Далекий друг

- Многих должен бояться тот, кого многие боятся (Multos timere debct, quern multi timent).

Далекий друг.


       Когда распадался Советский Союз, мы были ровесниками и оба довольно молоды – недавно разменяли по сороковнику. Тогда мы смотрели знаменитые съезды народных депутатов, не отрываясь от экрана. В этот раз не потому, что на политинформации могли задать вопрос об очередном выступлении нашего генерального секретаря, а потому, что было страшно интересно. Мы были постоянно взволнованы. Волновали откровенные выступления делегатов.  Волновала правда, звучащая с экранов телевизоров, в стране совершенно не привыкшей к правде. Мы были вместе, взгляды наши и чувства совпадали.
     Традиционные совместные обеденные чаепития тоже стали съездами, на которых мы обсуждали все то новое, что узнали о своей стране, все то, что, по-нашему мнению, ждет впереди.
     В те времена, которые называют «лихие девяностые», новое лилось широкой рекой. Теперь все чаще считают, что слово «лихие» в названии 90-х годов двадцатого века, от слова «лихо» - то есть «зло». Для меня это время вспоминается по иному. «Лихо» - в смысле «с удалью, бесшабашно, смело, задорно». У всех тогда упал с плеч груз бесконечных наших советских запретов, вечного наблюдения вышестоящих и компетентных органов. Громко зазвучал лозунг «Что не запрещено, то разрешено!» Оказалось, вдруг, что многие вещи, которые было делать нельзя, запрещены не законом, а чьим-то даже не всегда законным мнением.
     Поток нового знания хлынул в наши души. Переводились и печатались книги, о которых мы раньше говорили только шепотом. И все это было свободно, не в виде двадцатой копии, переснятой на «Эре» - советском аналоге «Ксерокса». Не в обмен на 20 килограммов макулатуры или услугу продавцу книжного магазина, а просто, за деньги.
    Психотерапия,  в которой мы к тому времени были уже признаны и нашим сообществом, и руководством, оказалась намного обширнее, чем нам представлялось. Во многих её областях мы были абсолютно беспомощны. Но 90-е были лихими! Открылась возможность учиться. В разных концах страны, оказывается, были люди, которые подпольно, полулегально, по-блату, осваивали этот огромный материал. Они стали нашими учителями, привозили свои тренинги, методики и техники. Мы учились – вернулась молодость, читали, обсуждали прочитанное, тренировались друг на друге. То он был моим терапевтом, то я – его,  овладевали своей профессией заново.
      Союз распался. Мы сидим за столом. Уже в независимой бывшей союзной республике, а теперь новой стране. Многое уже произнесено. Уже звучит: «Кто не жалеет о распаде Союза, у того нет сердца...». Кто-то за столом произносит, как всегда, что СССР была великая страна. Тут же возникает вопрос, в чем её величие состояло? Вдруг дружок мой произносит ответ: «Нас все боялись!»
     Так случилось, что мы только что вышли с семинара по Нейро- Лингвистическому Программированию. Его проводили ребята из Сибири откуда-то.  Ходили слухи, что кто-то из них учился у самой Конниры Андреас! Разгоряченные, решили сразу проработать тему: «Нас боялись, это хорошо». Что это, здоровая агрессивность, способ самосохранения? Или это стремление запугать окружающих как следствие чувства ущербности и страха?
   Вспомнили советский мультфильм «Крошка енот»; ну, еще песенку одно время часто крутили: «От улыбки станет всем светлей...», саундтрек этого мультика. Там крошка енот боится приблизиться к воде, потому, что видит в ней свое отражение с хищным оскалом и дубиной в руках. В конце концов, решили каждому написать по психотерапевтической истории, для человека, который хочет, чтоб его все боялись.
     Каждый что-то создал. Запомнился мне один рассказ, про собаку. Вот он.

