За линией фронта. Часть шестая -5

  Ранне утро 8 октября. Тундра ещё спала, укутанная толстым слоем снега. Над застывшими сопками курился сизо-молочный туман. Генерал армии Мерецков с наблюдательного пункта в бинокль разглядывал передовые позиции гитлеровцев. Там пока было тихо. Кирилл Афанасьевич взглянул на свои часы, сказал стоявшему рядом начальнику артиллерии генералу Дегтярёву:
- Через десять минут начинайте артподготовку! У вас хватит снарядов часа на два стрельбы?
- Можем кромсать фашистские позиции и целых пять часов, - улыбнулся Дегтярёв. - Снарядов у меня избыток, тут уж экономить не будем!
Ровно в восемь, как и намечалось, заговорили сотни орудий. Казалось, небо раскололось на части от грохочущих залпов, а тундра в миг ожила, отряхнув с себя сон, поднатужилась. В расположении противника в бинокль Мерецков уже ничего не мог увидеть, над окопами стоял густой дым. Вскоре повалил мокрый снег. Взглянув на тусклое небо, Мерецков чертыхнулся.
- Видимости совсем нет. Что будем делать, Иван Михайлович?
  Вопрос адресовался командующему 7-й воздушной армией генералу Соколову, которая прикрывала с воздуха войска фронта. До этого Соколов командовал ВВС Карельского фронта, и Кирилл Афанасьевич был им доволен. Случалось, что в критические минуты и сам Иван Михайлович поднимал свою машину в небо и шёл в атаку на "юнкерсов".
- Пока самолёты будут стоять на приколе, Кирилл Афанасьевич, ничего придумать не могу, - небрежно бросил генерал. - У самого в душе кипяток. Но, как только в небе появится хоть какой-то просвет, лётчики скажут своё слово.
- Хотелось бы, - обронил Мерецков.
  В эту минуту до наблюдательного пункта донеслось громовое "Ура!"
- В атаку ринулась наша пехота! - при этих словах глаза у генерала Крутикова заблестели.
  Мерецков не впервые руководил сражением и всё же волновался: не захлебнулась бы атака, когда бойцы подойдут к вражеским позициям. Пока огорчений комфронтом не испытывал. 131 корпус в первый же день достиг реки Титовки. Правда, у 90-го стрелкового корпуса случилась заминка: с ходу ему не удалось смять опорные пункты врага в главной полосе обороны - бойцы попали под шквальный огонь и залегли. Мерецков тут же вышел на связь с командиром корпуса.
- Товарищ командующий, я уже кое-что придумал, так что фрицев одолеем! - бодро отозвался комкор.
  Комфронтом не стал уточнять, что "придумал" генерал, а тот принял хотя и дерзкое, но верное решение - ночью атаковать врага. Ровно в ноль часов солдаты ринулись в атаку, и фашисты не выдержали. К утру весь передний край был очищен от них. Как только на КП получили донесение комкора об этом, Мерецков выехал на место сражения. Всюду были видны следы работы нашей артиллерии. Валялись подбитые миномёты и орудия, темнели развороченные огневые точки и укрытия. Среди множества трупов в грязно-зелёных шинелях с жёлтыми эдельвейсами на пилотках попадались и тела в комбинезонах. Рядом лежали перфораторы, в укрытии стоял компрессор. Немцы до самой последней минуты продолжали укреплять оборонительные сооружения.

  На третий день боёв Мерецков вышел на прямую связь с адмиралом Головко, который находился на полуострове Средний, на выносном пункте управления флота.
- Пора вам, Арсений Григорьевич, наступать с полуострова, мои орлы прорвали оборону фрицев, - весело проговорил в трубку Кирилл Афанасьевич. - Так что, давай команду своим морячкам. Сейчас я прикажу генералу Щербакову выдвинуть вперёд оперативную группу генерала Пигаревича, она завяжет бой восточнее реки Западная Лица, в том месте, где немцы глубоко вклинились в нашу территорию.
- Есть, товарищ комфронтом! - зычно ответил адмирал. - Отдаю приказ!
Поднялся сильный снегопад, но войска генерала Пигаревича, утопая по колено в снегу, решительно атаковали гитлеровцев. В туже ночь моряки Северного флота высадили десант во фьорде Маттивуоно, перевалили через хребет Маста-Тунтури и, отрезав части немецких войск, ринулись на Петсамо. Не сбавил темпов наступления и 126-й стрелковый корпус. Он достиг дороги Петсамо - Салмиярви и западнее Луостари перерезал её. Ещё удар, и бойцы перехватили вторую дорогу Петсамо - Тарнет. Теперь северная группировка немцев лишилась своих наземных коммуникаций. Комкор 126-го, выйдя на радиосвязь с комфронтом, коротко донёс:
- Всё, товарищ командующий, капкан сработал, фрицы в ловушке!
