только суметь их вытащить из шишек. Сам же он продолжал думать про Ани.

- У меня похожая история была, - улыбнулся Лен: - я тогда малявка был. Старшие ребята, пока никто не видел, полезли на крышу…

- И ты, разумеется, полез тоже, - понимающе кивнула Ани: - мне кажется, я знаю, как разовьётся последующий сюжет, но я буду вести себя как воспитанный человек и позволю тебе продолжать рассказ самостоятельно.

Лен ошарашено замолчал.

- Ну, так что было дальше? – поторопил Кар.

- Да, - спохватился рассказчик: - полезли они на крышу, а я за ними увязался. Успел залезть невысоко, но, когда заявился хозяин крыши, ребята убежали, а я остался там торчать, - он немного помолчал и, поймав на себе взгляды, требующие продолжать, скомкано закончил рассказ: - меня стащили оттуда и задали трёпку, чтобы кровлю не портил.

- И как? Больше не портил? – язвительно поинтересовался Дайн.

- Ага, конечно, - в тон ему ответил Лен: - ещё как портил. То есть, не портил, с моей точки зрения, но, с точки зрения кровельных владельцев, измотал им много нервов.

- Крышам или владельцам? – уточнила Аниант.

- Крышам, - ответил Лен: - то есть владельцам, - он замолчал, удивлённо хлопая глазами: - ты меня запутала!!! – взорвался он, когда до него дошло, что случилось. Ани звонко и беззлобно рассмеялась.

Дайн улыбался, смотря перед собой и слушая весёлую детскую болтовню. «Пусть веселятся» - подумалось ему.

- Однажды наш университет делал «визит вежливости» в Академию Магических Искусств, - начал своё повествование Кар: - честно говоря, пока мы туда добирались я переживал. Ну, мало ли что за люди там учатся. В результате, забегая вперёд, скажу: ребята там оказались что надо, не зазнайки и не гордецы. Я там познакомился с одним парнем. Он вызвался показать мне академию. Сначала мы бродили по закоулкам и коридорам, а потом вышли в большой зал. А там книги разные, чучела волшебных животных и вещи выдающихся волшебников. Я, значит, стою, рассматриваю всё это великолепие, и тут мой спутник, вроде невзначай упоминает, что, собственно, ученикам сюда ходить одним нельзя. Что школа у них охраняется, будь здоров, тем более Большой Зал, то есть, именно то место где мы находились, - Кар рассказывал это с таким выражением, что беспричинные взрывы хохота поминутно прерывали его рассказ.

- Так вот, - продолжал принц, стараясь сохранить невозмутимое выражение лица: - как только я сообразил, что происходит, в зал вошла охрана. Высокие такие, широкоплечие дядьки с оружием и какими-то магическими средствами борьбы с правонарушениями и их, так сказать, причинителями.

- Эх, а у нас такого нет, один Иларионыч за нами бегает, - с завистью пробормотала Ани про себя.

- В общем, дали мы от них дёру. А они за нами и не отстают. Мой провожатый петляет, хитрит, я еле за ним поспеваю. Так мы всю ночь плутали, спасаясь от погони. Под утро вернулись в комнаты. Я с ног валился, а этому волшебнику хоть бы хны.

Все от души посмеялись над это забавной историей. Потом взоры обратились к такеану.

- А ты что нам расскажешь? – спросил Лен.

- Что я могу рассказать… было это не так уж и давно, года два назад, - начал своё повествование Дайн: - иду я по дороге. В Глубинных горах это было. Я тогда только стал из дома один уходить. Иду по дороге под нависшими скалами. На меня сверху начинают сыпаться камни. Я смотрю вверх, а там парнишка сидит, лет семи-шести. Я спрашиваю: тебе помочь? Он молчит. Я повторяю свой вопрос. Он говорит, что слезть не может, а как забрался не помнит. Полез я за ним, ободрался весь, чуть шею не свернул, измарался. Снял его. Стою на дороге, держу его на плече. Он начинает брыкаться и требует, чтобы я немедленно опустил его на землю. Ставлю я его, а он посмотрел на меня и как закричит, - Дайн замолчал, смеялись все. И всегда серьёзный Кар, и Тингле (Дайн от неё другого и не ожидал), и Лен, уткнувшись лбом в металлический бортик, Ани тихо всхлипывала от смеха. Даже Лейе смеялся, стараясь не отрываться от приборов и датчиков на панели управления.

Дайн обозлился:

- Вот вам смешно, а мне не до ржача было. Стоит взрослый мужик потрёпанного вида на дороге, рядом с ним ревёт маленький ребёнок.

