Становление правовой и философской мудрости казахс

СТАНОВЛЕНИЕ
ПРАВОВОЙ  И ФИЛОСОФСКОЙ  МУДРОСТИ
КАЗАХСКОГО НАРОДА

Одолеет одного храбрец.
Одолеет тысячу мудрец.
Казахская пословица
План
1. Предфилософия номадов-протоказахов. Степь, небо и лошадь. Юрта - переносное жилище кочевников. Анимизм. Тотемизм. Шаманство. Происхождение  этнонима  «казах».
2. Мифы. Сказки. Героический эпос («Кобланды-батыр»; «Камбар-батыр»; «Ер-Таргын»; «Алпамыс-батыр»). Лирико-бытовой эпос («Козы-Корпеш и Баян-Сулу»; «Кыз-Жибек»). Легенда о Коркыте. Обычай гостеприимства у казахов.
3. Философские идеи мыслителей: Аль-Фараби; Ж. Баласагуни; Ходжа Ахмет Яссауи; Асан-кайгы; Адат «Жеты-Жаргы»; институт акынства; Кожаберген-жырау; Бухар-жырау; Ч. Ч. Валиханов;  И. Алтынсарин; А. Кунанбаев;  Ш.  Кудайбердиев; А. Байтурсынов;  М. Дулатов; М.  Жумабаев.
4. Казахские пословицы и поговорки как слиток народной мудрости.
5. Философско-литературное  произведение О. О. Сулейменова  «Аз и Я».

1. Предфилософия номадов-протоказахов. Степь, небо и лошадь. Юрта – переносное жилище кочевников. Анимизм. Тотемизм. Шаманизм. Происхождение  этнонима  «казах»

Складывание племен и родов в народность и народов в нации – это сложный длительный исторический процесс; казахский народ образовался в результате смешения, передвижения множества различных этнических и расовых элементов на историческом пути своего развития.
За сотни и тысячи лет евразийская степь, словно океан,  приняла в себя, впитала, переплавила, как в горниле  гигантской печи тысячи родов, племен и народов. Гунны, саки,  сарматы, массагеты, аргиппеи, усуни, канглы, найманы, огузы, карлуки, кимаки, кипчаки, монголы, каракалпаки, каракитаи, аргыны, кереи, торгыны – это те племенные  исторические общности, которые стали основой казахского государства.
Степь, по сути, была для кочевника домом, небо – крышей. Поэтому в современном казахском языке имеется немало ассимилированных и видоизмененных слов, заимствованных из персидского, арабского, монгольского и других языков [1].
Животные в жизни номадов-кочевников всегда занимали важнейшее место. Обожествление животных почиталось делом священным. Достаточно сказать, что каждый  род имел своего тотема – животного-прародителя, например, волка. Очевидно, что  древние люди как бы переносили на себя все важнейшие качества этого животного, как то: силу, ловкость, выносливость, хитрость, свирепость, изворотливость, кровожадность.
Особое место в жизни  номада-кочевника  занимала лошадь, которая без преувеличения, была для него всем. Конь – символ высшего мира, интеллекта, мира мудрости, мира предков. Он был и средством передвижения, и тягловой силой, и другом, и источником пищи, и выражением материального достатка  и богатства. У богатых баев имелось около тысячи лошадей; у более богатых 4-5 тысяч; у самых богатых 15-18 тысяч. Вплоть до ХХ в. скот оставался едва ли  не главным мерилом стоимости любого товара.
Конь был обожествлён уже в глубокой древности. Именно в степях Евразии была приручена лошадь. Связка всадник-конь появляется впервые на просторах Евразии, между Китаем и Римской империей, Ираном и Сибирью. Из степей  Евразии культ коня проникает как на Запад, так и на  Восток, до Индии и Китая [2]. Можно сказать, что кроме степи и сама лошадь была для кочевника-номада домом, вернее, с нею он повсюду чувствовал себя как дома.
Через неделю после рождения ребенка, самая уважаемая многодетная мать рода, укладывала его в люльку – «бейсык», и накрывала его  семью вещами (счастливым числом): специальным одеялом, халатом, кебенеком (типа дохи), шубой, попоной, и сверху узду и нагайку. Узда «желает» ребенку быстрого роста и взросления, а кебенек и нагайка указывают на то, что он должен стать защитником своего рода. Как известно,  всякая нечисть боится огня и света, и потому в течение  сорока дней ночами, возле маленького горит светильник – шырак.
Когда малыш, падая и спотыкаясь, делал первые шаги, проводили обряд «тусау кесу» - разрезания пут. Ножки  обвязывают  веревкой и уговаривают дитя идти, приговаривая «тай-тай». Существует поверье, что характер ребенка будет похож на характер того, кто обрезывал путы. Родители малыша приглашали на курмалдык. За дастарханом  собирались родственники, уважаемые люди, они хвалили малыша и его родителей.
Когда род снимался с кочевья,  бейсик  с ребенком привязывался к лошади, так что сама собой отпадала необходимость в укачивании его. А когда он только научался ходить, то езда верхом была для него таким же привычным делом, как и ходьба. Кочевая культура, по мнению некоторых исследователей, имеет  ряд преимуществ перед оседлой. Прежде всего, это полное слияние (слиянность) с природой, постоянная смена обстановки, готовность к любым испытаниям (т.е., это именно то, что заставляет сегодня многих людей путешествовать).
В древнетюркской системе мира  Восток считался передом, Запад – задней стороной, Юг – правой стороной, а Север – левой, полночной. Вход в ставку хана был с  Востока из  благоговения к  солнцу и стране солнечного восхождения. Еще о гуннах сказано, что «Шашьюй утром выходит из лагеря поклониться восходу солнца, ввечеру поклониться луне. Он сидит на левой стороне лицом к северу». Эта традиция от гуннов перешла  к тюркам, что подтверждает версию происхождения гуннов как тюрок [3].
На Востоке издревле существовали обычаи, нарушение которых  было чревато нежелательными последствиями. Наступить гостю на порог, значит, смертельно обидеть хозяина; гостям запрещалось ходить вокруг очага против часовой стрелки, что идет от движения по солнцу. У древних тюрок был обычай: «При возведении государя на престол, ближайшие важные сановники сажают его на войлок, и по  солнцу кругом обносят девять раз» [4].
Каждая вещь является определенным символом: халат символизирует уважение в народе;  шуба и попона – богатство.
Особого внимания заслуживает юрта, как веками складывавшееся у тюрок легкое и удобное переносное жилище. Достаточно  взять в руки пиалу и перевернуть ее, чтобы увидеть сходство с юртой, напоминающей полусферу. Каждое место  каждого члена рода строго определено. Тор – почетное место хозяина напротив  входа. Очаг в центре юрты был местом притяжения и почитался во всех кочевых народах… погибель семьи или исчезновение ее из-за отсутствия сыновей квалифицировалось как угасание очага. В него нельзя было плевать, проливать молоко или воду, мешать золу, рубить дрова в нем, бросать в него сор, зажигать от него и выносить огонь, иначе семье грозили несчастья и болезни.
По народному летоисчислению, 12-летний цикл начинала мышь, поэтому ее именем называлась почетная часть жилища, где стояли сундуки с добром и сидели гости на торе.
После мыши идет корова, чьим именем называется расстояние от тора до кровати (кебеже), олицетворяя достаток, присущий семьям с коровой.
Место, где сидел хозяин, называлось «тигром» – символом власти и мужества.
Далее шло место хозяйки («зайца») – символ кротости и покорности. Подле хозяйки располагались продукты, что знаменовалось трудолюбивой улиткой.
Далее шло пространство змеи, выползающей из земли, несущей с собой влагу.
Лошадь занимала место у входа, как символ движения.
Затем шло пространство овцы как символа малых и бедных; мудрой обезьяны, дающей напутствие; бурдюки с кумысом, оружие, конская утварь.
Далее место птицы, молодежь дома и гости.
Выше гости-мужчины на месте собаки, как символа преданности.
Поближе к торю место кабана, где усаживались наиболее почетные гости, хранилось ценное имущество.
Круг замыкался местом мыши, почетным торем, где начинается летоисчисление, и где время соприкасается с пространством. Благословением  звучали слова: «Пусть не гаснет огонь в твоём очаге!»
Юрта является также символом космоса, освоенного пространства и триединства Вселенной. Когда умирал последний представитель рода, на его могиле оставляли шанырак, символом коего является крест в круге – знак вечного движения в природе солнца, символ эволюции.
 
