Однократность Михаила Булгакова

                И там, в пернатой памяти моей,
                Все сказки начинаются с "однажды".
                И в этом однократность бытия
                И однократность утоленья жажды.

                Давид Самойлов (1920 – 1990)

                Этот рассказ мы с загадки начнём —
                Даже Алиса ответит едва ли:
                Что остаётся от сказки потом,
                После того как её рассказали?

                Владимир Высоцкий (1938 – 1980)

Даты, имена, сюжеты… лунная дорожка… в памяти остаётся совсем немного. Хорошо, что есть книги на полках и то, что остаётся эхом прочитанного. Память хорошо относится к повторам, возвращающим однократное словом и пернатым воображением.

Стоит отправиться вечером на Патриаршие пруды, устроиться на скамье, посматривая на прохожих, и очень даже может статься, появятся в час небывало жаркого заката два гражданина. Один упитанный, лысый, приличную шляпу пирожком несёт в руке. Второй – плечистый, рыжеватый, вихрастый молодой человек в заломленной на затылок клетчатой кепке.

В 1891 году в этот день на календаре значилось третье число – старый стиль. У Афанасия и Варвары родился мальчик, первенец, назвали Михаилом. Через 11 лет у него будет два брата и четыре сестры. Семеро детей – старый стиль. В семье матери Миши было 9 детей. В семье отца – 10. Таких семей теперь в России поискать.

По новому стилю сегодня понедельник, день Луны, 15 мая 2023 года. Со дня рождения Михаила Афанасьевича Булгакова прошло ровно 132 года, 11 раз по 12.

Числа, числа, числа… Михаил не был математиком, он был писателем. А я был студентом, когда появился в журнальном варианте "Мастер и Маргарита", действие которого начинается весною, в час небывало жаркого заката, в Москве, на Патриарших прудах. Лет через сорок прочитал несколько толстых книг о Михаиле Булгакове. Потом лет пятнадцать Михаил Афанасьевич присутствовал эпизодами чтения и кино, появились лица, имеющие отношение к роману, посетил нехорошую квартиру.

Весна в этом году тёплая. До Патриарших мне добираться часа два, к жаркому закату успею, но шансов застать там начало романа нет. Лучше отправлюсь в век позапрошлый, оттуда в начало прошлого века, билет – лист календаря.

                Наследственность и семья

Миша Булгаков родился 15 (по старому стилю 3) мая 1891 года в Киеве в семье Афанасия Ивановича (1859–1907), доцента Киевской духовной академии, и Варвары Михайловны, урождённой Покровской (1869–1922). Варвара Михайловна была учительницей женской прогимназии (род начальной школы). Афанасия Ивановича – доцент Киевской духовной академии.

В семье Покровских было девять детей. В семье И. А. Булгакова, деда Михаила, соборного протоиерея, десять. Михаил первенец, всего в семье Афанасия Ивановича рождено семеро:

   Михаил (1891—1940) — 49 лет жизни
   Вера (1892—1972) — 80 лет
   Надежда (1893—1971) — 77 лет
   Варвара (1895—1956) — 61 год
   Николай (1898—1966) — 68 лет
   Иван (1900—1969) — 69 лет
   Елена (1902—1954) — 52 года

Мать Михаила прожила 53 года, отец – 48 лет, Михаил лишь на год дольше. Наследственное заболевание, почечная недостаточность, из-за которой он не подлежал призыву на воинскую службу. Знал, что век будет короток, но смерти не боялся. В конце жизни гипертонический нефросклероз, тяжёлое состояние, слепота.

Наследственность безусловна, но что наследуется – большой вопрос. Уинстон Черчилль, здоровьем не могущий похвастаться, рождён был осенью 1874, почил же 24 января 1965, на 91-м году жизни, а в начале жизненного пути был уверен, что его предел – возраст отца, в котором тот отправился в мир иной (45 лет, паралич). Жизнь не была гладкой: тяжёлые болезни, падение с дерева, после которого Уинстон пролежал в беспамятстве сутки, сигары и коньяк постоянно, здоровым образ его существования не назовёшь, но что дано, то дано. Тут, возможно, не без мифов, но общая картина впечатляет.