" А вот комкор Жуков что-то молчит", - подумал Мерецков. Он подошёл к карте и посмотрел. где сейчас находится 127-й стрелковый корпус. Начальник штаба Крутиков, перехватив его взгляд, доложил, что корпус генерала Жукова ночью ворвался на аэродром в Луостари, а затем совместно с 114-й дивизией очистил этот населённый пункт от врага.
"Всё, мышеловка сработала!" - усмехнулся про себя Мерецков. Петсамо был обложен со всех сторон. С востока подходили морская пехота флота и войска генерала Пигаревича, с юга спешил 131-й корпус, на западе действовала 72-я морская бригада, а с севера немцам угрожал десант Северного флота, днём ранее захвативший порт Линахамари.
- Кольцо вокруг Петсамо сжимается, товарищ командующий, - улыбнулся начальник штаба. - Ещё два-три дня, и над городом заполощется красный стяг!
- Скорее бы случилась эта развязка...

  Прошло два дня и в Петсамо вошли советские войска и военные моряки.
- Говорит Москва, Кирилл Афанасьевич, включайте радио! - дал знать генерал Штыков.
  Мерецков, затаив дыхание, слушал приказ Верховного Главнокомандующего в котором говорилось, что войска Карельского фронта и моряки Северного флота прорвали сильно укреплённую оборону немцев северо-западнее Мурманска и сегодня, 15 октября, при содействии кораблей и десантных частей Северного флота овладели городом Петсамо (Печенега) - важной военно-морской базой и мощным опорным пунктом обороны немцев на Крайнем Севере.
"Сегодня, 15 октября, в двадцать один час столица нашей Родины Москва салютует доблестным войскам Карельского фронта, кораблям и частям Северного флота, овладевшим Петсамо, двадцатью артиллерийскими залпами из двухсот двадцати четырёх орудий..."
- Ну что ж, неплохо получилось, - поднял брови Мерецков, на его лбу появились морщины. - Алексей Николаевич, распорядись, чтобы к обеденному столу всем подали по сто граммов "наркомовской". Теперь самую малость передохнуть войскам, пополнить свой боезапас и - на Киркенес!
  Усталость и комфронтом валила с ног, но несмотря на это Мерецков наметил, что после обеда поедет в подразделения. Полководец с душой комиссара, он старался чаще видеться с бойцами, чтобы знать, чем они живут, что их радует и отчего порой перед боем суровы их лица, а в глазах грусть...
  В этот раз Мерецков был особо придирчив к тем, кто почивал на лаврах и слабо готовил себя к решающей схватке с врагом. Сопровождавший его генерал Крутиков, даже осмелился заметить, что комфронтом чрезмерно строг к людям.
- В любом бою, Алексей Николаевич, успех решается кровью, и лучше, когда это кровь противника, - сказал Мерецков. - Хуже нет, когда люди после боя расслабляются и ведут себя так, словно им сам чёрт не брат. - Помолчав, жестко добавил: - Надо бы каждому помнить, что на войне тот герой, кто уничтожил врага, а сам жив остался. А для этого надо быть ко всему готовым.
- Факт сей бесспорен и я не стану возражать, а мог бы, - заявил Крутиков.
- Что ты имеешь в виду? - взгляд комфронтом был слегка задумчив. Он умел слушать других, хотя иной раз это был неприятный разговор.
- Ну, вот зачем вы подменяете собой командармов и комдивов? Есть их штабы, наконец, есть командиры полков и их штабы. А вы, командующий фронтом, а лезете вникать во все детали, разбрасываетесь, потому что надо сосредоточиваться на главном, ведь второстепенного, всё-равно вам не узнать в должной мере, на это есть полковые комиссары, наконец. Вы не согласны со мной?
  Мерецков усмехнулся, и это царапнуло по душе Крутикова.
- Скажу так, не переживай! - Мерецков маленькими глотками пил чай. - Знать солдатскую жизнь, вникать во все её детали - подспорье в работе любого командира. И если начальник не знает чем живут и дышат его подопечные, значит не сможет оценить их моральный и боевой дух. Грош цена такому командиру!
- И вы, конечно же, сошлётесь на маршала Жукова? - в глазах Крутикова блеснула хитринка.