Его слова заглушил новый взрыв хохота.

- Ладно, - попытался успокоить всех Руандекар: - что дальше было?

- Да ничего не было. Прибежала мама мальчонки, собак на меня спустила. Забрала орущего сына, а меня, оборванного и избитого о скалы, оставила стоять в недоумении на дороге. Не знаю что на этого пацана нашло. Я так и не смог этого понять. Как не могу понять и вас сейчас. Что смешного вы нашли? – он серьёзно оглядел всех.

- Тин, а у тебя что было? – спросил вдруг Ленак.

- Ты нам ничего так и не рассказала, - поддержала его Ани. Дайн с удовольствием заметил, что они с Леном больше не смотрят друг на друга зверями.

- А у меня вот что было, - начала рыжая: - как-то раз я угнала лошадь, - она сделала многозначительную паузу. Старшие молчали.

- Я села на лошадь и ускакала на ней в поле, - продолжала Тингле: - она была огромная и скакала очень быстро, но меня догнали и вернули в деревню, верхом на ней.

- И что, - тихо спросил Ленак: - нагорело тебе?

- Да нет, - весело улыбнулась Тингле: - с лошади меня сняли, посмотрели- посмотрели, рукой махнули и отпустили.

Такая концовка всех впечатлила. Никто не промолвил ни слова. Каждый о чём-то думал. Дайн был счастлив. Или не счастлив… он не знал. Оказалось, что в последнее время он сам очень плохо разбирается в собственных чувствах. Что он испытывал, оставалось загадкой даже для него. Сейчас он только чувствовал, как спало напряжение, незримо присутствующее с ним во время рассказа Тингле. Он… волновался, наверное, за судьбу бедовой девчонки.


Эрбоик был полной противоположностью Дайнотик Тонбо. Небольшие коренастые дома, сложенные из тёмного булыжника, теснились к склонам холмов. Широкие пустынные улицы шли серпантином, постепенно поднимаясь вверх.

Ребята распрощались с Лейе, который отказался брать плату, ссылаясь на то, что ему «не в тягость, машина сама идёт».

Лен с удивлением рассматривал город, с удивлением отмечая разительные перемены. Разница между радостью, витавшей в воздухе лёгкого, оживлённого города равнин и тоскливым спокойствием тихого, предгорного посёлка, между высокими домами Небесного Города и приземистыми домишками с толстыми стенами и почти плоскими черепичными крышами была подобна разнице между тонкой резной травкой и огромным придорожным валуном, возле которого она растёт.

Но самым главным были горы. Они величественно возвышались на городом, над Леном, давили своим объёмом и, в то же время, были ещё довольно далеки. Эрбоик окружали сухие поля и холмы, и сам воздух тут был абсолютно другой. Чтобы хоть как-то обусловить такие перемены, Лен спросил у такеана, сколько, примерно, они преодолели за день. Тот, пожав плечами, ответил, что маноев четыреста, да «с тремя гусиными шажками»*


*Пословица. Обозначает неизвестное,  порой незначительное количество чего либо, чаще всего длин.


Дальше шли пешком. Дайн вывел их за пределы города и повёл между холмами. Они приближались к горам, первые утёсы нависали над ними.

По пути, прямо на ходу, такеан объяснял Лену основы медицины. Он пытался растолковать принципы работы человеческого организма. Когда, несмотря на все попытки Дайнекара, Ленов мозг отказался понимать элементарную анатомию тела человека, Дайн, махнув рукой, стал перечислять целебные травки, срывая их у себя из-под ног и передавая ученику. Дело пошло веселее. Запоминать названия, период силы и свойства растений оказалось для Лена гораздо проще, чем разбираться в хитросплетениях человеческих органов. Ленак высказал эту мысли своему учителю. Тот мигом развеял его радужные мечтания, заявив, что без сей немаловажной науки во врачевании делать нечего. Лен, разозлившись, спросил, на ком же сам Дайн изучал эту самую анатомию. На что такеан, зловеще улыбаясь, сообщил, что было на ком. Тингле мгновенно заинтересовалась этим вопросом. Дайн решил не отвечать конкретно и ушёл вперёд. Ани подкралась к Лену сзади и сказала громким шёпотом, что, мол, на глупых учениках изучалось Дайнекаром строение человеческого тела.


Они подошли к самым горам. Дайн сказал, что продвижение дальше сейчас, не имеет смысла. Разбили лагерь, разожгли костёр. Аниант заявила, что не доверяет Дайну и, если судить по Ленаку, кормит такеан не очень.

