Ангел без крыльев

Я жила в небольшом провинциальном городке. Городок наш не был ни старинным, ни уютным, по которому так приятно пройтись и помечтать. Был он ничем не примечательным, неблагоустроенным и даже унылым. Никому бы не пришло в голову приехать к нам только для того, чтобы погулять по улицам.
Жили мы втроем: я, мама и моя старшая сестра. Мне было девять лет, сестре - шестнадцать.

Сестру я очень любила, она была такая красивая! Мне всегда казалось, что она - сказочная принцесса, которая это скрывает, и поэтому одевается в странные наряды и раскрашивает лицо в разные цвета. Правда, мама была иного мнения. Она кричала, что сестра - оторва и бездельница, и что ей лишь бы шляться за гаражами со своей компанией, и что если она не закончит школу, то... На этом месте сестра хлопала дверью и пару дней потом не появлялась дома.
Мама продолжала ругаться, грозилась пpибить сестру, когда та вернется, а потом звонила своей приятельнице, тете Вале, и жаловалась ей.
По выходным у мамы собиралась компания. Приходила тетя Валя, тетина Валина взрослая дочь, какая-то тетя Люда, и с ней обязательно какой-нибудь мужчина, каждый раз - разный. Приходила наша сеседка, кто-то еще. Они приносили винo или пивo, целый вечер сидели на кухне, громко смеялись и говорили о какой-то ерунде, пели песни. Нас с сестрой они к себе не пускали. Сестра тогда уходила к своим друзьям за гаражи, а я оставалась в комнате.
После ухода гостей мама становилась веселая, смешливая, напевала себе под нос, только толку от ее хорошего настроения было мало. Она на все отвечала шутками или какими-нибудь частушками, и поговорить с ней о чем-то серьезном было невозможно. А мне иногда очень хотелось.
Вот тогда-то я и потянулась к книгам. Во-первых, надо было чем-то занять свободное время, во-вторых, я была любопытная, а в-третьих, мне просто нравилось читать. Читала я все без разбору, по возрасту и не по возрасту, мне все было интересно!

Мне казалось, что там, в книжках, кипит настоящая интересная жизнь! Там были пираты и мушкетеры, первооткрыватели и повстанцы, красавицы и влюбленные в них благородные разбойники! Там люди любили, уважали и ценили друг-друга, понимали, выслушивали, поддерживали, даже жизнь могли отдать за другого!
Я мечтала прожить хоть одну из прочитанных историй, а лучше две, а еще лучше - понемногу из каждой, или помногу! Правда, то, что нельзя быть одновременно юной красавицей-графиней и умудренным жизнью вождем индейцев, меня немного смущало, но... Когда мне в голову пришла эта идея, у меня даже дыхание перехватило от восторга!
Я решила писать свою собственную книгу!
Там все будет так, как я захочу! Там будут и красавицы, и пираты, и полярники, и космические путешественники, и рыцари, и амазонки!
Всем своим героям я дала подобающие имена. Подобающие - это красивые, звучные и необычные. Не могли же прекрасную пиратку звать просто Иркой - она должна была стать Иринээль! А предводителя разбойников разве могут звать Петькой или Димкой? Только Петрио или Димкеон!
Я назвала свою историю "Золотой город", и его обитатели зажили своей жизнью. Они открывали новые земли и боролись с рабством, поднимали восстания и летали к звездам. Моя Иринээль могла утром скакать по прерии на диком мустанге, днем скрываться в горах с кучкой беглецов, а вечером блистать на балу.
Мои герои жили, влюблялись, женились, совершали подвиги, делали открытия. Они жили в горах, в прериях, среди сверкающих звезд, в прекрасных столицах, а не в захудалых обшарпаных городишках, как наш. Их жизнь была наполнена приключениями и подвигами, не то, что моя. Они вели глубокие серьезные разговоры, не то, что мамины гости. Потом они умирали - ведь положено же людям умирать, а потом снова воскресали - ведь совершенно невозможно было с ними расстаться!

