Из жизни Морозов и их друзей

  Некоторые астрофизики утверждают, что наш Мир – это осуществленная математика. Всё, что имеется во Вселенной может быть выражено числом, любой процесс возможно описать с помощью формул. Высшая математика, как Верховный и Единственный судья, определяет право объекта на жизнь, то есть на возможность возникнуть, меняться самому, изменять окружающее, проявляя себя, и, наконец, исчезнуть, став чем-то другим, новым, отличным от изначального.
Исключений нет, надо только хорошенько поискать и  необходимая формула где-нибудь да найдётся. И это еще спасибо физику  Гейзенбергу, который сжалился и сформулировал Принцип Неопределенности. Какая-никакая, а всё же лазейка для событий, которым больше соответствуют слова художника Репина: «Не ждали!», а не число. Временно, разумеется. Ведь если учёные не могут нигде найти соответствующую формулу, они придумывают её сами.
И вот что какие-то астрофизики то ли вычислили, то ли придумали: когда-то, очень давно, не было ничего, кроме снега. Ни звезд, ни планет, вообще ничего, только снег. Темно, тихо, холодно… И СНЕГ!!!  В Космосе. Красиво.

Снег – идет, идет, а снежинки все не кончаются, ведь космосе может поместиться сколько угодно снежинок. Вот снег и шел – раз уж есть, где разгуляться. Это вполне устраивало космические снежинки. Надо полагать, они просто радовались возможности идти –  медленно и торжественно, как в Новый год. Спешить-то некуда. Ведь нет ничего, даже времени, а значит, и Нового года тоже нет. Но самым беспокойным снежинкам бесконечная прогулка, наконец,  надоела.
Этим снежинкам захотелось, чтобы случилось что-то ДРУГОЕ.  Ну, хоть что-то! Ну!!! Эти непоседы закружились быстрее, стали догонять и подталкивать неторопливых подруг своим гравитационным полем.  И вот уже непонятно, кто кого ловит, кто от кого убегает, но в обозримом пространстве бегут все. Толкаются, пихаются и всем очень весело, как озорникам на перемене. Уж такое веселье началось! Куча не мала, а велика.  Снежинки-непоседы слиплись  в снежные комья – огромные, просто большие и совсем мелкие. Этих снежных комков было тоже очень много, причем все – разной формы.
Например, один из комков походил на Снежную королеву, а потому сразу захотел показать всему остальному снегопаду, кто тут Главный, твердо зная, что самая Главная именно она и есть. И поэтому, можно  начинать делать все, что хочешь. Вообще всё.

Для начала Главная сгребла не гравитацией, а просто руками, то есть, механически (незабываемое ощущение, восторг!!!), все снежинки, до которых смогла дотянуться. И начала лепить из них круглый и очень твердый  комок. А потом изо всей силы швырнула его вдаль, еще больше нарушив торжественное шествие  космического снегопада. Те снежинки, что оказались внутри комка, начали изо всех сил выбираться наружу: «Это безобразие!  Ничего не видно! Пустите немедленно! Ой! Да вы же меня совсем расплющили!  Ну всё!!! Не могу больше!!! Мало никому не покажется, счас как дам!!!».
Тут круглый и очень твердый комок, набравший порядочную      скорость, налетел на другой комок, тоже похожий на человека (по научному – антропоморфный),  и…
  Бабах!!!!!!!!!!
Не ждали. Салют. Великолепное, потрясающее, удивительное зрелище. 
Ведь снег-то был не простой, а космический, водородный. Вот  снежный комок и взорвался. Получился очень большой взрыв.
Почти счастливая Главная даже подпрыгнула, ликуя. Но тут же поняла, что ей не нравится это ПОЧТИ, а значит, от него нужно срочно избавиться и стать просто счастливой. А счастье потому и счастье, что  его положено с кем-то разделить, оставив себе только часть. Этот, парадоксальный с логической точки зрения, способ – единственная возможность прочувствовать счастливое событие целиком. Именно поэтому жадные существа часто сетуют, что  счастье не бывает полным. А фишка-то  в чем? Счастьем нужно делиться. Как пирогом и конфетами, если не хочешь погибнуть от обжорства. 
–  Смотрите, смотрите, что тут,  а то не успеете!!! Будете потом всю жизнь как дураки локти кусать, что пропустили такое интересное!  Да смотрите же!!! – в отчаянии завопила Главная, обращаясь неизвестно к кому. И вдруг:
– Да смотрим мы, смотрим. Зачем так орать?
– Ура!!! – еще громче заорала счастливая Главная. –   Друзья мои, как же вы вовремя!!! Мне вас так не хватало!!!

      Что было до того, как я обрел свой облик? Ничего.
И вдруг – УДАР!!!  ВСПЫШКА!!! Такая оплеуха выбила бы из меня сознание, будь оно у меня в тот момент. Но вышло наоборот: я осознал себя.   
Обжигающий холод, леденящий огонь и я возникли одновременно. В один ослепительный, а потому неотличимый от кромешной тьмы, миг. В одно  оглушительное, а потому неотличимое от мертвой тишины, мгновение.
И все же я помню: вне времени, вне бытия, вне всяческого склада, я ощутил как маленькая теплая рука прикрыла мое лицо, не разрешая вновь кануть в бездну небытия. Я ухватил эту руку, крепко, но бережно, чувствуя свою немалую силу, не позволив яростному ветру унести моего  спасителя. А уже потом открыл глаза,  стал живым,   сбылся. Мы сбылись.
Мы стояли, все еще держась за руки и не дыша ( дышать-то, собственно, было нечем), смотрели  на веселое пламя, рвущее в клочья кромешную тьму. Его безудержное веселье превращалось в ветер, порывы которого  рвали полы наших одежд и обжигали глаза. Все пришло в неистовое движение, только мы стояли среди огненной снежной бури и зачарованно смотрели на дивное действо.
 – Ну ни фига! –  поделился я своими мыслями и посмотрел на своего брата по счастливому рождению
– Ну ни фига себе! – тупо повторил я. Мой брат оказался сестрой. 
