Легенда о любви. Отрывок из романа Долг платежом к

Лауреаты Клуба Слава Фонда

ТАТЬЯНА ЧЕБАТУРКИНА - http://proza.ru/avtor/siget- ВТОРОЕ МЕСТО В ТЕМАТИЧЕСКОМ  КОНКУРСЕ "У ПРИРОДЫ НЕТ ПЛОХОЙ ПОГОДЫ" КЛУБА СЛАВА ФОНДА

Легенда о любви. Отрывок из романа «Долг платежом красен».

         Рассказ. На Конкурс.

        «Наконец-то, долгое путешествие в коляске по бесконечному степному простору закончено, и отец выпрягает двух замученных лошадей у большого деревянного дома. Из коляски выпрыгивают два младших брата Иоганна и бегут наперегонки к высокому крыльцу. Ему тоже хочется выскочить на улицу, чтобы увидеть то селение, куда отца пригласили работать учителем в новой открываемой земской школе, но отец передает ему уздечки и приказывает отвести лошадей к реке и напоить. А сам помогает сойти с коляски своей беременной жене. Дорога утомила ее.

       Солнце висит еще высоко над горизонтом, жарко. Иоганн с лошадями застыл на высоком обрыве, изумленный увиденным: великолепием неглубокой речки, которая петляет внизу среди зарослей кустарников и высоких тополей в лощине».

        Ему здесь уже нравится. Отлично, что отец согласился на такое далекое путешествие и переселение в незнакомую колонию.

        А ранним утром за легким завтраком отец торжественно и важно, как подобает главе семьи, сообщил, что немецкое селение Гнадентау, где они теперь будут жить, было основано в левобережье Волги, на левом берегу реки Еруслан в 1860 году как дочерняя колония. Название колонии в переводе с немецкого означало «благодатная роса». За рекой разбросаны русские и украинские села.

        Отец будет сегодня просить общину о выделении ему земли. Он хочет заниматься выращиванием арбузов и дынь. Время не ждет, и хватит старшему сыну, которому недавно исполнилось семнадцать лет, бездельничать.

          Услышав просьбу учителя о выделении земли под бахчу, многие сельчане удивленно переглянулись: поселенцы занимались, в основном, выращиванием пшеницы и ржи, кое-кто специализировался на табаководстве.  Отец был настойчив и выпросил кусок песчаной целинной земли далеко за селением, где уже колосились волны молодого ковыля.

          Вечером отец торжественно достал заветный мешочек с семенами и положил их в теплую воду для прорастания.

         Сухой, обжигающий южный ветер торопливо забирал из земли последние запасы весенней влаги, когда два дня, не разгибая спин, Иоганн с отцом  нарезали круги лунок для будущих плетущихся растений.

         От усталости Иоганну иногда казалось, что, если он сейчас упадет на землю, то уже больше никогда не встанет. Этот рабски тяжелый труд, вкус соленого пота на губах, кровавые мозоли на ладонях убивают всякое желание любоваться весенним разбегом цветущей степи, когда миллионы дикорастущих растений воспрянули ото сна, чтобы успеть до наступления жары покрасоваться и выбросить метелки семян.

          Иоганн пешком шел к темной полоске деревьев, загораживающих речку от буйства разгоряченного солнца и сухого ветра.

       И вот река. Отец сказал, что она является своеобразной границей между колонистами и прочим миром, потому что колонисты живут совершенно замкнутой жизнью и ревниво оберегают свою национальность, устраняя себя, по возможности, от всякого соприкосновения с жизнью окружающего населения, нередко относясь враждебно или пренебрежительно ко всему русскому:

      «Многие не знают и не хотят знать русского языка. Наши колонисты никогда не смешиваются браками ни с какой народностью. Наша родина — Германия, и хотя за прошедшие годы мы потеряли контакты с ней, но мы живем обособленно от всех, и это является гарантией, что нам удастся сохранить социальные и культурные традиции наших германских государств середины 18 века, а главное — свой язык», — в этих вопросах отец был непреклонен».

       За рекой непроходимой стеной поднимаются вековые тополя, заросли кустарников. Иоганн прислонился к корявому стволу развесистой ивы, длинные гибкие ветви которой раздольно купаются в прозрачной воде, закрывая тенистый противоположный берег.