- А вот и не угадал! - воскликнул Мерецков. - Назову тебе лишь двух военачальников - Василия Чапаева, начдива 25-й стрелковой, и Семёна Будённого, командарма Первой конной. И тот и другой не мыслили себя без опоры на бойцов в Гражданскую войну. И Чапаев, и Будённый жили со своими бойцами душа в душу, хотя оба были чертовски строги к тем, кто проявлял недисциплинированность. Чапаев говорил со мной на эту тему, ещё когда учился в девятнадцатом году в Военной академии Генштаба. Жаль, что он потом не пожелал учиться дальше и ушёл на фронт. А в армии Будённого я сам служил и не раз видел своего командарма в бою. Семён Михайлович в минуты затишья всегда находился среди бойцов и беседовал с ними обо всём на равных, хотя на его груди поблёскивали четыре креста и четыре медали - он был полным Георгиевским кавалером. Так-то, полководец генерал Крутиков! - шутливо заключил комфронтом.
- А, что вы скажете о Василии Блюхере? Вы ведь тоже служили на Дальнем Востоке под его началом? - в глазах Крутикова замелькали нехорошие огоньки.
"Однако, хитёр ты, Алексей Николаевич! - отметил в душе Мерецков. - Хоть я и уважаю Блюхера, как настоящего героя, но тебе об этом не скажу. Я уже побывал в камере на Лубянке, и что там пережил, не пожелаю даже своим недругам. Ещё раз попасть туда, я не хочу.."
- Зачем ты задаёшь мне острые вопросы? Может тебе рассказать, как на учениях в тридцатых годах я с маршалом Тухачевским пил из одного стакана? Ты же знаешь, Алексей Николаевич, что и Блюхера, и Тухачевского и ещё с десяток других перед войной расстреляли как врагов народа.
  Кажется Крутиков его не понял, потому что сразу спросил:
- За что же Блюхеру дали три ордена Красного Знамени?
- Дали, разумеется, не за красивые глаза, наградили его за мужество и отвагу. Человек он был смелый, решительный, ничего не боялся, даже в застенках Лубянки так и не признал себя виновным.
  Мерецков разволновался, достал папиросу и закурил, струёй выпуская дым. Подошёл к столу, где лежала карта, и сухо произнёс:
- Ладно, посудачили и хватит, пора браться за дело...
- И, всё-таки!.. Как вы можете работать с теми, кому не доверяете? - спросил Крутиков и сел напротив.
  Мерецков от неожиданности уронил папиросу:
- Что это значит, как тебя понять?
- Вот ведь сейчас, вы, рассуждая о жизни простых бойцов и командиров всех степеней, не затронули отношений со штабистами, которые с вами каждый день рука об руку работают. И мне, жались, выкручивались, а всей правды так и не сказали, про Блюхера, хотя бы. Боитесь, что донесу? - Крутиков постучал пальцами по столу. - Выстраивая работу с бойцами, вы не хотите выстраивать её с командующими. Стрельникова Ивана Игнатьевича, например, к вам назначили на Карельский фронт начальником контрразведки, а вы его кандидатуру отмели, только потому что он был в прямом подчинении ныне опального генерала Антонова. А между прочим, этот самый Антонов, кстати, ваш однокашник по Академии Генштаба, был один единственный, который не подписал на вас донос, тогда ещё в 1941 году, состряпанный Берией. Не Жуков за вас заступился, боящийся тоже, как и все, рискнуть карьерой, а ваш тёзка Кирилл Антонов, когда сказал в кабинете у Сталина, что он совершает грубую ошибку, относительно вас. И это Верховному-то!.. А сказать такое, не побоялся.
- Ты, получается, меня в трусости обвиняешь, или в карьеризме? - Мерецков сверкнул глазами.
- Нет, просто мне многое в вас ещё непонятно, простите!
- Да, я не хочу слышать больше про генерала Антонова, про этого самоуправца, и его людей не хочу у себя в штате держать. Они тоже, как и он - дурной пример заразителен!
- То есть вас, такая дружба не устраивает? Вы поступаете, прямо как Карл Маркс, который менял своих друзей на политические убеждения. Если в чём-то с ними расходился, отбрасывал их, как ненужный хлам, несмотря на годы, их соединяющие, - Крутиков был сегодня не по-правилам смел и это обстоятельство Мерецкова настораживало.
