Морской Чулек плюс раки равняется свобода

     Тут надо заметить, что в Таганроге 50-60-х годов общедоступным деликатесом считались жареные семечки подсолнуха, вяленые тюлька-хамса-бычки и варёные раки. Семечки продавались на каждом углу, рыба и раки на базаре, бычки висели в дворовых палисадниках и на балконах на проволоке или толстой леске бесплатно, раков пацаны постарше продавали поштучно у пивнушек и в вагонах местных поездов.
     Бычков мы ловили сами, сырые семечек многие привозили от деревенских родных. А вот побаловать домочадцев раками, которые в середине 60-х стали дорогим дефицитом – это нас заинтересовало…

     Юрка Рудкин выполнил своё обещание (см. Геленджик . . . турист СССР).
     В электричке мы узнали некоторые подробности предстоящего мероприятия. Морской Чулек – это очень маленькая станица, в которую мы заходить не будем. Главное рачье место в следующей большой станице – Синявской. Там заповедник, специальное хозяйство по разведению раков и лягушек, которых отправляют за границу, преимущественно во Францию. Туда (в заповедник, да и во Францию) нас не пустят. Но мелкие рачки выползают за пределы заповедника, вырастают на воле, откладывают икру на  травянистом мелководье в районе Чулека, и вот их то здесь мы и будем отлавливать.

     Дорога от остановки электрички «Морской Чулек» к берегу залива оказалась сложная: через болотистую, по колено, топь с камышом и пиявками. Потом, чтобы выйти на мелководное рачье место, пришлось больше получаса идти по грудь, а то и по шею в воде со стелящимися по поверхности водорослями, на которых часто замечали греющихся на солнышке гадюк и ужей.

     Что такое раки и как их едят, мы уже знали. Для прохода буксирных катеров и небольших судов из Порта в бухту Андреева (к Металлургическому и Судоремонтному заводам) по весне землечерпалка прочищала и углубляла канал. На песчаных отвалах по обе стороны канала отец Владимир, при купании на Каменке в конце 50-х, иногда отлавливал одного-двух приличного размера раков.
     Мне в Неклиновке продемонстрировали как добывать раков в небольших норках на глубине 1,5-2-х метров в чёрной Миусской воде. В Таганроге, при ловле бычков на донку с причала, иногда вместо рыбки на крючке, висел рак, вцепившийся клешнями в грузило.
     Но в Чулеке применялась особая технология.
 
     Попасть на раковые поляны, когда «верховка» угоняла воду полностью или хотя бы до 10-20-ти см над дном, и раки сами запрыгивали в вёдра и корзины, нам ни разу не удалось. Бродить 4-5 часов приходилось в воде по пояс (редко по колено, когда подросли).

     Вода казалась прозрачной, но водоросли на дне и поверхности воды, мелкая рябь и солнечные блики не давали возможности увидеть рака. Да и на чистом песке в мелкой ямке рак лежал, забросав себя песком. Юрка расставил нас в шеренгу через два-три метра, и мелкими скользящими шагами мы пошли, ощупывая водоросли и песок на дне. Не набрав опыта, поначалу вместо рака мы часто доставали перловицу, на которой росли её детишки.

     Ощутив под пальцами или еленкой более или менее колючий бугорок, надо было удержаться и не ослабить инстинктивно силу нажима, не отдернуть стопу. Иначе рак мгновенно уходил в сторону. Поскольку всё лето мы практически обходились без обуви, подошвы наших ног становились огрубевшими и переносили уколы хитиновых панцирей. Но когда раку удавалось выскочить из-под ноги, мы не огорчались, он далеко не уходил. Ложился на дно неподалёку и попадался кому-то из друзей. Накрыв рака, надо было наклониться или присесть и, не теряя равновесия, аккуратно достать его.
     Казалось бы – всё просто: нащупал, наклонился, достал и в мешок.

     Неискушенным читателям напоминаю: речь идёт о подростках 11-13 лет, бродящих несколько часов по пояс в воде, под палящим солнцем, с полотняным (типа наволочки) мешком в одной руке. Эта рука, сжимающая горловину мешка с пойманными колючими раками, опущена в воду, чтобы раки находились в родной среде. При этом рука должна быть чуть отставлена в сторону, чтобы мешок не прилегал к боку или бедру, т.к. рак сквозь тонкую ткань может пребольно ущипнуть. Ущипнуть до крови он пытается и за подошву, и за пальцы, и за всё до чего может достать, размахивая передними клешнями с острыми, чуть загнутыми внутрь, концами.
     Поднявши рака из воды, надо исхитриться пошире раскрыть горловину мешка. Это просто сделать двумя руками. Но, как только подносишь руку с раком к мешку, чтобы разделить слипшуюся мокрую ткань, этот гад тут же вцепляется в неё намертво. И чтобы разжать клешню, нужны две свободные руки. А мешок с открытой горловиной надо держать так, чтобы ранее пойманные раки не удрали из него. Приходится отвлекать друга. А если вас всего двое и друг метрах в десяти. Не набегаешься. Но выручать друга необходимо.