Шанырак

Анимизм связывается с верой в  существование духа предков – Аруаха. Невеста, вступая в юрту отца (мужа), должна принести в  жертву  ложку масла (отка май кую), сделать салем (преклонение колена), упасть навзничь, ударившись головой и сказать: «Аруах риза  болсын» («Дух предков, будь доволен!»). Гнева аруахов боялись, одно из самых тяжелых проклятий звучало так: «Аруак атсын!» («Пусть духи предков пошлют  тебе несчастье!»). В трудные моменты жизни казахи  всегда обращались к нему. Когда умирал человек, то его аруаху ставили свечу – 4 дня или 40 дней. Цифра «3» у казахов пронизывает все обряды рождения и похорон.
Как только поступало  известие о смерти человека, почетные старики аула шли в дом (юрту) умершего и приступали к организации похорон. Прежде всего, они собирали кенес (совет), на котором выясняли у наследников покойного, какими средствами они располагают. После того как определялось, какую сумму можно потратить на панихиду, в разные стороны разъезжались всадники, посланные пригласить окрестное население и родственников на церемонию похорон.   
Хоронили умершего в тот же день. Перед прочтением жаназа (заупокойной молитвы) почетным гостям подносили дорогие подарки и деньги. Кроме этого, в качестве подарка покойного за участие в проводах его на тот свет, присутствующим раздавались  жыртыс (различной величины лоскутки ткани). Хранение такого  лоскутка означало связь живых с покойником. Из этих лоскутков позднее шили одежду для детей (особенно головные уборы), чтобы они жили также долго как дед или бабка и заслужили такое же уважение  окружающих.
По возвращении с похоронной процессии в доме  умершего поднимали  траурный флаг: белый – для стариков; чёрный с красным – для людей средних лет; красный – для молодых людей. Траурный флаг вывешивали в том случае, когда  покойный пользовался каким-нибудь особенным почётом, если это был бий или батыр. 
Одежда, седло и доспехи развешивались на стенах юрты. В день смерти мужчины его  коню коротко остригали хвост, подстригали гриву и чёлку, которую завязывали на макушке торчком, это означало, что конь посвящён умершему. Через год, когда справляли поминки, коня забивали и готовили из него  угощение [5].
Шаманство (баксалык) с древнейших времен было заметным влиянием в религиозных верованиях казахов. Оно обусловлено верой в особую связь отдельных людей с духами. Помощью духов объяснялись способности шаманов (баксы) лечить больных, гадать, отыскивать пропавшие вещи и скот. Шаманам, как жрецам богов, иногда приписывалась даже власть  над явлениями природы. Так как причиной возникновения болезней  считалось действие духов, «дурной глаз» или колдовство, то и знахарское лечение,  наряду с использованием традиционных терапевтических средств, – диеты, настоя трав, массажа, сухого тепла,   предполагало также наличие особых обрядовых приемов, основанных на магико-анимистических поверьях.
Главный предмет шамана – кобыз, – это особый смычковый  инструмент с двумя струнами из конских волос, который в народных верованиях связывался с чудесными свойствами. Игра на кобызе рассматривалась как признак связи с духами [6].
После распада Золотой Орды в XV в. образовались многочисленные ханства, одним из которых явилось Казахское. Происходит окончательное  формирование национальной культуры и его важнейшей составляющей –  родного языка.
Существует много легенд о происхождении киргизов, казахов трех жузов. У одного из ханов 32 племен, говоривших по-тюркски, имевшего  600 семейств, от пленницы родился сын, названный «ала» (пёстрый, пегий). По научению старшей жены  хан решил избавиться от ребенка и отвез его на Сырдарью, где его усыновил какой-то бедняк. Прошли годы, ханская кровь дала о себе знать, юноша прославился многими богатырскими подвигами. Весть об этом дошла до хана и он решил вернуть сына. Советники посоветовали послать за ним сотню джигитов во главе со старшим сыном Котан-Уйсуном. Прибыв на место, братья подружились  и отказались вернуться домой. На следующий год за юношей был послан с сотней джигитов другой сын Котана Булат, а на третий – Алчин, также с сотней джигитов. Но  никто не вернулся.
Объединившись, триста джигитов, стали нападать на соседей, угонять скот, и те  их назвали «казак», что по-тюркски значит «свободный», «вольный». Затем  джигиты решили избрать себе хана. Уйсун с его сотней поселились в верхнем течении Сырдарьи, Булат в среднем течении, Алчин – в нижнем течении. Ханского сына провозгласили ханом, подняв его на  белой кошме, обнесли 9 раз вокруг белой юрты. Поэтому казахов называют детьми Уш-жузов.
Примечательно, что в легенде имена Уйсун и Алчин совпадают с названиями крупных племен Старшего и Младшего жузов. Еще тогда  у каждого жуза появились боевые кличи – ураны; Старший Жуз: «Бахтияр» («Счастье»); Средний жуз: «Ак-жол» («Справедливость»); Младший жуз: «Алшын-от-ана» («отец Алчин»); (три урана объединились в едином уране – «Алаш!»)
Согласно историческим сведениям: «В середине XV века двумя чингизидами Ак-орды – Жанибеком и  Кереем в степях у реки Чу, из родственных племен образовалось полукочевое  государство, назвавшее себя Казахским» [7].
Существует более ста этимологических толкований слова «казах»; наиболее распространенными являются следующие:
1. «настоящий, чистокровный сак»;
2. «беглец, скиталец, безродный, вольный»;
3. «всадник, вооруженный воин»;
4. «смелый, горячий, воинственный, вспыльчивый»;
5. «белая лебедь» (тотемическое представление; поэтому не стреляют белых лебедей, называют лебедя царём птиц);
6. «обреченный на честную смерть» (религиозное толкование);
7. «обладатель походной телеги с юртой» (в книге «Алтын топчи»).
В народной этимогологии тюркский этноним «казак» до сих пор разлагается на «каз ак» –  Гусь Белый, т.е., Лебедь. Благодаря такому пониманию Лебедь и Гусь  стали поэтическими тотемами казахов. Убить их считается великим грехом и поныне. В эпосе «Ер-таргын» дочь хана Акша-хана  сравнивает себя с гусыней:
Атам менен апамнын асыранды казы едим.
(У отца с матерью я росла, как ручная гусыня)
Казах поёт о любимой:
Ауеде ушып журген каз баласы…
(Гусёнок,  летающий в небе) [8].
Обожествление лебедя отмечалось и у  других народов, так, некоторые исследователи находят неслучайным тот факт, что в  «Сказке о царе Салтане, о сыне его славном и могучем богатыре князе Гвидоне  Салтановиче  и о прекрасной царевне Лебеди» А.С. Пушкина  девица  является  перед князем именно в образе  прекрасной лебеди.
Казахстан – наш общий дом, но  всегда актуальной, острой, как лезвие бритвы будет  тема так называемой, «малой родины», места, «где ты появился на свет». Как молитва, как клятва звучат слова  казахстанского писателя Герольда Бельгера: «Сколько же смысла, оттенков, добра и любви  в коротком слове «Эль»! оно означает: мой край, моя родимая сторонушка, близкие мне люди-сородичи, мой аул и его окружение, край моих предков, моя малая родина, место, где капнула первая капля крови от моей пуповины, край-опора, край-защита, край-отрада, земля моей чести, моей совести, люди, живущие на этой земле, где каждый друг перед другом в ответе, где издревле, может, с незапамятных времён один за всех и все за одного. И чтобы ни случилось на свете, пусть даже небо обрушится на землю, если человек вправе говорить: «Мой Эль!» – он не потерян, он не песчинка…»
«Эль» – это и напоминание о древнем  имени бога Эла – духа гор. «У древних семитских  племён Элы были духами горных вершин, камней, деревьев и других природных явлений. …В доисламской Аравии запрещалось называть Бога собственным именем, поэтому использовалось нарицательное «илах» («бог»), позднее заменённое на слово «Аллах» [9].  Священно имя Бога, священно и место, где  человек  родился.
Наши далекие предки верили в духов, потусторонние силы, волшебную силу  солнца,  ветра, огня, дождя, и  кто знает, может быть, они действительно видели то, что не дано увидеть нам? Во всяком случае, все народы бережно хранят свои традиции, и стараются следовать им, отдавая дань уважения символам далекого прошлого.
Издревле приписывались в  казахской степи чудесные, магические свойства  такому благородному металлу как серебро. Отсюда и особое отношение к изделиям из серебра, могущим отпугивать злых духов. Наличие у хозяйки подвесных и нагрудных украшений (шолпы), браслетов, колец, перстней, серёжек были залогом обеспечения чистоты приготовления пищи. Серебряные монеты также пришивались к верхней одежде, создавая совершенно особую ауру и неповторимый колорит.
Обычаи и обряды пришли к нам из глубины веков, когда наши предки, вольные дети природы, создавали свое собственное мифологическое мировосприятие и понимание происхождения жизни.
Большую роль в жизни казахов играли народные празднества; они связывались со свадьбой, рождением ребенка, победой над врагом, избранием хана, поминками. На праздниках устраивались игры: скачки (байга); борьба двух джигитов (курес); борьба двух всадников, пытающихся свалить друг друга с  седла (сайыс) или вырвать у другого тушу козла (кокпар); стрельба в золотой диск (мерген – меткий стрелок).
Историю  казахской философии условно можно разделить на три этапа: 1. с древних времен до IX в.; 2. становление  философии    как науки – XI – XIX вв.; 3.) современный период – становление национальной философии, ее место в истории и культуре общечеловеческой  философской мысли.
Казахская национальная философия, считает  известный казахстанский  философ О. А. Сегизбаев: «…прошла довольно  мучительный и тернистый путь развития от стихийно возникших и довольно примитивных форм мышления древних до достаточно зрелых для своего времени философских концепций… нужно не пересказывать мысли философов прошлого, а попытаться дать их анализ, несмотря на то, что при этом никто не гарантирован от ошибок» [10]. 
Эти концепции складывалась веками, впитывая  в себя  богатые духовные традиции. Сказители и акыны, жырау и батыры, ханы и мудрецы в течение веков разрабатывали  философские проблемы нравственности и гуманизма, свободомыслия, политики государства и ценности человеческой личности.
Сегодняшний Герб суверенного Казахстана – символическое изображение веками складывавшихся обычаев и традиций казахского народа. В центре размещается шанырак – круговое навершие купола юрты, как символ семейного благополучия, мира и спокойствия, дарованных самим небом.
Тундык – зенитное отверстие юрты, напоминающее яркое солнце на фоне голубого неба. Крестообразные, тройные кульдреуши символизируют единство трёх жузов.
Золотокрылые, с рогами, состоящими из семи частей, в форме полумесяца, фантастические скакуны тулпары, символизируют бесстрашие льва, прозорливость сокола, мощь и силу быка, быстроту и пластику лани, хитрость и находчивость лисы в борьбе против врагов. Золотые крылья скакунов напоминают также снопы зерна, золотых колосьев – символа труда и материального благополучия. В центре герба  находится звезда, символизирующая открытость и готовность к сотрудничеству с людьми всех пяти  континентов [11].

2. Мифы. Сказки. Героический эпос («Кобланды-батыр»; «Камбар-батыр»; «Ер-Таргын»; «Алпамыс-батыр»).  Лирико-бытовой эпос («Козы-Корпеш и Баян-Сулу»; «Кыз-Жибек»). Легенда о Коркыте. Обычай гостеприимства у казахов

Мифологические представления казахов объясняли устройство мира. Верховное божество – Тенгри (небо) и богиня плодородия  Умай являлись супружеской четой. Земной ипостасью богов являлась ханская чета. Отправляя детей в дорогу, их напутствовали словами: «Поручаю матери Умай».
Термин «кут» в древнетюркскую эпоху имел несколько смыслов – душа, счастье, блаженство, достоинство и др. В современном казахском языке основное значение слова «кут» - счастье, богатство, благоденствие, доля. Часто приводится парное словосочетание «кут-береке».
Форма жилища, качество компонентов, составляющих юрту – все это связано с понятием «кут». Добрый гость приносил с собой в юрту милость кута, а злой гость уносил из юрты благорасположение кута.
В каждой юрте был кут – хранитель благополучия дома, и всякий, входящий в юрту, произносил торжетсвенные слова приветствия, обращённые  к куту, а покидая юрту, уносил с собой напутствие: «Жолыныз  кутты болсын!» [12].
Небо – это высочайшее божество в шаманстве, Кок-тенгри – Синее небо. Слово «тенгри» еще при Чингиз-хане Моголистана переводили словом «Алла», а европейцы словом «Бог»; это слово в шаманстве близко к идее всемогущего существа.
Казахский эпос начинает складываться в период распада патриархально-родовых и зарождения патриархально-феодальных отношений, это примерно VIII-X вв. Сказания в течение  многих веков передавались из уст в уста, от поколения к поколению, поэтому  столько различных вариантов одной и той же поэмы. Кобланды родом кара-кипчак;  Алпамыс из племени конрат; Камбар из нагайлы.
После завоевания Чингисханом земель родов кипчаков, канглов и др. порабощенные племена не раз восставали против  монгольских владык; эти события и находили свое отражение в  народном  героическом  эпосе.
Эпос «Кобланды-Батыр» - это аллегорическое сказание о Первотворении Вселенной и зарождении жизни на Земле. Первотворение есть соединение двух противоположных начал, двух видов энергии: солнечной и лунной, мужской и женской [13].
Эпоха героической борьбы с джунгарами и калмыками – время окончательного  сложения героического эпоса. Очевидно, что историческая жизнь в эпосе показана обобщённо, так, все враги казахских родов называются «калмыками». А батыры  обороняют свой род и племя от вторжения врагов.
Характерной чертой казахского эпоса является его народность; например Камбар-батыр в лихую годину забывает личную обиду и вступает в борьбу с калмыками, осадившими аул любимой девушки. А Ер-Таргын, оскорблённый ханом Ханзада, возвращается и, защищая родных, даёт сокрушительный отпор врагам [14].
Алпамыс-батыр отправляется в  стан калмыцкого хана Тайшика, который угнал  весь  скот его отца. Тайшику снится вещий сон, и он разгадывает замысел батыра. Чтобы не вступать с ним в открытую схватку он с помощью своих слуг, разоружает спящего батыра, а затем бросает в глубокий зиндан (яма, темница в земле). Семь долгих лет томился Алпамыс в земляной яме. Наконец, ему удаётся связаться с пылко любящей его дочерью  Тайшик-хана Карагоз:

Смотрит в яму ханская дочь,
Руку пленнику подаёт:
- Честь тебе, джигит, и почёт! –
Алпамыс выходит на свет [15 ].

