Добре священствуя во градех, и в пустынях вселивыйся процвел еси, Исааче, начальник монашествующим показался еси и учитель подвижников, сего ради память твою достодолжно празднующе, сице взываем: слава прославльшему тя Христу, слава тя освятившему, слава давшему нам тя, предстателя искусного.
Тропарь преподобному Исааку Сирину, епископу Ниневийскому, глас 1
Яко иерарха Богоноснаго и преподобнаго, учредителя пустыни тя восхваляем, Исааче священноявленне, предстателю наш. Но яко имеяй дерзновение ко Господу, о всех моли чтущих тя и взывающих ти: радуйся, отче богомудре.
Кондак преподобному Исааку Сирину, епископу Ниневийскому, глас 8
Преподобный Исаак Сирин – великий православный подвижник и аскет, епископ Ниневийский и любитель безмолвия и уединения, достигший вершин Богопознания и учивший, что безмолвие – это драгоценное сокровище христианского любомудра, стоящее выше всех земных благ; он – исихаст и пустынножитель, для которого молитва была равнозначна дыханию жизни; он – хранитель и глас великой традиции монашества, неувядающий цветок пустыни и светоч Православия на Востоке, охваченном в те дни несторианской ересью; он – удивительный знаток обширной духовно-аскетической литературы и двух Заветов – Ветхого и Нового, его ум стал сокровищницей святоотеческой мудрости – от святого Дионисия Ареопагита, святителя Григория Богослова и преподобного Ефрема Сирина до неведомых нам сирийских аскетов, которых он именовал святыми и богоносными мужами, а его милующее сердце было проникнуто сострадательной любовью и жаждало молиться за весь мир – «о всем творении, о людях, о птицах, о животных, о бесах и о всякой твари»; он – пламенный молитвенник и печальник по Богу, тонкий христианский философ и богослов, оставивший глубокие размышления о вере и знании, возвещавший, что «пути премудрости нет конца, она шествует выше и выше, пока не соединит последователя своего с Богом. То и составляет ее признак, что постижение ее беспредельно, потому что Премудрость есть Сам Бог». Нет ничего удивительного в том, что когда русский религиозный мыслитель и славянофил Иван Киреевский, задумав выделить одного подвижника и богослова, воплощающего в себе всю православную духовность – сам дух Православия, выделил именно преподобного Исаака Сирина, указав на то, что его писания, даже в сравнении с творениями иных святых отцов Церкви, отличаются особой духовной глубиной. По слову дореволюционного профессора Московской Духовной Академии С.И. Соболевского: «Творения преподобного Исаака всегда пользовались и продолжают пользоваться громадным уважением среди православных подвижников веры и благочестия. Преподобный Петр Дамаскин, писатель XII века обильно пользуется в своих творениях писаниями святого Исаака Сирина и постоянно ссылается на него. Преподобный Никифор Уединенник, спасавшийся в XIV веке на Афоне, в своем сочинении «О трезвении и хранении сердца» делает выдержку из творений преподобного Исаака Сирина. Известно, что русский святой – Нил Сорский в своем «Уставе о жительстве скитском» постоянно приводит мысли святого Исаака по разным вопросам духовно-нравственной жизни». По натуре своей святой Исаак Сирин был истинным любителем мудрости – он столь ревностно, усердно и углубленно занимался изучением Священного Писания, богословской и нравственно-аскетической литературы, что от напряженных занятий потерял зрение, но «глубоко познал Божественные таинства и написал замечательные труды о жизни монахов». Преподобный Исаак Сирин – настоящий христианский мудрец и многоопытный наставник монахов, он – ученейший экзегет, объясняющий Священное Писание духовно и символически, не отрицая буквально-исторического смысла Библии, но углубляясь в таинственный смысл ее буквы – за что его при жизни стали именовать «вторым Дидимом»; он – превосходнейший руководитель в духовной жизни, писавший о себе: «Долгое время искушаемый, многократно изведав себя двумя способами – отшельнической жизнью и постом, приняв на себя бесчисленные удары противника – дьявола, и сподобившись втайне великих вспоможений от Бога, в продолжение многих лет я снискал опытность и по благодати Божией опытно познал многое», что для просвещения душ и изложено в книгах. По справедливому замечанию архиепископа Филарета Гумилевского «святой Исаак всю жизнь свою посвятил уединенному изучению души своей, и ничьи поучения не исполнены таких глубоких психологических сведений, как поучения святого Исаака; прошел сам степени духовной созерцательной жизни, святой Исаак представляет наставления о созерцаниях возвышенные и основанные на твердых опытах. Духовная жизнь изображена в его поучениях в приложении к самым неуловимым состояниям души». С благоговением читая «Слова подвижнические», святитель Игнатий Брянчанинов с почтением отзывался о святом Исааке Сирине, называя его лучшем наставником в безмолвии и молитве, осуществившем в своей жизни аскетический идеал христианской веры, ставя его в один ряд с преподобным Макарием Египетским и преподобным Иоанном Лествичником – непревзойденными подвижниками и церковными писателями, которые раскрыли в своих творениях – «Духовных беседах» и «Лествице» – сущность православного монашества. Когда великий подвижник, церковный писатель и учитель духовного трезвения в молитве и Богомыслии преподобный Григорий Синаит давал наставления ученикам своим о монашеской жизни, то особенно выделил святых отцов Церкви, среди которых был и авва Исаак Сирин: «Всегда читай о безмолвии и молитве – именно у святого Лествичника, у святого Исаака, у святого Максима, у Нового Богослова и ученика его Стифата, у Исихия, у Филофея Синайского».
По преимуществу своему святой Исаак Сирин – пустынножитель и наставник иноков, а его произведения – это сборник набросков – подвижнических наставлений, молитв и духовных размышлений, где преподобный Исаак предстает как мастер отточенных афоризмов – «крылатых изречений», мысль его интуитивна, а не дискурсивна, мудрость, изложенная в его писаниях – рождена из личного духовного опыта, поэтому сила его раздумий и слов заключена не в логической стройности мысли, а в глубине прозрений и созерцаний, он – не метафизик и диалектик, занимающий умозрительным богословием, а скорее богослов-тайнозритель, писавший не только для новоначальных, но и для преуспевших в духовной жизни, описывая высшие ступени духовного подвига и Богообщения. Преподобный Исаак Сирин был аскетом и пустынником, живущим в горах, а потому его писания обращены преимущественно к монахам, но вместе с тем, они имеют универсальную духовную ценность – их надлежит читать всем верующим во Христа, ибо в них ощущается благоговейное почитание Христа Спасителя и излагаются глубочайшие мысли о монашестве и молитве, уединении и общежитии, о посте и ночных бдениях, изумлении и созерцании, об отречении от мира, искушениях и Богооставленности, о вере, смирении и покаянии, о любви к Богу, ближним и даже врагам. «Будучи монахом, отшельником, преподобный по преимуществу писал для своих собратьев-монахов, давая полезные советы в их подвижническом пути. Тем не менее, многое из его слов и поучений, в том числе и о молитве, важно и для каждого христианина в целом, ведь все вместе – и монахи, и священники, и миряне – мы составляем Церковь – единое и мистическое Тело Христово». Для богословия святого Исаака Сирина характерно чувство Божественной тайны – все сущее на небе и на земле вызывает в его сердце изумление, он ощущает, что со всех сторон окружен неизъяснимым множеством тайн, а в сердце каждой тайны – пребывает Бог, являющийся Тайной всех Тайн. Выдающийся православный богослов Владимир Лосский писал о том, что для Богомыслия Православной Церкви характерен апофатизм – наша вера, богословие и благочестие проникнуты апофатическими мотивами. Апофатическое Богомыслие было свойственно и преподобного Исааку Сирину, высокого почитавшего «великого Дионисия Ареопагита», он исповедовал непостижимость Бога и веровал, что догматы Православия и истины веры, изложенные в Священном Писании, есть Откровение неизреченных тайн, превосходящих наши понятия и всю область философских умозрений. На страницах своих произведений святой Исаак Сирин показал себя как исповедник Православия и богомудрый богослов, он затрагивал широчайший спектр духовных проблем – христологию и сотериологию, аскетику и тему испытаний на пути к Богу, он прославлял смирение как уподобление Иисусу Христу – облачение в ризу Бога, уничижившего Себя, он размышлял о конечных судьбах мира и о тайне Креста, являющемся обителью «Шехины» – неизреченной славы Божьей, и связующем звеном между небом и землей, Богом и человечеством, Ветхим Заветом и эсхатологической жизнью будущего века, наконец, он писал о слезах покаяния и умиления, о Боговоплощении и предназначении человека, о монашестве как ангельской жизни на земле и «истинной молитве» как беседе со Всевышним и предстоянии Богу «в облаке славы Его», а в центре его богословского творчества стояли темы покаяния и любви. С апостольским вдохновением и библейской мощью святой Исаак Сирин говорил о Божественной Любви как о главной причине сотворения мира, Боговоплощения и искупительной жертвы Иисуса Христа, о том, что любовь Божия вечна и неисчерпаема, она присутствует везде – на небе и на земле, и даже грешники в геенне огненной не лишаются любви Божьей, но сила любви действует двояко – она дарует блаженство праведникам, но мучает нераскаянных грешников. Преподобный Исаак Сирин – великий православный аскет и мистик, он – выдающийся богослов-тайнозритель и один из самых глубокомысленных наставников в духовной жизни, как в области догматики, так и в области аскетики верный Слово Божиему и церковному Преданию, он – хранитель и исповедник Православия, учитель молитвы и многоопытный руководитель иноков, а его писания – драгоценнейшая жемчужина в мировой христианской литературе, содержащая возвышенное Богомыслие и глубокие раздумья и прозрения, опирающиеся как на его личный опыт подвижнической жизни, так и на духовный опыт его славных предшественников – древнейших отцов и учителей Церкви. Преподобный Иосиф Исихаст говорил об авве Исааке Сирине: «Если бы были утрачены все писания святых отцов-пустынников о трезвении и молитве и сохранились бы только подвижнические слова Аввы Исаака, их было бы достаточно, чтобы научить человека жизни в безмолвии и молитве с начала и до конца. Эти творения раскрывают подвижническую жизнь от А до Я, и их одних достаточно, чтобы с первых шагов наставить человека и привести его к совершенству».
Высота подвижнической жизни и духовная мудрость Исаака Сирина были настолько велики, что уже при жизни его стали почитать святым, а после смерти слава о нем росла с распространением его писаний. Живший в VIII веке Иосиф Хаззайа, называл Исаака Сирина «самым знаменитым среди святых», в XI веке – после перевода его творений на греческий язык – имя «аввы Исаака Сирина» становится широко известно на всем грекоязычном Востоке, его ставят в один ряд с классиками ранневизантийской аскетической литературы, а в одном из источников, составленном не позднее XIV века, Исаак возвышенно нарекается «наставником и учителем всех монахов, гаванью спасения для всего мира». Как справедливо заметил профессор А.И. Сидоров: «Личность и миросозерцание преподобного Исаака Сирина всегда были дороги русскому православному человеку, ибо на аскетических творениях его воспиталось не одно поколение наших соотечественников». По словам митрополита Илариона Алфеева: «Исаак, который провел жизнь в одиночестве, обладал универсальным видением, способным вместить страдание и скорбь всего мира. Именно благодаря этому его сочинения, написанные для узкого круга сирийских отшельников, пережили свое время, распространились далеко за пределами Церкви Востока и получили всемирное признание… Можно без преувеличения сказать, что его имя известно каждому монаху в Русской Церкви. В православной среде его писания пользуются неизменной популярностью – будь то на греческом Востоке или на Балканах, в Америке или Англии. Он – один из наиболее читаемых авторов на Святой Горе Афон. Его писания сыграли важную роль в недавнем возрождении коптского монашества. Влияние Исаака не ограничивается монашескими кругами. Автору настоящих строк приходилось видеть благочестивых мирян, которые глубоко любят и постоянно читают Исаака Сирина. Приходилось слышать христиан, – не монахов, не священников, не богословов, – цитировавших Исаака наизусть. Очевидно, не только те, кто удалился из мира, но и многие из живущих в миру находят в его словах утешение, даже если не каждый его совет удается претворить в жизнь. Секрет популярности Исаака Сирина в современном мире объясняется прежде всего тем, что он постоянно говорит о любви Божией к человеку – о любви, не имеющей границ, не признающей воздаяния за грехи, о любви жертвенной, которая возвела Иисуса на Крест, о любви всепобеждающей, для которой не существует смерти и Ада». Имя преподобного Исаака Сирина овеяно ореолом святости и незыблемого богословского авторитета, но земная жизнь его покрыта тайной – о точных подробностях его жития нам известно немного, а потому на протяжении тысячи лет после смерти Исаака – с начала VIII века и до начала XVIII века – «в Европе ничего не знали о нем кроме его имени и сочинений». Вокруг личности святого Исаака Сирина строили свои догадки ученые – одни ошибочно отождествляли его с пресвитером Исааком Антиохийским – известным полемистом и стихотворцем V века, участвовавшим в догматических спорах; иные – с Исааком Италийским из города Сполеты, о котором в своей третьей книге «Диалогов» святитель Григорий Двоеслов; третьи – с Исааком Амидским, учеником преподобного Ефрема Сирина, который в начале V века пришел в Рим, а затем стал пресвитером в Амиде, но в греческих и славянских рукописях с сочинениями святого Исаака Сирина ясно и четко было сказано, что он был епископом Ниневийским и отшельником, ушедшим в горы. Биографические сведения о преподобном Исааке Сирине изложены в «Книге целомудрия», содержащей жития знаменитых подвижников Персидской Церкви и написанной восточно-сирийским писателем и историком Ишоденахом, епископом Басры, жившем в IX веке, вторым источником о жизни Исаака является западно-сирийское «Аноним Рахмани», где сказано, что когда Исаак ослеп, то ученики записывали за ним его наставления, «его называли вторым Дидимом, ибо он был спокойным, добрым и смиренным, и слово его было мягким», а третий источник написан анонимным автором на каршуни, представляющем собой разновидность сирийского языка, передачу арабского языка сирийскими буквами. В жизнеописаниях преподобного Исаака Сирина не раскрывается точное время его жизни и смерти – дата его рождения и смерти остаются неизвестны, но в них содержатся ценные сведения о его подвижнической жизни. В 124 главе книг Ишодехана – «О святом мар-Исхаке, епископе Ниневийском, который отрекся от епископства и составил книги об образе жизни отшельников» сказано: Исаак Сирин «был поставлен в епископы Ниневии мар Гиваргисом-Католикосом в монастыре Бейт-Абе. Но после пребывания на посту пастыря Ниневии в течение пяти месяцев в качестве преемника епископа Моисея он отказался от епископства по причинам, известным Богу, и удалился жить в горы. Кафедра оставалась вакантной в течение некоторого времени, после чего преемником стал блаженный Сабришо, который тоже отрекся от епископства, жил как отшельник во дни Хенанишо-Католикоса и умер в монастыре мар Шахина в стране Карду. Когда же Исаак оставил престол Ниневии, он взошел на гору Матут, которая окружает местность Бейт-Хузайе, и жил в тишине вместе с отшельниками, находившимися там. Потом он ушел в монастырь Раббана Шабура. Он весьма прилежно изучал Божественные Писания, так что даже лишился зрения из-за чтения и подвижничества. Глубоко проник он в Божественные тайны и составил книги о жизни в Боге и об отшельничестве. Однако, он высказывал три мнения, не принятые многими. Даниил бар-Тубанита, епископ Гармайский, возмущался им по причине этих проповедуемых им учений. Как бы то ни было, когда он достиг глубокой старости, ушел он из временной жизни, и положены были останки его в монастыре Шабура. Родом он был из Бейт-Катрайе, и я думаю, что он возбуждал зависть в жителях внутренних областей, подобно Иосифу Хаззайе, Иоанну Апамейскому и Иоанну Дальятскому». На основе всех имеющихся на сегодняшний день исторических источников картина жизни преподобного Исаака Сирина раскрывается следующим образом: святой Исаак Сирин по одним данным происходил из Беф-Катарайя, а по иным – местом его рождения был древний город Ниневия, о родителя его ничего не известно, но во дни цветущей юности он с братом своим удалился о мира в монастырь Мар-Матфея. Надо сказать, что провинция Беф-Катарайя, которая по видимому и была местом рождения преподобного Исаака Сирина, находилась на западному берегу Персидского залива, здесь прошло детство Исаака, поэтому его сочинения проникнуты образами морских бурь и просторов, кораблей и ныряльщиков: «Когда ты видишь, что корабль твой движется легко по пути своему в направлении гавани и все время подгоняют его ясные попутные ветры и дело твое спорится в руках твоих, будь тем более осторожен и неудовлетворен, чтобы внезапно положение твое не изменилось и ты не оказался движущимся в обратном направлении». «Как кормчий, если лишен одной части корабельного снаряжения, не может выйти в море даже ненадолго, пока не приобретет полностью снасти и не поместит их все на своем корабле, точно так же происходит с тем, кто идет по пути одиночества и желает насладиться плодами его и обрести надежду на Бога в душе своей, если не хватает ему хотя бы самой малой части из того, что необходимо в путешествии: эта самая малость, которой нет, делает бесполезным все остальное в ту минуту, когда надо воспользоваться ею». «Если бы в каждой устрице ныряльщик находил жемчужину, тогда всякий человек быстро разбогател бы. И если бы ныряльщик тотчас добывал жемчужину, и волны не били бы его, и акулы не встречали бы его, не надо было бы ему задерживать дыхание до такой степени, чтобы он задыхался, и не был бы он лишен свежего воздуха, который доступен всем, и не сходил бы в глубины – тогда чаще, чем ударяет молния, и в изобилии попадались бы жемчужины». Но вернусь к рассказу о жизни преподобного Исаака. Когда братья прославились ученостью, мудростью и высотой подвижнической жизни среди насельников обители, то брат святого Исаака был избран начальствовать над монастырем, а сам Исаак Сирин покинул монашеское общежитие и удалился в отшельническую келью, где он всецело отдался уединению, безмолвию и молитве, «внимая только себе и Богу». Несмотря на просьбы брата возвратиться в монастырь, святой Исаак Сирин продолжал вести отшельническую жизнь, посвящая все время молитве и Богомыслию, изучению Священного Писания и борьбе со страстями, хранению ума и очищению сердца, а когда слава о его мудрости и святости разлетелась по Востоку, то он был возведен на епископский престол в городе Ниневии. Светильнику веры надлежало не скрываться под спудом пустыни, а воссиять лучезарным светом – доверившись Промыслу Божиему, Исаак Сирин принял епископский сан, но его архиерейское служение продолжалось недолго. На епископском престоле в Ниневии преподобный Исаак Сирин начал заниматься духовным просвещением, но в силу грубости и развращенности нравов жители не желали слушать его. У Ассемана рассказывается, что вскоре после посвящения в архиерейский сан к Исааку Сирину пришли на суд двое судящихся – один требовал немедленно вернуть долг, а другой – просил отсрочки. Святой Исаак Сирина напомнил судящимся, что в Евангелие призывает полностью прощать долги, а значит нужно простить долг или дать отсрочку. Но разгневанный заимодавец грубо закричал – «Оставь ты это Евангелие!», на что святой Исаак Сирин с грустью заметил – «Если они и Евангелию не повинуются, то, что я пришел сюда делать?». Тоскуя по безмятежной, безмолвной и уединенной жизни отшельника и видя, что жители города не исправляются нравственно и не внимают его речам, святой Исаак Сирин решился оставить епископский престол и удалился в пустынный скит – по одним сведениям в скитскую пустынь в Египте, а по другим – на гору Мату, в районе Беф-Гузайя, а затем – переселился в обитель Раббан-Шабур. Живя отшельнической жизнью, Исаак Сирин посвящал все свое время посту и бдениям, молитве и Богомыслию, он преуспел в духовной борьбе с демонами и страстями, достиг вершин богоугодной жизни и Богопознания, усердно изучал Священное Писание, святоотеческие творения и занимался написанием духовно-аскетических сочинений, а в результате напряженных трудов он потерял зрение и с тех пор речи его стали записывать монахи-писцы. До самой смерти прожив с молитвой в сердце и пламенной верой и любовью к Богу, преподобный Исаак Сирин умер в глубокой старости, оставив нам свои подвижнические писания как драгоценное духовное наследие.
В научной среде до сих пор ведется спор о времени жизни преподобного Исаака Сирина. В «Кратком сведении о жизни святого Исаака Сириянина и о Словах его» сказано: «Но еще точнее дознаем сие из послания Исаакова к Дивногорцу Симеону; потому что Симеонова жизнь продолжалась семьдесят пять лет… до 596 года от Рождества Христова. И поелику Симеон был весьма юн возрастом, когда возлюбил пребывание на столпе, а Исаак, который в послании подает ему советы и предписывает первые правила безмолвнической жизни, писал до восхождения Симеонова на столп, то нетрудно из сего уразуметь, что около 534 года… процветал авва Исаак, будучи уже совершен не только добродетелию, но и возрастом. А потому, если старость его не продлилась сверх меры, то без сомнения преселился он в небесные селения прежде 600 года от Рождества Христова». Ряд исследователей, в числе которых и греческие патрологи – например, протопресвитер Иоанн Фотопулос убеждены, что хронологию жизни святого Исаака Сирина надлежит отнести к V веку. Архиепископ Сергей Спасский считал, что преподобный Исаак Сирин жил в VI веке, а архиепископ Филарет Черниговский полагал, что жизнь преподобного Исаака следует отнести к VII столетию: «Исаак Сирин родился в Ниневии. Оставив мир еще в цветущей юности, он удалился вместе с братом в монастырь мар Матфея, где принял иноческую одежду. Потом, довольно укрепясь духом, он избрал жизнь уединенную в пустыне… Слух о высоких подвигах и просвещении Исаака возбудил общее желание в Ниневитянах просить пр. Исаака на степень епископа Ниневийского. Исаак на сей раз не смел отвергнуть звания людей… Впоследствии святой Исаакудалился в Скитскую пустыню в Египет. Но из пустыни, как с кафедры, он светил миру жизнью и учением. Даже и такие подвижники, каков Симеон Столпник Дивной горы, получали от него советы и наставления. Святой Исаак скончался в конце VII-го века». Опираясь на хроники Ишодехана, епископа Басры, священник И.Н. Четверухин высказал следующую мысль о времени жизни Исаака: «Иезудена говорит, что святой Исаак был поставлен в епископы Ниневии Патриархом Георгом в преемники Моисею, а Патриарх Георг и епископ Ниневии Моисей жили во 2-й половине VII века (Патриарх Георг занимал свой престол в 660–680 годах). Значит, и святой Исаак жил во 2-й половине VII века, а умер, вероятнее всего, в первой половине VIII-го». По замечанию иеромонаха Никона Скарги: «характер богословия преподобного Исаака Сирина поставил его в ту эпоху, которую ему выделяют выдающиеся отечественные агиографы, святитель Филарет Гумилевский и Сергий Спасский), – не VII, а конец VI века. А аллюзивные отсылки к толкованию святого Ефрема Сирина на Диатессарон в текстах преподобного Исаака могут служить основанием и для более ранней датировки». Митрополит Иларион Алфеев в своей книге «Духовный мир преподобного Исаака Сирина» полагает, что Исаак Сириянин жил во второй половине VII века и первой половине VIII века, принадлежав к Церкви Востока, где восторжествовало несторианство. Для православного ученого-патролога и исследователя истории Церкви возникает дилемма: каким образом преподобный Исаака Сирин – великий подвижник и богослов, прославленный в лике святых Православной Церкви, мог принадлежать к «несторианской Церкви»? Пытаясь разрешить это проблему, протоиерей Георгий Флоровский – один из самых выдающихся патрологов двадцатого века, заметил, что святой Исаак Сирин стоит в несторианской среде обособленно – он исповедовал Православие и покинул Ниневию из-за несогласия с местным клиром, избрав уединенную монашескую жизнь – ушел в горы, чтобы подвизаться среди отшельников. В русской богословской науке высказывалась мысль о формальной принадлежности преподобного Исаака Сирина к «несторианской Церкви Востока». По слову архиепископа Василия Кривошеина: «Насколько можно судить по дошедшим до нас историческим данным, святой Исаак был в течение недолгого времени епископом города Ниневии, входившей в юрисдикцию несторианской Церкви в Персидской империи, как и вообще вся его жизнь и деятельность прошла как будто бы в пределах этой Церкви. Тем не менее Православная Церковь издревле почитает его как святого и высоко чтит его духовные творения, в которых, конечно, нет никакого «несторианства». И я, конечно, не дерзну отнимать от него звание «святого», хотя самый факт принадлежности его (хотя бы формальной) к несторианской Церкви ставит перед православным богословским сознанием серьезные проблемы о природе Церкви и о возможности благодатной жизни и святости вне видимых ее пределов». Выдающийся русский патролог и профессор А. И Сидоров полагал, что «Исаак Сирин, принадлежа формально к несторианской церкви (и являясь даже, хотя и очень краткое время, несторианским епископом), явил в своих творениях глубину православного Богомыслия… Перевод сочинений преподобного Исаака на греческий язык… признание их в Византии и на Руси творениями святого мужа и, наконец, канонизация его Православной Церковью являют, на наш взгляд, то, что Святой Дух проницает и зрит все и что для него нет формальных пределов и границ косного вещества». Профессор А.И. Сидоров убедительно писал о том, что преподобный Исаак Сирин был православным богословом, принадлежав про-халкидонскому течению внутри Церкви Востока, существующему в монашеских кругах, представителями которого были Энана и Мартирий-Сахдона, а отречение Исаака Сирина от епископской кафедры было продиктован не только грубостью нравов жителей Ниневии, но и являлось разрывом с несторианской Церковью. По характеристике профессора Н. Глубоковского, ересиарх Несторий был «гордый и самоуверенный, но не глубокий мыслитель, человек, достоинства которого Марцеллин прекрасно характеризует древним изречением: ... (что означает: красноречия предостаточно, а мудрости мало), Несторий не обладал счастливою натурою людей, умеющих гармонически сочетать в себе тонкость анализа с искусством синтеза». Как писал протоиерей Александр Горский, Несторий «открыто восстал против именования Пресвятой Девы Mapии Богородицею, которое народ привык слышать из уст благочестивых пастырей и сам употреблять в молитвах церковных. Причина такого осуждения имени, соответствующего достоинству матери Богочеловека, скрывалась в неправомыслии Hecтория о лице Самого Богочеловека, занятом от антиохийских наставников. В спорах с Аполлинарием, который в человеческом естестве Иисуса Христа не допускал высшей силы души–ума, усиливаясь раскрыть, что им воспринято было человеческое естество всецело, они представляли человеческое естество самостоятельным лицом, которое отлично от Ипостасного Слова, но с Ним теснейшим образом соединено. Утверждая таким образом, что каждое естество во Христе есть вместе и лице, а не представляя их соединенными во единую Ипостась, они не усвояли и свойств одного естества другому. Отсюда они восставали против выражений: Бог страдал, Бог родился. Отсюда проистекало и несправедливое отрицание именования Пресвятой Девы Mapии Богородицею. Так мудрствовал Феодор Мопсуестский. Так учил вслед за ним и Несторий». Если Феодор Мопсуестийский не признавал воплощение Бога Слова и учил, что «Слово Божие вселилось в рожденного от Девы человека Иисуса», «Слово Божие обитало как в храме в Иисусе из Назарета», который был «не чужд не только не укоризненных естественных немощей человека, но даже и греховных наклонностей, с которыми Он боролся в ходе нравственного совершенствования, то Несторий утверждал учение о двух сынах – «иной есть Сын, претерпевший страдания, и иной – Бог Слово», и настаивал, «что о Боге нельзя говорить, что Он питался молоком или родился от Девы», отказываясь именовать Святую Деву Марию Богородицей, называя Ее Человекородицею или Христородицею, – за это лжеучение Феодора Мопсуестийского и Нестория справедливо анафематствовали святые отцы и учителя III и V Вселенских Соборов. В еретической христологии Феодора Мопсуестийского – «отца несторианства», чье учение легло в основу доктрины Нестория, говорилось о Слове Божием и человеке Иисусе как о двух разных субъектах, в то время как в Православии провозглашается вера в то, что во Христе Богочеловеке – одна Божественная Личность, но две природы – Божественная и человеческая, которые соединены в Нем неслиянно, нераздельно, неизменно и неразлучно. Для того, чтобы понять к какой конфессии относился преподобный Исаак Сирин – к несторианской или Православной Церкви нам нужно обратиться к его богословию. Ересиарх Несторий мыслил Боговоплощение как союз двух ипостасей – Божественной и человеческой, в то время как Православная Церковь свято исповедует: Святая Дева Мария непорочно родила от Духа Святого Сына Божиего, Иисуса Христа – родила без нарушения девства, свято и пречисто, таинственно и чудесно не по Его Божеству, ибо Бог Слово предвечно рожден от Бога Отца, а по воспринятому Им человечеству, но рожденный Девой Марией – Христос, истинный Бог вочеловечившийся, именно поэтому мы возвышенно именуем Ее – Богородицей, честнейшею Херувимов и славнейшею без сравнения Серафимов. Христос единосущен Богу Отцу и Духу Святому по Своему предвечному Божеству, и единосущен нам по Своему человечеству, Он – истинный Бог и истинный человек, но в Нем одно Божественное Лицо – Бог Сын, предвечный Логос, Ипостасная Премудрость и Сила Божия. По словам выдающегося православного богослова Владимира Лосского: «во Христе нет личности человеческой: есть личность, но личность Его – Лицо Божественное. Христос – человек, но личность Его – с неба». В области христологии преподобный Исаак Сирин он не разделяет единую Личность Иисуса Христа Богочеловека «на двух сынов», чем грешил Несторий, а ясно исповедует православную веру в единое Лицо Иисуса Христа – Бога, явившегося во плоти, имеющего два естества – предвечное Божественное и воспринятое человеческое.
Загадка трех мнений, которые Исаак Сирин высказал, вызвав возмущение Даниила бар-Табанита, написавшего письменное «Разрешение вопросов, поставленных в пятом томе Исаака Ниневийского», по всей видимости, свидетельствует о том, что Исаак Сирин был светочем Православия на Востоке, охваченном мглой несторианства. Как рассудительно замечает иеромонах Никон Скарга: «Борьба с несторианством и исповедание православных взглядов – это как раз то, что могло привести и к оставлению кафедры, и к возмущению со стороны несторианских монахов и клира. Подтверждение тому мы видим в старшем современнике святого Исаака – Мартирии (Сахдоне), который также, будучи епископом Персидской Церкви исповедовал Православие, за что и был осужден несторианами». В трактате восточно-сирийского писателя IX века Хануна ибн-Юханна ибн ас-Салт, рассказывается о визите Католикоса Юханны ибн-Барси к одному знаменитому подвижнику: Католикос принес с собой сочинения Исаака Сирина и читал их вслух, «не поднимая головы», до захода солнца, а после окончания чтения подвижник спросил Католикоса, чему следует более доверять – писаниям Исаака Сирина или их опровержению, вышедшему из под пера Даниила. В ответ Католиков сказал: «Может ли человек, подобный тебе, задавать такой вопрос? Мар Исаак говорит языком небесных существ, а Даниил – языком земных». Святой Исаак Сирин – великий богослов и тайнозритель, он достиг вершин Богопознания, приник умом и сердцем к самым истокам небесных тайн, а потому он – один из самых сложных сирийских писателей для понимания и перевода, но каждое его слово – кладезь христианской мудрости. В противовес Феодору Мопсуестийскому и Несторию христология преподобного Исаака Сирина церковна и имеет православный характер – он исповедует веру в воплощение Бога Слова, Который облекся в плоть в утробе Святой Девы Марии – пречистой и непорочной Матери Своей. Христос есть Бог, явившийся во плоти, «Тот, Кто по естеству не видим всей твари», облекся в тело и совершил домостроительство для спасения и жизни всех народов… Который как Бог и Человек, сделался Ходатаем Бога и человеков». «О Христос, одевающийся светом, как ризою (Пс.;103,;2), Который ради меня стоял обнаженным перед Пилатом, облеки меня в силу Твою… О Христос, на Которого многоочитые Херувимы не могут взирать по причине славы Лика Твоего, из любви Твоей Ты получал оплевания на Лицо Твое; удали стыд от лица моего и даруй мне молитву с открытым лицом пред Тобою». Опираясь на пророческие тексты Библии и творения богомудрого догматиста и песнопевца Ефрема Сирина, вдохновляясь его строками и перенимая образность и поэтичность его языка, святой Исаак Сирин писал: «как дождь на руно и как капля, тихо капающая на землю… Он как бы в сокровищнице утаил величие Свое под завесою плоти (Евр.;10:20) и среди нас беседовал с нами в ней, соделав ее Себе мановением Своим в лоне Девы и Богородицы Марии, дабы мы, видя, что Он с нами беседует, как единый из нашего рода, не ужасались при воззрении на Него». Богословствуя о тайне Боговоплощения и следуя за апостолом Павлом, преподобный Исаак Сирин возвещает, что в Иисусе Христе вочеловечился Сам Господь Бог, в лоне Девы Мари пребывал Тот, Кто выше чина тварных, Он – истинный Бог и Спаситель мира, Новый Адама, искупающий грехи рода человеческого: «То благоухание, какое исходило от Адама до его преступления, когда звери собраны были к Адаму и нарекал он им имена в раю. Это отнято было у нас; но обновил и даровал нам сие паки пришествием Своим Иисус. Сим-то и помазано благоухание человеческого рода». Как «нарушением поста пало начало нашего создания», то «с сего начал и Спаситель, когда явился миру на Иордане. Ибо по крещении Дух извел Его в пустыню и постился Он там сорок дней и сорок ночей… Посему-то до поста род человеческий не знал победы и дьявол никогда не испытывал поражения своего от нашего естества; но от сего оружия изнемог в самом начале. И Господь наш был вождем и первенцем сея победы, чтобы на главу естества нашего возложить первый победный венец». Для преподобного Исаака Сирина Бог Слово и Человек Иисус – это одно Лицо, в Нем наше естество соделалось «святилищем сокровенности Божества и ковчегом таинств» и «на сокровенных членах наших – мы можем понести – святыню Божества». «Господь Христос есть и первенец, и единородный. Оба понятия не утверждены единством природы. Ибо Он есть первенец многих братьев по человечеству. Единородный же Он по Божеству из-за отсутствия рождения до и после Него. Оба понятия утверждены в Боге и человеке и объединены в одно лицо. Те свойства, которые относятся к природе, не смешаны по причине единения». В писаниях Исаака Сирина встречаются слова о том, что Бог Слово обитал в Святой Деве Марии как в храме, но здесь – глубоко православное исповедание, как и у преподобного Ефрема Сирина, писавшего: «Благословен Обитающий в Матерней утробе, в которой устроил Себе и храм, чтобы обитать там, и обитель, чтобы пребывать в ней, и одежду, чтобы украшаться ею, и оружие, чтобы победить им!». Богословствуя о тайне Богочеловечества Иисуса Христа, преподобный Исаак Сирин всегда опирался на Священное Писание, лежащее в основе православной христология, идущая царским путем и избегающая как ереси несторианства, так и лжеучения монофизитсва и теопасхизма: «Божественное Писание много говорит и часто употребляет именования не в собственном смысле. Иное свойственное телу, но сказуется о душе. И наоборот, свойственное душе сказуется о теле. И Писание не разделяет сего; но разумные понимают это. Так, из свойственного Божеству Господа иное, не применимое к человеческой природе, сказано в Писании о всесвятом теле Его; и наоборот, уничижительное, свойственное Ему по человечеству, сказано о Божестве Его. И многие, не понимая цели Божественных словес, поползнулись в этом, погрешив неисправимо». Для святого Исаака Сирина цель Боговоплощения – обновление нашего падшего естества, искупление грехов рода человеческое и соединение людей с Богом – наше спасение, поэтому Исаак пламенно возносит славу Отцу, Сыну и Святому Духу, уча, что Бог Сын взял от рода человеческого пречистое тело и святой кровью Своею искупил святую и апостольскую Церковь: «Осени, Господи, святую Церковь Твою, искупленную Кровию Твоею… Для тех же, кто перешел из этого мира лишенным добродетельной жизни и не имевшим веры, будь для них защитником, ради тела, которое Ты взял у них, чтобы от единого соединенного тела мира мы вознесли славу Отцу и Сыну и Святому Духу в Царстве Небесном и том наслаждении, которое не имеет конца во веки веков. Аминь».
По свидетельству Леонтия Византийского Феодор Мопсуестийский выступал против аллегорического метода толкования Священного Писания и придерживался буквально-исторического метода, он подверг критике Библию и отверг многие боговдохновенные книги: «Этот мудрый и великий Феодор, как его охотно называют его ревностные последователи, не удовольствовавшись борьбою с людьми, осмелился на борьбу против славы Святого Духа, так как возвышенные писания, переданные богодохновенными мужами, он толковал низким образом и отделял их от Богоопределенного числа книг. Великого раба Божия Иова… он порицал и отвергал писание о нем Святого Духа, которое утвердил в своем соборном послании Иаков брат Господень, говоря: «терпение Иовле слышасте, и кончину Господню видесте» (Иак.;5:11)… По этой причине, как я думаю, он отвергал и самое послание великого Иакова, и прочие соборные послания других. Ибо он не довольствовался в подражание Маркиану нападениям на Ветхий Завет, но и должен был даже бороться против новозаветного Святого Писания, чтобы яснее была видна его борьба против Святого Духа… Писания священных гимнов, псалмов и песней он совершенно отбрасывал и все псалмы по-иудейски относил к Зоровавелю и Езекии, за исключением трех, которые он отнес к Господу… И даже священную песнь, Песнь Песней, восхваляемую всеми опытными в Божественных вещах мужами и всеми христианами, известную церквам всего мира и бывшую предметом удивления даже для иудеев, врагов креста Христова, исключил из числа священных книг, толкуя ее по своему распутному образу мыслей и языку… И что не в состоянии был бы сделать действовавший в нем виновник и отец нечестия? Поэтому он присоединил зло ко злу, отверг также книги Паралипоменон, первую и вторую, и еще книгу Ездры». Церковный историк Исихий ясно говорил, что Феодор Мопсуестийский, «взяв первые элементы своего учения из иудейского суесловия, написал сочинение о пророчестве псалмов, отвергающее все предсказания о Господе». По глубокомысленному разъяснению иеромонаха Никона Скарги: «Причины, по которым Феодор Мопсуестийский исключил из канона Библии столько священных книг, в первую очередь заключаются в том, как замечают исследователи, что Феодор руководствовался своим понятием о различных видах и степенях богодохновенности священных книг. Многих писателей священных книг он не считал пророками Божиими в строгом смысле слова, но обладавшими только даром мудрости. Вторая причина заключается в том, что он без сомнения руководствовался историческим обозрением канона у иудеев, – здесь Феодор полностью следует за Иосифом Флавием и повторяет его канон… Феодор Мопсуестийский выступил как один из первых радикальных реформаторов Библейского канона. Двадцати библейским книгам был объявлен приговор не богодохновенности! Но если для преподобного Исаака Феодор Мопсуестийский – «свет всего мира», «человек, который был исполнен благодатных даров и которому вверены сокровенные тайны Писаний, чтобы он наставлял на путь к истине всю общину Церкви», то интересно, что движет преподобным Исааком, когда он использует те книги, которые Феодор отверг? Так, преподобный Исаак цитирует в своих творениях Песнь Песней, приводит в подражание ревность Маккавеев, неоднократно приводит в пример Иова. Причем Исаак не сомневается, в отличии от Феодора, в правдоподобности истории Иова и богодохновенности этой книги: И сопротивник делает это не потому, что имеет такую силу, но потому, что попускается ему Богом, как дознали мы на праведном Иове». Если не имеющий благоговения к Слову Божиему Феодор Мопсуестийский изъял из священного канона Библии книгу Иова, Песнь Песней, книги Паралипоменона, книги Ездры и книги соборных посланий Иакова, Петра, Иоанна Богослова и Иуды, а также Апокалипсис Иоанна Богослова, то святой Исаак Сирин с великим и неизъяснимым трепетом обращался к Библии, почитая все ее книги священными и боговдохновенными, а в экзегетике он всегда стремился постичь духовный смысл Библии и многое объяснял символически, не отвергая ни буквально-исторический смысл, ни иносказание – часто прибегая к аллегории: «Рай есть любовь Божия», а также и Древо жизни для Исаака – «любовь Божия». «От древа сего был отстранен Адам советом дьявольским. Древо жизни есть любовь Божия, от которой отпал Адам; и с тех пор не встречала его уже радость, но работал и трудился он на земле терний». «Действительно же страсти суть терния, и произрастают в нас от сеяния в тело» (Гал.;6:8). «Но с той ночи, в которую Господь излиял пот (в Гефсиманском саду), переменил Он пот, изведший терния и волчцы, на пот, проливаемый в молитве и вместе в делании правды. Пять тысяч и пятьсот с лишком лет Бог оставлял Адама трудиться на земле, потому что дотоле «не у явися святых путь»(Еф.;3:5; Евр.;9:8). В последок же дней пришел и заповедал свободе один пот заменить другим постом, дозволил не отдохновение от всего, но пременение всего: потому что, за продолжительность злострадания нашего на земле, оказал нам Свое человеколюбие».
