Парадоксы обычного Часть 11

Феликс Довжик

Парадоксы обычного

Часть 11

Поздравительная поэзия


На прозрачном экране
Телевизор позволяет вывести жизнь известных людей на экран всей страны, и вдруг оказывается, очень хороший артист плохо сыграл себя в жизни. Тут же возникает мысль, а относился ли ты сам всегда к своим близким с пониманием и прощением? Сию же секунду для всплывающих в памяти камней своего преткновения находятся неоспоримые оправдания, но это выслушивание одной стороны – самого себя, а у другой стороны найдутся свои весомые доводы, о которых ты знать не хотел.
Рассматривая на экране информацию с двух сторон, ты имеешь возможность судить объективно, но как же трудно быть честным судьёй самому себе. По этой причине многие из нас на весах фемиды оказываются плохими исполнителями собственной жизни. А она уже пронеслась, и ничего исправить нельзя.

   Погода климата

Снова властвует ветер
на полянах сквозных,
но не чувствуют дети
отступленье весны.

И в холодном апреле
металлический всхлип –
заскрипели качели,
закачелили скрип.

И как маятник этот,
и всегда, и везде
наш излюбленный метод –
скрип пустой в пустоте.


Неконфликтные люди
Я давным-давно обратил внимание – как же трудно в прозе описать неконфликтный персонаж. Описывать одни достоинства – получается слащаво и не очень правдоподобно. У каждого есть недостатки, но у неконфликтных людей их трудно выявить, а пришивать к ним придуманные недостатки – швы будут заметны.
В той лаборатории НИИ, в которой я работал, неконфликтными были двое женщин и двое мужчин.
Сразу оговорюсь, я к этой категории людей никакого отношения не имею. Меня хлебом не корми – дай поконфликтовать по любому поводу.

Наш многолетний начальник лаборатории и мой многолетний друг практически с первых месяцев моей работы в НИИ, Слава Самборский, поступил очень мудро. Он сотрудничал только с тремя ведущими инженерами – Юра Ковш, Юра Бычков и я, а со всем остальным коллективом вы занимайтесь сами. Оба Юры совершенно неконфликтные люди. Поэтому мне пришлось вести себя так, чтобы все сотрудники не теряли своих способностях в конфликтных баталиях. А это моя стихия и конкурентов нет.

С двумя Юрами у меня никаких конфликтов не было, но это не моя заслуга, а со Славой ещё какие, но не по жизни и не по работе. Конфликты и яростные споры были по шахматам и по политике, хотя и там, и там мы были единомышленники, но в некоторых деталях старались сбить друг друга с ног.
В спорах рождается мастерство спорить и ничего другого.
Среди женщин неконфликтными были Наташа Затылюк и Ира Петрякова. Ира – женщина неиссякаемой энергии и удивительной заботы об окружающих. Из её полноводного ручья забот о других и мне во времена моего инсульта довелось вычерпать свои несколько ведер.
Ира первый раз вышла замуж в институте, но, уже имея дочь, развелась до окончания вуза. Однажды я её спросил: «Почему?». «Дура была», – был её короткий ответ. Несколько позже она вернулась к этой теме и всё объяснила. «Могла бы простить, но не простила». Урок на всю последующую жизнь.

В поэзии существует особый жанр – «Поздравительная поэзия». Мне волей-неволей пришлось в него окунуться. И тут оказалось, что легче всего поздравлять неконфликтных людей. Стихи сами собой так и льются и никакого подхалимажа.
Первый поэт лаборатории Юра Ковш легко писал поздравление любому, а меня всегда подмывало подкузьмить, подколоть, обыграть видимые недостатки, но моя Валентина немедленно всё браковала – мне приходилось писать заново. Первый вариант мне нравился значительно больше, даже наше мусорное ведро было на моей стороне, но я всегда соглашался с вариантом, который пропускала Валентина.


Отчет в налоговую
Отчет за всё хоть раз в году
сдают и смертные, и боги,
и суждено всем на роду
с богатства отчислять налоги.