Уинстон стал блестящим оратором, хотя произносил «с» как «ш». И с этим ничего логотерапевты поделать не смогли. Проблемы с речью были и у отца, ему также не давалась чистая «с». Что наследуется, то наследуется.

Михаил не пересекал государственных границ (неразбериха Гражданской войны не в счёт), не вышел и за границы срока жизни, запрограммированного наследственностью.

Генетикой Михаил не занимался, биология же для него предмет хорошо знакомый, поскольку имел образование и опыт работы врача. С младых лет был уверен, что станет писателем, но нужна была гарантированно доходная специальность, потому что нужна была семья. Не состоялось. Образ семьи остался в детстве и молодости. Другие фигуры станут сопровождать Булгакова на протяжении жизни.

Профессор Афанасий Иванович Булгаков за 20 лет службы в Академии не имел размолвок ни со студентами, ни с коллегами-преподавателями; был далек от поверхностного либерализма, который с легкостью все критикует и отрицает; в то же время был противником неумеренного консерватизма, не желающего различать вечное и временное, букву и дух, ведущего к косности церковной жизни и церковных форм.

Воззрения Булгакова-старшего были близки идеям христианского социализма, высказывавшимся философом, публицистом и общественным деятелем С. Н. Булгаковым, с которым Афанасий Булгаков был знаком по созданному в марте 1905 г. Религиозно-философскому обществу памяти В. С. Соловьева.

Фамилию "Булгаков" возводят к тюркскому то ли имени, то ли прозвищу, означавшему "беспокойный по характеру или вызывающий тревогу ребёнок/человек" или "гордый человек". Булга – шум, беспокойство, переполох. Когда-то фамилия была распространённой, но, похоже, рассеяны Булгаковы по миру новым порядком, пришедшем в 1917 году.

Оставим социальное до лучших времён, вернёмся к семье и характерам.

По воспоминаниям Надежды, сестры Михаила, «мать …жизнерадостная и очень веселая женщина. Хохотунья. И вот в этой обстановке начинает расти смышленый, очень способный мальчик… Интересно, что произошло после смерти отца [год 1907]. Наша мать славилась среди родных и знакомых… как великолепная воспитательница. И вот один из братьев отца (<…> священник русской посольской церкви в Токио. …Б. С.), служивший в Японии, привез матери своих двоих сыновей и попросил взять их в нашу семью <…> А через год, очень скоро после японцев, приехала уже с запада <…> сестра, тоже Булгакова, двоюродная <…>  таким образом у вдовы-матери оказалось в семье десять человек детей. И мама с ними справлялась.  <…>  вырастить и дать нам всем образование. Это была ее основная идея.  <…> А вторая ее идея, превосходная идея, была: нельзя допустить, чтобы дети бездельничали. И мама давала нам работу. Мы и сами работали, даже летом. Например, моя обязанность была заниматься до обеда с младшими братьями. А обязанность братьев была сначала помогать отцу в расчистке дорожек, а затем убирать мусор с участка. Братья собирали песок, дерн, листья».
[Б.С. – Борис Соколов, цитата по его книге "Михаил Булгаков: загадки судьбы"]

Сёстры и братья родителей на Востоке и на Западе. Не местечковые обитатели, культурные люди. Было время, когда распространение русских по планете не связывали с нарушением патриотических традиций. Родина человека – планета Земля. Остальное политика и деньги, идеологии и войны, столкновение интересов, частному лицу зачастую безразличных.

Итак, в семье Булгаковых в начале прошлого века десятеро детей, как и в семье, откуда Варвара Михайловна родом. В нынешние времена интеллигентная многодетная семья большая редкость. Зачем многодетность в переполненных людьми городах? По кружкам и секциям водить? Курорты и места развлечений занимают первые места в жизни людей. Ах, да, – ещё офисы и банки.