В своем богословии, а в частности интерпретации вышеприведенных библейских сюжетов о грехопадении Адама, жизни Иисуса Христа и Гефсиманской ночи, пережитой Сыном Божиим, Исаак Сирин опирался на православную традицию экзегетики – в особенности на преподобного Ефрема Сирина, так писавшего о Христе и Его Гефсиманской молитве: «И был пот Его, как капли крови (Лк.;22:44). Вспотел, чтобы исцелить болящего Адама. В поте лица твоего, будешь есть хлеб твой (Быт.;3:19). И в саду молился, чтобы снова возвести Адама в сад». По глубокомысленному суждению преподобного Ефрема Сирина мудрость Священного Писания неисчерпаема – в Слове Божием содержится множество глубинных смыслов, постичь которые не в силах в полной мере ни один мудрец, богослов и подвижник, но каждый может в меру своих сил обретать в Священно Писании сокровища мудрости: «Если бы в словах Писания был только один смысл, то первый какой угодно толкователь нашел бы его, и после того другим, слушающим их, не было бы надобности с трудом и усилием разыскивать смысл, и не оставалось бы никакого утешения после нахождения его. Но каждое слово Господа имеет свое тело, и у каждого такого тела есть много членов, и у каждого члена в отдельности имеются свои качества, и потому каждый, сколько может, слушает, и как дано ему, так и истолковывает». «Господь украсил Свое слово многими цветами, чтобы каждый научался, рассматривая то, что ему угодно. Разные сокровища Он скрыл с Своем слове, дабы каждый из нас, где потрудился, там и обогащался». В своем Слове «О Рае» преподобный Ефрем Сирин с молитвенным изумлением писал о том, что стихи Библии возносят ум на высоту духовной мудрости: «Читал я начало этой книги и вникал в каждую букву и в каждый стих, постепенно возводящий в высоту. Приветливо останавливало меня на себе первое, что развивалось предо мною и связью речи завлекало к последующему. А как скоро дошел я до стиха, где пишется история Рая, тогда увлек он меня из среды книги и перенес на лоно Рая. И око, и ум, как по мосту, проходили по стихам и востекали в обитель Рая. Око возводило ум чтением, а ум давал оку отдых от чтения, потому что по прочтении книги око спокойно, трудится же ум. И мостом к Раю, и дверью к нему была мне та книга; прошел и мост и ступил в Рай. Око осталось вне, а ум вошел внутрь…». По методу чтения и постижения Священного Писания к преподобному Ефрему Сирину особенно близок святой Исаак Сирин, учивший, что Слово Божие нельзя читать без изумления и молитвы, а чтение Писания и молитва открывают уму путь к Богомыслию и созерцанию: «Ум, плавающий на поверхности вод, т.е. моря божественных Писаний… не может… уразуметь все сокровища, таящиеся в глубине его». «Душа пребывает в восторге при новых представлениях, встречающихся ей в море тайн Писания». По слову Сабино Кьялы образы духовного луча и ныряльщика за глубинным смыслом Священного Писания, встречающиеся у преподобного Исаака Сирина, восходят к творениям преподобного Ефрема Сирина. В своих богословских сочинениях и толкованиях святой Ефрем Сирин особенно акцентировал внимание на том, что в момент Боговоплощения Христос воспринял человеческую природу в ее здравии: «Поскольку тело Адама создано было ранее, чем явились в нем расстройства, потому и Христос не принял расстройств, которые позднее получил Адам, так как они были некоторым придатком немощности к здравой природе. Итак, Господь здравой принял ту природу, здравость которой погибла, дабы человек через здравую природу Господа возвратил себе здравость первобытной своей природы». Рассуждения о «первобытном здравии души Адама» встречаются и у преподобного Исаака Сирина, который усердно изучал писания святого Ефрема Сирина: «О душевных страстях, как дознано и всеми признается, что душе естественна чистота, должно смело сказать, что страсти нимало не естественны душе; потому, что болезнь позднее здравия. А одному и тому же естеству невозможно быть вместе и добрым, и лукавым. Посему, необходимо одно предшествует другому; естественно же то, чем предварено другое; потому что о всем случайном говорится, что оно не от естества, но привзошло отвне … если добродетель естественным образом есть здравие души, то недугом души будут уже страсти, нечто случайное, прившедшее в естество души и выводящее ее из собственного здравия». Богословствуя о тайне Боговоплощении, о духовной борьбе Христа с дьяволом и победе над искушением в пустыне, преподобный Ефрем Сирин писал: «Итак, облеченный тем же оружием, каким враг победил и вверг мир в осуждение, Господь нисшел на битву, и во плоти, принятой от Жены, победил мир, преодолел врага и осудил». «Плоть Господа нашего всех облеченных плотию наставляет, что тот, кто нагим нисходит на битву, будет побежден, ибо плоть Христа сначала облеклась оружием воздержания, а затем приступила к борьбе. Итак, потребно сильное оружие против того, который посылает стрелы пылающие и изощренные… «Скажи камням сим, чтобы они стали хлебом». Послал стрелу, возбуждающую к насыщению, дабы при алчбе, которую испытал Господь после поста, смутить Его и таким образом искусить Господа. Но Господь не хотел, чтобы голод возобладал над Ним, поскольку Его голод облекся постом, как бы панцирем. Таковой голод отбросил стрелу сытости… итак, подпал искушению тот, кто явился для того, чтобы искушать, и изобличен был посредством того же, чем хотел поучать… На горе Господь попрал похоти искусителя и бросил в бездну, дабы попрали их те народы, которые когда-либо были попираемы ими. Вместо них Он предоставил всем полноту благодати, дабы господствовала над всеми та, которая некогда у всех была в попрании». Опираясь на толкование преподобного Ефрема Сирина, святой Исаак Сирина обращался к евангельскому сюжету о том, как после крещения на Иордане Иисус Христос удалился в пустыню, где пребывал в посте и молитве сорок дней и ночей, а затем Он одолел дьявола, вознамерившегося искусить Сына Божиего и потерпевшего поражение: «Нарушением поста пало начало нашего создания… с сего начал и Спаситель, когда явился миру на Иордане. Ибо по крещении Дух извел Его в пустыню, и постился Он там сорок дней и сорок ночей. Подобно и все исходящие вослед Спасителя на сем основании утверждают начало своего подвига, потому что пост есть оружие, уготованное Богом. И кто, если нерадит о нем. Не будет укорен за сие? Если постился сам Законоположник, то как не поститься кому-либо из соблюдающих закон? Посему-то до поста род человеческий не знал победы, и дьявол никогда не испытывал поражения своего от нашего естества: но от сего оружия изнемог в самом начале. И Господь наш был вождем и первенцем сея победы, чтобы на главу естества нашего возложить первый победный венец. И как скоро дьявол видит сие оружие на ком-нибудь из людей, тотчас приходит в страх сей противник и мучитель, немедленно помышляет и воспоминает о поражении своем в пустыне Спасителем, и сила его сокрушается, и воззрение на оружие, данное нам Началовождем нашим, попаляет его… Кто нерадит о посте, тот и в других подвигах расслаблен, нерадив, немощен… и воюющему с ним дает случай к победе, так как нагим и безоружным исходит на подвиг, а посему явно, что выйдет из борьбы без победы, потому что члены его не облеклись в теплоту алчбы в посте».
Экзегетическим ключом к пониманию Библии преподобный Исаак Сирин считал молитву: Молитву почитай ключом к истинному разумению сказанного в Божественных Писаниях». В своей экзегетике преподобный Исаак Сирин сочетает буквально-историческое, типологическое и духовно-аллегорическое толкование, он предстает как мистик и тайнозритель, всегда экзистенциально понимает Библию, проводя тончайшие параллели между библейскими сюжетами и личной духовной жизнью человека. Размышляя о ветхозаветном событии исхода евреев из египетского плена и образах осеняющего облака и огненного столпа, ведущего их, преподобный Исаак Сирин уподобляет душу всему народу Израильскому, который днем был покрываем облаком, а ночью ему сиял огненный столп: «Если душа просияла памятованием о Боге и неусыпным бдением днем и ночью, то Господь устрояет там к ограждению ее облако, осеняющее ее днем и светом огненным озаряющее ночь». Размышляя о Богоявлении на Синайской горе, святой Исаак Сирин говорит, что чистый и возвышенный ум человека можно символически назвать Синаем Богоявления – таинственным местом Божиего присутствия: «Когда ум совлечется ветхого человека, и облечется в человека нового, благодатного, тогда узрит чистоту свою, подобно небесному цвету, которую старейшины сынов Израилевых наименовали местом Божиим (Исх.24:10), когда Бог явился им на горе». Вся экзегетика у преподобного Исаака Сирина носит мистический характер, он не только стремится проникнуть в сокровенный и духовный смысл Священного Писания, но и связать его с духовным деланием – христианской жизнью и аскезой, проводя параллели между событиями священной истории, описанными в Библии, и личным духовным опытом подвижника, исповедуя возвышенный подход к Библии как преподобный Максим Исповедник, святитель Андрей Критский и преподобный Симеон Новый Богослов. По замечанию иеромонаха Никона Скарги: «сравнительный анализ христологических и экзегетических воззрений преподобного Исаака Сирина и Феодора Мопсуестийского, который обнаружил полнейшее разногласие между этими двумя авторами по всем ключевым богословским вопросам. В связи с этим становится востребованным пересмотр тезиса, что «в области догматики и экзегетики главными авторитетами для Исаака Сирина… были Феодор Мопсуестийский и Диодор Тарсийский». Этот тезис основан на чисто внешнем критерии (опоры на цитаты), не выдерживает богословской критики и проник в нашу богословскую науку благодаря авторитету западных специалистов. В области догматики для преподобного Исаака Сирина авторитетами являются святитель Василий Великий и преподобный Ефрем Сирин, в ангелологии – Дионисий Ареопагит, в экзегетике – преподобный Ефрем Сирин и преподобный Макарий Египетский, – от последнего, вероятно, он воспринял александрийский метод экзегезы». Преподобный Исаак Сирин – великий богослов и подвижник, причисленный Православной Церковью к лику святых, он был исповедников Православия и не придерживался заблуждений Нестория и Феодора Мопсуестийского, о чем свидетельствует и случай из жизни старца Паисия Святогорца: «Однажды старец сидел возле монастыря Ставроникита и беседовал с паломниками. Один из них, выпускник богословского факультета, утверждал, что авва Исаак Сирин был несторианином и повторял известное западное воззрение по этому вопросу. Старец Паисий пытался убедить богослова в том, что авва Исаак был не только православным, но и святым и что его аскетические слова исполнены многой благодатью и силой. Но богослов упрямо стоял на своем. Старец ушел в свою келью огорченным и погрузился в молитву… По пути ему было видение: он увидел проходящий перед ним лик преподобных отцов. Один из преподобных остановился перед старцем и сказал: «Я Исаак Сирин. Я весьма и весьма православный. Действительно, в той области, где я был епископом была распространена несторианская ересь, но я с ней боролся...». После этого старец в сентябрьской минее к тексту «28 дня того же месяца память преподобного отца нашего Ефрема Сирина» дописал своей рукой: «и Исаака Великого Исихаста, с которым поступили очень несправедливо».
По характеристике профессора С. Соболевского: «Святой Исаак Сирин – великий психолог и философ, что видно, например, хотя бы из его учения о ведении и вере. Он – удивительный знаток Священного Писания, Нового и Ветхого Завета и обширной аскетической литературы, греческой и, по всей вероятности, свое родной, сирийской. Он, наконец, мудрый и опытный наставник и руководитель в христианской духовной жизни». В богословии и духовных рассуждениях своих преподобный Исаак Сирин опирался не только на Священное Писание и свой личный опыт подвижнической жизни, но и не на своих великих и славных предшественников – на сочинения Марка Подвижника и Нила Анкирского, на «Житие святого Антония», написанное святителем Афанасием Великим, на «Изречения пустынных отцов» и «Духовные беседы» преподобного Макария Египетского, а особенно близки ему были преподобный Ефрем Сирин и святой Дионисий Ареопагит, таким образом, святой Исаак Сирин вобрал в себя святоотеческую мудрость, изучил памятники житийной, аскетической и догматической литературы и богословствовал в полном согласии с Церковью, в своих писаниях дав блестящий образец богословского осмысления всех аспектов христианской аскетики. Святой Исаак Сирин – великий подвижник и аскет, изобилующий духовной мудростью, он – один из самых рассудительных христианских мудрецов и плодовитый церковный писатель, в сочинениях которого содержатся многочисленные увещевания для монашествующих, нравственные наставления и тонкое изъяснение догматических истин, рассуждения о добродетелях и страстях, о молитве, посте, бесстрастии и невидимой брани с демонами, указание на их хитрость и коварство, проницательные психологические наблюдения и мистический опыт переживания Богообщения. По свидетельству сирийского писателя Абшидо из Низибина, «святой Исаак Ниневийский составил семь томов о духовной жизни, Божественных тайнах, о судьбах и о Промысле». Не все творения преподобного Исаака Сирина дошли до нас, но его «Слова подвижнические» – это сокровищница духовной мудрости и великолепный памятник церковной литературы, дошедший до нас в двух редакциях – восточной и западной, первая редакция отражена в издании Беджана, а вторая – в нескольких рукописях, самая ранняя из которых датируется IX-X веками, а их отличие заключается в том, что в восточной редакции содержатся более многочисленные тексты и присутствуют не принадлежащие святому Исааку Сирину высказывания, вероятно являющиеся позднейшими вставками еретиков-несториан, где цитируются сочинения Диодора Тарсийского и Феодора Мопсуестийского, причем последний именуется «Блаженным Толкователем» и «светом всего мира», а противники его догматических мнений предаются анафеме. Как рассудительно замечает иеромонах Никон Скарга: «по-видимому можно предположить, что было произведено две редакции вставок. Первая – незадолго после смерти преподобного. Исаака, по той причине, чтобы авторитет великого учителя «заклеймить» несторианством и таким образом присвоить и адаптировать корпус его сочинений в несторианской среде. Вторая произведена приблизительно в IX веке уже приверженцами апокатастасической ереси. Со второй редакцией в корпус сочинений преподобного. Исаака вошли трактаты, которые не принадлежат его перу, а в те места, где упоминалось имя Феодора или его эпитет «блаженный толкователь», были внесены дополнительные вставки еретической эсхатологии и космологии, разрывающие единство повествования аскетической тематики. Такие вставки очень заметны в гностических главах». Если в восточной редакции содержались несторианские вставки, на что обратил внимание рассудительный профессор А.И. Сидоров, то с текста западной редакции на рубеже VIII и IX веков монахами Авраамием и Патрикием, был сделан греческий перевод сочинений Исаака Сирина, впоследствии были сделаны переводы его творений на грузинский, славянский и латинский языки, а с латинского – на португальский, испанский, французский и итальянский. По справедливой оценке профессора С. Соболевского первоначальный перевод с сирийского оригинала на греческий язык, сделанный иноками Лавры святого Саввы – Авраамием и Патрикием, не был удовлетворителен и полон, а митрополит Филарет Московский оставил такой отзыв о греческом переводе: «Вероятно, переводчик был не из ученых, т. е. не знал грамматических правил, и потому мешал слова и вместо должного выражения ставил неправильные и темные слова, да и от переписчиков, может быть, вкрались ошибки и невероятности». По слову протоиерея Георгия Флоровского греческий перевод неточен – «в сирийском тексте меньше порядка, больше непосредственности». Архиепископ Филарет Гумилевский отмечал, что «в греческом переводе известна менее чем половина творений святого Исаака». По критическому замечанию митрополита Илариона Алфеева в греческий перевод вошли несколько Слов, не принадлежащих перу святого Исаака, их истинный автор – сирийский писатель Иоанн Дальятский, живший в VIII веке и «Послание к преподобному Симеону Дивногорцу», написанное Филоксеном Маббугским. На славянский язык перевод «Слов подвижнических» был сделан болгарским монахом Закхеем в начале XIV века, «во второй четверти XIV века на Афоне появляется еще один славянский перевод «Слов» Исаака, сделанный старцем Иоанном», а в конце XVIII века старец Паисий Величковский осуществил новый славянский перевод творений святого Исаака Сирина, являющийся почти точной копией с греческого издания. В 1854 году был опубликован русский перевод творений преподобного Исаака Сирина, сделанный Московской Духовной Академией, а в 1911 году профессор Московской духовной академии С. Соболевский сумел великолепно заново перевести «Слова подвижнические» с греческого языка, благоразумно приняв во внимание появившиеся в то время немецкие переводы писания святого Исаака с сирийского языка.
В наше время разворачивается богословский и научный спор вокруг второго тома творений преподобного Исаака Сирина – новооткрытых текстов, получивших название «О Божественных тайнах и о духовной жизни». В 1983 году профессор Себастиан Брок обнаружил в Оксфордской Бодлеанской библиотеке рукопись, датируемую X или XI веком и содержащую полный текст второго тома творений преподобного Исаака Сирина. Митрополит Иларион Алфеев в своей книге «Духовный мир преподобного Исаака Сирина» утверждал, что имеются неопровержимые текстологические доказательства принадлежности новооткрытых текстов перу Исаака Сирина – аскетический словарь и идиомы – выражения духовная молитва», «чистая молитва», «озарение», «созерцание», «сокровенное служение», «молчание разума», «духовные тайны», «рассудительное смирение», «изумление в Боге», «море безмолвия», морские образы – корабль, море, волны, плавание, кормчий, ныряльщик, жемчужины, а также общие темы двух томов – рассуждения о любви Божией, о безмолвии и отшельничестве, о чтении Священного Писания и ночном бдении, о молитве перед Крестом и поклонах, об унынии и Богооставленности, о смирении и слезах, об изумлении и «опьянении» любовью Божией. Но глубокий богословский и филологический анализ новооткрытых текстов и их всестороннее сравнение со «Словами подвижническими» наглядно демонстрирует, что во втором томе – «О Божественных тайнах и духовной жизни» присутствуют поздние вставки – хвалебные слова в честь Феодора Мопсуестийского и Диодора Тарсийского, параграфы «Гностических глав», содержащие в себе элементы евагристической космогонии, несторианское исповедание двух субъектов во Христе Богочеловеке – «Бога Сына» и «посредника Человека Иисуса», еретическую оригенистическую эсхатологию – наивное и отвергнутое Церковью учение об апокатастасисе – более всего странного было бы услышать от святого Исаака Сирина – безмолвника, молитвенника и сурового аскета, пишущего монахам, «которые претерпевают жестокие битвы с демонами», мысли об уравниванием злых и добрых, оригеновское измышление о том, что «ни демоны не останутся в своем демоническом состоянии, ни грешники – в грехах своих», но без духовной борьбы и без подвига веры «они будут возвышены даже до большего совершенства, чем то, в котором Ангелы существуют сейчас». Во втором томе – в трактате «О Божественных тайнах и духовной жизни» – излагается крайне сомнительная и откровенно еретическая мысль Феодора Мопсуестийского о том «не непослушание ввело смерть в дом Адама, и не нарушение заповеди извергло Адама и Еву» и даже если бы Адам и Ева «не нарушили заповедь, они все равно не были бы оставлены в Раю навсегда», но в «Словах подвижнических» преподобный Исаак Сирин ясно излагает в полном согласии с Библией, что Адам и Ева были созданы нетленными и приобщенными к вечной жизни, а их изгнание из Рая произошло из-за того, что они доверились дьяволу и нарушили заповедь Божью – отпали от Творца своего. Если в «Словах подвижнических» преподобный Исаак Сирин предстает как превосходный православный богослов и тайнозритель, его христология, сотериология и эсхатология не выходят, за рамки догматического учения Церкви, и вслед за святителем Василием Великим и святителем Григорием Богословом, он великолепно разрешает проблему присутствия вездесущего Бога во Аде и не лишает грешников причастия Божественной Любви, но подчеркивает, что для праведников любовь Божия воспринимается как неизреченное блаженство, то для грешников – как нестерпимое мучение, то автор отдельных параграфах «Гностических глав» второго тома – трактата «О Божественных тайнах и духовной жизни» предстает не как духовно опытный и рассудительный подвижник, богослов-мистик и тайнозритель, верный Священному Писанию и церковному Преданию, а как богослов-теоретик и исповедник ересей Нестория и Оригена, проповедующий веру во всеобщее спасение – в том числе в спасение нераскаянных грешников и демонов, а это – противоречит Священному Писанию и церковному вероучению. По рассудительному умозаключению профессора А.И. Сидорова писания преподобного Исаака Сирина долгое время, бытовавшие в несторианской среде, где скорее всего подверглись несторианской интерполяции – вставке явно еретических фрагментов, а потому «необходима точность и православная «акривия» в оценке их». Стремясь очистить имя святого Исаака Сирина – богомудрого и боголепного аскета и богослова, являющего собой «непоколебимый форпост сирийского Православия», иеромонах Никон Скарга в своем исследовании поясняет: «С большой долей вероятности можно говорить о том, что Себастьяну Броку действительно посчастливилось найти Второй том творений преподобного Исаака Сирина. Однако отсутствие должного критического исследования данной находки привело к тому, что преподобному Исааку стали усваивать те сочинения, которые практически ему не принадлежат. Текстологический и тематический обзор Второго тома с точки зрения композиции, стиля и грамматики позволил обнаружить в его составе трактаты, которые вступают в противоречие с другими и разрывают тематическое единство повествования. Это – явные признаки подложного сочинения и позднейшей вставки. Стилистический и грамматический анализ позволил выявить неуклюжие вставки переписчиков. Переписчики – оригенисты (так условно их назовем), используя особенность, присущую творениям преподобного Исаака, в которых очень заметно выражена так называемая «осуществившаяся эсхатология», решили сделать его своим «патроном» и стали вкраплять в его писания собственные домыслы. Под именем преподобного Исаака они вставили в текст свои сочинения с еретической эсхатологией. Критический обзор трактатов Второго тома позволяет выявить подлинный блок писаний преподобного Исаака и в то же время отказаться от превратного направления, заданного западными исследователями наследия преподобного Исаака, склонных приписывать ему сочинения, которые на самом деле ему не принадлежат. За последние десятилетия западная богословская наука приобрела заметно выраженный либерально-экуменический вектор и стала утрачивать патристический метод работы со святоотеческим наследием. Поэтому мы глубоко убеждены, что по данной проблематике нужно использовать незыблемые методы, оставленные нам выдающимися отечественными патрологами, такими как С. Епифанович, И. Попов и другие, авторитет которых и по сей день остается непререкаемым, а труды сохраняют свою актуальность». В истории уже известен случай, когда преподобному Исааку Сирину приписывали еретическое сочинение – литературный памятник, датируемый периодом между VIII и XIV веком, и представляющий собой коллекцию христологических текстов Церкви Востока, где исповедуется ересь Нестория, кощунственно отвергается употребление термина «Богородица», а Халкидонский Собор именуется «дурным собором». Для того, чтобы правильно понять миросозерцание и духовный мир преподобного Исаака Сирина надо подвергнуть новооткрытые тексты тщательному богословскому, историческому и филологическому анализу, отсеять плевелы от пшеницы – истинные сочинения богомудрого и святого подвижника от подложных сочинений – от той «порчи», которой подверглась восточная редакция творения преподобного Исаака, попавшая в несторианскую среду. В Православной Церкви почитание святого Исаака Сирина имеет более чем тысячелетнюю историю, имя его овеяно ореолом святости и мудрости, он – многоопытный аскет и глубокий духовный философ, тонкий изъяснитесь тайн Священного Писания и наставник иноков, а его богословие имеет строго церковный и православный характер, оно опирается как на Библию, так и на церковное Предание – на святоотеческую литературу его предшественников. В своих духовно-аскетических писаниях преподобный Исаак Сирин не только возвещает о великой и неизреченной силе Божественной Любви и о крестном подвиге Иисуса Христа, победившего смерть и Ад, но и напоминает каждому из нас, что земная жизнь дана нам не для того, чтобы мы растратили ее на пустые занятия, но чтобы мы призваны к высшему идеалу – быть верными сынами Божиими и войти в Царство Небесное, а стало бы нам надлежит прилагать все усилия, чтобы избежать страшного огня геенны огненной и приблизиться к вратам горнего Иерусалима, обрести свободу во Христе – свободу от страстей и для вечной жизни, соделать сердце свое – хранилищем святости красоты Господней, стать живыми храмами Всевышнего и обожиться, украсив себя евангельскими добродетелями и соделав жизнь свою священнослужением: «Украшай себя добродетелью, о, человек слабый, дабы позволено было тебе священнодействовать Богу в доме таинств и дабы ты был помазан Духом во освящение благодаря обилию чистоты, которой ты украшен в служении своих внешних членов и в сокровенности сердца своего. Изобрази в душе своей образ прообразовательной скинии – вовне и внутри. В чувствах своих собери собрания добродетели, и в сердце своем священнодействуй Богу чистую жертву; соверши примирительную жертву о грехах тех, кто вовне…И вместо золотой крышки поверх ковчега помести в сердце созерцание тайн Спасителя своего, ибо через это откроется тебе Бог в откровениях дивных».
По исповеданию святого Исаака Сирина, опирающегося на Библию и церковное Предание – особенно на святителя Василия Великого и святителя Григория Богослова, святого Дионисия Ареопагита и преподобного Ефрема Сирина, Бог есть Святая Троица, единый Бог в трех Лицах – Отца, Сына и Святого Духа, Он – невидимый, вездесущий, безначальный и бесконечный Дух по Своему естеству, Которое – «за пределами познания ума и чувств тварей, Которое вне времени и эпох», Он – единственный источник жизни для всех сотворенных – от огнекрылого Серафима до хрупкого цветка, от вечности Он знает все – Всеведущий и Премудрый, нет ничего сокровенного от очей Всезрящего, Он – всемогущий и всесильный Господь и Владыка Ангелов, а «любовь Божия обильнее, чем океан». «Поклоняем и славен Бог в естестве Своем, благ во всех Своих действиях, сострадателен, любвеобилен и нежен, силен, могуществен и мудр; Он всезнающ и всесилен; Он все вмещает в пределы знания Своего; Он держит в руке Своей все творение; Он близок ко всякому и в то же время неизреченно отдален от всякого; Он везде и нигде; Он вмещает все и на сяком месте остается внутри Себя; творение столь великое, столь богатое во всем своем многообразии, подчинено Его мановению. Ни одно из тварных существ и ничто в творении не возникает, не движется, не колеблется и не действует без Его повеления». В полном согласии с апофатическим Богомыслием Православной Церкви преподобный Исаак Сирин возвещает, что несравненно и неописуемо величие Божие – Сущность Его непостижима и неизреченна, она – Святое Святых, окутанное мраком по стихам Псалтыря, а Сущий и Непостижимый Господь есть Тот, «пред Кем смежаются очи Серафимов, Чья добродетель побуждает легионы Ангелов к ликостоянию их», и как бы не возвышался Ангел или человек в своих помыслах и молитвах до созерцания Бога, которое есть истинное Боговидение, это – видение не естества Его, но сияющего облака славы Его. В Нагорной проповеди Своей Христос Спаситель сказал, что только чистые сердцем узрят Бога – станут истинными Боговидцами и блаженными созерцателями света славы Господней. Глубоко постигнув смысл слов Сына Божиего богомудрым умом своим, святой Исаак Сирин писал в «Словах подвижнических»: «Кто пламенною ревностию днем и ночью ищет Бога в сердце своем и искореняет в нем приражения, бывающие от врага, тот страшен демонам и угождает Богу и Ангелам Его. У чистого душою мысленная область внутри его; сияющее в нем солнце – свет Святой Троицы; воздух, которым дышат обитатели области сей – Утешитель и Всесильный Дух; восседающие с ним – святые и бесплотные природы; а жизнь, и радость, и веселие их – Христос, Свет от Света – от Отца. Таковые и видением души своей ежечасно веселятся и дивятся красоте своей, которая действительно во сто крат блистательнее светлости солнечной. Это – Иерусалим и Царство Божие, внутри нас сокровенное, по Господнему слову (Лк.17:21). Область сия есть облако Божией славы, в которое только чистые сердцем внидут узреть лице своего Владыки и озарить свои умы лучами Владычнего света». По воззрению Исаака Сирина все, что мы знаем о Боге, открыто Им через пророков и апостолов – Он дает нам постичь Себя через Божественные имена, причем имена Всемогущий и Всеблагой – указывают на действия Бога и Его отношение к нам и всему тварном миру, а имя «Сущий», открытое пророку Моисею, указывает на предвечное бытие Бога в Самом Себе, Который есть надмирная Личность, но все имена Божии – отражение граней Его безграничного совершенства, Его несказанного величия и откровение о Его Божественных свойствах, а Сам Бог по Сущности Своей выше всех имен и остается неизреченной Тайной – до сотворения мира «у Бога не было никаких имен, и настанет час, когда у Него не будет никакого имени», ибо в Царстве Небесном почитанием Бога будет священная исихия, а Сам в Себе Господь превыше всякого имени и всего именуемого не только в все веке, но и в будущей жизни. Как пламенный исповедник Православия, проникнутый духом Нового Завета, святой Исаак Сирин верует, что Бог есть Любовь по образу бытия Своего, и эта евангельская вера стоит в центре его миросозерцания и Богомыслия, она – сердцевина его молитвенной жизни и источник всего его богословия, основание всех его нравственно-аскетических советов и мистических прозрений. Непостижимый и неизреченный по Сущности Бог, имя Которому Любовь, Сам открывает Себя людям и дает познать Себя через Свое творение – «намеки» и «отпечатки» Его могущества, любви и премудрости в природе, голос Бога звучит в Священном Писании, владычество Вседержителя простерто над всем сотворенным – небом и землей, жизнью и смертью, людьми и Ангелами, образ Его отпечатлен в человеке, а дыхание уст Божиих – источник жизни, Он – безначальный и всемогущий Творец всего сущего, Он вечен и выше всех изменений, но Он – и Создатель времени, которое возникло вместе с сотворением мира, Он привел в бытие миры совершенно свободно – по безмерной любви Своей. «Среди Его действий нет ни одного, которое не было бы исполнено милости, любви и сострадания: это составляет начало и конец Его отношения к нам». «Единственная причина сотворения мира и пришествия Христа в мир заключается в явлении преизобильной любви Божией, которая привела в бытие то и другое. Сила любви Божией по отношению к твари отражена в пришествии Христа в мир». Для преподобного Исаака Сирина Божественная Любовь – это главная причина сотворения мира и Боговоплощения, она – главная движущая сила всего тварного бытия – здесь Исаак предвосхищает строки итальянского поэта Данте Алигьери о том, что любовь «движет солнце и светила» и опирается на книгу Иова, где сказано о том, что Бог – Зиждитель вселенной, и если бы Он отвратил сердце Свое от сотворенного Им мира – разлюбил творение Свое, то погибла бы всякая плоть и все существующее, но любовь Божия вечна и неизменна, как возвышенно провозглашает апостол Павел в своем послании к Римлянам, любовь – ключевой мотив всех Божиих действий и бездна Его долготерпения, любовь лежит в основании мира и творческого акта Божиего: «Подумаем теперь, сколь богат в своем изобилии океан творчества Его и как много тварей принадлежит Богу и как в Своем сострадании Он носит все, посещает все, заботится обо всем и руководит всем; и как Он со Своей безмерной любовью пришел к устроению мира и началу творения; и как сострадателен Бог, и как терпелив Дух Его, и как любит Он эту тварь и как переносит ее, снисходительно терпя ее суетность, грехи и различные злодейства, неимоверные богохульства демонов и злых». По восторженному отзыву епископа Диоклийского Каллиста: «Именно любовью объясняется – насколько вообще возможно объяснение – сотворение мира и Воплощение Христа. Именно любовь, как ничто другое, делает нас способными объять своим состраданием и преобразить страдания мира. И именно логика Божественной Любви дает ключ к темной тайне Ада. Меня особенно поразило не только то, что Исаак ставит любовь в самый центр своей богословской системы, но та прямота, простота и мощь, с которой Он говорит о Божественном домостроительстве любви. Никогда прежде, за исключением Священного Писания, не встречал я кого-либо, кто мог сказать так много в столь немногих словах». В молитвенном изумлении сердце и мысль преподобного Исаака Сирина замирают перед величием и тайной Божественной Любви, и он восклицает: «О, какая глубина богатства, какой великий замысел и какая высокая премудрость у Бога! О, какое сострадательное милосердие и богатая благость у Создателя! С какой мыслью и с какой любовью сотворил Он этот мир и привел его в бытие!.. Любовью привел Он мир в бытие; любовью ведет Он его в этом его временном образе существования; любовью Он приведет его к тому чудному изменению, и любовью мир будет поглощен в этой великой тайне Того, Кто совершил все это; в любви заключается исход всей истории существования твари». В Новом Завете сказано, что Боге есть Любовь и только любящий может познать Бога, а святой Исаак Сирин возвещает, что любовь лежит в основе Богопознания – только благодаря любви и претворению в жизнь заповедей Евангелия мы можем познать Творца вселенной и познать, что первопричина всего существующего – всемогущая воля Всевышнего, исполненная безмерной любовью: «Он – Тот, Кто живет во свете естества Своего, Тот, Кто захотел приблизить тварь к облаку вечной славы Своей; Кто дал венец Своей бесконечности твари, которую Он создал; Кто пренебрег честью Своей власти и, Кто излил вечность царства Своего на полноту творения Своего – Бытие, Господь, возвышенный превыше всякой привходящей идеи; воля Которого является первоисточником естеств; и из Него, как из источника, проистекают миры, твари и естества, бесчисленные и неограниченные».
Бог есть Творец неба и земли, Он – Зиждитель вселенной, «Отец словесных существ, которых родил Он Своим попечением, чтобы стали они наследниками славы Его во время грядущее, дабы явить им богатство Его для их наслаждения нескончаемого». По воззрению Исаака Сирина Бог есть единственный «истинный Отец, Который Своей безмерно великой любовью превосходит всякую отеческую любовь», Он не только с любовью создал весь мир, но непрестанно заботится о всех Своих созданиях – любовь Его простирается на всех – на птиц и животных, людей, Ангелов и даже демонов, и нет ни одного создания исключенного из Промысла Божиего и вычеркнутого их памяти Божьего сердца, ибо в Боге нет изменений – любовь Его вечна и совершенна: «Как нет в знании Создателя ни единого тварного естества, которое было бы раньше или позже, но в сознании Его извечно находится то, что Он привел в бытие, – и не так, чтобы Он знал одного раньше или позже другого, но всех их одинаково без того, чтобы кто-либо был раньше или позже, даже на одну секунду, – так нет никого впереди или позади в Его любви к ним: нет у Него вообще «больше» или «меньше». Напротив, как есть равенство и постоянство в знании Его, так есть равенство и постоянство в любви Его». По великой и неизреченной премудрости Своей Господь от вечности знал все что было, есть и будет, замыслы о тварных созданиях Его возникли по свободной воле Вседержителя и содержались в уме Господнем прежде сотворения мира – Он возлюбил каждого из нас еще прежде, чем мы были сотворены, и Он не перестал любить и опекать Свои создания даже после трагедии грехопадения, ведь любовь Его совершенна и бесстрастна: «В сознании Его всякий имеет свое единственное место в чине любви, соответственно образу, который Он узрел в них прежде, чем создал их и все остальные твари, прежде, чем замыслил Он сотворение мира. Он, Чья любовь не имеет начала, изначально обладал начальным побуждением к сотворению мира. У Него единый чин совершенной бесстрастной любви ко всем им, и у Него единый Промысл как о тех, кто пал, так и о тех, кто не пал». С неизреченной и безмерной любовью Бог опекает вселенную и каждого из нас – каждое создание Он любит как целый мир, а Промысел Его охватывает все – людей, Ангелов и демонов, Он не перестал любить даже отпавших от Него людей и Ангелов, любовь Его не увеличивается и не уменьшается – она вечна и совершенна, Божье сердце – это полная чаша небесной, таинственной, прекрасной, бесстрастной и духовной любви, поэтому в Боге нет места обиде, зависти и гневу – нашим страстям: «Было бы в наивысшей степени гнусно и абсолютно богохульно, полагать, что ненависть и обида существуют у Бога – даже против естества демонов, или думать, что какая-либо иная немощь, или страстность, или что-либо еще, могущее появиться в процессе воздаяния за доброе или злое, относится, по способу воздаяния, к этому славному Естеству. Напротив, все, что считает Он полезным для нас, то и совершает с нами, приносит ли это страдание или доставляет облегчение, причиняет ли радость или боль, бывает ли чем-то незначительным или славным: все это направлено к единому вечному благу». По слову преподобного Исаака Сирина история, описанная в Библии, свидетельствует о Промысле благого Бога: «Кто спас Иосифа в земле Египетской, показал в нем подобие и образец целомудрия, Кто сохранил невредимым Даниила во рве львином и трех юношей в печи огненной, Кто избавил Иеремию из рва тинного и даровал ему милость в стане халдейском, Кто Петра извел из узилища при затворенных дверях и Павла спас от сонмища иудейского, Кто всегда на всяком месте, во всякой стране соприсущ рабам Своим и являет в них силу и победу Свою, соблюдает их во многих необычайных обстоятельствах, показывает им спасение Сове во всех скорбях их, Тот и нас да укрепит и да спасет среди окружающих нас волн моря житейского!». Высоки замыслы Божии – превыше сияющих звезд ночи и необъятных небес, величественно и славно имя Его, воспеваемое Ангелами, безмерно могущество Его десницы и преисполнено любовью Его золотое сердце, незыблемо бытие и совершенство Творца и нет изменчивости у Создателя – ни естество, ни бытие, ни нрав Его не изменяются, но абсолютно совершенны: «мы знаем, и всякий благоразумный человек убежден, что нет изменчивости у Создателя, нет у Него каких-либо более ранних и более поздних намерений, нет ненависти или негодования в естестве Его, нет «больше» или «меньше» в любви Его, нет «прежде» или «после» в знании Его. Ибо если всякий человек верит, что по благости и любви Создателя творение пришло в бытие, тогда мы знаем, что они никогда не уменьшились и не изменились в естестве Создателя в результате беспорядочного течения творения». Неизменный в совершенстве Своем Бог совершенно и вечной любовью возлюбил всех нас – и праведников и грешников: «У Него одна любовь по отношению к нам и к святым Ангелам. И к грешникам она такая же, как к праведникам. Свидетельством этого является Боговоплощение». Как замечает митрополит Иларион Алфеев: «В Боге нет ненависти к кому бы то ни было, но всеобъемлющая любовь, не делающая различия между праведником и грешником, между другом истины и врагом истины, между ангелом и демоном. Всякое тварное существо драгоценно для Бога, обо всяком Своем создании Он заботится, всякий находит в Нем любвеобильного Отца. Если мы оставляем Бога, Он не оставляет нас… Что бы ни происходило с человечеством и со всем творением, как далеко ни ушло бы оно от Бога, Бог остается верным ему в Своей любви, от которой не хочет отречься». У некоторых христианских мыслителей возникал вопрос: «Если Бог от вечности предвидел драму грехопадения трети Ангелов на небесах и наших прародителей на земле, знал, что одни станут праведниками, а другие – грешниками, то зачем Он сотворил тех, которые не раскаются в грехах своих и пойдут в геенну огненную и муку вечную, уготованную дьяволу и аггелам его?». С соломоновой мудростью святой Исаак Сирин разрешил этот сложнейший и таинственный богословский вопрос – прежде сотворения Ангелов, вселенной и людей Бог от вечности все знало их будущей жизни и предвидел жизненный путь каждого из нас, но любовь Его вечна и неизменна, поэтому в силу совершенной любви Своей Он сотворил всех задуманных Им созданий и никого не обрек на небытие, Он бесконечно дорожит свободной волей разумных творений Своих – Ангелов и людей, а потому Всемогущий ни у кого не отнимает право свободного выбора и самопределения, но делает все, чтобы спасти каждого из нас, а если какое-либо создание Его и пойдет в муку вечную, то не из-за того, что Господь разлюбил его, а по лишь причине нераскаянности своего окаянного сердца и собственной греховности. В Священном Писании – в одном из посланий апостола Павла – сказано, что Господь хочет, чтобы все спаслись и пришли к познанию Истины, но всесильный Вседержитель никого не принуждает к спасению – Он благ и милосерден, и если и наказывает людей, то делает это с любовью и ради нашего спасения – нет ничего более чуждого Богу, чем злоба и мстительность, ибо Он свят и нравственно безупречен: «Бог вразумляет с любовью; Он не мстит – да не будет сего! – но, напротив, хочет восстановить Свой образ в человеке. Он не гневается до тех пор, пока исправление не становится невозможным, ибо Бог не ищет отмщения Самому Себе! Вот цель любви: наказание любви бывает для исправления, а не в целях возмездия… Тот, кому нравится считать Бога мстителем, и кто предполагает, что тем самым он свидетельствует о справедливости Божией, обвиняет Бога в недостатке благости. Но да не будет того, чтобы в этом Источнике любви и Океане, наполненном благостью, была каким-либо образом обнаружена мстительность». В своих возвышенных рассуждениях о милосердии Божием святой Исаак Сирин дерзает утверждать, что Бог выше наших ограниченных понятий о правосудии и справедливости, Его следует называть любящим и милосердным: «Как зерно песку не выдержит равновесия с большим куском золота, так требование правосудия Божия не выдерживает равновесия в сравнении с милосердием Божиим. Что горсть песка, брошенная в великое море, то прегрешения всякой плоти в сравнении с Промыслом и милостью Божией. И как источник, изобилующий водою, не заграждается горсткой пыли, так милосердие Создателя не побеждается пороками тварей». В великолепных Псалмах своих царь, пророк и богопевец Давид называл Бога правосудным и справедливым, но Ветхий Завет – это тень Нового Завета, во Христе Богочеловеке миру открылась любовь Божия, Бог дал познать Себя не только как Творец, Господь и Судия, но и как Спаситель и Искупитель, как наш Небесный Отец и Утешитель. Изумленный страшным величием крестной жертвы Иисуса Христа и Его сострадательной любовью, преподобный Исаак Сирин восклицает: «Где же правосудие Божие? В том, что мы грешники, а Христос за нас умер?». С точки зрения святого Исаака Сирина по причине «помрачения разума» после грехопадения люди стали воспринимать Бога как грозного и карающего Судью, а Христос открыл нам, что в действительности Бог жаждет быть нашим Небесным Отцом – усыновить нас и сделать сынами по благодати, наше высшее назначение – быть сынами Всевышнего, о чем свидетельствуют как притча о блудном сыне, так Нагорная проповедь и искупительная жертва Сына Божиего, совершенная ради спасения грешников. По мысли преподобного Исаака Сирина все библейские тексты, где сказано о гневе Божием и ярости Его следует понимать не буквально, а возвышено и духовно, дабы наше Богомыслие соответствовало величию и благости Создателя: «Как имена и названия страстей, таких как гнев, ярость и суд, несоответственны и весьма немощны, когда используются по отношению к Богу… точно так же несоответственными и низменными являются те немощные слова, которые Писание употребляет в отношении пришествия Спасителя: они гораздо более немощны, чем истинная причина Его домостроительства по отношению к мирам». Святой Исаак Сирин учил, что естество Божие выше всех наших страстей, оно свято и не оскверняется ничем нечистым, за буквой Священного Писания мы должны видеть глубокий и таинственный духовный смысл – читать и понимать Ветхий Завет через призму Нового Завета, а в основе нашего страха Божиего – начала премудрости, должна лежать любовь к Богу – боязнь оскорбить возлюбленного Бога и навеки разлучиться с Ним: «Бойся Бога из любви, а не из-за того, что Его считают жестоким». Христос дал заповеди о любви к Богу, ближнему и даже врагам, ибо наша вера есть вера, действующая любовью, через подвиг деятельной любви мы уподобляемся Богу, имя Которого – Любовь, в борьбе со страстями наше сердце становится чистым зеркалом, а вера – обращает его к Богу – Солнцу Правды, и оно начинает сиять, отражая в себе Божественный Свет. По воззрению Исаака Сирина отличительной чертой всех святых подвижников Христовых является жизнь по заповедям Евангелия и «милующее сердце» – признак того, что человек уподобился Богу и молиться за всех: «И что есть сердце милующее?.. Возгорение сердца у человека о всем творении, о людях, о птицах, о животных, о демонах и о всякой твари. При воспоминании о них и при воззрении на них очи у человека источают слезы от великой и сильной жалости, объемлющей сердце. И от великого страдания умаляется сердце его, и не может оно вынести, или слышать, или видеть какого-либо вреда или малой печали, претерпеваемых тварью. А посему и о бессловесных, и о врагах Истины, и о делающих ему вред ежечасно со слезами приносит молитву, чтобы сохранились и очистились; а также и о естестве пресмыкающихся молится с великой жалостью, которая возбуждается в его сердце до уподобления в сем Богу».
