Берсеневы. Часть 1. Глава 34

При всех своих невзгодах и трудностях, Михаил считал бы себя редкостным счастливчиком, если бы не было в его жизни боли по имени Лиза, которую он так и не смог забыть...

После единственного дня, проведенного вместе, девушка стала для Миши одновременно наваждением и проклятием...

        Он давно убедился в том, что Нина Константиновна оказалась права - девчонка его обманула...

        Она не жила в том доме, который назвала своим...

        Он даже не был уверен в том, что обманщица живет именно в этом районе, но ноги все равно сами несли его туда в надежде встретить ее...

Временами, когда он видел на улицах женщин, хоть чуть-чуть напоминавших Лизу, он  окликал их, догонял, а потом, увидев, что опять обознался, извинялся, но все равно потом опять и опять совершал ту же ошибку, особенно в том районе, где он почти два года назад попрощался с Лизой...

        Он давно запретил себе это делать, но то и дело нарушал запрет...

Когда Миша еще подрабатывал в Москонцерте, он каждый раз высматривал Лизу среди зрителей...

        Полгода назад, в День милиции, он в последний раз был приглашен участвовать в праздничном концерте...

        Тогда ему показалось, что Лиза сидит в зале...

        "Балладу о любви" Высоцкого, "Ноктюрн" Бабаджаняна и "Лизавету" он тогда пел для только для нее, хотя увидеть девушку среди зрителей ему так и не удалось...

        Он обращался только к Лизе - до остальных ему дела не было... Ему казалось, что девушка слышит его и разделяет его чувства...

        Ему было совершенно безразлично то обстоятельство, что "Ноктюрн" должен был петь совсем другой, гораздо более популярный певец во втором отделении...

        Ему было безразлично даже то, что, в отместку за похищение номера, "коллеги" так набили ему морду, что в этот вечер он приполз к Нине Константиновне еле живым и очень долго не мог восстановиться...
 
Еще несколько недель после концерта Миша никак не мог успокоиться и вспоминал свои ощущения в те минуты, когда ему просто казалось, что девушка где-то рядом... Это было сродни сумасшествию, в котором он хотел утонуть навсегда...

Михаил за два года успел испытать по отношению к Лизе всю палитру эмоций от обиды и гнева два года назад  до страшной, звериной тоски по ней сейчас, когда он давно, не без помощи той же Нины Константиновны, понял, что сильнее всего девушка испугалась не сказанных Иркой гадостей, а своих собственных чувств...
 
  Миша неплохо знал, каких эмоций обычно боятся женщины и давно научился успешно преодолевать подобные страхи...

        Это знание, в совокупности с безрезультатными поисками и осознанием собственной глупости, позволившей ему, попрощавшись с девушкой, сразу уйти, вместо того, чтобы проследить, не выйдет ли она снова из подъезда, и не пойдет ли в другое место, довели Мишу до черной тоски...

        Он казнил себя за ошибку, но изменить ничего не мог...

        Как любой мужчина, Михаил попробовал залить свою тоску водкой, благо яблонь в его саду хватало, а самогон из яблок получался великолепный... Но пить в одиночестве он не мог...



        Весной 1994 года в пристанционном магазине Миша встретил одного из своих лучших друзей, Вадима Павловича Добрынина, приходившегося дядей Вадиму Никольскому...

        Оказалось, что Добрынин, или в просторечии Палыч, приехал в Поселок на лето со своей женой, так хорошо знакомой Михаилу Леной Савельевой, дочерью дяди Гурама, а также с тещей Зинаидой Васильевной и, самое главное, - с матерью, Лидией Михайловной, которую Миша всю свою жизнь от всей души считал и называл лучшей бабушкой на свете...

        Миша, хотя и удивился тому, что Добрынины от своего огромного участка в ближнем Подмосковье, в бывшем профессорском поселке, с прекрасным домом, от городских удобств и давно и хорошо налаженного быта, от многолетнего друга семьи Гурама Кипшидзе, приходящегося Мише родственником, а Лене - родным отцом, от родителей Вадима и Ольги Маргариты Павловны и Петра Андреевича, вдруг переехали в гораздо более скромную обстановку, но вопросов задавать не стал, справедливо полагая, что со временем и Нина Константиновна, и сама лучшая бабушка на свете не удержатся и однажды подробно расскажут ему о причинах такого нелогичного поведения...

        А пока он очень обрадовался именно Добрынину, поскольку только тот мог понять чувства страдальца из-за того, что целых пять лет был безнадежно влюблен в свою Леночку, ухаживал за ней, добивался ее самыми неожиданными способами, но никак не мог добиться взаимности...

        Добрынин даже дрался, защищая честь своей девушки, с Гурамом Анзоровичем, в то время даже не догадываясь о том, что Гурам - родной отец его драгоценной Лялечки...

        Чуть с ума мужик не сошел...

        И только осенью 1993 года, прямо во  время путча, Вадиму Павловичу  удалось  скоропалительно жениться на женщине своей мечты...