Постепенно моя сага разрасталась и насчитывала уже несколько тетрадок. Я складывала их в плоскую коробку с красной крышкой, прятала под кровать и даже от сестры хранила эту тайну.
Видимо, мои упражнения в писательстве пошли на пользу не только фантазии, но русскому языку - в конце четверти меня выбрали на главный конкурс по литературе! И хотя никто не знал о моей саге, для меня это равнялось признанию таланта, я была счастлива!
Я летела домой, как на крыльях, так хотелось мне поведать эту новость маме и сестре!
Возле нашей двери я остановилась, чтобы немного перевести дух. За ней я услышала смех и громкие голоса - у мамы, как всегда, собрались гости. Я подумала, что если сообщу маме свою новость при всех, то она будет очень мною гордиться! Я приплясывала от нетерпения, и уже вставила ключ в скважину, ожидая нового взрыва смеха, чтобы неслышно открыть дверь и ворваться на кухню с радостной новостью. Сердце мое прыгало, как сумашедшее, я уже представляла себе лица маминых гостей, как вдруг я услышала нечто, заставившее меня отшатнуться от двери. Там, на кухне, чей-то смеющийся голос произнес:
- Иринээль! Иринээль - надо ж придумать такую кличку!
Сначала я подумала, что мне показалось. Но тут еще чей-то голос, я не поняла, чей, прочел с дурашливыми интонациями целый кусок:
- Иринээль, я ждал этой минуты целых десять лет, и вот наконец-то, мы можем объясниться...
Последние слова потонули в новом взрыве хохота. Потом кто-то, кажется, тетя Валя, пропел на мотив дурацкой развеселой песенки, которая тогда звучала повсюду:
- Иринээль! Иринэ-э-э-э-л-л-л-ь, а-а-а!
Сомнений быть не могло: они нашли мои тетрадки, и сейчас там, на кухне, потешаются над моими героями!
Я стояла, как громом пораженная, и все еще отказывалась верить своим ушам. Случайно я увидела свое отражение в блестящей пластинке с номером крвартиры - на лице моем все еще блуждала улыбка, а глаза были широко открыты, и все это придавало мне такой глупый и жалкий вид, что мне захотелось исчезнуть, провалиться, рассыпаться на кусочки!
Я осторожно открыла дверь, незамеченной прошмыгнула в комнату, бросилась на кровать, и зарывшись под одеяла и подушки, зарыдала громко и отчаянно. Сквозь толщу одеял, сквозь мои рыдания до меня все еще доносился смех с кухни - там продолжали глумиться над моим "Золотым городом", и я рыдала еще горше.
Мне казалось, что сейчас там, на кухне, по одному уничтoжaют моих смелых и благородных героев, тех, с которыми мне жаль было расставаться даже на тетрадных страничках, а я ничем не могу им помочь. Мой придуманый мир был разрушен.

Не знаю, сколько времени я так рыдала. Первой прибежала сестра. Она ойкнула, и побежала на кухню за взрослыми. В комнату пришли мама и ее гости, включили свет, стащили с меня одеяла и подушки. Я увидела их раскрасневшиеся от веселья и вина лица, глаза, в которых еще блестели слезы от смеха, и закричала:
- Вы - пoдлыe! Все пoдлыe и мepзкиe! Bopы и пьяницы! Вopы!
Они уставились на меня, ничего не понимая. Эти люди все еще ничего не понимали!
Мама опомнилась первой.
- Что ты, что ты! - заговорила она, пытаясь меня приобнять, - Мы сейчас все... - она сделала знак сестре, - Принеси тетрадки Соне!
- Вот истеричка! - насмешливо скривилась тетя Валя, - Еще такой же галиматьи понапишешь, было бы из-за чего сопли распускать!
Мама замахала на нее руками, тетя Валя сплюнула и вышла из комнаты, громко ругаясь. Вернулась сестра, неся мои тетрадки, и положила их мне на колени. Я отшвырнула их - мне казалось, если я их трону, из них посыпятся кости или еще какая-нибудь мepтвечинa, ведь там не осталось ничего живого.
- Соня, ну... - начала мама, собирая тетрадки с пола.
- Ты их сюда привела! - закричала я на нее, - Ты, пьяницa! Привела этих уpoдов! Все убиpaйтесь! Нeнaвижy вас!
Я зарыдала с новой силой и бросилась на маму с кyлаками, но тут в глазах у меня потемнело. Последнее, что я помню, это бледное перепуганное мамино лицо, и то, как она кинулась, чтобы подхватить меня.