Все разбрелись кто куда. Девушка осталась готовить в гордом одиночестве, Кар увёл Тингле страдать над какой-то книгой, которую принц всегда носил с собой. Дайнекар окинул стоянку взглядом, оценивая обстановку, покачал головой в ответ каким-то своим мыслям и поманил Лена с поляны. Ленак шёл за ним, продираясь сквозь низкорослые берёзки, неожиданно появившиеся на подступах к горам. Он всё ускорял шаг и почти побежал. Ветки хлестали по лицу, застилая видимость. Он лишь изредка замечал мелькавшего впереди Дайна. Наконец запыхавшийся Лен выскочил на ровную пустую площадку, поросшую травой. Дайн уже стоял там. Ленак огляделся.

Они находились на вершине плоского как стол холма, в нескольких шагах от них срывался вниз склон «стола», а внизу простирались огромные, бесконечные жёлто-охристые просторы лугов и полей, залитые светом заходящего солнца, расчерченные фиолетовыми тенями от гор до самого горизонта.

- Теперь слушай, - прервал его размышления такеан: - я готов помочь тебе в жизни, дать в руки профессию. Ты же в свою очередь должен приложить к своему обучению все усилия.

- Да, хорошо, я постараюсь, - кивнул Ленак.

- Не перебивай меня, - повысил голос Дайн. Он говорил повелительно, от него исходили волны мощи. Дайн стоял, оттеснив Лена к краю платформы и преградив ему путь к отступлению.

- Врачевание – сложное занятие, - продолжал Дайнекар: - ты должен будешь выучить названия и свойства многих растений и минералов, их вид и запах. Названии и признаки множеств болезней, их последствия и лечения. Это очень много. А сейчас повторяй, у тебя первый урок.
Лен почти не слышал его объяснений про «болотный чох» и «язвенники». Огромный объём предстоящей работы раздавил его. На уточняющие вопросы Дайна он лишь слабо кивал.

- А теперь повтори всё, - с садистской усмешкой приказал такеан.
Лен опустил глаза, не зная, что ответить.
Тут Дайнекар взорвался:

- Почему ты меня не слушаешь? – кричал он, подойдя к Лену почти вплотную, и бешено взмахивая руками: - и где я в тебе талант увидал!? Чурбан чурбаном! Хорёк недоделанный*, паук половинчатый!!!


* здесь идёт тонкая игра слов. С такеанского языка "хорёк" переводится как «ленакопе», что созвучно с человеческим именем «Ленак».


- Ах так… - медленно и совершенно спокойно протянул Лен. Он вдруг поднял глаза и посмотрел в лицо Дайна, в глаза. А потом развернулся и кинулся бежать вниз по крутому склону холма.

Дайн остался один. Он клокотал от гнева. Чувства переполняли его. Такеан ходил по поляне, вскинув руки к небесам, и ругался самыми чёрными словами, какие только знал. Потом вдруг замер.  Голова, некогда затуманенная злостью, полностью прояснилась.

- Лен, - пробормотал он. Эта мысль первая яркой вспышкой возникла в его возбуждённом мозгу.

- Лен! – закричал он: - Лен! Лен!!! – он подошёл к краю холма и, всматриваясь в поле, заросшее высокой густой травой, звал:

- Ленак, вернись! Лен! Лен… - он замолчал, задумавшись, а потом как подкошенный рухнул на землю. Он вспомнил, какие ругательства произносил небу, и ужаснулся. Он лёг на тёплую сухую землю, свернулся, сжался в комочек, обнял колени руками,
как делал когда-то в детстве. Он лежал и хотел, чтобы всё это закончилось, чтобы наступило обещанное Мудрыми «ничего». «Стать никем, не нести на себе этого груза ответственности, такую ужасную вещь как совесть» - это была его мечта.

Солнце постепенно садилось. Холодный ветер вершин трепал его волосы, тугим потоком прижимал плащ к спине. Земля остывала.

Глава 5
Лен бежал, не разбирая дороги. Кисточки трав больно били по ногам, злой ветер хлестал по лицу, холодил нос и щёки, рвал волосы. Тень гор накрывала землю, обдавала холодом. Ленак начал задыхаться и без сил свалился под ствол поваленного дерева.