Отдать долги я был бы рад,
но не отдал и чист пред богом,
мое богатство – миллиард,
но не берут с неё налогов.

*
Жизнь в семье, как бои на войне
(поминального залпа не знать бы).
В эти дни у нас праздник вдвойне –
юбилеи рожденья и свадьбы.

За года, за недели, за дни
без надежных доспехов и шубы
мы и воды прошли, и огни,
не прошли только медные трубы.

Шли на ощупь сквозь плотный туман,
не умея овраги предвидеть,
а сегодня наш бурный роман
расцветает Сережей и Витей.

Пусть над нами проблемы висят,
нагнетая суровость на лица,
и хотя на дворе шестьдесят,
но душою ты тянешь на тридцать.

И тебя не меняют года –
тот же юный задор и игривость,
без оглядки любовь, без морщин доброта,
и в глазах твоих прежняя живость.

Я тебя изучил назубок –
твой навечно поклонник завзятый,
и мотать твой вязальный клубок
я готов до бриллиантовой даты.

Так живи для меня сотни лет,
для меня, для детей, и для внуков,
и пусть наше тепло, словно солнечный свет,
будет крепкому счастью порукой.


С первым вариантом следующего поздравления Валентина согласилась сразу без единого замечания.

               
    Наташе в день юбилея
Если в трудном маршруте под богом
открывается спуском гора,
наступает эпоха итогов
и больших юбилеев пора.

Золотою зовут в жизни осень,
блеск от прошлого ярок везде,
и меня рассказать сердце просит
все, что память хранит о тебе.

Ты пришла к нам девчонкою юной,
но была в тебе дерзкая прыть,
ты стремилась в соседскую шхуну,
чтобы с Фрэдом за морем пожить.

После стала шикарною дамой
и на наших глазах расцвела,
но в семью упорхнула ты рано,
и пошло, как судьба повела.

Укрощала свекровь и золовку,
с огородной дружила землей,
словно штурман, отважно и ловко
управляла большущей семьей.

Обошлось как всегда, не без шишек,
жизнь спокойная снилась во сне.
Упустила ты море мальчишек,
безусловно, меня в том числе.

(Так с надеждою кажется мне).

По тебе мы вздыхали и сохли
и всерьез объяснялись в любви,
но на горькие вздохи и охи
лишь дарились улыбки-рубли.

Знала ты, где рубеж, где граница,
чтоб за рамки не вышел визит,
среди нас проходила царицей,
разжигая мужской аппетит.

Если в сердце мятеж, в сердце войны,
что поделать, такие дела.
Ты на бури смотрела спокойно
и разумно жила и жила.

Сплыли годы, и каждый мне дорог
из совместно проведенных дней,
мне сегодня как будто под сорок,
будто это и мой юбилей.

Нам в пути горизонт недоступен,
мы не знаем, что там, впереди,
и по жизни сквозь трудности буден
надо дальше идти и идти.


             Ковшу
    Юрию Викторовичу
       в день  60-летия

Другому посулишь по калачу
и не затащишь в технику арканом,
тебе же по колено и плечу
японский ксерокс с русским тараканом.

Повадки мышек знаешь назубок –
обрывы кабелей и скос фотодиодов,
знаком тебе крутых проблем клубок
болгарских допотопных дисководов.

Ты в технике, как соловей в саду,
как ресторан в советском общепите –
Большим Ковшом на творческом ходу
шагаешь ты по жизненной орбите.

И все тебе подвластно и легко –
улыбки женщин, кабачки в сметане,
дано тебе и видеть глубоко,
и быть своим в любом соседнем стане.

Ты в технику влезаешь с головой,
ей подарив эмоции и руки,
не отощал, все при тебе с тобой,
волос – копна, и не спадают брюки.

Без гонора ты ходишь маяком,
накал души растрачивая щедро,
и на соседей пашешь с ветерком,
и вклад везде не меряется метром.

А тем, кто до макушек не дорос,
но опьянен от творческого мига,
тем каждый в схеме тайный перекос
вскрываешь ты без пафоса и крика.