    
     Вы любите свой будильник? Я тоже. И вот представьте себе, что ваш любимый будильник ни с того ни с сего решил разбудить вас ядерным взрывом. Да, представить это событие  и свои чувства  по отношению к нему почти невозможно. А я пережила такое пробуждение. Меня швырнул в жизнь ужасающий огненный вихрь. И «что-то» – неизменное, не осознающее,  ожило, стало «кем-то». Превратилось в меня. Жгучая боль того, кто был рядом – первое мое чувство. Я протянула руку и заслонила его от боли, отшвырнула ее подальше от нас. И тут снова:
БАБАХ!!
Животворящий и разрушительный ветер  поволок меня прочь, но теплая сильная  рука ухватила мое запястье и я сумела крепко встать на ноги. А потом мы стояли  посреди огненной снежной бури и, судорожно вцепившись друг в друга, обалдело пялились на это безобразие.
– Ну ни фига себе! – сказал мне мой брат. Я кивнула. Лучше не скажешь. Ни фига себе.

 Статная фигура  в мерцающих одеждах, стремительно приблизилась к нам. Потоки звездных ветров огибали ее вычерчивая причудливые световые узоры в кромешной тьме. Сияющие руки незнакомки обняли нас,  сразу и меня, и моего брата, да так, что не вздохнуть. Хотя дыхание не являлось для нас жизненно необходимым, да и дышать, собственно, было нечем, но всё же. Какое-то время мы с братом барахтались, пытаясь освободиться. Наконец, нас осторожно поставили на ноги. Дивная красавица поправила на голове сбившуюся набок сверкающую корону  и уставилась на нас фиолетовыми глазами, просто лучась счастьем:
– Правда же, отлично получилось? Хотите, научу?
Мы кивнули, но не слишком уверенно: моя рука противно саднила, а мой брат невольно прикрыл ладонью обожженную щеку.
– Смотрите внимательно! Это делается так!
Красавица с фиолетовыми глазами сгребла снежинки и, смастерив  снежок, зашвырнула его в темноту. Через какое-то время неведомая даль отозвалась   вспышкой  ликующего пламени.
– Видали? А ну-ка!!! Не робейте, я рядом! – азартно подначивала  Самая Главная. – Пли-и-и!!!
И она запустила еще один снежок. Вдали снова полыхнуло. Она добилась таки своего. Мы тоже захотели, улыбнулись и вылепили  по снежку.
Что тут началось!  Все трое, как с ума сошли. Лепили комки, швыряли куда попало, хохоча и восторженно выкрикивая что-то бессвязное. Разноцветные «БАБАХ!!!», порывы света и ветер заполнили все пространство, для тьмы не осталось места. На что это походило? Ни на что.
Ученики третьего класса под первым зимним снегопадом после урока математики?
Пожар во время королевского фейерверка? Того самого, под музыку Генделя?
Встреча европейского Нового года в городе Москва?
Или китайского в городе Харбин?
Все перечисленные события надо сложить вместе и умножить на сто тысяч миллионов, да и то немного не дотянет, так прекрасно и ужасно было это  космическое буйство. Неизвестно, сколько длилось это первозданное веселье, но снега больше не осталось: снежинки, чудом не попавшие в снежки, растаяли. Поэтому забава закончилась, и все трое, довольные, раскрасневшиеся, упали спинами в упругое переплетение энергетических полей, наполнивших празднично сияющий Космос. И только тут друзья по-настоящему заметили, как все изменилось.
Они заворожено смотрели на удивительные, лучащиеся теплом и светом, летящие и неподвижные одновременно, громадные шары… Это что?! Из снежков?!!! Это всё мы?!!!… Чуть-чуть поиграли, а весь Космос пришел в движение, мерцал, переливался, усмехался и таинственно пульсировал… Жил.

– Они называются ЗВЁЗДЫ… –  мечтательно прошептала Самая Главная, перевернувшись на живот и подперев голову руками.
– Откуда ты знаешь? – хором спросили ее товарищи по счастью. Не то чтобы они были не согласны, но в интонации явно присутствовали ревнивые ноты. Ведь чудесные штуковины создавали вместе, неплохо бы и название вместе выбрать.
– Ну, я вообще почти всё знаю, а об остальном догадываюсь. Ведь я – Вселенная, – хладнокровно заявила Главная. Она не любила мелочиться.
Брат и сестра уселись рядом с Главной в упругое переплетение энергетических полей и встревожено переглянулись. Помолчали, уставившись на «Вселенную» круглыми глазами, и виноватым хором произнесли:
– Прости, я не нарочно…
– Прощаю! – благосклонно кивнула Вселенная. – Но хотелось бы знать, что именно? Я правда не сержусь, просто мне любопытно. Ну? Что?
Брат с сестрой снова быстро переглянулись.
– Тебя нашим снежком по голове не бабахнуло? – осторожно  спросила сестра. А брат, в ответ на недоуменный взгляд Вселенной, пояснил:
– Когда-то, когда мы ещё тебя не нашли, мне тоже прямо по башке снежок прилетел. И мне почудилось, будто я весь теперь – снаружи, ну как будто весь Мир – это я. Хорошо, что сестра рядом была, помогла собраться в кучку и вернуться к себе, – он ткнул большим пальцем в измятую ожогом правую щеку, давая понять, что знает, о чем речь.  Сестра энергично закивала головой, предъявив в доказательство правдивости брата обожжённую ладошку. Вселенная виновато покосилась на своих травмированных друзей, но лежа смотреть на них было неудобно, и она снова стала смотреть перед собой – на звёзды. А в качестве извинения произнесла:
– Я же сверхновая Вселенная. Конечно, я предполагала, что вы где-то есть, но не могла утверждать это с уверенностью. Многие мои знания чисто теоретические!
– То есть враньё? – уточнил парень. И тут же  виновато пожал плечами, заработав подзатыльник и сердитый взгляд сестры.
– Ну да! – охотно согласилась Вселенная. – Чтобы гипотеза, или, как ты выразился, «враньё» стало общепризнанной истиной, к теории обязательно нужно добавить практику – посмотреть, потрогать, понюхать, лизнуть…
– Запустить снежком, увидеть, что из этого получится… – продолжил логический ряд парень.
–  А после этого подумать, стоило ли, – подхватила сестра.