         И вдруг из бурелома на открытый песчаный выступ небольшого затона, прямо напротив спрятавшегося Иоганна, вышла девушка. Ей было лет пятнадцать или шестнадцать. Лучи заходящего солнца, отражаясь в неторопливой воде, осветили прелестную стройную фигурку в свободном холщовом сарафане, длинную золотистую косу на груди, непокрытую голову.

         Она застыла на мгновение, внимательно оглядела противоположный берег, и, не заметив Иоганна, вытянула за веревку на песок притопленную в воде вершу, искусно сплетенную из веток ивняка, а потом начала деловито вынимать бьющуюся рыбную мелочь и раков. Девчонка весело рассмеялась, когда в плотную котомку перекочевала и добыча из трех гибких крупных рыб. Завязав мешочек, она отнесла его подальше в кусты.

         И тут Иоганн от неожиданности чуть не свалился в воду. Девчонка торопливо сдернула сарафан и прямо с обрывистого берега нырнула вниз головой. Она появилась где-то на середине реки и уверенно поплыла против течения. Ее загорелое обнаженное тело, мелькнувшее неожиданно перед юношей, заставило его покраснеть от смущения. Сердце стучало так, что его было слышно, наверное, в селении. Никто, кроме него, не должен видеть ослепительную белизну ее маленькой груди, плавный изгиб тонкой талии, стройные ноги обнаженной нимфы с плывущей за ней по воде роскошной косой.

         И он точно перестал дышать, когда она вышла из воды и застыла прекрасной статуэткой с распущенными до бедер мокрыми волосами.

        Девушка растаяла в чаще, и только тогда, раздевшись догола, Иоганн переплыл речку и долго сидел, весь искусанный мошкарой, на золотистом песке с яркими монетками рыбьей чешуи.

      Отец никому не давал отдыхать. Всходы арбузов и дынь стремительно рвали корку песчаной земли.

       На краю поля из тонких стволов срубленных у реки осинок, отец смастерил добротный шалаш, чтобы целыми днями по очереди с Иоганном отгонять бродячих коров, отбившихся от стада, полоть бесконечные сорняки в междурядьях.

        И каждый раз, окончив работу, Иоганн бежал к реке, к той удивительной иве, откуда он увидел незнакомую девушку, но она больше не появлялась.

         И, не выдержав, Иоганн отправился вверх по течению по достаточно крутому берегу. Пройдя значительное расстояние, Иоганн оказался у переката. На противоположном берегу в тени большого раскидистого тополя сидела, обняв колени, та, которую он мечтал встретить уже почти две недели.

        Она показала Иоганну молча кулак. Он с высокого берега помахал ей приветливо ладонью.   

         Иоганн расчистил от травы полоску на глине и острой палочкой написал свое имя русскими буквами.

        Их встреча произошла на следующее утро. Он сбежал с косогора к самой воде и застыл, всматриваясь в зеленеющую даль широкой поляны. И девушка появилась. Она решительно подошла к кромке воды, громко крикнула: «Я — Мария!» Только широкая отмель с юркими мальками на дне речки разделяла их. Оба одновременно шагнули в воду навстречу друг другу, он первым подал ей руку и показал на высокий берег. Она доверчиво шагнула за ним, сказав:

— Я никогда не была раньше на этом берегу!

       От реки местность заметно повышалась, постепенно на горизонте извиваясь плавными холмами. Иоганн взял покрепче ладонь девушки и показал рукой: «Пошли туда!» Она поняла, кивнула согласно головой, и они устремились вверх, где по склону убегала вдаль укатанная дорога.

        Босые ноги проваливались в аккуратные отверстия норок, солнце стремительно катилось к полудню, но вот это внезапно охватившее обоих чувство свободы, простора, радости вынесло их, наконец, на самую вершину возвышенности.

       Перед ними на юге распахнулась гигантская естественная котловина, по которой петлял неторопливый Еруслан, на излучине которого прилепились маленькие издалека домики немецкого селения. Дальше, до полоски горизонта широко и вольготно разбегалась цветущая степь.

— Я учусь в русском городе и боюсь забыть русскую речь за лето, - признался Иоганн. - Спрашивай меня, о чем хочешь, и поправляй, если я буду говорить неправильно!

      Мария рассмеялась:

  — Договорились! А ты меня научи немецкому языку! Вот удивится мой отец. Он научил меня читать, писать и считать. Расскажи о себе.

     Они расстались на середине брода только после обеда, разомкнув потные ладони, когда Мария вспомнила, что ей надо доить коров.