Не мечешься, чтоб где-то сесть на трон,
обходишься без лести и без фальши,
политику ты чувствуешь нутром
и вместе с нами шлешь ее подальше.

Ты и в стихах умелец, мастер, ас,
тебе подвластны музыка и танцы,
и женщины восторженно при нас
на зависть нам поют тебе романсы.

Когда же не щадит накат судьбы,
сметает смерчем с жизненной тропинки,
ты, не титан и не герой борьбы,
даешь отпор без дрожи и запинки.

Ты нимб имеешь с богом на двоих.
За жизнь до ста мы громыхнем бокалом,
и пусть всегда горит у ног твоих
японский ксерокс с русским тараканом.
14 марта 2000 г.

(Таракан залез в ксерокс и устроил там серьёзное короткое замыкание. Юра ксерокс отремонтировал.)


Ире Петряковой
Я в жизни зеваю метко,
не светят удач лучи…
Я б с Ирой пошел в разведку –
героя бы получил.

Пенсионер бывает с детства,
с маршрута могут снять года,
а Ире дал создатель средство
не знать отбоя никогда.

С былым расставшись не без треска,
но не отыщешь негатив,
она с изяществом и блеском
внесла свой вклад в наш коллектив.

Овеянная легким ветром,
паля энергию дотла,
легко заметным стала центром
лабораторского котла.

Энергия ее заряда
равна огню миллион лучин,
она из женщин того ряда,
что водят на крючке мужчин.

Задор и страсти бродят в генах,
маня к себе мужей лучи,
но тверд орех, и только Гена
нашел к твоей душе ключи.

И твой корабль не знает шторма,
с твоею хваткой не тонуть,
ты знаешь, что такое норма,
где липа, где земная суть.

И у тебя под небесами
прочна домашняя скамья,
и Вадик сдал в ФИЗТЕХ экзамен,
сдала экзамен и семья.

Когда кругом скрипят надежды,
во всем Ирина на коне –
имеет женский вкус к одежде
и знает толк мужской в вине.

Ей на застолье выдан полис,
на бурный финиш, резкий старт,
любого вмиг заткнет за пояс,
когда, шутя, войдет в азарт.

То у пульта, то за программой,
то схемы блоков чертит вдруг,
не зная устали ни грамма.
Она – соратник наш и друг.

В трудах от лета и до лета
без пробуксовок и нытья –
с ней в нашей жизни больше света,
теплее климат бытия.

Она – блестящий мой читатель –
в сухой степи глоток воды,
а я Иринин почитатель:
чутья, рассудка, красоты.

И пусть года уходят с миром,
вплетая в жизнь заметный след,
ты оставайся прежней Ирой
для нас для всех десятки лет!


Бычкову Юрию Павловичу
       в день 60-летия

Твой путь с путем прилизанным не схожий.
Отбросив мелкосортную возню
ты начал путь рабочей молодежи
и проторил достойную лыжню.

Прошел свои экзамены соблазном,
развилками с прямого большака,
путь пред тобою открывался разный –
в тебе таилась хватка вожака.

Ты оседлал приборы для ракеты,
но наш НИИЭМ не радовал пайком,
а профсоюз сулил тебе конфеты,
и липким медом соблазнял райком.

Манили стать начальником на псарне,
и звали к чину зрелые года,
но ты остался честным нашим парнем
и стойким пролетарием труда.

В пути общинном на карьерной глади
ты не махал затупленным мечом,
тянул упорно лямки общей клади
и всюду честно подставлял плечо.

Одним дана энергия заряда
и хлопотливая во благо суета,
а твой конек – мужская трезвость взгляда
и добрая мужская прямота.

Ты свой в мужском и в женском коллективе,
и в домино, и средь суровых дам,
и даже средь заказчиков ретивых
имеешь свой особенный плацдарм.

И хоть теперь заказчики – как звери,
не взять тебя стандартом на испуг,
тебе легко везде открыты двери,
в любых конторах – ты желанный друг.