– Да, да, да! Очень даже стоило! Особенно запускать снежки. Всем перечисленным я буду заниматься и впредь, – Вселенная вскочила на ноги, широко раскинула руки, словно собираясь обнять весь мир. – И тогда мои теоретические знания станут настоящими. Потому что Я – и есть ОНА. Ну, в смысле, Вселенная.
Сестра посмотрела на Вселенную с восхищением, а ее братец сочувственно вздохнул и многозначительно постучал себя кулаком по лбу, постаравшись, чтобы это вышло незаметно. И поинтересовался:
– Ну, ладно. Это – звезды. Нормальное название, красивое. Ты, предположим, Вселенная. А мы кто? Ты это знаешь, или практики  маловато было?
– Практика  была – что надо! Никогда еще так не веселилась! И мне теперь совершенно ясно, что вы – снежные люди, мои друзья. Но как же вас зовут? Я не спросила. Согласитесь, не до того было. – Вселенная доброжелательно смотрела на своих безымянных друзей. Снежные люди задумались.
– Знаешь, что-то ничего на ум не приходит, – пожаловался снежный парень, – Лезет в голову всякая ерунда: Снеговик или еще почище – Шнееман.
– У меня еще хуже. Даже вслух говорить не буду! – призналась его сестра.
Вселенная понимающе кивнула:
– Имя – это очень серьёзно. Время у нас уже есть, и лучше какую-то его часть прожить без имени, чем с выбранным наспех, неподходящим, не соответствующим внутреннему содержанию.
Брат с сестрой примолкли. И без того тяжелая задача выбора имени после такого комментария превратилась в непосильный груз.
– Но что, кроме снега, может быть внутри у снежных людей? Неужели мы – Снеговик и Снежная баба? Не может такого быть! – возмущенно тряхнула роскошной косой снежная женщина.
– Враньё, не подтвержденное практикой! – решительно возразил снежный человек. – В нас определенно есть что-то ещё!
– Золотые сердца, как минимум! – подхватила  Вселенная. – С остальным содержанием разберемся по ходу дела. Практиковаться начинаем немедленно. Проникнем в неведомые дали, всё попробуем, узнаем и поймем, всему удивимся и порадуемся!!! Если никто не возражает, конечно, – поспешно добавила она.
Никто не возражал. Более того, друзья радостно вскочили. Вот оно, начало бесконечного путешествия, наполненного удивительными приключениями и открытиями! В какую же сторону идти? Это вам не плоскость с ее ограничениями: налево-направо, вперед-назад. Ну,  еще наискосок –  для самых хитроумных. В космосе же возможно двигаться куда угодно. Безграничная свобода перемещения для тех, кто умеет ею пользоваться, разумеется.
 Компания стояла на месте, растерянно озираясь.
– Слушайте,  а зачем обязательно идти в какую-то одну сторону? – воскликнула сестра, дергая брата за длинный рукав его роскошной шубы. –  Мы возникли из снежных комков. Значит, можем вспыхнуть звёздами, как они! Стать потоком радостного света и проникнуть в неведомые дали, сразу во все стороны!!!
– Да! Бежать, мчаться, лететь, превратиться в свет!!! И всё сбудется!
– Быть сразу везде!!! Всё узнать, всему удивиться!!! Ура!!!
Снежные люди устремились вперед. Вернее, попытались это сделать, но были схвачены за расшитые жемчугами воротники сильными руками Вселенной. Она крепко обняла своих друзей за плечи и нахмурилась:
– Масса, друзья мои, масса! Все дело в массе! Без обид. Вашей массы недостаточно для того, чтобы набрать необходимую скорость и вырваться за пределы пространства, ограниченного гравитацией тех звезд, которые мы же с вами и создали. Два облака атомов водорода, в которые вы превратитесь, исчезнут в недрах одной из великого множества звезд. Или рассеются.
– Врешь!!! – дружно возмутились снежные люди.
– Проверки этой гипотезы на практике я не допущу, предупреждаю сразу.
– Даже  снежные комки, безликие и бесчувственные, сумели превратиться в звезды!!! А мы что, хуже? – снежные люди снова  яростно, но безуспешно попытались освободиться.
– Даже не надейтесь сбежать! – нахмурившись рявкнула Вселенная на друзей. – И не надо трагедий!  Да, я лишила вас возможности вспыхнуть мгновенной огненной искрой, перед тем как исчезнуть навек, оставив меня в неизбывной печали. Мечты идиотов, честное слово! 
– Еще и орёт, и обзывается! – парень дернул плечами, освобождаясь.
– Друзья так себя не ведут! – его сестра тоже выдернула воротник из цепких пальцев Вселенной. Вселенная поправила корону, опять сбившуюся набок, и уже не сердито, а печально сообщила своим обиженным снежным людям:
– Мы изменили Космос, пригласив его в нашу игру, а он, согласившись играть с нами, придумал новые правила. Наша очередь соглашаться. Это по-честному.
– А если мне не нравятся эти правила? – нахмурился снежный человек, и взгляд его стал холодным, что кстати, совсем не шло ему. – Если мне эти правила не по душе?
– А нас с тобой никто спрашивать не собирается. Или играйте по новым правилам, или выходите из игры. Вот так обстоят дела!
От снежной сестрички тоже повеяло холодом, даже ее длинные ресницы покрылись изморозью. Вселенная не на шутку встревожилась:
– Но слушайте, ребята! Ведь так даже лучше, дорогие мои! Интереснее! Пойдем пешком! Тише едешь – дальше будешь.
– От того места, куда едешь! – всё еще сердито проворчал парень, – а если учесть, что мы не поедем, а пойдем пешком… –  тут он махнул рукой и свистнул.
– Зато, если идёшь пешком, то намного больше увидишь! – азартно возразила Вселенная. Но снежный человек пропустил эту оптимистичную реплику мимо ушей. Он еще больше насупился и сложил руки на груди, всем своим видом выражая недовольство.
– И откуда ты знаешь, что и как Космос поменял и во что он хочет играть? Сам-то Космос помалкивает! – поддержала его сестра.
Вселенная не стала напоминать, кто тут озвучивает мысли Космоса, а просто пошла вперед решительным размеренным шагом. Снежные люди переглянулись и поспешили вслед за нею. Ведь друзьям не нужно ссориться, это неправильно.
