Ты сможешь. Глава 6

6 глава Подготовка к встрече

Утро оказалось на удивление сладким и умиротворенным. Я лежала, залитая золотистым, теплым светом, пробивавшимся сквозь щели штор, и не могла наглядеться на Велса. Он спал глубоким сном, его мужественные черты, обычно собранные в строгий оттиск, сейчас были расслаблены и беззащитны. Я разглядывала высокий лоб, обычно скрытый прядью белых волос, ровный аристократический нос, крепко сжатые даже во сне губы. Его рука, могучая и с жилистыми мускулами, лежала на моей талии — тяжелая, теплая, притяжательной. Он был точь-в-точь как герой из тех романов, что я зачитывала до дыр, мечтая о такой же силе и преданности.

«Я только что мысленно назвала его красавцем? — смутилась я. — Ну, что ж, не буду лукавить само;й себе. Он мне нравится. Но не больше того... Прошлой ночью я окончательно поняла — я не в его вкусе. Ленка на моем месте уже давно стала бы настоящей женой. Что ж, погостила, и хватит. Пора домой, мой отпуск, наверное, уже кончился».

В дверь вежливо, но настойчиво постучали. Велс мгновенно проснулся, его фиолетовые глаза были ясными, без тени сна. Он потянулся, костяшки его пальцев хрустнули, он нежно чмокнул меня в нос и, накинув шелковый, струящийся халат, пошел открывать. На пороге, отбрасывая длинную тень в полосе утреннего света, стояла Сольга. Она напомнила ему о делах, но ее острый, как шило, взгляд упорно пытался заглянуть ему за спину. Я помахала рукой с самой невинной улыбкой, какую смогла изобразить.
— Доброе утро!

Дверь закрылась. Велс повернулся ко мне, и на его лице играла торжествующая улыбка.
— Все экзамены сданы. На высший балл.
— Значит, этот цирк больше не повторится? — уточнила я, с облегчением выдыхая.
— Сегодня приедут родители. Сыграем последний акт, и ты свободна.
— Правда? — сердце екнуло от внезапной смеси радости и щемящей грусти. — Ты отвезешь меня к тому дереву? Я смогу вернуться домой?
— Обещаю. Я не стану больше удерживать тебя против твоей воли и причинять тебе неудобства.

Переполненная благодарностью и внезапным порывом, я выскочила из кровати, забыв о своей короткой футболке, и бросилась обнимать его, пока он поправлял манжеты рубашки. Я прижалась щекой к его груди и почувствовала, как под тонкой тканью рубашки бешено заколотилось его сердце. Его мускулы напряглись, дрогнули, и его руки инстинктивно сомкнулись у меня на спине, прижимая меня так крепко, что стало трудно дышать. Я подняла на него глаза. Он смотрел на меня взглядом, полным такого голода и такой нежности, что у меня перехватило дыхание.

И снова между нами пробежала та самая волна — слепая, всесокрушающая, обжигающая каждую клеточку тела. Я почувствовала, как у нас над головами взорвалась целая вселенная из искр, мир поплыл перед глазами, окрасившись в золотисто-фиолетовые тона, и я погрузилась в пустоту.

Очнулась я от резкого, едкого запаха, который щекотал ноздри и пробивался сквозь туман в сознании. Это был не аммиак, а что-то горькое, травяное. Надо мной склонились встревоженные лица Лаурель и Велса. Он отпустил повариху, взял мою руку и принялся целовать каждый палец, его губы были теплыми и чуть шершавыми.
— Что... что со мной? — прошептала я, с трудом фокусируя взгляд.
— Ты — самое невероятное чудо, которое только видела эта вселенная! — его глаза сияли. — Я счастлив, что встретил именно тебя. Сейчас все объясню. И он рассказал. О дарах, что я в нем открыла: сначала — усыпление и пробуждение Магри в лесу, потом — телепатия, понимание языка. — Я просто слушал твою речь, такую мелодичную и незнакомую, и страстно желал понимать каждое твое слово. Потом пришло знание тела, умение лечить. — А сегодня... сегодня ты открыла во мне что-то новое. Я еще не до конца понимаю, что, но я вижу... отблески будущего. Я боюсь даже предположить, на что ты способна.
— А как... развивается дар? — с трудом выдохнула я.
— В браке. Он становится устойчивым, более сильным.
— И неважно с кем? — я ждала ответа, уже подсознательно понимая его. — Погоди... я что, изменилась? И это так на тебя повлияло? Вчера я была не в твоем вкусе, а сегодня... У тебя все в порядке с головой?