Размышляя о том, для чего Господь сотворил мир, святой Исаак Сирин говорил, что единственная причина сотворения мира – это безмерная и неизреченная любовь Божия, а цель – привести все создания к вечной и блаженной жизни, сделать их созерцателями славы Господней: «Не для его иного сотворена всякая тварь Создателем своим, кроме как для того, чтобы наслаждаться познанием Божественной Славы, наподобие того, как Невидимые Силы, сродники души, пребывают в постоянном наслаждении славой этого преславного Бытия. Итак, душа, которая постоянно занята восхвалением Бога, пребывает в тварности естества своего. По этой причине и привел Он тварь в бытие, а именно – для того, чтобы она познала Его и восхваляла Его, и чтобы благодаря этому возвышалась она до наслаждения вечной славой Того, Кто неописуем для всех и непостижим. Ибо слава Божественного Естества через постоянное возношение хвалы Богу открывается душе». Преподобный Исаак Сирин учил, что предвечен один Господь сущий в трех Ипостасях, а весь тварный мир сотворен Им – с сотворением мира возникло и время, которое связано с такими понятиями как пространство и материя – время есть текучесть бытия, атрибут материального мира. Благости Божией «было угодно сотворить начало времен и привести в бытие миры и тварные существа». Выражение «начало времен» показывает, что преподобный Исаак Сирин опирался на толкование библейского рассказа о сотворении мира, принадлежащее святителю Василию Великому, писавшему: «как начало пути не есть путь и начало дома еще не дом, так и начало времени еще не есть время и даже не малейшая частица времени». Таинственное «начало времен» – это «закваска времени», время сотворено Богом, но Сам Господь выше времени – Он создал мир не во времени, но вместе с сотворением мира возникает и время, поэтому Он – Царь и Творец времен, имеющий власть над вечностью и временем, тем самым Бог положил начало материальному бытию. В начале Бог сотворил небо и землю – все существующее имеет началом своим всемогущую волю Божию, и все создал Он из любви Своей, чтобы сделать всех причастниками Своей неизреченной славы, Своей вечной жизни, своего несравненного блаженства: «Бесчисленные миры и естества беспредельные привел Он в бытие; и легионы Ангелов, которым нет числа, из ничего сотворил Он. Пребывая в собственном Бытии, Он, когда не было никого, кто бы побуждал Его, – ибо ничего не существовало, – по Своей собственной воле и по Своей благодати соизволил и восхотел, чтобы миры пришли в бытие, дабы они познали Его. И совершил Он творение по благодати Своей, удостоив также и нас, людей, которые суть прах от земли, естество немотствующее, благодаря творческому искусству Его возвыситься до состояния словесности, дабы могли мы предстоять перед Ним и разговаривать с Ним в молитве, и дабы умом причащались той славы божественного Естества, – если жизнь наша достойна этого, – и дабы примеру бестелесных существ подражали мы на земле». В книге Бытия сказано, что Господь сотворил небо и землю – незримый и духовный мир, населенный Ангелами, и материальный мир – нашу зримую вселенную, где обитают люди, звери и птицы, сияют звезды, солнце и луна, произрастают травы и деревья. Библейский рассказ о сотворении Богом мира в шесть дней святой Исаак Сирин разъясняет следующим образом: «В первый день сотворено девять духовных естеств в молчании и одно естество словом; и это – свет. Во второй день сотворена твердь. В третий день произвел Бог собрание вод и произрастание злаков; в четвертый – отделение света от тьмы; в пятый – птиц, пресмыкающихся и рыб; в шестой – животных и человека». Восприняв учение о девяти чинах ангельской иерархии святого Дионисия Ареопагита и ссылаясь на стихи Ветхого Завета, преподобный Исаак Сирин об Ангелах: «Божественные Писания дали этим духовным сущностям девять духовных имен и разделили их на три степени – по три имени в каждой. Первая делится на великие, высокие и святейшие Престолы, многоочитых Херувимов и шестикрылых Серафимов; вторая – на Господства, Силы и Власти; третья – на Начала, Архангелов и Ангелов. Эти чины толкуются: Серафимы – с еврейского «согревающие и сожигающие»; Херувимы – обильные знанием и мудростью; Престолы – Божья опора и Божий покой; и этими именами названы чины сии по их действиям. Именуются же Престолы как досточестные, Господства – как имеющие власть над всяким царством, Начала – как устраивающие эфир, Власти – как властвующие над народами и над каждым человеком, Силы – как крепкие силою, Серафимы – как освящающие, Херувимы – как носящие, Архангелы – как бодрственные стражи, Ангелы – как посылаемые».
Всемогущий Бог сотворил Ангелов «внезапно из ничего», их мир иерархичен, а жизнь – динамична, направлены в непрестанном движении к Богу: «Во всех чинах разумных естеств каждый день происходит восхождение, и никакого нисхождения там вовсе нет, так как у восхождения нет предела. Начиная от самого старшего и первого из всех по чину и до самого последнего, все они каждый день – с момента своего создания и доныне – постоянно восходят». В писаниях Исаака Сирина сказано, что Бог сотворил «бесчисленные высшие миры, неограниченные силы, легионы светлых Серафимов, страшных и быстрых, дивных и сильных, наделенных силой и исполняющих волю всесильного Промысла, простых духов, светоносных и бестелесных, говорящих без уст, видящих без очей, слышащих без ушей, летающих без крыльев, действующих без рук, осуществляющих все функции членов без самих членов. Они не устают и не изнемогают, они быстры в движениях, незамедлительны в действии, страшны для взгляда; чудно служение их, богаты они в откровениях, возвышенны в созерцаниях; они всматриваются в место невидимой Шехины; сущности славные и святые, в девятичинных порядках устроенные Премудростью, Которая сотворила все… Они огненны в движениях, остры умом, восхитительны в знании, уподобляясь Богу, насколько это возможно».Все Ангелы сотворены по образу Божиему и носят в себе подобие Творца своего – отблеск сияния Его вечной и нетварной славы: «В них подобие Самому Себе во всем, насколько это возможно, создало Бытие – Творец, Который превыше всего». Ангелы «высоки и нематериальны, они ближе к Богу, чем мы, они созданы как вторичные бытия после Бога, светы от света , служители Царя, огненные чины, выстроенные по порядку перед дворцом, готовые к исполнению Его пожеланий; плоть не препятствует им четко видеть тайны святилища Его; они не подвержены страстям и подобны Богу». Высшее назначение Ангелов заключено «в возношении хвалений Богу в том великом безмолвии, что разлито по всему их миру – чтобы через это возводиться к созерцанию этого славного естества Троицы и пребывать в изумлении, видя величие этой неизреченной славы». Ангелы непрестанно пребывают в молитвенном изумлении и восхищении тайнами и откровениями Божиими, они живут блаженной и святой жизнью, навеки стали добры и верны Богу, они просвещают и охраняют людей, являясь стражами вселенной. Размышляя о тайне грехопадения трети Ангелов во главе с Люцифером, святой Исаак Сирин говорит, что Люцифер был высшим светоносным Ангелом – самым мудрым и прекрасным, но по гордости своей, он восстал на Бога и стал злым, изобрел грех и был низвержен с небес с теми Ангелами, которые последовали за ним – в результате он стал дьяволом, а падшие Ангелы – демонами, падение которых произошло «во мгновение ока» – внезапно на заре времен: «Вы знаете, братья мои, откуда появилось в разумных естествах злое начало? От «утренней звезды, восходящей с рассветом». Ибо в его глазах казалось недостойным подчиняться правилу, установленному для тварей. С этого момента он лишился силы, которой обладал, и ниспал, как молния, от славы своей. От стремления к свободе лукавый помысел получил начало в тварях и в бесчисленных чинах духовных естеств, из которых одни называются Началами, другие Властями и Господствами. Один из них во мгновение ока отпал от славы того блаженного и светоносного Естества, от небесного жилища и пребывания с высшими существами. Вот, словно презренная змея, пресмыкается он теперь в глубинах земли». Все падшие Ангелы имеют огромную мощь и проницательность ума, но их нрав – зол и коварен, они были сотворены добрыми, но по свободной воле своей отпали от Творца и помрачились. Если святые Ангелы Господни облачены в ризы Божественного Света, то демоны – в облачение тьмы, они жаждут истребить всякую жизнь и в особенности погубить род человеческий – по зависти и ненависти дьявола были искушены Адам и Ева, но вместе с тем, всемогущество Божие сдерживает злобу демонов и не дает им уничтожить вселенную – без позволения Всемогущего никто из демонов не может приступить к человеку, о чем свидетельствуют книга Иова и Евангелие. Если человек всем сердцем возлюбил Бога, то ни демоны, ни дикие звери не могут причинить ему вред, но если мы отвергает Бога и Его опеку, пренебрегаем любовью Всевышнего, то тем самым, сами обрекаем себя на погибель и пожинаем наказание – Бог попускает демонам приступить к нам не ради возмездия, но «чтобы тем или иным способом не отдалялись мы от Бога». Задаваясь вопросом о том, по какой причине Бог попускает искушения на любящих Его, святой Исаак Сирин говорит, что по любви святые страдали за веру во Христа и принимали смерть за имя Его, велико дерзновение их молитвы, искушения попущены им, чтобы они опытно изведали свою человеческую немощь и не впали в гордость, воззвали к Всемогущему и ощутили помощь Божью в борьбе с демонами, приобрели бы мудрость и стали наставниками менее опытных, укрепились бы в вере и надежде, преуспели бы в добродетели и мудрости, и прославились бы на небесах и на земле. «Нет человека, который бы не скорбел во время обучения; и нет человека, которому бы не казалось горьким время, когда испивает он яд искушений. Без них невозможно приобрести крепкого сложения. Но выдержать искушение не в наших силах. Ибо как выдержать течение воды сосуду из брения, если не укрепит его Божественны Огонь? Если, во смирении прося с непрестанным желанием, покоримся Богу в терпении, то все примем о Христе Иисусе, Господе нашем».
Великолепен небесный мир, населенный бессмертными и блаженными небожителями Ангелами, непрестанно восхваляющими величия Бога, но прекрасен и материальный мир – весь космос есть великолепный храм Божий, отображающий отблеск и тень величия и красоты Творца, это – дивная картин с солнце и луной, звездным небом и зелеными холмами, с высокими горами и безбрежными морями, а венец всего видимого мира – человек. По церковному воззрению святого Исаака Сирина, человек создан по образу и подобию Божиему, он поставлен в самый центр мира – между небом и землей, он сотворен из горсти праха – материи, но имеет в себе дыхание жизни – бессмертный дух. Таинственный образ Божий в человеке – это пять несравненно великих даров – дух, совесть, разум, свободная воля и царская власть. Человек создан Богом как живой храм и жилище Божества – в этом наше высшее назначение, мы призваны к обожению, которое не может совершиться без содействия Божественной благодати и свободной человеческой воли. По традиционному святоотеческому воззрению Исаак Сирин учит, что человек имеет трехсоставное естество – дух, душу и тело, а душа имеет три силы – желательную, раздражительную и разумную. Первозданный человек был создан как храм Божий, он был царем и иереем всего видимого мира, его жизнь должна была быть богослужением, он не знал тления и смерти, но был облачен как в светлый виссон в сияние славы Господней. По заветной мысли преподобного Исаака Сирина первозданные люди были бессмертны, добры, мудры и бесстрастны, а низменные страсти стали гнездится в нашем сердце вследствие грехопадения: «Мы веруем так, что Бог созданного по образу сотворил бесстрастным. Созданным же по образу разумею по отношению не к телу, но к душе, которая невидима. Ибо всякий образ снимается с предлежащего изображения». «Душа бывает вне своего естества, как скоро приходит в страстное движение, как утверждают питомцы Церкви. Поэтому, страсти привзошли в душу впоследствии, и несправедливо говорить, будто бы страсти в естестве души». «О душевных страстях, как дознано и всеми признается, что душе естественная чистота, должно смело сказать, что страсти нимало не естественны душе, потому что болезнь позднее здравия. А одному и тому же естеству невозможно быть вместе и добрым, и лукавым… если добродетель естественным образом есть здравие души, то недугом души будут уже страсти, нечто случайное, прившедшее в естество души и выводящее ее из собственного здравия». По словам Исаака Сирина именно в результате грехопадения люди лишились святости и славы Господней, которые возвращаются потомкам Адама искупительным подвигом Иисуса Христа: «Приближается ли смиренномудрый к губительным зверям… они поникают своими главами, лижут руки и ноги его, потому что ощутили от него то благоухание, какое исходило от Адама до его преступления, когда звери собраны были к Адаму и нарекал он им имена в Раю. Это отнято было у нас; но обновил и даровал нам сие паки пришествием Своим Иисус. Сим-то и помазано благоухание человеческого рода». Все сотворенное Богом прекрасно и благо – первозданная природа человека не знала греха, дух, душа и тело были чистыми и светлыми – озаренными сиянием славы Божией, а страсти – ядовитые плоды греха, укоренившегося в сердцах падших людей: «Кто не удаляется добровольно от причин страстей, тот невольно впадает в грех. Причины же греха суть вино, женщины, богатство, здоровье; впрочем, не потому, чтобы они являлись грехами по естеству своему, но потому, что естество склоняется посредством этого к греховным страстям. Вот почему человек должен тщательно остерегаться этого». Как разумное и словесное существо Адам, вместе с женою своей Евой, был призван к обожению – по замыслу Божиему люди должны были жить на земле жизнью святых Ангелов и достичь Богоподобия, приблизиться к познанию Бога и воспламениться любовью к Нему, наслаждаться вечным Богообщением и преобразиться: «Бытие святых Ангелов являет нам состояние будущего века, когда – скажу с дерзновением – мы все станем богами по благодати Творца нашего. Ибо Его целью с самого начала было привести всю тварь разумных естеств к единому равному состоянию, при котором не было бы различия между теми и другими, между существами двойными или простыми , притом что естественное тело вовсе не будет уничтожено». В книге Бытия рассказывается знаменитый библейский сюжет, что люди не устояли в верности Богу, но доверились лукавой речи древнего змея – дьявола, они нарушили волю Вседержителя и вкусили запретный плод с древа познания добра и зла, возжелав быть богами без истинного Бога, пали в грех и стали изгнанниками из земного Рая и лишились чести и славы, после чего весь видимый мир стал лежать во зле, в земную жизнь вошли скорби, болезни, старость и смерть. Но высокий замысел Божий о человеке не изменился – Господь хочет, чтобы все мы стали Его сынами и богами по благодати, обрели жизнь вечную и унаследовали Царство Небесное, а чтобы спасти людей и искупить их согрешения, освободить их от владычества князя мира сего – дьявола, сокрушить смерть и Ад, от вечности было решено на Совете Святой Троицы, что спасение мира совершится через Боговоплощение и искупительный подвиг Иисуса Христа, которые есть проявления любви Бога к нам – окаянным грешникам: «По любви к твари Сына Своего предал Он на крестную смерть… Это было не потому, что Он не мог искупить нас иным образом, но Он научил нас тем преизобилующей любви Своей; и смертью Единородного Сына Своего приблизил нас к Себе. Да, если бы у Него было что-либо более драгоценное, Он и это отдал бы нам, чтобы тем самым приобрести род наш. И, по великой любви Своей, не благоволил Он стеснить свободу нашу, хотя и способен был сделать это, но благоволил, чтобы любовью нашего собственного разума мы приблизились к Нему. По любви Своей к нам и по послушанию Отцу Своему Христос с радостью принял на Себя поругание и печаль… Подобным же образом достигают этого совершенства и все святые, когда становятся совершенными и уподобляются Богу сверх-изобильным излиянием любви своей и человеколюбия ко всем». «По благодати привел Бог мир в бытие и по милости управляет Он его делами. И хотя каждый день огорчаем мы Его сострадание своим безумием на пути лукавства, Его любовь не прекращает день за днем замышлять в отношении нас великие блага для пользы нашей… Из того познаем мы богатство возвышенной любви Создателя, что, после того, как мы явили образ жизни, умножающий разрушительные плоды и ведущий к окончательной погибели, – не знаю, как и сказать! – после всего этого в какое великолепие восстановит Он из праха бытие наше, к какому богоподобию и какой сияющей славе Он вызволит нас и приведет к тому, что все мы станем богами и сынами Божиими».
В основе нашего спасения лежит Богопвоплощение и крестная жертва Иисуса Христа на Голгофе, а тайна Креста – это тайна великой жертвенной любви Бога, ибо Сам предвечный Бог Слово воплотившийся и вочеловечившийся, добровольно взошел на Крест, чтобы каждый из нас имел надежду на спасение – Он принял на Себя нашу вину и наши скорби, доводящие нас до отчаяния, а взамен – явил совершенную и вечную любовь Небесного Отца, прощение и надежду. Тайна искупительного подвига Иисуса Христа и домостроительство нашего спасения есть тайна, выходящая за пределы человеческого разума, но здесь обнаруживается надежда веры: «О Христос! Возвышенна сила наслаждения надежды Твоей над человеческой мыслью!». «Велика тайна, сокрытая в домостроительстве Господа нашего: она выше, чем оставление грехов и уничтожение смерти, о, возлюбленные мои. Досточудна и велика надежда, которая сокрыта от нас ныне, братия мои: она превышает все, в чем мы упражняемся ныне для пользы и возрастания». В новооткрытых текстах излагается неточная с точки зрения православной догматики мысль о том, что «смерть Господа нашего была не для искупления нашего от греха и не для какой-либо иной, а единственно для того, чтобы мир познал любовь, которую Бог имеет к твари. Если бы все это восхитительное дело произошло только ради оставления грехов, было бы достаточно искупить нас каким-либо другим. Что можно было бы возразить, если бы Он совершил все это посредством обычной смерти? Но Он умер весьма необычным образом – для того, чтобы ты понял смысл таинства: Он вкусил смерть в страшном страдании Креста. Для нашего искупления достаточно было смерти – Его смерти! – без всего остального, что произошло». Эту богословскую мысль митрополит Иларион Алфеев трактует следующим образом: «Итак, любовь Божия, а не необходимость искупления человека от греха – вот единственная причина Воплощения Слова». Но если следовать сомнительной трактовке митрополита Илариона Алфеева, то преподобный Исаак Сирин отрицает догмат Искупления – сердцевину и центральный пункт всей православной сотериологии. Если бы митрополит Иларион Алфеев обратился к «Словам подвижническим», то увидел бы, что преподобный Исаак Сирин исповедовал веру во Христа Искупителя и совершенное Им дело спасения – проповедовал о том, что Христос пришел на землю, чтобы искупить грехи мира, принять на Себя поругание и принести Себя в жертву ради нашего спасения: «Сам Христос по любви Своей к нам послушен был Отцу в том, чтобы с радостью принять на Себя поругание… Посему-то Господь в ту ночь, в которую был предан, сказал: сия есть кровь Моя, яже за многих изливаема во оставление грехов». На основе богословского анализа «Слов подвижнических» можно с уверенностью утверждать, что преподобный Исаак Сирин веровал в догмат Искупления, а если строки из новозаветных текстов – «смерть Господа нашего была не для искупления нашего от греха и не для какой-либо иной, а единственно для того, чтобы мир познал любовь, которую Бог имеет к твари» – и принадлежат преподобному Исааку, то в них лишь излагается, что искупительная жертва Иисуса Христа – это подвиг Его любви. Как глубокомысленно замечает профессор А.И. Сидоров: «Эта Любовь нисколько не исключает необходимость Искупления, а предполагает ее. Крестная смерть Господа, являющаяся как бы высшей точкой Домостроительства спасения, только подчеркивает исключительным способом добровольного самоуничижения воплотившегося Бога всю глубину падения рода человеческого, который мог быть спасен и обожен лишь таким образом, ибо люди, омраченные грехом, даже не осознавали глубину своего падения». В миросозерцании преподобного Исаака Сирина любовь Божий никогда не противопоставлялась Его искупительной жертве: «Когда вся совокупность творения оставила и забыла Бога, усовершенствовавшись во всяком лукавстве, по Своей собственной воле и без просьбы сошел Он до их жилищ и жил среди них в их теле… Он простил им все грехи, которые они раньше сотворили, и подтвердил истину этого примирения посредством убедительных знаков и чудес и откровений им о Его тайнах; после всего этого Он снисходит до такого снисхождения, что хочет, чтобы Отцом называло Его грешное естество – прах от земли, презренные люди, плоть и кровь. Без великой любви могло ли это произойти».». Вслед за богомудрым апостолом Павлом преподобный Исаак Сирин возвещает, что Христос тем доказывает любовь Свою к нам, что умер за нас – добровольно принес Себя в жертву во искупление грехов рода человеческого и спасения всех уверовавших в Него. По мысли святого Исаака Сирина, Христос вкусил смерть на Кресте – испил до дна чашу мировой скорби, чтобы не только искупить грехи рода человеческого, но открыть мир великую и неизреченную тайну «премудрости Божьей, исполненной любви». С пришествие в мир Иисуса Христа незримы по Сущности Бог воплотился и обитал с людьми, которые могли слушать Его голос и внимать Его притчам и проповеди, зреть чудеса Им совершенные и обрести более высокое Богопознание, чем было возможно во времена ветхозаветной истории: «Тварь не могла бы взирать на Него, если бы Он не воспринял часть от нее и таким образом не стал беседовать с нею; не могла бы услышать и слов из уст Его лицом к лицу. Потому-то и сыны Израилевы не могли слышать голос Его, когда Он говорил с ними из облака… Сыны Израилевы, очистив себя, по повелению Моисея, три дня готовились и воздерживались, чтобы сделаться достойными слышать голос Божий и видеть Божье откровение; но, когда пришло время, не могли принять видения света Его и силы голоса грома Его. Ныне же, когда пришествием Своим Он излил благодать Свою на мир, не в землетрясении, не в огне, не в страшном и могучем звуке, но как дождь на скошенный луг и как капли, тихо падающие на землю, так видим Он был беседующим с нами иным образом – то есть когда Он, словно в сокровищнице, утаил Свое величие под покрывалом плоти, и среди нас беседовал с нами в ней, сотворив ее для Себя Своей волей во чреве Девы». По утверждению преподобного Исаака Сирина не только людям, но и самим Ангелам «открылась дверь в Иисусе», так что они смогли проникнуть в неизреченные тайны Божественного созерцания, которые до пришествия Сына Божиего на землю были им недоступны. Святой Исаак Сирин созерцал тайну Креста как неизъяснимую тайну присутствия Божиего в мире, и если Ветхий Завет был прообразом Нового Завета, то и Ковчег Завета, окруженный священным почитанием, был прообразом Креста: «Неограниченная сила Божия живет в кресте, так же как она жила непостижимым образом в том ковчеге, которому народ поклонялся с великим благоговением и страхом – жила, совершая в нем чудеса и страшные знамения среди тех, кто не устыдился назвать его даже Богом». «Не повергался ли Моисей и народ перед ковчегом в великом страхе и трепете? Не лежал ли Иисус сын Навин пред ним с утра до вечера, простершись на лице? Не были ли страшные откровения Божии явлены в нем, вызвавшие почитание его? Ибо Шехина Божия жила в нем – та самая, что живет теперь в кресте, она ушла оттуда и таинственно вселилась в крест». По разъяснению преподобного Исаака Сирина Ковчег Завета как ветхозаветный символ присутствия Божиего есть лишь тень и предвосхищение Креста, ибо как Богочеловек Иисус Христос превосходит пророка Моисея, а Новый Завет возвышенней Ветхого Завета, так Крест превосходит и все свои ветхозаветные прообразы, ибо Крест есть первообраз – величие и тайна Божия: «Крест – это одеяние Христа, точно так же как человечество Христа – одежда Божества Его. Так крест служит образом, ожидая времени, когда истинны Прообраз будет явлен: тогда те предметы будут не нужны. Ибо Божество живет в человечестве неотделимо, без конца и навеки, то есть без ограничения. Поэтому мы смотрим на крест как на место Шехины Всевышнего, святилище Господне, океан тайн домостроительства Божия. Этот образ креста являет нашему оку веры тайну двух Заветов».
Преподобный Исаак Сирин исповедует, что во Христе Богочеловеке две природы – Божественная и человеческая – соединились в единой Божественной Личности, Он – единственный Спаситель мира, избавивший нас от тирании демонов, даровавший смысл нашей жизни и надежду нашим душам: «через Него открылся нам доступ к Богу. По слову апостола, один человек умер за многих и принесением тела Своего соединил Он мир с Отцом Своим, избавил нас от порабощения демонам и спас нас от тиранической власти их. Поэтому и служим мы Богу и познаем Создателя нашего. Поскольку же на всяком месте служим мы и поклоняемся Ему, не боимся мы ничего, в отличие от прежних поколений, которые трепетали перед демонами. И что это за упование, проповеданное нам, если уже здесь бывает человек опьяненным от радости об этих благах и не знает, где он находится и к какому знанию приближаемся мы во Христе». В своих писаниях святой Исаак Сирин ясно и четко возвещает о том, что Христос есть истинный Богочеловек – Он есть совершенный Бог и совершенный человек, человеческое естество стало храмом для Божества Его, великая честь и слава осеняла Сына Божиего – Ему служили Ангелы и о Нем возвещали пророки Ветхого Завета, Он – наш Господь и Творец, Искупитель и Судия: «О чудо! Создатель в человеческом облике входил в дом мытарей и блудниц, и когда они, благодаря Ему, обращались к Нему, Он убеждал их, давая им уверенность в примирении с Ним посредством учения Своего. И слово истины Он запечатлел истинными свидетельствами в силах и знамениях. И красотою вида Его и любовью Его привлечена была вся вселенная к единому исповеданию Бога, Господа всех, и знание о едином Создателе было посеяно в каждом человеке». В своих пламенных молениях Исаак Сирин возносил хвалу и взывал ко Христу как единому Лицу – вочеловечившемуся Богу, из любви к нам добровольно уничижившему Себя и принявшему страдания и смерть на Кресте: «О Христос, одевающийся светом, как ризою, Который ради меня стоял обнаженным перед Пилатом, облеки меня в силу Твою, которой Ты осенил святых и благодаря которой вышли они победителями из борений мира сего. О Господи, Божество Твое да упокоится во мне и да ведет меня превыше мира для пребывания с Тобою. О Христос, на Которого многоочитые Херувимы не могут взирать по причине славы Лика Твоего, из любви Твоей Ты получал оплевания на Лицо Твое: удали стыд от лица моего и даруй мне молитву с открытым лицом пред Тобою». С молитвенным изумлением святой Исаак Сирин прославлял Иисуса Христа: «О Христос, гавань милостей, тот, Кто открыл Себя роду грешному, Которого поколения праведных ожидали и Который открыл во время Свое радость всему творению…О Христос, наслаждение рода человеческого, утешение в обнищании нашем, поддержка смиренного естества нашего, которое поколебалось и пало, надежда лишенных… Восхваляю я, Господи, святое естество Твое, ибо Ты сделал мое естество святилищем сокровенности Твоей и ковчегом таинств Твоих, местом обитания Твоего и святым храмом Божества Твоего – храмом Того, Кто держит скипетр Царствия Твоего, Кто управляет всем существующим, Кто есть Ковчег вечной славы Твоей , Обновление для служащих Тебе огненных чинов, Путь к познанию Твоему , Дверь к дому видений Твоих, совокупность силы Твоей и великой мудрости – Иисуса Христа, Единородного из чрева Твоего и «остаток», собранный из творения Твоего, как видимого, так и умопостигаемого. О Тайна, возвышенная за пределы слова и молчания, вочеловечившаяся, чтобы обновить нас посредством добровольного соединения с плотью, открой мне путь, по которому я был бы возведен к Твоим тайнам, идя по ясной тропе безмолвия от помышлений мира сего. Собери ум мой в молчание молитвы и да умолкнут во мне блуждающие помыслы благодаря этой просветленной беседе моления и изумления, исполненного тайн. К престолу величия Твоего повергаюсь я, Господи мой, я, который есть прах и пепел и отребье человечества. Тысячи тысяч Ангелов и бесчисленные легионы Серафимов с огненными хвалами и святыми возношениями приносят Тебе духовную службу в сокровенности своих естеств – Тебе, святое Естество, сокрытое от чувства и знания всякой твари; ибо со вспоможениями Твоими, Господи, Ты близок к каждому во всякое время бедствий; и вовремя и не вовремя дверь Твоя открыта для всех прошений. Не гнушаешься Ты грешниками и величие Твое не отвращается от душ, запятнавших себя всякими видами грехов, но извлекаешь Ты всякого из бесконечных зол – также и меня, Господи, совершенно оскверненного, которого удостоил Ты пасть на лицо перед Тобою, чтобы я дерзал произносить имя Твоей святости устами моими, хотя я – сосуд всякой скверны и нечистоты, недостойный числиться среди потомков Адама… О Боже, благодаря терпению Твоему к грехам моим Ты даешь мне жизнь в мире сем; не лиши меня жизни мира грядущего, которой с надеждой ожидают те, что среди скорбей ищут Тебя здесь». Вся земная жизнь Иисуса Христа имела вселенское сотериологическое значение – Его искупительные страдания и смерть на Кресте, Воскресение и Вознесение открыли врата Царства Небесного для всех верующих в Него, а «среди неизреченного великолепия Он поднял к Себе на небо» наше естество и прославил его среди Ангелов, указав на высшую цель всей нашей жизни – обожение.
В своих «Словах подвижнических» преподобный Исаак Сирин писал о том, что высшая цель нашей жизни – духовно преобразиться и уподобиться Богу, жить небесной жизнью на земле, а этой в полной мере невозможно без отречения от мира – удаление от мирской суеты и оставление всех житейских попечений для того, чтобы всецело посвятить себя Богу: «Никто не может приблизиться к Богу, если не удалится от мира. Удалением же называю не переселение из тела, но устранение от мирских дел. В том и добродетель, чтобы человек не занимал ума своего миром. Сердце не может пребывать в тишине и быть без мечтаний, пока чувства чем-нибудь заняты; телесные страсти не приходят в бездействие и лукавые помыслы не оскудевают без пустыни. Пока душа не придет в упоение верою в Бога, приятием в себя силы ее ощущения, дотоле не уврачует немощи чувств, не возможет с силою попрать видимого вещества, которое служит преградою внутреннему, и не ощутит в себе разумного порождения свободы; и плод того и другого – спасение от сетей. Без первого не бывает второго; а где второе правошественно, там третья связуется как бы уздою». Преподобный Исаак Сирин писал для монахов и отшельников, а монах – «одинокий», «единый», «уединенный», это – человек возлюбивший Бога всем сердцем и отрекающийся от мира сего с его соблазнами, комфортом, суетной славой для того, чтобы посвятить свою жизнь молитве и Богомыслию, жить уединенной и созерцательной жизнью вдали от многошумного моря житейского, соединиться с Богом через веры и молитву, жить во Христе и молиться за весь мир. В своих великолепных «Словах подвижнических» авва Исаак сумел раскрыть саму сущность иноческого жития: «Иноку во всем своем облике и во всех делах своих должно быть назидательным образцом для всякого, кто его видит, чтобы, по причине многих его добродетелей, сияющих подобно лучам, и враги истины, смотря на него, даже нехотя признавали, что у христиан есть твердая и непоколебимая надежда спасения, и отовсюду стекались к нему, как к действительному прибежищу, и чтобы оттого рог Церкви возвысился на врагов ее и многие подвиглись бы к соревнованию иноческой добродетели и оставили мир, а инок соделался бы во всем досточестным за доброту жития его; потому что иноческое житие – похвала Церкви Христовой. Посему иноку должно во всех отношениях иметь прекрасные черты, т. е. презрение к видимому, строгую нестяжательность, совершенное небрежение о плоти, высокий пост, пребывание в безмолвии, благочиние чувств, охрану зрения, отсечение всякой распри о чем-либо в веке сем, краткость в словах, чистоту от злопамятства, при рассудительности простоту, при благоразумии, проницательности и быстроте ума незлобие и простосердечие. Ему должно знать, что настоящая жизнь суетна и пуста и что близка жизнь истинная и духовная; должно не быть знаемым или осуждаемым от людей, не связывать себя дружбою или единением с каким-либо человеком; место жительства иметь безмолвное; убегать всегда от людей, с неослабным терпением пребывать в молитвах и чтениях; не любить почестей и не радоваться подаркам; не привязываться к жизни сей; мужественно переносить искушения; быть свободным от мирских желаний, от разведывания и памятования о мирских делах; заботиться и размышлять всегда об одной истинной стране; иметь лицо скорбное и сморщенное, день и ночь непрестанно проливать слезы; паче же всего этого хранить целомудрие свое, быть чистым от чревоугодия, от малых и больших недостатков. Вот, говоря кратко, добродетели инока, свидетельствующие ему о совершенном омертвении его для мира и о приближении к Богу». По слову Исаака Сирина монах призван жить в уединении и тишине, чтобы непрестанно молиться и читать Слово Божие и неустанно бороться со страстями и хранить сердце свое от осквернений, а ум – от мечтательных парений, беречь жизнь от суеты и взирать внутрь самого себя прозревая бездну грехов своих, сокрушаться всем сердцем в покаянном плаче и взывать к Богу с молитвой о прощении, обратить ум к Богомыслию, сердце – к молитве, волю – к исполнению заповедей Господних, обрести страх Божий – начало премудрости и добродетели, ибо без страха Божиего невозможна христианская нравственность, а без любви нельзя именовать себя христианином. «Господи! Никогда те, кто живет для мира сего, не удостаивались ощутить то знание, но только те, кто стал мертвым во время своей жизни ради этой истинной надежды, уготованной нам, и кто на всякое время молитву со слезами приносит Богу, с сильной любовью молясь о том, чтобы никто из рода человеческого не был оставлен вне того наслаждения. Вот образ мысли святых; и вот причина сокрушения, которое постоянно присутствует в разуме их; и вот молитва их, которую на всякое время приносят они Богу. И с этой волей получают они дар, с которым не может сравниться мир, от той богатой сокровищницы Божией. Блажен человек, который познал то, что рождается от любви к людям, и то, насколько сострадание возвышает душу!». Для святого Исаака Сирина монашеское уединение – это опыт единения с Богом, отречение от суетной мира ради непрестанного Богообщения – общения с Тем, Кто запределен всему сущему, но ближе нам, чем наше собственное сердце, с Тем, Кто непрестанно управляет вселенной и заботится о каждом творении Своем – в том числе и о человеке, избирающем путь иноческого жития и уходящем в горы и пустыни: «Нигде так не являл Бог Своей действенности, как в стране безмолвия и пустыне, в местах, лишенных разговоров и смятения, какие бывают у живущих с людьми». Богомудрый авва Исаак наставляет иноков, избирающих жизнь пустынников: «Кто бессловесным животным, прежде сотворения их, уготовал жилище и печется об их потребностях, Тот не презрит создания Своего, преимущественно же боящихся Его и в простоте, без пытливости последовавших Ему. Кто волю свою во всем предает Богу, тот не печется уже о нуждах тела своего, о бедствии и злострадании его, но желает пребывать в житии сокровенном и вести жизнь уничижительную, не боится скорбей, но почитает приятным и сладостным отчуждение от целого мира за чистоту жития, изнуряя себя среди холмов и гор, живет как скиталец в кругу бессловесных животных, не соглашается упокоеваться телесно и проводить жизнь, исполненную скверн. И когда предает себя на смерть, ежечасно плачет и молится, чтобы не лишиться ему чистого Божия жития, тогда приемлет от Бога помощь. Ему слава и честь! Он да сохранит нас в чистоте Своей и да освятит нас святынею благодати Святого Духа, в честь имени Своего, чтобы святое имя Его в чистоте прославлялось во веки веков!». Монах отрекается от всего мира ради достижения единства с Богом, ибо без отречения от мира и всех сует и соблазнов его, без опыта монашеской жизни, подвижнической борьбы со страстями и непрестанной молитвы, усердного и вдумчивого чтения Священного Писания и скорбей за Христа – невозможно приблизиться к полноте жизни в Боге, к благодати Святого Духа и духовному озарению: «Одиночество позволяет нам приобщаться божественному Уму и в короткий срок беспрепятственно приближает нас к просветленности ума». По заветной мысли преподобного Исаака Сирина «отрешение от материального предшествует союзу с Богом» – человек призван искать не бренных сокровищ земных, а вечных благ Царства Небесного, он призван вступить на путь духовного восхождения к Богу и отречься от «мира» – собирательного образа страстей и суеты, выйти из мира сего и умереть для мира – избавить сердце свое от страстей, ум – от «мудрований плоти», плоть – от господства чрева, жизнь – от скверны греха, чтобы всецело жить Богом.
Как рассудительный и духовно опытный подвижник авва Исаак наставляет, что любовь к миру несовместима с любовью к Богу – если мы любим мир с его чувственными утехами, шумной суетой и обманчивой славой, то мы не слышим звуков небес – Слова Божиего, а в нашем сердце нет места любви к Богу, а если мы возлюбили Бога всем сердцем своим, то наш ум помышляет о горнем, а не о земном, наша душа жаждет вечного Богообщения и жизни с Богом, нам скучны песни земли мы ищем свободы во Христе – отрекаемся от всего мира ради любви к Богу: «Душа, которая любит Бога, в Боге – и в Нем одном – находит себе упокоение. Отрешись прежде от всякого внешнего союза, и тогда сможешь быть сердцем в союзе с Богом, потому что единству с Богом предшествует отрешение от материального». Для святого Исаака Сирина отречение от мира – это путь, длинною в жизнь, это – восхождение от земли к небесам, чтобы достичь блаженного созерцания – Боговидения: «Благословенно величие Господа, отверзающего перед нами дверь, чтобы у нас не было иного желания, кроме стремления к Нему. Ибо в таком случае оставляем мы все, и душа устремляется вслед за Ним одним, так что нет у нее заботы, которая воспрепятствовала бы ей в этом созерцании Господа. В какой мере, возлюбленные, оставляет ум заботу об этом видимом и заботится о надежде на будущее… в такой же он делается более тонким и просветленным в молитве. И в какой мере тело освобождается от уз мирских дел, в такой же освобождается от этого ум… Поэтому Господь прежде всего заповедал держаться нестяжательности, удалиться от мирского мятежа и освободиться от общей для всех людей заботы, сказав: Всякий, кто не отречется от всего человеческого и от всего своего и не отвергнет самого себя, не может быть Моим учеником». Для монаха жизнь в миру – это жизнь в темнице, а отречение от мира ради Бога – это освобождение, бегство от суеты и отрешенность от мирских забот и волнений, это – путь, завещанный нам святыми отцами Церкви: «Подлинно упорен, труден и неудобен подвиг, совершаемый нами среди дел житейских. Сколько бы человек ни мог соделаться непобедимым и крепким, однако, как скоро приближается к нему то, что служит причиною приражения браней и подвигов,— не оставляет его страх и угрожает ему скорым падением, даже более, нежели при явной брани с дьяволом. Поэтому, пока человек не удаляется от того, от чего сердце его приходит в смятение, врагу всегда есть удобство напасть на него. И если немного задремлет он, враг легко погубит его. Ибо, когда душа охвачена вредными встречами с миром, самые встречи сии делаются для нее острыми рожнами; и она как бы естественно побеждается, когда встретит их. И поэтому древние отцы наши, проходившие сими стезями, зная, что ум наш не во всякое время возможет и в состоянии будет неуклонно стоять на одном месте и блюсти стражбу свою, в иное же время не может и усмотреть того, что вредит ему, премудро рассуждали и, как в оружие, облекались в нестяжательность, которая, как написано, свободна от всяких борений (чтобы таким образом своею скудностью человек мог избавиться от многих грехопадений), и ушли в пустыню, где нет житейских занятий, служащих причиною страстей, чтобы, когда случится им изнемочь, не встречать причин к падениям, разумею же раздражение, пожелание, злопамятность, славу, но чтобы все это и прочее соделала легким пустыня. Ибо ею укрепляли и ограждали они себя, как непреоборимым столпом. И когда каждый из них мог совершить подвиг свой в безмолвии, где чувства при встрече с чем-либо вредным не находили себе помощи, для содействия нашему противоборнику. Лучше нам умереть в подвиге, нежели жить в падении». Преподобный Исаак Сирин говорил, что монахи бежали от мира, чтобы пребывать с Богом непрестанно и неразлучно, избранные становились отшельниками – они отказывались от общения и встреч с людьми, чтобы стать истинными монахами, ибо монашеское общежитие – это приуготовление к отшельничеству под руководством опытного духовного руководителя, а отшельничество – это выражение самоотверженной любви к Богу и ревности в вере, при этом Исаак предостерегал, что каждому монаху в общежитии надлежит общаться только со старцем и хранить себя от пустых разговоров, чтобы не стать лицемером и соблазном для братьев своих: «Кто достиг определенной степении приобрел стремление к Богу, после того, как покинет мир, не должен долго пребывать в общежитии или вращаться среди многих людей. Но как только познает он жизнь среди братии, монашеский чин и присущее ему смирение, пусть он отделяется и пребывает один в келлии, дабы не привыкнуть к многим людям и дабы простота его первоначального состояния не превратилась в лицемерие из-за постоянного общения с распущенными братиями, находящимися среди нас. Ибо я видел многих, которые в начале своего удаления от мира, когда приходили в монастырь, были чистыми, но со временем, из-за долгого пребывания в общежитии становились лицемерными и лукавыми, так что в них уже не было той простоты. Поэтому общайся с одним только старцем, засвидетельствовавшим себя добрым поведением и познанием безмолвия, и только с ним одним собеседуй, им будь наставляем, у него учись образу жизни безмолвия. Ни с кем с этого времени не вступай в общение, и вскоре удостоишься вкусить знание». Преподобный Исаак Сирин говорил, что дело инока, живущего в общежитии, – помнить о Боге и вникать в душу свою, помнить о смерти и Страшном Суде, проливать покаянные слезы и очищать сердце, поучаться в Священном Писании, бороться со страстями и возрастать духовно под руководством старца, храня душу свою от пустых бесед и многословия, но беседуя только с теми, кто достиг сближения с Богом и познания сокровенных тайн Божиих: «Ничто не охлаждает так огня, вдыхаемого в сердце инока Святым Духом к освящению души, как обращение с людьми, многоглаголание и всякая беседа, кроме беседы с чадами тайн Божиих, способствующей к приращению ведения Божия и к сближению с Богом». С херувимской проницательностью тайнозритель Исаак Сирин обращает внимание на то, что цель отречения от мира и подвижнической жизни – даже не добродетель и мудрость, она – мистична и является всецелым единением с Богом, которое невозможно достичь среди мирской суеты и даже в монашеском общежитии: «Не думай, что все подвижничество со всеми его чудными деланиями равно пребыванию в неизвестности и забвении или равно бегству от всего… Мы, отшельники, заперли двери не для того, чтобы упражняться в добродетели, но чтобы стать мертвыми даже для самой добродетели… Ибо если бы от безмолвия мы ожидали добродетели, тогда наши добродетельные братия приобретают то же самое в общежитии. И что тогда сверх этого дает бегство и погребение себя в келлии? Но нет! Мы надеемся получить от безмолвия то, что у многих находится перед глазами, но что невозможно обрести. Если бы мы стремились к приобретению добродетели, какое препятствие для добродетели было бы в сожительстве с многими людьми? Жизнь среди многих людей не препятствует ни посту, ни службе, ни милосердию, ни другим подобным вещам».
