Хибинская практика

      Сперва немного скучных сведений: в 80-х был я студентом Географического факультета МГУ. Кроме летних таёжных экспедиций, хотелось себя проверить и в снежных условиях. Такого зимнего опыта не хватало, разве что несколько лыжных вылазок в Подмосковье, и одна недельная практика в заснеженных Карпатах. Там было, впрочем, и снежно и метельно, но притом довольно тепло: ходили по лесам-горам, меряли снег и брали пробы.
      Лавинная лаборатория давала нам, студентам, возможность развить и навыки, и познания. Полностью она зовется "Лаборатория снежных лавин и селей МГУ". Её основатель Г. К. Тушинский, к слову, один из основных организаторов изучения лавин и прочих опасностей в горах, известный учёный и опытный альпинист. У нас в ту пору как раз шёл курс по его учебнику. Кроме того, я прочел немало о лавинах, интересовался снегами, и раз предлагалась такая интересная практика в Хибинах... Называлось это громко: "Хибинская экспедиция НСО", научного студенческого общества.
        И вот, в январе 1982-го, отстоявши сессию, разнородная группа студентов сошла с поезда на станции Апатиты. Мороз встретил нас нешуточный после московской мягкой погоды, а многие были в легкой одежке: зябкий ветер добавлял ощущений. Мои родители, впрочем, имели немалый опыт выживания в трудные годы, и оттого я был почти насильно одет в дедов длинный тулуп "на вырост", и в бабушкины валенки на размер меньше моего. Это несоответствие, впрочем, тут же перестало раздражать, поскольку база отправила за нами открытый бортовой грузовик. Девушки уселись в кабину, а парни улеглись повдоль на дно кузова, пытаясь не замерзнуть. Мне же в моём допотопном облачении было тепло. Катаясь с боку на бок, доехали до базы в Кировске, точнее за ним, неподалеку от рудника "Расвумчорр": остановка автобуса называлась "Юкспорйок", как помнится. В столовую рудника потом ходили обедать-ужинать. Она поражала обилием всех блюд в любое время суток: супы, каши, яичницы, блины... Оно и понятно, работа шла там круглосуточно, в  три смены.
      Группа сложилась разношерстная, с разных курсов, был и аспирант Сергей, старший по группе. Кто-то умел ходить на лыжах и бывал в горах, кто-то был из южных краёв. Надо сказать, что нынешних скитурных лыж и всяких изощренных бэккантри тогда и в помине не было. Да что там, про лыжи с кантами мало кто знал: горнолыжный спорт был экзотикой и уделом завзятых спортсменов. Таких на курсе было немного, и в нашу группу они не вошли. Даже широкие лыжи было трудно в третить. Скромные советские "Туристы", впрочем, мне удалось ухватить, остальные же ходили кто на чем. Тем, кто прибыл совсем без лыж, впрочем, комплекты на базе выдали.
     Помню, впечатлили изразцовые печи во всех больших помещениях. Лыжные ботинки, валенки потом грудились возле них. Вокруг главного здания громоздились жилые вагончики, дровяной сарай, механическая мастерская, снегоход Буран во дворе и упомянутый грузовик.
      В первый, обзорный маршрут шли все вместе в сторону перевала Юкспорлак. На спуске одна из девушек неловко упала, сломала руку и повредила ногу. Пришлось её сопровождать: добирались мы с ней долго, отстали ото всех чуть не на час. Потом уже она ходила в гипсе и недалеко от базы, но старалась быть полезной. Все студенты впервые видели суровый тундровый ландшафт: тощие елки, кривые березки, голые склоны и четко очерченные плато: они-то и звались тундрами изначально на лопарском языке. Полярная зведа висела непривычно высоко, почти над головой. Иногда всё озаряло северное сияние, впрочем, скромное черно-белое. Было, признаться, жутковато с непривычки. Пейзаж оживляли тундровые непуганые куропатки, белые с темным хвостиком. Выпархивая неожиданно из-под снега, они могли напугать любого.
     Занимались мы в первую очередь снегомерной съемкой: протыкали снеговой покров длинными алюминиевыми шестами по регулярной сетке, записывали глубину и рисовали схемы с изолиниями. Вокруг базы, как помнится, было около двух метров снега, ближе к склону Юкспора около четырёх, а где-то местами доходило и до шести: метельный нанос и навал с крутяка, как объяснили нам научные руководители. Приходилось скручивать по три двухметровых шеста, чтобы проткнуть снег до земли. Постепенно площадь вокруг базы всю покрыли съемкой, и вдаль по Юкспорйоку снегомерщиков начал развозить снегоход. Добирались они и до истока реки, и до вершины Юкспора, а у нас с аспирантом Сергеем была другая стезя: отбор снега на геохимию и еще одно спецзадание. С этими снеговыми пробами мы добрались вскоре до ущелья Рамзая и до перевала Юкспорлак, поскольку брали их негусто, лишь в характерных местах. Было задание также взять пробы и в соседних долинах, за перевалами, чтобы сравнить содержание веществ вблизи рудников и вдали от них. Нашей паре, как самой ходкой, достался неблизкий маршрут: через перевал Рамзая в долину реки Малой Белой. Это мы с Сергеем отложили на последние дни и на хорошую погоду, а пока занялись спецзаданием кафедры геоморфологии: изучением растрескивания пород. Задание было узнать, с какой скоростью расширяются трещины в скалах под действием мороза и солнца. Вроде бы на перевале Юкспорлак для этого по бокам одной из трещин уже были вмонтированы иглы в качестве мини-реперов, кем-то давно, но даже по описанию мы их не нашли. То ли привязка хромала у предшественников, то ли выветрились эти иглы, и надо было этот измерительный пункт восстановить. Мы запаслись толстыми стальными иглами, соответствующим пробойником, молотком.
