Окаянные предки будь они неладны

10. «Окаянные предки… будь они неладны»

Эта фраза из воспоминаний В.И. Лихоносова не могла не удивлять и не озадачивать: «И наступил день, которого я не ждал, потому что никаких вестей об отце не могло прилететь с небес». Речь шла о том, что только через семьдесят лет, он впервые узнал о своём отце, который погиб на фронте, в Запорожье и покоится в братской могиле в селе Зелёный Гай. Но почему «не ждал»? Вспоминать отца они с матушкой перестали уже «давненько». Сам он хотя и ходил к демонстрации «Бессмертного полка», «но увеличенный портрет отца не носил».

Следил за войной в Иране, Ливии, Сирии, помнил о Каддафи и о Фиделе Кастро, а об отце не помнил. Причём, писатель и сам удивлялся этому: «Почему я таким жил, в чём секрет – не пойму»… И даже тех, кто ему сообщил об отце, благодарно не назвал по именам, женщину, оказавшуюся его троюродной сестрой, почему-то назвал пренебрежительно «дамочкой». Не назвал и того из родственников, кто прислал ему наградной лист отца…

Никакого «секрета» здесь, конечно, нет. Дело не в «небесах», откуда вестей об отце не могло прилететь. Оттуда-то вести только и прилетают, ибо там всё отмечено. Писатель, столь много писавший о памяти, что «течение времени» является его темой, когда речь зашла об отце, вдруг «позабыл», повторяя это несколько раз: «Может матушка говорила в избе о последнем месяце жизни отца, и я позабыл?.. А я и забыл!» потому что «так забывается всё». «Или я забыл. Ты, может говорила, а я забыл, или и правда мы не знали…».

Не только помнил хорошо, но всю свою жизнь выставлял героями тех, кто против отца воевал – А. Шкуро, В. Науменко, других «белых офицеров», а об отце не помнил, «забыл». Очевидно, что «секрет» этого в нём самом, а не в «небесах»… Из «сострадания самому себе» выходит закономерно именно это.

Узнав, наконец-то об отце через семьдесят лет, он мысленно беседует с ним. И что он сообщает ему? О том, что патриарх наградил его в Храме Христа Спасителя литературной премией… Об этом он сообщает и на могиле матери, во всяком случае, пишет об этом: «Тебя нет, а меня Патриарх наградил премией»: «В верхушках деревьев трескалось солнце над Лысой горой, завершало свой день. Я пошёл по улице Лебедева мимо Синявской балки на самый верх, где уже Лысая гора была близко и закрывала горизонт дальних Крымских гор» («Наш современник» № 11, 2021). И на могиле матери не может отойти от Лысой горы, от её могилы идёт на Лысую гору… «Секрет» же состоит в том, что писатель В.И. Лихоносов действительно обладал даром самовыражения. И весь вопрос не в том, в какой мере он умел это делать, а что он выражал, какую натуру человека…

В той системе воззрений, какую исповедовал В.И. Лихоносов, О.Н. Михайлов и другие писатели такого же толка, всей трагедии Великой Отечественной войны не находится места, там она просто не существует. А логически доведённая до предела вполне серьёзно называлась Второй гражданской. С этой точки зрения примечателен диалог В.И. Лихоносова и О.Н. Михайлова. Речь в Коктебеле о писателях, о «сытых волшебниках слова». Почему столь пренебрежительно? Да потому что писателей, кроме собеседников нет:

– Вот ты поздоровался утром на набережной с   Фотием Ивановичем… автором… бессмертного  романа «Военная быль», семьсот страниц.
– Бессмертного, но у него ни  одной такой  выразительной сцены нет. Такая война, а где ж наш русский Гомер?