Действительно, куда торопиться? Времени-то навалом! Ходи себе, изучай окружающее пространство. То бегом, вприпрыжку, то медленно, еле-еле… Они шагали всё дальше мимо спиральных галактических завихрений и мерцающих разными цветами туманностей, навстречу потокам звездного ветра, порожденного безымянными до поры до времени, звездами. Путь их не был прямым: нужно было двигаться так, чтобы гравитационные поля уравновешивали друг друга. Это было совсем не трудно, а очень даже приятно. Словно сильные руки поддерживали путешественников со всех сторон, помогая движению. Быть живыми частицами мироздания, величественного и прекрасного, полного волшебных тайн, манящих загадок, неведомых приключений и опасностей! Чем плохо? Завидная судьба.

    Не зная устали, медленно, но верно продвигались вперед снежные.   
– Это период первоначального сбора информации! Так всегда бывает, –  жизнерадостно, поясняла  снежным людям Вселенная. – Сначала мы ее  соберем, потом систематизируем и обобщим. Все поймем, сформулируем законы, переделаем их по-своему! – многослойные одежды ее мерцали, корона сверкала, фиолетовые глаза сияли.
– Переделали уже один раз! – ответил ей снежный парень и потер щеку. Не то чтобы он был недоволен этими переделками или кого-то упрекал, просто хотел напомнить, что в основополагающих вопросах необходимо советоваться с друзьями, а не предъявлять им готовый план действий на ближайшую тысячу световых лет.
– А что? По-моему, неплохо получилось! – по-хозяйски огляделась Вселенная.
– Так может, оставим так, как есть? – ее снежная подружка умудрилась поддержать одновременно и брата, и Вселенную.
– Ладно, там видно будет, – покладисто отвечала Главная.
Надо заметить, что беседовали они не останавливаясь, на ходу. Совершенно напрасно снежный человек упрекал Вселенную, будто бы они с такими темпами окажутся от места назначения дальше, чем были в начале пути. Если цель – не конкретная точка пространства, а само путешествие, то такая неприятность путникам точно не грозит.
И все же, друзья невольно оглядывались по сторонам, вглядывались вдаль, стараясь выбрать среди тысячи космических чудес одно, которое бы позвало-поманило их: «Эй, я здесь! Где вас так долго носило? Поймите меня, изучите!»  Но, нет – тишина. 
Но иногда то, что ты ищешь, натыкается на тебя само, появляясь оттуда, откуда не ждали. И отнюдь не умоляет описать себя с помощью формул высшей математики, а напротив, предъявляет необоснованные претензии. Жизнь наглядно продемонстрировала это  снежным людям.

Все знают, что варежки предназначены для защиты рук от холода и устроены так, чтобы можно было в случае необходимости быстро освободить кисть руки, а потом так же быстро спрятать ее обратно. Кроме этого, в варежку можно что-нибудь положить. Например, монетки для оплаты проезда в общественном транспорте, ключ или карамельку в фантике (без фантика –  прилипнет!). Несомненно, этот предмет должен быть совсем небольшим. Но снежные люди даже руки в варежки не прятали и до сих пор не потеряли свои рукавицы только потому, что те свисали из прорезей длинных рукавов на серебряных шнурах. Поэтому Снежный человек был очень удивлен, когда Вселенная вдруг заявила, хлопнув его по плечу:
– А дай-ка мне свои варежки, дружок! Скорей!
Снежный пожал плечами, молча вытянул рукавицы из шубы, впервые заметив, что они у него белые, с узором из синих ромбов.
– Там птичка, птичка! – обрадовалась его снежная сестра. – Или мышка.
Вселенная покачала головой:
– Птица уже давно бы вылетела. А мышь прогрызла бы дыру и сбежала. Скорее уж там садовая соня. Или сурок. Эти животные крепко и подолгу спят. Но вот, видимо, проснулись. Интересно, сколько их  там?
Главная с торжествующим видом держала варежки Снежного человека перед собой. И верно, в левой варежке кто-то отчаянно барахтался. Вселенная решила извлечь наружу неведомую зверюшку и  храбро начала трясти левую варежку. Но тут Снежный человек ловко перехватил свою нарядную рукавицу, бережно прижал к груди и даже заслонил плечом от неутомимой исследовательницы:
– Нет! Я сам.
Снежный не стал толкать в варежку руку, не стал трясти рукавицу, чтобы маленькое существо не выкатилось стремительно наружу и не испугалось, а осторожно наклонил и подставил ладонь, чтобы бережно подхватить кроху. Но это оказалось совершенно излишним. Сначала пахнуло молодой тополиной листвой. Разумеется, снежные люди не могли распознать этот запах – дерзкий, свежий, дразнящий, но он пришелся им по душе. Затем из рукавицы ногами вперед выбрался худенький, но  совсем не маленький человек в теплой золотой куртке, синих джинсах и красном шарфе, завязанном так, чтобы длинные концы его свисали на спину. Сердито дыша, он отряхнул колени. Хотя откуда бы внутри рукавицы взяться пыли? Варежки-то новые. Приведя себя в порядок, человек выпрямился, оказавшись ростом чуть пониже Вселенной и ее подруги, повернулся к снежным людям лицом.
Опять девчонка! На этот раз, действительно, девчонка. Подросток лет двенадцати. Снежные люди, несмотря на младенческий возраст, выглядели как взрослые люди.  Девчонка капризно нахмурилась:
– Кто там вообще шляется по вашему тоннелю? Чуть с ног не сбили!
 Снежные люди ничего не поняли. И хором спросили:
– Ты кто?!
– А то вы не знаете, что я Изольда!  Из «Созвездия»! Звезда! Первой величины, – девчонка задрала нос.
–  Нет, она не изо льда! – покачала головой несказанно довольная  происшествием Вселенная. – Белковое существо. Стать звездой вообще никаких шансов!
– Никаких?!! Да я только один раз была «бета» и целых три раза «альфа»! Лидирую! Могу дать автограф, так уж и быть.
Вселенная, не обращая внимания на хвастливые речи девчонки, выхватила варежки у снежного человека и с алчным интересом разглядывала их со всех сторон:
– Очень интересно… Что тут у нас… Откуда она взялась в твоей рукавице?  Неужели и правда межпространственный тоннель?  –Вселенная смотрела на Мороза требовательно. Парень в недоумении развел руками. Мужчин не интересует, как устроены варежки, они их просто используют по назначению. Мороз повернулся к девочке  и ласково спросил:
– Ты откуда?