 «На нашей улице, у проезжей части, стоят мусорные баки, огороженные бетонными плитами. Как водится,  позади этой ограды народ сваливает самый разный «негабаритный» мусор. Там лежит старый холодильник, чья-то тумбочка, пружинный матрас и все это завалено кучей веток. Коммунальщики не любят вывозить такие кучи, так, что наша существует годами. Одной весной заметили мы, что в этой куче поселилась собачка. Такая симпатичная, с большими выразительными глазами и мягкими висячими ушами. Спинка и голова у нее были черные, а лапы от колен желто-коричневые. Шерстка мягкая, шелковистая на ощупь, густая. Лаяла она редко, только когда кто-нибудь из окрестной ребятни играл с ней, заставляя  приносить палку.
    Очень веселое и ласковое существо. Даже её собачий запах, был довольно приятен. Все соседи её любили, подкармливали, а детвора весело играла. Тут, к концу лета собачка пропала. Ну, мы погоревали, повздыхали, сами виноваты, жить же к себе никто не взял... Однако, в начале сентября она снова объявилась. Исхудавшая, шерсть плохая, жесткая, колючая, поредевшая... Мы быстро поняли, что у нее щенки, которых она прячет в той большой куче. По старой памяти,  обрадовались, понесли ей всякую еду, но собачка сильно изменилась. Из веселого и приветливого щенка она превратилась в злобную сучку. Дошло до того, что старушки наши, чтоб вынести мусор, стали брать с собой палку, так она всех пугала. Да и не только старушки, все мы её боялись.
     Кончилась эта история печально. Как-то мимо мусорки пробегала десятилетняя дочка одного мужика из соседнего подъезда. Не понятно, что пришло в голову сучке, но она бросилась  и довольно сильно «тяпнула» ребенка за ногу. Девчушка в рев. День был субботний и теплый для сентября. Окна квартиры, где жила семья ребенка, были открыты, папаша её, уже поддавший, курил у окна. Услышав вопли доченьки, он скрылся в квартире, а через некоторое время выбежал из подъезда с ружьем. Один выстрел, и собачку уже никто не боялся. Я все думаю, куда её щенки подевались?»

     Время шло. Компания наша поредела, евреи уехали в Израиль, немцы в Германию. Дружок мой тоже перебрался в Россию. Какое-то время мы переписывались, потом связь оборвалась. Ему там, видимо, не сладко пришлось первое время. Переезжал с места на место, развелся, маму похоронил...
     Пришел новый век. Для меня наступило время интернета, и бесконечного источника разнообразных сведений и новое средство связи. Установил я на своем ноутбуке Skype, чтоб можно было с женой общаться, когда бываю в отъезде. В один прекрасный вечер вижу в окне программы, обращается ко мне некто с именем моего старого друга. Сколько лет, сколько зим. Как ты, а ты как...?
     Многими новостями поделились, много чего вспомнили. Зашел разговор о времени, когда мы так жадно учились под закат Союза. О разных учителях, которые побывали в нашей больнице. Припомнили одного американского гостя, который отрекомендовался заместителем главного врача психиатрической больницы. По нашему общему тогда убеждению, он был агентом ЦРУ. Я было посмеялся, а дружек на полном серьезе мне: «Достали эти пиндосы!»
     Признаться, удивил. Еще из тех далеких времен вынес я убеждение, которое с годами только окрепло, что американцы не враги нам. Многое, что твердила советская пропаганда, было чистым враньём.
    «Постой-ка, - говорю, - чем тебе американцы-то не угодили?»
    «Вот, - отвечает он мне, все учат всех, как жить! Ну, ничего, Россия встала, наконец, с колен!»
     Грустно стало мне, чуть не до слез. Хотя, десять лет жизни могут человека сильно изменить. Удивительно мне было слышать эти слова от человека, с которым мы были во всем едины. Вспомнил я, как  мы вместе с ним были на семинаре одного большого гуру психотерапии. Там участвовало полсотни человек. В группу, с которой должен был работать мастер, отбирали только десять участников. Не помню, как гуру обставил отбор, но я вошел. Многие желающие «пролетели», в том числе и мой дружок. Помню, как он, после того,  как группу сформировали, на глазах у всей толпы, встал на колени перед мастером и просил его зачислить. А гуру, начав работу с группой, предложил кому-нибудь отдать свое место просителю. Помню  томительные минуты, когда мы ждали, чем кончится ситуация. Я уже был готов поменяться с другом. Казалось, прошли часы. Кто-то не выдержал раньше меня, отдал свое место.
     Тогда мой друг готов был выдержать огромное психологическое давление, которое мастерски создавал наш гуру, только бы учиться, а теперь на тебе... Такое зло разобрало.
    «Знаешь, - говорю, - часто слышу эти слова, типа, встала с колен, но все никак не пойму, что имеется в виду? Постой, - говорю, - угадаю. В России самая большая продолжительность жизни? Нет? А, у вас закрыли последнюю тюрьму, потому, что нет преступности? Российские пенсионеры на свои пенсии разъезжают по всему миру, поражая местных жителей щедростью раздаваемых чаевых? В Россию съезжаются больные всего мира, так как здесь их последняя надежда на исцеление? Шведские и финские гастарбайтеры стоят в очередь за рабочей визой на стройки России? Русские автомобили и компьютеры не имеют конкуренции в мире? Российский робот передает высококачественные кадры с Марса?»
    Неожиданно иконка с видео моего друга погасла.  Так я и не узнал, что он мог ответить мне. С тех пор прошло уже довольно много времени. Сейчас  мы с ним иногда общаемся. Я слушаю его рассказы о турпоездках в Европу и качестве привезенного оттуда оливкового масла, а в последнее время все вспоминаю рассказ про собачку.