– Я везде сколько лет повторяю: Гомер убит большевиками в гражданскую войну (это уже В.И. Лихоносов…) А пока… будем жевать Фотия Ивановича».
Можно было подумать что два великих писателя, «классика» так юморят, шутят над «ортодоксом», изменяя его имя и название его книги, называя Ивана Фотиевича Стаднюка, Фотием Ивановичем, его книгу «Война» – «Военная быль», но подозреваю, что, во всяком случае, В.И. Лихоносов допустил эти неточности по незнанию, так он знал и этого писателя, и всех других писателей, участников Великой Отечественной войны. Они ему не интересны, он их не знает потому, что война эта не входит в систему его воззрений. Потому среди них и не было Гомера, хотя Гомер был: «Гомер гвардейского полка» (Сергей Орлов). И не только он. Но это «классикам» неважно, а потому и осталось им неведомым.

На это можно сказать разве что пророческими стихами большого русского поэта советской эпохи Ярослава Смелякова «Национальные черты»:
С закономерностью жестокой
и ощущением вины
мы нынче тянемся к истокам
своей российской старины.

        …И мне торжественно невольно,
я сам растрогаться готов,
когда вдали на колокольне
раздастся звон колоколов.

Не как у зрителя и гостя
моя кружится голова,
когда услышу на погосте –
умолкших прадедов слова.

Но в этих радостях искомых
не упустить бы на беду
красноармейского шелома
пятиконечную звезду.

Не позабыть бы, с обольщеньем
в соборном роясь серебре,
второе русское крещенье
осадной ночью на Днепре…

Если мы вычеркиваем из нашей истории весь «предельно сложный» ХХ век, вместе с Великой войной, если забываем «второе русское крещенье» на Днепре, война снова возвращается на Днепр. И идёт уже сегодня… А досужая болтовня «классиков», ставшая возможной лишь потому, что была «благополучная страна» (В.И. Лихоносов), оборачивается своей демонической стороной, касающейся уже не только их, а всего народа…

Писатель В.И. Лихоносов, сын «забыл» об отце вовсе не случайно. Он не мог не «забыть» его по причине тех мёртвых духовно-мировоззренческих догматов, в которые уверовал, как в живые. Так бывает в человеческой жизни, и нередко. Потому – «Над нами сумрак неминучий/ Иль ясность Божьего лица» (А. Блок). Над кем-то «сумрак», а над кем-то «ясность». И ничего с этим не поделаешь, так устроен человеческий мир.

Есть у В.И. Лихоносова одно признание, как видно по всему, заветное, которое он поместил уже на склоне своих лет в «Эхо родное». Признание дорогое для него, к которому, как он сам писал, возвращался не раз. «Мне кажется, в то самое лето я высказался о том, что потом повторял не раз,.. повторял именно после путешествия, сразу же на вокзале или дома на обеде»:

– Народишко наш всё томится в поезде, всё он, бедненький, мается и выжидает свою станцию, длинная больно дорога выпала ему, захватили окаянные предки много земли, подобрались аж к океану, а теперь страдай из-за них, будь они неладны, гляди сутками в окно да то за кипятком к проводнику ходи или в туалет общий, газеты перебирай; едешь, едешь и конца нет, отвалишься и спишь через силу. Ну, мыслимо ли такую державу отгрохать, зачем так перестарались? От Владивостока до Калининграда больше, чем через океан до Америки, и если на поезде, то после войны десять суток надо было стук колёс слушать да за кипятком бегать, тогда ж кипяток разве что на станции полагалось брать. Вот, милые мои… такая дорожная досада? И потеряли Советский Союз (а это царская Россия) и потому ещё, что ездили из конца в конец и дух не захватывало: какие были предки! Сколько тяжёлых вёрст прошли и остроги поставили, какая государева воля направляла. … И ничего не написано толком. И вестернов наподобие американских нет». («Наш современник» № 10, 2021).

