Ностальгия по чужому прошлому

     В моей семье, о которой и поведу речь, не семь «Я», меньше, но все с претензией. Отсюда – сиюминутная разобщённость, как будто незаметная со стороны. Бабушка доживает свой вдовий век на отшибе, в потерявшейся среди новостроек девятиэтажке. Отец с матерью прикипели душой к патриархальному центру города. Сын, он же внук и брат, снимает однушку на противоположной от бабушки окраине. Пятым «Я» можно было бы назвать его избранницу, но старшее поколение семьи видеть её не видело, знать не знает и, в принципе, до сих пор не считало невесткой. Так и живут: 1+2+1+X.
     Намеренно не упомянул о себе. Люблю говорить «Мы», заглушая таким образом чувство одинокости и одновременно подстёгивая чувство ответственности за ближнего. Дополнительной причиной подобного эгоцентризма наоборот стала моя слепота. Привык, да и вынужден, судить обо всём доступном человеческому глазу, полагаясь на зрительное восприятие одного, а лучше даже нескольких членов семьи. День за днём, год за годом, поворот за поворотом... Жизнь - она, как дорога, бежит и бежит, с буграми и ямами, с редкими встречами и праздниками. Под этим словом подразумеваю не красные дни календаря, а светлые пятна в памяти. Когда-то для получения радости хватало сесть к маме на колени и под присказку «По кочкам, по кочкам, по маленьким дорожкам, в яму - бух!» ждать неизбежного падения понарошку. Эта незатейливая игра каждый раз была праздником, а теперь стала светлым пятном.
     Уже не помню, о чём я прежде всего подумал, проснувшись 1 мая. Наверное, о нескончаемом дожде за окном или о пронизывающем холоде в квартире, моментально остывшей без отопления. Что-то шевельнулось во мне, когда сообразил, какое число нынче на календаре... Ностальгия? Да нет, откуда ей взяться. Смутно вижу праздничную толчею, шарики и красные флажки с коротенькими лозунгами. Взрослые были оживлены, улыбчивы, и мне, ребёнку, передавалось общее возбуждение. Ещё вижу свечки на цветущем каштане. Вполне возможно, что эта картинка всплывает в памяти только заодно. Возле дома папиных родителей, где впоследствии жили мы, росло как раз такое дерево, всегда щедрое на цветы, тень и плоды в колючих скорлупках. Но в своём весеннем убранстве оно всякий раз видится мне со стороны проезжей части улицы Ленина, по которой мы могли беспрепятственно идти только праздничным днём.
     Несмотря на скупость впечатлений и бездонную пропасть между прошлым и настоящим, я ненавижу слово «Совок», ненавижу, когда сделавшие там себе имя знаменитости высмеивают сегодня нравы и реалии времён своей молодости. Отчасти это присуще и моим родителям. Брату по фигу, оно и понятно: родился через месяц после официальной «кончины» СССР. Бабушка – та нет, любит ставить в пример былой порядок, особенно короткого андроповского периода, и до сих пор сокрушается о переходе с шестидневной рабочей недели на пятидневную. А вот отец, в зависимости от настроения, либо хвалит, либо костерит дела давно минувших дней.
Утро красит нежным светом
Стены древнего Кремля,
Просыпается с рассветом
Вся Советская земля.
Холодок бежит за ворот,
Шум на улицах сильней.
С добрым утром, милый город,-
Сердце Родины моей!
     Интересно, у скольких людей звучала за завтраком эта песня? Брат позвонит – и спрашивать не буду. Сам включал, так сказать, по приколу, даже не зная, что называется она «Москва майская», но мигом посерьёзнел, проникся силой музыки и доходчивостью заложенного смысла. Опять потянуло куда-то не в своё прошлое, где слова за авторством Лебедева-Кумача, вероятно, не казались громкими. Они и сейчас актуальны, да только поселилось в нас недоверие ко всему на свете. Бабушка позвонит – можно спросить. Вдруг её любимый «Маяк» уважил стариков. Обычно она дожидается нашего звонка, сидя в прихожей на детском стульчике, что был когда-то куплен специально для меня, а потом оказался кстати у тумбочки с телефоном. Короче, надо не забыть. Гоняя в голове нехитрые мыслишки, я слушал песню и будто бы проживал Первомай ещё, наверное, довоенной поры. Дольше нужного задержался на строчке «И поют ночные птицы - Паровозные гудки». Метафора в духе времени, но выбивается из общей канвы. К тому же был, помнится, в передаче «Что? Где? Когда?» вопрос на её основе. Теперь бы я ответил, тогда, понятное дело, нет.
