Вагоновожатая Надя

     "на обратной стороне"

    Надя с детства мечтала стать танкистом. Как папа. А, в итоге стала вагоновожатой. Как мама. Но даже повзрослев и усмирив со злостью настоящего бойца городскую общественную «гусеницу» – так Надя называла трамвай, она все равно представляла себя в кабине грозной носатой машины. Способной вырваться за пределы замкнутого круга с ненавистными остановками. Роддом. Драмтеатр. Бассейн Динамо. Пассажиров она считала потенциальными снарядами, которых можно с грохотом выкидывать из салона за безбилетный проезд. А кондуктора с родимым пятном на лбу – наводчиком на «зайцев».
    Однажды кондуктор навел ее на холостой снаряд в модной шляпе. Надя бережно высадила его на конечной остановке, не забыв узнать имя – Арсений.  Затем она долго ухаживала за ним, в надежде что он взорвется предложением руки и сердца. Катала бесплатно на трамвае, кормила пирожными, оберегала от неприятностей. Но в итоге Арсений так и не сдетонировал признанием в любви. Он предпочел оставаться холостым. В конце концов, терпение Надежды лопнуло, как мыльный пузырь личного счастья и она вернула несостоявшегося жениха на конечную остановку. Взяла штраф за безбилетный проезд размером в два года и закрыла на прощание его прекрасные васильковые глаза уродливыми синяками.

    Потом в соседней стране началась война. Кондуктор ушел добровольно служить тыловым наводчиком - теперь, вместо зайцев он ищет пацифистов-еретиков, а Надя еще сильнее ощутила тоску по танковым войскам. Лежа вечерами под одеялом, прижимая к груди отцовский шлем танкиста, она вспоминала как папа водил ее на учения. Как рассказывал про "танковые танцы" и говорил, что настоящий бал проходит только на поле боя. Надя вытирала слезы тоски, чувствовала себя застрявшей в замкнутом круге и мечтала намотать на гусеницы ненавистные остановки. Особенно ту, с памятником детской коляске. По мнению вагоновожатой, чугунная скульптура больше походила на кривой броневик, чем на коляску и напоминала лишний раз о разбитых детских мечтах. Особенно в дни воинственных праздников, когда кто-то приклеивал к «броневику» картонное дуло.
    Несколько раз, желая попасть на танковый бал, вагоновожатая ходила в военкомат. Но там ей всегда отказывали или обещали призвать в трамвайные войска. Причем сразу полковником. В ответ она злилась еще сильнее и посылал всех вокруг на троллейбусную штангу.

    Одним осенним вечером, когда Наде уже казалось, что заветный бал проплывет над головой недосягаемым облаком, она встретила в депо крестную фею. Та была похожа на шпалоукладчицу Зину после салона красоты. Подруги выпили шесть раз на брудершафт, и фея после поцелуя пообещала исполнить любое желание.
    - Ровно в полночь, твой трамвай превратится в танк, - сказало она улыбнувшись. – Ты сможешь поехать на нем куда угодно.
    - Даже на войну? – спросила вагоновожатая с пьяной надеждой.
    - Даже на войну, - заверила крестная шпалоукладчица.
    После чего она оседлала подарочный макет рельсы, вылетела из окна под потолком и растворилась в созвездии Водолея.  А Надя засунула голову в отцовский шлем, забралась решительно в кабину трамвая и стала ждать полуночи. Вскоре, к ней подкрались последствия брудершафтов. Пропели колыбельную скрипучими голосами и отнесли в прекрасную страну. Где живой отец в костюме зайца командовал танками на воздушной подушке. Он стоял на башне из снарядов и смотрел как его подопечные ведут бой с трамвайными остановками… 
   
    Очнулась Надя среди ночи. Под звук сирен и вой собак. Она лежала с поломанной ногой на клумбе у роддома, а рядом дымился сошедший с рельс трамвай. Он раздавил своим железным бортом не только остановку, но и чугунный памятник.  Надя смотрела с ужасом на остатки скульптуры и больше не видела в них броневика. Только детскую коляску. В этот момент ей захотелось уползти как можно дальше от места крушения и выкинуть отцовский шлем.