– От верблюда!
Снежные люди, незнакомые с творчеством детского писателя Чуковского, не поняли шутки и недоуменно переглянулись.
– А кто твой папа, детка? – Снежный попробовал зайти с другой стороны.
–  Дед Мороз! –  недовольно буркнула сердитая девчонка. И огляделась по сторонам.
– Так. Зря я грибной суп в столовке взяла. Или я сплю? Да какая, собственно, разница. Главное! Что! Можно делать всё, что хочешь!!!
Тут Вселенная отвлеклась от исследования рукавиц Мороза и нахмурилась: она считала, что привилегия делать всё, что хочешь, принадлежит только ей. А нахальная девчонка радостно запрыгала и торжествующе захохотала:
– И мне ничего за это не сделается! Вот и проверим, смогу ли я стать звездой!!!
Пигалица рванула напролом, к ближайшему огненному шару.
– Сгорит! – в ужасе выдохнула Вселенная и бросилась следом. Снежные люди тоже кинулись за шустрой девчонкой. Звездные ветры трепали их прорезные рукава и длинные полы роскошных бархатных шуб, замедляя движение.
Между тем, беглянка, видимо, поняла, что дружеское сближение со Светилом возможно только в мультфильмах, а этот «сон» можно смело назвать кошмаром. Она остановилась, то есть перестала переставлять ноги, чтобы продвигаться вперед. Но движение по крутой спирали навстречу звезде, тем не менее не прекратилось, более того, скорость все увеличивалась. Безымянная звезда неумолимо притягивала её к себе. Однако Снежный, невзирая на неудобную одежду нагонял беглянку: всё же он был намного выше и сильнее своих снежных подруг. Вскоре он подхватил девочку на руки и попытался бежать  прочь, но и его усилия были тщетны – звезда стремительно приближалась, это было уже падение. Свет в снежном человеке разгорался, рвался наружу, навстречу яростному потоку звездного излучения. Он уже с трудом сохранял привычную форму своего тела, чтобы заслонять девочку от звездного пекла. Поздно. Изнутри его тоже опалило пламя. Но одновременно снаружи ожег смертельный и спасительный космический холод. На какое-то время он исчез,  словно превратился в абсолютный ноль. И при этом продолжал прижимать к себе Изольду.

  Действительность возвращалась постепенно. Он услышал знакомый голос, который произносил какую-то чушь:
– Хорошие нитки, крепкие! В таком пекле побывали и хоть бы хны! Очень нам с ними повезло. Да, в таких варежках можно было бы миллион лет по Космосу бродить, сносу бы не было… Тем более, что мы всё равно их не надеваем. Жаль, изучить не успела!
– А я их заново свяжу, лучше прежних будут! – отвечал голос его снежной сестрицы.
Снежный человек открыл глаза. Голова его лежала на коленях сестры, а Изольда, закутанная в ее пуховую шаль-паутинку, сидела рядом, сжавшись в комок.
– Что это было? – спросил снежный человек. Вселенная охотно объяснила:
– Ты и Изольда падали в звезду. Хорошо, что я такая меткая. Швырнула в тебя варежкой и заарканила, одновременно умудрившись заморозить –  ведь ты уже начал взрываться! Ужас!!! А потом мы с Морозой  вытянули тебя и Изольду. Слава богу, что ты вцепился в ребенка просто с нечеловеческой силой, еле отобрали. А вот варежки распустились. Полностью! – Вселенная показала клубок ниток. Мороза затолкала клубок в карман своей шубы.
– С кем ты меня вытащила? – поинтересовался парень, оглядываясь в поисках своего незнакомого спасителя. 
– С твоей сестрой, Морозой! Её и себя я тоже заморозила. Заранее, на всякий взрывоопасный случай. Поэтому свет, сила, огонь навсегда останутся в наших сердцах не вырываясь наружу, их будет надежно сдерживать вечная и прочная оболочка – абсолютный холод, космический мороз в минус двести семьдесят три градуса по Цельсию, чтобы наш облик оставался неизменным даже вблизи звезд и других источников тепла. Не могу нас потерять!!! Мы такие славные. Так что, будете снежные люди-морозы. Мороза и Мороз.
– А ты и левую щеку обжег, – грустно сказала Мороза брату, осторожно трогая ладонью его лицо. – Больно?
Мороз покачал головой. Он, и правда, почти не ощущал боли. Видимо, космическая заморозка имела и такой эффект.
– Увы! Перекосило твою физиономию во все стороны! – сокрушенно покачала головой Вселенная. – И ведь не исправишь уже, заморозила я нас очень качественно.
– Да ладно вам! Я ведь мужчина, отращу бороду, будет совсем незаметно,  – беспечно махнул рукой Мороз. Но Мороза и Вселенная, тем не менее, грустно помолчали, чтобы выразить Морозу сочувствие. Но Мороз не собирался распускать нюни:
– Значит, сейчас можно сушить валенки у печки, не боясь, что ноги растают! Спасибо, Вселенная!
Его сестра наконец-то улыбнулась, а Мороз произнёс, привыкая к новым именам:
– Мороз!  Мороз! Мороза! Звучит неплохо!
Мороз сел, держась за голову.  Вселенная бесцеремонно втиснулась между морозами и обняла их за плечи:
– Да не то слово!!! Прекрасные имена! – тут Вселенная перешла на громкий шепот. – Но космическая заморозка, спасительная для нас, снежных, коснулась и нашей деточки. Самым краешком, чуть-чуть, но это меня тревожит. Боюсь, что белковым существам холод так же опасен, как и огонь. Ей сейчас, как воздух, нужны тепло, защита и забота. А последние два из перечисленных факторов могут дать ребенку только родители. Понимаете, о чем я?
– Нет! – дружно ответили морозы.
 Зато ее отлично поняла Изольда:
– Еще чего! У меня есть свои собственные родители!
– Твой отец, между прочим, очень рисковал. Еще мгновение – и его даже я не смогла бы собрать из элементарных частиц! –   укоризненно покачала головой Вселенная.          