Велс сидел и сиял, словно впитал в себя все утреннее солнце. Он казался самым счастливым человеком на свете. Я беспомощно хлопала ресницами, не в силах осознать масштаб происходящего.
— Тебе нужно отдохнуть. Я принесу тебе травяной настой, он восстановит силы, — он поцеловал меня в лоб и вышел.

Попытка сесть оказалась тщетной — тело было ватным, лишенным всякой энергии. Велс вскоре вернулся с дымящейся кружкой, от которой тянуло терпким, горьковато-сладким ароматом мяты, полыни и еще чего-то незнакомого. Он устроил меня поудобнее среди горы подушек, вручил кружку и сел рядом. В дверь поскуливала и скреблась Магри. Я попросила впустить ее — мне было неловко под пристальным вниманием, и я боялась, о чем может подумать Сольга. «Донесет еще, что я беременна — вот будет комедия!»
— Не волнуйся о ней. Я уволю ее, как только вступлю в права наследования этого дома, — спокойно сказал Велс.
— Твои родители... они очень старые? — не поняла я.
— При чем тут они? Сегодня вечером они передадут мне все документы на дом. Я стану полноправным хозяином и буду сам решать, кого нанимать. Надеюсь, мама заберет Сольгу с собой. Пусть караулит сестру с братом.
— Велс, я боюсь твоих родителей, — сделав глоток горьковатого настоя, призналась я. — Я боюсь, что мы нарушили ваш закон.
— У меня есть козырь. Им придется смириться. Факт свершился — тебя видели в моей постели. Не только Сольга. От его слов я вздрогнула и едва не пролила напиток. Велс не отходил от меня, пока я не окрепла. Потом помог одеться, и мы, под руку, как настоящие супруги, спустились.

В гостиной Сольга расставляла высокие, пышные букеты из цветов невиданных оттенков, перевитые серебристыми лентами. Я не стала мешать, созвала Магри и вышла в сад. Утреннее солнце ласково грело кожу, а воздух был свеж и напоен ароматами. Погода здесь была странной: ночи — прохладными, требующими теплой кофты, а дни — по-летнему жаркими, так что можно было загорать в шортах и футболке.

Мне хотелось взять в библиотеке книгу о законах, но колючий, оценивающий взгляд Сольги останавливал меня. Я чувствовала себя под микроскопом. Решив не искушать судьбу, я вышла прогуляться. Обувь, наконец-то, разносилась и не жала.
Я устроилась под раскидистым деревом с яркой, почти изумрудной листвой, усыпанной мелкими бутонами, и погрузилась в размышления о предстоящей встрече. Велс ничего не рассказал мне о своих родителях — ни об их характерах, ни об увлечениях. Это знание помогло бы мне чувствовать себя увереннее.

Из дома вышел сам Велс. Его уверенная походка, прямой стан — все выдавало в нем хозяина этих земель. Он присел рядом со мной на траву.
— Велс, расскажи о родителях. Я должна знать хоть что-то. Как к ним обращаться? Есть ли какие-то особые правила приличия?
— Ева, у меня к тебе просьба. Я забыл сказать об одном обычае... при знакомстве мы должны будем обменяться поцелуем при всех.
— А я после этого не грохнусь в обморок, как сегодня утром?
— Думаю, нет. Надеюсь. Ты и так потеряла много сил, — он хотел продолжить, но его прервал мелодичный звонок коммуникатора. На другом конце провода была его мать. Она засыпала его вопросами с такой скоростью, что он едва успевал вставлять корректные, односложные ответы: «да» или «нет».