- Дружба, говоришь, не устраивает?! А боевой генерал, превратившийся в палача, тебя устраивает? - комфронтом с силой отбросил от себя карандаш, так, что упав на пол, он переломился пополам. - Ладно, хватит, а то мы с тобой не в меру разошлись. Поссоримся ещё, из-за какого-то Антонова, самоуправца!.. Через час у нас совещание комдивов. Все прибыли в штаб кому положено?
- Все, кроме командующего ВВС фронта. Он в лётном полку проводит разбор учений, - доложил, успокоившийся немного Крутиков.

  В штабе собрались те, кому придётся через несколько дней вновь вести свои войска в бой, и Мерецкову хотелось сказать им такие слова, чтобы они поняли: всё, что волнует их, волнует и его, командующего. Но сегодняшний разговор с Крутиковым, просто выбил из колеи. Стараясь забыть этот неприятный разговор, Кирилл Афанасьевич не в меру разволновался, все слова, заготовленные заранее, вылетели из головы. Сердце гулко забилось, он попытался сохранить спокойствие, но это у него не получилось. "Надо заговорить с комдивами, и волнение исчезнет само собой, так же как и появилось - неожиданно. А всё этот чёрт, Крутиков, виноват!" Мерецков приказал себе и всё так и случилось, через пару минут выступления волнение исчезло.

  В то время, пока на Севере готовились к решающей фазе операции по взятию Киркенеса, на Западных фронтах движение шло по нарастающей.
  К началу сентября 1944 года основные силы 3-го Украинского фронта вышли к румыно-болгарской границе на участке Джурджу, Мангалия. Войска 2-го Украинского фронта в первых числах сентября достигли румыно-югославской границы в районе Турну-Северин, изолировав тем самым, от Болгарии действовавшие в Восточных Карпатах и Трансильвании немецко-фашистские соединения. Создались благоприятные условия для разрыва болгарским правительством всех отношений с фашистской Германией. Однако сформированное 2 сентября из представителей буржуазии правительство Муравиева, заменившее монархо-фашистское правительство Багрянова не предприняло решительных действий против находившихся в стране гитлеровских сил, продолжая линию по подавлению освободительного движения, на сохранение во главе государства прогерманской монархической верхушки. Гитлеровское руководство намеревалось осуществить переворот в Болгарии, поставив в ней у власти правительство во главе с лидером болгарских фашистов А.Цанковым, перебросить в страну свои силы из Югославии.
  В сложившейся обстановке объективно необходимой стала радикальная военно-политическая акция, направленная на решительное пресечение всех связей болгарских реакционных сил с нацистами, на то, чтобы освободив от них Болгарию, лишить фашистскую Германию весьма важного оперативно-стратегического плацдарма и сырьевого источника на Балканах, создать предпосылки для полного разгрома всех её сил в этом регионе. Такой акцией стало объявление 5 сентября 1944 года Советским правительством войны Болгарии. (Это во многих исторических материалах не отражено, потому историки подчас имеют необъективную картину о войне на Балканах). Объявляя эту войну Советский Союз исходил из общих целей быстрейшего разгрома нацизма и освобождения порабощённых им народов, из того, что интересы болгарского народа при этом не только не пострадают, но будут в полной мере защищены, что решительный поворот болгарской армии против гитлеровцев приумножит силы антигитлеровской коалиции и приблизит час Победы.
  Операция по освобождения Болгарии разрабатывалась Военным советом 3-го Украинского фронта под руководством представителя Ставки Маршала Советского Союза Г.К.Жукова. При этом всесторонне учитывалась общая обстановка на Балканах, острый накал в этом регионе антифашистской освободительной борьбы и тот факт, что положение гитлеровских войск здесь становилось всё более плачевным: группа армий "Южная Украина" практически развалилась, а войска, действовавшие в Югославии, оказались изолированными от карпатско-трансильванской группировки. В воздухе и на Чёрном море господствовали советская авиация и флот. Учитывалась при разработке плана операции и специфика сложившейся военно-политической ситуации в Болгарии: с одной стороны - явно негативное отношение правительства Муравиева к вступлению в страну советских войск, наличие в его распоряжении достаточно сильной армии, включавшей двадцать две дивизии и семь бригад общей численностью более 510 тысяч человек, а также продолжающееся присутствие в ряде пунктов немецких частей, с другой - решительное антифашистское настроение народа, мощное партизанское освободительное движение, возглавляемое коммунистами, возрастание активности и боевой мощи Народно-освободительной повстанческой армии (НОПА), которая к началу сентября включала одну дивизию, девять отдельных бригад, тридцать семь отрядов, несколько батальонов и сотни боевых групп. В стране насчитывалось более тридцати тысяч вооружённых партизанских бойцов. В городах и сёлах имелось более 200 тысяч ятаков - помощников и укрывателей повстанцев.
