Въетнамская наездница

Зеркальце? Не выкидывай... Это память о поездке во Въетнам.

Впервые за границей. Впервые за гранью. Всё выпукло и черезчур. Первые дни фотографировалась у всех статуй Будды. А местные,  шумными семьями, бесцеремонно окружали мой  силуэт с синюшным сибирским мраморным отливом, ваяли групповые фото на моём фоне. 

Оказалось, бледнолицесть у них в почёте и сопровождается байками: живёт во дворце, и даже по малой нужде не выходит под палящее солнце. Потому бледна, а значит, респектабельна. Богата. Королевских кровей. Фото со мной принесёт удачу на 5 лет всему роду, а потрогать, может, и всей стране.
Трогали. Не помогло.

Колоризм прочувствовала на себе — предвзятое отношение по цвету кожи. Прошло пять дней, загар  прилип, как родной, и местные перестали обращать на меня внимание. Был случай, когда даже получила по руке, протянутой к рекламке, и полетели возмущённые ворчания в след. Белокожей - настойчиво предлагали. Пойди - разбери этих въетнамцев.

Шум моря. Смотреть. Пять утра. Мир открывает солнечный глаз в новый день. Время для местных идти на берег встречать рассвет. Семьями. Древний старик вместе с мальчишками лихо делает колесо, отряхивает ладони от песка, радостно смеётся жизни. Въетнамцы не плавают. Странно. Веками живут у воды и не умеют плавать. Песчаные дорожки на загоревшей коже, солевые разводы.

Шум моря. Слушать. Смех. Запах рыбы на гриле.  Вкус креветок и отдыха. Соус. Настоящий кофе. Живой. Ароматный. Разный.

Шум моря. Вдыхать. Тёплый ветер. Батистовая туника вместо купальника. Прозрачные крабы-призраки пробегают миражами. Беззаботность.

Шум моря. Запоминать. Храмы. Экзотика. Острова. Остров обезьян. Диких.  Прилипучих. Необузданных.

Предупредили: убрать всё блестящее: очки — прочь, "смотрим наощупь" , телефоны — прочь, "лучшие впечатления - ваша память". Резкие движения не делать.

Всё равно были пострадавшие: двойняшки с шоколадкой, которую захотели попробовать обезьяны. И мужчина, чьи шорты, с пальмой на причинном месте, были сорваны. Должно быть, там тоже что-то блестнуло. Незабываемые крики пострадавших и обезьян.

Там же местная бабуля в дорогих шелках и с зонтиком подошла ко мне и что-то спросила на тарабарском. Я ей: "нот андэстенд". Подоспевший гид выручил: она отстала от своей группы, долго возмущалась, почему я прикидываюсь чужестранкой, что она со мной путешествует, еле отлепили. Время белокожей закончилось, с раскосыми глазами принимают за свою.

На обед — мясо крокодилов. После обеда никто не принял всерьёз предложение покататься на страусах. Никто. Кроме меня.

Казалось, всё просто: птицу ведут под уздцы, есть седло. Сяду да поеду.

Не тут-то было. Двухметрового великана  привязали к забору, приставили лестницу, лезь —  как в детстве на крышу бабушкиного столетнего дома. Еле - еле, по скрипучей, взобралась.  Кое-как перекинула тело в седло. Птица осела под моими килограммами. И страуса повели, набирая скорость.

Как Машенька в коробе у медведя: высоко сижу, далеко гляжу. Земля качается, а седло медленно сползает под брюхо двуногой. Кричу: "Остановите,  ремни сорваны!!" Но погонщик ни слова по-русски не понимает...

 Хочется обхватить шею "лошадки" покрепче, прижаться и удержаться, а шея облезлая, тонкая, общипанная. Такую схватишь и ненароком свернёшь. Не зря греки называли их "воробей-верблюд".

Страус набирает скорость. Седло — набекрень, погонщик орёт, я пытаюсь удержаться на этой подпрыгивающей гигантской курице, и... ногами подсекаю чудный страусиный бег.  Краем глаза замечаю, что где-то рядом, всё ещё держась за уздечку, мотыляется погонщик, замахивается бамбуковой палкой и бьёт меня по лодыжкам, выравнивает на секунду, и я снова повисаю кулём. Птица ошалело мчит, пытается скинуть ношу, седло  окончательно заваливается под брюхо и я с ним, диагонально к земле. Ещё чуть-чуть, и  оказалась бы под лапами потомков динозавров. 

Как доехали, не помню. Помню страх, помню радость, что  остались живы. И стыд... Птичку жалко. Успокаивает факт: память у страуса не больше 20 секунд.

Вот там мне и подарили это зеркальце. Как медаль за смелость. Не выкидывай.