Девчонка фыркнула и сердито отвернулась.
– Чудесная у нас деточка, но за нею нужен глаз да глаз! – вздохнула Вселенная. И высказалась более определенно, чтобы и простодушные люди-морозы ее тоже поняли:
– Но беспокоиться не о чем: девочка сама сказала, что ее отец – ты. А  Мороза станет её мамочкой.
Морозы переглянулись и дружно, хотя и в разноголосицу, возмутились такой вольной интерпретацией:
– Она, между прочим, сказала «дед»!
– А почему бы тебе самой не стать её мамочкой?
– Хотя бы потому, что она вылезла из варежки Мороза, а не из моей! – парировала Вселенная, демонстративно потрясая своими узорными рукавицами.
Изольда снова возмущенно фыркнула:
– Повторяю: мне вполне достаточно одной пары родителей! Более чем!
Вселенная хотела сочувственно погладить её по голове, но упрямая девчонка увернулась
– Пара родителей! Откуда бы им взяться, еще нет никого. Эти фантомы сродни представлениям первой курицы о золотом яйце, из которого она якобы вылупилась! – Вселенная строго посмотрела на Изольду. – Мои друзья – прекрасные родители! Тем более, что всё равно других нет. Родителей не выбирают, детка!
Тут  Вселенная еще раз попыталась погладить Изольду по голове.
– Но ведь родители старше детей, а мы… А она уже почти взрослая… –   снова возразила Мороза.
– Господи, какая разница! Вот зануды! И нечего намекать мне, что я  появилась практически одновременно с вами. Всё равно я главнее и знаю, как надо. Никаких семейных законов нет, только физические, да и те еще не открытые. Пользуйтесь случаем, не упускайте уникальный шанс без хлопот стать мамочкой и папочкой! Ребенок попал в хорошие руки – вот что важно! – Вселенная с укором посмотрела на своих друзей.
Мороз нахмурился и веско произнес:
– Во всяком случае, мы не можем оставить ребенка посреди космического пространства.
– А у меня спросить не надо? – язвительно заметила Изольда. – Я вам не чемодан.
– Это нам крупно повезло, – кивнула Вселенная, – тащить не придется. Пойдешь своими ногами.
– Хочу проснуться! Сколько можно! – ответила ей Изольда.
– Чтобы это желание сбылось, нужно соблюсти последовательность действий. Засни! И тогда ты сможешь проснуться. Элементарно! – Вселенная дала дельный совет капризной девчонке, но та не унималась:
– Хочу домой!
– Так мы и пойдем искать твой дом! – улыбнулась девочке Мороза.
– ВАШ дом! – поправила Вселенная. – Несовершеннолетние дети и родители должны жить вместе.
– НАШ дом, – сердито сверкнула глазами Мороза, – или ты решила без нас странствовать и познавать мир?
 А Мороз просто подмигнул и протянул Изольде руку.
   
Снежные люди каждой снежинкой своих снежных тел чувствовали перемены, произошедшие с ними. Их переполнял жаркий радостный свет, словно Солнце, с которым они, разумеется, еще не были знакомы, изнутри освещало Морозов своими лучами. Путешествие снежных людей неожиданно обрело новую цель и новый смысл. А фактический материал вполне можно собирать и систематизировать между делом. Умудрялись же некоторые научные гении  иметь семью и детей. Академик Капица, к примеру.
   
Маленькая компания пустилась в путь и приблизилась к желанной цели на четырнадцать шагов. А потом Мороз еле успел подхватить плавно осевшую Изольду на руки. Она прижалась к его широкой груди. Там, внутри, клокотал огонь, языки его пламени, не имея возможности вырваться на свободу, метались, свиваясь тугими спиралями, и только мощные, размеренные удары его сердца  усмиряли этот внутренний хаос.
–  Я тоже хочу быть вулканом, –  прошептала Изольда.
–  Хочешь, значит будешь! –  уверенным кивком обнадежил ее Мороз.
Вселенная коснулась пальцами лба Изольды:
– Обжечься можно!!! Что я говорила!!! Белковым существам Космос противопоказан. Какой там дом, хоть какое-нибудь подходящее место для ее обитания. Срочно! Я этим займусь, а вы останетесь с девочкой.
–  Почему ты? Я сильнее и  быстрее, ведь я мужчина, – не согласился с нею Мороз. – Я отправлюсь на поиски, а с девочкой останетесь вы с Морозой.
Вселенная не стала говорить Морозу, что она умнее и, в отличие от него, кажется знает, что именно нужно искать.
– Вы с Морозой – ее родители. И должны оставаться с ребенком, чтобы заботиться и оберегать, – сказала она. – А я уж так, седьмая вода на киселе, чаю попить зашла. Поэтому искать место её обитания пойду я. Ведь откуда-то она взялась. Но варежки, из которой она на наше счастье выпала, уже нет. След не нащупать. Включу интуицию.
Мороз недовольно нахмурился.
– Пойдем все вместе! – предложила Мороза озабочено. – Ведь подходящее для Изольды место обитания может оказаться очень далеко. И тебе придется разыскивать  уже нас. А девочку Мороз понесёт на руках. Он очень сильный!
Мороз кивнул, соглашаясь:
– Да она легкая, как перышко!
Но Вселенная покачала головой:
– Дорога может оказаться не только длинной, но и опасной. Мы не можем рисковать жизнью беспомощного белкового существа. Её жизнь и без того висит на волоске.
Заметив недовольство Морозов, Вселенная непререкаемым голосом Начальника Всего произнесла:
– Не обсуждается. Ждите меня здесь. Я скоро.
Её статная фигура в мерцающих одеждах стала стремительно удаляться. Мороза бросилась за нею:
– Клубок! Клубок!
К счастью, догадливая Вселенная, услышав крики, в одно мгновение оказалась рядом с Морозой и крепко обняла её:
– Точно! Как я сразу не сообразила! Спасибо!!!
Вселенная аккуратно привязала конец нити на свое запястье, а клубок положила в карман Морозы и скоро исчезла вдали. Но пестрая нить тянулась за нею во тьму. Синяя и белая, как старинные елочные бусы из стекляруса, она светящимся пестрым пунктиром соединила две точки космического пространства. Мороза некоторое время смотрела вслед подруге, а потом вернулась к брату, который продолжал стоять на месте, прижимая к себе несчастную больную девочку.