Что с братьями, Николаем и Иваном? В 1919 году Михаил с Тасей, первой любовью и женой, оказались во Владикавказе. Оба младших брата ушли с белыми. Николай попал в Загреб, выучился там на врача, затем оказался в Париже. Иван там же. Николай долго переписывался с Михаилом, хотя для последнего это было чревато крупными неприятностями. Николай старался помочь брату в продвижении его произведений на Запад. Ваня пристрастился к выпивке, играл на балалайке во второсортных русских кабаках.

Иван пропал… хождение по кафе, трущобам, ночлежным домам и даже притонам… Михаил далеко и недосягаем… жить Николаю стало тоскливо и не для кого. Опустившийся Иван пережил брата-врача на три года, всего же срок его жизни лишь на год больше, чем у Николая, разница как у Михаила с отцом, но первенец принял на себя груз наследственного заболевания, а братья могли бы прожить и дольше, но изгнание мало тому способствует.

Мужей сестёр репрессировали, посмертно реабилитировали. Сначала колючая проволока, потом скромные надгробия.

Склонность к рискованным экспериментам, послужившая причиной наркотической зависимости, имеет отношение и к биологии, и к психологии Михаила Булгакова. Еще в 1913 году он принес домой кокаин, сказал, что надо попробовать. Втянулся. Преодолеть зависимость удалось с помощью второго мужа матери, врача. Способность к сопротивлению была. В творчестве остался самостоятелен и независим в той степени, в которой это вообще было тогда возможно. По заказу не писал. Работа в газетах и журналах не в счёт – Михаил Афанасьевич был фельетонистом, что превращало репортёрское предприятие в род театра. Театр и книги сопровождали Михаила с раннего детства. Культура – тоже наследственность, генетика духа.

                Женщины Мастера

Медицинское образование и практика – мужская родовая линия, врачами были родственники. Театр – женская. Мать учитель и воспитательница, создававшая для детей театральную среду. Отец первой любви Михаила, ставшей его женой, страстно любил театр, даром, что был податным инспектором. В начале прошлого века театр играл большую роль в интеллигентной среде.

Булгакову довелось выступать в роли актёра, но литература всё же осталась главной его сценой. В быту он демонстрировал артистизм поведением и выбором аксессуаров – охотно используя галстуки и даже монокль. В последней трети жизни он стал частью столичной театральной среды.

Женщины всегда его привлекали. Он выбирал ярких дам, активных, с темпераментом, подвижных и решительных. В "Мастере и Маргарите" женский персонаж едва ли не более характерен, чем мужской: пока Мастер был занят рукописями, Маргарита исполняла сложную, мистическую работу; не Мастер, она имела дело с Воландом и компанией, пускаясь в авантюры и производя множество действий. Мастеру отведён подвал и номер в сумасшедшем доме, а Маргарите Лысая гора и спальня Воланда.

Аннушка не летала на метле, но дело своё сделала, разлила масло на трамвайных рельсах и Берлиоз плохо кончил, потеряв то, чем думают и говорят. Между прочим, "Аннушкой" во времена Булгакова называли трамваи курсирующие по бульварному кольцу. Анной звали вредную соседку Булгакова, оттого и квартира та числится вредной.

Первая жена, Татьяна Лаппа (Тася), аборт сделала ещё до венчания. Если бы не её непрестанное в Михаиле участие, он мог бы не справиться с морфинизмом. Она и потом много сделала для того, чтобы Булгаков жил и выжил, но была ревнива, что привело к распаду брака уже в Москве. Впоследствии Тася жалела о своей неспособности  принять влюбчивость мужа как неизбежную реальность, смириться с ней. Характер есть характер: её мать ровно так же не смирилась с влюбчивостью мужа, податного инспектора, обожавшего театр; не встретив поддержки у жены в части смены сферы деятельности, муж уехал с любовницей из Саратова в Москву; жена приехала следом, устроила скандал, муж скончался от сердечного приступа.

