Два портрета. Ирина

    (Прод.)   

 У Ирины горел свет, и Ева поднялась на четвёртый этаж. Дверь обычно не закрывалась, так что она постучалась и вошла. Родственница строчила на машинке "Зингер", сохранившейся от матери.
    - Это ты, Ева? - спросила золовка.
    - Да, не пугайся. Разговор есть к тебе и бутылочка вина.
    - О-о, соседка, идём на кухню. Давненько мы не вечеряли вместе.
    - Дети-то спят?
    - Какое, спят - у Степана появилась девушка, Анастасия, а Анька приходит к полуночи с театрального кружка. Что-то случилось у вас? - переключилась вдруг Иришка.
    - И нет, и да, - она понизила голос, хотя и так всегда говорила тихо. - Егор, брат, нашёлся...
    - Неужели! Радость-то какая..
    - Он был ранен, а потом скрывался в Дорофеевской пустыни, постригся в монахи. Из чаши будущего водохранилища всех выселяют и их выгнали, пытались взорвать стены, но не удалось, так и уйдут под воду. Егор отрастил бороду и стал похож на деда по матери, а сейчас направляется в Сергиев Посад, в Лавру.
    - Слушай, я слыхала, мужской монастырь там упразднён.
    - Похоже, в стране закрываются все монастыри, церковнослужителей сажают либо расстреливают. В Рыбинске закрыты все приходы. Может, он идёт, чтобы поклониться мощам. Я не знаю, главное ведь - жив!
    - Да, подруга. Ну, наливай, выпьем за его здоровье. С радостью вас!
    - Спасибо, Иришка. Рассказывал, гонят заключённых в Югский монастырь несть числом...На племянниц посмотрел и улыбнулся по-детски. Ему уже сорок лет. Сказал, что возможно есть у него дети от женщин, что жили на улице перед авиационным техникумом: там должны быть Людмила и Валентина, которые его спрятали и выходили. Узнать бы как, есть ли такие там сейчас.
    - Я спрошу у девок - они всё про всех знают. Ну что, за новых родственников?
    Они ещё два часа обсуждали новости, пока не вернулись Степан и Анна, голодные и весёлые. Мать стала кормить их, а Ева, обняв ребят, отправилась спать: "Скоро приедет муж - дел не отмахнуться. Ещё стихи немыслимо лезут в голову"...
    Серафим притягивал стихотворения каждое плавание. Не успел подумать о жене, как пришли строки:

Если позволит
            случай,
И наступит момент,
Я обернусь в лучик
И принесу тебе свет.

Если заглянет рифма,
И не замёрзнет май,
Волшебным запахом липы
Божий покину рай.

Облаком клейким в окошке,
На форточке прилунюсь,
Им не понарошку
Попробую, объяснюсь.

Если выпадет случай,
Но заболеет момент,
Я строкою певучей
В "Да" превращу "Нет".

Прочь прогоню хворобу,
И ты задышишь легко,
И не надейся на Бога -
Он от Земли далеко.

Если взметнутся ветры,
Если услышит прибой,
Вычеркну я километры
Между мной и тобой.

Пусть возможно свиданье,
Мудро разрешено,
Я приду без названья -
Кроме любви - ничего.

...Если ж мы разминёмся,
Я затоскую в туче
И с ней уплыву к солнцу,
Если захочет
            случай.

    Он записывал стихотворение, а на горизонте маячила древняя Кострома. Нечто былинное и вечевое видится в белых храмах и золотых куполах. Белые чайки с гортанным криком зовут посетить город, причалить к пристани, над которой поют церковные колокола и палят огнедышащие пушки-мортиры. Притягивает Кострома, песни поёт приволжские, разухабистые и тягучие, запахом кренделей одурманивает, девицами красными завлекает да заигрывает. Мимо плывёт караван Серафима, некогда останавливаться - надо выполнить план, да не просто план, а план социалистический. Смешно ему было от мыслей своих, для собраний не годящихся коммунистических.
    На берегу Волги раскинулся пионерский лагерь с прибрежным футбольным полем, на котором бегали за мячом со шнуровкой разновозрастные игроки. Дожди закончились, подсохло и светило солнышко. Как захотелось ему отбросить трость, скинуть китель и побегать вот так беззаботно, азартно и отчаянно. Рубахи у всех на выпуск, пыль клубом над бегающей шумной ватагой. Кто наши-ваши? - Не разберёшь... Уплыла Кострома по правую руку. Свободнее русло по осени, полноводнее, шире. Бакены горят разным цветом: справа - жёлтым, слева - зелёным. Домики бакенщиков, следящих за этими плавучими деревянными знаками, стоит на высоком берегу, чтобы их видно было - не погасли ли огни керосиновые. В любую погоду должны гореть огни, поэтому тяжела порой работа бакенщика, но нет-нет да порыбачит он. На реке от голода не умрёшь, когда рыба есть, а она, уверяю Вас, есть всегда, Ласточки улетели в сентябре, отъелись жирными летними комарами, вывели потомство, встали на крыло и в одночасье исчезли, лишь круглые норы на обрывистых крутых берегах напоминают об их тёплом визите. Запах от леса несётся с ветром и печалит густой прелостью.
    Светлая грусть Серафима была омрачена чёрной тучей, ползущей с запада, куда повернула извилистая Волга. Мирное сосуществование государств закончилось. Противоречия коммунизма и капитализма, агрессивный национализм, помноженный на несправедливом Версальском договоре, колониальные амбиции стран привели к гражданской войне в Испании, войне итальянцев в Африке, аншлюсу Австрии к Германии. Не туча, а война надвигалась на закате солнца. Выгрузившись и отплывая от Ярославля, Серафим купил свежие газеты, которые трубили об успешной борьбе социалистов-республиканцев против реакционных националистических сил в Испании, о том, что СССР поможет испанским рабочим и формировании интербригад для защиты Мадрида. Серафим определённо был за справедливость, но не так давно гражданская война закончилась у нас. Кто нам помог? Где справедливость? Куда катится мир? Как уберечь семью от глобальных потрясений?
    Ночью подул промозглый ветер. а утром трава вдоль берега побелела. Вечером пошёл противный холодный моросящий дождь и показался Рыбинск. Серафим спокойно расформировал караван, поставив баржи под разгрузку. Усталый, но довольный, он утром вернулся домой, где ждала любимая и его улыбающиеся дочери. Все негативные мысли убежали на задний план. Сходу ему сообщили об объявившемся Егоре и том, что женится сестрин Степан.
 
      Конец тетради №3
   
    (Прод. след.)
   


Рецензии