О ценности жизни

    Неожиданно ранним вечером, возле камина, Петра Михайловича посетила мысль светлая, по его мнению, глубокая и в то же время простая – о том, что пора бы поменять что-то в своей жизни.

    Пётр Михайлович происходил из известного рода Орловых, был дипломатом в третьем поколении. Слыл мужчиной образованным и интеллигентным. На заре пятидесяти лет имел всё то, что полагается иметь порядочному русскому человеку: красавицу и умницу жену, двоих взрослых детей, трёх внуков, вес в обществе и совесть, иногда недававшую ему спать.

    Пётр Михайлович тем же вечером с горечью осознал, что всё ему пресытилось, и жизнь превратилась в серую, скучную фарфоровую статуэтку кошки, смотрящую на него застывшим взглядом двадцать восьмой год с верхней полки книжного шкафа просторной комнаты-кабинета, что стабильно раз в две недели с особой заботой вытиралась женой. Его дни и ночи, зимы и вёсны, завтраки, обеды и ужины – были похожи друг на друга. На каждую годовщину он неизменно дарил супруге её любимые синие гортензии, водил в старинный, проверенный годами, ресторан итальянской кухни в Петербурге, тем же вечером доставал с ней на пару старый, потёртый, коричневый альбом с фотографиями, запечатлевшими частые путешествия по России и Европе, вздыхал, ностальгировал, внимательно наклонял над очередной фотографией поседевшую голову, печально потирая очки, и слушал восклицания жены: «Ах, Петя, как хорошо было в Риме! Какая красота и самобытность! А помнишь, как попали под дождь на мосту в Париже? А как гуляли в Алтае? Такая чистая природа... Ах, молодость!».
   
    В такие моменты «Петя» внимательно смотрел на жену как в первый раз и думал: «Страсть ушла вместе с молодостью. А люблю ли я её сейчас?». Мозг активно убеждал, что любит и безопасно принимался за повседневные мысли. Пётр Михайлович расслаблялся и жил дальше до следующей годовщины. Но в этот раз что-то пошло не так. Приелось всё.

    Недолго думая, не предупредив супругу, Пётр Михайлович, взяв черный строгий зонт в тон черному пальто, впервые за долгое время вышел из парадной на прогулку, отпустив Андрея, водителя, преданного его семье с начала ее зарождения.
    – Я пройдусь один пешком. У тебя сегодня выходной.
    Андрей удивился, но, без пререканий кивнув, занялся своими делами.

    – Голубка, а заверните мне вот те прекрасные ватрушки. Да, всё беру! И вон тот свежий хлеб, – оказавшись минутами спустя в пекарне, часто посещаемой с женой, по привычке взял её любимое.
      
    Девушка с короткими розовыми волосами и агрессивной татуировкой на шее мало походила на «голубку», но от вежливого тона и милого обращения, разомлела, зарумянилась, и принялась за дело с большим упорством и радостью: «Вот держите, пожалуйста. Хорошего Вам вечера!». Приятная тяжесть бумажного пакета мигом согрела душу в пасмурную осеннюю погоду.

    Продолжив путь, в книжном, не найдя ничего подходящего своему настроению, он отправился дальше, залюбовался по дороге молодыми красивыми девушками, идущими ему навстречу, смутив их, тяжело вздохнул и двинулся вперёд.
   
    «Верно, кризис среднего возраста», – нашел он объяснение своему странному, непривычному доселе состоянию и, успокоившись, побрёл по улице.
   
    Дождь вновь продолжил свою работу. По пути дипломата очень некультурно обрызгала грязной лужей мимо проехавшая серая машина. Пётр Михайлович держался как мог, но в итоге, также некультурно чертыхнулся и пожелал виновнику его беды «всего не наилучшего!», как оказалось, – это было лишь началом дальнейшего ненастья.

    Вытирая белоснежным, идеально выглаженным женой, носовым платком грязные мокрые следы с пальто, Пётр Михайлович разочарованно думал о том, как же всё легко складывалось в его жизни. Судьба ему часто благоволила. Отличная карьера, которую без преград удалось построить при немалом участии родителей, красавица-супруга, дочь известного писателя, профессора, двое замечательных детей: его дорогая Маша, врач, и любимый сын Миша, что последовал за ним по дипломатическому пути. Внуки – гордость деда. Что ещё нужно для счастья? Вот и Пётр Михайлович не переставал задаваться этим вопросом. Завёл бы ради разнообразия любовницу молоденькую и глупую, как принято было в его кругах, глядишь и почувствовал бы разницу. Не успел перейти дорогу, пронзила боль яркой вспышкой, в глазах – помутнение. Сглазил!
 
   – Ох, Петенька, пришел в себя! – первая, кого увидел, очнувшись «Петя», была его верная боевая подруга, то бишь жена, Анюта.
    – Я в больнице? – белые стены комнаты, кровать. Всё было очевидно как никогда.
    – Да, мой хороший, ты ногу сломал, тебя сбили и уехали гады! Прохожие увидели – вызвали скорую, там звонила тебе я, чтобы узнать, когда будешь дома, а ответил – врач. Чуть с ума не сошла. Ах, Петя! Ты ведь без Андрея никуда! Как же ты так в нашу годовщину! – восклицало красное от слез лицо Ани. Его Ани.

    Редко простужался, ещё реже – серьезно болел, пешком выходил гулять лишь по саду загородного дома, а тут такое! И чего дома не сиделось? Двумя-тремя днями позже выписали.

    «И чего мне не хватало?», – подумал Пётр Михайлович и начал ценить то, чем располагал. Продолжил жить свою жизнь. Хорошую, сытую и довольную. Без глупых мыслей и ненужных осложнений. С большим вдохновением и рвением.

—
*Andrea Vanzo – Spring