По воззрению святого Исаака Сирина цель отшельнической жизни – внутреннее сосредоточение ума на молитве и Богомыслии, «безмолвие от помыслов» и успокоение души, достижение «чистоты сердца», о которой Христос проповедовал в Своих заповедях блаженства, ибо чистое сердце открывает в человеке духовное зрение – делает его боговидцем: «Насколько человек отделяется от пребывания в миру и поселяется в местах отдаленных и пустынных, так что сердце его ощущает удаление от всякого естества человеческого, настолько же приобретает он безмолвие от помыслов. Ибо в пустыне, брат мой, не бывает у нас такого беспокойства от помыслов и не изнываем мы от многой борьбы, которую причиняют они. Ибо самый вид пустыни естественным образом умерщвляет сердце от мирских поползновений и собирает его от натиска помыслов. Как невозможно ясно видеть человека, которого заслоняет дым, пока он не удалится и не отойдет оттуда, точно так же невозможно приобрести чистоту сердца и безмолвие от помыслов без одиночества, далекого от дыма мира сего, поднимающегося перед чувствами и ослепляющего душевные очи». Для того, чтобы всецело отречься от мира и достичь неразлучного единения с Богом, отшельник отказывается от всякого общения как с мирянами, так и с монахами – он пресекает общение с людьми, чтобы общаться с Богом, особенно беседа с невежественными и глупыми людьми смущает душу безмолвника и отнимает покой у его сердца: «О, каким злом для безмолвника является видение людей и беседа с ними!.. Как сильный лед, внезапно покрыв древесные почки, иссушает их и уничтожает, так свидания с людьми, хотя бы и весьма кратковременные и допущенные, как кажется, с благой целью, иссушают цветы добродетелей, только что распустившиеся под тихим ветерком безмолвия, нежно и обильно покрывающие дерево души, посаженное при истоках вод покаяния. И как сильный иней, покрыв собою едва выросшую из земли зелень, пожигает ее, так и беседа с людьми пожигает корень ума, начавший произращать из себя злак добродетелей. И если беседа с людьми в чем-то воздержными, а в чем-то имеющими лишь малые недостатки, обычно вредит душе, то не гораздо ли более вредны разговор и свидание с людьми невежественными и глупыми?». В своих писаниях и рассуждениях о монашестве, безмолвии и отречении от мира авва Исаак Сирин постоянно ссылается на опыт древних подвижников и святых отцов Церкви – святого Арсения Великого и преподобного Макария Египетского, он проникнут мудростью святителя Василия Великого и святителя Григория Богослова, проверяя каждую свою мысль и каждое слово свое святоотеческой мудростью. Как замечает митрополит Иларион Алфеев: «Говоря о необходимости удаления от людей, Исаак часто ссылается на пример древних отшельников, в частности – Арсения Великого, образ которого был ему особенно дорог. Исаак упоминает о случае, когда Арсений, увидев посетителя, пришедшего в его пустыню, побежал от него. «Остановись, отец! – воскликнул тот. – Я ради Бога гонюсь за тобой». «А я ради Бога бегу от тебя», – отвечал Арсений. В другом случае Арсений упал лицом вниз перед пришедшим к нему монахом и отказался встать, пока тот не ушел. Когда один архиепископ со своими спутниками при посещении Арсения в его пустынной келлии попросил у него наставления, тот ответил: «Если услышите, что где-то Арсений, не приближайтесь туда». Когда святой Макарий спрашивал Арсения, почему он избегает людей, он отвечал: «Богу известно, что люблю вас, но не могу быть одновременно и с Богом и с людьми». Самому себе подвижник говорил: «Однажды навсегда умер я для мира; какая же польза от мертвеца живым?» Так Арсений исполнял завет, данный ему Богом: «Бегай людей – и спасешься». Бегство от людей, согласно Исааку, включает в себя расторжение всех родственных и дружеских связей. Отречение от родственников – одна из традиционных тем монашеской литературы. Развивая ее, Исаак ссылается на случай с монахом-отшельником, который никогда не посещал своего брата, тоже монаха. Когда брат был при смерти, он просил отшельника прийти к нему для прощания. «Блаженный же не согласился даже и в этот час, когда естество обычно требует нашего сострадания друг к другу… но сказал: «Если выйду, то не очищусь сердцем моим пред Богом»… И брат умер, а он так и не повидался с ним». Для достижения полноты Богообщения монах должен, по Исааку, «удерживать» себя от милосердия по отношению к ближним. В какие-то моменты необходимо совершенно забыть о существовании других людей: «Не думай, что кроме тебя и Бога есть кто-либо другой на земле, о ком ты должен заботиться… Если не ожесточит кто собственного сердца своего и не будет с усилием удерживать милосердия своего так, чтобы стать далеким от попечения обо всем земном… и не станет пребывать в одной молитве в установленные для этого часы, то не может быть свободен от смущения и заботы и пребывать в безмолвии». Хотя речь здесь идет о воздержании от дел милосердия в определенные установленные для молитвы часы, очевидно, что Исаак ставил безмолвие ума выше деятельности на благо человеку и требовал отречения от последнего, хотя бы по временам, для достижения первого». Преподобный Исаак Сирин понимает, что отречение мира и монашеская жизнь – это удел избранных людей, а из них не все способны к отшельнической жизни и полному уединению, но особенно сердце Аввы скорбит о тех людях, которые начав подвижническую жизнь, затем отказались от монашеских обетов и вернулись в мир и начали жить многогрешной жизнью: «Многие начали с трудов, нищеты, умерщвления по отношению к преходящему, постоянных молитв, слез, многих земных поклонов, смиренного образа жизни, стремления к неизвестности, продолжительного воздержания, тишины, удаления от людей, но после всех этих перечисленных вещей окончили тем, что предались отдыху, сделались известными, вступили в собеседование с богатыми людьми и в постоянные пересуды с мирянами; стали обличителями, судьями, советниками, посредниками в важных делах, иногда для братий, а иногда и для мирян; стали засматриваться на женщин, наставлять и поучать их; и души их стали местом бесед и встреч с людьми грубыми; и вместо прежнего своего умерщвления избрали они для себя жизнь рассеянную и пребывание в слепоте. Жизнь их закончилась в телесных деланиях после всего их прежнего подвижничества и столь прекрасного образа жизни, когда не хотели они даже видеть лицо человеческое и, словно уже находясь в будущем веке, подражали бесплотным со всей ревностью своего подвижничества в безмолвнической жизни». Глубоко сожалел авва Исаак и о тех подвижниках, которые после многолетней монашеской жизни и многих подвигов, достигнув «высоты в духовной жизни, принимали в сердце свое помысел гордыни и превозносились умом, кичились и надмевались, забыв о смирении и страхе Божием, о том, что благодать Святого Духа – это дар Господень, который стяжается чистым житием и духовным деланием, забыв о том, что дело монаха жить ангельской жизнью и приближаться к Богу, а не впадать в гордоумие и высокомерие, которые от дьявола и губят человеческую душу: «Сколько многочисленны и различны дары Божии роду человеческому сами в себе, столько же бывает различия в приемлемых дарах и соответственно степени приемлющих оные. Бывают меньшие и большие дары Божии; хотя все они высоки и чудны, но один превосходит другой славою и честию, и степень степени выше. И также: посвятить себя Богу и жить добродетельно есть одно из великих дарований Христовых. Ибо многие, забыв, что по сей благодати сподобились они стать отлученными от людей и посвященными Богу, причастниками и преемниками дарований Его, избранными и удостоенными служения и священнодействия Богу, вместо того, чтобы непрестанно устами своими благодарить за сие Бога, уклонились в гордыню и высокомерие и думают о себе не как приявшие благодать священнодействия, чтобы священнодействовать Богу чистым житием и духовным деланием, но как оказывающие милость Богу, когда бы надлежало им рассудить, что Бог изъял их из среды людей и соделал присными Своими для познания тайн Его. И не трепещут они всею душою своею, рассуждая таким образом, наипаче же, когда видят, как у рассуждавших подобно сему прежде них внезапно отъято было достоинство и как Господь в мгновение ока свергнул их с той высокой славы и чести, какую имели они; и уклонились они в нечистоту, непотребство и студодеяние, подобно скотам. Поелику не познали они силы своей и не содержали непрестанно в памяти Давшего им благодать – совершать пред Ним служение, стать включенными в Царство Его, быть сожителями Ангелов и приближаться к Нему ангельским житием, то Бог отстранил их от делания их, и тем, что оставили безмолвие и изменили образ жизни своей, показал им, что не их была сила, если соблюдали они благочиние в житии и не тревожили их понуждения естества, демонов и иных прочих сопротивностей, напротив же того, была это сила благодати Божией, производившая в них то, чего мир по трудности этого не может вместить или слышать, и в чем они пребывали долгое время и не были побеждаемы; почему, конечно, была в них некая сопутствующая им сила, достаточная к тому, чтобы во всем помогать им и охранять их. Но поелику забыли они о силе этой, то исполнилось на них слово, сказанное апостолом: яко же не искусиша имети в разуме Бога, Владыку своего, совокупившего персть для духовного служения, предаде их в неискусен ум (Рим. 1, 27–28), и, как надлежало, восприяли они бесчестие за свое заблуждение».
Для преподобного Исаака Сирина христианство – это уподобление Тому, Кто в наивысшей степени «кроток и смирен сердцем» – Иисусу Христу, предвечному и неприступному Богу Слову, вочеловечившемуся и скрывшим величие Свое, облекшись в плоть, добровольно уничижившему Себя до крестных страданий и смерти, отсюда – «смирение есть риза Божества. В него облеклось вочеловечившееся Слово и через него приобщилось нам в теле нашем. И всякий облеченный в него истинно уподобился Нисшедшему с высоты Своей, скрывшему добродетель величия Своего и славу Свою прикрывшему смирением, чтобы тварь не была попалена видением Его». Каждый христианин призван жить по заповедям Евангелия и уподобиться Иисусу Христу в смирении и милосердии – облечься во Христа: «Всякий, кто облекся в то одеяние , в котором был видим сам Творец, облекшись в тело наше, тот облекся в самого Христа, потому что пожелал облечься, по внутреннему своему человеку, в то подобие, в котором Христос видим был твари Своей». «Кто ради Бога во всем умаляет и смиряет себя, тот бывает прославлен Богом. Кто алчет и жаждет ради Него, того напоит Бог Своими благами. Кто терпит наготу ради Бога, того облекает Он в ризу нетления и славы». В «Словах подвижнических» святой Исаак Сирин писал, что смирение и любовь – это усыновление и уподобление Бога, а все аскетические подвиги, посты и молитвы, ночные бдения и размышления, вся прозорливость и дар чудотворства – все ничто и не приносит душе никакой пользы, если человек не приобрел смирение, ибо Господь дарует благодать Свою не за подвиги наши – никаким подвигом нельзя заслужить благодать Божию, а за смирение милующего и любящего сердца: «Смирение и без дел многие прегрешения делает простительными. Напротив, без смирения и дела бесполезны. Смирением, как сказал я, сделай беззакония твои простительными. Что соль для всякой пищи, то смирение для всякой добродетели; оно может сокрушить крепость многих грехов… И если приобретем его, оно сделает нас сынами Божиими и без добрых дел представит Богу, потому что без смирения напрасны все дела наши, всякие добродетели и всякое делание». «Если будешь трудиться в прекрасной добродетели и не почувствуешь, что вкушаешь от нее помощи, то не дивись. Ибо, пока не смирится человек, не получает награды за свое делание. Награда дается не за делание, но за смирение. Кто оскорбляет последнее, тот потеряет и первое». Если человек обрел смирение, то он прощает обидчиков своих и никого не презирает, не мыслит зла, но уподобляется Христу Спасителю в кротости и любви, слова его наполняются мудростью слов Божиих, он живет как Ангел света на земле, укрощает диких зверей, которые начинают повиноваться ему как повиновались Адаму в земном Раю, и демоны не могут приблизиться к нему и навредить его душе: «Приближается ли смиренномудрый к хищным зверям – и едва только обратят взор свой на него, укрощается свирепость их; они подходят к нему, как к своему владыке, поникают головами, лижут руки и ноги его, потому что ощутили от него то благоухание, которое исходило от Адама до его преступления, когда звери собраны были к Адаму, и он нарекал им имена в раю… Даже демоны, при всей наглости и злобе своей, при всем высокомерии гордыни своей, приближаясь к нему, делаются, как прах, вся злоба их теряет силу, разрушаются козни их, безрезультатными остаются ухищрения их». По наставлению аввы Исаака смирение – это ключ в вратам сокровенных Божественных тайн: «тайны открываются смиренномудрым. Этого-то Духа откровений, показывающего тайны, сподобляются принимать в себя смиренные… Сие есть совершенство смиренномудрия. Блажен, кто приобрел его, потому что ежечасно целует и обнимает он недро Иисусово». Смирение обретается через осознание своей греховности, глубокое покаяние и воспоминание о величии Божества и смирении Христа Искупителя: «Смирение сердца бывает у человека по двум причинам: или от острого сознания грехов своих, или от воспоминания о смирении Господа нашего, скорее же, от воспоминания о величии Божием – до какой степени унизило себя это величие Господа всех, так что различными способами говорил Он с людьми и увещевал их; унизило себя до того, что Он даже воспринял от них тело – и о том, сколько перенес Господь наш, и через что прошло тело Его, и каким презренным явился Он миру, тогда как Он всегда обладал неизреченной славой с Богом Отцом. Ангелы трепещут от видения Его и от славы лица Его, сияющей среди их чинов! Но нам был Он видим в таком образе смирения, что из-за обычности вида Его схватили Его, когда говорил Он с ними, и повесили Его на древе».
По воззрению Исаака Сирина признаки смирения это осознание своей немощи, упование на Бога и чувство своего недостоинства, любовь к безмолвию, скромность, избежание почестей, терпение обид и оскорблений, мирный нрав и кротость: «За смиренномудрием следует кротость и собранность в себя, то есть целомудрие чувств, соразмерность голоса, немногословие, небрежение о себе, бедная одежда, ненадменная походка, склонение очей вниз, превосходство в милосердии, скорое излияние слез, уединенная душа, сердце сокрушенное, неподвижность к раздражению, нерасточенные чувства, скудость имущества, умаление во всякой потребности, перенесение всего, терпение, бесстрашие, твердость сердца, происходящая от ненависти к временной жизни, терпение в искушениях, веские, а не легкие мысли, угашение помыслов, хранение тайн целомудрия, стыдливость, благоговение, а сверх всего этого непрестанное безмолвствование и всегдашнее обвинение самого себя в невежестве». «Блажен человек, который познает немощь свою, потому что знание это делается для него основанием, корнем и началом всякого доброго усовершенствования… Кто познает, что имеет нужду в Божией помощи, тот совершает много молитв. И в какой мере умножает их, в такой смиряется сердце его. Ибо всякий молящийся и просящий не может не смириться. Сердце же сокрушенно и смиренно Бог не уничижит». Внутренние признаки смирения – это отсутствие страха перед жизненными обстоятельствами и смертью, уверенность в Промысле Божием, оберегающим от всякого зла, благоговейный трепет перед Богом и боязнь оскорбить Творца своего и навеки разлучиться с Ним, радостная любовь к Богу: «В смиренномудром никогда не бывает суетливости, торопливости, смущения, горячих и легких мыслей, но во всякое время пребывает он в покое. Если бы небо упало на землю, смиренномудрый не ужаснется. Не всякий безмолвник смиренномудр, но всякий смиренномудрый – безмолвник… Смиренномудрый на всякое время пребывает в покое, потому что нечему привести ум его в движение или в ужас. Как никто не может устрашить гору, так небоязнен и ум его». «Бывает смирение от страха Божия, а бывает смирение из любви к Богу: иной смиряется из страха Божия, а другой – от радости. И смиренного из страха Божия сопровождают во всякое время скромность во всех членах, благочиние чувств и сокрушенное сердце, а смиренного от радости сопровождают великая простота и сердце бьющееся неудержимо». Верные признаки смирения – это отрешенность от мирских сует и осознание себя странником на земле, память о смерти и Страшном Суде, нестяжательность и милосердие, безропотное перенесение обид и унижений: «С доброй волей претерпи уничижение и смирение, чтобы принять тебе дерзновение перед Богом. Человек, сознательно терпящий всякое жестокое слово, если сам не поступил раньше несправедливо с говорящим ему, возлагает этим на голову свою терновый венец, но блажен, потому что нетленно увенчается во время, которого не знает». «Кто может с радостью перенести обиду, даже имея в руках средство отразить ее, тот принял утешение от Бога по вере в Него. И кто со смиренномудрием терпит возводимые на него обвинения, тот достиг совершенства, и ему удивляются святые Ангелы. Ибо нет никакой иной добродетели столь высокой и трудной». «Как благодать близка к смиренномудрию, так болезненные приключения к гордыне. Сердце Господне на смиренномудрых, чтобы возвеселить их; лицо же Господне обращено против гордых, чтобы смирить их. Смирение всегда приемлет от Бога милость, а жестокосердию и маловерию встречаются страшные случаи. Умаляй себя во всем перед всеми людьми, и будешь возвышен перед князьями века сего. Предваряй всякого своим приветствием и поклоном, и будешь почтен больше приносящих в дар суфирское золото. Унижай себя, и увидишь в себе славу Божию. Ибо где произрастает смирение, там источается Божия слава. Если будешь стараться пребывать в явном уничижении, то Бог сделает так, что тебя будут прославлять все люди; если же в сердце своем будешь иметь смирение, то в сердце твоем покажет тебе Бог славу Свою… Старайся быть в пренебрежении, и наполнишься Божией честью. Не домогайся быть почитаемым, будучи внутренне исполненным язв. Презирай честь, чтобы стать почтенным». По слову преподобного Исаака Сирина без смирения человек не сможет научиться любить Бога, ближних и врагов, он не научится прощать обидчиков и молиться за гонителей своих, он не очистит сердце свое и не обретет бесстрастия, а это означает, что смирение – основа всей духовной жизни христианина.
Человек должен молиться о том, что приобрести дар смирения, так как одними усилиями человеческими нельзя достичь смирения, но стремящийся к смирению всеми силами души своей и молящий Бога обретет этот великий дар: «Что невозможно для людей, вполне может случиться у Бога. Вместо того, чтобы молиться о тех или иных предметах и делах, оставь все это и уповай на одно: «Боже, даруй мне смирение, чтобы мне освободиться от бича и чтобы благодаря смирению приблизился я даже к тем наслаждениям разума, о которых, пока нет у меня смирения, я не знаю, как ни хотелось бы мне узнать о них!» И даст Он тебе дар Духа Своего – дар, о котором не можешь ты ни сказать, ни помыслить, насколько он велик. Благодаря ему сокровенным образом сделаешься ты смиренным, если только Он видит, что не хочешь ты отойти в сторону или вообще прекратить неустанно просить об этом, и если не утомляешься ты неизменно приносить эту молитву свою. Поверь, брат мой, что смирение есть некая сила, которую невозможно описать языком и приобрести человеческим усилием. Но по молитве дается оно тому, кому дается, и среди бдений с молениями и горячими прошениями приобретают его». На своем личном духовном опыте Исаак Сирин познал, что человек не в силах смирить себя сам – одними усилиями воли, здесь нужно содействие человеческой воли и благодати Божией, а само смирение обретается в тот момент, когда человеку открывается его собственное окаянство и величие Бога, Который выше всех мыслей и слов – в молчаливой молитве человек обретает смирение и уму его открывается таинственная высота Боговидения: «Истинно смиренный не посмеет и помолиться Богу, когда приступает к молитве, или счесть себя достойным молитвы, или просить чего-либо иного, и не знает, о чем молиться; но только молчит всеми своими помышлениями, ожидая одной милости и того изволения, которое изойдет о нем от лица достопоклоняемого Величия, когда преклоняет он лицо свое на землю, и внутреннее зрение сердца его вознесено к превознесенным вратам во Святое Святых, где Тот, Которого место – мрак, Кто ослепляет очи Серафимов, чья добродетель побуждает легионы к ликостоянию их, Кто на все чины их изливает молчание, когда они ожидают, что таинства изольются из Невидимого в этом безвоздушном царстве, через безгласные движения, через бестелесные чувства, через вне-образное восприятие этой без-форменной Сущности и превосходящих их откровений – сила помыслов их слишком слаба, чтобы вынести волны таинств Его. Тогда он осмеливается только так говорить и молиться: По воле Твоей, Господи, да будет со мною». Если человек приобрел смирение, то он не считает себя достойным славы и почестей, напротив – укоры совести терзают его сердце и он взывает в покаянных молитвах к Богу, ни в чем не обвиняет Творца и ближних, не возлагать вину на жизненные обстоятельства и не оправдывать самого себя, но укоряет себя и плачет о грехах своих: «Постоянные обличения совести есть признак смирения. Отсутствие их в каком бы то ни было действии есть признак ожесточения сердца: это указание на то, что человек привык оправдывать себя, обвиняя вместо себя своего ближнего, или – хуже того – сам премудрый Промысл Божий. Человек не может выйти из границ смирения, если он сначала не увидит себя невиновным, обвинив вместо себя события и случаи, которые были промыслительно уготованы для него Богом. Ибо когда, строго следуя совести, увидит он себя виновным в происшедшем, тогда узнает он, что состояние его есть глубокая степень смирения. Это явно из того, что он мирен и спокоен в неожиданностях, ибо остается он невозмутимым. Вот тот покой смирения, который есть плод зрелости. Кто вошел в это состояние, у того во всяком искушении покой будет больше, чем смущение».
Преподобный Исаак Сирин вопрошал: «Хочешь ли знать человека Божия? Узнай его по присущей ему постоянной тишине, плачу и непрестанной внутренней сосредоточенности». Вся жизнь христианского подвижника – это покаянный плач, а покаяние – это духовное лекарство, данное Самим Богом для того, чтобы мы могли исцеляться от греха: «Поскольку знал Бог Своим милосердным знанием, что если бы абсолютная праведность требовалась от людей, тогда только один из десяти тысяч нашелся бы, кто мог бы войти в Царство Небесное, Он дал им лекарство, подходящее для каждого – покаяние, чтобы каждый день и на всякий миг было для них доступное средство исправления посредством силы этого лекарства и чтобы через сокрушение они омывали себя во всякое время от всякого осквернения, которое может приключиться, и обновлялись каждый день через покаяние. Велико это средство, которое сострадательный Творец, по премудрости Божества Своего, уготовал ради нашей вечной жизни, ибо Он желает, чтобы мы ежедневно обновлялись и представали в добродетельном изменении воли и обновлении разума». Во все дни и во всякий час жизни мы имеем нужду в покаянии, оно должно охватывать всю жизнь человека, «ибо если все мы грешники и никто не выше искушений, то ни одна из добродетелей не выше покаяния, потому что дело покаяния никогда не может быть совершенно. Покаяние всегда прилично всем грешникам и праведникам, желающим достичь спасения. И нет предела совершенству, потому что совершенство и самих совершенных несовершенно. Поэтому-то покаяние до самой смерти не определяется ни временем, ни делами». По определению аввы Исаака Сирина покаяние – это оставление прежних грехов и печаль души о них, это – сокрушение сердца и приближение к Богу через молитвенное прошение о прощении, это – скорбь о своем окаянстве и жажда очищения, это – муки раскаяния и молитвенное обращение души к Богу, это – желание нравственно исправиться и жить добродетельной жизнью, это – «второе крещение» – крещение слезами: «Как благодать на благодать людям по крещении дано покаяние. Ибо покаяние есть второе возрождение от Бога. И то дарование, которого залог приняли мы от веры, приемлем покаянием. Покаяние есть дверь милости, открытая усердно ищущим его… Покаяние есть вторая благодать». В святоотеческой традиции крещение слезами покаяния тесно связано с крещением мученической кровью, а святой Исаак Сирин говорит, что покаяние есть мученичество: «Истинно кающийся есть живой мученик. Слезы по своим действиям превосходят кровь, и покаяние превосходит мученичество. Первые увенчиваются раньше, чем вторые: вторые увенчиваются вместе с прочими, а первые – прежде прочих. Таким образом, истинно кающийся видится получающим двойной венец». Покаяние – это осознание своего окаянство и чувство собственной греховности, нечистоты в очах Божиих, оно – дар Святого Духа и видение собственных грехов, оно охватывает ум и сердце и ценнее, чем совершение чудес и мистические видения, выше многих великих добродетелей: «Кто один час провел, воздыхая о душе своей, тот лучше доставляющего пользу всему миру своим лицезрением. Кто сподобился увидеть самого себя, тот лучше сподобившегося видеть Ангелов… Кто последует Христу в уединенном плаче, тот лучше похваляющегося собою в собраниях». Если человек искренне раскаивается от всего сердца и взывает к Богу о прощении, то он обретет оправдание Господне и будет очищен от скверны греховной, ибо прощение Божие – это проявление безмерной любви Бога к нам, но воспринять благодать прощения невозможно без покаяния – без покаяния невозможно спасение, а для кающихся отворяются врата Царства Небесного: «Поскольку же лицо Его на всякий миг обращено к прощению, Он… изливает на нас обильную благодать, которая, подобно океану, не знает меры. И тому, кто показывает хотя бы малое страдание и волю к сокрушению о происшедшем, Он сразу, в тот же час, без промедления дарует прощение грехов». Святой Исаак Сирин говорил, что покаяние – это «трепет души перед вратами Рая», вся жизнь христианина протекает между отчаянием и надеждой – мы не должны предаваться ложной надежде и думать, что можем спастись без веры, действующей любовью, без покаяния и нравственного исправления, но мы не должны и впадать в отчаяние, помня, что милосердие Божие превышает Его справедливость и ради нас Христос пожертвовал Собой и был распят на Кресте, а значит, всякий истинно кающийся – спасется: «Кто же, видя и слыша подобные вещи, подвигнется к воспоминанию о собственных грехах, которые ввергнут его в такое сомнение: «Простит ли мне Бог, если я прошу Его, те грехи, о которых я болезную и от воспоминания о которых мучаюсь, из-за которых, хотя я гнушаюсь ими, я падаю, но после того, как они случились, причиняемая ими боль бывает сильнее, чем даже жало скорпиона; и хотя я ненавижу их, я остаюсь посреди них, и хотя каюсь в них со страданием, снова жалостным образом возвращаюсь к ним». Вот как, наверное, многие богобоязненные люди думают – те, которые заботятся о добродетели, но бывают одолеваемы страстями, которые плачут о грехе, и однако по причине собственной неустойчивости постоянно падают: они все время живут между грехом и покаянием. Не будем сомневаться в надежде на наше спасение, о люди, ибо Тот, Кто претерпел страдания ради нас, всячески заботится о жизни нашей; милосердие Его превосходит сознание наше, благодать Его больше, чем то, о чем мы просим Его. Ибо десница Господа нашего простерта ночью и днем, и Он следит за тем, чтобы поддержать, успокоить и поощрить каждого, особенно если Он обретает тех, кто переносит даже малое страдание и печаль о том, чтобы грехи их были прощены». Вслед за преподобным Ефремом Сириным, авва Исаак говорит, что Бог дарует кающимся и молящимся два вида слез – горькие слезы покаяния и сладкие слезы умиления: «Ибо Ты даешь грешнику кающемуся покаяние и сокрушенное сердце; так Ты освобождаешь его сердце от лежащего на нем бремени греха благодаря утешению, происходящему от печали и от дара слез». «Тот плачущий кто, по упованию будущих благ, все дни жизни своей проводит в алчбе и жажде. Тот монах, кто пребывает вне мира и всегда молит Бога, чтобы получить ему будущие блага. Богатство монаха – утешение, находимое в плаче». «Бывают слезы сожигающие, и бывают слезы укрепляющие. Поэтому все те слезы, которые исходят из сущности сердца от сокрушения о грехах, иссушают и сожигают тело… И сперва человек по принуждению вступает на эту степень слез, и ими отверзается ему дверь для входа на вторую ступень, лучшую первой: и это есть страна радости, из которой человек приемлет милость. Это уже слезы, проливаемые по благоразумию: они и украшают, и укрепляют тело, и исходят без принуждения сами собою; и не только, как сказано, укрепляют тело человеческое, но и вид человека изменяется. Ибо сказано: Веселое сердце делает лицо веселым, а при сердечной скорби дух унывает. Пока помышление человека безмолвствует, эти слезы льются по всему лицу. Тело получает от них некое насыщение, и радость отпечатлевается на лице. Кто имеет опыт этих изменений – поймет». По воззрению святого Исаака Сирина духовное делание монаха сопряжено с покаянным плачем: «Какое иное занятие у монаха в келлии его, кроме плача? Разве бывает у него время от плача обратиться к другой мысли? И какое занятие лучше этого? Само пребывание монаха и одиночество его, уподобляясь пребыванию во гробе, далекому от радости человеческой, учат его, что его деятельность – плач. И самое значение имени его к тому же призывает и убеждает, потому и называется он плачущим, то есть исполненным горечи в сердце. И все святые в плаче переселялись из этой жизни. Если же святые плакали и, пока не переселились из жизни сей, очи их всегда были наполнены слезами, то кто не восплачет? Утешение монаху порождается плачем его. И если совершенные и победоносные здесь плакали, то как стерпит исполненный язв, чтобы пребыть ему без плача? Если у кого перед глазами лежит мертвец и он видит, что сам он умерщвлен грехами, того нужно ли учить, с какой мыслью пользоваться ему слезами? Душа твоя, которая для тебя дороже целого мира, умерщвлена грехами и лежит перед тобою: неужели не требует она плача?».
Если горькие слезы покаяния очищают сердце, то слезы умиления наполняют душу подвижника духовной радостью общения с Богом – евангельское блаженство, о котором говорил Христос: «Блаженны чистые сердцем, потому что нет времени, когда бы не услаждались они этой сладостью слез, и в ней всегда зрят они Господа. Пока еще слезы на глазах их, они сподобляются видения откровений Его на высоте молитвы своей; и нет у них молитвы без слез. Это и означает сказанное Господом: Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Ибо от плача приходит человек к душевной чистоте. Поэтому Господь, сказав ибо они утешатся, не сказал, каким утешением. Ибо, когда инок сподобился с помощью слез перейти область страстей и вступить на равнину чистоты души, тогда встречает его такое утешение… Проливать слезы и плакать – это дарование бесстрастных. И если слезы временно плачущего и сетующего могут не только вести его к безмолвию, но и совершенно очистить и освободить ум его от страстной памяти, то что скажем о тех, которые со знанием день и ночь упражняются в сем делании?.. Все святые стремятся к сему входу, потому что слезами отверзается перед ними дверь для вхождения в страну утешения». Слезы умиления – признак любящего сердца, ибо когда человек достиг любви к Богу, то он обретает и дар светлых слез радости и истинного счастья: «Когда памятование о Боге возбудилось в уме его, тогда сердце его немедленно возбуждается любовью к Богу, и очи его обильно источают слезы. Ибо любви свойственно воспоминанием о любимом возбуждать слезы. А пребывающий в любви Божией никогда не лишается благодати слез, потому что никогда не имеет недостатка в том, что питает в нем память о Боге. Поэтому и во сне он беседует с Богом. Ибо любви свойственно производить что-либо подобное, и она есть совершенство людей в настоящей жизни». По своему личному опыту подвижнической жизни Исаак Сирин поясняет, что «слезы, приходящие во время молитвы, сладость слов, ниспадающая в сердце, язык, с любовью ненасытно повторяющий слова, не будучи в силах оставить их и перейти к следующим из-за наслаждения и частичной радости, которая иногда происходит при чтении, а также при размышлении, – все это и тому подобное суть вкушение вспоможения благодати Божией, которое неосознанно вкушается теми, кто трезвится в служении своем, для укрепления и преуспеяния души в добродетели, дабы она еще более преуспела в трезвении своем». По слову преподобного Исаака Сирина непрестанный плач рождается в человеке от трех причин: 1) «от изумления исполненными тайн прозрениями, которые на всякий миг открываются уму, слезы льются в изобилии без воли человека и без принуждения»; 2) «от любви к Богу, которая воспламеняет душу, и не может человек выносить эту любовь без постоянного плача, происходящего от сладости ее и наслаждения ею»; 3) «от великого смирения сердца». Если слезы умиления, рождающиеся от мистических прозрений, от любви к Богу и от глубокого смирения, являются радостными и светлыми слезами, то горькие слезы покаяния – признак сокрушенного сердца и «жгучих страданий» от сознания собственной греховности. Преподобный Исаак Сирин подчеркивает, что слезы – это дар Божий, они приобретаются через сознание собственного ничтожества и греховности, через воспоминание о величии Бога и Его смирении, а «если не обладаешь ты смирением сердца или сладким и жгучим страданием от любви к Богу, что является корнями слез, изливающих усладительное утешение в сердце, – тогда не оправдывайся ущербностью естества, или тем, что есть люди, у которых сердце по естеству вялое… Ибо где есть смирение сердца с рассудительностью, там невозможно человеку удерживать себя от плача, даже если не хочет он плакать – ибо вопреки воле его сердце его постоянно обуревается потоком плача по причине жгучего неудержимого страдания и сокрушения сердечного».
Преподобный Исаак Сирин – великий подвижник и исихаст, он поучает, что второе имя истинного монаха-отшельника – безмолвник, причем существует два вида безмолвия – внешнее и внутреннее: внешнее безмолвие – это хранение уст от многословия, а внутреннее безмолвие – это молчание ума и тишина сердца, мир и покой помыслов и чувств. Внутреннее безмолвие выше внешнего, но если человек не может обрести безмолвия ума и сердца, то пусть хотя бы обретет безмолвие уст: «Если не безмолвствуешь сердцем, безмолвствуй, по крайней мере, языком». «Больше всего возлюби молчание, потому что оно приближает тебя к плоду; язык же не в силах изобразить его. Сначала будем принуждать себя к внешнему молчанию, и тогда от этого молчания родится в нас нечто, приводящее к самому внутреннему молчанию. Да даст тебе Бог ощутить нечто, рождаемое молчанием! Если ты начнешь эту жизнь, то не могу и сказать, сколько света воссияет тебе от нее. Не думай, брат, что, как рассказывают о чудном Арсении, когда посетили его отцы и братья, приходившие повидаться с ним, а он сидел с ними молча и в молчании отпускал их от себя – что все это делал он совершенно добровольно и что только вначале он принуждал себя к этому. От упражнения в этом делании со временем рождается в сердце некая сладость и принуждает тело пребывать в безмолвии… Молчание способствует безмолвию. Как же это? Живя в многолюдной обители, невозможно не встречаться нам с кем-нибудь. И равноангельный Арсений, который больше всего любил безмолвие, не мог избежать этого… И поскольку он понял, что невозможно ему по причине места, в котором он жил, удалиться от сближения с людьми и монахами, обитавшими в тех местах, тогда благодать научила его этому образу жизни – непрерывному молчанию. И если когда по необходимости кому-либо из них отворял дверь свою, то они радовались только лицезрению его, тогда как словесная беседа и потребность в ней стали для них излишними». В «Словах подвижнических» Исаак Сирин приводит в пример не только авву Арсения Великого, который «ради Бога ни с кем не беседовал ни о пользе душевной, ни о чем другом», «избрав молчание и безмолвие и… среди моря настоящей жизни беседовал с Божественным Духом и в величайшей тишине переплывал его на корабле безмолвия», но языческого философа, который взял себе за правило хранить молчание в течение нескольких лет и не нарушил обет даже под угрозой смертной казни: «Посмотрим же на безбожных так называемых философов. Один из них положил себе в мысли своей законом — хранить молчание несколько лет. Император римский, удивленный этим слухом, захотел подвергнуть его испытанию. Поэтому приказал привести его к себе, и когда увидел, что он решительно молчит при всяком вопросе, какой ни предлагал ему, и не отвечает, разгневался на него, и велел предать смерти за то, что не уважил престола и венца славы его. Но философ не убоялся, а, напротив того, хранил закон свой и безмолвно готовился к смерти. Император же дал приказ исполнителям казни: «Если убоится меча и нарушит закон свой, умертвите его; а если устоит в своей воле, возвратите его ко мне живого». Итак, когда он приблизился к назначенному месту, и получившие приказание, нанося оскорбления, принуждали его нарушить свой закон и не подвергаться смерти, тогда рассуждал он: «Лучше в один час мне умереть и сохранить волю свою, ради исполнения которой столько времени подвизался, нежели быть побежденну страхом смерти, поругать свою мудрость и подвергнуться нареканию в боязливости при встретившейся крайности». И без смущения простерся он, чтобы принять усечение мечом. Донесено было о сем императору, император удивился и отпустил его с честью. Иные совершенно попрали естественное вожделение; другие легко переносили злословие; иные без скорби претерпевали жестокие болезни; а иные показали свое терпение в скорбях и великих бедствиях. И если они терпели это ради пустой славы и надежды, то не гораздо ли больше должны терпеть мы, монахи, призванные к общению с Богом? Сего и да сподобимся, по молитвам Пресвятой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии и всех, в поте подвига своего благоугодивших Христу! Ему подобает всякая слава, честь и поклонение со Безначальным Его Отцом и со Присносущным, Единоестественным и Живоначальным Духом ныне и во веки веков!».Жизнь в безмолвии и молитве ведет к пробуждению в отшельнике того «сокровенного сердца человека в нетленной красоте кроткого и молчаливого духа», о котором говорил апостол Петр в своем послании. Опираясь на мудрые наставления святителя Василия Великого, авва Исаак пояснял, что безмолвие уст, ума и сердца обретается через невидимую и многотрудную духовную борьбу со страстями, оно есть начало очищения души и пребывания с Богом и должно быт неразлучно с иноком как его тень, оно умерщвляет страсти и дарует сокровенную мудрость от Бога: «Как сказал святой Василий, светильник всего мира, «безмолвие есть начало очищения души». Ибо когда во внешних членах прекратятся внешний мятеж и забота о внешнем, тогда ум от внешних забот и парения возвращается в себя и успокаивается в себе, а сердце пробуждается к исследованию внутренних душевных мыслей. И если человек устоит в этом, приходит он понемногу в состояние шествовать к душевной чистоте… И если чистота есть не что иное, как удаление от несвободного образа жизни и оставление его привычек, то как и когда пожелает очиститься душой тот, кто, своим ли действием, или чьим-либо чужим, постоянно обновляет в себе память о старых привычках? .. Если сердце ежедневно оскверняется, когда очистится оно от скверны? И если человек не в силах противостоять воздействию внешней силы, не тем ли более не сможет он очистить сердце, когда стоит среди воинского стана и ежедневно ждет известий с поля брани?.. Если же удалится от этого, то может постепенно прекратить первоначальные внутренние волнения… Когда придет человек в безмолвие, тогда душа может различать страсти и разумно изыскивать свою собственную мудрость. Тогда и внутренний человек пробуждается на духовное дело и день ото дня все более ощущает сокровенную мудрость, произрастающую в душе его… Безмолвие умерщвляет внешние чувства и воскрешает внутренние движения. А занятие внешним производит противоположное этому – возбуждает внешние чувства и умерщвляет внутренние движения».
Святой Исаак Сирин говорил монахам – «любите всех, но удаляйтесь от всех», он напоминал, что заповедь Евангелия о любви к Богу, ближним и даже врагам исполняется монахами через молитву за весь мир – через отрешение от мира ради Бога монахи обретают истинную любовь к Богу и ближним – любовь к образу Божиему в человеке, через бегство от людей монах научается любить людей и молиться за них всем сердцем: «Та заповедь, в которой сказано «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем умом твоим больше всего мира и материи и всего материального», бывает исполнена, когда ты терпеливо пребываешь в безмолвии своем. И заповедь о любви к ближнему заключена в нем же. Хочешь ли, по евангельской заповеди, приобрести в душе твоей любовь к ближнему? Удались от него, и тогда возгорится в тебе пламя любви к нему, и радоваться будешь при лицезрении его, как при видении светлого ангела. Хочешь ли также, чтобы жаждали твоего лицезрения любящие тебя? Имей свидание с ними только в определенные дни. Опыт – поистине учитель для всех». Преподобный Серафим Саровской наставлял: «Стяжи дух мирен, и вокруг тебя спасутся тысячи». За более чем тысячу лет до жизни Серафима Саровского, святой Исаак Сирин возвещал, что монашество – это высшее служение человечеству, ибо монахи молятся за весь мир и хранят вселенную своими молитвами, молитва – выше всех мирских добродетелей и всякого чудотворства, она выше всех знамений и воскрешения мертвых, ибо через веру и молитву обретается спасение души и Богопознание, а многие люди, живущие в миру и прославившиеся чудесами и учительством, но не заботясь о душе своей впали в искушение и стали немощны в вере и ревности по Богу, утратили надежду на Вседержителя и так и не очистились от страстей: «Многие совершали чудеса, воскрешали мертвых, трудились в обращении заблудших и творили великие знамения; руками их многие были приведены к Богопознанию. И после всего этого сами они, оживотворявшие других, впали в мерзкие и гнусные страсти, умертвили самих себя и для многих сделались соблазном… потому что они были еще в душевном недуге и не заботились о здравии душ своих, но пустились в море мира сего исцелять души других, будучи еще сами немощными, и утратили для душ своих надежду на Бога. Ибо немощь их чувств была не в состоянии встретить и вынести пламя того, что обычно приводит в возбуждение лютость страстей». Преподобный Исаак Сирин не отрицал необходимости добрых дел, но указывал на то, что прежде чем поучать и исцелять других, необходимо обрести духовное здравие самому – позаботиться о душе своей, ибо если слепой поведет слепца, то оба они попадут в яму: «Прекрасное дело – учить людей добру и постоянной заботой приводить их от заблуждения к познанию истины. Это путь Христа и апостолов, и он весьма высок. Но если человек при таком образе жизни и частом общении с людьми чувствует, что совесть его слабеет при воззрении на внешнее, безмолвие его нарушается и знание его помрачается… и что, желая врачевать других, губит он свое собственное здоровье и, оставляя собственную свободу воли своей, приходит в смятение ума, то пусть он… возвратится вспять, чтобы не услышать от Господа сказанного в пословице: Врач, исцели самого себя. Пусть осуждает он себя и следит за своим здоровьем, и вместо чувственных слов его пусть будет поучительной его добродетельная жизнь, и вместо звука из уст его пусть учат дела его. И когда узнает, что душа его здорова, тогда пусть приносит пользу другим и исцеляет их своим здоровьем. Ибо когда будет вдали от людей, тогда может больше сделать им добра ревностью о добрых делах, чем мог бы сделать словами, когда он еще сам немощен и больше, чем они, нуждается в исцелении. Ибо если слепой поведет слепого, оба они упадут в яму».