У Михаила Афанасьевича было поражено не сердце, а почки, с Тасей разошлись достаточно мирно. Вторая жена Михаила, Любовь Белозёрская (Люба), по мемуарам Таси: «…приехала из-за границы, хорошо была одета, и вообще у нее что-то было, и знакомства его интересовали, и ее рассказы о Париже».

Люба обожала ипподромы, жокеев приводила в гости, что Михаилу Афанасьевичу не нравилось. Привлекательна была светскость Любы, её внутренняя свобода и лёгкость характера.

Свое знакомство с Булгаковым Белозерская описывает так: «…Михаил Булгаков, печатавший в берлинском „Накануне“ „Записки на манжетах“ и фельетоны. Нельзя было не обратить внимание на необыкновенно свежий его язык, мастерский диалог и такой неназойливый юмор. Мне нравилось все, принадлежавшее его перу и проходившее в „Накануне“. В фельетоне „День нашей жизни“ он мирно беседует со своей женой. Она говорит: „И почему в Москве такая масса ворон… Вон за границей голуби… В Италии…“
– Голуби тоже сволочь порядочная, – возражает он.
Прямо эпически-гоголевская фраза! Сразу чувствуется, что в жизни что-то не заладилось… Передо мной стоял человек лет 30–32-х; волосы светлые, гладко причесанные на косой пробор. Глаза голубые, черты лица неправильные, ноздри грубо вырезаны; когда говорит, морщит лоб. Но лицо, в общем, привлекательное, лицо больших возможностей. Это значит – способно выражать самые разнообразные чувства. Я долго мучилась, прежде чем сообразила, на кого же все-таки походил Михаил Булгаков. И вдруг меня осенило – на Шаляпина!
Одет он был в глухую черную толстовку без пояса, „распашонкой“. Я не привыкла к такому мужскому силуэту, он показался мне слегка комичным, так же как и лакированные ботинки с ярко-желтым верхом, которые я сразу вслух окрестила „цыплячьими“ и посмеялась. Когда мы познакомились ближе, он сказал мне не без горечи:
– Если бы нарядная и надушенная дама знала, с каким трудом достались мне эти ботинки, она бы не смеялась…
Я поняла, что он обидчив и легко раним. Другой не обратил бы внимания. На этом же вечере он подсел к роялю и стал напевать какой-то итальянский романс и наигрывать вальс из „Фауста“…» [Соколов]

Наигрывать вальс… да, Михаил Афанасьевич был хорошее семейное образование, музыка в доме присутствовала. На Шаляпина, действительно, похож. Обидчив, легко раним. По другим свидетельствам общителен, но скрытен. Выразительные сочетания.

Творчество, результатом своим имеющее то, что можно в руки взять – книга, например. Булгаков пишет, тем и интересен ("Я поэт, этим и интересен, об этом и пишу", – как сказал его младший современник (рождён 7 (19) июля 1893), ушедший из жизни раньше на десятилетие (14 апреля 1930)).