  На совещании Военных советов 3-го Украинского фронта и Черноморского флота Маршал Жуков передал заверение Димитрова о том, что болгарский народ с нетерпением ждёт прихода Красной Армии и будет встречать её хлебом-солью по славянскому обычаю.
  Эти заверения строились на реальностях сложившейся в стране ситуации, в настроениях народных и солдатских масс. Многовековая история содружества народов Болгарии и России, их совместная борьба с иноземными поработителями, теснейшее революционное содружество вселяли уверенность в том, что возникновение военных действий при вступлении советских войск почти полностью исключается. Однако, всё это не могло служить основанием для благодушия, пренебрежения возможными попытками реакции оказать вооружённое сопротивление.
  Тщательно взвесив всю сумму фактов, в том числе и прогноз развития внутренних событий в Болгарии, советское командование посчитало возможным ограничиться вводом войск лишь в её приморскую часть, полагая, что центральная и западная части страны, включая район Софии, могут быть освобождены повстанческими войсками и революционными рабочими отрядами.

  ОПЕРАЦИЯ "ВАРНА".
  Чёрное море ещё недавно такое ласковое и спокойное, свирепо вздымалось зелёными в белых гребнях, волнами. На горизонте над вспученной, рваной водой залива, сахарной россыпью белели домики южного городка Варна.
Сергей Андреевич, с трудом удерживаясь на палубе, глядел в бинокль. Миноносец, круто заваливаясь набок, стремительно двигался к берегу. А Данилову казалось, что они едва тащатся. Скорее, скорее!
  Советская Армия освобождала Болгарию. Передовой отряд Черноморского флота получил приказ подойти к Варне. А перед оперативной группой Особого отдела фронта, которую на данный момент возглавлял Данилов, стояла задача захватить документы вражеской контрразведки.
- Сколько узлов? - обратился он к командиру миноносца.
- Идём на пределе, товарищ полковник. Больше выжать не в силах. Да вон и вход в бухту.
  Миноносец разворачивался, и перед глазами Данилова открывались всё новые и новые улицы. Так вот как выглядит эта земля! Белые домики, густая зелень садов. Он вспомнил разрушенный Севастополь, тёмную, опалённую огнём Одессу. Города-крепости, города-герои! Сколько дней и ночей он и его товарищи обороняли эти твердыни! Сколько хороших, верных друзей осталось навсегда в чёрной военной земле!
  Он первым выскочил на пирс и бросился к центру города. Здание вражеской контрразведки должно быть где-то там. За ним бежали бойцы.
  Поворот, ещё один. Разбитая, перевёрнутая машина, брошенный кем-то мундир. Везде следы поспешного отступления.
  С улицы метнулся человек в клеёнчатом фартуке, по-видимому дворник.
- Стой! Где здесь комендатура?
- Там, там.
  Человек ткнул пальцем в серое трёхэтажное здание и нырнул в калитку. Подбежали бойцы и кинулись к калитке. Узкие, как бойницы, окна, распахнутые настежь двери. "Опоздали", - мелькнуло у Данилова.
- За мной! - скомандовал он бойцам и бросился по ступеням наверх.
  Картину застали там такую: опрокинутые столы, оборванные телефонные провода и пепел от сожжённых бумаг. "Далеко уйти не могли", - решил Данилов и подозвал своего помощника.
- Капитан Лунин, немедленно перекрыть центральные улицы. Всех подозрительных - ко мне. Да, найдите человека в клеёнчатом фартуке. Немедленно!
  Когда Сергей Андреевич вышел на улицу, рядом на тротуаре собралась толпа горожан. Болгары улыбаясь, протягивали букеты цветов.
- Русски, брат! - сказал высокий, тощий стрик и поставил перед бойцами корзину винограда.
  Данилову было не до цветов и плодов: провалилась операция. Что теперь делать? Материалы варненской контрразведки представляли немалую ценность. Там во фронтовом управлении Особого отдела на них возлагают большие надежды. И вот всё к чёрту. Опоздали!
  Подбежал Лунин и чёткой скороговоркой доложил. Никого подозрительного не обнаружено, человек в фартуке задержан.
- Приведите задержанного!
  С человеком в фартуке разговаривали через переводчика. Оказалось, он просто испугался.