     Большой командой мы выезжали трижды в разное время. В последний раз в разгар сбора начался прилив, и пришлось раньше возвращаться на берег. «Низовка» подула с такой силой, что вода прибывала на глазах. Еле успели перейти два глубоких участка. Санька Борисов и я – на цыпочках, Игорь Рудкин, благодаря высокой плавучести, – вплавь, а Валерка Светличный, не достававший до дна, – держась за плечо Юрки Рудкина. На дне этих глубоких проток скапливались перловицы – живые, закрытые и раскрытые, кем-то выеденные. На большую створку, торчащую со дна, я в тот раз и наступил правой ногой. Убегая от прилива, глубокую рану рассмотрели только выйдя на берег. Вода всё промыла, крови практически не было, но полпятки висело, как  полуотвалившийся каблук у обуви. Пятку сложили и замотали оторванной полоской от наволочки-мешка. Боль пришла по дороге на электричку. Дома ничего не сказал, чтоб не запретили походы. Повязку менял во дворе. Ни лекарств, ни мазей не использовал. Все срослось и зажило без следа. После этой вылазки, в команде мы остались с Юркой вдвоём.

     Теперь мы выходили из дома в полпятого утра, трамваи ещё спали, шли по Фрунзе пешком на вокзал на электричку. На заветное место приходили, когда там ещё никого не было. Перекусывали бутербродом, приготовленным с вечера, складывали одежду, обувь, то, что брали на обед, и уходили на 6-7 часов.

     Половина изобретений сделана из любопытства, остальные из лени и жалости к себе.
     В безветренную солнечную погоду приятно было окунуться за раком в прогретую до 25-26 градусов водичку. А если вода 22-23 градуса, солнце прячется в облака и ветерок обдувает мокрое тело, то через час мне становилось некомфортно. Поэтому, потренировавшись на берегу, я наловчился, сохраняя равновесие, поднимать с травы небольшие галечные голыши, размером со среднего рака, зажимая их между большим и вторым пальцем ступни.
      Так, в Чулеке при удачном захвате рака между панцирем и началом шейки, я доставал его, не замочив головы и туловища.
     Юрка при ветреной погоде, надевал майку, которая обычно служила ему панамкой от солнца, и говорил, что так теплее. Я проверил. Нет, мокрая майка на ветру сохла дольше голого тела. А майка служила фильтром, когда хотелось пить или заглушить на время возникшее чувство голода. Бросали майку на воду и втягивали сквозь неё процеженную влагу. Раки в загрязнённой воде не живут, а после «лягушкиного» колодца (см. Особенности русской охоты) и муляки у Каменки эта вода пилась, как родниковая. Никаких болезнетворных бактерий из Чулека мы не привезли.

     …Я услышал Юркин вопль и следом нечленораздельное призывное мычание. Развернулся в его сторону, думая, что делать, если на него напала гадюка. Он стоял ровно, обе руки держал у лица, а мешок, как мне показалось, свисал у него изо рта. Я как мог быстро, преодолевая сопротивление воды, пошел на выручку…

     Юрка попытался разлепить горловину мешка в одиночку. Держа на отлёте зеленого красавца в правой руке, поднял мешок из воды ко рту и закусил один уголок. Второй уголок оттянул левой рукой и, скосив глаза, попытался двумя пальцами той же руки расшеперить горловину. Ничего не получалось. Юрка позвал на помощь свою правую руку с оттопыренным мизинцем и раком. Оценить правильно все расстояния в такой ситуации невозможно. Клешня безжалостно впилась в губу.

     Я подгрёб вплотную, пытаясь разобрать Юркино мычание. Секунды три соображал, потом сломал клешню во втором сочленении и тогда без большого усилия разжал и снял её с губы. Хорошо, что у этого монстра вторая клешня еще не выросла.

     Возвращались, собрав по нескольку десятков раков, уставшие, голодные к 3-4 часам пополудни. Время, обученный отчимом, я определял по Солнцу с погрешностью 10-30 минут. Я и раньше замечал, что Юрка берёт на обед то же, что и я: хлеб, пару яиц вкрутую, 2-3 картофелины, огурец, помидор и решил покончить с сухомяткой. В приготовленный с вечера вещмешок (сшитый бабушкой Шурой по образцу солдатских времён ВОВ) я завернул в рушничок миску на двоих, пару простых ложек, соль в спичечном коробке, нож и «мерзавчик» с постным маслом.
     Когда мы развернули свои харчи, и Юрка уже примерился укусить огурец, я остановил его руку и попросил сначала почистить все яйца, а сам, достав миску начал крошить в неё огурцы, помидоры, картофелины и головку лука, специально припасённую к этому случаю. Юрка, выполнив свою часть работы, наблюдал за моими действиями. Он уже догадался, но когда, посолив содержимое миски, я достал масло и начал поливать и ложкой снизу вверх, снизу вверх и ещё маслица – он, облизнув в нетерпении сухую ложку, застонал от предвкушения, сглатывая слюну, в ожидании команды: – Можно!