Для преподобного Исаака Сирина внутренняя жизнь с Богом и молитва важнее, чем все чудеса и знамения, благотворительность и миссионерство, а опираясь на рассуждения святителя Григория Богослова, он напоминал, что очищение души – выше, чем богословствование о Боге: «Бездейственность безмолвия возлюби больше, чем насыщение алчущих в мире и приведение многих народов к Богу. Лучше тебе самого себя разрешить от уз греха, нежели рабов освобождать от рабства. Лучше тебе примириться с душой твоей в единообразии тройственного состава – тела, души и духа, – чем учением своим умиротворять разномыслящих. Ибо, как говорит Григорий, «хорошо богословствовать ради Бога, но лучше для человека очищать себя для Бога»… Полезнее для тебя позаботиться о том, чтобы мертвость души твоей по причине страстей воскресить устремлением помыслов твоих к Богу, нежели воскрешать мертвых». В своих писаниях авва Исаак провозглашает, что благотворительность и миссионерство – это служение Богу людей, живущих в миру, а дело иноков и отшельников – молиться за мир и очищать душу свою, ограждать уста безмолвием и стоять на страже сердце своего, следя за каждым помыслом, дабы не осквернилась душа грехом хотя бы и в мыслях своих, ибо призвание монаха уподобиться Ангелам, а святые Ангелы не имеют грешных помышлений: «выполнять обязанности любви, доставляя телесный покой, есть дело людей мирских, а если и монахов, то несовершенных, не пребывающих в безмолвии, или таких, которые сочетают безмолвие с братским единодушием и которые непрестанно входят и выходят. Для таких людей это дело прекрасно и достойно удивления. Но те, которые поистине избрали для себя удаление от мира и телом, и умом… не должны служить деланием чего-либо материального и праведностью дел явных… Скорее, по слову Апостола, умерщвлением земных членов своих они должны приносить Христу чистую и непорочную жертву помыслов, первый плод возделывания самих себя и скорбь тела своего в терпении опасностей ради будущей надежды. Ибо монашеская жизнь равна ангельской. И не подобает нам, оставив небесное делание, держаться житейского». По рассудительному суждению Исаака Сирина все христиане призваны совершать дела милосердия – быть милостивыми как возвещал Сам Христос, и только тот монах не обязан подавать милостыню, который «не имеет ничего на земле, не занимается телесным, не думает ни о чем видимом, не заботится о каком-либо приобретении», ибо милостыня отшельника и пустынножителя – это его непрестанная и сердечная молитва за мир. Если милостыня отшельников есть молитва за мир, то монахи, живущие в общежитии обязаны подавать милостыню и заботиться о каждом нуждающемся и обездоленном, помогать всем страждущим по образу Христа, ведь только милующие помилованы будут Богом в неведомый час Страшного Суда, а все мстительные, завистливые и злые – пойдут в муку вечную: «Блаженны милостивые, ибо они помилованы» будут не только там, но – таинственным образом – и здесь. Ибо какая еще милость может быть выше того, чтобы, когда человек проникнется состраданием к ближнему и примет участие в его страдании, Господь наш сам избавлял его душу от мрака страстей, который есть мысленная геенна, и приводил ее к свету жизни, наполняя ее наслаждением?.. И когда в твоей власти избавить страждущего от зла, не пренебрегай этим. Я не говорю, что ты должен идти и ввергать себя в подобную деятельность, когда такое происходит вдали от тебя, ибо дела подобного рода не принадлежат твоему образу жизни. Но когда что-то такое происходит прямо рядом с тобою и в твоих силах помочь страждущему… тогда берегись, чтобы не стать тебе виновным в крови страждущего, если не приложишь усилия для избавления его… Будь не мстителем, но избавителем. Будь не искателем чужих ошибок, но миротворцем. Будь не предателем, но мучеником. Не обличай, но защищай. Молись Богу о грешниках, чтобы они были помилованы». Как подвижник с милующим сердцем авва Исаак был убежден, что внутренне милосердие важнее внешнего – милостыню можно подавать с тайным ожесточением, гордыней и презрением к страждущему в сердце своем, а если мы обрели внутреннее милосердие, то мы стали близки Богу: «Пусть у тебя всегда берет перевес милостыня, пока в самом себе не ощутишь того милосердия, которое имеет Бог по отношению ко всему миру. Наше милосердие пусть будет зеркалом, чтобы видеть нам в себе самих то подобие и тот истинный образ, который по естеству принадлежит Божией сущности. Этим и подобным ему будем просвещаться для того, чтобы нам с просветленным умом приближаться к Богу. Сердце жестокое и немилостивое никогда не очистится. Милостивый человек есть врач своей души, потому что он, словно сильным ветром, изгоняет изнутри самого себя мрак страстей». «Кто защищает обиженного, тот поборником себе обретает Бога. Кто руку свою простирает на помощь ближнему своему, тот в помощь себе приемлет Божию мышцу. Кто обвиняет брата своего в пороке его, тот обвинителя себе обретает в Боге. Кто исправляет брата своего в клети своей, тот исцеляет собственный свой порок; а кто обвиняет кого-либо пред собранием, тот увеличивает болезненность собственных своих язв. Кто втайне врачует брата своего, тот явною делает силу любви своей; а кто срамит его перед глазами друзей его, тот показывает в себе силу зависти. Друг, обличающий тайно, - мудрый врач, а врачующий пред глазами многих – в действительности есть ругатель. Признак сострадательности – прощение всякого долга, а признак злого нрава – препирательство с согрешившим. Кто делает вразумление с целью сделать здравым, тот вразумляет с любовью; а кто домогается мщения, в том нет любви. Бог вразумляет с любовью, а не отмщает (да не будет сего!); напротив того, имеет в виду, чтобы исцелел образ Его, и не хранит гнева до времени. Этот вид любви есть следствие правоты и не уклоняется в страсть мщения». Преподобный Исаак Сирин особенно подчеркивает, что духовная и евангельская любовь к ближнему – самоотверженная и жертвенная любовь, воспетая апостолами Иоанном и Павлом, рождается в сердце из любви к Богу, ибо духовно возлюбить человека – значит прозреть в нем образ Божий, но такая просветленная любовь достигается через безмолвие и подвижническую жизнь, она рождается из очищенного сердца и безмолвного ума: «Кто обладает безмолвием и собеседованием знания, тот легко и быстро достигнет любви Божией, а посредством любви к Богу приблизится он и к совершенной любви к людям. Никогда человек, не удостоившись прежде усладительной и опьяняющей любви к Богу, не бывает способен приблизиться к просветленной любви к людям… Прийти от труда и борьбы с помыслами к просветленной любви к людям, и отсюда уже подняться к любви к Богу – такого в достичь в этой жизни, прежде исхода из мира, как бы кто ни боролся, невозможно. Посредством заповедей и рассудительности возможно человеку подчинить свои помыслы и очистить свою совесть по отношению к людям, и он даже может делать для них добрые дела. Но что он не сможет достичь просветленной любви к людям посредством борьбы, в этом я убежден: нет никого, кто достиг бы ее так, и никто не достигнет этой цели таким путем в настоящей жизни. Без вина не пьянеет человек, и не бьется радостно сердце его; а без опьянения в Боге никто не обретет естественным образом добродетель, которая не принадлежит ему». По слову преподобного Исаака Сирина евангельская и просветленная любовь уподобляет нас Богу, любящему равным образом грешников и праведников: «Но кто удостоился вкушения божественной любви, тот из-за сладости ее обычно забывает все… Душа его с радостью приближается к просветленной любви к людям, не делая различия между ними; он не побеждается их слабостями и не смущается… Итак, ты видишь, что благодаря одним лишь заповедям не обретается совершенная любовь к людям». Преподобный Исаак Сирин поясняет, что этот путь обретения любви к ближним уготован Богом не для людей, живущих в миру, а для тех, кто избрал иноческую жизнь и отречение от мира, кто приближается к Богу через уединение и безмолвии, ибо каждый христианин призван являть деятельную любовь к Богу и ближним: «Веселись с веселящимися и плачь с плачущими, ибо это – признак чистоты. Больным соболезнуй, с грешными плачь, с кающимися радуйся. Будь дружен со всеми людьми, но мыслью своей пребывай один. Принимай участие в страданиях всякого, но телом своим будь далеко от всех. Никого не обличай, не поноси, даже и тех, кто живет крайне плохо. Распростри одежду свою над согрешающим и покрой его. Если не можешь взять на себя грехов его и понести за него наказание и позор, то будь, по крайней мере, терпелив и не укоряй его. Не спорь с людьми из-за пищи. Не ненавидь из-за того, что тебе не оказали чести. Не люби судить. Знай, брат, что для того и надо не выходить из дверей келлии, чтобы не знать злых дел человеческих; и тогда, видя всех людей святыми и добрыми, достигнешь ты чистоты ума».
Святой Исаак Сирин говорил, что монашество – это путь восхождения к Богу, а иноческий обет – это завет, заключенный между Творцом и иноком, обещание Богу отречься от мира и всего мирского, бороться со страстями и очистить сердце свое, бороться с демонами постом и молитвой и стать истинными сынами Божиими: «Ибо человек, когда приходит к Богу, заключает с Богом завет воздержания от всего этого, а именно обещает не засматриваться на лица женщин, не смотреть на красивые вещи, на великолепных людей и их роскошь, на хорошо одетых людей и их наряды, не смотреть на общество мирских людей, не слушать их слова и не любопытствовать о них… Тем и отличаются сыны Божии от прочих, что живут они в скорбях, а мир веселится в наслаждении и покое. Но не благоволил Бог, чтобы возлюбленные его покоились, пока они в теле, но более захотел, чтобы они… пребывали в скорби, тяготе, трудах, скудости, наготе, одиночестве, нужде, болезни, унижении, оскорблениях, сердечном сокрушении, утружденном теле, отречении от сродников, печальных мыслях; чтобы они имели вид иной, чем у всей твари, жилище не похожее на обыкновенное человеческое – жилище иноческое, которое безмолвно, незаметно для человеческого взгляда и лишено чего-либо увеселяющего в этой жизни. Иноки плачут, а мир смеется; они воздыхают, а мир веселится; они постятся, а мир роскошествует. Трудятся они днем, и ночью предаются подвигам в тесноте и трудах». В изображении преподобного Исаака Сирина монашеская жизнь – это мученичество ради венца святости и вечной жизни, это – взятие креста своего и следование за Христом, восхождение на небеса через личную Голгофу, вся земная жизнь монаха – самораспятие во славу Божию, а каждый истинный монах – подражатель страданиям Христовым: «Ты, подвижник и подражатель страданиям Христовым, подвизайся сам в себе, чтобы сподобиться тебе вкусить славу Христа. Ибо, если со Христом страдаем, то с Ним и прославимся. Ум не прославится с Иисусом, если тело не страдает с Ним». «Пока есть у тебя руки, простри их к небу в молитве, прежде чем руки твои упадут из-за ослабления суставов и, даже если захочешь поднять их, не сможешь. Пока есть у тебя персты, распни себя в молитве, прежде чем придет смерть и разрушит силу их сухожилий. Пока есть у тебя глаза, наполняй их слезами, прежде того часа, когда прах покроет твои черные одежды». В основе монашеской жизни лежат пост и молитва, подвиг воздержание и духовное делание, без которых невозможно восхождение к Богу: «Святой путь Божий и основание всех добродетелей есть пост, бдение, бодрствование в службе Божией, в распятии тела днем и ночью в противовес сладости сна. Пост – ограждение всякой добродетели, начало подвига, венец воздержных, красота девства и святости, светлость целомудрия, начало христианского пути, родитель молитвы, источник целомудрия и разума, учитель безмолвия, предшественник всех добрых дел. Как здоровым глазам свойственно стремление к свету, так и посту, соблюдаемому с рассудительностью, свойственно стремление к молитве… С этого начал и Спаситель, когда явился миру при Иордане. Ибо по крещении Дух извел Его в пустыню, и там Он постился сорок дней и сорок ночей. Подобным образом и все, выходящие вслед за Спасителем, на этом основании утверждают начало своего подвига». Преподобный Исаак Сирин пояснял, что пост и молитва сопровождают духовную жизнь христианина, через пост умерщвляются страсти и укрощается плоть, обретаются духовные дарования и укрепляется сила воли, дух побеждает чрево и молитва насаждается в сердце, но все внешние подвиги – это средство для обретения чистоты сердца и духовного совершенства. По слову аавы Исаака «есть три чина, которыми человек преуспевает: чин новоначальных, чин средний и чин совершенных. И кто в первом чине, у того, хотя образ мыслей наклонен к добру, однако же движение мысли бывает в страстях. Второй чин есть нечто среднее между состоянием страстным и бесстрастием: и десные, и шуии помыслы возбуждаются в человеке одинаково, и, как уже сказано, не перестает он вовсе источать и свет, и тьму. Если же прекратить ненадолго частое чтение Божественных Писаний и воображение в уме Божественных мыслей, представлением которых воспламеняется он к образам истины по мере сил своих, с внешним охранением, от которого рождаются и внутреннее хранение, и достаточное дело, то увлекается человек в страсти. Если же естественную горячность свою будет питать сказанным выше и не оставит искания, исследования и стремления к этому издалека, хотя и не видел сего, но, по указанию чтения Божественных Писаний, питает помыслы свои, и удерживает их от уклонения на страну шуюю, и не приемлет в себя под образом истины какого-либо дьявольского посева, а паче – с любовью хранит душу свою и будет просить Бога с терпением в притрудной молитве, то Бог Сам исполнит ему прошение его и отверзет ему дверь Свою, особливо за смирение его; потому что откровение тайн бывает смиренномудрым». В соответствии с тремя чинами иноческой жизни существуют три вида духовного делания: «Не одинаков по способу и цели труд для начальной, промежуточной и заключительной степени. Начальная степень предполагает труд со многим молитвословием и является только умерщвлением тела посредством усиленного поста. На промежуточной степени эти делания уменьшаются, и усердие в них заменяется на усердие в других деланиях, труд чтения и особенно коленопреклонение. На третьей степени уменьшается усердие в том, что относится к предыдущей степени, и человек трудится в размышлении и молитве сердца. Не так, чтобы на каждой из этих степеней полностью оставлялись труды предыдущей степени, но изменяются способ и цель трудов: усердие в них измеряется соответственно тем различиям, которые свойственны им, и соответственно их вкусу; и от внешнего движутся они к внутреннему. Слушай, как это происходит: к средней степени относится псалмопение и труд поста; но это уже не делается без рассудительности или непоследовательно, как случается с чином новоначальных. Подобным же образом даже на степени совершенства остаются чтение, труд коленопреклонений и псалмопение, но более важным, чем они, является постоянное размышление о домостроительстве Божием и сокровенная молитва, поскольку нет более нужды в большом количестве прежденазванного и поскольку, упражняясь в этом лишь совсем недолго, человек бывает восхищен в изумление и пребывает в нем». По воззрению преподобного Исаака Сирина монашество – это путь духовного восхождения на вершины Богопознания, это – отречение от мира и его соблазнов ради того, чтобы пребывать наедине с собой и Богом, это – внешний аскетический подвиг, ведущий к внутреннему Богомыслию и очищению сердца, молчанию уст и ума, это – трудничество во славу Божию и подвиг жертвенной любви к Всевышнему, через который обретается истинная и просветленная любовь к людям – к живым, усопшим и нерожденным, к праведным и грешным, это – углубленное изучение Священного Писания и молитва за весь мир, превосходящая все мирские добродетели, как сияние солнца превосходит сияние луны.
По слову преподобного Исака Сирина: «Непрестанное изучение Писания – свет для души, потому что оно указывает душе полезные напоминания о том, чтобы остерегаться страстей, пребывать в любви к Богу и в чистоте молитвы, и также начертывает пред нами мирный путь по следам святых». Святой Исаак Сирин не мог жить не только без молитвы и Богомыслия, но и без чтения Священного Писания – он всем сердцем любил Слово Божие и говорил о том, что если мы действительно любим Бога, то не проживем ни дня без изучения Библии. Более всего святого Исаака Сирина удивляли люди, которые говорили, что в исследовании Священного Писания нет никакого смысла и не понимали какую великое духовное благо приносит чтения Слова Божиего: «Удивляюсь я также людям, которые, когда видят человека, трудящегося в чтении Святых Писаний и усердно изыскивающего смысл их, постоянно пребывающего в собеседовании с этими и подобными размышлениями на тему сокровенного служения, говорят ему некое весьма грубое слово, безвкусное и безумное, вроде: «Сколько бы ни читал ты и ни трудился, труд твой бесполезен». Особенно же удивляюсь я тем, которые говорят что-либо вроде: «Какой смысл в этих исследованиях, и какая польза для тебя праздно проводить время в изыскании смысла Писания и тому подобного? Делом надо заниматься! Если мы исполняем то, что знаем, нам не нужно целыми днями корпеть над Писаниями и заниматься другими подобными вещами». Не понимают они, что говорят, и не знают, что именно это – то есть чтобы ум человека был наполнен мыслью о божественном домостроительстве и постоянной памятью о нем благодаря восхитительной мысли, посеянной в уме чтением Писания и поиском его сокровенного смысла – это самое и есть настоящее дело и исполнение всех заповедей Господа нашего». Ибо упражняться только в телесных подвигах – значит идти путем мирян и быть на их уровне. Но тот, у кого память постоянно связана с Господом нашим посредством чтения и молитвы, кто доискивается той цели, к которой направлены движения разума, утешение и надежда на сокровенное, кто посредством этого обуздывает ум свой, дабы не блуждал среди страстей, а также посредством наслаждения собеседования с Богом – такой человек преуспел во всех добродетелях и достиг всецелого совершенства без какого-либо недостатка. Все же прочие, кто – каждый в свою меру – исполняет те или иные добродетели, находятся ниже этого человека на пути исполнения заповедей. Мы же возрадуемся и возблагодарим Бога за то, что удостоились хотя бы на малое время возможности избежать болтовни и разговора со страстями, хотя с целью борьбы мы можем быть заняты ими; ибо мы оказываемся хотя бы на один миг благодаря собеседованию с каким-либо прекрасным размышлением превыше борений и размышления о состязаниях со страстями и об образах страстей. А без постоянного чтения в безмолвии, без мысли о Боге, без поиска сокровенного смысла и без молитвы приобрести это невозможно. Чтение есть источник и родитель молитвы; оба они к любви Божией переносят нас. И, подобно меду в сотах, изливается в сердце наше сладость любви этой постоянно; и ликует душа наша от того вкуса, который изливают в сердце наше сокровенное служение и чтение. Кто когда-либо познал то пламя, которое охватывает сердце благодаря этому? Если хранение сердца намного важнее, чем что бы то ни было, оно никоим образом не может появиться благодаря борениям и ухищрениям, но только благодаря собеседованию с Богом. Поэтому блаженны те, кто удостоился этого, ибо, соединившись с Господом нашим в мысли сердечной и полноте ума, благодаря постоянной памяти о Нем удостоились они избежать собеседования и разговора со страстями, возжелав одного лишь собеседования с Богом. Постоянное чтение с прекрасными размышлениями, исследованием и поиском тайн – все это есть прекрасное собеседование с Богом». Для святого Исаака Сирин чтение Слова Божиего есть опыт Богообщения – таинственной встречи с Богом, оно должно сопровождаться верой и благоговение, отречением от греховной жизни и жаждой жить по заповедям Евангелия, а кроме Библии, он советовал читать сочинения святых отцов Церкви на догматические и нравственно-аскетические темы: «Весьма возвышен и велик… труд чтения. Ибо оно есть дверь, через которую входит ум в божественные тайны и приобретает силу для достижения просветленности в молитве. И омывается он радостью, блуждая по деяниям домостроительства Божия по отношению к людям; ибо эти деяния заставляют нас непрестанно пребывать в изумлении, и от них размышление тоже получает силу, что является плодом того подвижничества, о котором мы говорим. От них просветляется и усиливается молитва, взяты ли они из духовных писаний или из произведений великих учителей Церкви, посвященных домостроительству или научающих тайнам подвижничества… Ибо без чтения невозможно уму приблизиться к Богу: оно охватывает мышление и на всякий миг направляет его к Богу; оно омывает его от помышлений этого материального мира и заставляет его постоянно пребывать превыше плоти. Нет другого труда, благодаря которому человек больше преуспевает, если только он читает ради истины». Как духовно-опытный подвижник и руководитель иноков святой Исаак Сирин рекомендует читать Священное Писание, святоотеческую литературу и жития святых, дополняя чтение Богомыслием и молитвой, чтобы мысли, почерпнутые из Священного Писания, наполняли ум и возвышали его до молитвы:«Часто, и не зная сытости, читай в книгах учителей о Промысле Божием… Читай Евангелие, завещанное Богом к познанию целой вселенной… Чтобы заменить одну беседу другой, занимайся чтением Писания, открывающим тебе пути тонкости созерцания, и житиями святых… И когда станешь на молитву и на правило свое, то вместо размышления о том, что видел и слышал в мире, найдешь в себе размышление о божественных Писаниях, которые прочел… Это и означает написанное, что душа приемлет помощь от чтения, когда встанет она на молитву, а от молитвы просвещается в чтении… Чтением душа просвещается, чтобы всегда молиться неленостно и без смущения». Преподобный Исаак Сирин называл чтение Священного Писания источником молитвы и подчеркивал, что круг чтения монаха должен быть ограничен Библией и духовно-аскетической литературой, а если монах начинает читать книги, не связанные с его подвижнической жизнью, то рассеивается умом и не может достичь чистой молитвы: «После того, как Бог удостоил тебя дара безмолвия, так что ты живешь наедине, не твое дело блуждать по многим книгам. Не благодаря многой учености или различным книгам происходит просветление, но благодаря попечению о молитве. Какая польза в познании многих книг и в их истолковании для сосредоточения ума и чистоты в молитве? Поистине, всякий отшельник, который, оставив мирской образ жизни, читает какую-либо книгу, кроме книг об отшельническом образе жизни, будь то научную или светскую, прежде всего упускает цель отшельнического пути, а затем ум его отвлекается в сторону, дабы находить в таких книгах удовольствие. Даже если они ведут тебя на небо, не полезно тебе читать эти книги, за исключением тех, что говорят об образе жизни странников. Достаточно книг Нового Завета и тех, которые говорят об отшельническом образе жизни, то есть о совершенстве знания и просветлении ума. После же того, как ты достиг хотя бы малой степени просветления , читай – и не потерпишь вреда». Как проницательный аскет, понимающий, что всякая полемическая литература – пускай и богословская – может нарушить мирный и молитвенный дух монаха, святой Исаак Сирин предупреждал инокам, что «не всякое писание полезно», а только те книги, которые способствуют их духовному преуспеянию в молитве, аскезе, Богопознании и добродетели, поэтому монахам «следует сохранять себя от чтения книг, которые подчеркивают различия между религиозными мнениями с целью, так сказать, их опровержения, ибо это то, что еще более вооружает против души дух богохульства». По рассуждению Исаака Сирина круг монашеского чтения – это Библия, духовно-аскетическая литература и жития святых, это – книги, учащие борьбе со страстями, смирению, надежде на благость Промысла Божиего и молитве, а вся иная литература – книги по риторике и философии, но стихосложению и истории – не принесет душе монаха пользы, но может принести ущерб его душе: «Что же касается прочего, то всякое существующее чтение нанесет ему ущерб, помрачит разум и отвлечет его от стремления к Богу; помрачение и уныние принесет оно ему во время службы и молитвы». Опираясь на свой колоссальный опыт подвижнической жизни, преподобный Исаак Сирин говорил, что даже догматические произведения святых отцов Церкви не всегда полезны монахам – особенно тем, у которых не очищен ум, а потому лучше всего прежде сосредоточить все свое внимание на изучение духовно-аскетической и нравственной литературы – чтение должно соответствовать духовному уровню человека, его образу жизни и призванию: «Есть люди, которым даже чтение о делах домостроительства Божия не приносит никакой пользы и не помогает. По большей части они даже еще более помрачаются, потому что им гораздо необходимее чтение о том, как усмирять страсти. Каждый человек получает пользу от чтения, соответствующего его уровню, обретает помощь и преуспевает благодаря такому чтению».
В сочинениях Исаака Сирина содержатся указания на то, как монаху следует заниматься чтением в келье: «Занимайся чтением в безмолвии, чтобы ум твой всегда возводим был к чудесам Божиим… Чтение твое да будет в невозмущаемой ничем тишине». Первое условие чтения Священного Писания – эти тишина, чтобы помыслы утихли и ум сосредоточился на Слове Божием – стал спокойным как умиротворенное море, второе условие – благоговение и страх Божий, ибо приступая к чтению Библии, мы приступаем к беседе с Самим Творцом, пред Которым трепещут Херувимы и Серафимы, а третье условие – молитва: «К словам таинств, заключенным в божественном Писании, не приступай без молитвы и испрашивания помощи у Бога, но говори: «Дай мне, Господи, принять ощущение заключающейся в них силы». Молитву считай ключом к истинному пониманию сказанного в божественных Писаниях». Для преподобного Исаака Сирина усердное и благоговейное чтение Священного Писание есть выражение любви к Богу и жажда Богопознания, оно – родник молитвы и учитель Богомыслия, утешение в скорбях и хранение ума и сердца от страстей и лжеучений, постижение сокровенного смысла в словесах мудрости и погружение ума в безбрежное море тайн премудрости Господней. «Когда помыслы погружаются в услаждение постижением сокровенной в словесах премудрости, тогда человек, благодаря силе, которой извлекает из них просвещение, оставляет позади себя мир, забывает все, что в мире. И изглаждает в душе все воспоминания, все действенные образы овеществления мира, а нередко уничтожает самую потребность обычных помыслов, посещающих природу. Самая душа пребывает в восторге при новых представлениях, встречающихся ей в море тайн Писания. И опять, если ум плавает на поверхности вод, т. е. моря Божественных Писаний, и не может проникнуть своею мыслию Писания до самой глубины, уразуметь все сокровища, таящиеся в глубине его, то и сего самого, что ум занят рвением к уразумению Писания, достаточно для него, чтобы единым помышлением о досточудном крепко связать свои помыслы и воспрепятствовать им, как сказал некто из богоносных, стремиться к естеству телесному, тогда как сердце немощно и не может вынести озлоблений, встречающихся при внешних и внутренних бранях». Цель чтения Библии – постижение сокровенного смысла, таящегося за буквой Священного Писания, мистическое прозрение в суть Слова Божиего, которое подобно неожиданно явившемуся лучу солнца, наконец, слова и изречения Господни не могут не отозваться в сердце верующего человека – они сокрушают душу трепетом и воспламеняют ее любовью к Богу и желанием исполнять волю Вседержителя но это – свойственно только настоящим христианам, не обольщающимся соблазнам мира сего, но ищущим Царство Небесное и правду его. «Во всем, что встретится тебе в Писаниях, доискивайся цели слова, чтобы проникнуть тебе в глубину мысли святых и с большою точностью уразуметь оную. Божественной благодатью путеводимые в жизни своей к просвещению всегда ощущают, что как бы мысленный какой луч проходит по стихам написанного и отличает уму голые слова от того, что душевному ведению сказано с великою мыслию. Если человек многозначащие стихи читает, не углубляясь в них, то и сердце его остается бедным, и угасает в нем святая сила, которая при чудном уразумении души доставляет сердцу сладостнейшее вкушение. Всякая вещь обыкновенно стремится к сродному ей. И душа, имеющая в себе удел духа, когда услышит речение, заключающее в себе сокровенную духовную силу, пламенно приемлет содержание сего речения. Не всякого человека пробуждает к удивлению то, что сказано духовно и что имеет в себе сокровенную великую силу. Слово о добродетели требует сердца, не занимающегося землею и близким с нею общением. В человеке же, которого ум утружден заботою о преходящем, добродетель не пробуждает помысла к тому, чтобы возлюбить ее и взыскать обладания ею». Приступать к чтению Библии нужно только ради познания Истины, чтобы ум наш отрешился от всех мирских вещей и устремился к Богу, всякий помысел – обратился в Богомыслие и молитву, а сам человек стал подобен Ангелу, живущему на земле и славящему Бога: «Если человек будет упражняться в изучении божественных Писаний, то, занимаясь изысканием их смысла, пребывает нисколько не тревожимым страстями. Ибо при возрастающем и укореняющемся в нем понимании божественных Писаний бегут от него суетные помыслы, и ум его не может отстать от желания читать Писания или размышлять о прочитанном… Поэтому забывает он себя и свое естество и делается как бы человеком, который пришел в изумление, вовсе не помнит об этом веке, преимущественно занят мыслью о величии Бога и, погружаясь в это умом, говорит «Слава Божеству Его!» и еще «Слава чудесам Его!»… Обращаясь мыслью к этим чудесам и всегда им изумляясь, пребывает он в непрестанном опьянении и как бы уже вкушает жизнь по воскресении». По воззрению святого Исаака Сирина существует культура чтения Священного Писания – чтение Библии совершается со вниманием и сосредоточением ума, с благоговением и страхом Божиим в сердце, оно должно быть предварено молитвой и сопровождаться Богомыслием. Для того, чтобы понять Слово Божие нужно стяжать благодать Святого Духа молитвой и постом, верой и любовью, стремлением к добру и хранением от греха, а также проверять рассуждения свои творениями святых отцов Церкви. Преподобный Исаак Сирин таинственно возвещает, что на вершинах духовной жизни, когда человек становится храмом Святого Духа – таковыми были величайшие подвижники Церкви – сила Духа Божия действует в нем и «тогда вместо закона Писаний укореняются в сердце его заповеди Духа, и он тайно учится у Духа Божия, и, не имея нужды в помощи чувственного вещества».
Вся жизнь христианина есть духовная борьба с легионами падших Ангелов – демонов, теми поднебесными духами злобы, о которых писал апостол Павел. Опираясь на Библию и святоотеческую мудрость, святой Исаак Сирин говорил, что «Бог не дает великого дарования без великого искушения». По разъяснению митрополита Илариона Алфеева: «Сирийский термин nesyona, соответствующий греческому peirasmow, может быть переведен как «искушение», «испытание», «экзамен», «проверка», «проба»; родственное слово nesyana означает «опыт». Оба слова происходят от еврейского глагольного корня nsh, означающего – подвергнуть испытанию». На страницах Священного Писания описаны разные виды искушения: 1) Бог искушал Авраама для испытания его веры , Он испытывал Свой народ «в горниле страдания», чтобы узнать, что в сердце его, и испытывает «все глубины сердца» каждого человека; 2)дьявол искуси Адама и Еву, внушив им помысел вкусить запретный плод древа познания добра и зла, он искушал многострадального Иова и трижды искушал Иисуса Христа в пустыне; 3) человек может искушать Бога – народ израильский искушал Бога по неверию своему, Иисус Христа искушали законники и фарисеи, Анаия и Сапфира искушали Святой Дух; 4) существует вид искушения, когда человек сам «искушается, увлекаясь и обольщаясь собственной похотью» (Иак.1:14). В писаниях преподобного Исаака Сирина рассказывается о первых двух видах искушений – испытаниях человека от Бога и искушениях от дьявола, в первом случае – это испытание веры и проверка сердца человека, ниспосланная Богом для того, чтобы он более глубоко познал себя и обрел опыт и мудрость, во втором случае – искушение исходит от дьявола и есть соблазн, ибо дьявол жаждет ввергнуть человека в прелесть и погубить его душу, довести его до гордыни или отчаяния, дабы человек пережил «кораблекрушение веры» и отрекся от Бога, дошел до неверия и богохульства, потерял всякую надежду и разуверился в благости Промысла, проклял жизнь свою и впал в самые омерзительные и страшные грехи. Размышляя о том, как согласуются призывы Христа стойко переносить искушения и страдания с Его словами – «молитесь, чтобы не впасть в искушение», авва Исаак писал: «Молись, чтобы не впасть в искушение касательно веры. Молись, чтобы вместе с демоном богохульства и неверия не впасть в искушения самомнением твоего ума. Молись, чтобы, по Божию попущению, не впасть тебе в явное диавольское искушение по причине злых помыслов, которые помыслил ты в уме своем и за которые попускается на тебя искушение. Молись, чтобы не было отнято у тебя свидетельство чистоты, чтобы не быть тебе искушаемым пламенем греха. Молись, чтобы не войти тебе в искушение, оскорбив кого-либо. Молись, чтобы не войти тебе в искушения души посредством двоедушия и сомнения, которыми душа вводится в великое борение. А искушения телесные приготовься принимать от всей души и погружайся в них всеми своими членами; и очи свои наполняй слезами, чтобы Ангел-хранитель не отступил от тебя. Ибо вне искушений не усматривается Промысл Божий, невозможно приобрести дерзновение перед Богом, невозможно научиться премудрости Духа, невозможно, чтобы божественная любовь утвердилась в душе твоей. Прежде искушений человек молится Богу словно некто чужой. Когда же впадает в искушения по любви к Богу и не позволяет себе уклониться, тогда Бог становится как бы его должником и считает его Своим другом, потому что во исполнение воли Божией он вел борьбу с врагом Бога и победил его. Вот что значит сказанное: Молитесь, чтобы» не впасть в искушение. И опять, молись, чтобы в страшное дьявольское искушение не впасть тебе из-за твоей гордости, но за любовь твою к Богу да содействует тебе сила Божия и посредством тебя да победит врагов своих. Молись, чтобы в эти искушения не впасть тебе из-за порочности помыслов и дел твоих, но да искусится любовь твоя к Богу, и да прославится сила Его в терпении твоем». Рассуждая о том, зачем Господь ниспосылает испытания подвижникам Своим, святой Исаак Сирин говорит, что они посылаются с целью уврачевания недугов наших душ и для нашего духовного преуспевания в вере, мудрости и благочестии: «Искушение полезно всякому человеку. Ибо, если полезно было искушение Павлу, то да всяка уста заградятся, и повинен будет весь мир Богови (Рим. 3:19). Подвижники бывают искушаемы, чтобы присовокупить им к богатству своему; расслабленные – чтобы охранять им себя от вредного; погруженные в сон – чтобы приуготовиться им к пробуждению; далеко отстоящие – чтобы приблизиться им к Богу; свои Богу – чтобы веселиться им с дерзновением. Всякий необученный сын приемлет богатство из дома отца своего не в помощь себе. Поэтому-то Бог сперва искушает и томит, а потом показует дарование. Слава Владыке, Который горькими врачевствами приводит нас в возможность насладиться здравием! Нет человека, который бы не скорбел во время обучения; и нет человека, которому бы не казалось горьким время, когда испивает он яд искушений. Без них невозможно приобрести сильной воли. Но претерпеть искушения не в наших силах. Ибо как остановить течение воды сосуду из брения, если не укрепит его Божественный огнь? Если, во смирении прося с непрестанным желанием, покоримся Богу в терпении, то все приимем о Христе Иисусе, Господе нашем». По воззрению Исаака Сирина искушения посылаются от Бога для того, чтобы человек ощутил свою немощь и воззвал к Богу, почувствовал близость Божию и благость Промысла Его, утвердился в надежде на Бога и стал искусен в духовной брани, мудр, рассудителен и терпелив: «Когда Божественная благодать утвердит мысли его, чтобы во всем этом уповал он на Бога, тогда мало-помалу начинает он входить в искушения. И благодать попускает, чтобы насылаемы были на него искушения, соответственные его мере, чтобы понести человеку тяжесть их. И в сих искушениях ощутительно приближается у нему помощь, чтобы не страшился он, пока не обучится постепенно, и приобретет мудрость, и в уповании на Бога станет презирать врагов своих. Ибо умудриться человеку в духовных бранях, познать своего Промыслителя, ощутить Бога своего и сокровенно утвердиться в вере в Него – невозможно иначе, как только по силе выдержанного им испытания. Как скоро благодать усмотрит, что в помысле человека начало появляться некоторое самомнение и стал он высоко о себе думать, тотчас попускает, чтобы усилились и укрепились против него искушения, пока не познает свою немощь, не прибегнет к Богу и не прилепится к Нему со смирением. Сим приходит человек в меру мужа, совершенного верою и упованием на Сына Божия, и возвышается до любви. Ибо чудная любовь Божия к человеку познается, когда бывает он в обстоятельствах, разрушающих надежду его. Здесь-то Бог силу Свою показует в спасении его. Ибо никогда человек не познает силы Божией в покое и свободе; и нигде Бог не являл ощутительно действенности Своей, как только в стане безмолвия и в пустыне, в местах, лишенных разговоров и смятения, какие бывают у живущих с людьми. Не дивись, что, когда приступаешь к добродетели, отовсюду источаются на тебя жестокие и сильные скорби; потому что и добродетелью не почитается та, совершение которой не сопровождается трудностью дела. Ибо по сему самому, как сказал святой Иоанн, она и наименована добродетелью. «Добродетели обычно встречать затруднения; она достойна порицания, когда привязана к покою». Блаженный монах Марк сказал: «Всякая добродетель именуется крестом, когда исполняет заповедь Духа». Посему-то вси хотящии жити в страхе Господнем и о Христе Иисусе, гоними будут (2 Тим. 3:12). Ибо говорит Он: аще кто хощет по Мне ити, да отвержется себе, и возмет крест свой, и по Мне грядет (Мк. 8:34). Кто не хочет жить в покое, тот, погубив душу свою Мене ради, обрящет ю (Мф. 16:25). Для того предварил Он тебя и предложил тебе крест, чтобы ты определил себе смерть, и потом уже послал душу свою идти вослед Его». Христос сказал ученикам Своим, что в мире они будут иметь скорбь, ибо мир гнал пророков и побивал их камнями, не принял истинного Мессию – Сына Божиего, в значит, и всех христиан ожидают страдания, но многими скорбями нам надлежит войти в Царство Небесное, а если мы страдаем за Христа на земле, то с Христом и прославимся на небесах. Преподобный Исаак Сирин сравнивал земную жизнь с плаванием по многошумному и бурному житейскому морю, а горний Иерусалим – с тихой гаванью, он уподоблял подвижников ныряльщикам, которые пытаются найти драгоценную жемчужина на дне морском, подчеркивая, что сила и мера искушений возрастает по мере приближения человека к Богу и по мере духовного возрастания – искушения будут сопровождать нас до последнего вздоха, но верный Христу до конца обретет венец святости и вечной жизни: «Пока ты еще на пути ко граду Царствия, признаком приближения твоего ко граду Божию да будет для тебя усиление искушений, которые ты встречаешь. И чем более приближаешься и преуспеваешь, тем больше умножаются находящие на тебя искушения. А потому, когда на пути своем ощутишь в душе своей различные и более сильные искушения, знай, что в это время душа твоя поистине втайне вступила на иной, высший уровень, и что благодать умножилась в ней в том состоянии, в котором она находится, потому что соответственно величию благодати, в такой же именно мере, Бог вводит душу и в скорбь искушений».
