Бессонница

Засыпать в автобусах, трамваях, вагонах метро, в квартирах с тонкими стенами, за которыми ругаются и любятся — дар человека, пережившего ряд тяжких событий, сопровождающихся повышенным уровнем децибел. Шум жизни стал привычным и не мешает больше необходимому организму восстановлению. Но дребезжащий по жестяному водоотливу дождь превратился в пытку, мелкими молоточками выстукивая неподдающийся подсчёту ритм, бьющий прямо по нервным окончаниям...
Светает. Возможно, сегодня тот день, когда удастся остаться трезвым, потому что сейчас одно воспоминание о кислом вкусе вина вызывает только обратные сокращения пищевода. Хотя, кому он врёт, ещё не успеет сесть солнце, он уже будет сидеть на высоком табурете в одном из многих баров Сретенки и слушать разговоры вокруг, пытаясь зацепиться за реальность. Мобилизация — еще месяц назад никто и поверить не мог, и вдруг — официальное объявление. Правда, она — как бы ненастоящая, не всерьёз, как в детской считалочке "вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана". Кто попадёт под жёсткий счёт, под молох, нарочный или абсолютно случайный, как стук капель дождя? Беспокойно было в барах по Сретенке, выпивалась IPA, наливалась APA,
нервно перетирались на зубах куриные крылышки. Но когда человек не спит толком уже много недель — внешние события сглаживаются блюром фильтрованной съемки и отдаляются в туманные дали, и становится всё неважно, хотя вот как раз ему бы со своей военно-учётной специальностью не стоило бы выходить зазря и тем более вступать в пьяные конфликты, чреватые попаданием в отделение полиции.
Бессонница бывает разная. Иногда бессонница сладка, когда она — напряжённая дрожь удовлетворяемой страсти, иногда — губительна, как кислотные дожди для нежных лепестков голубой ипомеи. Но ещё губительнее — вспоминать. Наверное, так и бывает в обыденной жизни: один лишь неуловимый миг разделяет волшебную ночную тьму и мутные рассветные  блики  тоскливого утра. В миг этот правда переходит в ложь, сон — в явь, сказка перетекает в быль, лишаясь всего своего очарования, и то, что ранее казалось изящным сосудом с любовным зельем, в реальности — всего лишь бутыль столового вина, хрустальные бокалы перекидываются в мутное стекло, бриллианты рассыпаются в прах, а любовь же вообще, может быть, померещилась. Миг этот надвигается стремительно и неумолимо. Но тогда, декабрьским утром их первой ночи, все оказалось по-другому.
Медленные синие тени, с трудом пробиваясь сквозь кружевные занавески, узорами укладывались на спящие тела —  пока такие безмятежные, дышащие глубоко и  ровно, повернутые  лицами друг к другу, и большой мягкой розой лежало между ними скомканное одеяло. Тихим зверем на полу дремал свитер, вывернутый наизнанку, беспокойными птицами разлучились туфли по разным углам. Спала луна и спали звезды в изголовье кровати. Через минуту и не более дворник по ту сторону окна заскребет снег в такт своей национальной песне и разбудит их, ввергнув в обычную утреннюю суету, отягощенную похмельем и дефицитом сна, но пока все замерло, как заколдованное, под дрожащим светом восходящего где-то там, за низким зимним небом солнца. Так тихо, что не слышно тиканья стенных часов, или же оно столь редко, как секунда, вдруг растянутая раз в сто. Сонный морок охватил все, и живое, и вещи, и то, что и вещью назвать нельзя: спала банка крема, спала помада, спало в ванной мыло, спали обертки от конфет, спал в волосах туманный аромат цветов, на коже спали следы рук, спал запах сна на пальцах, дремало счастье на изгибах позвонков...
Ушло то дивное сонное утро, снег стаял, высохла и дождем увлажнилась и расцвела земля, и треснул мир, разрушился если не до основания, то очень близко, сейсмически опасно к самому фундаменту, уже и так одряхлевшему от беспощадных внешних воздействий. Давление болей и утрат покрывает черепные кости невидимой сетью паутинных трещин, отзывается проблемами пищеварения, утренним тремором рук и тяжким дыханием при подъеме вверх. Хочется спать. Жгучее белое солнце бьёт в левый глаз, выжигая червячков и бескрылых мушек, летающих в области видения и днём, и ночью. Хочется спать. Невроз. Глицин и атаракс, фенозепам и лирика, трава и алкоголь. И очертания выхода, совпадающие с женским гибким силуэтом, растворяющимся в дрожащем пространстве воспоминаний.
Девушки без колготок прячутся от нежданной атаки дождя по подворотням и кафе, милое Садовое кольцо, перечеркнутое гигантской литерой Z в самой талии, Сретенка, наливающаяся волчьими ягодами баров, как вышивка на горловине. Туги пуговицы, сдавливают горло. Но как же сильно хочется спать... Кажется каждый раз, что лодочка кровати, покачиваясь, уже отплывает в междумирье, но на самой точке входа что-то ломается, яркая белая вспышка прорезает тьму, отдаваясь мучительным спазмом в глазных яблоках, его вышвыривает в реальность и подбрасывает на матрасе. Восемь, девять, десять раз, пока рассвет не задрожит между полосками жалюзи, и, наконец, случаются пару часов даже не сна, а болезненной бессильной усталости.