Маяковский появился кстати. Как они воспринимали друг друга? Подсказка из зала (https://stroganov.livejournal.com/205234.html):
«…по свидетельствам и Любови Евгеньевны Белозерской и Елены Сергеевны Шиловской Булгаков не числил Маяковского среди своих литературных врагов. Да и Маяковский в общем терпимо относился к Михаилу Афанасьевичу, хотя и был его антиподом в литературе. Более того, они часто вечерами встречались в клубе под названием «Кружок друзей искусства и культуры» в Старопименовском переулке. Играли там в бильярд. Маяковский обладал сильным ударом, любил класть шары так, что «лузы трещали». Булгаков играл более тактично, более вкрадчиво, его удары были мягче, эластичнее и зачастую поражали своей неожиданной меткостью. Так пишут мемуаристы, очевидцы этих вечеров.
Познакомились Булгаков и Маяковский в середине 20-х годов в редакции журнала «Красный перец». Литчастью журнала тогда заведовал Валентин Катаев. В "Траве забвенья" он вспоминает их первую встречу: «Некоторое время Булгаков молча настороженно ходил вокруг Маяковского, не зная, как бы его получше задрать. Маяковский стоял неподвижно, как скала. Наконец Булгаков, мотнув своими блондинистыми студенческими волосами, решился: – Я слышал, Владимир Владимирович, что вы обладаете неистощимой фантазией. Не можете ли вы мне помочь советом? В данное время я пишу сатирическую повесть, и мне до зарезу нужна фамилия для одного моего персонажа. Фамилия должна быть явно профессорская. И не успел еще Булгаков закончить своей фразы, как Маяковский буквально в ту же секунду, не задумываясь, отчетливо сказал своим сочным баритональным басом: – Тимерзяев. – Сдаюсь! – воскликнул с ядовитым восхищением Булгаков и поднял руки. Маяковский милостиво улыбнулся. Своего профессора Булгаков назвал: Персиков».
Булгаков тяжело переживал самоубийство Маяковского. Он и сам был готов застрелиться в те дни. Травля Булгакова литературными недругами была в разгаре. Он остался практически без средств к существованию. Некоторые исследователи считают, что своим самоубийством Маяковский как бы спас Булгакова от такого же шага. Дело в том, что на следующий день после этого события Булгакову позвонил Сталин. Якобы Сталин не хотел второго такого громкого самоубийства и поэтому позвонил Булгакову. Чтобы несколько ослабить его травлю недругами и дать работу».

В средине 20-х развод. Второй брак – 1924 год. Через два года переезд в Ленинград, в 1930 возвращение в Москву, в 1932 развод с Белозерской, брак с Еленой Шиловской. Восемь лет второго брака. А что же с третьим?

«28 февраля 1929 года, как вспоминала Любовь Евгеньевна, у Михаила Афанасьевича произошло знакомство с будущей третьей женой: "В 29–30 годах мы с М. А. поехали как-то в гости к его старым знакомым, мужу и жене Моисеенко (жили они в доме Нирензее в Гнездниковском переулке). За столом сидела хорошо причесанная интересная дама Елена Сергеевна Нюренберг, по мужу Шиловская. Она вскоре стала моей приятельницей и начала запросто и часто бывать у нас в доме. Так на нашей семейной орбите появилась эта женщина, ставшая впоследствии третьей женой М. А. Булгакова".
С тех пор Елена Сергеевна стала часто бывать в доме Булгаковых. Она хорошо печатала на машинке и стала перепечатывать булгаковские рукописи. Любовь Евгеньевна, несмотря на советы друзей и подруг, не придала поначалу серьезного значения очередному увлечению своего мужа, о чем впоследствии пожалела».   [Соколов]

У Елены очень интересная биография. К моменту встречи с Булгаковым она была замужем за начальником штаба Московского военного округа Евгением Александровичем Шиловским, впоследствии служившим в Генштабе. Достойнейший человек, судя по всему. Шиловский тяжело переживал измену жены. Много позже умер от инфаркта в своём служебном кабинете 27 мая 1952 года. Был на два года старше Михаила, прожил дольше на 14 лет. Вполне возможно, что от репрессий его спасло то, что после развода с Еленой он женился на дочери "красного графа", Алексея Толстого.

Но это всё потом, а на пороге тридцатых в течении года Елена и Михаил вынуждены были по требованию Александра (его пистолет послужил весомым аргументом) избегать друг друга.

«На время вынужденного разрыва с Е. С. Шиловской приходится короткий роман Булгакова с Маргаритой Петровной Смирновой, которая потом, после публикации главного романа писателя, уверенно зачисляла себя в прототипы булгаковской Маргариты, обращая внимание, в частности, на сходство имен (возможно, она не ведала о существовании Маргариты в гётевском «Фаусте»). Интересно, что муж героини этого кратковременного увлечения писателя, как и в «Мастере и Маргарите», был высокопоставленным инженером – комиссаром-инспектором железных дорог РСФСР».  [Соколов]

Шиловский в 1922-1928 годах был начальником учебного отдела и помощником начальника Военной академии им. М. В. Фрунзе; через тридцать лет мой отец закончил эту академию. Что до комиссара-инспектора железных дорог, оттого он привлёк внимание, что отец моей жены (первой и единственной) был главным инженером железнодорожных войск в 80-х годах. Это к вопросу о том, что помогает запоминать, связывая вместе явления разного порядка. Без присутствия в происходящем всё теряет смысл. Воображение делает участником криминальных сюжетов и космических полётов, но иногда понимаешь, что реальность ближе и существеннее для жизни.