По великой и неизреченной любви Своей Господь никогда не посылает человеку искушений сверх его силы – все искушения соразмерны нашим духовным силам, а через их преодоление мы обретаем опыт, мудрость и укрепляемся в вере и надежде на Бога: «Если душа в немощи и нет у нее достаточно сил для великих искушений, а потому просит, чтобы не войти в них, и Бог послушает ее, то знай наверняка, что, в какой мере не имеет душа достаточных сил для великих искушений, в такой же она недостаточна и для великих дарований, и как возбранен к ней доступ великим искушениям, так возбраняются ей и великие дарования. Ибо Бог не дает великого дарования без великого искушения. Соразмерно с искушениями определены Богом и дарования… Итак, по жестоким скорбям, посылаемым на тебя Божиим Промыслом, душа твоя постигает, какую честь приняла она от величия Божия. Ибо по мере печали бывает и утешение». «Не приходит искушение, если душа не примет сначала втайне того, что превышает ее прежнюю меру, и духа благодати. Об этом свидетельствуют искушения самого Господа и апостолов: им не было попущено войти в искушения, пока не приняли Утешителя. Кто приобщается к благу, тем свойственно терпеть и искушения, потому что искушения их смешаны с благом… И если это так, то благодать – прежде искушения ; тем не менее очевидно, что ощущение искушений для испытания свободы непременно предшествовало восприятию дарования. Ибо благодать никогда не входит в человека, пока он не вкусил искушений. Поэтому в действительности благодать приходит сначала, однако в ощущении чувств она медлит». По мысли аввы Исаака искушения ниспосылаемые от Бога – это искушениям к друзьям Божиим, которые смиренномудры, их цель не наказание, а преуспевание в духовной жизни: «Искушения, которые бывают от духовного жезла к преуспеянию и возрастанию души и которыми она обучается, испытывается и вводится в подвиг, суть следующие: леность, тяжесть в теле, расслабление членов, уныние, смущение ума, мысль о телесной немощи, временное пресечение надежды, омрачение помыслов, оскудение человеческой помощи, недостаток потребного для тела и тому подобное. От сих искушений человек приобретает и душу уединенную и сиротствующую, и сердце сокрушенное со многим смирением. И отсюда познается, что человек начал вожделевать Создателя. Промыслитель соразмеряет искушения с силами и потребностями приемлющих оные. С ними срастворены и утешение и нашествия, свет и тьма, брани и помощь, короче сказать – теснота и пространство. И это служит знаком, что человек при помощи Божией преуспевает». Искушения от дьявола как правило обрушиваются на гордых и бесстыдных людей, оскорбляющих Божие величие и благость, они разделяются на искушения духовные и телесные: 1) духовные искушения – это «отнятие силы мудрости, которую имеют люди, жгучее ощущение в себе блудного помысла», «скорая раздражительность, желание всегда настоять на своей воле, препираться на словах, порицать, превозношение сердца, совершенное заблуждение ума, хулы на имя Божие», «желание быть в общении и обращении с миром, непрестанно говорить и безрассудно пустословить, всегда отыскивать себе новости, а также и лжепророчества»; 2) телесные искушения – это «болезненные, присно пребывающие, запутанные, неудоборазрешимые приключения, всегдашние встречи с людьми худыми и безбожными; или человек впадает в руки насильников, или сердце его вдруг, и всегда без причины, приводится в движение страхом; или часто терпит он страшные, сокрушительные для тела падения со скал, с высоких мест и с чего-либо подобного; или, наконец, чувствует оскудение в том, что помогает сердцу Божественною силою и упованием веры; короче сказать, все невозможное и превышающее силы постигает их самих и близких им. Все это, нами изложенное и перечисленное, принадлежит к числу искушений гордости». В искушениях испытывается сердце человека и крепость его веры – праведники, любящие Бога, проходят искушения, очищаясь и возвышаясь как золото в горниле очищается от примесей, а грешники и лицемеры – хулят Творца, отчаиваются и утрачивают веру и надежду, они отступают от Бога и оскорбляют величие Его благости. Преподобный Исаак Сирин учил, что дьявол не может искушать людей без воли Бога Вседержителя – как правило лукавый князь мира сего истязает гордых и развращенных людей – Бог попускает это искушение, чтобы они ощутили оставленность Богом, пересмотрели свою жизнь, раскаялись и обратились к Творцу всем сердцем, но сатана может и «выпрашивать» у Бога искушения праведников – как многострадального Иова, которого Господь отдал на искушению дьяволу, ибо Иов был богобоязнен и праведен, мудр и рассудителен, он был крепок в вере и даже в момент самой страшной муки Богооставлености не разуверился в бытии и благости Бога, но мученически отстаивал свою праведность и веру в то, что Бог должен быть справедлив и милосерден, в богословском споре с друзьями своими, защищая возвышенное понимание Бога – истинное Богомыслие. По разъяснению аввы Исаака дьявол ополчается на людей четырьмя способами: 1) с первого момента вступления человека на путь подвижничества насылая на него тяжелые и сильные искушения, чтобы ввергнуть в пучину отчаяния и совратить с иноческого пути; 2) по своему змеиному коварству дьявол выжидает определенное время, пока первоначальная ревность в подвижнике остынет, и тогда приближается к нему с искушениями; 3) когда дьявол видит, что подвижник весьма преуспел в духовной жизни, то изощренно всевает в его душу помыслы гордыни, чтобы человек приписал свои достижения самому себе, превознесся сердцем и впал в прелесть; 4) дьявол искушает подвижника различными мечтаниями и блудными помыслами, внушая ему оставить монашеский образ жизни. Время земной жизни христианина – это время духовной борьбы с дьяволом и аггелами его, а в искушениях проверяется наша любовь к Богу и закаляется наша вера, поэтому без искушений невозможно преуспеть в вере, мудрости и добродетелях.
Самым тяжелым и страшным испытанием на пути к Богу является Богооставленность – состояние сопровождающееся помрачением ума и отчаянием, горьким чувством безнадежности. В подвижнической жизни периоды духовного подъема и радости от Богообщения сменяются периодами ощущения оставленности и печалью по Богу: «Во все времена и на всех этапах подвижнической жизни помощь и немощь поочередно присутствуют в человеке. Бывает, что воздвигаются в нем бури против целомудрия; бывает, что сменяются состояния радости и уныния. По временам бывают у человека светоносные и радостные состояния, но вдруг опять появляются туча и мрак… Такие же перемены переживает человек, который пребывает в служении Богу. Иногда ощущает он помощь от Божественной Силы, которая внезапно появляется в уме; иногда же испытывает он противоположное ощущение, цель которого – в том, чтобы осознал человек немощность естества своего…». По мысли преподобного Исаака Сирина период духовного упадка и ощущения Богооставленности попускается Богом, чтобы мы испытали свою немощь, обрели смирение и не впали бы в гордость, искали молитвенного общения с Всевышним. В своих писаниях авва Исаак поясняет, что чувство Богооставленности субъективно – Бог никого и никогда не забывает и не оставляет, Он благ и ближе нам, чем наше собственное сердце, но Господь попускает нам испытать это страшное и горькое чувство – предвосхищение адских мук, чтобы мы боялись навеки разлучиться с Богом и уповали не на себя, а на Создателя, взывали к Нему в молитвах днями и ночами, нравственно исправились и жили по Его святым заповедям, проявляли усердие в подвижнической жизни. По разъяснению митрополита Илариона Алфеева: «Богооставленность есть опыт всего человечества со времен грехопадения Адама. Она есть в равной мере опыт верующих и неверующих. Однако для верующих – это опыт временного отсутствия Бога, сменяющийся затем интенсивным ощущением присутствия, тогда как для атеиста это опыт постоянного и безысходного отсутствия. Атеист воспринимает отсутствие Бога как норму: хотя Бог не оставляет и не забывает его, он сам отрекается от Бога. Верующий, напротив, воспринимает ощущение отсутствия Бога как наивысшее и наиболее болезненное страдание: он не может смириться с отсутствием Бога и, хотя умом знает, что Бог не забыл о нем, душой и сердцем жаждет того, чтобы чувство присутствия вернулось к нему. Жизнь в Боге есть ощущение присутствия Божия, и когда это ощущение по каким-либо причинам нарушается, верующий человек не может успокоиться до тех пор, пока оно не вернется. В этом смысле Богооставленность является наивысшей мерой «кризиса» – суда, на котором верные отделяются от неверных. Опыт оставленности для каждого христианина имеет только два возможных исхода – либо умножение веры и приближение к Богу, либо «кораблекрушение в вере» и утрата Бога: из этого опыта можно выйти либо «другом Божиим», либо атеистом». По афористичному изречению Исаака Сирина: «Помраченная душа есть второй Ад, а просветленный разум – друг Серафимов». В момент Богооставленности человек имеет искушение хулить и проклинать Бога, это – страшное испытание, которое может закончиться утратой веры и сомнение в бытии Бога и благости Его Промысла: люди могут придти к мысли, «что Бог для них больше не существует, в то время как именно от Бога все это и происходит». По совету аввы Исаака в момент Богооставленности надлежит не гневаться на Бога и не проклинать Его, а вспомнить о Его благом Промысле и успокоится умом и сердцем: «Приблизься немного к Богу в испытаниях твоих посредством совести, о человек! Сознаешь ли ты, на Кого изливаешь гнев свой? Ты бы тотчас успокоился, если бы мудро помнил о сокровенном Промысле Его». Причиной Богооставленности может быть пренебрежение внешними формами молитвы и отсутствие благоговения и страха Божиего, недостаток терпения в скорбях и гордость, от которой рождается малодушие, а от малодушия – уныние, доходящее до отчаяния, а попускается эта скорбь Богом для того, чтобы человек обрел смирение сердца: «Когда угодно Богу подвергнуть человека большим скорбям, Он попускает впасть ему в руки малодушия. И оно порождает в человеке одолевающую его силу уныния, в котором ощущает он подавленность души, и это есть вкушение геенны; сим наводится на человека дух исступления, из которого источаются тысячи искушений: смущение, раздражение, богохульство, жалобы на судьбу, превратные помыслы, переселения из одного места в другое, и тому подобное. Если же спросишь, что является причиной всего этого, то скажу: твое нерадение, ибо ты сам не позаботился взыскать врачевство от этого. Врачевство же от всего этого одно… Это смирение сердца». Но страшную муку Богооставленности испытывают не только грешники, но и праведники – многострадальный Иов, у подвижников, живущих в уединении и безмолвии временами бывают периоды упадка духовных сил, помрачения ума и отчаяния, а причина этого – неисповедимый Промысел Божий: «В то время, как бываем в омрачении, не будем смущаться, особенно если причина этому не в нас. Приписывай же это Промыслу Божию, действующему по причинам, известным одному только Богу. Ибо в иное время душа наша задыхается и бывает как бы среди волн, и, читает ли человек Писание, совершает ли службу, во всяком деле, каким бы ни начал заниматься, принимает он омрачение за омрачением. Он оставляет молитву и не может даже приблизиться к ней. Он совершенно неспособен представить, что наступит изменение и он опять будет в мире. Этот час исполнен отчаяния и страха, надежда на Бога и утешение веры в Него совершенно отходят от души, и вся она всецело исполняется сомнения и страха». По слова святого Исаака Сирина Богооставленность – самое страшное из всех испытаний, которые выпадает на долю человека: «Что есть наказание? То, чтобы от этого впал ты в отчаяние из-за Богооставленности, родившейся от неверия твоего. Отчаяние же предаст тебя унынию, а уныние передаст тебя расслабленности, последнее же уведет тебя от надежды твоей. Из того, что может случиться с тобой, нет ничего хуже». По великой и неизреченной благости Господь не оставляет людей в Богоославленности и отчаянии на долгое время, иначе они могут утратить надежду, но чтобы выстоять в момент Богооставленности человек должен смирить себя и уповать на Бога, молиться и читать Священное Писание и книги святых отцов и учителей Церкви, а самое главное – быть стойким в вере и иметь терпение в скорбях. «В какой мере человек будет пренебрегать миром сим и ревновать о страхе Божием, в такой приближается к нему Божий Промысл, и втайне ощущает человек заступление Промысла, и к уразумению оного даются ему чистые помыслы. И если кто добровольно лишится мирских благ, то, в какой мере лишается он их, в такой же сопровождает его Божие милосердие и поддерживает его Божие человеколюбие. Слава Спасающему нас десными и шуими, и всем этим Доставляющему нам случай к обретению жизни нашей! Ибо и души тех, которые слишком слабы, чтобы по своей воле приобрести себе жизнь, скорбями невольными приводит Он к добродетели. И оный нищий Лазарь не по воле своей лишен был благ мира, и тело его поражено было язвами, и терпел он два горькие страдания, из которых каждое было хуже другого, однако же после почтен был на лоне Авраамовом. Бог близок к скорбящему сердцу того, кто к Нему вопиет в скорби. Если кого и подвергает Он иногда телесным лишениям и иным скорбям, то претерпение этого обращает нам в помощь, как и врач в тяжкой болезни восстановляет здравие сечением членов. К душе же скорбящего являет Господь великое человеколюбие, соразмерно тяжести страданий в скорби его. Поэтому, когда вожделение любви Христовой не столь победоносно в тебе, чтобы от радости о Христе быть тебе бесстрастным во всякой скорби своей, тогда знай, что мир живет в тебе более, нежели Христос. И когда болезнь, скудость, истощение тела и боязнь вредного для тела возмущают мысль твою и препятствуют радости упования твоего и попечению о Господе, тогда знай, что живет в тебе тело, а не Христос… И не говори, что нет человека, у которого бы ум совершенно возвышался над немощью, когда тело его обуревается искушениями и скорбями, и у которого бы любовью ко Христу препобеждалась печаль ума. Не буду приводить на память святых мучеников, чтобы самому не изнемочь пред глубиною их страданий. Умолчу о том, сколько терпение их, подкрепленное силою любви Христовой, препобедило великую скорбь и болезнь телесную. Оставим это и потому, что одно воспоминание о сем ввергает в скорбь человеческую природу и возмущает величием дела и чудесностью зрелища». По рассуждению аввы Исаака «временами искушение и временами утешение – и в таком состоянии пребывает человек до исхода своего», Богооставленность – это лютая зима духа, но как зима сменяется цветущей весной, так и отчаяние и скорбь сменяются утешением и радостью, а потому – мы должны не унывать и не падать духом в момент Богоославленности, но быть терпеливыми и хранить надежду на Бога: «Блажен, кто в надежде на благодать Божию претерпел уныние, являющееся сокровенным испытанием добродетели его и возрастания разума. Это подобно зимней тьме, которая вызывает рост сокровенного семени по мере разложения его под землей при резких переменах бурной погоды. После продолжительного ожидания плодов, когда это ожидание длится очень долго, человек отгоняет от себя уныние, чтобы оно не помрачало око души его из-за размышления о тех предметах, на которые направлен пристальный взгляд его; ведь некоторые из них обычно вызывают радость и прекрасное состояние разума. Ожидание его длится долго, и не скоро получает он ожидаемое. Ибо если не получает он скорого утешения в трудах, приходит он в отчаяние, подобно наемнику, которого лишили заработанной им платы… Эта холодность и такая тягость попускается на человека для испытания и искушения. Но если возбудит он себя и с горячностью и с малым себе принуждением оттрясет от себя все это, то приближается к нему благодать, как было прежде, и приходит к нему иная сила, в которой скрываются всякое благо и все виды помощи. И в изумлении дивится человек, припоминая прежнюю тягость и наступившую вдруг легкость и силу и представляя себе эту разницу и изменение, и то, как внезапно пришел он в такое состояние. И с этого времени умудряется и, если найдет на него подобная тягость, познает ее по прежнему своему опыту».
Высочайшее дело монаха и призвание всякого христианина – это молитва, беседа ума с Богом и занятие Ангелов, с которым не может сравниться ничто на земле: «Ничто так не угодно Богу и не досточестно в очах Ангелов, ничто так не смиряет сатану и не страшно для демонов, ничто так не заставляет трепетать грех и не возращает знание, ничто так не приводит к состраданию, не смывает грех, не помогает человеку приобрести смирение, не умудряет сердце, не подает утешение и не собирает ум, как постоянная молитва отшельника, преклоняющего колена к земле. Это гавань покаяния, в которую все собрание умилительных помыслов собрано со слезами, ибо это сокровищница силы, омовение сердца, путь чистоты, дорога откровений, лествица ума. Такая молитва делает ум подобным Богу, уподобляет его движения тем, что свойственны будущему веку. Она возмещает долг продолжительного небрежения в краткий срок. Она вмещает в себя различные и многообразные делания». По замечанию протоиерея Георгия Флоровского, святой Исаак Сирин очень возвышенно и широко понимание молитву – молитвой он называет всю совокупность действий, обращающих ум и сердце человека к Богу – всякое духовное размышление и Богомыслие, чтение Псалтыря и славословие, беседа с Богом и воззвание к Творцу – все это молитва, являющаяся основой духовной жизни христианина, источником и причиной всех благ. По определению преподобного Исаака Сирина «молитва есть прибежище помощи, источник спасения, сокровище упования, пристань, спасающая от треволнения, свет пребывающим во тьме, опора немощных, покров во время искушений, помощь в решительную минуту болезни, щит избавления от брани, стрела, изощренная на врагов». Молитва есть «свобода и упразднение ума от всего здешнего – сердце, совершенно обратившее взор свой к вожделению уповаемого в будущем». Задаваясь вопросом – «Почему все откровения от Бога происходят у святых во время молитвы?», авва Исаак отвечал: «Потому что нет времени более подходящего для чего-либо священного, чем время молитвы». «Во время молитвы созерцание ума устремлено к Единому Богу и к Нему направляет все свои движения, Ему от сердца, с рачением и непрестанною горячностью приносит моления. И посему-то в это время, когда у души бывает одно-единственное попечение, прилично источаться Божественному благоволению. И вот видим, что, когда священник приготовится, станет на молитву, умилостивляя Бога, молясь и собирая свой ум воедино, тогда Дух Святой нисходит на хлеб и на вино, предложенные на жертвеннике. И Захарии во время молитвы явился Ангел, и предвозвестил рождение Иоанна. И Петру, когда во время шестого часа молился в горнице, явилось видение, путеводствовавшее его к призванию язычников снисшедшею с неба плащаницею и заключенными в ней животными. И Корнилию во время молитвы явился Ангел и сказал ему написанное о нем. И также Иисусу сыну Навину глаголал Бог, когда в молитве преклонился он на лицо свое. И с очистилища, бывшего над кивотом, откуда священник о всем, что должно было знать, в видениях был от Бога тайноводствуем в то самое время, когда архиерей единожды в год, в страшное время молитвы, при собрании всех колен сынов Израилевых, стоявших на молитве во внешней скинии, входил во Святое святых и повергался на лицо свое — слышал он Божии глаголы в страшном и неизглаголанном видении. О, как страшно оное таинство, которому служил при сем архиерей! Но таковы и все видения, являвшиеся святым во время молитвы. Ибо какое другое время так свято и по святыне своей столько прилично приятию дарований, как время молитвы, в которое человек собеседует с Богом? В это время, в которое совершаются молитвословия, и моления пред Богом, и собеседование с Ним, человек с усилием отовсюду собирает воедино все свои движения и помышления и погружается мыслию в Едином Боге, и сердце его наполнено бывает Богом; и оттого уразумевает он непостижимое. Ибо Дух Святой, по мере сил каждого, действует в нем, и действует, заимствуя вещество из того самого, о чем кто молится; так что внимательностью молитва лишается движения, и ум поражается и поглощается изумлением, и забывает о вожделении собственного своего прошения, и в глубокое упоение погружаются движения его, и бывает он не в мире сем. И тогда не будет там различия между душою и телом, ни памятования о чем-либо, как сказал божественный и великий Григорий: «Молитва есть чистота ума, которая одна, при изумлении человека, уделяется от света Святой Троицы». Видишь ли, как уделяется молитва приходящим в изумление уразумением того, что рождается от нее в уме, по сказанному мною вначале сего писания и во многих других местах? И еще, тот же Григорий говорит: «Чистота ума есть воспарение мысленного. Она уподобляется небесному цвету, в ней во время молитвы просиявает свет Святой Троицы». Когда ум совлечется ветхого человека и облечется в человека нового, благодатного, тогда узрит чистоту свою, подобную небесному цвету, которую старейшины сынов Израилевых наименовали местом Божиим, когда Бог явился им на горе. Посему, как я говорил, дар сей и благодать сию должно называть не духовною молитвою, но порождением молитвы чистой, ниспосылаемой Духом Святым. Тогда ум бывает там – выше молитвы, и с обретением лучшего молитва оставляется. И не молитвою тогда молится ум, но бывает в восхищении, при созерцании непостижимого,- того, что за пределами мира смертных, и умолкает в неведении всего здешнего. Сие-то и есть то неведение, о котором сказано, что оно выше ведения. О сем-то неведении говорится: блажен постигший неведение, неразлучное с молитвою, которого да сподобимся и мы, по благодати Единородного Сына Божия. Ему подобает всякая слава, честь и поклонение ныне и присно и во веки веков!».
Преподобный Исаак Сирин полагал, что всем христианам надлежит петь Псалмы и церковные песнопения, молиться покаянными мольбами святых и размышлять о Боге, славить Творца своего и воспевать Его несказанное величие: «Нет ничего, что препятствовало бы тебе во всей полноте воспринять все эти блага из Псалмов и использовать их. Также и восхитительные слова, изложенные в песнях, которые установлены Святой Церковью, вместе с прочими возвышенными словами, которые Дух положил на музыку, и песнопениями, могут занимать место совершенной молитвы в человеке. Когда мы размышляем над ними, они рождают в нас чистые молитвы и высокие прозрения и приближают нас таким образом к просветленности мышления и изумлению Богом, а также к другим вещам, посредством которых Господь умудряет тебя и просвещает в те времена, когда ты выбираешь соответствующие стихи и в просительном настроении приносишь их Господу твоему, повторяя их подолгу и в тишине». По наставлению аввы Исаака молиться следует внимательно и без рассеянности – всякая внешняя деятельность отвлекает от молитвы, а потому, вслед за Антонием Великим, Исаак говорит: «Удивляюсь, слыша, что некоторые в келлиях своих занимаются рукоделием и могут без опущения совершать правило свое и не смущаться… Честно говоря, если выхожу за водой, то чувствую замешательство в своем обычае и в порядке его и встречаю препятствие к совершенствованию своей рассудительности». Во время молитвы подвижник должен стоять на страже ума своего – отсекать все посторонние помыслы и чувственные образы, дабы не оскорбить Бога, не обмануться собственной фантазией и не впасть в прелесть, отсюда – нужно взывать к Богу с трепетом и благоговением, смирением и усердием, нужно, чтобы каждое слово молитвы ясно понималось умом и исходило из глубин сердца, нужно просить не о земных благах, которые Господь подаст нам без всякого прошения, а твердо уповать на Бога искать Царства Небесного. Преподобный Исаак Сирин предостерегал, что человек никогда не преуспеет в молитве, если у него нет горячей веры и твердой надежды на Бога, если он не стремится исполнять волю Божию – жить по заповедям Евангелия. Молитва без благочестия – это орел с подрезанными крылами. «Если просишь чего у Бога и Он медлит услышать тебя вскоре, не печалься, потому что ты не мудрее Бога. Бывает же это с тобою или потому, что недостоин ты получить просимое; или потому, что пути сердца твоего не соответственны, но противны прошениям твоим; или потому, что не пришел ты еще в меру, чтобы принять дарование, которого просишь». По великой и неизреченной премудрости Своей Господь лучше знает, что нам нужно для спасения и дает только полезное нашей душе, Он многомилостив и желает всех нас спасти, но грехи и беззакония наши отсекают нас от Бога и делают наши молитвы бескрылыми. По замечанию святого Исаака Сирина молитвенная жизнь христиан многообразна: «Один человек проводит целый день в молитве и чтении и только малую часть посвящает стоянию на псалмопении; и таким образом увеличивает он в душе своей постоянную память о Боге. Другой же только псалмопением занят целый день, не выделяя особого времени для молитвы. Еще один ночью и днем занят совершением частых коленопреклонений… И иногда, вставая от поклонов ненадолго, с миром в сердце, ненадолго посвящает он себя размышлению над Писанием. Другой человек, опять же, занимается чтением целый день, и цель его – забыть этот преходящий мир и умереть разумом своим для воспоминания о его преходящих делах и для разговора со страстными помыслами… Наслаждаясь прозрениями тайн и изумлением домостроительством на всякое мгновение, посвящает он себя лишь ненадолго стоянию на молитве и псалмопении. И время чтения его больше, чем время молитвы». Молитва есть высочайшее сокровище, она – служение Богу и вершина всех трудов: «Не считай время, посвященное службе Богу, потраченным впустую; также и продолжительное псалмопение. Нет дела более важного, чем это, среди всех добродетелей, совершаемых людьми... Это смирение тела и ума, прекращение лукавых помыслов, исчезновение желаний, таинственное приуготовление души к полному исходу из тела, великое стремление к любви Божией: все блага здешние и грядущие обретаются в этом делании… Оно – вершина всех трудов, полнота всех заповедей, исполнение всякой добродетели».
В своих наставлениях авва Исаак советует сочетать с молитвой коленопреклонения и поклоны – соединять внешнее действие с умом и сердцем, для того чтобы воспитать в себе благоговейное отношение к Богу: «Вы должны знать, братья мои, что во всем служении нашем Бог весьма желает внешних форм, конкретного почитания и видимых способов выражения благоговения – не ради Себя, но ради нас. Он Сам не получает пользы от подобных вещей и не теряет ничего, когда ими пренебрегают; но они – из-за немощи естества нашего. Если бы они не требовались, Он Сам не принимал бы этих внешних форм и положений тела на Себя во время Своей земной жизни , говоря таким образом с нами в Святых Писаниях. Сам Он ничем не может быть обесчещен, ибо честь принадлежит Ему по естеству Его. Но у нас складывается непочтительное отношение к Нему из-за привычной небрежности и дерзкого, неуважительного поведения. И отпадаем мы от благодати по собственной воле, ибо сами становимся виновниками отпадения. Подвергаемся мы также непрестанным нападениям и постоянному обольщению со стороны демонов по мере того как приобретаем естественную склонность к удобству и пороку». Преподобный Исаак Сирин обращал внимание на то, что древние святые отцы Церкви молились с благоговением, падали ниц перед Крестом и совершали поклоны, обретая через усердную молитву драгоценную жемчужину благодати: «Поистине были у отцов эти поклоны, посредством которых особенно смирялась душа. Для совершения их они благоговейно вставали со своих мест, если только им не возбраняла этого физическая немощь; с великой почтительностью и великим смирением разума и тела падали они на лица свои перед Крестом. Эти поклоны совершались помимо тех молитв, которые имели место в сердце. Однако всякий раз, когда они вставали, совершали они много поклонов, насколько позволяли им время и телесные силы; они целовали Крест пять или, может быть, десять раз, совершая поклон и целование после каждой молитвы. Совершая такие действия, человек мог внезапно обрести жемчужину, которая в одной единственной молитве вмещала бы все остальные». Описывая различные внешние формы молитвы, святой Исаак Сирин упоминает и молитву с воздетыми руками: «Ибо большинство молитв состоит из слов, выбранных из псалмов, которые содержат настроения и чувства молитвенной печали, или благодарения, хвалы, и прочее. Так иногда, когда человек простирается на лице, или когда персты его и взгляд подняты к небу, страдание примешивается к словам молитв, и человек повторяет их медленно. Иногда страдание и боль сердца его становятся причиной пробуждения глубоко прочувствованных слов молитвы, или радость прорывается в ответ на что-либо, побуждая человека заменить молитву на хваления вследствие наслаждения разума его. То же относится к прочим молитвенным движениям, которые Дух Святой пробуждает в святых и в словах которых содержатся тайны и прозрения неизреченные. И хотя сохраняется внешняя форма молитвы, цель прозрения заключается в изъяснении тайн и совершенного знания, которое вместе с мудростью от Духа получают святые в молитве». По воззрению святого Исаака Сирина молитвословие святых отцов Церкви и Псалтырь – великолепные учителя молитвы, но допустима и угодна Богу и молитва своими словами, сказанными от сердца, имеющего веру, смирение и любовь. С херувимской зоркостью Исаак Сирин замечал, что в молитве «в соответствии с направленностью и целью своего сознания человек или приближается к Богу или отпадает от истины; а не в соответствии с внешними признаками того, что совершается или чем пренебрегают. Ибо вот, многие из древних отцов – я говорю о некоторых великих отшельниках – даже не знали Псалмов, и однако наподобие огня восходили молитвы их к Богу благодаря прекрасным деяниям и смиренному сознанию, которыми они обладали. Слова их прогоняли демонов, как мух, которые улетают от нас. Но многие использовали молитву для извинения своей лени и гордыни: не получив благую часть, они и ту часть, которую имели, потеряли. И хотя ничего не удержали они в руках, вообразили они, что достигли совершенства. Другие же только по причине своего воспитания и своей образованности вообразили, что этого будет достаточно им, чтобы обрести познание истины: понадеявшись на свою светскую культуру и обычное чтение, они отпали от истины и не смирили себя, чтобы снова встать». Внешние формы молитвы необходимо соизмерять с силами и возможностями человека – старых и немощных, ослабленных и утомленных должно освобождать от необходимости совершения многочисленных поклонов, лишь бы усердная молитва была в их сердцах: «Когда ты ослаб и утомился от труда псалмопения с этим постоянным повторением обычных молитв и не способен ты уже более трудиться в этом так, как раньше, – из-за старости или из-за великой немощи тела, – тогда трудись вместо этого в молении, прошении и в подобных деланиях. Долго и настойчиво приноси моление твое, проси усердно и трудись в молении твоем с сердечным усилием. Будь настойчив, продлевай молитву и растягивай ее надолго, пока не откроется для тебя дверь. Ибо милостив Господь наш и примет Он тебя не за труд твой, но за благое намерение разума твоего. Озарена будет душа твоя, когда продлишь ты моление свое, и воспламенятся помыслы твои любовью к Нему. Таким образом получишь ты помощь от Бога в малых трудах слабого тела твоего. При этом, насколько возможно, не оставляй полностью свои малые службы – чтобы не оказаться тебе подобным человеку, который не желает подчиниться правилу. Ибо это приведет к нападениям на тебя демона гордыни, как случается с тем, кто вообразил, что он более не нуждается в этом; или ты мало-помалу добровольно придешь в расслабление. Я не навязываю какого-либо необходимого времени, но лишь говорю о том, что может случиться и произойти». Как рассудительный наставник иноков, святой Исаак Сирин говорил, что молиться можно на коленях, стоя и сидя, но главное, чтобы молитва наша совершалась с благоговением и страхом Божиим: «Нет также ничего предосудительного, если в течение времени, которое соответствует нашей силе – или даже не соответствует – мы стоим или сидим; ибо сопутствует нам великий страх и трезвение, возбраняя нам впасть в презрительное отношение к Богу в то время, когда служба совершается нами и когда молитвенное жертвоприношение приносится Ему. Но ты должен беспокоиться о сознательной и вдумчивой молитве, а не об определенном времени, и не заботиться особенно о количестве, ибо последнее весьма часто становится причиной для смущения. Но нужно думать о том, как сердцу нашему приблизиться к Богу в службе и молитве… Даже более, чем на псалмопение, обрати внимание на эти вещи и особенно пользуйся ими, иногда стоя на ногах, иногда – на коленях, иногда же сидя».
Святой Исаак Сирин давал совет монахам не пренебрегать молитвенным бдением по ночам, ведь когда весь мир затихает и погружается в сон, то ничто не отвлекает подвижника от молитвы. Вознося хвалу ночному бдению – ангельскому занятию, взносящему человека к Богу, Исаак Сирин писал: «Всякая молитва, которую совершаем ночью, да будет в глазах твоих досточестнее всех дневных деланий». «Не думай, человек, чтобы во всем иноческом делании было какое-либо занятие важнее ночного бдения. Поистине, брат, оно важнее и необходимее всего для воздержника… Если монах с рассудительностью пребывает в бдении, то не рассматривай его как носящего плоть, ибо поистине это – дело ангельского чина… Душа, трудящаяся над тем, чтобы пребывать в этом бдении, и достойно живущая, будет иметь херувимские очи, чтобы непрестанно возводить ей взор и созерцать небесное зрелище». Но как проницательный аскет, авва Исаак пояснял, что ночное бдение только тогда приносит пользу душе, когда в течение всего дня подвижник хранил сердце свое, в противном случае весь молитвенный труд окажется бесплодным: «Для чего же, человек, так нерассудительно распоряжаешься собой? Ночью совершаешь всенощное стояние и утруждаешь себя псалмопениями, песнословиями и молениями – но неужели тяжело… для тебя посредством кратковременного усердия в течение дня сподобиться благодати Божией?.. Для чего утруждаешь себя: ночью сеешь, а днем развеиваешь труд свой и оказываешься бесплодным… Ибо если бы у тебя ночному упражнению соответствовали дневное делание и горячность сердечной беседы, и не было бы промежутка между тем и другим, в короткое время мог бы ты припасть к груди Иисуса». По практическому совету Исаака Сирина ночное бдение должно предварить поклоном и краткой предначинательной молитвой, перекреститься, постоять молча и собрать ум свой, а затем – молиться со вниманием, сосредоточением ума и усердием сердца: «Когда пожелаешь стать на служение бдения, тогда, при содействии Божием, поступи, как скажу тебе. Преклони, по обычаю, колена твои, и встань; и не сразу начинай службу свою, но когда помолишься сначала и совершишь молитву, и знаменуешь сердце свое и члены свои животворящим знамением Креста, стой некоторое время, пока успокоятся чувства твои и утишатся помыслы твои. После этого возведи внутренний взор твой ко Господу и с печалью умоляй его укрепить немощь твою, чтобы стихословие твое и мысли сердца твоего сделались благоугодными святой Его воле». По предостережению преподобного Исаака Сирина нужно не просто вычитывать «молитвенное правило», а молиться со вниманием и священным трепетом, осознавая, что в момент молитвы мы предстоим перед Всевышним, на сияние славы которого не смеют взирать Серафимы и Херувимы, поэтому самое главное в молитве – благоговение и внимание. Ночное бдение многогранно, оно «не есть всецело ни стояние, ни стихословие одних Псалмов. Напротив, один всю ночь проводит в Псалмах, другой – в покаянии, умиленных молитвах и земных поклонах, третий – в слезах и рыдании о своих грехах. Об одном из наших отцов говорят, что сорок лет молитву его составляла одна фраза: «Я согрешил, как человек, Ты же прости, как Бог». И отцы слышали, как он с печалью твердил этот стих, а между тем плакал и не умолкал, и эта одна молитва была у него вместо службы днем и ночью. И еще: один немного вечером стихословит, остаток же ночи проводит с песнопениями, славословиями, гимнами и другими покаянными мелодиями; а другой проводит ночь в прославлении Бога и чтении богослужебных текстов, и между каждой частью он просвещается и освежается чтением из Писания. Кто-то ставит себе правилом не преклонять колен, даже на заключительных молитвах…». По слову святого Исаака Сирина весьма полезно для всех христиан – будь они монахи или миряне – «молитвенное правило», оно научает смирению, а отсутствие правила – ведет к гордости, равно как и пренебрежение к богослужениям: «В молитве сердце приобретает большее дерзновение, чем в службе. Однако полное пренебрежение последней причиняет гордыню, а из-за гордыни отпадает человек от Бога. Видишь ли, само то, что человек принуждает себя подчиниться закону, – хотя по своему образу жизни он является свободнорожденным, – смиряет душу его, а демону гордыни не дает возможности внушить ему какой-либо злой помысел. Постоянно думая о себе как ничтожном и неспособном к свободе, смиряет и уничижает он гордыню помысла. Нет лучшей узды, чем эта, чтобы вложить ее в уста разума, который превозносится». Древние отцы и учителя Церкви достигли непрестанной молитвы, но они не оставляли «молитвенного правила»: «Ведь не зря они возложили на себя одни сто, другие пятьдесят или шестьдесят и так далее молитв – люди, которые сами полностью сделались алтарем молитвы. Для чего необходимы были определенные количества, когда у них вообще не прекращалась молитва? Говорится о ста молитвах Евагрия, о шестидесяти – блаженного Макария, о пятидесяти – Моисея Мурина, индийца, о трехстах – Павла, великого мужа отшельника, и о других подобных вещах. Причина, по которой эти блаженные отцы стремились соблюдать закон, словно рабы, заключалась в боязни гордыни». Преподобный Исаак Сирин учил, что всем христианам – пустынножителям, ведущим отшельнический образ жизни, монахам, живущим в общежитии, и мирянам, живущим в миру, надлежит молиться молитвой Господней, Псалмами и молитвами, написанными святыми отцами Церкви, ее гимнами и песнопениями, равно как и своими словами, но самое главное в молитвенной жизни – это не число молитв, а усвоение духа молитвы – духа смирения, благоговения и страха Божиего.
К молитвенной жизни преподобный Исаак Сирин относил и размышление о Боге и духовных предметах – о смерти и Страшном Суде, Рае и Аде, тонко подмечая, что Богомыслие и молитву невозможно разделить – из молитвы рождается раздумье о Боге, а из Богомыслия проистекает молитва. Размышление о Боге – это раздумье о величие и премудрости Творца вселенной, о тайне Божьего домостроительства нашего спасения, о Боговоплощении и крестной жертве Иисуса Христа, Его Воскресении и Вознесении, о Церкви и ее таинствах, о подвижнической жизни и добродетелях – о вере и надежде, посте и молитве, чтении Священного Писания и Богомыслии, о псалмопении и любви. Размышление о Боге и молитва возводят душу к духовному озарению: «Всякий человек в том размышлении, в которое он ввергает себя, просветляется, и в той мысли, которой постоянно занят ум его, он умудряется и становится еще более сосредоточенным на ней, если, думая о служении праведности, он размышляет о делах праведности и бывает озарен… Если, опять же, он думает о служении добродетели, о том, как он может угодить Богу в чистоте плоти своей, в труде молитвы, в очищении тела своего посредством поста, в чтении Псалмов и в борьбе против всего, что препятствует ему; и о том, на сколь многие виды подразделяется добродетель и через какие ее составляющие части он обретает больше света и преуспевает, усердствуя в этом особенно, и что противоположно каждой из добродетелей – тогда благодаря этому становится он мудрым и глубоким». По воззрению аввы Исаака душеполезно рассуждать о борьбе со страстями и хранении ума от помыслов, читать творениях святых отцов Церкви, посвященные аскезе, но несравненно более великое дело – православное Богомыслие: «Если о страстях, помыслах и их борьбе размышляет он – как следуют помыслы один за другим, и какая страсть соединена с какой, и каково начало первой и каков конец ее; и какой силой обладает каждая из страстей, и от чего она ослабляется и чем усиливается – он только сосредоточен на страстях и упражняет ум свой. Но если он размышляет о Боге и изумляется свойствам Его и исследует одного лишь Бога, он просветляется, а в этом также заключены и вышеназванные вещи. Они, конечно, сами по себе хороши, но они суть борения; и неправильно, чтобы мысль и знание души и тела полностью пребывали в них. Ни красота служения, ни знание состязаний и борений, ни мысленное противостояние страстям не составляет цели надежды, которая нам проповедана – той, о которой апостол сказал: постигнуть со всеми святыми, что широта и долгота, и глубина и высота, и чтобы мы превосходили во всякой премудрости и во всяком духовном разумении. Как можем мы умудриться и ощутить это, если мы только в противостоянии и противоборстве страстным помыслам, в спорах с ними и постоянной заботе о них пребываем ночью и днем? А ведь многие люди упражняются и становятся искусными в этом – и их служение прекрасно и трудно, но о другом аспекте они ничуть не задумываются». По слову преподобного Исаака Сирина тот, кто занят размышлением о Боге – хранит ум свой от лукавых помыслов, а сердце – от низменных страстей, он стоит на страже души своей и отрешается от всего мира с его суетой и соблазнами, он проникает умом в сияние облака славы Господней и уподобляется Ангелам света, он всецело живет Богом и изумляется Его величию и премудрости, любви и тайнам Божьего Суда и Провидения, он возгорается пламенем любви к Богу и всем созданиям Его: «Если любви Божией вкусить вожделеешь ты, брат мой, о свойствах Его, о благодеяниях Его и о святом естестве Его думай, размышляй и вспоминай, и пусть ум твой блуждает в этом на всякий миг жизни твоей, и из этого осознаешь ты, как воспламенились любовью все части души твоей, как ниспадает на сердце твое горящее пламя и возрастает в тебе стремление к Богу, и от любви к Богу приходишь ты в совершенную любовь к людям… Просветленное размышление о Боге есть завершение молитвы; или, скорее, оно есть первоисточник молитв – потому что также и сама молитва заканчивается помышлением о Боге. Бывает, что из молитвы перенесен человек в изумленное размышление о Боге; а бывает, что из размышления о Боге рождается молитва». Просветленное размышление о Боге, именуемое Богомыслие – это образ мыслей Ангелов и святых, это призвание каждого христианина, удостоенного великий чести Богообщения и призванного жить святой, безгрешной и небесной жизнью Ангелов на земле: «Соблюдай это, брат мой, и будешь ты в смертном теле жить жизнью Ангелов. Также и то должен ты знать, брат мой, что вершина всякого блага для человека Божия в мире сем есть чистая молитва. И если не умрет человек по отношению ко всем людям и не будет усердствовать в безмолвии наедине с собой, словно мертвец во гробе, не сможет он приобрести это для себя. Ибо чистая молитва требует отрешенности от всего, дабы благодаря этому целомудренно и без рассеянности предстоял человек перед Богом во время молитвы, а разум его был собран отовсюду внутрь, вглядываясь только в Бога в безмолвии движений своих. В воспоминании о величии Его делается он блистающим, и возвышает его Бог к славе Бытия Своего. Помышляя о милостях Его по отношению к роду словесных существ, разливается он по земле в изумлении и радости. И от непостижимости Бытия Божия вся душа человека наполняется хвалением, будучи движима святыми движениями в страхе и любви к естеству величия Божества Того, Чье Бытие тысячи тысяч духовных существ прославляют, не будучи в силах взирать на облако святого святых сокровенности Его. Бесчисленные миры и естества беспредельные привел Он в бытие; и легионы ангелов, которым нет числа, из ничего сотворил Он. Пребывая в собственном Бытии, Он, когда не было никого, кто бы побуждал Его, – ибо ничего не существовало, – по Своей собственной воле и по Своей благодати соизволил и восхотел, чтобы миры пришли в бытие, дабы они познали Его. И совершил Он творение по благодати Своей, удостоив также и нас, людей, которые суть прах от земли, естество немотствующее, благодаря творческому искусству Его возвыситься до состояния словесности, дабы могли мы предстоять перед Ним и разговаривать с Ним в молитве, и дабы умом причащались той славы божественного Естества, – если жизнь наша достойна этого, – и дабы примеру бестелесных существ подражали мы на земле».