Какие непутёвые предки, не подумали, не позаботились о своих потомках, об их удобствах, такие муки им доставили: создали такую большую страну, что теперь приходится маяться и мучиться в вагоне по несколько дней… Перестарались. Выход один – надобно эту страну как-то урезать… Это можно было бы посчитать за некую браваду, шутку, юмор, но вышло нечто и вовсе не юмористическое. Подтверждается это и сожалением, что вестернов нет, предполагающих заимствование с запада во сферах жизни… И всё это – совершенно в духе приснопамятных неолибералов начала девяностых годов, задумавших, и почти свершивших, «обустройство» России по её расчленению. Травмы, нанесённые ими стране и народу, до сих пор ещё не затянулись. По какой логике это может называться патриотизмом, неведомо.

Писатель В.И. Лихоносов с трепетом писал в своих записях о предстоящей поездке в Америку. Как о каком-то грандиозном событии, итоге всей жизни… Свершилось! Не пустили в Париж, а Америка зовёт… Противники же наши, задумавшие очередной поход против России, на наше народное и государственное уничтожение, готовя новую войну (которая уже началась), «озаботились», прежде всего, о нашей духовно-мировоззренческой крепости. Решили устроить смотр, убедиться насколько крепка эта сфера в среде нашей патриотической интеллигенции, и, прежде всего, в среде писателей. И осенью 1990 года была устроена встреча писателей с писателями-диссидентами, жившими на Западе, где и было подписано пресловутое и позорное «Римское обращение», по сути, приговор стране, Родине. В нём говорилось о том, что «заканчивается существование одной из величайших империй» и что этот процесс «уже необратим». И что будущая история невозможна без полной и окончательной ликвидации «тоталитарной системы». То есть, мировая история невозможна без уничтожения России. Опять наши «парижелюбцы», вдруг ставшие «римлянами», как и ранее, «пришли к полному отрицанию русской жизни, и несмотря ни на что… не усомнились вычеркнуть жизнь русского народа из истории всемирного развития». А потому, «об них нельзя с несомненностью сказать, что они были вполне русские люди…» (Н.Н. Страхов). К сожалению, это обращение, этот приговор Родине подписали и некоторые известные писатели, «сытые волшебники слова»…

Желая всерьёз посмотреть, что из себя представляет «патриотическая элита», американцы, кроме того, пригласили известных писателей, публицистов, редакторов на целый месяц в США. В своём подобострастном и даже до неприличия лакейском очерке «Мы не достойны вас» В.И. Лихоносов писал: «Мы были в Америке по приглашению посла г-на Мэтлока, целый месяц путешествовали под бдительным оком прессы…». Ну, разумеется, по приглашению посла. Американцы давно уже управляют вассальными странами через посольства.   Был там и пресловутый «ветер свободы», и самоуничижение, поскольку приехали «недостойные» их: «Да неужели я, наконец с ними, русскими людьми, столь обычно православными, что я, сгорбившись рядом на молитве, стою выродком и вроде бы молюсь, а подражаю?.. Боже мой, на кого они нас оставили? На заведующих отделами пропаганды и агитации?..» И сокрушался по своей дежурной привычке: «Поздно пришла свобода в Россию»… Какая «свобода» пришла, мы теперь уже знаем.

Один из участников этого странного «путешествия» в США за «ветром свободы», главный редактор «Нашего современника» Станислав Куняев писал: «Но причины нашего приглашения в Америку были иными. Думаю, что американцам надо было узнать наши убеждения, нашу мировоззренческую оснащённость, поглядеть, изучить весь спектр наших патриотических убеждений – от монархических до коммунистических… Словом, как я понимаю, уже тогда в Америке складывался план грядущего разрушения Советского Союза, который начал осуществляться в августе 1991 года, и американскому истеблишменту вкупе со спецслужбами надо было уяснить, кто в какой степени будет им противостоять, есть ли у нас и за нами общественные и политические силы, и надо ли с ними считаться…» (Станислав Куняев, «Поэзия. Судьба. Россия), М., «Наш современник», Книга 2, 2005).