Характер последней жены Булгакова был именно тот, который был ему необходим.

«В 1921 году у Шиловских родился сын Евгений, а в 1926 году – второй сын Сергей.  <…> в октябре 1923 года Елена Сергеевна писала своей сестре Ольге Сергеевне Бокшанской, работавшей секретарем дирекции МХАТа и личным секретарем Владимира Ивановича Немировича-Данченко: "Ты знаешь, как я люблю Женей моих, что для меня значит мой малыш, но все-таки я чувствую, что такая тихая семейная жизнь не совсем по мне. Или вернее так, иногда на меня находит такое настроение, что я не знаю, что со мной делается. Ничего меня дома не интересует, мне хочется жизни, я не знаю, куда мне бежать, но хочется очень. При этом ты не думай, что это является следствием каких-нибудь неладов дома. Нет, у нас их не было за все время нашей жизни. Просто, я думаю, во мне просыпается мое прежнее „я“ с любовью к жизни, к шуму, к людям, к встречам и т. д. и т. д. Больше всего на свете я хотела бы, чтобы моя личная жизнь – малыш, Женя большой – все осталось так же при мне, а у меня кроме того было бы еще что-нибудь в жизни, вот так, как у тебя театр".
Те же настроения отразились и в письме сестре, написанном месяц спустя, в ноябре 1923 года: "Ты знаешь, я страшно люблю Женю большого, он удивительный человек, таких нет, малыш самое дорогое существо на свете, – мне хорошо, спокойно, уютно. Но Женя занят почти целый день, малыш с няней все время на воздухе, и я остаюсь одна со своими мыслями, выдумками, фантазиями, неистраченными силами. И я или (в плохом настроении) сажусь на диван и думаю, думаю без конца, или – когда солнце светит на улице и в моей душе – брожу одна по улицам"». [Соколов]

Мысли, выдумки, фантазии, неистраченные силы, любовь к театру и литературе – да, это была она, Муза, которой Михаил дал имя Маргарита. Сущая Венера в Овне.

Добавим к сказанному и ту мистичность, которой Елена Сергеевна была не лишена. Вот запись в её дневнике от 25 октября 1933 (источник всё тот же – [Соколов]): «Под утро видела сон: пришло письмо от папы из Риги, написанное почему-то латинскими буквами. Я тщетно пытаюсь разобрать написанное – бледно. В это время Миша меня осторожно разбудил – телеграмма из Риги. В ней латинскими буквами: „Papa skonshalsia“».

Переживание смерти, её осмысление, для Михаила были частью его времени: ранняя смерть отца; парад смерти в годы гражданской войны. Михаил Афанасьевич любил жизнь, но знал то, что положено было знать медику.