     Оба телефонных разговора, что с братом что с бабушкой, оставили после себя неприятный осадок. Младший посетовал на дождь, из-за которого намахнулись шашлыки. Я не стал уточнять, сам ли он собирался на пикник или говорит «за всю Одессу». Бабушка, мы в шутку величаем её аксакалом, посокрушалась насчёт праздника, воспринимаемого нынче как лишний выходной. У них диалога точно не получилось бы, а я внимательно выслушал обоих, ничего не прибавив от себя. Этого и не требовалось: в моей семье вне зависимости от возраста каждому нравится говорить самому. Своё мнение есть и у меня, однако высказывать его не обязательно. Так, сорвавшийся выезд на природу я посчитал мелкой неприятностью, представится ещё случай, а вот рассуждения о том, что лозунг «Мир! Труд! Май!» бесповоротно выцвел во всех смыслах этого слова, принял близко к сердцу.
     Действительно, ничего из вышеперечисленного сегодня у нас нет... Мир – под угрозой, труд – не в почёте, май, пишу с маленькой буквы, имея в виду пятый календарный месяц, - щедр на дожди, как теперь, и хорош разве что буйством зелени за окном, только я сам этого не вижу. Выходит, поутру мы с бабушкой размышляли об одном и том же. Но каждый на свой лад. Мои пустячные не вполне додуманные мысли забылись тотчас после подъёма, а её, сперва нахлынувшие вперемешку с воспоминаниями, потом принявшие чисто философское течение, явно не давали покоя до самого моего звонка.
     Повесив трубку, я решил не медля прочитать в Интернете историческую справку о таком непраздничном празднике.  Для меня не стало открытием, что долгое время Первомай был символом революции, непримиримой классовой борьбы и отмечался демонстрациями, характерной приметой которых служили портреты руководителей партии и государства, портреты передовиков производства, а также транспаранты с лозунгами и  призывами, диаграммы о достижениях в той или иной отрасли народного хозяйства, науки, культуры. В СССР Первомай являлся одним из основных государственных праздников, главным же, если верить Интернету, считался День Великой Октябрьской социалистической революции – 7 ноября. Однако я не помнил и потому удивился, узнав, что зародился он совсем не у нас. Оказывается, 1 мая 1886 года американские трудящиеся устроили забастовку, требуя для себя 8-часового рабочего дня. Тогда всё кончилось кровавым столкновением с полицией. Но в июле 1889 года парижский конгресс II Интернационала постановил ежегодно проводить демонстрации в память о выступлении рабочих Чикаго. С тех пор во многих странах мира 1 мая отмечается День труда, изначально носивший более привычное для моего уха название - Международный день солидарности трудящихся. Кое-где ещё сохранилась традиция собирать людей под знамёна профсоюзов. Но в большинстве государств это всё же не политический праздник.
     Мне по привычке захотелось поделиться с мамой, хлопотавшей у кухонной плиты, тем, что я читал, и особенно тем, что нового для себя почерпнул, пусть даже для неё это не будет новостью. Услыхав, о чём заговорили мы, из комнаты примчался отец и тоже по привычке начал поддакивать, перебивать, дополнять. Теперь уже я согласно кивал, уступая место лектора нашему всезнайке. Например, он добавил, что ещё на демонстрациях несли красные флаги и флаги союзных республик.
- Пап, можно тебя перебить? – снова подал я голос. – Лет в пятнадцать написалось у меня лирическое стихотворение «Портрет». Помнишь его?
- Не-а, - отозвался отец, явно не желавший прерывать поток воспоминаний.
- Начиналось оно, кажется, так: «Лежит на траве в отдаленье разорванный чей-то портрет...» - И ты огорошил тогда вопросом, не политический ли смысл я закладывал.            