В высоких кабинетах ты без дрожи,
и с Главными на дружеской ноге,
судьбы своей умело держишь вожжи,
невзгоды зажимая в кулаке.

И пусть года несутся, как машины,
но впереди не тыл, а новый фронт,
и впереди невзятые вершины
и пред тобою новый горизонт.

Расти наш коллектив, как сад под Истрой,
чтоб расцветал любой его цветок,
изделиям ракетным в небе чистом
раскручивай очередной виток.

Сто лет тебе без устали отныне
на даче и в быту, в работе и в семье,
и дальше, как положено мужчине,
тори свою дорогу на Земле.

Идя вперед любым маршрутом новым,
руля по жизни на путях крутых,
живи, дерзай, штурмуй вершины снова,
а отдых праздный – это для других.
27. 02. 2007 г.


Славе  Самборскому 
в день троекратного двадцатилетия

Идут года и на рысях,
каков разбег твой в трех осях?
Чтоб видеть бег ушедших дней,
к тебе нагрянул юбилей,
и обнажилось - путь упорный
во весь размах не весь бесспорный.

От Астары до самой Польши
таких чудес не видно больше:
давно распался наш Союз,
а ты все тащишь общий груз,
в пути похваливая лямки,
пока другие лезут в дамки.
 
 
Как ты живешь и мир не рухнет?
Ты все творишь наоборот -
жену свою оттер от кухни, 
сослав ее на огород.

Детей со школьных лет измучил -
загнал в физматный интернат,
они теперь тебя покруче
сдают таланты напрокат.

Проблемы жалят, словно осы,
в судьбе страны за сдвигом сдвиг,
и в голове снуют вопросы -
туда ль ты крутишь маховик?

Зачем кончал вторую бурсу,
раз ты не держишь нос по курсу?
Дипломов два, валюты - хрен:
задора нет на левый крен.

По принципу инертной массы
тебя проносит мимо кассы,
ты за портфель не рвешься в бой,
задравши нос и хвост трубой.
Ты тратишь ум свой и пудами
на то, чтоб не умнеть с годами,
и выше всех завидных благ
несешь порядочность, как флаг,
а от нее не жди отдачи:
дорога с ней - как путь на кляче,
и с ней, известно от народа,
дойдешь не дальше огорода.

Другие рыщут по орбите,
подспудно чувствуя свое,
лишь совесть у тебя в зените,
да нет изюма от нее.

А впрочем, есть в ней даже плюсы.
Раз с нею зависть не «на ты»,
не зная жалящих искусов,
живешь без колкой суеты
и без придуманных порогов,
и без крутых метаморфоз
идешь осознанной дорогой,
не волоча липучий воз.

Твой план поймем мы очень скоро -
ты хочешь быть среди гусят
таким же юным в два по сорок,
как в три по двадцать - в шестьдесят. Нельзя себя лепить, как глину, природный лицевать наряд - сосватать если с плюсом минус, пустой получится разряд.  Ты и теперь за сытный ужин  не протрубишь себе отбой, раз путь иной тебе не нужен, иди, как шел, и бог с тобой, и до ста лет на всех парах витай в любимых векторах, расти внучат, ругай ведущих, коли эпоху, как орех, а мы расскажем всем живущим, что наш начлаб начлабей всех.                * Вот и ты дошагал до барьера, поднимая немыслимый груз, Каждый год - снова в жизни премьера и проверка - как прочен ресурс.  За плечами сраженья с размахом и маршруты космических трасс без провалов в корзину за шкафом,  без отрыва от жизни и масс.
 И за то, что житейские штормы нас не могут отправить на дно, и за то, что мы всё еще в форме, слава   Славе                и нам заодно.                13 02 1997 г.