- Он никогда не воевал, господин офицер. Он всё скажет, господин офицер. Начальник контрразведки успел бежать. А вот Райнов - его помощник - кажется, прячется дома. Он покажет его дом, - чеканил слова переводчик.
Минут через десять возле особняка с высокой чугунной оградой остановился "виллис". Из него высыпали бойцы.
- Дом обыскать! - приказал Данилов. - Брать только живым, - и тут он, почему-то вспомнил Кампинского.
  Тот сейчас так ярко возник в памяти, что Данилов даже головой замотал, дабы отогнать это видение.
  В кабинете Райнова пахло гарью. На полу и столе разбросанное бельё, костюмы, на подоконнике пустой чемодан.
  Данилов попросил оставить его одного. Судя по всему, Райнов очень спешил. Не позабыл ли он в спешке, что-нибудь важное? Осмотрел горку, платяной шкаф, сдвинул в сторону книги на полке. Неожиданно его внимание привлёк ковёр на стене. Один край ковра был слегка отогнут. Данилов потянул его на себя. Из-за ковра выступила чёрная дверца сейфа. Дотронулся до плоской, вдавленной ручки - дверца скрипнула и открылась. Ну и ну! Не успел запереть. Сейф набит документами, фотоплёнкой. Одного взгляда достаточно, чтобы понять ценность бумаг и плёнки.
- Видно, ты парень, не профессионал! Кампински готов был за подобный сейф костьми лечь... - но тут его слова оборвал звук шагов где-то наверху.
  Кто-то вскрикнул и лестница загудела под солдатскими сапогами. Данилов поспешно опустил ковёр.
  В кабинет ввели широкоплечего, среднего роста мужчину. Лицо его было бледно, зубы оскалены. В чёрных, гладно зачёсанных волосах - нити паутины.
- Схвачен на чердаке, товарищ полковник!
- А, Райнов! Садитесь. Чувствуйте себя, как дома.
  Задержанный даже не повернул к нему головы.
- Не очень-то вы любезный хозяин, господин Райнов. Что?
  Переводчик нагнулся к Данилову.
- Он говорит, что не знает никакого Райнова. Он Станев, пусть, мол, посмотрят документы.
- Приведите человека в фартуке! - распорядился Данилов.
  Ввели. Райнов взглянул на него отсутствующим взглядом и отвернулся к окну.
- Вы знакомы, Райнов? - спросил Данилов.
  Задержанный отрицательно покачал головой.
  Резко жестикулируя, человек в фартуке выбежал на середину кабинета. Переводчик едва поспевал за его захлёбывающейся речью.
- Господин Райнов, да неужели вы не признаёте старого дворника Ивана? Ай-ай, столько лет знакомы, и вдруг на тебе! А разве это не вы, господин Райнов, хватали среди ночи людей и увозили их в тюрьму?
  Райнов не сдавался, тогда Данилов встал с кресла и подошёл к задержанному.
- Скажите, это ваш дом?
- Разумеется, - процедил задержанный на чистом русском языке.
- А это? - Данилов рванул со стены ковёр. - Это тоже, разумеется, ваше?
  Райнов опустил голову.
- Дайте воды! - попросил он. - И пусть все уйдут. Я буду рассказывать.
  Много рассказал Райнов Данилову, но ещё больше поведали чекистам извлечённые из сейфа документы. Об одном из них стоит рассказать поподробнее, тем более, что он даёт представление о методах работы западных разведок.
  Это произошло до войны. Советское консульство, находящееся в Варне, давно было предметом устремлений контрразведки, возглавляемой Райновым. Чтобы расправиться с ним, не хватало только предлога. И вот из Софии ему поступило сообщение - в советском консульстве хранится оружие. Это была самая настоящая липа. Однако варненской контрразведке, которая хорошо знала, что никакого оружия в консульстве нет, и которую интересовала главным образом переписка советских дипломатов, это послужило сигналом для провокации. В назначенный час толпа переодетых сыщиков ворвалась на территорию консульства и учинила погром. Руководил операцией Райнов.
  Документы об этом сейчас были на руках у Данилова и он понял, что по прошествии многих лет советским чекистам наконец-то удалось вскрыть механику той грубой провокации...

  К октябрю месяцу 1944 года военно-политическая обстановка на Балканах решительным образом изменилась в пользу Советского Союза. Бывшие союзники фашистской Германии Румыния и Болгария, повернув против неё оружие, вкладывали всё большие усилия для разгрома нацистов. С выходом Красной Армии к границам Югославии и Венгрии создалась реальная угроза коммуникациям Вермахта из Албании и Греции. Гитлеровское командование под давлением обстоятельств начало отвод своих войск на север.