«Елена Сергеевна вспоминала, что Булгаков давно томился предчувствием смерти. В 1932 году, сразу после того как они решили соединиться, «он мне сказал то, что я, не знаю почему, приняла со смехом. Он мне сказал: „Дай мне слово, что умирать я буду у тебя на руках“. Если представить, что это говорил человек неполных сорока лет (ошибка памяти. В действительности летом 1932 года Булгакову был 41 год. – Б. С.), здоровый, с веселыми голубыми глазами, сияющий от счастья, то, конечно, это выглядело очень странно. И я, смеясь, сказала: „Конечно, конечно, ты будешь умирать у меня на…“ Он сказал: „Я говорю очень серьезно, поклянись“. И в результате я поклялась. И когда потом, начиная с 35-го года, он стал почему-то напоминать мне эту клятву, меня это тревожило и волновало. Говорю ему: „Ну пойдем, сходим в клинику, может быть, ты плохо себя чувствуешь?“ Мы делали анализы, рентген; все было очень хорошо. А когда наступил 39-й год, он стал говорить: „Ну, вот пришел мой последний год“. И это он обычно говорил собравшимся… Мы сидели весело за нашим круглым столом, и у Михаила Афанасьевича появилась манера вдруг, среди самого веселья, говорить: „Да, вам хорошо, вы все будете жить, а я скоро умру“. И он начинал говорить о своей предстоящей смерти. Причем говорил до того в комических, юмористических тонах, что первая хохотала я. А за мной и все, потому что удержаться нельзя было. Он показывал это все не как трагедию, а подчеркивал все смешное, что может сопутствовать такому моменту. И все мы так привыкли к этим рассказам, что если только попадался какой-нибудь новый человек, он смотрел на нас с изумлением. А мы-то все уже думали, что это всего один из тех смешных булгаковских рассказов, настолько он выглядел здоровым и полным жизни. Но он действительно заболел в 39-м году. И когда выяснилось, что он заболел нефросклерозом, то он это принял как нечто неизбежное. Как врач он знал ход болезни и предупреждал меня о нем. Он ни в чем не ошибался».  [Соколов]

Михаил с детства слыл замечательным рассказчиком. Любил хорошо одеться. Во вкусах консервативен, но ему нравилось выделяться на общем фоне. Монокль в Москве тридцатых годов могло расцениваться как провокация. Галстуки. Театр… в карте рождения Михаила Луна во Льве, Венера в Овне… смутные ассоциации… можно и без них, но лунная дорожка манит, по ней уходят персонажи.

                Порог другого мира

                Помни, что, за одним небольшим исключением,
                мир состоит из других.
                Оливер Уэндли Холмс (старший) (1809-1894)

Финал жизни Булгакова был тяжёл, болезнь безмерно мучила его, и всё же он завершил свой земной путь в своём доме и рядом была она, женщина, которая спасёт роман, существовавший только в рукописи. Не худший вариант. Одногодок Булгакова, Осип Эмильевич Мандельштам ещё в 1938-м сгинул в лагерях и следов не осталось, осталась лишь жена, Надежда Яковлевна, родом, между прочим, из Саратова, как и Тася.

Погружение в литературу и театр, юмор и независимость (самостоятельность) мышления Булгакова позволили ему оставаться самим собой в сложные времена, когда оригинальность характера почти автоматически приводила к десяти годам заключения без права переписки, что могло означать отсутствие корреспондента в живых.

Осип и Надежда прожили вместе 16 лет.  Надежда дожила до 1980-го (81 год).

Елена и Михаил прожили вместе 8 лет. Елена дожила до 1970-го (76 лет). Обе женщины, яркие личности, много сделали для сохранения памяти о своих мастерах.

Можно было бы вспомнить и Лилю Брик, сыгравшую свою роль в канонизации Маяковского. Три жены, три Маргариты, совершенно разные, как, впрочем, и их Мастера.

У Булгакова была любовь и литература, он готов был уехать в Париж, он хотел жить, но художник в нём готовился к Вечности. Как медик, он не питал иллюзий, как писатель, он создавал мир, в котором автор и власть уходят от смешной реальности в бесконечность времени и пространства.