С просветленным размышлением о Боге теснейшим образом взаимосвязана «чистая молитва», выражающая всецелую устремленность души к Богу и горнему миру, отсекая всякое пустое и суетной помышление: «Чистота молитвы и собранность разума в молитве, о, человек, ученик истины, есть точное размышление о добродетели, которым мы усердно занимаемся во время молитвы. Как чистота сердца, относительно которой отцы увещевают и к которой поощряют, означает не то, чтобы человек был совершенно без помысла или мысли или движения, но то, что сердце его должно быть очищено от пороков, и что он видит все добрым и по-Божьему думает об этом – точно так же обстоит дело с чистой и нерассеянной молитвой. Последняя не означает, что разум совершенно лишен какого-либо помысла или блуждания любого рода, но что не блуждает он по пустым предметам во время молитвы. Если он блуждает по чему-либо благому, это не значит, чтобы он был вне чистоты молитвы; но он должен размышлять о необходимом и думать о том, что достойно Бога, во время молитвы. От человека не требуется также, чтобы пустые воспоминания не приходили вовсе, когда он молится, но чтобы он не увлекался ими и не блуждал по ним». Преподобный Исаак Сирин замечает, что есть два вида «блуждания ума» – плохое и хорошее: «Блуждание плохо, когда в пустых помыслах или дурной мысли блуждает человек и когда помышляет он о дурном, молясь перед Богом. Блуждание хорошо, когда по Богу блуждает разум во все время молитвы своей, по славе Его и величию, благодаря воспоминанию о прочитанном в Писании и прозрению в смысл божественных изречений и святых слов Духа. И если кто старается связать свой помысел от блуждания или воспретить разуму своему самовольно входить в размышление о подобных вещах во время молитвы, то поистине нет другого столь безумного, как он, если думает он, что такой вид блуждания чужд и несвойственен чистой молитве. Ибо ни полезные воспоминания о прочитанном в писаниях Духа, ни пробуждение в разуме прозрений и созерцания божественных благ в час молитвы не считаем мы чуждыми чистоте молитвы и нарушающими собранность помыслов в молитве. Чтобы человек исследовал, думал и сосредоточенно размышлял о предмете моления и о содержании молитвы – это прекрасная молитва, если она созвучна цели заповедей Господа нашего. Весьма хороша такая собранность разума». Размышление о Боге и чистая молитва неразрывны, они сопровождаются прозрениями – ясным пониманием духовного смысла Священного Писания, познанием самого себя и проницательностью суждения о других, проникновением в тайны Промысла Божиего и домостроительство нашего спасения, воспламеняя в сердце желание благодарить и славить Бога, прославлять Его величие и милосердие: «Если разум освобожден от этого и растворяется в божественном, или если какая-то прекрасная мысль ниспадает на него благодаря прозрениям Писаний о Боге – либо личным прозрениям человека, либо принадлежащим общине, прозрениям в Божественный Промысл и домостроительство, относящимся либо к каждому отдельному дню, либо ко всем вместе – прозрениям, от которых славословие Богу возбуждается в глубине сердца, или благодарение и радость о величии Его, о возвышенности сострадания Его и любви Его к нам: такое блуждание даже лучше молитвы. Каким возвышенным и чистым ни было бы моление человека, это вершина всякой собранности разума и прекрасной молитвы». По характеристике святого Исаака Сирина чистая молитва есть высшее благо и источник мудрости – не мудрости мира сего, а самой Премудрости Божьей, осеняющей молящего и озаряющей его ум: «Говоря о молитве, совершаемой мудро, я не имею в виду мудрость мира сего или красноречие, исполненное глупости и повергающее душу в стыд перед Богом во время молитвы из-за тщеславия, которое оно возбуждает в ней, удаляя помощь Божию от души. Но мудрые слова молитвы – те, что от Премудрости Божией; они производят озарение души, будучи пламенными движениями, которые возбуждаются в сердце благодаря любви к истинной жизни, предшествующей молитве, воспламеняющей сердце и производящей слова вопреки воле человека. Ибо произращает их воспоминание о Боге, а они весьма часто произращают слезы при словах молитв благодаря теплоте сердца и вспоможению от Бога. Это и есть то, что называют чистой молитвой». По мысли преподобного Исаака Сирина чиста молитва – это вершина всех молитв: «Как вся сила законов и заповедей, которые даны от Бога людям, по слову Отцов, имеет пределом чистоту сердца, так все роды и виды молитвы, какими только люди молятся Богу, имеют пределом чистую молитву. Ибо и воздыхания, и коленопреклонения, и сердечные прошения, и сладчайшие вопли, и все виды молитвы, как сказал я, имеют пределом чистую молитву… Как скоро мысль переступила этот предел, не будет уже она иметь ни молитвы, ни движения, ни плача, ни власти, ни свободы, ни прошения, ни вожделения чего-либо в этой жизни или в будущем веке. И поэтому после чистой молитвы нет другой молитвы». Называя чистую молитву великим и неизреченным таинством Богообщения, святой Исаак Сирина поясняет, что редкий подвижник достигает ее – один из тысячи, а порой лишь один из целого поколений сподобится принять это таинство, когда ум его отрешился от всего земного и суетного, а за пределами чистой молитвы открывается духовный опыт, предвосхищающий жизнь будущего века – «духовная молитва», изумление, созерцание и блаженство.
На вершинах Богообщения человек достигает «духовной молитвы» и «молчания разума», ум его освобождается от всех суетных помыслов и волнений и испытывает неизреченный покой и тишину, погружается в неизведанные глубины Святого Духа и озаряется лучами Его славы: «Иногда эту так называемую духовную молитву в одном месте называют путем, в другом – знанием, а еще где-то – умственным видением. Видишь, как отцы изменяют названия духовных предметов? Ибо точность именования устанавливается для предметов здешних, а для предметов будущего века нет подлинного и истинного названия, есть же о них одно простое знание, которое выше всякого наименования и всякого составного начала, образа, очертания, цвета и всех придуманных имен. Поэтому, когда знание души возвысится из видимого мира, тогда отцы для обозначения этого знания употребляют произвольные названия, так как точных именований этому никто не знает… Когда действием Духа душа подвигнута к Божественному, тогда излишни для нас и чувства, и их деятельность, равно как излишни силы духовной души, когда она, по непостижимому единству, становится подобной Божеству, и в своих движениях озаряется лучом высшего света». «Когда ум совлечется ветхого человека и облечется в человека нового, благодатного, тогда узрит чистоту свою, подобную небесному цвету , которую старейшины сынов израилевых наименовали местом Божиим, когда Бог явился им на горе. .. Тогда ум бывает там – выше молитвы, и с обретением лучшего молитва оставляется. И не молитвою тогда молится ум, но бывает в восхищении, при созерцании непостижимого – того, что за пределами мира смертных, и умолкает в незнании всего здешнего». По рассуждению преподобного Исаака Сирина духовная молитва – это предвосхищение жизни будущего века, опыт райского блаженства, которого удостаиваются святые подвижники уже в земной жизни, а плод духовной молитвы – созерцание: «Молитва есть сеяние, а созерцание – жатва, при которой созерцающий приводится в изумление неизреченным видением». В писаниях аввы Исаака сказано о созерцании сокровенных Божественных тайн, которого удостаиваются величайшие подвижники Церкви – на вершине молитвенного опыта Боообщения они созерцают не сокровенную и неприступную Сущность Божию, а облако славы Его: «В истинном веке Бог покажет человеку лик Свой, но не сущность Свою. Ибо насколько ни входили бы праведники в созерцание Его, они видят Его гадательно, наподобие отражения в зеркале, а там они увидят откровение Истины». По тонкому рассуждению преподобный Исаак Сирин различал «естественно созерцание», относящееся к естеству души – оно в незамутненной чистоте было свойственно для человека до его грехопадения, когда он прозревал тайны творения и нарекал птиц и зверей, и «духовное созерцание», которое является даром Божиим – ниспосылается свыше и относится к блаженству святых в жизни будущего века: «Созерцание приближает душу к обнажению ума, что называется нематериальным созерцанием. И это есть духовная добродетель, ибо это возносит мысль от земного, приближает ее к первому созерцанию Духа и сосредотачивает мысль в Боге и в созерцании неизглаголанной славы… Когда умы святых принимают это созерцание, отнимается от них естественное созерцание и грубость тела, и созерцание становится духовным. Естественным созерцанием я называю созерцание первозданного состояния тварного естества; и от этого естественного созерцания человек легко возводится к познанию уединенной жизни, которая, по ясному истолкованию, есть изумление перед Богом. Это есть то высокое состояние при наслаждении будущими благами, которое дается в свободе бессмертной жизни, в жизни после». Как молитвенник-исихаст и тайновидец, Исаак Сирин рассуждения предвосхищает преподобного Григория Палама и говорит о том, что духовное созерцание славы Божией – это мистический опыт исхода из мира сего и приобщение к жизни будущего века, это – откровение славы Божьей и эсхатологическое созерцание Царства Небесного. В «Словах подвижнических» преподобный Исаак Сирин различает видения – зримые явления Ангелов и святых, и откровения от Бога, просвещающего ум подвижника: «Ученик: Одно ли и то же – видение и откровение – или нет? Учитель: Нет, они различны между собой. Откровением часто называется то и другое. Ибо, так как в обоих обнаруживается сокровенное, то всякое видение называется откровением. Откровение же не называется видением. Слово «откровение» по большей части употребляется о познаваемом – о том, что испытывается и уразумевается умом. Видение же бывает всякими способами, например, в изображениях и образах, как бывало в Ветхом Завете, в глубоком сне или в состоянии бодрствования, и иногда со всей точностью, а иногда как бы призрачно и несколько неявно; поэтому и сам имеющий видение часто не знает, в бодрственном состоянии видит он, или в сонном. Можно и через голос слышать о заступничестве, а иногда видеть какой-либо образ, иногда же видеть яснее – лицом к лицу… И такие видения бывают в местах наиболее пустынных и удаленных от людей, где человек нуждается в них, так как нет у него другой помощи и утешения от самого места. Откровения же, ощущаемые умом, при чистоте принимаются легко и бывают только совершенным и могущим разуметь». «Вот начало духовного созерцания, а это – начало всех откровений уму. И этим началом ум возрастает и укрепляется в сокровенном; им он возводится к иным, превышающим человеческую природу, откровениям; короче говоря, его рукой сообщаются человеку все божественные созерцания и откровения Духа, которые получают святые в этом мире». В трактате «О Божественных тайнах и духовной жизни» святой Исаак Сирин писал о том, что Откровение – это духовный опыт приобщения к Царству Небесному уже в земной жизни: «Откровение блага, скрытого внутри нас, есть чувство познания истины: Царство Небесное таинственно внутрь вас есть. Познание истины есть вкушение Царства Небесного. О том же, что все истинное в мире сем на самом деле не истинно, слушай. Истиной называем мы правильную мысль о Боге, которая – от Него, и которую человек встречает внезапно в уме своем, словно в некоем изумлении. И помыслы восхитительные появляются в душе, вместе с духовными мыслями о сокровенном. Это – изумление тайнам Духа, зрелость плодов образа жизни внутреннего человека. Образ жизни внутреннего человека есть символ существования после воскресения, когда нет больше телесных действий, но при помощи мысленных движений совершается оно и ощущается. Здесь же, поскольку это лишь символ той истины, оно совершается при помощи многих размышлений. Ибо там, будучи совокупностью всего, оно оканчивается единым размышлением, если можно это так назвать, ибо это скорее усладительный взгляд и нерассеянное видение. Чистота души есть обнажение от плотских забот и от обеспокоенности телесными помыслами. Изумление Божественному Естеству есть откровение нового века. Откровения нового века суть движения восхищения Богом. Этими тайнами движимо все словесное естество в том грядущем существовании, в том небесном жилище. Ибо святые силы существуют теперь в этих побуждениях; и таков их образ бытия; этой тайной восхищены они на всякое мгновение благодаря откровениям, которые получают они различным образом через устремленность свою к Божественному Естеству. Это и есть тот чин, в котором все существует после воскресения». Различая откровения «нового века» и «откровения о новом веке», святой Исаак Сирин говорил: «Иное – откровения нового века, и иное – откровения о новом веке. Первые относятся к достославному и великому Естеству – к Богу; вторые же – к различным видам дивных изменений, которые творение будет претерпевать, и к каждому виду будущего существования, который в откровении прозрений узнается умом благодаря постоянному размышлению об этом и озарению».
В своих беседах преподобный Исаак Сирин писал о «тайнах, которые в прозрении о естестве Божием достигает разум», уча, что существует два типа прозрений – те, что порождают молитву, и те, что порождают тишину: «Ибо молитва, которая пробуждается благодаря созерцанию, необычна: сильно связывает она разум, так что он становится собранным и без усилия порождает молитвы жаркие и чистые. Не всегда способен человек устоять перед силой прозрений или свободно пользоваться чувствами своими, ибо много раз случается, что слишком сильны они для того, чтобы человек мог обратиться к себе и начать молитву. Ибо весьма часто не остается силы в душе обратиться к чувствам и оперировать ими, или пользоваться телом естественным способом, ибо побеждена она мощью изумления. Но не так обстоит дело со всеми прозрениями. Есть прозрения, порождающие молитву, а есть порождающие тишину. Кто испытал эти состояния, поймет различия между ними». По определению преподобного Исаака Сирина прозрения – это внезапный как вспышка молнии духовный подъем, охватывающий человека во время молитвы или чтения Писания, когда ум его входит во «святое святых тайн Писаний», проникает в их сокровенный духовный смысл, непосредственно соприкасаясь с Богом. На вершинах Богообщения подвижник может испытать осенение, озарение и изумление. По определению аввы Исаака осенение – это благодатное воздействие Святого Духа на человека: «Осенение есть имя, указывающее на помощь и заступничество, а также на получение небесного дара; например: Дух Святой сойдет и сила Всевышнего осенит Тебя. Иное же – в словах: Десница Твоя, Господи, осенит меня , что является просьбой о помощи; так же как: Я осеню этот город и избавлю его. Итак, мы понимаем, что есть два вида действия в осенении, которое приходит к людям от Бога: одно – таинственно и умственно, другое – действенно». «Первый вид осенения есть освящение, принимаемое посредством божественной благодати; то есть, когда, по действию Духа Святого, освящается человек телом и душой, как было с Елисаветой, Иоанноми блаженной Марией, благословенной между женами – хотя последнее не сравнимо с другими видами освящения и выше того, что дается чину тварей». Это осенение происходит с каждым святым, которых просвещает Святой Дух: «Таинственный вид осенения, который происходит с некоторыми святыми, есть действенный вид, осеняющий ум; и когда этого осенения удостаивается человек, ум бывает охвачен изумлением и расширен неким божественным откровением. Пока это действие осеняет ум, человек поднят над движением душевных помыслов благодаря причастию Духа Святого… Когда эта сила осеняет человека, удостаивается он славы нового века через откровение – и это удел, выпавший на долю святых света, о которых говорил блаженный Павел; его удостаиваются те, что получили освящение ума от Духа благодаря их святому и добродетельному образу жизни». Второй вид осенения – это «духовная сила, защищающая человека и носящаяся над ним постоянно и отгоняющая от него все вредоносное, что может приблизиться к его телу или душе. Невидимо ощущается она умом, который озарен и обладает знанием посредством ока веры». Преподобный Исаак Сирин – великий исихаст и боговидец, он – предтеча преподобного Симеона Нового Богослова и преподобного Григория Паламы, созерцатель нетварного света Святой Троицы, учивший, что отблеск славы Господней почивает на душе подвижника и озаряет ее горним светом ,сияющим внутри человека, а источник духовного озарения – праведная жизнь, память о Боге, ночное бдение и непрестанная молитва : «Если душа просияла памятью о Боге и непрестанным бдением день и ночь, то Господь устраивает для ограждения ее облако, осеняющее ее днем и светом огненным озаряющее ночь; во мраке ее просияет свет». «В то время, как Бог внутренне приводит сердце твое в умиление, непрестанно твори поклоны и коленопреклонения… Тогда воссияет внутри тебя свет, и правда твоя возблистает скоро, и будешь, как сад цветущий и как источник неоскудевающей воды». В основе богословия Исаака Сирина и всего его Богомыслия лежал апофатизм – осознание непостижимости Бога, соделавшего мрак покровом Своим, а в основе всей духовной и молитвенной жизни Аввы лежало изумление – изумление перед величием Бога и неисследимой бездной Его судеб, перед любовью Творца и Его премудростью, перед неисчислимым множеством сокровенных тайн Его, а источники изумления – вера и отрешенность от мирских сует, безмолвие и молитва, непрестанная память о Боге и чтение Священного Писания: «Удаление души от мира и безмолвие ее естественно побуждают ее к познанию Божиих тварей, а от этого возносится она к Богу, в удивлении изумляется и пребывает с Богом». «Великую и нескончаемую сладость возбуждают в сердце и в неизреченное изумление приводят ум безмолвие и… размышление». «Охотно размышляй над книгами, которые дают указания относительно цели творческой деятельности Бога и влекут ум твой к изумлению во времена молитвы». «Долговременным хранением памяти о Боге душа по временам приводится в изумление и удивление». По слову Исаака Сирина премудрость Духа Божиего «смиряет душу и возбуждает ее к исследованию Бога, словно в изумлении», а человек испытывает духовный восторг во время молитвы, Богомыслия и чтения Священного Писания: «Обращаясь мыслью к чудесам Божиим и всегда изумляясь им, он пребывает в непрестанном опьянении и как бы уже вкушает жизнь по воскресении… И когда будет этим опьянен, снова переносится оттуда созерцанием к веку сему, в котором еще живет, и с изумлением говорит: «О, глубина богатства, премудрости, знания, смысла, разума и домостроительства неисповедимого Бога!..» И отсюда уже возносится умом своим к тому, что предшествовало сложению мира… И тогда как бы в исступлении размышляет и говорит: «Сколько еще будет стоять век сей и когда получит начало век будущий?.. Какова будет та жизнь? В каком образе восстанет и составится естество это? Как перейдет оно в новую тварь?» И когда размышляет он об этом и подобном, приходит он в восторг, изумление и безмолвное молчание, и восстает он в этот час, и преклоняет колена, и с обильными слезами воссылает благодарения и славословия единому премудрому Богу». «Блажен ум, удостоившийся того, что является плодом постоянного размышления о Боге, раздумья и мысли о тайнах Его». Преподобный Исаак Сирин возвышенно называл изумление – «ключом в Царство Небесное», а восприятие Царства Небесного – «это тайна будущего изумления Богом. Не благодаря прозрению в материальный мир и дела его наслаждаются праведники в Царстве Небесном, но благодаря тем предметам, которые в мире, возводится ум, как по некоей лестнице, к Тому, Кто есть Царство святых, и пребывает в изумлении… Это – восприятие «тайны Царства Небесного», в познании Того, Кто есть истинное Царство, приходим мы через эти тайны всякий раз, когда ум бывает движим ими, по дару силы Божией».
В мистическом богословии святого Исаака Сирина одно из центральных мест занимает тема трезвенного опьянения любовью Божией, о которой нельзя изведать из книг – ее надо пережить: «Блажен, кто вошел этой дверью и испытал это на собственном опыте! Слишком бессильна вся сила чернил, букв и словосочетаний, чтобы выразить наслаждение этой тайной». «Любовь к Богу не есть нечто пробуждающееся бессознательно или незаметно; и благодаря одному лишь знанию Писаний не может она пробудиться в человеке; и никто не может полюбить Бога, принудив себя к этому… И даже благодаря закону и заповеди, которые Он Сам дает относительно любви, невозможно нам возлюбить Бога, ибо от закона происходит страх, а не любовь. Ибо пока не получит человек Духа откровений и не соединится душа в движениях своих с той мудростью, что превыше мира, и пока величие Божие не познает человек на собственном опыте, невозможно ему приблизится к этому преславному вкусу любви. Кто не испил вина, тот не опьянеет от рассказов о вине; и кто сам не удостоился в душе своей знания о величии Бога, тот не сможет опьянеть от любви к Нему». Преподобный Исаак Сирин говорит, что любящий Бога жаждет непрестанного и вечного Богообщения: «Сердце с похвальной восторженностью воспаряет к Богу и взывает: Жаждет душа моя к Богу крепкому, живому: когда приду и явлюсь пред лице Божие!». Как истинный христианский мудрец, аввы Исаак наставлял, что мудрость мира сего есть безумие в очах Божиих, а истинная премудрость от Бога и обретается через веру и молитву, через борьбу со страстями и евангельскую любовь – только любящий знает Бога, поэтому каждый христианин должен стремиться стать храмом Святого Духа и вместилищем любви Христовой: «О, Христос, умерший ради нас по любви Твоей, сделай меня мертвым для греха и совлеки с меня этого ветхого человека, чтобы в новизне ума предстоял я пред Тобой на всякой время, словно в новом веке. Бог, Которого небо и небо небес не вмещают, Который избрал от нас разумный храм для вселения в него, удостой меня стать вместилищем любви Твоей, от ощущения которой святый забыли самих себя и сделались безумными ради Тебя и во всякое время смешались с Тобою в опьянении влечения к Тебе, и никогда более не обернулись назад. Когда удостоилиись они этого сладкого источника, возжаждав любви Твоей, Ты опьянил их изумлением перед таинствами Твоими». В основе всей христианской веры и жизни, апостольской проповеди Церкви и всех подвигов мучеников и исповедников, всей подвижнической жизни пустынножителей и монахов, всей аскезы и молитв лежит любовь к Богу, а потому – мученики и исповедники, жертвующие собой за Христа Спасителя и страждущие за имя Христово, иноки и аскеты, отрекающиеся от всех утех и соблазнов мира сего кажутся мирским людям безумцами, но они – истинные философы Христовы и мудрецы, вдохновенные Святым Духом: «Любовь горяча по природе, и, когда возгорится в ком без меры, делает душу ту безумной. Поэтому сердце ощутившего эту любовь не может вмещать и выносить ее… Этим духовным опьянением пьянены были некогда апостолы и мученики; и одни обошли весь мир, трудясь и терпя поношение, а другие из отсеченных членов своих изливали кровь, как воду; в лютых страданиях они не малодушествовали, но претерпевали их с доблестью, и, будучи мудрыми, признаны безумными. Иные же скитались в пустынях, в горах, в вертепах в пропастях земных, и в нестроениях были самые благоустроенные. Да сподобит нас Бог достичь этого безумия!». Для мира, лежащего во зле, небесная и святая, бескорыстная и жертвенная любовь к Богу, ближним и врагам – это безумие, она не имеет никаких границ и выходи за границы разума человеческого, но в этой любви – вся мудрость веры и неизреченное блаженство Рая, вся сущность христианской жизни: Кто достиг любви Божией, тот уже не желает снова пребывать здесь, потому что эта любовь уничтожает страх... Любовь сладостнее жизни, и познание Бога, от которого рождается любовь, сладостнее меда и сота. И что это за сладость любви, которая превосходит жизнь? Любви не страшно пройти через тысячи смертей ради друзей своих». По воззрению святого Исаака Сирина именно любовь к Богу делала мучеников бесстрашными, а пророков и апостолов – мудрыми и вдохновенными, она давала их речам силу, а их сердцам – надежду, она просвещала ум и укрепляла волю в верности Богу, ибо где нет любви, там не может быть и верности. Вслед за преподобным Ефремом Сириным, авва Исаак использует евхаристическую символику и говорит, что любовь – это духовная пища и питие Ангелов и святых, причастие души Богу и Его вечной жизни: «Кто обрел любовь, тот каждый день и час вкушает Христа и делается от этого бессмертным… Блажен, кто вкушает от хлеба любви, который есть Иисус… Любовь есть царство; ее Господь таинственно обещал апостолам, что вкусят ее в Царствии Его. Ибо что означает сказанное «Да ядите и пиете за трапезою Моею в Царстве Моем», если не любовь? Любви достаточно, чтобы напитать человека вместо пищи и пития. Вот вино, которое веселит сердце человека. Блажен, кто испил этого вина! Испили его невоздержанные – и устыдились; испили грешники – и оставили пути преткновений; испили пьяницы – и стали постниками; испили богатые – и возжелали нищеты; испили убогие – и обогатились надеждой; испили больные – и стали здоровыми; испили невежды – и умудрились».
В области гносеологии преподобный Исаак Сирин учил, что существуют разные виды и степени знания, он разрешал проблему соотношения веры и знания, говорил, что познание Истины возможно только через собранность ума и веру, через молитву и добродетельную жизнь, ибо каждая добродетель становится в душе творческой силой жизни и познания. Рассматривая гносеологии святого Исаака Сирина, преподобный Иустин Попович писал: «На всех своих ступенях познание органически зависит от органов познания. Человек не является творцом Истины, поэтому акт познания – это акт усвоения уже объективно данной Истины. Это усвоение имеет органический характер: оно подобно прививанию черенка виноградной лозы к стволу, жизни на этом стволе и от него (Ин.15:1–6). Поэтому познание – плод на дереве личности. Какое дерево, таков и плод; каковы органы познания – таково и познание. Анализируя человека в его эмпирической данности, святой Исаак Сирин находит, что его органы познания больны. Зло – болезнь, которой страдает душа, а значит и все органы познания… страсти – недуг души, то оздоровление достигается очищением от страстей, от зла. Добродетели – здоровье души, так же, как страсти – недуг души. Добродетели – это лекарства, которые постепенно вытесняют болезнь из души, из органов познания; это процесс медленный, требующий многих усилий и терпения… Молитва является самым надежным стражем ума. Молитва разгоняет тучи страстей и просвещает ум. Она низводит мудрость в разум. Знак совершенства – непрерывное нахождение в молитве. Духовная молитва переходит в экстаз, в котором открываются тайны Троического Божества, и ум находится в сфере священного незнания, которое выше знания… «Из молитвы рождается любовь», как из веры рождается молитва. Добродетели единосущны между собой, поэтому и рождаются одна от другой. Любовь к Богу является признаком, что новая реальность, в которую человека вводят вера и молитва, намного лучше реальности предшествующей. Любовь к Богу и людям – результат молитвы и веры. Собственно, истинное человеколюбие невозможно без веры и молитвы… Святой Исаак особенно выделяет свое полученное благодатно-подвижническим опытом убеждение, что любовь Божия приходит от молитвы. «Любовь – плод молитвы». Любовь может быть вымолена у Бога, но никак не может быть обретена без молитвенного подвига. Насколько человек верой и молитвой обретает познание Бога, настолько «любовь – дитя познания»… Принимая богочеловеческую веру как способ жизни, человек тем самым принимает и способ познания. Что важно для веры, то важно и для остальных богочеловеческих добродетелей – любви, надежды, молитвы, поста, кротости и смирения. Ведь каждая из этих добродетелей становится в Христовом человеке живой творческой силой и жизни, и познания…Чем больше подвизается человек богочеловеческими подвигами – добродетелями, все более познает Бога; чем больше познает Бога, все выше подвизается. Богочеловеческий метод эмпиричен, прагматичен: «кто хочет творить волю Божью, тот узнает о сем учении, от Бога ли оно» (Ин.7:17). Это значит: переживанием Христовой Истины познается ее истинность и ничем – незаменимость. Это метод эмпирический, экспериментальный, прагматичный. Познание истины дается не любопытному уму человеческому, а уму, который подвизается богочеловеческим подвигами. Познание – это плод на древе богочеловеческих добродетелей, которое является древом жизни. Познание – это результат подвижничества. Ибо настоящая христианская философия, православная философия – это подвижничество ума и всей личности человека».
По учению преподобного Исаака Сирина существует два рода знания: знание, которое предшествует вере, и знание, которое рождается от веры. Если знание предшествующее вере является естественным знанием, то знание, обретенное от веры, – духовное знание, это – ощущение сокровенного и видение невидимого. По мысли святого Исаака Сирина путь естественного знания и путь веры – это разные пути, путь естественного знания ведет к мудрости мира сего, а путь веры – к премудрости Божьей, поэтому приобретение веры есть умолкание знания, а умножение естественного знания – может угасить веру, ибо вера духовна и содержит в себе бесконечный творческий потенциал, она предполагает возможность чуда и простирается от земли к небесам, она вдохновляла мучеников и исповедников, руководила пророками и апостолами, творила знамения и чудеса, а естественное ведение сковано физическими законами мира сего, диалектикой и логикой: «Душа, проходящая стезями жития и путем веры, и нередко преуспевшая в сем последнем, если обращается снова к способам ведения, начинает вскоре хромать в вере, и утрачивается в ней духовная ее сила, обнаруживавшаяся в чистой душе взаимностью вспоможенийи по простоте не входившая в исследование всего того, что в ней и к ней относится. Ибо душа, однажды с верою предавшая себя Богу и многократным опытом изведавшая Его содействие, не заботится уже о себе, но связуется изумлением и молчанием и не имеет возможности снова возвратиться к способам своего ведения и употреблять их в дело, чтобы иначе, при их противлении, не лишиться Божия промышления, которое втайне неусыпно взирает над душою, печется о ней и непрестанно следует за нею всеми способами,— не лишиться же потому, что душа обезумела, возмечтав, будто бы сама достаточно может промышлять о себе силою своего ведения… Ведение противно вере. Вера во всем, что к ней относится, есть нарушение законов ведения, впрочем — ведения не духовного. Определение ведения то, что оно не имеет власти что-либо делать без разыскания и исследования, а, напротив того, разыскивает, возможно ли тому быть, о чем помышляет и чего хочет. Что же делает вера? Она не соглашается пребывать в том, кто приближается к ней неправо. Ведение без разыскания и без своих способов действования не может быть познано. И это есть признак колебания в Истине. А вера требует единого чистого и простого образа мыслей, далекого от всякого ухищрения и изыскания способов… Ведение же ставит сети простоте сердца и мыслей и противится ей. Ведение есть предел естества и охраняет его во всех стезях его. А вера совершает шествие свое выше естества. Ведение не отваживается допустить до себя что-либо разрушительное для естества, но удаляется от этого; а вера без труда дозволяет и говорит: на аспида и василиска наступиши, и попереши льва и змия (Пс. 90:13). Ведение сопровождается страхом. Вера – надеждою. В какой мере человек водится способами ведения, в такой же мере связуется он страхом и не может сподобиться освобождения от него. А кто последует вере, тот вскоре делается свободен и самовластен, и как сын Божий всем пользуется со властью свободно. Возлюбивший веру сию, как Бог, распоряжается всяким тварным естеством, потому что вере дана возможность созидать новую тварь, по подобию Божию, как сказано: восхоте, и все явится пред тобою (Иов. 23:13)… Нет ведения, которое бы не было в скудности, как бы много ни обогатилось оно. А сокровищ веры не вмещают ни земля, ни небо. Ничего никогда не лишается тот, у кого сердце подкрепляется упованием веры». Преподобный Исаак Сирин говорит, что «вера выше знания», но вера и знания не являются взаимоисключающими понятиями – знание приводит человека к порогу веры, а вера – завершает знание и доводит его до совершенства: «Само знание доводится до совершенства верой, и приобретает силу восходить ввысь, ощущать то, что выше всякого ощущения, видеть то сияние, которое неуловимо для ума и тварного знания. Знание есть ступень, по которой человек восходит на высоту веры, и когда достигает ее, уже более не нуждается в нем… Пост, милостыня, бдение, святыняи все прочее, совершаемое телесно; любовь к ближнему, смиренномудрие сердца, прощение проступков, помышление о благах исследование таинств, сокровенных в Святых Писаниях, размышление ума о делах совершеннейших, как хранить пределы душевных движений, и прочие добродетели, совершаемые в душе. Все это имеет нужду в ведении, потому что ведение охраняет это и учит порядку в этом. И все это только ступени, по которым душа восходит на горнюю высоту веры; и сие называется добродетелями. Но жизнь веры выше добродетели, и делание ее – не труды, но совершенный покой, и утешение, и словеса в сердце, и оно совершается в помышлениях души. Ее также делание – все чудные виды духовного жития, прохождение которых подает чувство духовной жизни, и сладость, и наслаждение душевное, и вожделение, и радость о Боге, и все прочее, что в оном житии дается душе, достойной благодати тамошнего блаженства, и что, как бы указуемое верой в Божественных Писаниях, совершается здесь Богом, богатым в Своих дарованиях». По разъяснению преподобного Иустина Поповича: «Истинная вера – вера по слуху; ее дополняет, укрепляет, доказывает другая вера, вера по созерцанию, вера по видению. Освобождение от естественного, природного знания является условием обретения духовного знания. Это осуществляется верой, ибо в подвиге веры человека осеняет некая «неведомая сила», делающая человека способным к духовному познанию. А ежели человек запутается в сетях естественного познания, из него ему выбраться труднее, чем из железных оков; и жизнь его – на острие меча. Когда человек пойдет путем веры, он должен оставить старые методы познания и не возвращаться к ним, ибо вера имеет методы свои. Тогда естественное, физическое знание перестает существовать, а духовное настает, ибо естественное знание – «противно вере. Во всех своих действах вера есть нарушение законов познания, познания не духовного», а естественного. Главное отличие этого естественного познания состоит в том, что оно основывается на исследовании и на своих методах исследования. А это есть признак сомнения в истине. Вера же требует чистого и простого способа мышления, который далек от всякого лукавства и метода исследования». Преподобный Исаак Сирин предостерегал, что человек сподобившийся уверовать в Бога, а затем обратившийся к естественному знанию и отпавший от веры подобен тому, кто нашел драгоценную жемчужину и обменял ее на медный обол, кто оставил полновластную свободу и возвратился в состояние нищеты. Но подчеркивая превосходство веры над знанием, авва Исаак не был гносимахом – отрицателем мудрости, противником культуры и умственного развития, проповедником слепой и фанатичной веры, напротив – он заявляет, что на пути духовного восхождения к Богу есть не только путь от знания к вере, но и путь от веры к знанию.
Для преподобного Исаака Сирина вера – это таинственное и многогранное понятие, ибо есть вера как исповедание догматов, а есть вера как опыт таинственный встречи с Богом, она – прозрение и откровение, опытное Богопознание и видение незримого, вера – дверь таинств: «Вера есть дверь таинств. Как телесные очи видят предметы чувственные, так вера духовными очами взирает на сокровенное. У нас два душевных ока, как говорят отцы, подобно тому, как два телесных ока; но пользование для созерцания каждым из очей душевных не одно и то же: одним оком видим тайны Божией славы, сокровенные в естествах, т. е. силу и премудрость Божию и совечное промышление Божие о нас, постигаемое из величия управления Его нами; а подобно сему тем же оком созерцаем и небесные сослужебные нам чины. Другим же оком созерцаем славу святого естества Божия, когда благоизволит Бог ввести нас в духовные таинства и в уме нашем отверзет море веры». Преподобный Исаак Сирин говорит, что мирское знание – «мудрость века сего», которая есть «безумие перед Богом», уводит людей от Бога и противоположно вере, это знание способствует прогрессу цивилизации, науки и искусства, но оно не ведет к познанию Истины и создает картину мира, в центре которого стоит гордый и полный страстей человек, считающий себя властелином вселенной и отвергающий веру в Бога, заботящийся о комфорте и материальных благах: «Когда знание следует плотскому вожделению, тогда сводит воедино следующие способы: богатство, тщеславие, убранство, телесный покой, заботу о словесной мудрости, годной к управлению миром сим и являющейся источником обновления в изобретениях, искусствах и науках… По этим отличительным чертам… знание становится противным вере. И оно называется голым знанием, потому что исключает всякую заботу о божественном и по причине преобладания тела вносит в ум неразумное бессилие, и вся забота его только о мире сем… Не Промыслу Божию приписывает оно управление миром, а все доброе в человеке… кажется ему следствием его собственной сообразительности… В этом-то знании насаждено древо познания добра и зла, искореняющее любовь… В нем надмение и гордыня, потому что всякое доброе дело присваивает себе, а не приписывает Богу». С первой ступени познания человек переходит на вторую, когда начинает вставать на путь добродетели через пост, молитву, милостыню, чтение Священного Писания, добродетельную жизнь и борьбу со страстями, а третья ступень – это «ступень совершенства», она выходит за границы рационального познания и мирской эрудиции, обретаясь не через чтение книг, а через проникновение в смысл Священного Писания, аскезу и Богомыслие. «Одно – научение от книг и знание, приобретаемое от изучения их, и другое – знание истины, содержащейся в книгах. Первое обретает силу благодаря постоянному размышлению и труду в изучении, тогда как последнее – от исполнения заповедей и просветленного сознания, обращенного к Богу». «Когда ведение вознесется над земным и над попечением о делании земного и начнет испытывать свои помышления в том, что сокрыто от очей внутри, и некоторым образом станет пренебрегать тем, от чего бывает непотребство страстей, и прострется горе, и последует вере в попечении о будущем веке и в вожделении обетованного нам, и в изыскании сокровенных таинств, тогда сама вера поглощает сие ведение, и обращается, и рождает оное снова, так что всецело становится оно духом. Тогда может воспарять оно на крылах в области бесплотных, касаться глубин и неосязаемого моря, представляя в уме Божественные и чудные действия правления в естествах существ мысленных и чувственных, и исследует духовные тайны, постигаемые мыслью простою и тонкою». Третья ступень знания – высшая духовная мудрость, рожденная от веры, она противоположна мирскому знанию, а отличительной чертой ее обладателей является смирение: «Знание истинное совершенствует в смирении душу тех, кто приобрел его, как усовершенствовало оно Моисея, Исаию, Давида, Петра, Павла и прочих святых, сподобившихся этого, по мере естества человеческого, совершенного знания. И в подобных сим святым знание их всегда поглощается необычайными созерцаниями, божественными откровениями, высоким созерцанием духовного, неизреченными таинствами, а свою душу они вменяют в прах и персть». Различая три вида знания, святой Исаак Сирин писал: «Ведение, которое занимается видимым или чувствами воспринимает порядок оного, называется естественным. Ведение же, которое пребывает в области мысленного и своею собственной силой постигает природу бесплотного, именуется духовным; потому что оно приемлет ощущение духом, а не чувствами, и рождение сих двух привходит в душу отвне, и она разумевает их. А ведение, достигшее Божественного, именуется сверхъестественным, и оно паче недоведомо и выше ведения. И созерцание сего ведения душа приемлет не от вещества, которое вне ее, как в первых двух видах ведения, но невещественно, внутри ее самой, туне, скоро и сверх чаяния является и открывается оно из самой внутренности, потому что, по слову Христову, Царствие Небесное внутрь вас есть (Лк. 17:21), и нельзя ожидать его в известном образе, и не с соблюдением оно приходит, но внутри образа, запечатленного в сокровенном уме, открывается само собою, без помышления о нем, потому что ум не находит в нем вещества. Первое ведение рождается от непрестанного занятия и рачительного обучения; второе же – от доброго жития и разумной веры, а третье наследуется одной верой, потому что ею упраздняется ведение, дела приемлют конец и чувства делаются излишними для употребления. Посему ведение чествуется, в какой мере нисходит от сего предела; и чем более нисходит, тем паче чествуется. И когда достигает земли и земного, тогда всем владычествует ведение, и без него всякое дело хромо и несовершенно. Когда же душа созерцание свое возвысит горе, и мысли свои прострет в пренебесное, и возжелает того, что незримо телесными очами и что не во власти плоти, тогда во всем действует вера, которую и нам да дарует Господь Иисус Христос». Высшее знание есть познание Бога и мистическое соединение с Ним, оно – тайна будущего века и является сверхзнанием, превышающем меру философствующего рассудка – мудрость Божию не в силах обрести мудрецы мира сего: «Многие простецы считают, что целью размышления философов является вкушение этой беседы, которая несет в себе красоты всех тайн Божиих. Блаженный Василий-епископ в одном из писем к своему братуделает различие между этим восприятием философов и тем восприятием, которое получают святые в тварных существах – то есть, умственной лестницей, о которой говорил блаженный Евагрий и которая возвышается над всяким обычным видением. «Есть, – говорит он, – беседа, открывающая дверь для всматривания в знание естеств, но не в духовные тайны». Он называет знание философов «знанием снизу», которым, по его словам, могут обладать даже подверженные страстям; а то восприятие, которое получают святые через ум посредством благодати, называет он «знанием духовных тайн свыше». Итак, кто удостоился этого, тот ночью и днем пребывает в таком состоянии, словно некто вышедший из тела и уже находящийся в том мире праведных. Это и есть божественная сладость, о которой чистосердечный и чудный Аммон говорил, что она «слаще меда и сот», но немногие отшельники и девственники познали ее. И это вход в божественный покой, о котором говорили отцы, и это переход из области страстей к просветленности и к движениям свободы». Преподобный Исаак Сирин подчеркивает, что духовное знание нельзя приобрести одними усилиями человеческими, оно – дар Божий, но чтобы воспринять этот дар Божий нужны вера и добродетельная жизнь, а из духовного знания рождается «созерцательная вера»: «Духовное же знание есть откровение сокровенного. И когда ощутит кто сие невидимое и во многом превосходнейшее, тогда принимает оно от этого название духовного знания, и в ощущении его рождается иная вера, не противоположная вере первой, но утверждающая ту веру. Называют же ее верой созерцательной. Прежде был слух, а теперь созерцание; созерцание же несомненнее слуха». По замечанию митрополита Илариона Алфеева: «Исаак разными путями приходит к одному и тому же выводу: вершиной духовного восхождения человека является мистический опыт, каким бы термином он не был обозначен – духовная молитва, созерцание, откровение, видение, озарение, прозрение, созерцательная вера, духовное знание. Путь человека к вершинам мистической жизни может описываться как путь от деятельности к созерцанию, от слышания к видению, от помрачения к озарению, от рационального познания к сверхрациональной вере, от неосмысленной веры к духовному знанию, от мирского знания к божественному «незнанию», или «сверхзнанию». Путь к познанию Бога, которое есть «незнание», бесконечен. Этот путь завершается только в будущем веке, когда человек достигает возможной для него полноты созерцания и знания». Для святого Исаака Сирина Истина – это не абстрактное, логическое и метафизическое понятие, а Личность Христа Богочеловека, сказавшего о Себе – «Я есть Истина», познание Истины достигается через веру и любовь к Богу, оно есть ощущение Бога и откровение Его тайны, когда сила Святого Духа осеняет душу человека и просвещает его ум и сердце: «Сам Утешитель, крепостию веры, как огнем, возжигает душу. И душа устремляется, пренебрегает всякою опасностью в надежде на Бога, на крылах веры возносится над видимою тварью и бывает всегда как бы упоенною, в изумлении пред Божественною попечительностью, в неложном созерцании и невидимом рассматривании Божественного естества, приобучая ум быть внимательным к размышлению о тайнах Его. Ибо, пока не приидет Тот, Кто есть совершение таинств, и пока явно не сподобимся откровения оных, вера между Богом и святыми священнодействует неизреченные таинства, которых, по благодати Самого Христа, и мы да сподобимся, здесь – как в залог, а в самой действительной Истине – там, во Царствии Небесном с любящими Его».