     Родители дружно рассмеялись, и мне тоже было радостно, оттого что удалось их повеселить. Найти бы, прочитать целиком... Наверняка давние мои стихи, сыпавшиеся как из рога изобилия, отнюдь не робкие, а, наоборот, удивительно бесшабашные и корявые, хранятся где-нибудь в шкафу. По брайлю почти не записывал: ведь нельзя чёркать, исправлять. К тому же бумага в дефиците. Выручала пишущая машинка. Сам ещё мог бы перебрать запылённые листочки, а просить близких составить мне компанию, даже ради поднятия настроения, неохота.
- Товарищи, - без тени шутливости снова окликнул я своих дорогих собеседников, одновременно отгоняя мысли о себе любимом и возвращаясь к общей теме разговора. – Первомайские демонстрации, только честно, были для вас праздником или обязаловкой?
- Праздником, - убеждённо сказал отец. И мама, к моему удивлению, поддержала его.
- Вон младший наш - с работы вприпрыжку убегает, стоит часам пробить шесть вечера, и законными выходными ой как дорожит, - не сдавался я.
- Что ты, - мамин голос преисполнился мечтательной грустью о невозвратимо ушедшем. - 7 ноября в Приозёрске, само собой, парад был, все высматривали своих в торжественном строю. За неимением живых цветов сворачивали красные гвоздички из материи. А май – пора степных тюльпанов, которых всем хватало. Даже в Москву чемоданами отправляли! Но это, в основном, «промышленники», приезжавшие на полигон что-нибудь испытывать. Специально для утренников в бабушкином детском саду делали сирень, черёмуху и яблоневый цвет из гофрированной бумаги. Городок был маленький, компактный, все друг друга знали, и все улицы были знакомы, - очень уютно в нём жилось!
- Зато в Ставрополе сирень буйствовала, - снова заговорил отец. – Мужики с автобазы кучковались на углу Хетагурова, где кафе-мороженое, оттуда и двигались к площади Ленина. Так - из года в год. Колонны разных предприятий и организаций трёх районов города стекались туда, чтобы пройти перед трибуной.
- И путаницы не возникало?
- Шеренги курсантов, лётчиков и связистов, - у нас же раньше, помнишь, наверное, два военных училища было, - разделяли и, как вешки, направляли людские потоки.
     Примолкли, стало слышно одинаково размеренное тиканье стенных часов и шкворчание со стороны кухонной плиты. Мысленно все трое были в праздничной толчее, но каждый видел её на свой лад. Мне, например, снова представлялись воздушные шарики и красные флажки в руках у детей. Память силилась восстановить знакомые лица, только ничего не получалось, и те напоминали маловыразительные пятна. Пробовал выхватить из общего мельтешения самого себя – в светлой рубашонке, коричневых выходных шортах на лямках с ванькой-кубанькой, будто присевшим отдохнуть, и ненавистных белых колготках, без которых мог бы замёрзнуть майским утром, - но всякий раз перед глазами появлялся застывший, сделанный в фотоателье снимок.
- Собирались на углу, и не с пустыми руками - нарушил молчание отец. - Для поднятия настроения пропускали по сто грамм, а кто и по двести. Закусывали бастурмой - вот вкуснятина была! Ребята из бригады «мясников», обслуживавшей базу сельхозпродуктов, приносили...
- Прямо там, на месте выпивали?
- Ну да. Разливали по пластмассовым стаканчикам – и вперёд.
- А жёны? Тоже пили?
- У кого – как. Да и не все с жёнами были.
- Мам, так ты в колонне от станции переливания крови шла? – продолжал я сыпать вопросами.
- Не помню что-то...
- А в отделе кадров отметки ставили: кто был, кто не был, - съехидничал отец.
-Значит, всё-таки обязаловка! Просто вы привыкли...   