По голосу и манере речи у меня сложился четкий образ: женщина немолодая, ее голос утратил мелодичность юности, в нем звучали властные, привыкшие к повиновению нотки. Я представила эту женщину себе: высокая, худощавая, в идеально сидящем платье, с острым, цепким взглядом, приподнятыми бровями и тонкими, плотно сжатыми губами. Разглядывая Велса, я поняла, что кроме носа, ничто в нем не выдавало родства с этим образом.

Закончив разговор, он посмотрел на меня — словно читал мои мысли, которые я тут же мысленно ему пересказала.
— Ну, нос — точно не от мамы. Ей сорок шесть, она аристократка до кончиков ногтей и младше отца на двенадцать лет. Она всегда говорила, что ни разу не пожалела о выборе, который сделали за нее родители.
— Как их зовут?
— Маму — Сезана. Отца — Клув. Сестру — Асура. Брата — Тибал. Не волнуйся, они не станут на тебя злиться. Я все беру на себя. Тебе нужно только слушать и улыбаться.
— Ой, как всех запомнить... Надо записать, выучить к вечеру.

Велс рассмеялся и повел меня обратно в дом, и в комнату с темно-зелеными, почти изумрудными шторами и таким же покрывалом. Воздух здесь пах дорогим парфюмом, старым деревом и легкой пылью.
— Это мамина комната. А это — ее гордость, — он указал на массивный фолиант в бархатном переплете с вытисненным золотом силуэтом волка. — Свой дневник с фотографиями она показывает только тем, кого считает семьей. Если она покажет его тебе — считай, тебя приняли.

Я смотрела на альбом, и в душе поднималась старая, знакомая боль. «А хочу ли я, снова стать частью семьи? В прошлый раз меня использовали, вытерли об меня ноги и выбросили, не сказав даже спасибо». Велс, словно прочитав мои мысли, не стал настаивать. Он отложил альбом и предложил сесть. Я опустилась в глубокое кресло, а он присел на низкий пуфик у моих ног.

Он протянул руку и коснулся моих пальцев, сплетенных в бессильном замке. Я подняла на него глаза и утонула в бездне нежности и заботы, что светилась в его фиолетовых глазах. Мое тело отзывалось на этот зов, тая и трепеща, но мой разум, иссеченный старыми шрамами, отчаянно сопротивлялся. «Я не могу забыть. Мне все еще больно», — выдохнула я, опуская голову.
— Я помогу тебе забыть. Исцелю твое сердце, если ты только захочешь отпустить эту боль, — его пальцы нежно провели по моим волосам.
— Мне... нужно время. Все обдумать и принять решение.
— Оно у тебя будет. Но сегодня — отключи голову. Тебе восемнадцать. Вспомни, как за тобой ухаживали, дарили цветы. Позволь сегодня ухаживать мне. Ну что, посмотрим альбом?
— Конечно. Буду знать, в лицо хотя бы, а то неудобно выйдет.
— Тогда давай знакомиться, — он открыл тяжелую крышку.

Мы листали страницы, и я заметила одну деталь: на фотографиях его родители никогда не касались друг друга, не смотрели друг на друга с нежностью. Сдержанность, холодноватая отстраненность. «Странно... Но всему свое объяснение. Посмотрим, каковы они вживую».
Закрыв альбом, Велс убрал его обратно в ящик и подал мне руку.
— Пойдем, мой стратег. Я так хочу, чтобы тебе здесь понравилось. Жаль, не сможет приехать самый желанный гость. Он приболел. Но нам нужно будет навестить его — это очень важно.
— Его не было в альбоме?
— Нет. Он не разрешает себя снимать. Хотя раньше часто бывал у нас.
— Ты меня заинтриговал. Он твой родственник?
— Нет. Но он... особенный. Когда я родился, он служил в нашем Экоясе и принял меня в Веру.
— Экояс? Что это?
— Место, куда мы приходим приносить дары Богу и укрепляться в Вере. Это он совершил надо мной обряд, а потом ушел со службы и живет уединенно. Приезжает только ко мне на годовщину Введения в Веру.