Не всегда боль сопровождается кровью, чаще всего синими, плотными гематомами неясного происхождения, найденными поутру, когда ток крови уже неподвластен логике организма, как и капли проклятых хлябей по жестяным отливам. Сон опять не шёл, ну да, виноват, да, да, да, но как объясниться, если тебя, виновного, больше нет? Выкинули  из списков, из списков даже бывших, натёрли на сердце кровавые мозоли безразличием буковок в обычном человеческом мессенджере, где решаются не только рабочие дела, но и, как оказалось, целые судьбы. Четыре минувшие луны, неисчислимое количество звёзд, погибших в темных участках Млечного Пути. Одна лишь звезда, самая большая, не хочет падать, и она же — жжёт левый глаз беспощадным светом круглыми сутками, не давая ни сна, ни отдыха.
Банально, но он опять напился, ниточка слюны зависла как при поцелуе, отпечатавшись на нечистом стекле бокала. Пора сделать перерыв на перекур в компании ветреной осени. Как хочется спать. И как все нелепо вышло. Иногда случайная связь, созданная лишь для того, чтобы отстоять свою якобы независимость, становится фатальной. Пьяный смех приятелей: "Чувак, во что ты превратился, да эта девка веревки из тебя вьет, ну подуется и сама прибежит, подумаешь — поссорились, раньше ты был настоящей грозой щелок, помни, ты свободный самец, а не подкаблучник, лучше смотри, вон, какая сочная милфа у бара..." Вот это и моделирует уже несколько месяцев его реальность, с того момента, как обнаруженный на месте ненужного блёклого совокупления, он бился в простынях и пододеяльниках, будто бабочка, что застряла в отгнивающей куколке, и до самого сегодняшнего утра. А что же было сейчас, если бы не? Совместной побег в Грузию через Верхний Ларс, натянутые нервы, автомобильная пробка и бродящая винными пузырьками внутри радость от того, что дальше уже только вдвоём, и ждёт в объятия неизвестность в горной стране с ледяными ручьями, с чахлыми, но выживающими среди голых скал растениями... Уже неважно, фантазии страшны тем, что питают надежду. Но надеяться больше не на что, с тех пор, как из квартиры в августе пропала часть вещей –  гобелен с вышивкой луны и звёзд, висевший над изголовьем оскверненной кровати, благовония, след которых ещё сохранился в кружевных занавесках, но только если крепко обнять и с силой вдохнуть их пыльный дух, флаконы духов, заколки и шпильки, расчёски и помады, маечки и юбки — всё исчезло, будто и не было их никогда. А вместо – только ледяной латунный ключ, оставленный в пепельнице. Как хочется уснуть... Зияет солнце слева лазерной указкой. 
Наутро он встаёт с глазами рыжими, как высохшие апельсиновые корки, и совершает обычные процедуры. Умывание, чистка зубов, контрастный душ, запуск стирки перед уходом в офис. Это помогает сохранить хоть какую-то видимость нормальной жизнедеятельности, в точности будто уже отравленный кордицепсом муравей пока ещё ведёт себя так же, как остальные солдатики улья. В принципе, жизнедеятельность даже успешна по московским меркам, но сейчас это лишь маска, маска безыскусная и тонкая, из дешёвого китайского пластика с большими рваными глазами и улыбкой безумца. Повышение зарплаты? Новые проекты? Бронь от мобилизации? Кофе обжигает руку, утренний коньяк свернулся дергающейся змейкой внутри, но физическая боль сейчас даже сладка, как будто она —  наказание, а значит скоро будет и прощение. Полуденные соцсети, вялый прокуренный палец по экрану, и сразу как удар под дых — округлые плечи с небрежно накинутой поверх рукой какого-то длинного и чернявого как чёрт персонажа, горный пейзаж на заваленном горизонте, замысловатая вязь на вывеске населённого пункта. Бьётся, стучится оголтелое солнце в левый глаз, хоть и облачно сегодня в районе Сухаревской.
Не всегда боль сопровождается кровью. Иногда она создаёт невидимые чёрные сгустки в районе груди, невидимые, но тяжёлые как гири, что делает носителя готовым лечь на асфальт, прямо посреди обыденной городской жизни, а других людей она же заставляет переступать через лежащее тело  с брезгливостью человека, чуть не вступившего в испражнения. "Ну знаешь, это уже слишком. Мы ждём партнёров на переговоры, а ты у входа лежишь бухой. Иди-ка ты домой, всё, с нас хватит. Мы вынуждены отказаться от твоих услуг. Брат, по-дружески (это уже тихо, интимно), обратись к психотерапевту, вот контакт, принимает здесь, недалеко, на Трубной, слушай, ну со всеми всё бывает, но так из-за бабы раскисать..."
Хорошо, что он живёт недалеко. Что можно пройти домой переулками, скрываясь в тени деревьев от ядовитого солнца, кажется, лучи его уже почти шипят на коже. В глазах его таится нечто такое, что встречная женщина шарахнулась в сторону, лишь только случайно мазнув по лицу взглядом.  И хорошо даже то, что он, заигравшись как-то в эстета, брился по утрам помазком и винтажной бритвой, лезвие которой легко извлекается из жёсткого металлического чрева. Из зеркала глядит манекен с застывшим горестным  взором. Говорят, если неудачно резать вены, то можно не только не умереть, но и потерять чувствительность ладоней. Расходятся ткани с еле слышимым хрустом, и поначалу медленно, лениво выплёскивается первая волна. Потихоньку холодеют и дрожат кончики пальцев левой руки, кровь красиво струится на белый санфаянс, вырисовывая замысловатые дорожки, как на картинах нейрографики, и с каждой уходящей каплей отпускает боль в груди, с каждым вздохом растёт, пульсирует ей на замену вдруг ощущение неожиданное, всеохватывающее, эйфоричное, как будто нечто важное вот-вот откроется, как будто через мгновенье он познает истины Вселенной, и вот именно сейчас, за секунду до, он слабеет, расслабленно опускаясь на пол, и, наконец, легко засыпает, окруженный невидимым радужным сиянием.