     Скрипнув стулом, я поднялся и подошёл к полке с магнитолой. Родители были не против послушать радио. Да только их не высказанные вслух предпочтения, кто бы сомневался, и тут разнились. Мама наверняка выбрала бы спокойную мелодичную музыку, хоть заграничную, хоть нашу, – тянет иногда на ВИАшные или бардовские песни. Отцу подавай новости. Может битый час голову засорять какой-нибудь информационной программой! Ну-с, поехали... Привычно выкрутив колёсико настройки до упора, я начал «прощупывать» эфир... Обрывки крикливых рекламных роликов сменялись набившими оскомину и незнакомыми, возможно одним нам, хитами. Неожиданно из динамика буквально вырвалась на волю слышанная утром и долго потом звучавшая где-то у меня внутри мелодия «Москвы майской»! Потом слитное звучание оркестра отдалилось, и поставленный актёрский голос продекламировал:   
Разгорелся день веселый,
Морем улицы шумят,
Из открытых окон школы
Слышны крики октябрят.
Май течет рекой нарядной
По широкой мостовой,
Льется песней необъятной
Над красавицей Москвой.
День уходит, и прохлада
Освежает и бодрит.
Отдохнувши от парада,
Город праздничный гудит.
Вот когда встречаться парам!
Говорлива и жива –
По садам и по бульварам
Растекается Москва.
- Какая-то передача, - обернулся я к родителям. – Послушаем?
- Тс-с!
     «Текст песни на музыку братьев-композиторов Дмитрия и Даниила Покрассов написал поэт Василий Лебедев-Кумач», - приятный, но несколько монотонный голос ведущей настраивал, как минимум, на часовую лекцию. Первоначально песня получила короткое название «Москва», говорилось в сообщении дальше, и предназначалась для советского документального фильма «Двадцатый Май». Мельком, про себя я успел подумать, что в 1937 году родилась бабушка. Стоп, а «Двадцатый» – это вообще какой... Лекторша рассеяла мои сомнения, упомянув, что песня была написана именно в 37-м к юбилейной годовщине установления советской власти. Оригинальный вариант состоял из шести куплетов и припева. С течением времени и с изменением политической ситуации в стране менялась и песня. В 1959 году из текста исчезло упоминание о товарище Сталине, а название дополнилось эпитетом «майская». Я машинально отметил, что летом того года поженились мамины родители – курсант Сумского артиллерийского училища Алик и выпускница нашего пединститута Маша. Но совпадения с датами из жизни семьи напрашивались и дальше: в комплекте открыток «Дорогая моя столица», выпущенном в 1985 году – я тогда как раз появился или только готовился появиться на свет, – текст песни напечатан под новым названием и в резко сокращённом варианте. Лекторша начала перечислять фамилии исполнителей разных лет и метаморфозы, какие «Москва майская» претерпевала от десятилетия к десятилетию. Люди и эпохи проходили мимо меня, как вагоны поезда, догонять который было не обязательно.
     Неожиданно громко в прихожей затренькал домофон. Вероятно, родители переглянулись, а я, оборвав на полуслове ведущую, выключил радио и снял трубку.
- Кто? – такой вопрос, почти окрик, давал понять звонящему, что я занят.
- Кто-кто, свои, - раздался в ответ голос брата.
     Трудно передать словами моё замешательство. Горячая привязанность к ближнему и взявшаяся невесть откуда холодность в отношениях моментально всколыхнулись на сердце и сдавили его, а пальцы, и без того ледяные, сделались какими-то деревянными. Мама первой всё поняла и, в отличие от меня, впавшего в ступор, засуетилась. Следом – отец. Шаги быстро приближались. По лестнице явно поднимались двое. Приглушённые голоса, шорох плащёвых курток... Голова у меня шла кругом. Хорошо запомнилось  крепкое рукопожатие, а также прикосновение мокрого от дождя рукава.
     Вскоре сели обедать. Разговор за столом попеременно вспыхивал и затихал. Собственно, это нельзя было назвать разговором: больше всех говорил брат, отец часто перебивал и пускался в рассуждения, подкрепляя их сплетнями из интернета или случаями из жизни. Мама поминутно справлялась у всех насчёт добавки. Не обошли стороной и первомайскую тему.
- А правда, что было так? – пробился сквозь общий гомон робкий голос невестки. И она скороговоркой зачитала пост, или как там это называется, неведомого автора. 