* * * * *

Выздоравливала я долго и медленно.
Я не спрашивала про свои тетрадки и не заглядывала под кровать, чтобы проверить, там ли моя коробка с красной крышкой. Не потому, что мне было неприятно, а потому, что мой золотой город перестал для меня существовать.
Ни мама, ни сестра никогда не заговаривали со мной о случившемся, хотя и могли бы - мне было все-равно. Однажды по радио заиграла та самая песенка, на мотив которой тетя Валя пропела "Иринэ-э-э-л-ь!", мама тут же выключила радио.
Напрасно она боялась. Я похоронила своих мертвецов.
Я больше не сочиняла истории и не записывала их. Вместо этого я стала стараться меньше времени проводить дома, у меня появились друзья, приятели, какие-то дела. Со стороны все выглядело вполне нормально, и даже очень хорошо: я стала девчонкой, которая проводит время с подружками, а не в уголке с тетрадкой. В общем-то, жизнь брала свое, и я даже была ею довольна. Но где-то в глубине души я чувствовала бесконечную опустошенность, и если ночью мне случалось долго не заснуть, то я почти физически ощущала, как мое сердце ухает в грудной клетке, словно в пустой бочке.

За время моей болезни все стало совсем по-другому. Мама как-то сразу переменилась. Она перестала устраивать посиделки с вином, перестала покупать вино и для себя. Тетю Валю я больше у нас не видела, и даже не слышала, чтобы мама разговаривала с ней по телефону. Через несколько месяцев мама устроилась на другую работу, познакомилась там с моим отчимом и вскоре мы все переехали в новый район. С отчимом, надо сказать, они прожили всю жизнь, очень хорошо и дружно. Он был удивительно добрым человеком, мы с сестрой полюбили его.
Мы с сестрой после переезда пошли в новую школу. Первое время сестра еще виделась со своей прежней компанией, но потом у нее появились новые друзья, и они оказались совсем другими. Она увлеклась рисованием, стала ходить в студию, а потом закончила наше художественное училище. Теперь она художница и почти знаменитость, у нее уже было несколько выставок.
Однажды мы с мамой шли по улице и увидели тетю Валю. Она была сильно навеселе, шла, шатаясь из стороны в сторону, и то принималась громко ругаться, то пела какую-то песню. Прохожие шарахались и обходили ее. Нас она не узнала, а мама, когда мы уже отошли, крепко сжала мою руку и долго не отпускала. Может быть, это мне она была благодарна за то, что ее жизнь, в конце-концов, сложилась иначе? Я не знаю.
В другой раз я случайно подслушала разговор мамы и сестры по телефону:
- Верно, верно, Соня - наш ангел-хранитель. - говорила мама, - Мы ей всем обязаны. Подумать страшно, вот если бы...
Я не стала подслушивать дальше.

Ну, вот, наверное, и все. Хотя, нет, чуть не забыла!
Прошло много лет. Как-то, уже после смерти мамы, я разбирала разные вещи, и на антресолях нашла плоскую коробку с красной крышкой. Я долго сидела с нею в руках, не открывая ее. Даже не знала, что мама сохранила мой "Золотой город"! Я ожидала, что на меня нахлынут воспоминания, возможно, даже сожаления, или же, напротив, радость от находки, хоть что-то! Но я ничегошеньки не почувствовала. Мое сердце не защемило и не забилось сильнее. За столько лет я ни разу не поинтересовалась судьбой своих тетрадок, что мне было в них теперь? Мой "Золотой город" был погребен под барханами памяти, не стоило тревожить его.
Я отправила коробку в мешок с мусором и продолжила уборку. Под вечер, избавившись от всего хлама, я вернулась, чтобы оглядеть уже убраную комнату. Мой взгляд упал на листочек возле кровати. Не знаю, каким образом он оказался вырванным из тетрадки, как выпал из коробки и как я сразу его не заметила. Это была последняя страничка моей детской саги, всего пара строчек:
- Знаешь, Иринээль, ангел даже без крыльев продолжает оставаться ангелом. Понимаешь? Даже если все кончено, это еще не конец.