– Хорошо придумала, – одобрительно кивнул Мороз сестре. – Уж сейчас-то она точно не потеряется. К тому же, в случае чего, мы всегда сможем ее вытянуть. Нитка надежная, проверенная.
– Только я всё равно волнуюсь, – вздохнула Мороза.
– Знаешь, – согласился брат, – не надо нам оставаться здесь, на месте. Пойдем следом. Осторожно, чтобы сберечь Изольду, но быстро.
 Морозы вновь пустились в путь – через угольно-черную космическую пустоту, мимо спиральных галактических завихрений и мерцающих разными цветами туманностей. Мороз шагал широко, бережно прижимая к себе девочку. Мороза не отставала от брата, но внимательно следила, чтобы пестрая нить не запуталась.
Вот только настроение у снежных людей поменялось: они уже поняли, что приключения бывают не только веселыми, но и опасными. Морозы были согласны рисковать, чтобы всё увидеть, всё понять, всему удивиться, но рисковать только собой, а не беззащитным белковым существом, которое каким-то непостижимым образом стало их первым космическим приключением, или разделило с ними космическое приключение, или же влипло в их космическое приключение. Как ни формулируй, но результат один – Вселенная и Морозы расстались, девочка больна. А ведь следующее приключение может начаться в любой момент, без всякого предупреждения. И снежные люди были настороже.

– Как себя чувствуете, дама? – сильная лапа, покрытая жесткой шерстью, осторожно приподняла голову Вселенной. Несмотря на свой небогатый жизненный опыт, она почему-то сразу поняла, что это именно лапа, а не рука. Вселенная открыла глаза. Голубая фарфоровая чашка, наполненная водой – первое, что она увидела. Кто-то поднес чашку к самым губам Вселенной, бережно и аккуратно напоил её. Сразу стало легче.
– Еще?
– Спасибо! – Вселенная помотала головой и села и огляделась. Более опытный человек в этот момент был бы встревожен и даже напуган увиденным, но Вселенная просто смотрела в золотые глаза с вертикальными зрачками огромного кромешно-чёрного зверя.
Он был прекрасен! Под искрящей статическим электричеством великолепной шкурой выпукло проступали мускулы, крупные острые уши стояли торчком, изогнутый клюв казался слишком массивным для его небольшой изящной головы, сложенные крылья покрывали спину как мантия. Хвостом, длинным и гибким, зверь держал ту самую голубую фарфоровую чашку.
– А тут уютненько! – Вселенная одобрительно обвела взглядом золотое сияние, посреди которого они находились. Поняв, что пить Вселенная больше не хочет, зверь взмахнул своей дополнительной конечностью, голубая чашка исчезла, появился платок, отороченный по краю широким кружевом. Зверь заботливо промокнул губы Вселенной, после чего платок превратился в алую розу, которую он любезно ей протянул.
– Что это? – не поняла Вселенная. –  Для чего?
– Это роза, цветковое растение, – пояснил Грифон. – Цветы дарят в знак восхищения. Или когда хотят утешить.
– А почему вы дарите её мне?
– Вы отлично держались, это достойно восхищения. Но, к сожалению, немного не дотянули, в самый последний момент утратив власть над ситуацией. В результате ваше личное время, оставшись без учёта и контроля, сжалось под воздействием гравитации чудовищной силы. Последствия печальны – вы выглядите весьма пожилой дамой, – зверь разговаривал слегка задерживаясь на «Р», с едва заметным клекотом и присвистом,  впрочем, приятными для слуха.
– Я что, сейчас умру? – нахмурилась Вселенная.
– Ни в коем случае! – черные крылья с протестующим шорохом распахнулись и снова улеглись на спину. – Все ваши не прожитые миллионы лет остались при вас, просто сжались, так сказать, архивировались. Когда вы покинете мой квазар, именно состояние внешности послужит для вас отличным индикатором:  увидев в зеркале молодое, цветущее личико, вы безошибочно узнаете, что ваше личное время благополучно вернулось к текущему беспорядку! –  алая роза превратилась в круглое зеркало в резной деревянной оправе, которое грифон поднес к лицу Вселенной. Вселенная схватилась за голову:
– А где моя корона?!
Зеркало стало сверкающим венцом из нежно-сиреневых и фиолетовых самоцветов, который Грифон надел на седую голову Вселенной. Та замотала головой:
– Моя не такая!
– Ваша тю-тю! Канула в черную дыру с околосветовой скоростью, уже не догнать. Да и какой смысл? Плазма и излучения различные по частоте – вот во что превращается тут любой предмет, хотя бы и драгоценная корона. Не огорчайтесь, милая дама, эта не хуже! И к цвету ваших прекрасных глаз очень даже подходит.
– А где нить, которая была привязана к моей руке?
На запястье не было нити. Катастрофа! Как теперь она отыщет друзей? Вселенная тут же забыла о неприятности с короной.
– Белая и синяя, похожая на старинные бусы? – переспросил грифон. – Её пришлось отвязать, чтобы путники, следуя за нитью, не угодили бы в мой квазар. Ведь с ними путешествует по просторам космоса беззащитное белковое существо. Плазма и излучения различные по частоте… Впрочем, об этом я уже говорил. Вашим снежным друзьям, как и вам, в этом смысле ничего не угрожало…
Вселенная потемнела лицом, но грифон поспешил успокоить её:
– Я отслеживаю передвижения ваших друзей и направляю их в безусловно подходящее для них место. Мороз, Мороза и Изольда. Верно? Вселенная кивнула. У неё словно камень с души упал. Чёрный зверь, довольный, улыбнулся и спросил:
– А как, кстати, ваше имя, уважаемая?
– Вселенная! – Вселенная гордо задрала породистый нос. Грифон разразился клекочущим хохотом и долго не мог успокоиться. Даже перекатился на спину, раскинув крылья, и замахал в воздухе лапами, как сытый расшалившийся кот.
– Нет, нет! – наконец выговорил он. – Это слишком! Перебор! Не обижайтесь! – и добавил уже серьезно. – Я бы посоветовал имя Елена. Елена Премудрая – тут чувствуется скромное величие царственной особы, несомненно вам присущее. Это имя вам очень пойдет.
