Греческая загадка. Часть вторая. Развязка
— Чай — да, а вот другое… я же в положении.
Я кивнул. Она сама сходила и заварила ароматный чай из ромашки и мяты. Принесла на подносе заварной чайник и две чашки.
— Вокруг отеля полно трав, это мои любимые — ромашка и мята. Собираю, сушу — на целый год хватает! — поделилась она.
— Расскажите мне больше о ваших отношениях с полковником? — я вопросительно взглянул на неё.
Маргарита кивнула:
— Да. Зимой они приезжали — Хэнк… то есть господин Мортенсон с женой. Почему именно сюда, не в сезон, мы гадали с матерью. Но были всё же рады.
Знаете, зимой всегда тяжело. Живём на сбережения, скопленные летом, и были рады, что кто-то заехал к нам.
Они заняли два номера, не объясняясь, а мы и не расспрашивали.
Она на секунду замолчала, хлебнув из чашки.
— И так видно было: ссорились, не стесняясь меня и матери. Гуляли по отдельности. Частенько обедали в разное время.
Как-то я подавала ужин полковнику, который сидел один и выпил уже много нашего лучшего виски. И тут он разговорился:
«Вот, Маргарита, развожусь я со своей женой!»
Я наклонился немного вперёд и перебил её:
— Прямо так и сказал?
— Да, видимо, виски… да и непросто это — расходиться. Думаю, тогда ему нужен был кто-то, кто выслушает его.
— И он не сказал, почему, с женой, одной ногой в разводе, приехал зимой именно сюда?
Маргарита ответила совсем другое:
— Курите, месье Эндрик, знаю же, что вы курите.
Я понял, что она неохотно хочет продолжать.
— Забыл сигары в номере, да и вы в положении. Не так уж и важно.
— Так что же поведал вам мистер Мортенсон?
Она вздохнула:
— Сперва попросил присесть к нему за столик. Я тогда не особо хотела, но всё же — это наш постоялец.
А он как давай жену ругать. Довела его совсем до ручки, что он, непьющий, вон, по бутылке виски каждый день выпивает. Уйти он хочет, развестись — да не так просто, жена сопротивляется. Что-то вроде этого.
После, когда… — она замялась, — у нас уже другие отношения были, он сказал мне, что это жена случайно отель этот нашла. Хотела со мной подальше от города спокойно о разводе поговорить. Чистая случайность, что они к нам заехали. Знаете, как в жизни бывает…
— Да… всякое, — пробормотал я.
Маргарита взглянула на меня каким-то полупустым взглядом.
— Потом Хэнк начал ухаживать за мной… писал письма, — она замялась. — О любви. Просил о встречах. Я долго не соглашалась, но что-то тянуло меня к нему.
Мы начали встречаться в сумерках, на побережье. Он говорил, что развод уже близок, что он безумно влюбился в меня и желает только одного — быстрее освободиться от жены и жениться на мне.
Я опустил глаза на бокал вина, болтая содержимое, и ждал продолжения.
Маргарита и сделала это, хотя в её голосе звучали нотки горечи, которую она уже не пыталась скрывать:
— Я девушка простая. На острове одни старики, а тут такой мужчина! Хоть и старше меня, но очень душевный и видный. А я… ну надоело мне здесь на кухне, на этом острове вертеться! Тоже хочется мир посмотреть, любви хотелось! И мне… тогда мне казалось всё правдой — и то, что полковник говорил, и то, что я чувствовала! …Я… я начала встречаться с ним. А потом они уехали. Хэнк обещал писать, держать связь со мной, говорил: всё дело в пару месяцах, я должна подождать. А потом, — она дотронулась до живота, — это…
— Кто-нибудь ещё знает о вашем положении?
— Нет… и… — она вдруг сосредоточилась на чашке чая, нервно помешивая ложечкой.
— Понимаете, — продолжила она, — Хэнк уехал — и всё. Ни новостей, ни писем, ничего. Я тогда ждала день и ночь. Позвонить не решалась — там же всё-таки ещё его жена.
Я ещё и не знала о ребёнке… А когда мне стало понятно — я рассказала матери. У меня же, кроме неё, никого нет.
Я кивнул:
— Прекрасно понимаю.
— Мама не ругала меня, месье, не думайте. Она мне сказала: «Что ж, вырастим мою внучку или внука. А его, то есть Хэнка, забудь. Не пишет, ничего знать не хочет — ну и ладно!»
— И вот они опять здесь, и опять не в сезон? — я в упор глянул на Маргариту.
— Да… странно. Я не то чтобы забыла его. Но наши отношения были настолько коротки… Меня отпускало уже, вы понимаете?
— Думаю, что да.
— А тут опять они появились. И теперь в одном номере жили, не как раньше. А Хэнк на меня и не смотрел, избегал, как будто и не было ничего. Один раз мне удалось поговорить с ним. Он и слушать не хотел: «Не от него это, что я там придумываю!» С женой он помирился и просит оставить его в покое!
— Я думаю, Маргарита, вы уже достаточно сказали. Идите отдыхать. Буря утихла, уже светает.
— Да, — рассеянно сказала она. — Пойду прилягу…
Я тоже вернулся в номер, но спать не мог, размышляя обо всём, что здесь произошло.
Поутру я чувствовал себя разбитым. Маргариту я ещё не видел, когда спустился к завтраку, хотя бы на чашечку бодрящего кофе.