Следуя монашеской традиции православного Востока, преподобный Исаак Сирин говорил, что каждый христианин должен непрестанно помнить о смерти и Страшном Суде, осознавая, что земная жизнь есть скоротечный путь и странствие, приуготовление к вечности и встрече с Богом: «Когда приближаешься к постели твоей, скажи ей: в эту ночь, может быть, ты будешь мне гробом, постель; и не знаю, не придет ли на меня в эту ночь вместо сна временного вечный будущий сон… Что же значит иметь заботу о Суде Его, как не искать всегда упокоения Его, как не печалиться и не заботиться непрестанно о том, что не можем достигнуть совершенства по немощи естества нашего? Иметь непрестанную печаль об этом – значит непрестанно носить в душе своей память о Боге, как сказал блаженный Василий… Вот это и есть забота и сердце сокрушенное – для уготовления покоя Ему!». Память о смерти и размышление о жизни будущего века вселяет в душу человека надежду на воскресение: «И вера укрепит его в надежде, дабы с радостью претерпевал он все опасности, приключающиеся с ним, ради этих божественных благ, дабы даже смертью не был он напуган и не страдал как существо телесное, но уподоблялся тому, кто обладает сверхтелесной надеждой, у кого мужественное сердце и кто уверен в Боге. Каждый день ожидает он исхода из тела и в мысли своей он на всякое время рождает в муках ту будущую надежду, ради которой страждет он каждый день и ради которой добровольно претерпевает все эти трудности, дабы безопасно достичь воскресения из мертвых». Память о последнем часе и Страшном Суде предостерегает человека от согрешений и побуждает его жить добродетельной жизнью: «Когда та разумная сила, которая в нас, становится озаренной, человек совершенно презирает страх смерти и бывает постоянно вдохновлен надеждой на воскресение… Усиливается в нем попечение о Суде Божием, и начинает он ночью и днем следить за поведением своим, словами своими и мыслями своими; и если во всем подвижничестве своем совершает он прекрасные и благочестивые труды, это попечение и это воспоминание не отходят от него». Преподобный Исаак Сирин говорил, что память о смерти и Страшном Суде отрезвляет человека и напоминает, что все земные блага – бренны, слава мира сего – мимолетна власть – зыбка, жизнь – коротка, а «с разрушением века сего немедленно начинается век будущий». Размышление о благах жизни будущего века приводит подвижника в состояние изумления перед величием Божества: «Когда человек в изумлении и ум его наполнен величием Божиим, изумляясь всему тому, что совершено Богом, человек изумляется и восхищается Его милосердием – тем, как после всего этого Он уготовал иной мир, которому не будет конца, слава которого даже ангелам не открыта… и тому, сколь превосходна та слава и как возвышен образ существования в том веке и как ничтожна настоящая жизнь в сравнении с тем, что уготовано творению в новой жизни». Если человек помнит о смерти и размышляет о Страшном Суде, то он духовно возрождается и не может грешить, сердце его сокрушается покаянием, а мысль обращается в молитву, ум его занят не мирскими заботами и помыслами, а тайнами эсхатологического порядка. По воззрению аввы Исаака смерть – это граница между земной жизнью и жизнью будущего века, она – таинство исхода души из тела, до Иисусу Христа она была безотрадна, ибо никто не мог войти в Царство Небесное, но после искупительной жертвы Сына Божиего врата Царствия открыты всем верующим во Христа Богочеловека и смерть стала благословенной субботой, предваряющей всеобщее воскресение мертвых: «Шесть дней совершаются в делании жизни хранением заповедей, седьмой день весь проводится во гробе, а восьмой – в исходе из гроба… Истинная и несравненная суббота есть гроб, показывающий и означающий совершенное упокоение от тягости страстей и от противного покою делания. Там субботствует человеческое естество – и душа и тело». В святоотеческой литературе и литургических текстах Церкви встречается понимание субботы как символа смерти, а всеобщее воскресение мертвых сделает наши ожившие тела нетленными и бессмертными, поэтому смерть не страшна христианам. Для святого Исаака Сирина вера во всеобщее воскресение мертвых – источник надежды для всех христиан, отсюда – его увещевание не страшиться смерти, которая есть успение – отдохновение от земных трудов и кратковременный сон по сравнению с вечностью: «Не скорби по поводу схождения твоего в безмолвие могилы, о, смертный… Как прекрасен твой состави как прискорбно разложение! Но не будь поражен скорбью, ибо ты будешь снова облечен , пламенея огнем и Духом и нося в немточный образ его Создателя. Пусть не тревожат тебя сомнения относительно величия этой надежды, ибо Павел утешает тебя по этому поводу: Он униженное тело наше преобразит и сделает сообразным славному телу Своему. Не огорчайся, что много лет пребудем мы в этом тлении смерти под землей, пока не наступит конец мира. Смерть не тяжела для нас, ибо продолжительность нашего сна во гробе подобна сну в течение одной ночи. Ибо вот, премудрый Создатель сделал даже смерть легкой, чтобы мы вовсе не ощущали ее тяжесть. Пока мы не прошли через нее, она тяжела для нас, но после смерти мы не почувствуем никакого ощущения тления или разложения нашего состава, но, словно после сна в течение одной ночи мы пробудимся в тот день, как будто мы с вечера легли спать, а теперь проснулись. Столь легким будет для нас долгий сон в могиле и продолжительность лет, проведенных в ней». По рассуждению авы Исаака жизнь будущего века «не имеет конца и изменения», для всех верных Христу она будет «постоянным и неизреченным покоем в Боге», блаженным житием и созерцанием величия и красоты славы Господней, но горе ожидает всех отпавших от Бога и отвергших Христа: «Горе же тому монаху, который лжет обету своему и, попирая совесть свою, подает руку диаволу, чтобы тот воздвигся против него в виде какого-либо малого или великого греха, и который не может снова стать пред лицом врагов своих сокрушенною частью души своей. С каким лицом предстанет он Судии, когда, достигнув чистоты, друзья его встретят друг друга – те самые, с которыми разлучившись в пути своем, пошел он стезею погибели, утратил и то дерзновение, какое имеют пред Богом преподобные, и ту молитву, которая исходит из чистого сердца, возносится горе превыше Ангельских Сил и ничем не возбраняется, пока не получит просимого в ней и с радостью не возвратится в воссылавшие ее уста? И страшнее всего то, что, как здесь он разлучился с ними в пути своем, так и его разлучит с ними Христос в тот день, когда светлый облак понесет на хребте своем тела, сияющие чистотою, и поставит во вратах небесных». По слову преподобного Исаака Сирина не существует среднего состояния между Царством Небесным и геенной огненной – на Страшном Суде решатся окончательные судьбы всех созданий и каждому воздастся по делам его. За пределами Царства Небесного находится лишь геенна огненная, а всякий спасенный – наследник горнего Иерусалима: «Предмет созерцания для всех один, и место одно, и кроме этих двух состояний нет иной промежуточной степени. Я имею в виду одну степень высшую, а другую низшую, между же ними разнообразие в разности воздаяний. Если же это справедливо – а оно поистине справедливо! – то что может быть бессмысленнее и неразумнее таких слов: «Достаточно для меня избежать геенны, о том же, чтобы войти в Царствие, не забочусь»? Ибо избежать геенны и значит это самое – войти в Царство, равно как лишиться Царства – значит войти в геенну. Писание не указало нам трех стран, но что говорит? Когда придет Сын человеческий в славе Своей… Он поставит овец по правую Свою сторону, а козлов – по левую…Не понял ли ты из этого, что состояние, противоположное высшей степени, и есть та мучительная геенна?». Тайна нашего спасения есть тайна синергии – содействия Божественной благодати и человеческой свободы, отсюда – в Царство Небесное никто не войдет по принуждению и без покаяния – все люди в земной жизни совершают выбор, определяющий их вечность: «Не по какому-либо принуждению, и не против воли своей, и не без покаяния наследуют они ту будущую славу; но угодно было премудрости Его, чтобы по своей свободной воле избирали они благое и таким образом имели доступ к Нему». По эсхатологическому прозрению аввы Исаака в жизни будущего века исчезнет иерархический строй мироздания, где откровения предаются от Бога высшим чинам Ангелов, а от них – низшим чинам и человеку: «В будущем веке упразднится такой порядок, потому что не один от другого будет принимать тогда откровение славы Божией, к прославлению и веселию души своей, но каждому, по мере сил его, будет дано от Господа непосредственно то, что причитается ему по мере подвигов его и по достоинству; и не от другого, как здесь, принимает он дар. Ибо там нет ни учащего, ни учащегося, ни имеющего нужду в восполнении недостатка его другим. Там один Даятель, непосредственно дарующий способным принять, и от Него принимают обретающие небесное веселие. Там прекратятся чины учащих и учащихся, и быстрота желания всякого будет стремиться к Единому». В то же время преподобный Исаак Сирин говорит о том, что низвергнутые в геенну огненную, равно как и вошедшие в Царство Небесное будут находиться на различных ступенях – не одинаковая мера страданий будет у грешников в зависимости от грехов каждого, так и слава праведников будет различной в меру их приобщения Богу: «Спаситель многими обителями у Отца называет различные меры знания поселяемых в ту страну, то есть отличия и разницу духовных дарований, которыми наслаждаются по мере знания. Ибо не различие мест, но степени дарований назвал Он многими обителями. Как чувственным солнцем наслаждается каждый по мере чистоты и приемлемости силы зрения… так в будущем веке все праведные нераздельно поселяются в одной стране, но каждый в своей мере озаряется одним мысленным солнцем и по достоинству своему привлекает к себе радость и веселие… И никто не видит меры друга своего, как высшей, так и низшей, чтобы, если увидит превосходящую благодать друга и свое лишение, не было это для него причиной печали и скорби. Да не будет этого там, где нет ни печали, ни воздыхания! Напротив, каждый, по данной ему мере, веселится внутренне в своей мере». Для страждущих в геенне огненной жизнь будущего века – это плач и скорбь, а для спасенных – вечное пребывание с Богом и созерцание света славы Его. Размышляя о том, что такое Рай и Ад, преподобный Исаак Сирин говорит, что райское блаженство – это ощущение любви Божией и жизнь с Богом, вкушение Хлеба Небесного и причастие Древу Жизни – Иисусу Христу, а адская мука – венная разлука с Творцом: «Рай есть любовь Божия, в которой – наслаждение всеми блаженствами. Там блаженный Павел напитался сверхъестественной пищей, и, когда вкусил там от древа жизни, воскликнул, сказав: не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его. От древа сего был отстранен Адам дьявольским советом. Древо жизни есть любовь Божия, от которой отпал Адам… Пока не обретем любовь, делание наше – на земле терний… А когда обретем любовь, тогда станем питаться хлебом небесным… Небесный же хлеб есть Христос, сшедший с небес и дающий жизнь миру… Итак, живущий по любви пожинает жизнь от Бога, и в этом еще мире… обоняет воздух воскресения. Этим воздухом насладятся праведные в воскресении». Преподобный Исаак Сирин учил, что Бог есть вездесущий Дух и любовь Его безмерна – она не оставляет и грешников в геенне огненной, ибо Господь неизменен вечной и совершенной любви Своей, но если для праведников любовь становится источником радости и блаженства, то для томящихся в геенне огненной – источником страданий, ибо они не откликнулись на любовь Божию ответной любовью и погубили себя: «Говорю же, что мучимые в геенне поражаются бичом любви! И как горько и жестоко это мучение любви! Ибо ощутившие, что погрешили они против любви, терпят мучение вящее всякого приводящего в страх мучения; печаль, поражающая сердце за грех против любви, страшнее всякого возможного наказания. Неуместна никому такая мысль, что грешники в геенне лишаются любви Божией. Любовь есть порождение ведения истины, которое дается всем вообще. Но любовь силою своею действует двояко: она мучит грешников, как и здесь случается другу терпеть от друга, и веселит собою соблюдших долг свой. И вот, по моему рассуждению, геенское мучение есть раскаяние. Души же горних сынов любовь упоевает своими утешениями». Выдающийся православный богослов Владимир Лосский пояснял, что согласно Исааку Сирину, те, кто претерпевают мучения в геенне огненной, наказываются не гневом Божиим и возмездием, ибо в Боге нет злобы или мстительности, но поражаются «бичом любви»: «Божественная Любовь станет нестерпимым мучением для тех, кто не стяжал ее внутри себя». Бог есть Любовь вечная и неисчерпаемая, Он присутствует везде – даже в Аду, но если праведники блаженствуют от любви Его, то нераскаянные грешники мучаются – здесь уместно вспомнить и мысль великого русского писателя Ф.М. Достоевского, высказанную в его романе «Братья Карамазовы» и гласящую, что Ад – это мучение о том, что уже нельзя любить, что жизнь была прожита без любви и вечность загублена.
Разрешая проблему теодицеи, преподобный Исаак Сирин замечает, что Бог создал весь мир совершенным и прекрасным, все было благо – Он уготовил всем Рай, а грех и геенна огненная – это не произведение Творца, а горький плод свободной воли людей и части Ангелов, отпавших от Истины: «Грех, геенна и смерть у Бога совершенно не существуют. Они суть действия, а не сущности; ведь грех – плод воли, и было, когда его не было, и будет, когда его не станет; а геенна есть плод греха, который однажды получит начало, в то время, как ее конец не известен; смерть же есть вспомоществование Премудрости Создателя, которое лишь на время имеет власть над естеством и в любом случае прекратится. «Сатана» – это имя, относящееся к отклонению воли от Истины, а не обозначение естества». Как и святитель Иоанн Златоуст, авва Исаак высказывает мысль, что Господь благ и не сотворил геенну огненную, она – произведение грешной воли тех, кто отпали от Творца, но Царство Небесное и геенна огненная суть следствия милости Божией, ибо с одной стороны Господь хочет, чтобы все спаслись и вошли в Царство Небесное, а с другой – Он бесконечно дорожит свободной волей Своих созданий, поэтому никто не войдет в Царство Божие насильно – всякий отвергающий Бога не желающий быть с Богом пребывает вне Царства Небесного, за пределами которого – геенна огненная и тьма кромешная. С апостольским вдохновением и возвышаясь до красноречия святителя Иоанна Златоуста, святой Исаак Сирин возвещает о том, что Бог безмерно благ и милосерден, Он хочет всех спасти: «Да не помыслим никогда сего беззакония, чтобы Бога наименовать немилостивым: свойство Божие не изменяется, подобно мертвецам, и Бог не приобретает того, чего у Него нет; не лишается того, что у Него есть; не получает приращения, подобно тварям. Что имел Бог от начала, то всегда имеет и будет иметь до бесконечности, как сказал блаженный Кирилл в толковании на книгу Бытия: бойся Его, говорит он, по любви, а не по имени жестокого, Ему приданному. Возлюби Его, как обязан ты любить Его, и не за то, что даст тебе в будущем, но за то, что получили мы в настоящем мире, сотворенном ради нас. Ибо кто в состоянии воздать Ему? Где воздаяние Его за дела наши? Кто побудил Его в начале привести нас в бытие? Кто умоляет Его о нас, когда мы не вспоминаем о Нем? Когда нас еще не было, кто возбудил к жизни тело наше? И еще, откуда мысль ведения западает в персть? О, как дивно милосердие Божие! О, как изумительна благодать Бога и Творца нашего! Какая сила, довлеющая на все! Какая безмерная благость, по которой Он естество нас, грешных, снова возводит к воссозданию! У кого достанет сил прославить Его? Преступника и хулителя Своего восставляет, неразумную персть обновляет, делает ее разумною и словесною, ум рассеянный и бесчувственный и чувства расточенные делает Он природою разумною и достойною Божественной мысли! Грешник не в состоянии и представить себе благодать воскресения своего. Где геенна, которая могла бы опечалить нас? Где мучение, многообразно нас устрашающее и побеждающее радость любви Его? И что такое геенна пред благодатью воскресения Его, когда восставит нас из Ада, соделает, что тленное сие облечется в нетление (1 Кор. 15:54), и падшего в Ад восставит в славе? Приидите, рассудительные, и удивляйтесь! Кто, имея ум мудрый и чудный, достойно подивится милости Создателя нашего? Есть воздаяние грешникам, и вместо воздаяния праведного воздает Он им воскресением; и вместо тления тел, поправших закон Его, облекает их в совершенную славу нетления. Эта милость – воскресить нас после того, как мы согрешили, выше милости – привести нас в бытие, когда мы не существовали. Слава, Господи, безмерной благодати Твоей! Вот, Господи, волны благодати Твоей заставили меня умолкнуть, и не осталось у меня мысли пред благодарностью к Тебе! Какими устами прославим Тебя, Царь благий, любящий жизнь нашу? Слава Тебе за сии два мира, которые создал Ты к возрастанию и наслаждению нашему, возводя нас от всего, созданного Тобою, к ведению славы Твоей! Слава Тебе отныне и до века». Преподобный Исаак Сирин пламенно исповедует веру в безмерную благость и милосердие Бога Судии, в то, что надежда на спасение есть у каждого, предостерегая о том, что спасение невозможно без покаяния и духовного преображения – ничто нечистое не войдет в Царство Небесное. По великой и неизреченной благости Своей Господь прощает грехи всех истинно кающихся, а залогом Божьего прощения является воплощение Сына Божиего и крестная смерть Иисуса Христа, искупившего грехи всего рода человеческого.Земная жизнь дана человека для покаяния и молитвы, чтобы он уверовал в Бога и жал по заповедям Его, сделав жизненный путь свой – путем спасения, ведущим в Царство Небесное.
Эсхатология – это учение о конечных судьбах людей и мира, это – область сокровенных тайн будущего века, а потому нет ничего удивительного в том, что эсхатология преподобного Исаака Сирина – это самая таинственная и сложная для понимания область его богословия. Если в «Словах подвижнических» вся эсхатология и сотериология святого Исаака Сирина основа на Библии и церковна, и он ссылается на стихи из Евангелия, где говорится о разделении овец от козлищ – том, что праведники унаследуют Царство Небесное, а грешники пойдут в муку вечную, то в новооткрытых текстах проводится мысль о конечности вечных мучений и всеобщем спасении – даже о спасении демонов, их восстановлении в ангельском состоянии, и даже достижении ими еще более высокого совершенства: «Где любовь, там нет возмездия; а где возмездие, там нет любви. Любовь, когда совершает добрые дела или исправляет прошлые поступки, не воздает тем самым за дела прошлого. Но заботится она о том, что наиболее полезно в будущем: она исследует грядущее, а не прошедшее. И если противным образом думаем мы, тогда, в соответствии с таким ребяческим взглядом, Создатель окажется немощным… ибо после того, как созданное Им растлилось против Его воли, Он задумал какое-то другое средство и в воздаяние за его растление уготовал для него множество зол. Такие мнения являются немощными по отношению к Создателю!.. В мучениях и приговоре геенны есть некая тайна, ибо премудрый Творец взял в качестве отправного пункта для ее будущего исхода лукавство дел наших и воли нашей, дабы исполнить Свое домостроительство, в котором содержится умудряющее учение и неизъяснимая польза, сокрытые как от ангелов, так и от людей, а также от тех, кто претерпевает наказание, будь то демоны или люди, – сокрытые в течение всего того времени, пока властвует назначенный срок. О воздаянии говорят, когда воздающий мало-помалу приходит к мысли о воздаянии в результате происходящих добрых и дурных действий и в соответствии с ними: вместе с ежедневными переменами в действиях меняется и его знание, и помыслы его меняются по причинам, связанным с обстоятельствами времени. Если бы Царство и геенна с самого появления добра и зла не были предусмотрены в сознании благого Бога нашего, тогда не были бы вечными помыслы Божии о них; но праведность и грех были известны Ему прежде, чем они проявили себя. Таким образом, Царство и геенна суть следствия милости, которые в своей сущности задуманы Богом по Его вечной благости, а не следствия воздаяния, даже если Он и дал им имя воздаяния. Если бы мы, опять же, говорили или думали, что это действие не преисполнено любви и милосердия, это было бы мнением, исполненным богохульства по отношению к Господу Богу нашему. Даже говоря, что Он подвергнет нас огню ради страданий, мучения и всяких болей, мы приписываем божественному Естеству вражду к самим разумным существам, которых Он сотворил по благодати; то же самое – если мы говорим, что Он действует или думает из злобы, мстительности или желания расплаты, как если бы Он мстил Самому Себе… Ведь известно, что в тот момент, когда они падают, Он не оставляет их; и таким образом, ни демоны не останутся в своем демоническом состоянии, ни грешники – в грехах своих; но к единому равному состоянию совершенства по отношению к Своему собственному Бытию намеревается Он привести их – к состоянию, в котором святые Ангелы находятся сейчас, в совершенство любви и бесстрастного сознания. В ту добродетель воли намеревается Он возвести их, когда уже ни в узах они не будут, ни в свободе, и не будут они тогда возбуждаемы противником; но будут они в добродетели знания, с мышлением, повзрослевшим благодаря движениям, которые они получили от божественного излияния, уготованного блаженным Создателем по благодати Его; они будут усовершенствованы в любви к Нему, с совершенным сознанием, которое сделалось превыше какого-либо уклонения во всех своих движениях… Может быть, они будут возвышены даже до большего совершенства, чем то, в котором Ангелы существуют сейчас; ибо все они в единой любви, едином сознании, единой воле, едином совершенстве знания будут существовать; на Бога будут они взирать с любовным вожделением, которое ненасытимо, даже если некое домостроительство может временно действовать по причинам, известным одному Богу, в соответствии с определенным отрезком времени, установленным Им согласно воле Его премудрости… Бог не упустит ни одной части, принадлежащей какому-либо из разумных существ, при подготовке к тому высшему Царству, которое уготовано для всех миров. По причине той благости Естества Его, благодаря которой привел Он в бытие всю вселенную, поддерживает и ведет ее, и заботится обо всех мирах и тварях в Своем безмерном сострадании, Он задумал устроить Царство Небесное для всей общины разумных существ, хотя некий переходный период времени оставлен для того, чтобы все поднялись на тот же самый уровень. Это наше мнение согласуется с учительством Писания. Тем не менее она страшна, даже если она так ограничена в своей продолжительности: кто может вынести ее? По этой причине Ангелы на небесах радуются об одном грешнике кающемся». В «Гностических главах» новооткрытых текстах, ныне приписываемых преподобному Исааку Сирину, провозглашается, что идея любви Божий противоречит идее возмездия, что вечные муки хотя бы одного творения Божиего означают неудачу Творца и Его бессилие противостоять злу, что большинство людей войдет в Царство Небесное без страшного и горького опыта геенны огненной, а все отпавшие от Бога люди и Ангелы вернутся к Нему после кратковременного мучения в геенне огненной, которая уготована для их очищения в огне страдания и покаяния.
Пытаясь оправдать «эсхатологический оптимизм» последних глав трактата «О Божественных тайнах и духовной жизни», митрополит Иларион Алфеев говорит, что преподобный Исаак Сирин понимал притчу о Страшном Суде не как «догматическое утверждение» а как «пророческое предупреждение» не совершающим праведных дел в здешней жизни, он осознавал ужасность адских мучений, пусть и кратковременных, его учение о всеобщем спасении не имеет никаких связей с оригенистской теорией «апокатастасиса, а проистекало из веры в безграничную любовь Божию к человеку и новозаветном Откровении о Боге, Который «хочет, чтобы все люди спаслись и пришли к познанию Истины» (1 Тим.2:4). Митрополит Иларион Алфеев писал о том, что преподобный Исаак Сирин никогда не отрицал реальность Страшного Суда и разделение грешников и праведников, предостерегал, что опыт страшных мук в геенне огненной – ужасен и невыносим, но верил в конечность адских мук, а его учение о всеобщем спасении отличалось от апокатастасиса Оригена, а надежду на всеобщее спасение высказывали и другие святые отцы Церкви – святой Григорий Нисский, святитель Григорий Богослов, преподобный Максим Исповедник и Иоанн Лествичник: «Для Оригена апокатастасис – не конец истории, а лишь переходный этап к появлению нового мира: под влиянием платонизма Ориген учил, что прежде сотворения мира некий другой мир существовал, и после всеобщего восстановления, когда настоящий мир закончит свою историю, новый мир будет создан Богом, а после него еще один мир – и так до бесконечности. Отпадение людей от Бога и возвращение к Богу будет вновь и вновь совершаться, и Бог еще не раз воплотится, чтобы взять на себя грехи людей и искупить их. Именно это учение, противоречащее евангельскому благовестию об уникальности и единственности искупительной жертвы Христа, было осуждено в VI веке вместе с другими ошибочными мнениями оригенистов, как например, идеей предсуществования душ. Учение о всеобщем спасении у Исаака не имеет оригенистических корней (едва ли он когда-либо держал в руках сочинения Оригена); оно свободно от какого бы то ни было влияния платонических и других чуждых христианству идей. У Исаака это учение основано на новозаветном благовестии о Боге, Который «хочет, чтобы все люди спаслись». Оно, по сути, является развитием учения апостола Павла о том, что после окончательного воцарения Бога и Отца, упразднения всякого начала, власти и силы, покорения всех врагов и истребления смерти Спасителем, Бог будет «все во всем». Для Исаака спасение всех людей – прямое следствие безграничной любви Божией к человеку – любви, по которой Бог сотворил мир, воплотился и взял на Себя грехи людей, чтобы спасти их и ввести в Царствие Свое, которому не будет конца… Исаак был не единственным, кто верил во всеобщее спасение – среди его предшественников, помимо упомянутых выше учителей Сирийской Церкви, был святитель Григорий Нисский, который говорил о спасении всех людей и демонов: его учение не было осуждено ни одним Вселенским или Поместным Собором. Возможность спасения всех людей допускали также святитель Григорий Богослов и преподобный Иоанн Лествичник. Свою трактовку учения Григория Нисского о всеобщем спасении предложил и преподобный Максим Исповедник. Все эти авторы исходили из того, что для Бога нет ничего невозможного и что, следовательно, Он может спасти всякого человека. Однако, как подчеркивал Максим Исповедник, каждый человек вправе отвергнуть спасение, совершенное Христом. Спасение ни для кого не будет принудительным: спасутся только те, кто желает следовать за Христом. В этой мысли – важное уточнение к тому, что говорит о всеобщем спасении Исаак Сирин. Все сказанное приводит нас к следующему заключению. Эсхатологические воззрения Исаака Сирина, Григория Нисского и других упомянутых Отцов Церкви относятся к числу частных богословских мнений и не могут восприниматься как выражение догматического учения Церкви. В то же время их не следует отождествлять с еретическим оригенизмом, осужденным Церковью. Ни Исаак Сирин, ни Григорий Нисский, несмотря на радикальный тон некоторых своих высказываний на эсхатологические темы, отнюдь не считали вопрос о всеобщем спасении исчерпанным. Они лишь выражали ту надежду, которая, наверное, свойственна многим христианам – надежду на то, что вопреки всякой справедливости каждый человек получит возможность спасения по милости Всеблагого Бога». Но как бы ни старался митрополит Иларион Алфеев защитить «эсхатологический оптимизм» последних глав трактата «О Божественных тайнах и духовной жизни», но мысль о всеобщем спасении первым в истории Церкви высказал Ориген в книге «О началах» учивший о конечности адских мук и апокатастасисе, исходя из идеи всемогущества и благости Бога, но, совершенно не понимая тайну свободы Ангелов и людей и их права на выбор и самоопределение – в том числе и по отношению к Богу. Русский исследователь патристики А.Р. Фокин убедительно показал, что космология и эсхатология «Гностических глав» второго тома – в том числе и учение о всеобщем спасении – стоит в сильной зависимости от эсхатологических воззрений Евагрий, творчески разрабатывающего идеи Оригена, а также в зависимости от идей Диодора Тарсийского и Феодора Мопсуетийского, которые исповедовали апокатастасис – веру во всеобщее спасение, отвергнутую и осужденную на пятом Вселенском Соборе 553 года. В сочинениях Григория Нисского есть строки, где он, под влиянием Оригена, исповедует воззрение о том, что участь грешников не безнадежна – они очистятся в огне геенны огненной, подобно тому, как золото очищается в пламени от примесей, и спасутся, ибо зло не может быть совечно Богу и бесконечно, с другой стороны – помня о богодухновенности Слова Божиего и вспоминая библейские строки о Суде Господнем, он писал о том, что конечная участь нераскаянных грешников – тьма кромешная и геенна огненная. По словам русского патролога А. Мартынова, для святого Григория Нисского была характерна «двойственность воззрений, в силу которой и учение о прекращении зла и мучений, и учение о вечном, нескончаемом их продолжении одинаково находили место в его сочинениях». Святитель Григорий Богослов учил, что на Страшном Суде человечество будет разделено на овец и козлищ – на праведных и грешных: «Как праведники наследуют невыразимый свет святой и царственной Троицы, которая тогда будет озарять их яснее и чище и всецело соединится с полным умом..., так, напротив, уделом нечестивых, кроме прочего, будет мучение, или – вернее сказать – прежде всего другого отчуждение от Бога и стыд в совести, которому не будет конца. Если, таким образом, блаженство праведников будет состоять в теснейшем единении их с Богом и созерцании Его бесконечных совершенств, то, напротив, мучение грешников будет происходить от пребывания их во мраке и удалении от Бога, сознания их нравственной нечистоты и бесконечного угрызения совести». Для праведных Бог – Свет просвещающий, а для нечестивых – Огонь опаляющий, и этот «ужаснейший огонь вековечен для злых». В «Слове о Крещении» святитель Григорий Богослов высказывал мысль о возможности загробного очищения душ – «Я знаю очистительный огонь возженный на земле Христом; он имеет силу истреблять вещество и порочные склонности», «может быть, они крещены будут огнем ; крещением последним, труднейшим и продолжительнейшим, которое попаляет вещество, как сено, и истребляет плевелы всякого зла». Но в то же время, Григорий Богослов замечает, что нераскаянных грешников ожидает не очистительный, а карающий огонь геенны огненной, уготованный дьяволу и аггелам его: «знаю огонь и не очистительный, а карательный..., уготованный дьяволу и аггелам его, тот огонь, который опаляет врагов Господних, огонь ужаснейший, который действуя вместе с червем неусыпающим, неугасим и вечен для злых. Все это указывает на силу истребительную, если только кому-либо не угодно на это смотреть снисходительнее и сообразно с достоинством Наказующего». Преподобный Иоанн Лествичник порицал лжеучение Оригена и призывал помнить о смерти и Страшном Суде, о Рае и «вечном огне», он учил, что Царство Небесное стяжается подвигом веры и аскезы, постом и молитвой, духовной борьбой со страстями и жизнью по Евангелию – «Царство Небесное силою берется» (Мф.;11:12), его высказывание «хотя не все могут быть бесстрастны, однако спастись и примириться с Богом всем не невозможно»– означает, что каждый человек имеет надежду на спасение, но в то же время Иоанн Лествичник предостерегал, что «мудрствующие о горнем по смерти восходят горе, а мудрствующие о дольнем идут долу – в преисподнюю». В «Толковании на 59 Псалом» преподобный Максим Исповдник высказывал мысль о «всеобщем и естественном в благодати обновлении и изменении всего рода человеческого из смерти и тления в жизнь вечную и нетление», осуществляемом «посредством чаемого Воскресения», а в «Мистагогии» – писал о «всеобщем свершении». Но преподобный Максим Исповедник различал апокатастасис и теозис, говоря, что все души в конце времен познают, что Бог благ и безупречен, но не все спасутся – праведные будут блаженствовать, а нераскаянные грешники – будут пребывать в муках, не в силах более клеветать на Бога, ибо всем неотразимо откроется правота Божия. Размышляя о конечной участи дьявола и его аггелов – демонов, святой Максим Исповедник писал: «Они лишились блаженного и всесветлого даяния чистого света, расточив дарованную им по природе умную силу на несущее. А что претерпят они в страшный день суда, знает один праведный Судия (2Тим.;4:8), назначающий каждому по достоинству праведные воздаяния, определяющий соразмерно злу вид осуждения и праведно выносящий на бесконечные веки подобающий приговор своими благими повелениями». По разъяснению протоиерея Георгия Флоровского, ясно и четко изложившего эсхатологические воззрения преподобного Максима Исповедника: «В последние дни вся тварь будет полностью восстановлена. Но мертвые души останутся слепы к Откровению Света. Божественный Свет будет светить всем, но те, кто когда-то выбрал тьму, не смогут, да и не захотят, наслаждаться вечным блаженством. Они останутся во мраке себялюбия. Они просто не смогут радоваться. Они пребудут «во тьме внешней», ибо союз с Богом, в котором и заключается спасение, предполагает и требует определенного устроения воли». Для православного миросозерцания неприемлема отвергнутая Церковью вера в апокатастасис Оригена – учение о всеобщем спасении всех творений Божиих – в том числе самых окаянных грешников, всех падших Ангелов и самого дьявола. В области историософии учение о всеобщем спасении отвергает весь нравственный смысл драмы всемирной истории – в концепции Оригена устье реки времени совпадает с ее истоком, здесь – отсутствует христианская философия истории и эсхатология, а мысль возвращается к античному язычеству с его циклическим пониманием времени. В сфере эсхатологии учение о всеобщем спасении стирает разницу между добром и злом в аспекте вечности, детерминирует свободу воли людей и Ангелов, делая их выбор и самоопределение эфемерными – в концепции Оригена и его последователей по сути каждый человек обречен на спасение, в то время как по православному учению спасение обретают лишь те, кто добровольно верует во Христа и следует за Христом. В области этики и сотериологии учение о всеобщем спасении основывается на идее, что возможно Божье прощение и спасение без покаяния грешника и его нравственного исправления, здесь – лонная надежда на милосердие Божие и злоупотребление любовью Божией, завуалированное оправдание греха и отвержение православной сотериологической аксиомы, гласящей, что тайна нашего спасения есть тайна синергии, содействия Божественной благодати и человеческой свободы. В области аскетики и духовной жизни учение о всеобщем спасении изгоняет из сердца человек страх Божий – начало премудрости, отрезвляющее ум и очищающее сердце от страстей, более того – оно обесценивает всю подвижническую жизнь – в чем смысл страданий мучеников и исповедников за веру во Христа Спасителя, постов и молитв, всех аскетических подвигов, если, в конечном итоге, праведники и грешники будут уравнены в вечности? Учение о всеобщем спасении противоречит Священному Писанию – Псалтырю и Апокалипсису, пророческим книгам Ветхого Завета и евангельским словам о Страшном Суде, где говорится о разделении на овец и козлов, и о том, что дьяволу и еггелам его уготовано пламя геенны огненной, оно противоречит церковной эсхатологии и сотериологии, святоотеческой мудрости и догматическому учению Церкви о вечном блаженстве праведников и вечных муках нераскаянных грешников.
После глубокого и всестороннего богословского анализа творений преподобного Исаака Сирина можно с полным правом утверждать, что все высказывания о всеобщем спасении, содержащиеся в «Гностических главах» новооткрытых текстов, названных трактатом «О Божественных тайнах и духовной жизни», – это поздние несторианские вставки, вступающие в противоречие с мыслями, изложенными в «Словах подвижнических» и с Евангелием, в то время как эсхатология самого аввы Исаака основана на Библии и святоотеческой мудрости, она церковна и не противоречит догматическому учению Православной Церкви. Как подвижник с милующим сердцем и настоящий христианский мудрец, святой Исаак Сирин веровал, что по безграничному милосердию Своему Господь хочет всех спасти, но спасение невозможно без покаяния, поэтому все нераскаянные грешники пойдут в муку вечную и геенну огненную, уготованную дьяволу и аггелам его. Великая и неизреченная благость Творца и заключается в том, что Он дает каждому разумному созданию Своему – Ангелу и человеку – право выбора и самоопределения – одни избирают верность Богу и добро, становясь наследниками Царства Небесного, а иные – отпадают от Бога и избирают путь греха и погибели, обрекая себя на геенну огненную, ибо их выбор – жизнь без Бога. Безмерная и неизреченная благость Творца к грешникам и падшим Ангелам – демонам, которые непрестанно бунтуют и противятся Его воле, заключается в том, что Он, как Всемогущий, не уничтожает их, но, будучи Жизнью всего живущего, простирает жизнь и благость Свою и на демонов, и на нераскаянных грешников. Для преподобного Исаака Сирина Бог, имя Которому Любовь, есть наш Творец, Спаситель и Судия, в Нем сочетается любовь и правда, Он есть Спаситель праведный и Судия любящий и милующий: «На иного падает наибольшее осуждение, и с трудом приемлется от него покаяние, а грех иного близок к прощению. И как Адам, Ева и змий, хотя все прияли от Бога воздаяние за грех, однако весьма в различной мере подверглись проклятию, так бывает и с сынами их: каждому тяжесть наказания соизмеряется с намерением его и пристрастием ко греху». Когда преподобный Исаак Сирин изрекает – «Что горсть песка, брошенная в великое море, то прегрешения всякой плоти в сравнении с Промыслом и милостью Божией», то он изумляется непостижимому величию и безмерной благости Бога Судии, но в то же время он предостерегает, что те, в чьих сердцах нет места вере, любви и покаянию, не войдут в Царство Небесное. С молитвенным трепетом размышляя о неизъяснимых промыслах и судах Божиих, и верный словам из Апокалипсиса апостола и тайнозрителя Иоанна Богослова о том, что «времени больше не будет» (Откр.;10:6), авва Исаак следующими словами запечатлевает свои эсхатологические прозрения: «Житие мира сего подобно выводящим некоторые только буквы из начертанных на таблице; и когда хочет и пожелает, прибавляет к ним и убавляет, и делает перемену в буквах. А жизнь будущая подобна рукописаниям, начертанным на чистых свитках, запечатанных царскою печатию, в которых нельзя ничего ни прибавить, ни убавить. Поэтому, пока мы среди изменения, будем внимательны к себе, и пока имеем власть над рукописанием жизни своей, какое пишем своими руками, постараемся делать в нем дополнения добрым житием, станем изглаждать в нем недостатки прежнего жития. Ибо, пока мы в этом мире, Бог не прилагает печати ни к доброму, ни к худому, до самого часа исшествия, в который оканчивается дело в отечестве нашем, и отходим в страну чуждую. И, как сказал святой Ефрем, «подобает нам размыслить, что душа наша подобна готовому кораблю, не знающему, когда подует на него ветер, и воинству, не ведающему, когда протрубит бранная труба. И если так бывает сие для малого приобретения, в таким случаях, которые, может быть, снова возвратятся, то как должно нам приуготовляться и снаряжаться пред этою дверию нового века. Готовность утвердиться в оном исповедании чаяния да дарует Ходатай жизни нашей, Христос. Ему слава, поклонение и благодарение во веки веков! Аминь». Преподобный Исаак Сирин учит, что Бог есть вездесущий Дух и Его любовь охватывает все сущее – никто не лишается любви всеблагого Бога ни на небе, ни на земле, ни в преисподней, но для демонов и нераскаянных грешников ненавистна любовь Божия, поэтому для них она – источник страданий. По замечанию протоиерея Георгия Флоровского: «Только вскользь упоминает преподобный Исаак об участи грешников. Грех имеет начало и конец; и будет, когда греха не будет. Но это не значит, что все войдут в Царствие. Ибо Ад и геенна имеют начало, но не имеют конца. Не всякий может войти в Царствие, ибо не будет готов к нему, а Царствие есть внутри. А не вошедший и будет в геенне, в лишении и муке. Однако, никак не позволительно думать, что грешники в геенне лишены любви Божией. Но именно любовь и есть источник муки и скорби: «мучимые в геенне поражаются бичом любви». Озаряет любовь всех, но действует двояко. И праведные радуются в упоении любовью, а грешники скорбят за грех против любви». Эсхатология преподобного Исаака Сирина основана на Библии и святоотеческой литературе, она новозаветна по своему духу, он исповедует не «эсхатологический оптимизм», как ошибочно представляется митрополиту Илариону Алфееву, а эсхатологический реализм и разрешает одну их самых сложнейших проблем богословию – проблему теодицеи и эсхатологическую тайну вечных мучений грешников, отстаивая веру в безмерную благость Творца и в свободу Его созданий – Ангелов и людей, приоткрывая в своих прозрениях тайну Страшного Суда и жизни будущего века.
Преподобный Исаак Сирин – великий православный подвижник и духовно опытный аскет, искусный в духовной брани и прошедший через все испытания на пути к Богу, в своих писаниях раскрывший суть монашества – отречения от мира ради единения с Богом, ярко описавший как радостный опыт Богоообщения, так и горестную муку Богооставленности – страшный опыт «вкушения геенны огненной», наставлявший не терять надежду на Бога и благость Его Промысла в самые тяжкие дни скорбей и искушений, но горячо молиться и читать Слово Божие; он – истинный христианский мудрец и наставник монахов и пустынножителей, любитель уединения и безмолвия, пламенный молитвенник с милующим сердцем, в тишине своей кельи с великой жалостью молящийся за весь мир, а его личная молитва подобна литургическому молению и охватывает все человечество и всю вселенную; он – удалившийся от мира отшельник, благодарящий в своих молитвах Бога за сотворение Ангелов, мира и человека, просящий о прощении грехов, избавлении от злых намерений и освобождении от власти дьявола, прославляющий Иисуса Христа и поющий возвышенный гимн Богу, Который послал в мир Единородного Сына Своего ради спасения человеческого рода, молящийся за монахов и безмолвников, за больных и пленных, об избавлении Церкви от гонений и внутренних раздоров, о сохранении любви и единомыслия между гражданскими и церковными властями, о заблудших и умерших вне христианской веры; он – учитель молитвы и покаяния, призывающий всех христиан молиться покаянным плачем, чтобы смыть слезами многочисленные грехи свои, очистить сердце свое и преуспеть в духовной жизни; он – ученейший богослов и блестящий знаток Священного Писания, искатель сокровенного и духовного смысла, таящегося за буквой Библии, вдохновенный проповедник смирения и евангельской любви, учивший, что, смирение есть риза Иисуса Христа – Того, Кто кроток и смирен сердцем, а возвышенная, духовная и жертвенная любовь к Богу, ближним и врагам делает человека христианином и уподобляет его Сыну Божиему; он – тайнозритель и созерцатель сокровенных Божественных тайн, достигший вершин Богообщения – духовной молитвы и созерцания, изумления и трезвенного «опьянения» любовью Божьей, в земной жизни приобщившийся нетленным благам Царства Небесного, разрешивший проблему теодицеи и вопрос о вере и знании, проникший осененным Святым Духом высоким и смиренномудрым умом в сокровенную скинию тайн Промысла и Суда Божиего, твердо верующий, что Бог хочет, чтобы все спаслись и пришли к познанию Истины, но предостерегающий, что без веры, действующей любовью, и искреннего покаяния, сокрушающего сердце, спасение невозможно. В историю Православной Церкви авва Исаак Сирин вошел как один из величайших святых отцов ее, чьи рассуждения отличаются особой духовной мудростью и глубокомыслием, затрагивая широчайший спектр вопросов – догматики и аскетики, христологии и экзегетики, духовно-нравственной жизни и эсхатологии; он почил более тысячи лет назад, но воссиял как яркая звезда в Небесной Церкви, и вслед за святителем Феофаном Затворником мы возносим к нему наше сердечное моление: «Преподобный отче Исаак! Моли Бога о нас и молитвою твоею озари ум наш разуметь высокие созерцания, коими преисполнены словеса твои, и паче возведи или введи в тайники молитвы, которой производство, степени и силу так изображают поучения твои, да ею окрыляемые возможем свободно идти путем заповедей Господних неуклонно минуя препятствия, встречаемые на пути, и преодолевая врагов, вооружающихся на нас».
Святой Исаак Сирин - подвижник и тайнозритель
© Copyright: Руслан Игнашкин, 2023
Свидетельство о публикации №223051500433
Свидетельство о публикации №223051500433
Рецензии