До меня дошло: «Экояс... Это же храм!»
— По-нашему это значит, он твой крестный отец. А я свою крестную уже не помню, она умерла вскоре после моего крещения, — я достала из-под платья нательный крестик. — Я его никогда не снимаю. Он со мной с самого рождения.
Гостиная выглядела величественно и безупречно, словно к приезду высоких гостей готовился не дом, а музей. Каждая деталь, каждая безделушка лежала на своем месте. Даже белые шелковые банты на спинках стульев были завязаны одинаково и с математической точностью — должно быть, у Сольги был специальный шаблон. Цветы… Их было не просто много, это была настоящая симфония из живых красок и ароматов. Нежные пастельные тона — кремовые розы, сиреневые гортензии, белоснежные лилии — переплетались, создавая сложную, дурманящую композицию. Воздух был густым и сладким, от него слегка кружилась голова. Я чихнула.

Домработница повернулась и подняла одну из идеально выщипанных бровей, поймав мой взгляд через линзы очков.
— Вам нехорошо? — в ее голосе прозвучала не столько забота, сколько профессиональная оценка состояния «экспоната».
— О, нет, что вы! Я чувствую себя прекрасно. Просто… я в восхищении от вашего вкуса. Это так красиво, — искренность в моем голосе, должно быть, прозвучала столь явно, что даже строгая Сольга смягчилась.

На ее губах дрогнула едва заметная улыбка, в уголках глаз обозначились лучики морщинок. Ее очки и седые волосы внезапно напомнили мне мою бабушку — добрейшей души человека, чью смерть я долго и тяжело переживала. В Сольге на мгновение мелькнуло что-то родное и теплое.
— Я рада, что вам понравилось. Хозяева скоро будут, — произнесла она, и на последнем слове голос ее приобрел особый, почти торжественный оттенок.
Велс ничего не сказал, лишь крепко сжал мою руку и потянул за собой в сад.
— Подождем родителей там, — бросил он сухо, и по напряженной спине я поняла, что предстоящая встреча не сулит ничего хорошего.

Не успели мы сделать и пары шагов по гравийной дорожке, как Магри вдруг рванула с места с радостным лаем. Через мгновение громкий лай смешался с пронзительным девичьим визгом. Велс взмыл как ошпаренный и бросился бежать к воротам. Я попыталась ускориться, но широкие юбки и неудобные туфли спутывали ноги. «Надо будет потренироваться бегать в этом историческом костюме», — мелькнула у меня ироничная мысль.
Я вышла на главную аллею и замерла. Молодая девушка в изумрудном платье висела на шее у Велса, осыпая его самыми восторженными поцелуями. Магри, будто и не она была причиной этого переполоха, уже мирно виляла хвостом у моих ног. Я остановилась, ощущая странный укол в сердце, и просто наблюдала за этой сценой, не решаясь нарушить идиллию.
— Асура, — Велс наконец отстранил ее и мягко, но твердо разомкнул ее объятия. — Знакомься. Это моя жена, Ева. Ева, это моя сестра, Асура. Вы почти ровесницы, сестра младше тебя на год.
— Ага! — девушка весело подпрыгнула на месте. — Значит, у меня еще целый год впереди, чтобы не думать о замужестве! — Она хищно и игриво сверкнула глазами.
— Приятно познакомиться, — я окинула ее взглядом: живая, энергичная, она, казалось, не могла усидеть на месте и секунды. — Вы, наверное, устали с дороги? Может, пройдем в дом или присядем в беседке?
— О, друзья! — Асура захлопала в ладоши. — У меня есть гениальная идея! Давайте хотя бы радужку глаз ей поменяем, а? Родители — народ старомодный, им такие сюрпризы ни к чему.

