Скот безрогий

В мое детство мальчикам надевали пояса с резинками, на которых крепились металические застежки, удерживающие плотные чулки коричневого цвета от сползания вниз. Трехлетним пацанам не приходило в голову задаваться вопросами, почему это так напоминает женские аксессуары, но возни с ними было предостаточно, поэтому я их и запомнил.
Детский сад находился на городской окраине, и был он круглосуточного типа. Добираться до него приходилось долго и всегда автобус был плотно набит людьми, но мне разрешалось стоять возле водителя и смотреть на проезжающие мимо автомобили, проплывающие дома, людей, собак, растущие вдоль дороги высокие тополя и каштаны.

Перед обедом давали столовую ложку противного рыбьего жира, и он портил все удовольствие от еды, перебивая вкус. Однажды я вылил ложку рыбьего жира себе в суп, надеясь что противный вкус в нем растворится, но в результате мне пришлось съесть полную порцию супа, который отвратительно вонял рыбой, а жир плавал по поверхности большим желтым пятном.

Зимой нас выводили на улицу и с чердака сбрасывали санки, но их было мало и на всех не хватало - обычно их расхватывали ребята постарше, поопытней и посильней.
Спальное помещение было густо заставлено кроватями, рядом со мной спал Витя Сова, его мама работала крановщицей, а отца не было вовсе, поэтому его из детсада забирали только на выходные.
Меня оставляли на ночь не так часто, но я успел запомнить то неприятное чувство обреченности, которое обычно я испытывал, когда меня ставили перед фактом.

Ночь - была самым ужасным временем. Дети, собранные с разных групп вместе, делали что хотели. Кто хотел спать, тот спал, несмотря на шум, кто-то хотел в туалет, но злые нянечки их не пускали, загоняя в кровати, и это было основным развлечением ребят постарше - ходить их дразнить.

Мы с Витей были из самой младшей группы, и наши интересы разделились. Витя спал, а я хотел в туалет. Я очень хотел в туалет, но боялся нянечек. Ребята постарше, не долго думая, предложили мне пописать в кровать соседа, что я и сделал. Я писал так долго, что на кровати не осталось и клочка сухого места. Витя, вытаращив глаза, стоя на краю своей постели, молча наблюдал за тем, что происходит, должно быть плохо отдавая себе отчет в том, что это всё не сон.

Я наивно предполагал, что это останется незамеченным и куда-нибудь сказочно исчезнет само собой, однако все оказалось гораздо хуже - меня переложили в кровать Вити, а Витя оказался в моей постели. К исходу второй ночи постель подсохла, и лишь неприятный запах напоминал мне о ночном кошмаре.

Боюсь, что Витя был травмирован происшествием не меньше моего. В старших группах он отличался повышенной нервной возбудимостью. Несмотря на то, что это уже был другой детский сад,  гораздо лучше прежнего, отношения с педагогическим коллективом у Вити не сложились. Он терроризировал воспитательниц, показывал им язык, а когда они срывались и хлестали его по лицу, он не сдавался и показывал им фиги.

Я никогда не видел Витину мать, но он рассказывал, что она называет его скотом безрогим, и у меня сложилось представление, что эта суровая, чуждая сантиментов женщина, держит Витю Сову в ежовых рукавицах.
Однажды, во время утренней прогулки, я вдруг увидел женщину, которая подошла к ограде детского сада и Витя бросился к ней. В руках у нее была хозяйственная сумка, она достала из нее мандарины, и стала одаривать ими детей, что было неслыхано, поскольку они стоили так дорого, что мы даже поначалу не поверили своему счастью. Но счастливей всех был Витя, которого мать впервые забрала из детского сада посреди белого дня.