      Первая попытка оказалась неудачной: тонкий победитовый пробойник не брал твердую скалу, а если бить со всей силой, то откалывал кусок, а то и застревал. Электроперфораторов тогда еще не было, тем более аккумуляторных, как быть? Обратились к местному мастеру на все руки. Механик-слесарь-токарь базы быстро понял задачу, и выдал нам шлямбур - толстый цилиндрический бур-пробойник, а к нему небольшую кувалду. Дело пошло веселее, но после него получалось отверстие с палец, какие уж тут иглы... Однако мастер дело знал: за пару дней, пока мы долбили скалу,  выточил на токарном станке толстенные стержни-анкера из латуни. Они в точности подошли в пробитые отверстия, и хорошо клинились в них до специального ободка. Снаружи торчали только шляпки, калиброванные под измерения. Чтобы замеры шли подконтрольно, с заверкой, мы вмонтировали по бокам трещины не два стержня, как предлагала методика кафедры, а несколько, для измерений по треугольникам, наподобие мини-триангуляции. Голова уже работала по-научному, впитавши предыдущие курсы... Последние анкера вбивали в пургу, как помнится, меряли совсем уж в сумерках, крутя штангенциркуль и карандаш заледеневшими пальцами. Как-то удалось и проверить и записать все замеры, но было жестко. Однако мы с Сергеем справились, не поморозились, отчёт со схемой составили, и стали ждать погоды для дальнего маршрута.
      Мело пару дней так, что не видно было гор. Однако все мы немного обвыклись, идти за дровами и по иной нужде было не жутко, а даже весело, выручал и тулуп, и валенки: товарищи пользовались, не только я. На другой день на базу прямо из ниоткуда ввалился нежданный гость: парень с большим рюкзаком, на широких лыжах, в щеках помороженный до фиолетовых оттенков, изрядно небритый. "Вася" - представился запросто, - пришел с Ловозера от лопарей". Был он то ли этнограф, то ли просто любитель странствий. Васю на базе приняли, ему досталась койка надо мной, и весь вечер он говорил, даже от еды не отрываясь. Сам признался: "я не столько замерз и проголодался, сколько одичал. Трое суток ни души в тундре, а до того одни лопари". Я впитывал рассказы как губка, слова и образы ложились на готовую почву, как масло на сухой хлеб... Слабо помню, что в рассказах этих было, наверно, все вперемешку: олени, чумы, упряжки, заунывные песни, пурга, одинокие ночёвки, бесконечная лыжня. Это запало в душу, и начали мы строить во дворе иглу по всем канонам. Через десяток лет я и сам тропил лыжню по тундрам, вел товарищей на перевалы и по плато, ночевали в палатке и в снежных пещерах.
      Рыли еще и снеговые шурфы недалеко от базы, больше для самообразования, чем для дела. Глава практики вдалбливал азы лавинного дела: какие виды снега и слои в разрезе бывают, как это влияет на неустойчивость всего пирога и как увязано с лавинами. Запоминалось плохо, потому как во мгле все казалась однородным. Однако потом, после книг, лекций и размышлений, вся наука всплыла и в жизни пригодилась. Если кратко, то бывает в снежном пироге рыхлый слой, над ним, как правило, достаточно снега, в итоге всё сползает, как на подшипниках. Иное дело - лавины из свежего рыхлого снега, их легче предсказать. Прошёл снегопад, пошли осовы-лавины с крутых склонов, тогда как лавина из плотной "доски" ждет своего часа, будто мина.
      Погода наладилась, и взяли мы-таки с Сергеем пробы по маршруту ущелье Рамзая - Малая Белая - станция Хибины. Намотали больше двадцати километров по горам, ещё и с тропежкой по свежевыпавшему снегу. Тащили пробы в рюкзаках вниз по долине, переходя притоки, но я не помню, чтоб было трудно. Мы уже вошли в форму, были молоды, светило солнце и все казалось в жилу. К ночи дошли до станции, дождались местного поезда, а в Апатитах нас встретил грузовик.
     С тех пор довелось пройти много маршрутов, и длинней и труднее, и веселей и интереснее, но мечтаю повторить именно этот ,)