     Потом на прогретой солнышком травке мы расслаблялись от длительной водной процедуры, блаженно наслаждаясь безмятежной свободой. Чувство выполненной работы, легкой усталости, сытости, огромного пространства воды и суши и полное отсутствие городского шума и суеты. Часто никого в будние дни кроме нас там и не было. Мы рассматривали проплывающие или стоящие над нами облака и находили в них знакомые образы или фантазировали придуманные.

     Иногда взрослые мужики быстро браконьерили с драгами-«кобылами». Подтягивали моторкой сеть, вытряхивали из мотни кучу водорослей, выбирали средних и крупных раков и уносились, тарахтя подвесным мотором. Среди брошенных водорослей оставалось много маленьких, некондиционных рачков. Мы, перетряхивая водоросли, собирали и бросали их в старое русло Мёртвого Донца на доращивание.

     Однажды, вернувшись на обед, мы обнаружили непривычное оживление. Две компании взрослых мужчин по очереди таскали вручную широкую «кобылу». Жены и дети бегали по берегу. Наши вещи лежали не в том порядке, как мы их оставили перед уходом, но ничего не пропало.
     Мы только-только приступили к трапезе. И вдруг кто-то заметил подплывающую к берегу змею. Шум, суета, мужики вооружились палками. Змея, плавно покачиваясь, выплыла на берег, и, не проявляя агрессии, попыталась проползти вглубь суши. Это оказалась большая, метра полтора в длину, толстая гадюка. Что её привело к нашему берегу? Несколькими ударами палок мужики забили не сопротивлявшуюся змею. Похоже, это не было для них чем-то необычным.

     Один раз во время обеда мы услышали долгий перестук лодочных моторов. Потом к берегу подошел катер АЧУРов (ачуры – инспекторы рыбнадзора, от аббр. АЧУР - Азово-Черноморское управление рыбоохраны), заглянули в наши мешки и молча отвалили. Наша добыча не превышала разумных пределов.

     Отдохнув, мы могли ещё немного побродить по первой протоке, или не спеша, выходить к девятичасовой электричке. Ездили без билетов – в пять утра контролёры ещё спали, а в девять вечера уже отдыхали.

     В десять вечера по коридору третьего этажа пахло укропом, а две семьи наслаждались раками с пивком. Вылазки я приурочивал к паузам между рейсами отчима. Он встречал маму из магазина и, помня, куда я пропал с утра пораньше, захватывал несколько бутылочек пива.

P.S. Искал инфу о Чулеке и случайно набрёл на два стихотворения. Настолько в настроение и в тему, что не могу не поделиться. Как будто про нас с Юркой!

СУХОРУЧЕНКО Геннадий Анатольевич
(05.09.1934, г. Кировоград, УССР – 11.04.2000, г. Ростов-на-Дону, Россия) – русский советский поэт и публицист.

СОЛНЕЧНЫЙ ДОЖДЬ. Книга лирики.
Ростовское-на-Дону книжное издательство. 1981 год

15. Вечер в Морском Чулеке

Залив наш по колено воробью –
айда в Морской Чулек из Таганрога!
Там птицы синегрудые поют,
зелёный рак грозит клешнею строго.

Там илом пахнет тёплая вода,
шуршит камыш в два роста человека.
Пасутся в пойменных лугах стада,
растёт под их ногами вся "аптека".

Присядем здесь, закурим, отдохнём
от всех звонков – трамвайных, телефонных…
Пушистый одуванчик тихим сном
забылся, как доверчивый цыплёнок.

А солнце на колючий островок
скатилось золотым цыганским бубном.
Со старой вербы спрыгнул ветерок
и дунул, в трубочку сложивши губы.

И сразу в золотой горячий шар
качалочки упрямо застучали.
И небо заалело, как пожар,
и сытые коровы замычали.

Цыплёнка-одуванчика в ладонь
я взял, боясь, что он испепелится,
и мы шагнули с берега... в огонь,
и он дохнул нам в розовые лица.

Лизал он щёки тёплым языком,
совсем не злой, не причинявший горя.
... А впереди огромным кораблём
плыл Таганрог по огненному морю.
***

Таганрогские пацаны

О, таганрогские пацаны, коричневые, как крынки!
В цирк захотели – за полцены сбыли бычков на рынке.
Вдребезги стекла в моем окне: – Что там – футбол или драка?
Возле окна – пацаны, и мне – взятку! – ведерко раков!

Я обещаю ребятам достать лучшей смолы для баркаса,
мяч возвращаю – футбольте опять старенький мячик бокастый.
Бейте его! Наиграйтесь сполна! По двору смело гоняйте.
Я не успел... Помешала война...
Вы за меня доиграйте!
***