Парень сидел и трясся. Не от холода, хотя он тоже начал пробираться сквозь плотную рубаху. От злости, от обиды его колотила крупная дрожь. Близилась ночь, а Лен сидел и вспоминал свой разговор с Дайнекаром. И снова, и снова злость поднималась и перекрывала дыхание. Потом он словно вновь обрёл разум. Он вспомнил доброе улыбающееся лицо Дайна, его большие глубокие серые глаза с весёлыми искрами.

- Дайн… - всхлипнул Лен и заплакал. Он просто плакал, не задумываясь над тем, что он уже взрослый парень пятнадцати лет, и через пару месяцев достигнет совершеннолетия. Он просто плакал, слёзы сами лились подгоняемые огромной грустью и тоской. Лен вдруг почувствовал, как неожиданно лишился любви, которая постоянно присутствовала с ним, пока он был с такеаном. Несмотря на все ворчания и подколы, Дайн любил его, как младшего брата. Ленак только сейчас понял это.

Внизу совсем стемнело, хотя на вершинах гор ещё горели лучи закатного солнца.

- Надо возвращаться, - вслух сказал Ленак, не к кому, собственно, не адресуя свою фразу.

.   .   .
Ани хмуро сидела у костра. Ночные тени сгущались и подкрадывались всё ближе. Кар с Тингле тоже сидели рядом и молчали. Аниант начинала волноваться. Дайн и Лен ушли уже давно и до сих пор не возвращались. В основном девушка волновалась за Ленака, ведь у Дайна был очень суровый вид и, кто знает, что он может сотворить с Леном. «Пусть только эти балбесы заявятся, я им устрою ночные прогулки под свежим ветром и звёздным светом» - решила про себя Ани.

Балбесы заявились в полной темноте. Вдвоём. Оба грязные, потрёпанные  и сердитые. Аниант посмотрела на них, сокрушённо покачала головой и решила, что прогулок им сегодня было достаточно.

Все в молчании уселись есть. Даже Тингле притихла, чувствуя, что не время сейчас пустозвонить.

- Может, споём чего-нибудь? – робко предложила она.

Дайн тяжело вздохнул и потянулся за юрелинком.

- Что петь-то будем? – глухо спросил он, тихо настраивая струны.

Все молчали. Никто не знал, что можно спеть в такой момент. Все ощущали величие окружавших их гор. Оно давило, угнетало.

Ани глубоко вздохнула и тихо, задумчиво запела:


На небе звёзды светят, луна сияет нам.
Пройдём мы эти горы, уйдём за океан.

Дайн широко улыбнулся и подхватил мелодию. Это была старая песня, прошедшая Великую войну. Её все знали и тоже начали подпевать:

Темны леса на склонах, деревья стары там
И будут стары замки, что встретятся в них нам.
Поход наш будет труден, но весело в пути:
Когда ты рядом с другом сумеешь всё пройти.

Эта песня прекрасно подходила под обстоятельства. И звёзды сияли так же, и ночь тихо окружала их со всех сторон, и песня была написана про Срединные горы, но про более южные их отроги. Тягучая медленная мелодия затягивала в себя:

Сияют звёзды ярче и ночь уже давно.
Костёр пылает жарче, но спать нам не дано.
Враги кругом шныряют, за камнем, за кустом,
Но звёзды охраняют нас на пути том.

Ани смотрела вверх, на тёмное небо с россыпью звёзд. Красные искры от костра мушками взлетали вверх. Ветки потрескивали  в огне. Все были вместе. Было хорошо, уютно. Огромные горы больше не наваливались на них и приняли в своё общество.
И огромное, ничем не закрытое небо покрывало путешественников своим куполом.

Эпилог.
Ани проснулась в своей кровати. В небольшой уютной комнатке тепло, по-летнему жужжала одинокая муха. Солнце светило в открытое окошко, на улице пели птицы и кричали играющие дети. Ани вспомнила далёкие горы, прохладную ночь, рыжую Тингле, прижавшуюся к её плечу носом. Все эти воспоминания были лёгкие, словно из сна, но очень чёткие. «Так. Надо садится за работу» - подумала девушка. «Но нужно сходить к маме  и сказать что я в порядке». Ани ни как не могла собраться с мыслями. «И Аку с Юрой написать» - лица друзей ещё более чётко всплыли перед глазами. Ани полежала ещё немного.

- Надо вставать, - сказала она сама себе. «Сначала схожу к маме и скажу что я уже вернулась, попью чаю, потом вернусь сюда и напишу ребятам письма и сяду работать» - наконец составила она себе план и вскочила с застеленной кровати.

Постояла немного, уравновешивая кровяное давление в мозгу и вновь привыкая к ногам. Вдруг она поднесла сжатый кулак к глазам и стала его рассматривать.