Как теперь совершенно ясно, смотр наших патриотических сил для американцев прошёл успешно. Иначе,  американские пушки не били бы теперь по российским областям…

В заключение приведу американскую картинку из этого путешествия, а точнее, литературного и интеллектуального блуда, описанную Станиславом Куняевым. Картинку, далёкую от литературы, с которой начинались наши новые беды, исход которых пока не вполне ясен: «Монархист Олег Николаевич Михайлов клялся нашим соотечественникам: «Господа! Мы создаём общество «Россия» по связям с русскими, подлинно русскими людьми зарубежья… (с нами Бог, господа!).…Когда Олег Михайлов в доме богатого русского человека Алексея Ермакова с талантом и вдохновением после нескольких рюмок стал своим красивым баритоном исполнять советские песни о Сталине – «От края до края», «Артиллеристы, Сталин дал приказ», «В бой за Родину, в бой за Сталина, – это было не просто весёлым хулиганством. Бывшие власовцы и старики из первой эмиграции встретили его артистическое кощунство с восторгом и бурными аплодисментами… Они почувствовали в этот момент некую свою историческую правоту в противостоянии «совдепии», «коммунистам», «Сталину»…Да, да, ему. Имя, которое несколько десятков лет тому назад повергало их души в мистический ужас, ныне на их глазах высмеивалось и умалялось не кем-нибудь, а представителями той державы и той эпохи, с которой они вели борьбу не на жизнь, а на смерть…

Вот он и заливался как соловей на наших встречах и пресс-конференциях, то сообщая, что советская власть вот-вот рухнет, достаточно было народу пошевелить бровью… Он не был фанатичным крамольником, скорее главным свойством его талантливой натуры было то, что отражено в народной пословице: «Ради красного словца не пожалеет ни мать, ни отца».

Паша Горелов, талантливый молодой человек… На его крепкое плечо опирался другой наш пожилой бонвиван, седовласый, хмельной и, наверное, поэтому трогательный и артистичный Олег Михайлов:

– Стасик – он не просто протянул, а выбросил навстречу мне каким-то изысканным движением свои руки… – Нам пора в Россию!  А мы почему-то ещё здесь…
Леонид Бородин, стоявший в вестибюле с неизменной сигаретой в сурово сжатых устах с брезгливым отвращением глядел на замечательную сцену. «И это – надежда России!»

– Олег Николаевич! Пойдёмте в номер, пойдёмте! – юнкер Паша Горелов ловко и твёрдо затолкал прослезившегося Олега в лифт и, не дав ему произнести больше ни слова, нажал кнопку… Я только и успел погладить седую шевелюру Олега, уронившего в отчаянье свою голову на моё плечо, и прошептать вслед за Томасом Вульфом: «О время! О бедное дитя!»

Мне же остаётся теперь сказать о том, что О.Н. Михайлов закончил дни свои в огне, сгорел в своём доме, на даче, в том огне беззакония и реальном огне, который он так кощунственно сам же раздувал… А у села Зелёный Гай Запорожской области, у братской могилы героев Великой Отечественной войны, где покоится и Иван Фёдорович Лихоносов, снова идут бои, идёт война…

Но ведь было в нашей литературе и совсем иное представление и о Родине, и о времени, и об отце, и о себе. Скажем, в стихах выдающегося поэта нашей эпохи Юрия Поликарповича Кузнецова (1941 – 2003). Столько стихотворных дум создано им об отце. А его стихотворение начала 1970-х годов «Шёл отец, шёл отец невредим через минное поле, превратился в клубящийся дым, ни могилы, ни боли», помнится, было единодушно признано новым словом, нового поколения о войне. Совсем иное, как видим, в мире нашего «классика», пилигрима советской литературы.

Прав был Василий Васильевич Розанов, что над всем этим нельзя смеяться и дурно делает тот, кто это делает… Над этим теперь можно разве что попечалиться, удивляясь и ужасаясь тому, на каких простых и даже примитивных идеях было совершено разрушение нашей жизни. Осознавая то, каких народных усилий, страданий, потерь и мужества, если мы хотим выжить, будет всем нам стоить преодоление этого, вроде бы, только литературного блуда…

Пётр ТКАЧЕНКО