  В сентябре активизировалась Народно-освободительная армия Югославии. Югославские патриоты наносили по оккупантам весьма результативные удары. Им удалось освободить от них и удерживать ряд районов страны, в которых устанавливалась власть народно-освободительных комитетов.
  Вермахт имел на территории Греции, Албании и Югославии две группы армий: "Е" и "Ф". В восточных районах Югославии дислоцировалась армейская группа "Сербия", входящая в состав групп армий "Ф". Всего к концу сентября 1944 года в Югославии находились 14 полных и 8 неполных дивизий Вермахта, в которых насчитывалось 270 тысяч человек. Наличными силами фашисты намеревались сколько можно удерживать в своих руках контролируемые ими стратегические пункты. Кроме перечисленных в районах Бачка и Баранья находилось пять венгерских дивизий, а также помимо этих сил в распоряжении нацистов были местные коллаборационистские формирования: чётники Михайловича, усташи и домобранцы Павелича, сербская государственная стража Недича и белая гвардия Рупника, насчитывавшие 270 тысяч человек. Сокрушить эти значительные силы, обладавшие к тому же преимуществами в техническом оснащении, особенно в артиллерии, танках и авиации, и окончательно освободить страну от оккупантов можно было только при помощи советских войск, видевших в этом свою интернациональную обязанность, братский долг по отношению к славянским народам Югославии. Патриоты страны нуждались в неотложной военной помощи. С просьбой о такой помощи председатель Национального комитета освобождения Югославии и Верховный главнокомандующий НОАЮ Маршал Броз Тито обратился в Ставку ВГК ещё в начале мая. В начале сентября он снова обратился в Государственный Комитет Обороны СССР с просьбой ввести советские войска в Югославию с целью разгрома немецко-фашистских оккупантов. В этом же месяце во время переговоров в Москве Броза Тито со Сталиным было подписано соглашение о вступлении крупных соединений Красной Армии на территорию Восточной Сербии, чтобы совместно с войсками НОАЮ освободить восточные районы страны и Белград.
  Начало Белградской операции планировалось на 13-14 октября 1944 года. однако события вынудили начать её раньше. Стремясь помешать сосредоточению советских войск для наступления, гитлеровцы 25 сентября нанесли сильный удар в излучине Дуная, создав серьёзную угрозу нашим частям, находившимся на Задунайском плацдарме. Чтобы не потерять его, а вместе с ним и выгодную позицию для развития наступления на белградском направлении, командующий 3-м Украинским фронтом Маршал Толбухин решил, не дожидаясь сосредоточения всех сил 57-й армии, 28 сентября нанести контрудар и во взаимодействии с 75-м стрелковым корпусом уничтожить противника. Наступлением 57-й армии 28 сентября фактически началась Белградская операция.
  Утром 3 октября советские войска совместно с ударным батальоном Банатской оперативной зоны и партизанскими отрядами вступили в город Ковин, расположенный на берегу Дуная. Утром 6 октября после короткой артподготовки ударная группировка 2-го Украинского фронта и 1-й румынской армии перешла в наступление на Дебрецен. В то же время наступление войск 3-го Украинского фронта на столицу Югославии развивалось довольно успешно. В это время нарастала необходимость наращивания усилий на левом фланге 2-го Украинского фронта в направлении южных районов Венгрии. Наступавшая здесь 46-я армия могла это сделать лишь за счёт перегруппировки 10-го стрелкового корпуса. И такое распоряжение поступило от командующего фронтом. Соответственно командарм отдал приказ корпусу к 16 октября 1944 года сосредоточиться в 25 километрах юго-западнее города Сегед.
  Фронтовая разведка и контрразведка, полковники Данилов и Болдинов, старались налаживать тесные связи с местными партизанами. Начальники подразделений, захватившие плацдармы на Дунае понимали, что подступиться к этой реке трудно, ведь широченный Дунай с разгона не проскочишь. А обещанные комкором средства всё ещё на подходе.
- Выход один, Сергей Андреевич, - говорил начальник разведки полковник Болдинов, - воспользоваться предлагаемой югославскими партизанами помощью в сборе местной переправочной утвари. Тем более, что войскам не привыкать форсировать реки на подручных средствах...
- Ну, что? Идём договариваться, тогда? - Данилов был настроен по боевому и перспектива взять с войсками ещё одну европейскую столицу его вполне устраивала.