« <…> «последовательно рассказал <…> все, что с ним будет происходить в течение полугода – как будет развиваться болезнь. Он назвал недели, месяцы и даже числа, определяя все этапы болезни. «Я, – признается мемуарист, – не верил ему, но дальше все шло как по расписанию, им самим начертанному».
 <…>  судьба не щадила Мастера. Не впервые… Он, тем не менее, относился к ней если не с пиететом, то с уважением и даже слово это – «Судьба» – писал с большой буквы. «..А Судьба берет меня за горло», – не столько жаловался он, сколько констатировал еще в 1932 году, теперь же не брала, теперь хватала мертвой хваткой (во всех смыслах слова мертвой). Но он, словно поддразнивая ее, пишет в тот же первый день зимы, что у него «возникла надежда».
 <…> Не замечали следов страха на лице умирающего Булгакова и те, кто посещал его в эти страшные дни. Один из них так и записал в дневнике: «Входить в этот дом жутко». Хозяин понимал это и пытался как мог приободрить гостей. «К постели больного приставлялся стол. Мы выпивали и закусывали, а он чокался рюмкой с водой. Он настаивал, чтобы мы выпивали, как раньше бывало. И для нашего удовольствия делал вид, что тоже немного хмелеет».
 <…> «Покойся, кто свой кончил бег!..» Булгакову очень по душе была эта строка из стихотворения Жуковского, не зря взятая им в качестве эпиграфа к одной из самых любимых его пьес. И даже давшая ей название. Слово «покойся» относится тут не к телу (да и в случае с Булгаковым от тела осталась лишь горстка пепла), слово относится к духу. Ибо лишь дух может обрести настоящий и вечный покой. Как обретает его Мастер. Как обретает его Маргарита. Как обретает его в конце концов великий грешник и великий искупитель своих грехов пятый прокуратор Иудеи всадник Понтий Пилат…» [Киреев]

На момент смерти Булгакова, Венера и Марс стояли в Тельце, где находилось Солнце при появлении Михаила на свет. Маргарита в конце пути Мастера была рядом с ним.

«   — Слушай беззвучие, — говорила Маргарита мастеру, и песок шуршал под ее босыми ногами, — слушай и наслаждайся тем, чего тебе не давали в жизни, — тишиной. Смотри, вон впереди твой вечный дом, который тебе дали в награду. Я уже вижу венецианское окно и вьющийся виноград, он подымается к самой крыше. Вот твой дом, вот твой вечный дом. Я знаю, что вечером к тебе придут те, кого ты любишь, кем ты интересуешься и кто тебя не встревожит. Они будут тебе играть, они будут петь тебе, ты увидишь, какой свет в комнате, когда горят свечи. Ты будешь засыпать, надевши свой засаленный и вечный колпак, ты будешь засыпать с улыбкой на губах. Сон укрепит тебя, ты станешь рассуждать мудро. А прогнать меня ты уже не сумеешь. Беречь твой сон буду я.
   Так говорила Маргарита, идя с мастером по направлению к вечному их дому, и мастеру казалось, что слова Маргариты струятся так же, как струился и шептал оставленный позади ручей, и память мастера, беспокойная, исколотая иглами память стала потухать. Кто-то отпускал на свободу мастера, как сам он только что отпустил им созданного героя. Этот герой ушел в бездну, ушел безвозвратно, прощенный в ночь на воскресенье сын короля-звездочета, жестокий пятый прокуратор Иудеи, всадник Понтий Пилат».

Есть множество версий прототипов героев романа. Пилата, к примеру, соотносят со Сталиным. Булгаков не был критиком власти, при всей остроте ума, он смотрел на происходящее как на неизбежное и закономерное, словно шёл по звёздной дорожке уже при жизни, не опускаясь до злобы дня. Он был художник и только художник, знающий людей настолько хорошо, что не питал иллюзий – только надежду и любовь к лучшему в человеке.

Не только в последнем, культовом романе это очевидно, но и во всём его творчестве. Не оттого ли Сталин смотрел "Дни Турбиных" не раз, и не спешил отправлять в шлак писателя, чувствовавшего закономерность и неизбежность происходящего. Булгаков различал присутствие в современном ему мире мифологических сюжетов. Последнее вряд ли занимало Иосифа Виссарионовича, он сам сочинял великий миф о строительстве нового мира.

__________________

Ссылки:
[Соколов]: Борис Соколов. Михаил Булгаков: загадки судьбы. "Вагриус", М., 2008. 544 с.
[Киреев]: Руслан Киреев. Семь великих смертей. ЭНАС, М., 2007. 296 с.