     «Это тёплый, праздничный день. Кругом солнечно и весело! Родители открывают окна, и в комнаты врывается первый непередаваемый запах весеннего настроения. Громко играет радио. Все молоды, красивы и веселы! И утром я, подпрыгивая от радости, надеваю белую рубашку, и родители, путаясь в шариках, ведут меня по праздничным улицам. Ещё есть Великая страна, ещё всё живы... А потом будет студенческий Первомай, когда тебя могли "наградить" тяжёлым транспарантом, но настроение было отменным, звучала музыка, вокруг - ликование, улыбки! Но ГЛАВНОЕ - МЫ БЫЛИ СОВЕРШЕННО ТОЧНО УВЕРЕНЫ - ВСЁ ЭТО НИКОГДА НЕ ЗАКОНЧИТСЯ! ЭТО НАША СЧАСТЛИВАЯ ЖИЗНЬ! Сегодня праздник существует, но традиции утрачены, ох, если бы только традиции... Последние события в мире, отношения между народами, между добрыми (когда - то) соседями вызывают огромную тревогу. Могли ли мы подумать тогда...Тревожно за детей и внуков. Но всё равно, друзья, поздравим друг друга с наступлением весны, с приходом солнечных дней! Желаю вам надежды, любви, здоровья и, конечно же, мира! Простите за ностальгию».
     Я только улыбался, прикидывая, что о нас подумала бы жена брата, узнай она, вокруг чего крутились разговоры с самого утра. Для неё всё это – параграф из учебника истории, а для меня – часть жизни, и не только родителей, бабушек и дедушек, но и моей собственной. Неужели в представлении большинства современных людей прошлое ограничивается событиями, происходившими у них на глазах? Такое впечатление создалось после просмотра одной телевикторины с участием действительно молодых и только молодящихся звёзд. Но одно дело смеяться над чужими, и совсем другое – над близкими. Бабушка иногда говорит: «Я никогда не думала, что буду так долго жить!» А разве 85 лет это долго? Обычно жизнь делят на детство, молодость, средний возраст и старость. Хорошо, допустим. Даже в мирное время многие сами себя лишают поры юности, а до зрелости так никогда и не дорастают. Считается, что вышеперечисленные периоды жизни человека длятся приблизительно одинаково, а поколение – это совокупность людей, которые рождаются каждые двадцать лет. По теории каких-то американцев, уже не скажу, где и когда слышал об этом, наш аксакал принадлежит к Молчаливому поколению, мама с отцом – к бэби-бумерам, поколение X вообще пропускаем, потому что мы с братом и невесткой относимся к миллениалам. Короче, глупо и неправильно было называть нашу семью уравнением с одним неизвестным или с одной неизвестной.             
- Помню, однажды намахнулся Первомай, - начал рассказывать очередную свою побасёнку отец.
-Как же так? – встрепенулся я, поняв, что этой истории, скорее всего, и не слышал.
- Погожее утро, не чета теперешнему. Принарядились мы, идём на остановку, чтобы в город ехать...
- Я тогда ещё не родился, - пояснил брат нашей гостье. - А квартиру мама с папой снимали, как мы теперь. В Октябрьском районе, где я боксом потом занимался. Помнишь, показывал? 
- Смотрю, - это опять отец, - через переезд длинный товарняк тащится, а в самом хвосте – бочка. Ёкнуло у меня сердце: точно наше горючее с НПЗ саратовского идёт. Отправил я своих гулять, сам же на работу поехал.
     Со всех сторон посыпались шуточки и предположения, что было бы, ошибись  или не прояви тогда инициативу отец. Только я молчал. Своего детского огорчения от того, что папа в праздничный день вдруг куда-то ушёл, не помнил, хотя запах бензина, пропитавший тогда его одежду, вдруг отчетливо ощутил. Как отклик на разговор за столом, у меня в голове звучал припев «Москвы майской». Что ни говори, умели раньше воздействовать на души и умы людей, сплачивая и прививая с малых лет идеалы. 
Кипучая,
Могучая,
Никем непобедимая,
Страна моя,
 Москва моя –
Ты - самая любимая!