Эпос «Козы-Корпеш и Баян-Сулу»  - самое раннее лирико-эпическое  произведение. История большой всепобеждающей   любви двух молодых людей (которая, разумеется, окончилась трагически) – совершенно новый сюжет  для общества того времени, когда позволительно было воспевать только подвиги батыров.
Если в эпосе  «Козы-Корпеш и Баян-Сулу» герои следовали воле отцов по обычаю сватовства, то  поэма «Кыз-Жибек» –  это гимн  т.н., свободной любви. Решение Толегена  и Жибек независимо друг от друга избрать себе спутника жизни по своей воле, олицетворяли представление  молодежи о счастливой любви. Поэтому герои поэмы показаны как эталоны внутренней и внешней красоты, жаждущие в суровое средневековье большого и светлого чувства.
В памяти  казахского народа сохранилось множество  легенд, преданий и мифов о Коркыте («Кор» понимается  как  резерв, запас, фонд,  «Кут» как  счастье, удача). Один из них описывается в книге «Космос казахской культуры», авторы  которой  связывают образ Коркыта с возникшей из хаоса гармонией, и посредством герменевтики объясняют этот феномен  как вечную  борьбу добра и зла. Согласно легенде, мать носила его в чреве три года. Перед появлением на свет Коркыта, мир покрывает тьма, начинается ураган, в названной книге говорится:

При рождении Коркыта Чёрное небо покрылось водой,
Чёрная земля покрылась золой.
Народ испугался в момент его рождения,
А после рождения безмерно радовался.

«Коркыт»  имя  нарицательное, и есть объединение двух начал: добра и зла. Благодаря этим двум понятиям человек смог выявить свое отношение к окружающему миру, из этого осознания выросли  одновременно страх и радость: страх перед неизведанным и радость от  понимания того, что  живешь на земле.
В то же время, Коркыт, реальное, историческое лицо.  В архиве Ватикана сохранились сведения о жизни и творчестве выходца из огузо-кипчакских племён, замечательного жырау, кюйши и философе Коркыте: «В близкие к пророку Расулу (Магомет) времена, на  Баяте  (Сырдарья) был герой по имени Коркыт. Произносил чудесные речи, обращая внимание всех вилайетов  огузов.
Коркыт говорил о трудном положении огузского общества. Разумеется, все, кто испытывал трудности, приходили к нему за советом и принимали всё, что он прикажет» [16 ]. «Книга Коркыт ата» исследователей А. Маргулана, А. Диваева, Х. Кероглы, А. Коныратбаева  называют энциклопедией тюркской культуры того времени [17].
Подобно индийскому Будде, искавшему  вечную жизнь,  Коркыт ата, оседлав своего  верблюда, неустанно искал «Жеруйык», землю обетованную, могущую дать людям вечное счастье; но всюду, куда бы ни шёл, он  видел людей, роющих могилу.
Когда Коркыт  играл на кобызе, то  казалось, инструмент «говорил» за него; говорил то, что всякий  может чувствовать, но никто не может  сказать словами. Он видел жизнь народа и  старался помочь ему, но в конце понял, что в мире нет ничего неизменного, а бессмертие обретается в музыке и песнях народа. 
Коркыт приходит к выводу, что подобно  человек, подобно листве,  зеленеющей весной и летом, но опадающей  осенью, рождается, живёт и умирает, и нет в жизни ничего бессмертного. Поняв это, Коркыт начинает искать вечную жизнь в мелодиях кобыза, и умирая под звуки  кобыза, оставляет потомкам свои  бессмертные Кюи.
Из рода в род передавались  замечательные суждения Коркыта о вечной философской проблеме – о смысле жизни и смерти, о путях преодоления ограниченности человеческого существования. И сегодня, как и многие века назад, живут философские афоризмы Коркыта:
«Никто не умирает, пока не придёт время его смерти. Умерший не воскресает, ушедший не возвращается. Если храброму джигиту привалит богатство (скот), огромное, как гора, он может собирать, умножать, требовать, но не сможет съесть больше, чем суждено.
От половодья не может образоваться море. Всевышний не любит гордости.
У нечистого помыслами не может быть состояния.
Сколько ни охраняй чужого ребёнка, он не станет тебе сыном. Он покушает, оденется и уйдёт, но не скажет, что видел.
Каким бы густым ни был снег, до лета не дойдёт.
Распустившийся цветок не сохранится до осени.
Из старой ваты не получится ткань, из старого врага не получится друг.
Не уставши, конь не одолеет путь.
Без закалённой секиры не одолеть врага.
Собравший несметные стада не становится щедрым.
Плоха дочь, не учившаяся у матери, плох сын, не учившийся у отца, такой не способен собрать народ, угостить со своего дастархана.
Мать думает о ребёнке. Для хорошей  матери  дитя – свет очей.
Вырастишь сына, он – радость семьи, хозяин.
Если отец не оставил скот, у сына дела не важны.
Для глупого сына без пользы богатство отца. О, мой повелитель хан, пусть хранит  Вас Тенгри от подобных неудач» [18].
Нельзя не отметить обычай гостеприимства у казахов. Известный ученый историк  С. Е. Толыбеков справедливо указывает, что гостеприимство казахов имело не только нравственную природу: «Оно было одной из форм сотрудничества людей в процессе производства, точнее формой воспроизводства взаимопомощи». Многие дореволюционные иностранные и русские исследователи отмечали, что каждый казах, когда резали в ауле барана, никогда не съедал его только своей семьёй, всегда звал соседей.
«Основные аулы у некоторых крупных баев Казалинского, Перовского и Иргизского уездов почти весь летний сезон оставались на определенной территории, доили кобылиц и верблюдиц и специально содержали небольшое стадо отборных ягнят и двухлетних баранов (50-60 голов) для ежедневных угощений своих гостей». «У некоторых хозяев дневной расход ягнят и баранов иногда достигал 10 голов».
«В лирической поэме «Кыз-Жибек» говорится, что Сырлыбай-хан при выдаче замуж дочери пригласил весь свой народ и устроил пир на 40 дней и веселье на 30 дней. Аналогичный этому эпизод приведен в эпической поэме «Желькильдек». У безродного хана по имени Сарыбай  жена сразу  родила дочь и сына. Бай собрал свой народ, зарезал для угощения бесчисленное количество скота, подарил по коню тому, у  кого не было лошади, а также одежду, у кого не было одежды».
Аналогичные факты приводит исследователь С. Шарипов из жизни кочевников крупного рода баганаты (Центральный Казахстан): «На урочище Ердень-куле в 1860 г. устроили поминки  Ерденю  Сандыбаеву. Выставлено для гостей 500 юрт, зарезано на угощение 160 лошадей и 200 баранов. Устроены бега с призами. «Таким порядком Ерденя три рода поминали и потратили 1860 лошадей и 600 баранов» [19].
Известный русский  ученый географ, путешественник, инициатор ряда  экспедиций в Центральную Азию  П.П. Семёнов-Тян-Шанский, говоря о гостеприимстве казахов,  указывал, что если бы расселить казахов по экватору, то можно было бы совершать бесплатное кругосветное путешествие. Как это можно заметить, обычай гостеприимства у казахов имеет глубокие, многовековые корни, связанные не только с нравственными, но и с «братскими», социальными и общественными аспектами.

3. Философские идеи мыслителей: Аль-Фараби;
Ж. Баласагуни; Ходжа Ахмет Яссауи; Асан-кайгы; Адат «Жеты-Жаргы»;
институт акынства; Кожаберген-жырау; Бухар-жырау;
Ч. Ч. Валиханов; И. Алтынсарин; А. Кунанбаев; Ш.  Кудайбердиев; А. Байтурсынов;
М. Дулатов; М.  Жумабаев

Философия, согласно Гегелю, есть эпоха, схваченная в мысли и, по замечанию Бертрана Рассела, является чем-то промежуточным между теологией и наукой. Но между теологией и наукой имеется Ничейная Земля, открытая для атак с обеих сторон, – эта Ничейная Земля и есть философия. «Чтобы понять эпоху или нацию, мы должны понять ее философию, а чтобы понять ее философию, мы должны сами в некоторой степени быть философами. Здесь налицо взаимная обусловленность: обстоятельства жизни людей во многом определяют их философию, но и наоборот, их философия во многом определяет эти обстоятельства» [20].
«Для казахского общества, – подчеркивал в своей известной книге «Предфилософия протоказахов»  М. Орынбеков, – характерно философствование в нефилософских формах на уровне  универсалий мировоззрения, которые формируют человеческую деятельность. Потому  восточные философемы утопают в традиционных,  художественных и религиозных текстах, что  побуждает историков философии исследовать философские системы в социокультурном аспекте, изучать тексты мировоззренческого плана» [21].
Казахская общественная мысль  развивалась в форме искусства, образов, а не понятий. Художественное мышление хотя и связано с научным, но не совпадает с ним, ибо если первое оживляет мир, чтобы зафиксировать неповторимое, то научное, напротив, «убивает»  его в абстаркциях, чтобы  найти в нем бессмертное. Правда, и наука и искусство имеют одну и ту же цель, а именно: познание окружающего мира, выяснение  сущности  его, и человека, как главнейшего носителя этой сущности.
К X веку относится жизнь и деятельность ученого-энциклопедиста, «второго учителя» на западе и первого на Востоке Абу Насра Мухаммада ибн Мухаммада ибн Тархана ибн Узлаг аль-Фараби ат-Турки (870-950). Он не был казахом в современном значении этого слова, но  был  тюрком, протоказахом, родом из города  Фараб  (ныне Отрар).
В основе его философии лежит сочетание аристотелизма с неоплатонизмом, в частности, с учением об эманации. Индивидуальную душу он связывал с телом, поэтому мусульманские ортодоксы обвинили его в неверии.
Мир, согласно аль-Фараби, состоит из материальных элементов. Движение есть свойство тел. Он раскрыл диалектику единства  разума и бытия, основанную на понимании того, что  то и другое объединяет божественный разум.
Поэма Жусупа Баласагуни Хас-Хаджиба  (1062-1117) «Кутадгу билик» («Благодатное знание») – глубокое философско-назидательное сочинение, состоящее из 6520 бейтов, определяющее нормы идеального поведения людей различных сословий и правила взаимоотношений между правящими и управляемыми.
Название поэмы является выражением главного  принципа Жусупа Баласагуна, который гласит, что опорой жизни является «кут», то есть, нравственное, светлое существование. В поэме описываются обычаи, традиции, верования племён, живших в Х-ХI вв. на территории Семиречья.
Солнце и Луна в древние времена обожествлялось всеми народами Центральной Азии. Главный герой поэмы Кунтуды – земное воплощение небесного божества, справедливого правителя; этот образ заимствован с рунических письмен «Кюгельтин» («Слово о тюркском каганате») и является образом идеальной личности в тюркской культуре, о которой мечтали аль-Фараби и Кожа  Ахмет Иасауи.
Характер следующего персонажа раскрывается в  образе Айтолды (полнолуние), везиря [22],  воплощения справедливого правителя, ума и высокой нравственности, приносящего народу «кут» – счастье и достаток.
В образе сына везиря, мудрого Угдульмиша (понимание), проявляются лучшие черты разумного, спокойного, уравновешенного, образованного и нравственного человека.
Диалог Угдульмиша и дервиша Одгурмиша (огонь сердца) является частью философско-познавательного поиска  основы мироустройства.
Мыслителей Востока волновала проблема гармонии ума и чувств, любви и истины; хотя и  приглашали  дервиша Одгурмиша в  Жеруйык (ханский дворец),  он не хочет лишиться своего священного дара – свободы. И только  когда Кунтуды в третий раз пригласил его, суфий-дервиш является во дворец хана, но только с целью беседы.
Одгурмиш правильно ответил на вопросы хана, но не соблазнился мирскими наслаждениями, а повесив на плечо старую суму, вновь отправился  бродить по горам.
Как отмечают исследователи, это не было мистическим актом или проявлением аскетизма, но стало победой духовного величия.
Повседневная рутина подобна труду Сизифа, который   вынужден бесконечно вкатывать в гору свой камень.
Наши предки знали, что достижение счастья не в накоплении богатства и не в обмане. Почти тысячу лет назад Жусуп Баласагун  сделал глубокомысленное предположение  о будущности человеческой цивилизации [23].
Основной принцип, по мысли Баласагуна, должен основываться на том, что «счастливый» и «праведный» государь – это  точное соблюдение законов, в союзе с разумом, счастьем («кут», точнее «благодать») и праведной жизнью.
В поэме описаны качества, необходимые визирю, полководцу, секретарю, послу, казначею, повару, ученому, лекарю, толкователю снов, землепашцу, кочевнику-скотоводу и многим другим.
Ходжа Ахмет Яссауи (1093-1166) – мыслитель, поэт, признанный глава тюркской ветви суфизма. Главное произведение Яссауи «Диуани хикмет» («Книга мудрости») является духовным достоянием всех  тюркских народов. В этой книге, в авторском толковании, изложены основные правила и догмы ислама.
Без высочайшего духовного напряжения, вплоть до готовности  пожертвования жизнью, считал Яссауи, невозможно построить общество социальной справедливости. Религия, по мнению мыслителя, является  цементирующей основой социума, и не теряет при этом своей  внутренней, сакральной сущности.
Значение философско-религиозной системы Яссауи в том, что он приблизил к тюркскому миру ценности  ислама, а с помощью учения суфизма  тюркские народы познали восточную философию и духовное наследие арабского мира [24 ].
Асан-кайгы (1361-после 1465) – выдающийся казахский жырау и поэт-философ. Настоящее  имя – Хасан-Сабитулы, данное имя Асан, переводится как печальный. Годы его жизни и творчества совпали с  периодом формирования казахской нации.
Будучи влиятельным  сановником при дворе хана Алтын Орды Улу-Мухаммеда, Асан-кайгы поддержал  казахских султанов Жанибека и Керея в  противостоянии хану Абулхаиру, которое закончилось их уходом  и образованием Казахского ханства.
Асан-кайгы глубоко проникал в стержневые вопросы общественного бытия. Пророческий дар Асан-кайгы находил свое выражение в философско-дидактических формах творчества – тол;ау, терме, шешендік  с;здер (крылатые слова), назидания и афоризмы.
Размышления о бесконечности  пространства и времени, о бренности жизни человека на земле, мудрец заключал в  свои стихи-песни:
Что в жизни считать несчастьем?
Степь, где тесно пасти, – несчастье.
Доброе слово, которое мы
Не успели сказать, – несчастье.
Старцы, утратившие родных
И заботу близких, – несчастье [25].