С Олегом Мирошником, будущим многолетним Заместителем Главного конструктора нашего головного московского НИИ, я познакомился, когда мы оба были еще начинающими инженерами, и всегда друг с другом были по имени и на «ты». К Истре, в отличии от некоторых других московских начальников, он относился очень доброжелательно и дружелюбно. В суровое Гайдаровское время один из приборов нашей лаборатории спас его космический аппарат.
Директор и Главный конструктор Головного НИИ каждую копейку экономил, чтобы как-то кормить коллектив фирмы. Олег два часа с хорошим гаком объяснял и уламывал директора, что нашей лаборатории надо щедро оплатить наш патент на изобретение, поскольку именно это изобретение спасло космический аппарат.
Уговорил!
Десятки предыдущих изобретений, вместе взятых, в денежном выражении близко не получили столько, сколько это. Там утешительный приз, а тут такое! Честное слово, я не вру. Спросите у наших жен – они подтвердят.


     Олегу Мирошнику
     в день 60-ти летия

В одна тысяча там-то каком-то году
и судьбою совсем не нароШно
молодым инженером на легком ходу
в Истру прибыл
                Олег Митрофаныч Мирошник.

Но он Истры коснулся крылом,
её быстро прикинул аршином,
курс на старте наметил с умом –
выбрал стол у Московской вершины.

И поднялся легко до высот,
головою беря, не локтями.
Состоялся космический взлет,
но душой не расстался он с нами.

Он на нас не смотрел свысока,
с высоты нестандартного роста,
хоть быка он и взял за рога,
но работать легко с ним и просто.

Никогда не заносит его,
нос не кверху, нет качки по крену,
и дано от природы всего –
все объекты ему по колено.

Нет пути на Земле без заноз,
но, заметим без выгодной лести,
не сошла наша связь под откос,
много лет мы и рядом и вместе.

Вот и нынче забрезжил «Экон»
прочной дружбы простым аргументом,
курс объекта для Истры – закон,
и моменты мы сбросим моментом.

Мимо нас не пройдешь стороной
в суете неспокойной и быстрой.
Как же Истра не будет родной?
Он же дачу построил под Истрой.

Шестьдесят – это новый разгон
по ракетным космическим трассам,
в шестьдесят нарушает наш сон
поиск денег вниэмовским массам.

Шестьдесят – это зрелости взлет,
трезвость быта и трезвость рассудка,
шестьдесят – это прошлого гнет,
шестьдесят – мало времени в сутках.

Шестьдесят – это первый итог,
поиск сути и днем, и ночами,
Шестьдесят – это новый виток,
но есть опыт уже за плечами.

Шестьдесят – ерунда! Мы до ста
будем вместе работать с тобою!
Будем вместе с тобою до ста
так, как Истра с рекою Москвою.


Заместитель Главного конструктора нашего НИИ по космическому направлению Рашит Салихович Салихов появился в Истре лет через пять после официального открытия нашего Истринского филиала Московского НИИ Электромеханики. Московский головной институт готовил первый свой спутник, и ему нужны были молодые кадры, сразу после вуза, не обремененные семьей и готовые с утра до вечера не отходить от аппарата. В этой компании Салихов оказался самым деятельным и его назначили руководителем группы. Они в московском МИКе (малый испытательный комплекс) работали с аппаратом.
Я был в командировке, кто-то мне понадобился, и я заглянул в МИК. Вдруг слышу, а слух у меня тогда был не чета нынешнему, один из парней шепчет Салихову: «Попроси его, он поможет». Издалека Салихова я в Истре видел, но мы еще не были знакомы. Он подошёл и попросил помочь. А у меня уже был опыт подобной работы – в Днепропетровске на «Южмаше» в фирме Янгеля и на полигоне.
Я довольно быстро понял в чем тут дело, и аппарат у ребят заработал, как положено.
 
