О стихотворении Иосифа Бродского Сретение

Бродский не был религиозным человеком. Ощущение личной избранности не позволяло ему отнестись к Богу как к Творцу или хотя бы как к Старшему брату. Видимо, он думал о Боге так же, как одна бесконечность размышляет о другой. Поэтому связка Творец – тварь для Бродского имела смысл лишь в низких понятиях. Свои же отношения с Богом он видел вне пространства, в котором все входящие в него величины, взаимозависимы.
Тем не менее, тема Бога постоянно присутствовала в творчестве Бродского: ежегодные стихи к празднику Рождества и, наконец, гениальное, на мой взгляд, стихотворение «Сретение», посвящённое Анне Ахматовой.

Когда она в церковь впервые внесла
дитя, находились внутри из числа
людей, находившихся там постоянно,
Святой Симеон и пророчица Анна. 

С первой же строфы Бродский вводит в стихотворение космизм. Мы помним, что праведному Симеону наказано было жить, пока он не увидит Спасителя мира. Круговращение слова «находились» погружает нас в долгие триста лет, которые прожил старец в ожидании встречи со Спасителем. Камертоном к этому ожиданию звучит слово «постоянно».

И старец воспринял младенца из рук
Марии; и три человека вокруг
младенца стояли, как зыбкая рама,
в то утро, затеряны в сумраке храма. 
 
Как странно и восхитительно строит Бродский ритмику поэтического повествования! В конце каждой строки главное смысловое слово как бы проваливается на строку ниже и там подхваченное возвращается в общую смысловую цепочку. Это как бы подводит нас к мысли о том, сколько надежд, упований на приход Мессии и разочарований испытало человечество за долгие триста лет земной жизни Симеона!

Тот храм обступал их, как за;мерший лес.
От взглядов людей и от взора небес
вершины скрывали, сумев распластаться,
в то утро Марию, пророчицу, старца.

Удивительный духовный образ храма! Наступает время великой тайны. Не только людям, но даже ангелам не дано видеть это…

И только на темя случайным лучом
свет падал младенцу; но он ни о чем
не ведал еще и посапывал сонно,
покоясь на крепких руках Симеона.

Младенец Христос не ведал… Как такое может быть? Вспоминаются слова Христа в Гефсиманском саду, обращённые к Богу-Отцу: «Пусть будет не Моя воля, но Твоя».
Далее: «покоясь на крепких руках Симеона». Откуда у трёхсотлетнего старца крепкие руки? Однако вспомним: Симеон – это символ огромной ветхозаветной жизни, которой назначено умереть по пришествии Спасителя. Бог-Отец ещё не насытил божественной силой «случайный луч» на темени Младенца, ветхозаветный мир ещё крепок и руки его сильны.

А было поведано старцу сему
о том, что увидит он смертную тьму
не прежде, чем Сына увидит Господня.
Свершилось. И старец промолвил: «Сегодня,

реченное некогда слово храня,
Ты с миром, Господь, отпускаешь меня,
затем что глаза мои видели это
Дитя: он — твое продолженье…

Первая половина чуда свершилась: по Воле Творца Ветхий завет заканчивается, отмирает. Как в русской сказке, перед тем, как оживить героя, его следует омыть мёртвой водой.

                …и света
источник для идолов чтящих племен,
и слава Израиля в нем». – Симеон
умолкнул. Их всех тишина обступила.
Лишь эхо тех слов, задевая стропила,

кружилось какое-то время спустя
над их головами, слегка шелестя
под сводами храма, как некая птица,
что в силах взлететь, но не в силах спуститься.

Произошло действие, не имеющее обратной силы. Все присутствующие, даже пророчица Анна, с трепетом взирают на случившееся, не понимая до конца смысл события, свидетелями которому они стали.

И странно им было. Была тишина
не менее странной, чем речь. Смущена,
Мария молчала. «Слова-то какие…»
И старец сказал, повернувшись к Марии:

«В лежащем сейчас на раменах твоих
паденье одних, возвышенье других,
предмет пререканий и повод к раздорам.
И тем же оружьем, Мария, которым

терзаема плоть его будет, твоя
душа будет ранена. Рана сия
даст видеть тебе, что сокрыто глубоко
в сердцах человеков, как некое око».

Чудо завершается высоким предсказаньем. Симеон вернул Марии Младенца Христа. Предрекая Богоматери великие испытания, старец передаёт Ей мудрость, накопленную за многие ветхозаветные тысячелетия истории и непосредственного общения с Богом. Сам же уходит – отныне он пустой, лишний, ненужный.
Образ Симеона, уходящего в «глухонемые владения смерти», выписан так, что невольно заставляет читателя задуматься о главном.

И образ Младенца с сияньем вокруг
пушистого темени смертной тропою
душа Симеона несла пред собою,
как некий светильник…

Не расширяет ли Бродский тему Сретения (встречи) до главной христианской темы – Воскресения Христова, а именно – Сошествия во ад? Ведь сказано в последних строфах стихотворения: Симеон вносит в царство мёртвых сияющий Образ Бога!

Светильник светил, и тропа расширялась.

Это ли не христианское прочтение смысла всякого человеческого действия, произведённого им по Воле Пантократора, ведь именно так греки подписывают Образ Христа Вседержителя на иконах и фресках!

                Заключение

Каскад смыслов, явленный И. Бродским в стихотворении «Сретение» столь ярок, контрастен и неоднозначен, что собственно художественные особенности текста невольно отходят на второй план. Возникает мысль о том, что «Сретение» – это прощальный спектакль тридцати двух летнего Иосифа перед вынужденным отъездом из СССР, некий греческий театр одного актёра, предлагающего публике текст, в котором не только каждая строка, но даже каждое отдельное слово содержит некую мировоззренческую и фонетическую полноту. В подтверждение приведу хотя бы такой фрагмент:

Лишь эхо тех слов, задевая стропила,
кружилось какое-то время спустя
над их головами, слегка шелестя
под сводами храма, как некая птица,
что в силах взлететь, но не в силах спуститься...