     Утром они опять встретились, и он повел Марию к своему шалашу, показал границы бахчи, махнул рукой в сторону селения.

      А когда нестерпимый зной выгнал обоих к реке, Иоганн повел свою подружку к заветной иве. И девушка сразу все поняла. Она смущенно покраснела, а потом неожиданно толкнула его в воду и, смеясь, убежала.

      Их встречи стали регулярными. Они встречались на броде, вместе уходили в тень ее раскидистого тополя, рассказывали друг другу о своих родных и старательно учили новые слова, пока дома не разразилась гроза.

        Отцу срочно потребовалась помощь, но подъехав, он не обнаружил сына. Вся бахча заросла сорной травой. Взбешенный отец отходил вечером сына плеткой:

— Мне нужен настоящий помощник, а не бездельник! С завтрашнего дня ты будешь помогать мне на стройке!

       Иоганн подчинился приказу отца, но едва рассвело, пробежав бегом бесконечное расстояние, успел начертить у переката на мокрой глине палкой: «Я буду работать весь день. Жду тебя ночью».

      День тянулся бесконечно долго.

        Вечером, искупавшись в речке, надел чистую рубаху, и заторопился на знакомый берег. Матери не здоровилось, она что-то крикнула вслед Иоганну, но он даже не оглянулся.

        Вечерело. Со стороны Волги незаметно наползала какая-то подозрительная синь, иногда пронизываемая редкими сполохами небесного огня. И когда Иоганн подходил к броду, то уже ясно стали слышны пока далекие раскаты грома. Надвигалась гроза. Вода в речке зловеще потемнела. Вершина знакомого тополя раскачивалась, словно предупреждая о чем-то.

       Но, встретившись в этой, какой-то угрожающей, пугающей, наползающей темноте, молодые люди впервые бросились друг к другу так стремительно, словно не виделись вечность. Их первый торопливый поцелуй занавесил от них всю надвигающуюся непогоду, а последующие поцелуи затопили неожиданностью познания и близости вдруг проснувшиеся для ласки тела.

— Побежали к нашему шалашу! — прошептал Иоганн, и они, взявшись за руки, помчались по застывшей в испуганной тишине степи.

      Огромная сизо-фиолетовая туча, постепенно наползая со стороны леса, готовилась сомкнуться с линией темнеющего горизонта. Поднялся непонятно откуда-то прилетевший горячий пыльный ветер, закрутивший в воздухе сухую траву, листья, мусор. И вдруг рваный зигзаг ослепительной молнии осветил своим нереальным фосфорическим светом неузнаваемо изменившуюся местность вокруг.

        Когда они достигли спасительного укрытия шалаша, молнии сверкали уже вокруг без остановки, сопровождаемые негромкими пока и далекими раскатами приближающегося грома. И вдруг прямо над их головами шарахнула такая близкая и угрожающая молния, что оба в испуге сжались в один близкий комок горячих тел.

  — Молись, Мария! — приказал Иоганн, понимая, что в этой угрожающей и страшной темноте никто больше не сможет спасти их от гнева разъяренной природы, посылающей такие стрелы на головы всех провинившихся людей.

       И, стоя на коленях в узком пространстве ненадежного укрытия, вздрагивая при каждом очередном взрыве и грохоте, они, каждый на своем языке, истово молили своих, таких разных богов о прощении всех грехов и милости.

       Как долго это продолжалось, им показалось — вечность, до тех пор, пока из нависших низко туч не грянул такой долгожданный и драгоценный для этой иссушенной зноем и ветрами земли ливень.

        Страшная гроза постепенно ушла на север. Еще некоторое время небо вдали озарялось безопасными теперь сполохами, доносились сердитые всхлипывания рассерженного грома, но опасность миновала.

          Они вылезли из шалаша, который не спасал от стремительных ручьев теплой воды из внезапно прохудившегося неба, стояли насквозь промокшие, подняв головы и руки к невидимым небесам, и плакали от радости спасения и непонятного счастья, познанного и пережитого вдвоем.

         Удивительное спасение в этой беспощадной ночи дарило надежды на новые встречи, обещало познания близости и любви.

      Если бы их души сумели прочитать в этих огненных небесных росчерках суровое предостережение невозможности их будущего союза! Но они были слишком молоды и беспечны!

       А дома Иоганна ждала невероятная новость: ночью, в самый разгар грозы мать успешно разродилась здоровым ребенком. Девочку решили назвать Марией.