        Миша узнал, что Палыч влюблен именно в Леночку незадолго до их свадьбы, летом 1993 года, когда Добрынин приехал к нему в гости...

        Гость поставил свою машину на участке Миши и собирался уже войти в дом, когда увидел идущую вдоль забора Лену...

        От того, как остолбенел Добрынин, увидев девушку, и от того, как Лена, увидев Добрынина, явно испугалась, прибавила шаг и, можно сказать, что бросилась наутек, Миша понял, что они давно и хорошо  знакомы...

        В этот же вечер, напившись до пьяных соплей, Палыч поведал другу историю своей любви к Леночке... Немного трагическую... Немного глупую... Немного смешную... И сказал, что у него теперь есть только два пути - либо в ЗАГС, либо в петлю...

        К счастью, спустя всего три месяца, Палыч побывал в ЗАГСе, где, предвкушая драку с молодой женой,  втащил Елену в кабинет заведующей силком, как мешок с мукой, но не простой мешок, а очень даже энергичный и даже агрессивный, отчаянно дерущийся и норовящий хорошенько стукнуть Добрынина кулаком по спине или ногой по яйцам...

        Но, как бы то ни было, Вадим Павлович усмирил свою Леночку, женился на ней, стал самым счастливым мужиком на белом свете и о петле уже не помышлял...

        А 7 января 1994 года Добрынин прямо на дне рождения собственной матери, увидев встретившихся Лялю и Гурама, узнал, что тот самый Гурам, с которым он дрался, доказывая, что не дочь Гурама, а девушка Добрынина является самой лучшей женщиной на свете и вообще ангелом земным...

        Тот самый Гурам является отцом именно его жены... То есть, его, Добрынина, тестем... И зачем они тогда дрались, непонятно стало обоим...

        А потом, летом 1994 года, семейство Добрыниных поселилось на даче у Елены Гурамовны...

        Разумеется, без Гурама, которому, похоже, не очень хотелось встречаться со своей бывшей любовницей даже ради безумно любимой дочери...

        Причин такого поведения родственника Миша не знал, интересоваться возможным не считал, а, следовательно, ждал, когда проболтаются вечные болтушки и сплетницы Шапокляк и Лидия Михайловна Добрынина, лучшая бабушка на свете, ставшая для Ляли практически матерью...

        Даже лучше матери, поскольку настоящая мать Елены Гурамовны, Зинаида Васильевна, любовью материнской не страдала...

        Семейство Добрыниных и каждую неделю навещавший их Вадим Никольский, обязательно привозивший к Мише Гурама Анзоровича, встречавшегося на его территории с уже беременной дочерью и зятем, стали для Миши настоящим  спасением от лютой тоски и беспробудного пьянства...

        Теперь у него появился все понимающий умный собеседник, Вадим-старший, ни при каких обстоятельствах не позволяющий ему, Мише, окончательно спиться и потерять себя...

        Все лето и осень не очень часто, но Берсенев позволял себе с тоски напиваться в хлам в компании Вадимов...



        Но ближе к осени выяснилось, что Леночка ждет не одного ребенка, а сразу троих, и Добрынин, проникшись сложностью и ответственностью ситуации,  почти перестал баловаться алкоголем, а с Вадимом-младшим, еще не испытавшим мук неразделенной любви, пить и разговаривать "за жизнь" Мише было совсем не так интересно, как с его многоопытным и все понимающим дядей...

        А уж в последних числах декабря 1994 года, когда Лена Добрынина родила троих сыновей, Вадиму-старшему стало совсем не до посиделок с другом на его территории...

        А выпивать у Добрыниных Мише было совсем неинтересно, поскольку две местные любительницы шампанского и чая с коньяком, но по совместительству, персонально для Миши, - антиалкогольные  жандарметки, то есть лучшая бабушка на свете и теща Вадима-старшего, которые боялись и того, что сопьется Миша, и еще сильнее боялись того, что вместе с ним сопьются Вадимы, очень быстро приладились отправлять страдальца домой сразу после того, как он ставил на стол бутылку домашнего кальвадоса...

        А потом от них обеих об очередном Мишином поползновении на пьяное происшествие очень быстро узнавала третья антиалкогольная жандарметка, Нина Константиновна, и приезжала специально для того, чтобы в очередной раз втолковать страдальцу, что он не имеет права пить, поскольку при встрече с Лизой ему следует выглядеть аппетитным, как хрустящий огурчик, а не распухшим и пропитым алконавтом...

        Правда, слова Шапокляк больше были похожи на злостный плагиат, поскольку нечто наподобие он уже не раз и не два слышал и от лучшей бабушки на свете, и от Лены, теперь уже Добрыниной, и от ее матери, причем гораздо раньше, чем от Шапокляк...

        Но Миша не придавал никакого значения тому, кто из них у кого и когда спер удачную формулировку, поскольку, по сути своей, эти слова были правильными...

        И в глубине души Миша был благодарен всем четверым за то, что они всеми силами удерживают его от потери человеческого облика...



Продолжение следует...