Сбывшееся

 - Сначала - на Крит. Потом в Скандинавию, можно через Питер и Финляндию.
- А Осло где?
- В Норвегии.
- Вот.
- Да, и туда. Дорого, конечно... А последним этапом знаешь, куда?
- М?
- Венеция, конечно! Паспорт есть. Теперь нужно денег и времени добыть.
- А в Америку? Там так чисто! Я хотел бы жить в Америке. Во Фрезно, например. В Калифорнии...
- Это надо гринкарту подождать.
- Тебе-то зачем? С твоим паспортом...
- Жидовским? Да. Так в Праге сказали, потом извинились, что так звучит. По-чешски. Въехать могу с ним везде. А жить...

Они нежились в гостиничном номере на мягком матрасе, утопая в приветливых подушках, укрываясь белоснежными пушистыми одеялами.
Это было так важно - понежиться! - что денег, которые были отложены на путешествия, не пожалели.
Лана приехала из московского района у МКАДА.
Алан - из подмосковного пригорода.
Гостиница "Мосотель" возвышалась прямо у МКАДА, однако шума машин, как ни странно, не было слышно в приоткрытом окне.
- Мне кажется, что я на море... Сейчас выйдем - и вот оно. Чувствуешь бриз? - произнесла Лана разнеженно. А как еще можно такое, да в таких условиях, произнести? - именно "разнеженно", разомлев от ванной, вина, супа, секса, сна - и  не "изнеженно", потому что было сложно нежиться в ее обыденной жизни с детьми, собакой, котами, посудой и мужем.
Даже в мыслях он стоял на последнем месте.

Тот, кто там стоял, не смирился с положением вещей. Это было неочевидно, потому что внешне он никак не проявлял своего недовольства женой. Слава даже жал порой руку Алану при встрече. Иногда советовался с ним - через Лану, что ее очень смешило: о трубах, розетках и фильтрах. С тех пор, как они стали ездить на дачу или помогать ей на работе по очереди, скоординироваться стало основной задачей.
И он молча курил, уходил на работу, а когда дома видел, что Ланы нет, занимался подросшими детьми: готовил им борщ, подкидывал денег, обсуждал концерты, компы и дискотечные "луки". Когда мама возвращалась, она наводила порядок в кошачем лотке, мыла пол и посуду, выгуливала собаку и тоже присоединялась к компам и "лукам".
Все было бы очень близко к депрессии - и у него, и у нее... Если бы не надежды.

Море, бриз...
Никогда не любила Лана море.
Муж хотел уехать в Израиль.
А она уже там жила одно время, и совершенно не хотела.
Почему из окна гостиницы на нее пахнуло морским - непонятно...
Пора уже было им вставать и собираться восвояси.
 В гостинице есть час расчета.
Им уже звонили с вопросом, когда они собираются спускаться.
Они уже посмотрели ролики про Фрезо. Насладились новыми позами. Погладили друг друга ногами под одеялом.
 Помечтали - списками! - и...
Как рассказать о том, что случилось потом?

"Когда он раздвигает губы, все его щеки собираются в складочки.
Провалы, ущелья.
Идут рябью.
Так он улыбается.
Он лежит и улыбается мне этим ртом и щеками.
И глазами блестящими.
И я думаю: наконец-то я полюбила по-настоящему!
Как будто все остальное было искусственное...
Наверное, это называется взаимность.
Он - меня.
Я - его.
Мы - друг друга.
Было так, что я любила.
Иногда как-то искрило взаимностью.
Было так, что меня любили.
Я тоже порой поливала ответными искрами - благодарности, солидарности и разными другими светодиодами.
Но вот такого ровного света я не помню!
Я как будто распознаю его.
На опознании.
А он дается, ведется и позволяет.
И я тоже даюсь.
И даю.
Шикарное чувство!"
Лана писала о нем на даче, дома в телефоне, пряча экран от мужа, в дороге... Она любила писать, намечтовывать, составлять списки хотелок.
Переписывались часто.
Как будто были вместе и в разлуке.
-  Ты - моя единственная сумасшедшая любофффь... Странная , неповторимая,  нежная , терпеливая. Терпимая.
- Ой... сумасшедшая? Да у тебя, наверное, все были сумасшедшими. Ты ж творческая личность, музыкант...
- Мне нравится наш секс!
- И мне!.. А он может не нравиться? Мужчине-то...
- Понимаешь, он какой-то... зрелый, что ли. Без дурацких этих всех, ну... прелюдий и прочих сюсю-мусюк!
- Не люблю прелюдий. Не женская какая-то, да? Если хочу, то - эх, чтоб схватил - и сразу....
-  ...Чёт встал поезд. На предпоследней остановке. Не пускают. Только что машинист вышел на связь - ничего не могу сказать красный свет стоим, как только что то прояснится я вам сообщу
- Погладь поручень. Если хочешь ехать.
 - Поручень? Ща попробую. Погладил. Не по.... ого, тронулся!! Ты в ФСБ работаешь? Или всё же эзотерика ?!
- Ну... я не сумасшедшая. Я просто ведьмочка. Шизотерика. Квантовая! Зрелая такая.

Так, подшучивая, изучая границы и предпочтения друг друга, сближаясь и дистанцируясь, они жили в любви.
И гостиницах.
Пока не рвануло.

"Они держались за нити жизни,
Но те обрывались одна за одной..."
Сначала они поняли, что из номера не выйти: коридор был в огне.
Потом они запричитали друг другу о том, что не хотят обрывать сейчас, но сделать ничего нельзя, давай прыгнем!
Встав на подоконник, они обхватили друг друга крепко, подсеменили к открытому окну и спрыгнули.
А там - и нити.
И... песок??
Они приземлились не в снег.
Мягко.
На песок.
Посмотрели наверх - гостиницы не было.
Тот дядька, которого она называла Богом, а он - клоуном, решил исполнить-таки их мечты.
Как настоящий дед Мороз.
Так как они не решили, куда поедут сначала, а времени не было, - пожар распространялся быстрее, - он закинул их на Крит.
И она - Алана! - почувствовала наполненность им внутри себя.
Даже оглядываться не пришлось.
Он был ей, и она стала им.
Алана встала, отряхнулась, потянулась, улыбнулась удивленно - и направилась к морю. В карманах своего платья она обнаружила внушительную пачку евро, а, порывшись в рюкзачке, нашла пару банковских карт и паспорт на имя Аланы Мело.
Она поняла, что понимает греческий, услышав чью-то речь.
Махнула рукой как будто знакомому.
Она знала, кто она, где живет и что будет делать дальше.
Она знала, что внутри нее живет любовь.
Она не знала только ревнивца Славу, учинившего пожар в той гостинице.
Упс.