Видимо, этот случай Салихов забыть не мог. У него хорошо пошла карьера. Начальник лаборатории, начальник отдела по работе со спутниками, и конечно, в своё время, заместитель Главного конструктора по всему космическому направлению.
Незадолго до моего внезапного увольнения уже в нашем МИКе с очередным аппаратом беда. Сотрудники его бывшего отдела не поймут, в чём дело, а сроки сдачи аппарата заказчикам почти просрочены.
Заходит в нашу лабораторию наш начальник отдела Беляев и передаёт просьбу Салихова – Самборскому, Ковшу и мне в сопровождении Беляева срочно прийти в МИК.
Пришли.
Выручайте. Вся надежда на вас.
Наш Беляев любитель таких заданий. Аппарат он знает досконально, но Салихов, уходя, увёл его с собой и правильно сделал. Беляев будет навязывать нам свои решения.
Прежде чем звать посторонних, наверняка был свой консилиум, а такое без Беляева быть не могло. Консилиум диагноз не поставил. У Салихова была причина увести от нас нашего начальника. В последний момент уже на пороге Салихов, полушутя, посоветовал своим – пока не поймут в чём дело, из МИКа не выпускать.
Через полтора часа Салихов нам позвонил.
Доложили. Виновата инструкция по испытаниям – не та очерёдность включения аппаратур.  Преждевременно включившийся, не подготовленный последующим, запрещает его включение. Инструкция красивым почерком Ковша авторучкой исправлена. Аппарат поставлен в исходное состояние, он в работе и минут через двадцать будет проходить злосчастное место.
Через полчаса свои доложили Салихову – всё в порядке, идём по инструкции дальше. Тогда он попросил своих – выпускайте арестованных и передайте им мою благодарность.

Довольно скоро после этих событий у Салихова Юбилей. Он категорически отказался от актового зала – все поздравительные речи только в его кабинете, а он не резиновый.
За день до юбилея Беляев попросил меня написать Салихову поздравление. Пришлось уложиться в один вечер. Мало этого. Утром Беляев не стал смотреть текст – сиди, жди, через час позову, пойдёшь со мной и сам зачитаешь.
Судя по последующим событиям, обид у Салихова на меня не было.
Именно поэтому я выношу текст на суд желающих его прочитать.

       Салихову
Рашиту Салиховичу
  в день 60-ти летия

В углах вниэмовского МИКа
брал Салихов свой первый старт,
он не командовал до крика,
карьерный не растил азарт.

Работал и дружил со всеми,
и за посты не рвался в бой,
его карьера – не по схеме,
а вышло всё само собой.

Он – человек в запросах скромный,
и в скромном выращен тепле,
ему ли бум Москвы огромной?
Оставил он «Тупик Хоромный» –
осел на Истринской земле.

И оказался Истре нужен
его талант, природный такт,
чтоб «Метеор» тащить из лужи.
Такое тоже было, факт.

Себя он вырастил на трассе,
пройдя все рычаги работ,
и стало ясно верхней массе,
что он добрался до высот.

Он никого не смёл со стула,
ничей не занял кабинет,
фигуру блатом не надуло
нет жертв его больших побед.

Чем выше пост, трудней проблемы –
как быть элкосовским вождем
без кулака, без шпаг и шлема
в сырую слякоть под дождем?

Наметить всем дорожку в гонке,
чтоб брал высоты честный труд,
чтоб наш российский климат колкий
не вызвал массовых простуд.

Всем угодить и всех заставить
пахать с душой за скромный приз,
коней беречь на переправе
и выбрать мудрый компромисс.

Как всех согреть и обеспечить,
в туннеле всем зажечь свечу,
ложится груз забот на плечи,
груз выше сил, но по плечу.

Обхода нет тропой простою,
где сталь в натяг, там рвется нить,
просвета нет – горишь душою,
чтоб никого не опалить.

Не обратил он силу в жесткость,
не превращал он слабость в зло,
не чтил пронырливость и ловкость
и не вязал других узлом.

И наши жизненные гонки
идут без хлюпанья основ,
не приживаются здесь волки
и нет подпольных грызунов.

Проблемы прочно наступают,
теснят из обжитых квартир,
не дрогнет строй, учил Чапаев,
пока на месте командир.

В стране вокруг то шторм, то бури,
то липкий снег, то пыльный зной,
хоть далеко нам до лазури,
но в Истре климат боевой.

Когда ЦРУ зашлет агентов –
в ЭЛКОСе чем сильна семья? –
поймут из массы аргументов,
что на таких интеллигентах
стоит Российская земля!