- Вот же я рассеянная стала, - засмеялась она и, разжав кулак, взяла из разомкнутых пальцев небольшую толстую двояковыпуклую линзу, по форме приближенную к шару, из прозрачного, слегка золотистого стекла. Покатала её по ладони и положила в карман. Слегка пошатываясь она вышла в небольшой коридор, ведший к лестнице.

- Ани! – услышала она за спиной. Девушка обернулась. Из соседней двери выглянул её старший брат.

- Хо ун падари? – спросила Ани на серитском. Она ещё е успела привыкнуть к тому, что с ней говорят по-русски.

- Мне нужно только проверить, всё ли с тобой в порядке, - обиженно сказал брат и скрылся в своей комнате.
Вверх по лестнице пробежала десятилетняя сестра Ани с подружкой.

- О, ты уже проснулась? – удивлённо воскликнула она и пробежала мимо.

- Сколько раз тебе повторять, - крикнула ей вдогонку Ани: - я работаю. Это у тебя летние каникулы.

Брат снова высунулся из-за двери и хихикнул. Ани спустилась по лестнице и свернула в столовую. За столом работала мама. Услышав шаги дочери она обернулась и обняла Ани за плечи.

- Как дела? – улыбаясь спросила мама.

- Замечательно! Должна сказать, Грейт почти не изменился.

- Как… Опять я забыла, как его зовут.

- Дайн?

- Да, - мама улыбнулась: - как Дайн?

- Нормально. Знаешь, он на нашего дедушку похож. И характер, и глаза такие же. Сколько поколений от нас до него? двенадцать?

- Тринадцать, - поправила мама.

- Тем более, - воскликнула Ани: - как через столько поколений от предка к потомку передались такие черты? – она говорила возбуждённо и мама с улыбкой наблюдала за восторженно рассуждающей дочерью.

- Я рада, что тебе нравится учёба, - кивнула мама.

- Вот, а ты говорила в художественный идти. Ничего, рисовать в свободное время буду, - примирительно добавила Ани, увидев в глазах матери тень грусти.

- Всё, я пошла работать, а то забуду что-нибудь важное, - Ани плеснула в свою чашку заварки, на скорую руку насыпала сахар, долила слабого кипятка из остывающего чайника и побежала по лестнице наверх.

- Потом спустись поесть, - попросила мама, вновь ушедшая в работу.
Только поднявшись в комнату Ани сообразила, что до сих пор находится в грязной походной одежде. Она переоделась в домашнее, села за стол. Потом спохватилась, снова вскочила и извлекала из своего мешка альбом. Раскрыла на первой странице и стала листать. Там были рисунки из мира Грейт трёхсотлетней давности. Ани засмеялась такому повороту событий. Ведь она стала творцом древних рисунков.

Кроме изображений были краткие записи. Она причитала их ещё раз, вспоминая до малейших подробностей те обстоятельства, в которых они были сделаны.
Аниант открыла толстую тетрадь в плотной обложке, поставила дату и записала название места, откуда она начала своё путешествие и прочую формальщину. Потом перешла к самой интересной части отчёта: описанию личных чувств. Ани всегда нравилось заполнять эту часть доклада, получалось будто она сочинение пишет (ей это всегда нравилось). Она писала о том, что видела, какие запахи чувствовала, что ощущала.

Аниант откинулась на спинку стула и прочитала всё написанное. Получалось неплохо. И по правилам, и читать интересно. Следом наступило самое главное. События. Способ перемещения в другие миры во сне плох тем, что после пробуждения потихоньку забываешь всё произошедшее. Ани собралась с мыслями и достала из кармана куртки, висящей на спинке кровати, линзу золотистого стекла. В ней мелькали картинки её прошедшего путешествия. Девушка отрегулировала скорость воспроизведения и писала, вновь пересматривая свои приключения.

Образы далёкого и родного мира вызывали в её душе тёплые воспоминания. Она строчила и строчила страницу за страницей, ведь много чего случилось за время её пребывания в том мире. В линзе жили все люди с которыми Ани познакомилась. Наконец картинка будто застыла. Горы, горит костёр, вокруг сидят люди. Ани присмотрелась. Нет, она ошиблась. Изображение двигалось. Кар, Тингле, Лен, она сама и Дайн спали вокруг огня. Постепенно восходящее солнце окрасило низенькие берёзки нежными цветами. Дайнекар дёрнулся и проснулся, поднял голову. Встал, походил немного, раздул затухающий костёр и начал будить своих товарищей.