С именем  виртуозного певца-жырау связана легенда о поиске им  Жер-Уйык – земли обетованной – места, где нет ни войн, ни бед, ни болезней, где все люди равны, здоровы и счастливы.
Согласно легенде,  Асан-кайгы верхом на верблюдице Жермая объездил весь белый свет, но искомой земли нигде не нашел. Вернувшись из странствия, мыслитель-жырау  сделал вывод о том, что земля обетованная там, где человек честен перед собой и   своим народом [26].
Сложной была не только внешняя, но и внутренняя жизнь казахских ханств в XV-XVIII вв. по своему социальному происхождению все  люди делились на  две большие категории – ак-суйек (белая кость) и кара-суйек (черная кость). Белую кость составляли наследники ближайших потомков Чингис-хана, султаны и торе, ходжи (кожи); привилегированной частью общества были бии, батыры,  старшины-аксакалы и др., которых называли мурзами (господами), но они нередко были представителями черной кости.
В XVI веке Касым-хан  рядом своих судебных решений подтвердил  важность и  правовую силу древних норм. Как гласит предание, он на одном из собраний знати, баев  и влиятельных степных вельмож объявил о необходимости придерживаться многих из этих норм и использовать их в разбирательствах-спорах. Таким образом, комплексу норм, обычаев была придана сила закона, этот акт вошёл в историю как «Установление Касым-хана».
Так, например, по  праву собственности весь скот делился на 2 категории: мал – скот, и мульк – остальное имущество. Скот был особым богатством хозяина и  имел важное значение, на него ставился знак собственности – тамга. Кража скота считалась более опасным преступлением, чем кража прочих вещей.
Браки по обычному праву заключались по нормам сходным с регулированием имущественных сделок. Брак считался юридически состоявшимся после уплаты калыма – вознаграждения, выкупа за невесту. Размер калама нормами обычного права  подразделялся на 3 разряда:  высший калым равнялся 77, средний – 47 и низший – 17 лошадям.
Как размер, так и состав калыма менялись. Если в XVII веке в высший калым, кроме скота, включались ружьё, кольчуга, раб, то в XIX веке калым уменьшился, его можно было уплатить деньгами, вещами, по частям.
Чтобы узаконить обычное казахское право Хан Тауке (ум.1718) предпринял попытку собрать  единый  Адат  «Жеты-Жаргы» («Семь установлений»).
Расторжение браков по адату допускалось по воле мужа в случае неверности жены или её «непочтительности». В этом случае муж отправлял жену к ее родителям.
Как отмечает видный правовед, академик С. Сартаев, «Жеты-Жаргы»  не было писаным правом, но представляло собой собрание устных пословиц и изречений, которые был обязан знать каждый бий-судья, и вообще всякий старейшина и аксакал казахских родов, отделений и аулов. В этом собрании были закреплены основные принципы и нормы средневекового казахского общества [27].
Обычно-правовой сборник «Жеты-Жаргы» составлен для организации отпора вторгшимся вглубь казахской степи джунгарских калмыков. Созданное с объединительной целью, уложение предусматривало суровые наказания для тех, кто разжигал межродовую рознь, выступал против своих родителей, биев и батыров, занимался воровством и хищением скота.
Со ссылкой на казахские предания, творцом «Жеты-Жаргы» принято называть хана Тауке. Будто бы он собрал для совета  трёх биев – Толе-би из Улу Жуза, Казбек-би из Орта Жуза, Айтбек-би из Киши Жуза и, обсудив с ними случавшиеся между казахами частые ссоры, составил и утвердил некоторые законоположения.
Согласно другому преданию, Тауке хан собрал в урочище Куль-Тобе семь биев, и эти Бии соединили старые обычаи ханов Касыма и Есима в новые обычаи, называемые «Жеты-Жаргы». В научной литературе «Жеты-Жаргы» именуются также «Уложением» или «Законами» хана Тауке.
«Закон возмездия: за кровь мстить кровью, за увечье таким же увечьем.
– За воровство, грабёж, насилие, прелюбодеяние – смерть. Родственники убитого имеют право лишить жизни убийцу; а отрубивший руку, ногу, ухо и прочее должен быть лишён той же части тела или платя кун, т.е. отдавая за каждого убитого мужчину 1000, а за женщину 500 баранов. Большой палец стоит 100 баранов, мизинец – 20.
– Кто убьёт султана – торе (чингисида) или ходжу (потомка Мухаммеда), тот платит родственникам убитого кун за семь человек. Обида султана или ходжи словами, наказывается в 9 скотин; а за побои 27 скотин.
– Если жена умертвит мужа, то она непременно предаётся смертной казни, от которой не может спасти выплата куна, если родственники не простят её. Из правила сего исключаются беременные жёны, которые за убийство мужей не наказываются; но навсегда предаются презрению и почитаются бесчестными. Если муж убьёт, то он может избавиться от казни, заплатив кун.
– Родители за убийство своих детей не наказываются; но женщина, умертвившая даже незаконно прижитого младенца, предаётся смерти.
– Самоубийцы  погребаются в отдельных местах.
– Изнасилование равняется убийству, и потому подвергают виновного смертной казни, или выплате куна мужу за жену, и родственникам за девицу; но женитьба на изнасилованной девице и уплата за неё калыма избавляет преступника от смертной казни и от куна.
– Муж, заставший жену в прелюбодеянии, может  её убить и, если сделает сие тотчас по открытии преступления, остаётся безнаказанный. Он может просить судей о приговоре к смертной казни неверной жены и её соблазнителя, если преступление их доказано; если 4 благонадёжных человека присягнут за них в невинности, то суд не подвергает их никакому  взысканию.
– Кровосмешение  подлежит смертной казни.
– Богохульника, изобличённого семью свидетелями, должно убивать каменьями.
– Над рабами владельцы имеют неограниченное право жизни и смерти. Жалоба раба на господина не приемлется.
– Сына, осмелившегося злословить или бить отца или мать, сажают на чёрную корову, лицом к хвосту, с навязанным на шею старым войлоком: корову сию водят вокруг аулов и сидящего на ней бьют плетью; а дочь связывается и предаётся  матери для наказания по её произволу.
– Кто сделал и воровство и убийство вместе,  тот платит за два преступления.
– Жена и дети, знавшие о воровстве мужа или отца и не донёсшие на него, не подвергаются никакому взысканию, ибо на  старейшего  в семействе не позволено доносить.
– Духовные завещания делаются при родственниках и муллах.
– Судьям и посредникам, за решение дела, положено давать десятую часть всего иска.
– Если осуждённый не исполняет приговора, то истец  получает право ехать домой к осуждённому и производить баранту, т.е. тайно отгонять  себе его скот, и по  возвращении объявляет, что возмездие соразмерно было иску.
– Безоружный не имеет голоса в народном собрании, и младшие могли не уступить ему места.
– Чтобы всякий, могущий носить оружие (кроме  султана), платил хану и правителям народным в подать 20-ю часть своего имущества ежегодно.
– Всякому поколению, роду и отделению, иметь свою собственную тамгу (знак, заменяющий герб) с обязанностью накладывать его на весь скот и  имущество, для различения, что кому принадлежит» [28].
В обычном праве казахов сохранились демократические начала, формы и институты, распространяющиеся на  широкий круг отношений от семейных до политических. Так обычно-правовая традиция избирать ханов и удельных правителей – «малых ханов» - на народном собрании с участием свободных граждан, способных  носить  оружие, с поднятием избранного представителями родовых объединений на белой кошме, неукоснительно соблюдалось в период ханской власти вплоть до середины XIX и даже начала XX веков.
Философские идеи в Казахской степи находили  свое выражение в творениях акынов и жырау. Темой  дастанов и сказаний становились изображение жизни предков, беззаветная любовь к Родине.
Акынство, как особая форма отражения действительности, появилось в Казахстане вместе с образованием  Казахских ханств. Словесное искусство жырау и акынов было, что называется, на злобу дня; подавалось в виде смеси многих  народных жанров – пословиц, поговорок, сказок, легенд, стихов, песен, аллегорий, а также фантастических вымыслов о чудесных силах природы и человека. Импровизации здесь отводилось едва ли не главное место, но те, кому она особо  давалась, пользовались почетом и уважением всех членов рода, как правителей, так и простых людей.
На протяжении  многих веков музыкальное искусство казахского народа существовало только в виде сольного пения или игры на музыкальных инструментах – домбре, кобызе, сыбызгы.
Распространённым музыкальным инструментом у казахов был кылкобыз, смычковый двухструнный инструмент.
История кобызового исполнительства связана с религиозно-магическими ритуалами баксы-шаманов. Кобыз служил средством общения баксы с духами-помощниками (аруахами).
Кобызовая традиция связана с творчеством жырау (сказитель, советник, предсказатель), которые являлись военными и политическими советниками ханов. Они воспевали героические подвиги ханов, батыров, соплеменников.
Представителем знатного рода, батыром, выдающимся человеком своего времени  являлся Кожаберген жырау Толыбай сынши улы (1663-1763). Кожаберген – певец народной жизни, им написаны такие сочинения, песни  и поэмы как: «Столетие», «Молодость», «Старость», «Ата тек», «Кызылжар», «Койлыбай-ясновидец», «Четыре джигита», «Дуние» («Вселенная»), «Белая кольчуга», «Язык предков», «О, родина моя», «Батыр Кокше», «Батыр Косай», «Батыр Сырым» и др.  Эти произведения распространялись  в среде  казахского народа письменно и устно через певцов и сказителей.
Кожаберген родился в местности Гултобе  («цветущий холм»), близ нынешнего села  Благовещенка Жамбылского района Северо-Казахстанской области. Его отец Толыбай Дауленулы (1603-1680) был знаменитым батыром, командовавшим войсками Среднего жуза; впоследствии  справедливым бием (судьёй) и хорошим оратором (шешен); имел почетное звание сынши – ясновидца, предсказателя, лекаря, знатока лошадей и птиц.
Отец, имевший от двух жен 24 сына,  отдал Кожабергена  (младшего от первой жены) на воспитание своему дяде, батыру Жалантосу Сейткулулы из рода Торткара племени Алимулы  Младшего жуза. Молодой человек учился в духовных медресе Бухары, Самарканда и Ургенча. Затем старший брат Карабас-батыр обучает  Кожабергена  военному искусству, и  уже с 17 лет он принимает  участие в походах и сражениях.
Знание восточных языков позволили ему заняться дипломатической работой у известнейшего объединителя  Казахского государства Тауке хана.
Высокоодаренный юноша проявил себя и как выдающийся полководец, поэтому руководители казахских родов во главе с Тауке ханом избрали 25-летнего  Кожабергена ордабасы (главнокомандующим всеми войсками хана) и подняли на белой кошме. В этот момент Кожаберген с Кораном в руках поцеловал саблю и при всем народе дал клятву:
Клянусь! Победами чело покрою,
Со слабостями  незнаком.
Век не носить мне шлем героя,
Если не стану вожаком.
В период «актабан шубырынды» – «годы великого бедствия» казахского народа (1723-1725 и др.), последовавшего за наступлением джунгар, Кожаберген жырау, под впечатлением  всего увиденного сложил песню (а затем и поэму с одноименным названием) «Елим-ай!» («О, родина моя!»), в которой выразил всю  свою горечь и боль от времени «безначалия, беспорядочной паники; но вернется ли счастливое прошлое, близкие и родные, Родина осталась позади; тоскую по ним, испускаю из глаз море слез».
Кожаберген с братьями принимал участие в сражениях на обширной территории между Иртышом и Ишимом. Несмотря на то, что джунгары были лучше вооружены,  казахские воины сумели остановить их наступление в районе селения Исилькуль (ныне Омская область), а затем полностью  изгнать с родины предков.
В дастане «Кызылжар»  батыр и жырау  воспевает свой родной край с его степями, реками, озёрами и колками. Здесь  он  также упоминает  о том, что его отец Толыбай батыр осенью жил обычно в южной стороне реки Есил (Ишим), и что высокий яр на правом берегу реки   называл Кызылжаром («Красный яр»).
За несколько лет до основания крепости святых Петра и Павла, Кожаберген писал:
Отец мой Толыбай был знаменосцем,
Голубой Есиль его кочевья.
Крутой берег Кызыл-Жаром назовётся,
Здесь потомки получат благословенье.