Внизу было прохладно, и только Элиза с уставшим видом принесла мне кофейник:
— Что-нибудь выяснилось, месье Эндрик?
— А что, другая парочка что-нибудь знает о смерти полковника?
Элиза провела по ещё растрёпанным волосам, стараясь избегать моего взгляда.
— Уехали совсем рано, как буря утихла. Думаю, нет…
— А кто эти люди? — в упор спросил я Элизу.
— Да знаю только: пара актёров, заезжавших по делу. Ничего особо не говорили о себе.
— Но во время их пребывания было что-нибудь, может, не так?
— Да нет, — Элиза задумалась. — Однажды только полковник столкнулся в коридоре с братом мисс Новелл — да разругались они на весь дом!
— Но это же важно, полковник ведь мёртв.
— О чём ругались — не знаю, — вдруг грубовато отрезала Элиза, сердито подливая мне кофе. — Слышно просто было на весь отель.
— А миссис Мортенсон?
— Спит ещё, — буркнула Элиза и удалилась в кухню.
Но что-то вдруг промелькнуло у меня в голове. Все события прошлых дней, поведение каждого — и я понял, что миссис Мортенсон в большой опасности. А скорее всего, мертва.
«Болван я, — думал я, спеша к номеру, где ночевала овдовевшая миссис Мортенсон».
Распахнув дверь, даже из приличия не постучав, я и ожидал увидеть труп жены полковника.
Так оно и было.
Женщина лежала на кровати. На полу валялся пустой пузырёк от таблеток и две бутылки от виски.
Она была мертва.
Я решительно направился в комнату Элизы. Когда же приедет полиция? Лампы горели, электричество, а значит и связь, были восстановлены.
В этот раз я постучался.
— Отворено, — раздался её голос.
Я зашёл, увидев её, сидящей в кресле и как-то нагловато, но в то же время безразлично смотревшей на меня.
— Я думаю, вы всё знаете, месье?
— Ну, кое-что, думаю, да.
— Я и не собираюсь увиливать. Пускай меня посадят в тюрьму. Главное — дочь.
Она хлебнула прямо из бутылки.
— Элиза, вы хотели всё по-другому сделать, а тут я, не так ли?
— Да, не вовремя вы приехали. Я думала — отказать, а потом… Не по-другому. Роли не играет… — несвязно сказала она.
— Решили, что так будет даже лучше. Переиграть меня?
— Мою дочь соблазнил проходимец, выдававший себя за джентльмена. Жениться он и не собирался. Я знаю его распутную жизнь — женщины, пьянство, азартные игры.
А состояние — тоже было всё на жену записано.
— Эти актёры ведь для отвода глаз?
— Да, заплатила немного, чтоб разыграли посетителей, да хоть кто-то ещё был тут, да ссору имитировал бы любовник мисс Новелл. Конечно, никакой он ей не брат! — она махнула рукой.
— Я так и предполагал, — осторожно ответил я.
— Знаете, месье Эндрик, жить мне осталось пару месяцев, — она усмехнулась. — По мне и не скажешь, конечно. Терять мне нечего, но сволочь проучить захотелось.
Я не шантажировала его сперва, нет. Просто справки наводила. На последние деньги, — она как-то бешено расхохоталась.
— Имущество и всё — эта глупая индейка и переписала на дурака в надежде на «новое начало». — Она уже не стеснялась в выражениях. — Заманила я их сюда. Полковнику письмо с «обстоятельствами» написала. Вот он и уговорил свою жёнушку сюда приехать. А дальше вы, думаю, понимаете.
— Думаю, да. В ночь бури, о которой вы знали, вы манипулировали электричеством. Постучались к Мортенсонам с отвёрткой и попросили полковника взглянуть на лампочки, которые и у него в ванной мерцали. Под простым предлогом выслали из комнаты его жену, нашли быстро его револьвер — он и не скрывал этого, — и в ванной, пока он пытался что-то починить, хладнокровно выстрелили ему в висок.
— Да, примерно так. Но дочь моя — опозоренная, разочарованная в любви и обманутая — сможет вырастить внука или внучку без финансовых затруднений.
— Единственный наследник — этот ребёнок? — сказал я.
— Ну конечно.
— Это же надо сперва доказать. Но я мыслю, вы и это продумали…
— Пришлось. В комоде найдёте то, что нужно: признание полковника и наследственные бумаги, а также письма. И мы были у здешнего врача, моего любимого. После смерти мужа… — она запнулась.
— Я понимаю, — перебил я. — Вы ведь уходите? — мне было жаль Элизу.
— Да. — Она показала пустой пузырёк. — Нет смысла более для меня на этой грешной земле. Позаботьтесь о моей несчастной дочери. Вы понимаете?
— Разумеется, — сказал я.
— А жену полковника я не хотела убивать. Тяжко было. Но мне пришлось. А теперь уходите, прошу. Такие звери, как я, умирают, как волки, в одиночестве, отбившись намеренно от стаи.
Это были её последние слова.
Дело было быстро закрыто. Наследником состояния Мортенсонов был признан ребёнок — здоровый мальчик, которого пять месяцев спустя родила Маргарита.
Она уехала с острова, чтобы всё забыть, и жила теперь только своим сыном.
А я после этого случая долго не посещал Грецию.
Свидетельство о публикации №223051600349