Велс мгновенно весь напрягся, как струна. По его внезапно потемневшему лицу и сжатым кулакам было ясно, что он категорически против. Но я, памятуя о своей чужеродности и желая оправдать надежды Велса, заинтересовалась.
— А как? У тебя есть с собой цветные линзы? — спросила я, подходя ближе.
— Не знаю, что это такое, — фыркнула Асура, доставая из складок платья маленький стеклянный флакон. — А вот это — волшебные капли. Одна капля — и твои глаза станут фиолетовыми, как у нас! Вуаля!
— Нет, — голос Велса прозвучал твердо и холодно. — Пусть родители увидят правду.
— Брат, я уважаю твой выбор, но ты же знаешь, какие они у нас… ярые сторонники чистоты крови и традиций, — не сдавалась Асура, понизив голос до заговорщицкого шепота.
— А волосы? — не унималась я. — Их тоже перекрашивать?
— Народ Бурункар имеет разный цвет волос, из-за этого они не считаются чистой расой, и нам запрещено с ними смешиваться, — проговорила Асура так тихо, что я едва расслышала, и тут же смущенно опустила голову.
— Ладно, капай! — махом отбросив все мысли о возможной аллергии или потере зрения, скомандовала я. Но тут же вспомнила про компромат. — А как же Сольга? Она-то видела мои настоящие глаза!
— Вот именно! Прекратите этот балаган! — громко и властно произнес Велс. — Правда есть правда!
— Балаган? — не поняла я. — Что это еще такое?
— Это такое представление, где выступают дрессированные животные и шуты.
«Похоже на наш цирк. Надо будет сходить», — подумала я, поймав его взгляд. Он едва заметно кивнул, и я, ободренная этим знаком, повернулась к Асуре:
— Давай, капай. А всем остальным скажем, что я носила… ну, защитные стеклышки для глаз.

Велс лишь тяжело вздохнул, но не стал больше препятствовать. Мы уселись на лавочку, и Асура ловко закапала мне в каждый глаз по капле прохладной жидкости. Сначала было холодно и щекотно, потом жидкость расползлась, вызывая легкое, но неприятное жжение. Я сидела с закрытыми глазами, внутренне сжимаясь от страха: «А вдруг я ослепну?»
— Открывай глаза, — раздался спокойный, но напряженный голос Велса.
Я медленно открыла веки. Мир вокруг был чуть размытым, словно в легкой дымке, но я видела! Асура захлопала в ладоши и запрыгала на месте. Велс же внимательно, почти пристально разглядывал меня, и на его лице читалась непростая смесь восхищения и досады.
— Что, совсем плохо? — тревожно спросила я.
— Нет… — он покачал головой. — Просто… непривычно. Но твой природный цвет… васильковый… он тебе идет больше. Он… очень красивый.
— Пусть наедине с тобой у нее будут эти васильки, — весело хлопнула брата по плечу Асура. — А сегодня пусть будет так. Мне так спокойнее.
Велс лишь тяжело вздохнул, смирившись с неизбежным, и повел нас к дому. Магри, словно чувствуя его настроение, путалась у ног. Я видела, как он сдерживает раздражение, но молчит.
— Моя комната! Я бегу! — крикнула Асура и помчалась вперед.

Я остановилась и робко потянула Велса за рукав.
— Не сердись на нее. Она хотела как лучше. Ты же лучше знаешь, как отреагируют твои родители. Помоги мне смыть это, если ты считаешь, что врать неправильно. Но тогда… не стоит врать и о наших отношениях. Это ведь обман куда больший, чем цвет глаз.
— И что ты предлагаешь? — спросил он, глядя на меня все тем же неотрывным, изучающим взглядом.
— Сказать твоим родителям правду. Всю. О дарах. О том, что между нами ничего не было. Так будет честнее.

Велс задумался на мгновение, его лицо было серьезным.
— В общем… — начал он, но договорить не успел.
Со стороны ворот донесся низкий, мощный гул двигателя, за ним — щелчок открывающихся замков.
— Приехали родители, — прошептал Велс, и его пальцы сжали мою руку чуть крепче. — Доверься мне. Позволь мне решить, что и когда говорить. Пожалуйста.

 
Продолжение следует.....