В 1752 г.  здесь и был  основан  г. Петропавловск.
О подвигах Кожабергена батыра в течение 22-х лет (1688-1710)  слагались дастаны (поэмы), стихи и легенды. Наконец, уставший от беспрерывного труда в качестве ордабасы Кожаберген, обратился к Тауке хану с просьбой об отставке.
В 1745 году Кожаберген лично принимал участие в освобождении земель  от джунгар в районе рек  Иртыш, Тобол, Ишим, урочища Кызылжар, особо подчеркивая, что в это время даже женщины сели на коней; о себе же писал,  что «более 60 лет находился на коне  как воин».
Знаменитый Бухар жырау Калкаманулы (1693-1787) посвятил своему учителю и другу дастан «Мой наставник» и стихотворение «Справедливый батыр» [29].
Статус придворного певца Бухар-жырау обязывал его хвалить хана и его окружение. Но мудрость  и знание жизни вывели его далеко за пределы ханского двора. Он рассуждал легко и свободно. Его стихи-песни  летели по бескрайним степям:
Хан  Аблай – серый волк степной,
Взмыл, как сокол, взлетел стрелой…
…………………………………………
И как сокол, как ястреб, взлетел!
И разбил он врага в тот день,
И рассыпался враг, как тень.
И сломал он врагу хребет,
Дело сделал на много лет,
Возвратился домой Аблай,
Отомстил он за годы бед.
……………………………….
А когда хан недоволен им, то иначе:
Но не мечи ты на меня свой гнев,
Ты с русскими воюя, Аблай,
Вражды к степям родным не вызывай.
С народом не  живи ты во вражде.
…………………………………………
Пусть враг обходит вас все время стороной –
Вы – братья  по крови от матери одной [30].

Бухар-жырау был праведным мусульманином,   и содержание его произведения «Пожелание» – наглядное тому доказательство. Как старший в роде, Бухар-жырау даёт наставления молодёжи. Всего их одиннадцать. Первое  гласит «Жить, как велел Аллах». Пятое велит соблюдать  святой и древний пятикратный намаз. Третье требует неукоснительно поддерживать культ предков, «верить предкам своим». Остальные пожелания носят светский характер, являясь продуктами житейской мудрости.
Проблема времени  ставится Бухар-жырау в контексте его преходящести: всё возникает, достигает расцвета, дряхлеет и, наконец, исчезает. Вещь, явление непрерывно меняют форму  своего существования, превращаясь в свою противоположность:
Тюльпан, что утром ранним распахнётся,
Завянув, станет хворостом степным.
«Время… мчится во «вчера», и всё бренное уходит в прошлое навсегда и безвозвратно… «жарко пышущий костёр» затухает,  остаются только «пепел и зола». Но это не пессимизм, поэт-философ видит здесь не сверхъестественный рок, а естественную закономерность, и его мысль простирается вдаль. Так, если люди будут благоразумны, то это может предотвратить преждевременную гибель их самих и целостность состояний [31].
 «Мышь, рождённая на мельнице, не боится её грохота», - мысль жырау  нередко оказывается завуалированной, может, он имел  ввиду, что народ, рождённый  в грохоте бурь и  битв, не должен бояться ни того, ни другого?
Жизнь «потомка Чингиз-хана» Чокана Чингизовича Валиханова (1835-1865) была такой же короткой и яркой, как полёт звезды на ночном небосклоне, поэтому исследователи  его творчества так и выразились: «Промелькнувший метеор».
Родина Чокана – аул Срымбет, одно из красивейших мест на Кокшетау. Сибирский кадетский корпус в городе Омске, где учился  Валиханов, считался одним из лучших учебных заведений России.
Приезжая в родные степи, Чокан имел возможность присмотреться поближе к народной жизни. Он  записывал народные песни, сказки, легенды, обычаи, делал зарисовки с натуры. В Омске он познакомился с выдающимися людьми того времени – Ф. Достоевским, С. Дуровым, П. Семеновым-Тян-Шанским, Г. Потаниным и др.
За свою короткую жизнь Ч. Валиханов сделал немало научных изысканий в области истории, этнографии, географии, фольклора стран Востока, совершил полные опасностей путешествия в загадочные тогда страны (например, в Кашгарию).
После окончания кадетского корпуса, Валиханов как член делегации  генерал-губернатора Западной Сибири Гасфорта,  принял участие в поездке по Центральному Казахстану, Семиречью и Тарбагатаю. В августе 1856 г. он был направлен с дипломатической миссией в город Кульджу для налаживания торговых отношений с Китаем.
Научные результаты его путешествий нашли отражение в его работах: «Дневник поездки на  Иссык-Куль», «Географический очерк Заилийского края», «Западная провинция Китайской империи и г. Кульджа», «Записки о кыргызах» и др.
Его называли гением востоковедения. Он был первым, кто проник в Кашгар –  самое сердце Восточного Туркестана, и первым, кто вернулся  оттуда живым.
Почти одновременно с ним вступил на эти земли английский разведчик Шлагинтвейн: Чокан, въезжая в Кашгар, видел голову англичанина, венчавшую пирамиду из отрубленных голов, выставленную на площади [32].
Труды Чокана признаны  мировой наукой, они переводились на  английский, немецкий, французский языки. В 1904 г. Географическое общество России издало его сочинения, в предисловии к  которым академик Н. И. Веселовский писал: «Как блестящий метеор, промелькнул над нивой востоковедения Чокан Валиханов. Русские ориенталисты единогласно признали  в лице его феноменальное явление и ожидали от него великих и важных откровений о судьбе тюркских народов, но преждевременная кончина Чокана лишила нас этих надежд» [33].
Ибрай (Ибрагим) Алтынсарин (1841-1889) – замечательный казахский  просветитель, одним из первых осмелившийся заявить о преимуществе светского знания перед религиозным мировоззрением. Светское образование, по его глубокому убеждению, дороже всякого богатства; более того, только оно может дать человеку  настоящее, а не мнимое счастье – отмечает известный специалист  в области истории мировой и казахской философии О.А. Сегизбаев [34].
И. Алтынсарин  первым в истории культурной жизни казахов предпринял попытку создать казахский алфавит на основе русского, подготовил ряд учебников на материалах русской культуры, особенно используя произведения  И.А. Крылова и Л.Н. Толстого для казахских  детей. Также И. Алтынсарин внёс значительный вклад в исследование устного народного творчества казахов, их  обычаев и традиций.
Хотя просветитель и потратил  немало сил на борьбу  со священнослужителями, высмеивая  их за невежество, корыстолюбие и лукавство, и не признавая Бога в качестве силы, властвующей над миром, И. Алтынсарин признавал его как создателя  и творца всего сущего [35].
Будучи горячим сторонником  светского образования, И. Алтынсарин  предметом познания считал естественный мир, а не сверхъестественный дух. Целью познания мыслитель считал изучение не только виденного, т.е. того,  что дано человеку в ощущениях, но и «невиденного», т.е. того, что вскрывает закономерности объективно существующего мира [36].
Мудрый Абай Кунанбаев (1845-1904) любил повторять слова пророка Мухаммеда: «Хороший человек тот, который приносит пользу людям» («Гаклия» – «Слова назидания», Слово тридцать восьмое); к нему самому, как к  никому другому, можно отнести эти слова.
Сочинение «Гаклия» («Слова назидания») или «Кара сёзь» («Слова в прозе»),  занимает  особое место в творчестве Абая, – под этим наименованием объединены  сорок пять «Слов» – небольших, тщательно обработанных, художественно-стилистических,  законченных фрагментов. Термин «кара» (чёрный)  в сочетании с термином «сёзь» (слово) чрезвычайно многозначен: это и обозначение печали,  и обозначение прозы, в отличие от рифмованной речи и текста, а также идущее от тюркской традиции, обозначение  чего-то значительного, важного, первостепенного. «Кара-сёзь» – это и непосредственное обращение к  читателю, как бы собеседование, и откровенный разговор, своеобразный плод «ума холодных наблюдений и сердца горестных замет» (А.С. Пушкин), и философия жизни отдельного человека на фоне судьбы народа.
Сорок пять «Слов назидания» это философские раздумья поэта о волнующих его жизненных проблемах и глубоко грустная беседа «с глазу на глаз» со своим слушателем. И, обращаясь к нему, поэт вопрошает себя: может быть, «править мне народом»? «умножать ли мне знания»? «заняться исполнением обрядов религии»? «заняться воспитанием детей»? Наконец, так Абай объясняет решение записать «свои мысли»: «Бумага и чернила станут отныне моим утешением… Может быть, кому-то придётся по душе какое-нибудь моё слово и он перепишет его для себя или просто запомнит, если нет – мои слова, как говорится, останутся при мне». (Слово первое).
Абай впитал в себя многое из того, что несли восточная и арабская культура: Коран, Тысяча и одна ночь; был  знаком с творчеством Фирдоуси, Низами, Саади, Навои, изучал  труды Аристотеля, Сократа, Спинозы и Спенсера. Известно, что Абай  хотел познакомить соплеменников с вершинами мирового духа – переводил Пушкина и Лермонтова, Гёте и Шиллера, Байрона и Мицкевича.
Бессмертными стали многие строки из «Книги слов»: «Человек  рождается на свет с плачем и уходит  скорбя» (Слово четвертое); «Человек набирается ума, запоминая слова мудрых» (Слово девятнадцатое); «Тот, кто ищет похвалы у близких, уверен, добьётся её, расхваливая и вознося до небес самого себя» (Слово двадцать первое); «Ученый и мыслитель – гордость человечества. Ими становятся те, у кого больше чувств и ума. И мы не придумываем науку, она появляется как результат наших ощущений, наблюдений и размышлений о созданном вокруг нас и организованном для нас мире». (Слово сорок третье). 
Если бы только в науке все было так ясно, чтобы можно было с уверенностью знать, в каком направлении следует двигаться, и что делать. Когда мы в затруднении, нам всегда придет на помощь мудрый, стоит только обратиться к нему: «Сила, Разум, Сердце поспорили, кто из них нужнее человеку. Убедившись, что не могут прийти к согласию, они обратились за помощью к Науке… Соединитесь же вместе, и, как я уже говорил, пусть вами руководит сердце! Если это произойдет, и вы сойдетесь в одном человеке, то он станет праведником. Пыль с подошв его ног будет исцелять слепых.  В этом – в гармонии и чистоте человеческой жизни и заключается смысл  существования великого мира. Если вы не сможете объединиться, то я отдам предпочтение Сердцу – царю человеческой  жизни. Так решила спор Наука». (Слово семнадцатое).
«Кара-сёзь» («Гаклия»)  это как бы и вывод, и  итог жизни: «Хорошо ли я прожил до сегодняшнего дня, но пройдено немало: но вот когда уже виден конец пути, когда обессилел и устал душой, я убеждаюсь в бесплодности своих благих стремлений, в суетности и бренности человеческой жизни».
«Хоть и существую я, но поистине мёртв. Не могу разобраться, в  чём причина: то ли в бессильной досаде на сородичей, то ли в отверженности от самого себя, то ли ещё в чём-то. По внешнему виду я вполне здоров, изнутри же мёртв. Смеюсь ли, не чувствую радости. Что бы ни делал, говорю ли, смеюсь ли – всё это как совсем не моё, а кого-то иного».
«Не пойму, как я отношусь к своему народу: питаю к нему неприязнь или люблю? – Если  б любил, то без малейшего сомнения одобрил бы его нравы и среди всех черт нашёл бы хоть одну, достойную похвалы. Моя любовь не давала бы погаснуть вере, будто мои соплеменники обладают качествами, присущими великому народу. Но нет у меня этой веры», – подводит черту Абай.
«Кара-сёзь» по жанру близки к тому, что в чингизовской традиции называлось «биликом» – метким изречением, рассказом о жизненном примере, имеющем форму образца.
По европейской традиции, «Кара- сёзь» относится к жанру афоризмов и максим, а по сути, это – исповедь – «обнажение души» -- чрезвычайно глубокий и, в известной степени, ответственный жанр, требующий от писателя искренности и предельной  честности (слова «исповедь», «искренность»,  как это можно заметить, имеют общее начало со словом «истина»). 
Прошло девять лет, прежде чем Абай написал все сорок пять «Слов»-бесед, и высказал в них сокровенные думы, чаяния, скорбные жалобы на  равнодушных к голосу поэта современников. «Прожита жизнь – спорил я, боролся, судился, имея одни хлопоты, и в них обессилел, устал и убедился в бесцельности всего сделанного»:

Я с утёса кричал,
Мне простор отвечал –
Отвечали горы и дол.
Но услышав звук,
Я искал вокруг:
Как, откуда тот звук пришёл?
Был всё тот же утёс иной, --
Отклик есть, но отклик пустой.

***
Велика у меня,
Широка родня, --
Одиноким быть нет причин,
Велика семья, но не понят я
И живу средь людей один.
Как могила шамана, я
Одинок – вот правда моя!

Внимательное  и вдумчивое чтение и изучение «Слов», -- это и будет  данью памяти великому и мудрому Абаю, к которому вполне можно  отнести  некогда написанные  им строки:
Можно ли того назвать умершим,
Кто  миру дал  бессмертные слова.

Шакарим Кудайбердиев (1858-1931) родился в 1858 году в Чингистауском районе Семипалатинской области. Его отец Кудайберды – старший брат Абая Кунанбаева. Оставшись без отца, Шакарим воспитывался у Абая, что наложило отпечаток на его мировоззрении и  творческие способности.
Он размышлял над социальными вопросами своего времени, мечтал  о справедливом устройстве жизни без насилия власть имущих. Лишь к сорока годам Шакарим, по совету своего наставника Абая, начинает  сочинять стихи и поэмы.
Стихотворение, написанное им в память об учителе, исполнено душевной теплоты и раздумий о взаимоотношениях поэта и общества [37].
В ранних стихотворениях он воспевал любовь, молодость, женскую красоту, природу. Шакарим написал романтические поэмы «Калкаман-Мамыр», «Енлик-Кебек» (1912), трактат по истории  и религии казахов «Родословная тюрков, киргизов, казахов и ханских  династий». При жизни  Шакарима  был опубликован сборник его стихов «Зеркало казахов» (1919).
Исследователь творческого наследия Шакарима  Кудайбердиева  Б. Каирбеков писал: «Можно смело назвать Шакарима Кудайбердыулы первым казахским ученым-историком, который подверг критике известные к тому времени сведения, как устные, так и письменные, о происхождении тюркских народов» [38].
Занимаясь самообразованием, Шакарим изучал литературу, историю, географию, философию, естественные науки, особенно физику элементарных частиц; кроме того,  увлекался оккультными науками, магией, спиритизмом и т. д. Он говорил: «Найди себе кумира для подражания. Кумиром для меня стал покойный Абай. Следуя ему, рано отрешился я от межродовой распри и унизительных междоусобиц, избрал путь истины и справедливости, занялся науками» [39].
По совету и  при материальной поддержке Абая Шакарим посетил  Турцию, побывал в Аравии, совершил хадж в Мекку, работал в библиотеках Стамбула и Парижа. После смерти Абая и его сыновей, Шакарим стал отшельником, уединился в дальних местах родного  Чингистау (ныне Семипалатинская область); писал стихи, излагал свои научные открытия.
Изучая труды древнегреческих атомистов Демокрита и Эпикура, Шакарим стал на путь материализма. В  «Трех истинах» он приводит пять аргументов в пользу материализма. Последним годом его жизни стал 1931 год, когда по нелепому обвинению в организации нападения группы бандитов на районный центр, отряд НКВД расстрелял Шакарима без суда и следствия [40].
Ахмет Байтурсын (Байтурсынов) (1873-1938) – выдающийся казахский просветитель, поэт, писатель, ученый, философ. Среди видов художественного творчества Ахмет Байтурсын особое внимание  отводит словесному искусству, которое, по  его мнению, опирается на три основания человеческого сознания – ум, фантазию и настроение.
Однако, чтобы довести мысль до сознания других так, как она у тебя сформировалась необходимо обладать большим искусством  слова. Известно, что великие мастера слова,  писатели и поэты  тщательно отрабатывали тексты  своих произведений, правили их по многу раз, доводя их  до совершенства.
Ссылаясь на эти примеры, А. Байтурсынов  убеждал своих читателей в том, что цена слов может стать великой тогда, когда они предельно адекватно отражают чувства, переживания и мысли говорящего или пишущего. Говорить могут все, но не всем удается передать в словах точный смысл вещей, это происходит потому, что мысли  людей, выраженные в словах, не всегда совпадают, и чаще не совпадают. Слово и мысль должны  совпадать, понять и раскрыть связь  между мыслью и словом – вот благородная задача философии.
Исходя из соображений эстетичности языка, А. Байтурсын предпринял попытку усовершенствования казахского  алфавита. Всё дело в том, насколько гармонично звукосочетание в слове, если это сочетание неблагозвучно, то  слово не может звучат красиво и приятно  для уха.
Во всяком  слове имеется соотношение двух равнозначных начал – гласного и согласного, сбалансированность которых и делает речь эстетически выразительной.
Идея просветителя была проста и гениальна, чтобы сделать казахскую речь доступной, экономичной и эстетичной, он предлагал убрать из казахского алфавита лишние звуки и их графические изображения. А. Байтурсын считал, что казахский язык вполне может обойтись тридцатью семью звуками и их  обозначениями, и это могло  упростить фонетику и морфологию.
Человек, как существо социальное, выражает мысль не для себя, а для  другого. Источником мысли является мир, в котором он живет, и мир, который живет в нём самом [41].
Найти гармонию между предметным миром природы и миром вещей, созданных самим человеком, это и значит решить важнейшую задачу, связанную с системой мировосприятия.
Ахмет  Байтурсын внес большой вклад в развитие казахской литературы и  письменности, он написал ряд учебников для обучения детей родному языку, тезисы «О терминологии в тюркских языках». Будучи  редактором  газеты «Казах», А. Байтурсын сплотил вокруг газеты таких видных деятелей казахского народа как А. Букейханов, М. Дулатов, Ш. Кудайбердиев, М. Жумабаев и др.
Байтурсын, как и многие другие  видные  люди того времени,  стал жертвой сталинских репрессий, по некоторым данным, он был расстрелян в октябре 1937 г. Реабилитирован лишь в 1988 г [42].
Мыржакуп Дулатов  (1885-1935) родился в местечке Сарыкоп  Тургайского  уезда, в семье  аульного мастера. Мать  умерла, когда ему было два года; отца он лишился в 12 лет. Учился в аульной школе, затем в Тургайском  двухклассном  русско-казахском училище.
Окончив педагогические курсы, с 1902 г. учительствовал в ауле, посвящая свободное время самообразованию, изучая творчество казахских,  русских и зарубежных писателей.
Значительную часть  творчества  М.  Дулатова  составляют переводы  на казахский язык сочинений А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, Ф. Шиллера, Г. Тукая. Бесценны исследования М. Дулатова  о творчестве Абая Кунанбаева, Чокана Уалиханова, Ахмета Байтурсынова; им написаны  объёмистый труд  «История происхождения казахов и киргизов», «Библиографический  указатель казахских книг» в двух  частях.
М. Дулатов – выдающийся общественный деятель, поэт, историк, мыслитель, философ. Вместе с А. Букейхановым они наладили издание первой в Казахстане газеты «Казах».  С группой казахской интеллигенции он создает национально-демократическую партию «Алаш-Орда».
После  роспуска этой партии, он занимался культурно-просветительской, преподавательской, журналистской работой. Написал учебные пособия по истории, языку, литературе.
В 1928 г., во время гонений на представителей алаш-ордынской интеллигенции, он был арестован и приговорён к расстрелу, замененному десятью годами каторжных работ на строительстве Беломорско-Балтийского канала. Мыржакуп Дулатов  умер в лагерном лазарете в 1935 г. [43].
Продолжателем традиций великого Абая уже при жизни был назван выдающийся казахский поэт Магжан Жумабаев (1893 – 1938). Из всех нынешних писателей только  слово Магжана   устремлено в будущее, и останется в памяти грядущих поколений, – писал  Мухтар Ауэзов.
Учась в  Литературном институте в Москве, Жумабаев преподавал восточные языки в Коммунистическом университете трудящихся Востока; занимался переводами сочинений  Горького, Мамина-Сибиряка, Иванова.
Человек энциклопедических знаний, Магжан в совершенстве владел русским, арабским, турецким персидским языками, многими тюркскими диалектами. Он переводил на казахский язык стихи Гёте и Гейне, Пушкина и Блока, Цветаевой и Ахматовой.
  «Поэтическое творчество М. Жумабаева  является наиболее философичным. В лирических произведениях М. Жумабаева последовательное развитие получили идеи  свободы, проблемы бытия человека и смысла жизни. Мировоззрение М. Жумабаева ближе всех к философии экзистенциализма» [44].
Не всякий философ – поэт, как, например, римский Тит Лукреций Кар, но всякий поэт непременно немного философ; так, философом жизни является выдающийся казахский поэт Магжан Жумабаев. Не море в мире глубоко, а человеческая  душа, – нужно  быть глубоким философом, а равно хорошим психологом-человековедом, чтобы понять, что человеческая душа неизмеримо глубже моря. А глаза человеческие, особенно женские, подобны пропасти – всякий, кто посмотрит в них, считай, пропал, причем, добровольно. Женщина может вознести человека до небес, а захочет, обратит в прах.
Восток – Запад. Легко любить все человечество, полюбить ближнего своего гораздо трудней, – так говорит Запад. Для того, чтобы быть настоящим Человеком, недостаточно любить лишь самого себя, своих близких, обязательным условием является любовь ко всему человечеству, – писал наш великий земляк, наша гордость, сын  родных,  бескрайних степей Магжан Жумабаев. Так,  его  устами говорил Восток, и это еще большой вопрос – кто на кого оказывал и оказывает большее влияние: Запад на Восток или Восток на Запад?
Разве Бог или Аллах любит одно свое дитя больше другого? Если у человека единый предок, так он же и дитя своей эпохи, – писал Магжан. Новый век настает, другое  рождается время, – за тысячу лет до этого писал  его собрат по перу, римский поэт Вергилий. И разве герой нашего времени есть герой прошедшего?
Национальное и религиозное всегда тесно смешивалось и переплеталось в душах людей, но, прав великий Магжан:  обязанность человека – любить, помимо представителей своего народа, и людей других народов. Нам следовало бы любить людей различных вероисповеданий  так же,  как и людей различных национальностей.
Поэзия Магжана Жумабаева принадлежит человечеству, пишет Бахытжан Канапьянов и, действительно, как не бывает национальной науки, так не может быть и национальной поэзии, ибо поэтом можно назвать того, кто устремлен ввысь. В стихотворении «Всему миру» он пишет:

Всему миру известна отвага моя,
Я не тот, кто боится воды и огня.
Окрыленный стихами, я – сын поднебесья
Мне вздохнуть от врагов нет ни ночи, ни дня.
В его стихах степной ветер, ковыль и вечное небо над головой:
Плыли тучи, и дожди стучали.
А теперь иная полоса.
Если мы устали от печали, –
Душу просветляют небеса.

Слова знающего – лекарство. В нем – великодушие и благосклонность. Нужно было быть самому великодушным и знающим, чтобы запечатлеть свою мысль так,  как это делал Магжан. Здесь вспоминается древнее изречение:  если мудрый нальет тебе яду – прими, если глупый подаст тебе лекарство – вылей; и этим все сказано, ибо мудрый дает всегда больше, чем это порой представляется. Если учесть, что слово – тоже действенное лекарство, что словом можно человека возвеличить и убить, то тем более следовало бы принимать всей душой слова мудрого Магжана. Сын  вольной степи, таким он и останется в людской памяти. В стихотворении «Эй, Сарсембай!» он выплескивает всю свою тоску по родному аулу:
Я в городе не прожил бы и дня,
Когда бы не учеба.
………………………………….
Лишь об еде заботы все, -
Желаний нет иных в обжорах,
Исчадье ада, дети тьмы ночной,
Они не знают радости иной,
Чем жить в вонючих норах.

Для них, слепцов, и небеса пусты.
А нам мигают звезды с высоты,
Луна свой лик не прячет.
Как в городе мечталось о степи!
Лошадку, Сарсембай, поторопи!

Вот чего не хватает поэту,  сыну степей – звездного неба! Дольки луны.
Для человека недостаточно видеть только себя,  и не хлебом единым жив человек. Магжан Жумабаев хотел видеть мир, а не себя одного, поэтому и отправился в город, навсегда сохранив в своем сердце любовь к родной степи. Он пишет в стихотворении «Родная земля»:
Мне, как мать , земля родная
Подарила белый свет,
Словно солнце, озаряя
Годы юношеских лет.

Но он никогда, куда бы  ни бросала его судьба – в Петропавловск,  Казань, в Москву или  Ташкент,  не забывал о своей, полной горестей и печалей, но такой прекрасной Родине:
Мы судьбе подвластны – знаю,
Но и в дальней стороне
Будет родина степная,
Как березка жить во  мне.

В его молодой душе все бурлило и клокотало, ибо ему довелось родиться в суровое время, когда рушился  весь вековой уклад и, казалось, открывается новая эра мира. И в жизни он был борцом – храбрым, яростным, бесстрашным, не желавшим смиренно ждать от судьбы подарков. В стихотворении «Мое желание» он пишет:
Слышишь, судьба, не хочу подаяний!
Полною мерой отмерь мне страданий!
Жги на огне, в три погибели гни!
Если народ разбужу я стихами,
Горе отступит, и жаркое пламя
Высушит слезы, к чему мне они!
Магжан  тоже было молодым, и тоже хотел жить, тоже смотрел на звездное небо, и тоже «покупал звуки неба» дорогой ценой, слишком дорогой ценой:
Может, в думах о далеком прошлом,
Я смогу тебя в том убедить,
Что нас жизнь отравою нарочно
Учит ненавидеть и любить…
(Вступление к поэме «Батыр – Баян», перевод Аската Сагандыкова).
Магжан Жумабаев умер молодым, он был расстрелян по приговору НКВД  в 1938 г.; его имя долгие годы было предано забвению. Но это время прошло, сегодня Магжану Жумабаеву  поставлены памятники, его имя  увековечено  не только в народной памяти, но и в названиях  районов, родных поэту населенных   пунктов.




4. Казахские пословицы и поговорки
как слиток народной мудрости

Автором  пословиц и поговорок является народ. Причем, очевидно, что не могло быть так, чтобы весь народ в один  вдруг собрался  и  изрёк ту или иную мудрую мысль. Напротив, каждая из пословиц  и поговорок слетела, в своё время, с уст безвестного мудреца, была принята, подхвачена народом и пронесена им через века. В этом, поистине, вековом пути мудрое изречение оттачивалось, шлифовалось, пока, наконец, не обрело известную нам форму. Разумеется, подобная мудрость, заключённая в пословицы и поговорки, есть у любого  другого народа и притом, в  знакомом уже виде, но это неудивительно, а наоборот, свидетельствует в пользу того, что они  появились неслучайно, и носителями их  является уже не отдельный народ, а все народы и всё человечество. Ведь, если то или иное изречение верно, то оно останется равно верным как на все времена, так и для всех людей.
Данное обстоятельство говорит также  о том, что народные афоризмы, мудрые пословицы и поговорки отвечают  едва ли не на все вопросы, которые ставит перед человеком жизнь. Очевидно, что даже самая  мудрая мысль не может считаться окончательно установленной истиной, поговорки и пословицы живут и применяются только в связи с конкретной ситуацией. В одной ситуации приходит на ум одна мысль, в другой – другая, и иногда может сложиться мнение, что мудрые мысли противоречат друг другу, но это не так. Нам  следует искать не противоречащие друг другу изречения, а понимать, что двух абсолютно  одинаковых ситуаций просто не бывает, что мир человека богат и разнообразен, и лучше попытаться  увидеть во всех  случаях  что-то одно удивительно дорогое и близкое, чем  чужое и тёмное. Как говорится, в мире достаточно света для того, кто хочет видеть и достаточно тьмы для тех, кто не хочет видеть.
1
Счастье где? Под облаками!
Где несчастье? Рядом с нами!
2
Чем жить и унижение терпеть,
Уж лучше победить и умереть.
3
Битвы – испытанье храбреца.
Споры – испытанье мудреца.
4
Одолеет одного храбрец.
Одолеет тысячу мудрец.
5
Только делами благими
Делается доброе имя.
6
Голодный угостит того,  кто сыт,
Стыдливого бесстыдный устыдит.
7
Невыдержанность – это тот изъян,
Которым отличается шайтан.
8
Пять – много кажется дающему.
Шесть – мало кажется берущему.
9
От верного человека – деянья.
А от неверного – лишь обещания.
10
Нам не приносит счастье никогда
Богатство, что досталось без труда.
11
Друзья неверные похожи
Скорей всего на нашу тень:
Что неотступна в день погожий,
Которой нет в ненастный день.
12
Что птенец видит  в гнезде,
То и творит в полёте.
13
Как ни светла  твоя мечта,
Но даже и она,
Когда пройдёт через уста,
Становится черна.
14
Речь, что сходит с языка,
Хороша, когда кратка.
15
Людская речь –
Острей, чем меч.
16
От сабли рана поздно или рано,
Но зарастёт.
От языка полученная рана
Не заживёт.
17
Если мы одно и то же
Слово будем повторять,
То былую цену может
Это слово потерять.
18
Даже если говоришь ты в шутку,
Все равно подумай хоть минутку.
19
Что хочешь, но короче говори:
Кто мудр, поймёт, хоть скажешь мало.
А глупый не поймёт, хоть повтори
Всё, что сказал, пять раз ему сначала.
20
От размышлений и от боли
Ты сам становишься умней.
От развлечений и застолий
Твой ум становится скудней.
21
Из мудрых может  быть,
Наимудрейший тот,
Чьё слово будет жить,
Хоть сам мудрец умрёт.
22
Краса подбородка – борода, краса речи – пословица.
23
Дорогу знаний осилит тот, кто, хоть и неторопливо, но идёт.
24
Слово человека может раздробить камень, если не камень, то голову человека.
25
Глаз действует так же, как и слово.
26
Бий спросил у острослова: «Что выше гор, глубже воды, острее огня?» И краснобай ответил: «Выше гор – чувства, глубже воды – наука, учение, а острее огня – горе».