  Партизаны проявили большую расторопность в розыске лодок, сооружении плотов и ведении разведки. Комдив приказал, не теряя времени, начать форсирование Дуная на собранных средствах из района западнее населённого пункта Старчево. В ночь с 8 на 9 октября отсюда через реку устремился 309 стрелковый полк, а 14 октября войска 57-й армии и 4-го мехкорпуса совместно с частями Югославской народной армией начали штурм Белграда. В ночь на 15 октября в район Ритопек переправился 312-й стрелковый полк и начал наступать на столицу Югославии. 16 октября из района Панчево осуществил переправу 306 стрелковый полк, разгромив в районе Мареево 287 -й караульный полк противника, он устремился к юго-восточной окраине югославской столицы. 20 октября 1944 года войска 3-го Украинского фронта совместно с частями НОАЮ завершили освобождение Белграда.

  А на Севере в это время шло наступление на Киркенес. Оно началось ожесточённым боем 131-го стрелкового корпуса за город Тарнет. Это было утром 22 октября. И хотя путь на Киркенес был сильно заминирован, а подвесной мост через фьорд взорван, что замедлило продвижение наших войск вперёд, они не остановились. Где гранатами, где автоматами и штыками воины метр за метром прокладывали себе дорогу к Киркенесу. На третьи сутки, 25 октября, утром наши передовые части вошли в город. Ещё рвались на его улицах снаряды, немцы вели бешеный огонь по нашим танкам, казалось, горевшие здания вот-вот рухнут, а генерал Мерецков уже въехал на "виллисе" в разрушенный город. Когда смолкли выстрелы и установилась тишина, отмечал Кирилл Афанасьевич, на глазах которого всё это происходило, стали появляться жители, они радостно встречали советских воинов. Трогательно было видеть, как обычно сдержанные северяне со слезами на глазах обнимали своих освободителей. Девушки окружили вниманием и заботой наших раненых бойцов, юноши помогали им добираться до госпиталей.
  Ночь Мерецков провёл спокойно, а наутро, когда наконец проснулся, узнал, что ему присвоено звание Маршала Советского Союза, и первым его поздравил Сталин.
- Чем занимаетесь, Кирилл Афанасьевич? - раздался на другом конце провода его далёкий голос. - Хочу поздравить вас сердечно и горячо с высоким званием маршала! Видимо, нам следовало дать вам это высокое звание раньше, в январе сорок третьего, когда вместе с ленинградцами вы успешно провели операцию "Искра" по прорыву блокады Ленинграда. Но, как говорят в народе, лучше поздно, чем никогда. Желаю вам новых успехов!
- Спасибо, Иосиф Виссарионович, я тронут вашим вниманием! - Мерецков ощущал глухие толчки сердца. - Фронт наращивает удары по врагу, на днях мы завершим операцию.
- Это будет для меня подарком! - отозвался Верховный.
  Мерецков растрогался. Едва закурил, как снова заголосил телефон. Он снял трубку и услышал чей-то голос:
- Кирилл, дорогой мой человек, ты стал маршалом, чему я рад до слёз...
Этот голос Кирилл Афанасьевич слышал не раз, но чей он, вспомнить не мог, а неизвестный басовито продолжал:
- Знаешь, я в твою честь даже выпил стакан "наркомовской" и едва не пошёл в пляс. Ты понял, как я тебя люблю, Кирилл?
У Мерецкова вырвалось:
- Кто говорит? Я плохо вас слышу?
Слышал он хорошо, но ему было не по себе, что не знал, кто держит трубку на другом конце провода.
- Кирилл! Я тот, кого ты назвал "ледовым моржом", когда вернулся из Испании и мы пили у меня дома шампанское... Да, славы у тебя на десятерых...
- Папанин! - воскликнул Мерецков, прервав его на полуслове. - Спасибо тебе, Ванюша, за добрую память! А вот славы у тебя, дружище, побольше, чем у меня. И, пожалуйста, не прибедняйся. Ты дважды герой Советского Союза, адмирал, доктор географических наук, да ещё уполномоченный ГКО по перевозке грузов на Севере! У меня аж дыхание перехватило, когда перечислял все твои должности и звания. Опять же, Ванюша, ордена у меня есть, но такого ордена, как у тебя, к сожалению, не имею - ордена Нахимова! Ты вдоль и поперёк исходил Северный полюс, жил там, а я прошёл лишь от Мурманска до Киркенеса, правда, под огнём... Ну а тебе ещё спасибо за то, что помог в перевозке грузов для фронта.
  Были Мерецкову ещё звонки, но дороже других было поздравление от Жукова.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.