5. Философско-литературное произведение О. О. Сулейменова «Аз и Я»

Олжас  Омарович Сулейменов (род. 18.05.1936 г.) в предисловии к своей, давно ставшей всемирно известной книге «Аз и Я», опубликованной впервые в 1975 г. писал: «В моей небольшой библиотеке сохраняются лишь те книги, к которым я постоянно возвращаюсь.
Книжный запой детства и юности сменяется штилем. В толпе уличных  знакомых и приятелей  находишь друзей, с которыми пройдет твоя жизнь. В море полиграфической продукции определяешь несколько книг, воспитывающих в тебе читателя» [45].
Начало книги «Аз и Я» О.О. Сулейменов предваряет стихотворением «МЫ – КОЧЕВНИКИ» посвящённом поэту А. Вознесенскому, в котором в квинтэссированном виде выражает суть и смысл сочинения:
Это кажется мне:
Махамбет – как стрела в китайской стене,
головою – в кирпич,
а штаны с бахромой – оперенье.
Грозный мой Махамбет,
ты давно – персонаж в оперетте,
я тебе не завидую, не позавидуешь мне.
Ты не пытайся понять нашу странную речь,
вылезай из треклятой стены:  уже сделана брешь,
лезь в колчан, библиотек –  жить эпосом в царстве прозы,
исправляя метафорный мир,
выпрямляя вопросы.
Андрей! Мы с тобою кочевники,
нас разделяют пространства  культур и эпох,
мы бродяжим по разным маршрутам,
как бог и религия.
Я хочу испытать своим знанием
веры великие,
о которых  мой гордый рубака
и ведать не мог.
Я шепчу по-этрусски о будущем,
ты расшифруй
крик и предназначение
в стены вонзаемых рун,
невегласам ученым доверь истолкованный бред,
да мудреют они, узнавая познания вред.
Я  хожу по степи не сгибаясь,
Как указательный палец
(указательный палец сгибается только курком).
Это кажется мне: Аз и Я – Азия, ошибаюсь:
мы кочуем навстречу себе, узнаваясь в другом [46].

Как это часто бывает, неординарное сочинение  вызвало и необычную реакцию, за нестандартные взгляды, высказанные в книге,  она была запрещена, подвергалась несправедливым нападкам со стороны партийных органов.
В журнале «Культура» издаваемом ЮНЕСКО в Париже (1978 г.), в статье «Кочевники и культура: казахский эксперимент» О.О. Сулейменов писал: «Моральный кодекс выражается в пословицах и притчах, которые играют важную роль в воспитании, начиная с детства и до старости.
Слово играло особую роль в жизни казахов. И  не путать «культура» и «цивилизация», культура это искусство быть Человеком среди людей. «Будь с гордым горд: он не сын пророка; будь с робким робок: он не раб твоего отца». Вот один из фундаментов моей личной культуры, внушённый матерью.
Через какие тяжёлые испытания должен был пройти мой народ, чтобы, как вывод из тысячелетнего опыта, высказать эту мудрую поговорку: «Если бьют камнем, ответь угощением» («Таспен урса, аспен ур!»)
Хочу знать, с каким багажом  мы пришли в ХХ век. «С котомкой нищего!» - ответили мне историки. …Странная вещь… для них кочевники только нехристи (не христиане), следовательно, не люди. Или, если люди, то сыны дьявола, выпавшие из ада…
Кто такой кочевник? Для ума, воспитанного историческими  трудами, кочевники – это скитающиеся орды, которые не имели никакого понятия  о границах или о собственности на землю.
Они питались, главным образом, сырым мясом, которое отбивали в скачке под седлом своих лошадей. Исчезали с лица земли города, имевшие несчастье вставать у них на пути, и повсюду, где они проходили, оставалась пустыня. Они не были знакомы ни с моралью, ни с правом.
И естественно, не ведали таких высоких духовных категорий, как вера, честь, совесть, любовь.
…Скороспелая гипотеза превратилась в аксиому.
…Отныне  я выступаю не только в качестве защитника, но даже как  осуждаемый кочевник, который требует права последнего слова после приговора, вынесенного историками.
…Желая восстановить летопись мира, которую никто не писал, я начал прибегать к словарям, чтобы в них найти подтверждение своим идеям о существовании вековых традиций  сотрудничества между кочевыми тюрками и славянами.
Язык – наиболее богатый резервуар исторической информации, избежавший произвола писцов. Источник наиболее беспристрастный. Он дает полную картину взаимодействия культур, которая противоречит безжалостному наброску историков» [47].
«Ты обязан быть предельно свободным в оценках работ своих учителей. Аксиома, но требующая ежечасных доказательств практикой творческой жизни. …Ибо путь к сути лежит через суд, через непрерывно заседающий в тебе трибунал мысли» [48].
И если работу мысли представить не как  результат, но как процесс, то становится ясно, что это непрерывный, как сама жизнь, труд.
Неблагодарное это дело комментировать  сочинение великого человека,  когда  так и кажется, – всё, что им написано не подлежит толкованию, здесь каждое слово знает своё место, и – ни убавить, ни прибавить.
Недаром говорится: «Большому кораблю – большое плаванье». А казахскому народу – светлое будущее.





Литература
1. См.: Тимошинов В. И. Культурология: Казахстан – Восток – Запад: Учебное пособие. Алматы, 2001. с. 86.
2. См.: Орынбеков М. С. Предфилософия протоказахов. А., 1994. с. 30-31.
3. Там же,  с.123-124.
4. Там же,  с.126-127.
5. См.:  Тимошинов В. И. Культурология: Казахстан – Восток – Запад: Учебное пособие. Алматы, 2001. с. 110-111.
6. См.: Там же,  с. 109.
7. См.: ст. Б. Аягана: «Имя народа: происхождение термина «казак». Северо-Казахстанская областная газета «Панорама недели». 26.08.2005, с. 20.
8. См.: Сулейменов О.О. Эссе, публицистика. Стихи, поэмы. Аз и Я.  Алма-Ата,  1990. с. 468.
9. Кямилев С. Х. К интерпретации коранических терминов «кыст» и «адль» // Социально-политические представления в исламе: История и современность. М., 1987. с 98-107. Цит. по: Никифоров А. В. Библия и Коран: истоки и параллели. Алматы, 1995. с. 8.
10. Сегизбаев О. А. История казахской философия: От первых архаичных представлений древних до философии развитых форм первой половины ХХ столетия: Учебник для вузов.  А., 2001. с. 20-21.
11. См.: Тимошинов В. И. Культурология: Казахстан – Восток – Запад: Учебное пособие. Алматы, 2001. с.207.
12. Там же, с. 106.
13. См.: Там же,  с. 104
14. Там же, с.142-143.
15.  Казахский эпос. Алма-Ата. 1959. с. 279; Цит. по:  Сегизбаев О. А. История казахской философия: От первых архаичных представлений древних до философии развитых форм первой половины ХХ столетия: Учебник для вузов.  А., 2001. с. 111.
16. См.: Древняя история казахов. Алматы, 1995. с. 344.
17. Габитов Т.Х. Культурология. Алматы, 2001. с. 290-291.
18. Там же,  с. 246-247.
19. Заитов  В. И. Некоторые  вопросы теории номадизма. Челябинск,  2004. с. 143-146.
20. См.: Бертран Рассел. История западной философии и ее связи с политическими и социальными условиями  от античности до наших дней: В трех книгах.  М., 2000. с. 9-10.
21. Орынбеков М. Е. Предфилософия протоказахов. Алматы. 1994. с. 12.
22. Визирь (везирь -- араб.) – высший сановник в некоторых странах  мусульманского Востока; великий визирь – высший правительственный  чин в бывшей султанской Турции.
23. См.: Габитов Т.Х. Алматы, 2003.  с. 251-253.
24.  См.: Антология  социально-политической мысли  Казахстана с древнейших времен до наших дней (в двух томах). – Алматы, 2002. с. 79.
25.  Сегизбаев О. А. История казахской философия: От первых архаичных представлений древних до философии развитых форм первой половины ХХ столетия: Учебник для вузов.  А., 2001. с. 125.
26.  Антология  социально-политической мысли  Казахстана с древнейших времен до наших дней (в двух томах). – Алматы, 2002. с. 114.
27. См.: журнал  «Мысль», 2006, № 1, с. 20 (ст. Исенгалиева Ж. «В пластах истории. Теория философского и юридического позитивизма в казахском праве»).
28. Тимошинов В. И. Культурология: Казахстан-Евразия-Восток-Запад: Учебное пособие.  Алматы, 2001. с. 98-99.
29. См.: К. Муканов «Воин и поэт»: Северо-Казахстанский литературно-художественный журнал «Провинция», 2006, № 1., с.75-83.
30. Сегизбаев О. А. История казахской философия: От первых архаичных представлений древних до философии развитых форм первой половины ХХ столетия: Учебник для вузов.  А., 2001. с. 145-146.
31. Там  же, с. 146-147.
32. См.: Сулейменов О. О. Эссе, публицистика. Стихи, поэмы. Аз и Я.  Алма-Ата,  1990. с. 15.
33. См.: ст. Т. Есильбаева «Как промелькнувший метеор». Северо-Казахстанская областная газета «Панорама недели», 30.09.2005, с. 4.
34.  Сегизбаев О. А. История казахской философия: От первых архаичных представлений древних до философии развитых форм первой половины ХХ столетия: Учебник для вузов.  – Алматы,  2001. с. 281.
35.  Там  же, с. 289.
36.  Там  же, с. 292-293.
37.  Тимошинов В. И. Культурология: Казахстан-Евразия-Восток-Запад: Учебное пособие. Алматы, 2001. с. 151-152.
38. Кудайбердиев Ш. Родословная / Пер. с каз. Б. Каирбекова. Алма-Ата, 1990. с. 4.
39. Абай. Книга слов; Шакарим. Записки забытого. Алматы. 1993. с. 98.
40.  Сегизбаев О. А. История казахской философия: От первых архаичных представлений древних до философии развитых форм первой половины ХХ столетия: Учебник для вузов.  А., 2001. с. 369-370.
41.  Там  же, с. 404-408.
42.  Антология  социально-политической мысли  Казахстана с древнейших времен до наших дней (в двух томах). – Алматы, 2002. с. 314.
43. Сегизбаев О. А. История казахской философия: От первых архаичных представлений древних до философии развитых форм первой половины ХХ столетия: Учебник для вузов.  А., 2001. с. 411-412.
44. Жолдубаева А. К. Краткий курс философии. Учебное пособие.  А., 2004. с.73.
45. Сулейменов О. О. Эссе, публицистика. Стихи, поэмы. Аз и Я.  Алма-Ата,  1990. с. 396.
46. Там  же, с. 398.
47. Там  же, с. 36-39.
48. Там  же,  с. 397.

Т;йіндеме
В.М.Гангалоны; «;аза; хал;ыны; ;;;ы;ты; ж;не философиялы; даналы;ыны; ;алыптасуы» атты ма;аласы.

Б;л ма;алада В.М.Гангало ;аза; хал;ыны; ;мір жолыны; кейбір жа;тарын к;рсетуге тырысады. ;зіні; ертедегі мифологиялы; ;мір тарихына ;;ілу н;тижесінде ;аза; хал;ы болаша;;а ны; ;адам жасауда.

Резюме
Статья Гонгало В.М. «Становление  правовой и философской мудрости казахского народа»

В  представленной статье Гонгало В.М. попытался показать некоторые стороны жизни и деятельности казахского народа. Экскурс в историю далёкого мифологизированного прошлого  сменяется  твёрдой поступью,  которой  казахский народ  уверенно идёт в своё будущее.

Resume
The article “The consolidation of judicial and philosophical wisdom of Kazakh people”

In the article Gongalo V. M. tried to demonstrate different sights of life and activity of Kazakh people. An excursion to history of the remote mythological past is changing by Kazakh people’s positive steps for the confident construction of the future.


Информационно-аналитический журнал САЯСАТ-POLICY. № 7 (155) июль, 2008. – Алматы:  АО «КазАТК», 2008. – 72 с. с. 53-70.