– Ну а вас как зовут? – хмуро поинтересовалась Елена, которая терпеть не могла признавать свои ошибки, но уже и сама поняла, что Вселенная – это слишком пафосно даже для такого крутого гения, как она.
– Переплут! – представился  грифон с вежливым поклоном.
– Ха-ха-ха! – мстительно произнесла Елена.
– Согласен! – ответил грифон веселым клекотом. – Может, перейдем на «ты»? Существам с нашими именами церемонии не к лицу.
– Вообще-то, мне прохлаждаться некогда! – сообщила Елена сурово. –  Мы, то есть я и мои друзья Морозы, как вы сами справедливо заметили, в ответе за беспомощное белковое существо. Мне необходимо самой проверить пригоден ли для обитания девочки Мир, куда вы направляете моих друзей! –  Елена вскочила на ноги, готовая тут же возобновить свои, прямо скажем, затянувшиеся странствия. Но охнула и схватилась за левое колено.
– Да! Колено тоже пострадало! И надо радоваться, что только колено, –  Переплут снова протянул Елене алую розу и продолжил церемонно обращаться к ней на «вы», видимо, выражая сочувствие. Елена приняла розу, пристроила ее за ухо на манер престарелой Кармен, а Переплут помог ей осторожно опуститься в возникший невесть откуда шезлонг. Тут его чёрные уши напряглись, а глаза словно разглядели недоступную для  других картину. Впрочем, это продолжалось не больше минуты. Грифон снова широко улыбнулся:
– У меня есть для вас очень хорошая новость. Ваши друзья Морозы и их подопечная по имени Изольда находятся в полной безопасности в доме моих сыновей. Надежные ребята, красавцы, умницы, все в меня! Горжусь.
– Морозы и девочка у ваших сыновей? –  недоверчиво прищурилась Елена. –  Каким образом? И откуда вы знаете?
– Я всегда на связи с детьми, –  с достоинством сообщил Переплут. –  Они уже рассчитали координаты родной планеты Изольды. В ближайшие часы жду визита моего младшего –  Яшеньки. От него вы сможете узнать подробности, интересные вам. Сыновья просят перепроверить рассчитанный ими курс, но я заранее уверен в его абсолютной точности.
– Ваш сын проводит меня к Морозам?! – обрадовалась Елена. Но Переплут покачал головой:
– Во время путешествия неизбежны значительные перегрузки, которые я, как существо испытавшее на своей шкуре немало релятивистских ускорений, вам не рекомендую. Пока не рекомендую. Ребята выполнят свою работу и доставят вас к вашим друзьям в щадящем режиме. Мы совместим пространства с помощью Мирового древа. Не о чем беспокоиться: внутри него имеется комфортабельный лифт. Никакого давления на душу и тело. Сплошное свободное парение.
Елена, объективно оценив свое состояние, решительно переложила ответственность за ситуацию на могучие крылатые плечи, с интересом отследила возникшие в связи с  этим новые для себя ощущения и определила их как положительные. Ведь образовавшуюся паузу можно использовать для получения новой информации, а это даже не большой плюс, а огромный знак умножения.
– На «ты», как договорились! – Елена с улыбкой взглянула в золотые глаза грифона, дав понять этой репликой, что принимает его дружбу, сочувствие и помощь. Переплут кивнул, довольно щелкнув клювом.
–  Твои сыновья тоже живут в черной дыре?
– Нет! Сейчас покажу! – когтистой лапой грифон извлек из окружающих лучей массивное серебряное блюдо, а хвостом, оттуда же, большое зеленое яблоко, одновременно поясняя. – Плазма! Выглядит по-разному в зависимости от диапазона частот, в котором ее наблюдают. Очень удобно. В оптическом диапазоне смотрится так! – он ударил лапой по блюду, которое ответило победным гулом. – Или так! – тут Переплут откусил от яблока  изрядный кусок, а остаток полезного плода  пустил кататься по кромке блюда, которое уже, слегка вибрируя, висело в пространстве на такой высоте, чтобы Елене было удобно наблюдать за голографической картинкой, возникшей над серебряной плоскостью. Пахнуло хвоей и морозной свежестью, зашумели колючие еловые лапы, мягко засветились во тьме круглые янтарные окна…
– Мировое древо! – пояснил Переплут, жуя яблоко. – Мироздание. Проще говоря, дом для всех живых существ. Любых, белковых в том числе. Планируем вживить со всей осторожностью в родную планету Изольды. На пару тысяч лет – мальчикам любопытно. А впрочем, как пойдет, к чему загадывать… – Переплут, демонстрируя гостеприимство, протянул Елене целое яблоко, красное и сочное, которое она тут же, не сомневаясь ни секунды, с хрустом откусила.
– А почему ты сказал, что мое личное время вернется к текущему беспорядку? Я думала, что время, напротив, упорядочивает,  структурирует события и, соответственно, пространство.
  Переплут покачал головой:
– Порядок – всего лишь частный случай хаоса. Своеобразная точка отсчета, начало чего-то нового. Беспорядок, пожалуй, единственное состояние материи, которое способно самостоятельно возникать и совершенствоваться. Беспорядок побуждает к действию, то есть пробуждает жизнь.
 Елена некоторое время молча жевала яблоко осмысливая новую для себя концепцию.
– Нет! Тут я с тобой не согласна. Физические законы должны быть незыблемы! Нарушать нельзя!
– Да кто же нас, умных, спрашивать будет?! На каждый закон найдется какое-нибудь дополнение, в каждом законе обнаружится какая-нибудь неопределенность. И, будь уверена, существо, которое этим воспользуется, уже притаилось где-то поблизости и, предвкушая, потирает лапы. По себе знаю. Непреодолимый соблазн.
– За порядок и гармонию я буду бороться! Я готова призвать к определенности и четкому соблюдению закона любого! Невзирая на дополнения! – отчеканила Елена, вскинув подбородок.
– Гармония! Недостижимый идеал! – тряхнул угольными перьями Переплут и протянул Елене еще одну розу – белую.
– Это ты восхищаешься или утешаешь? – потребовала ясности Елена.
– Я утешаю, –  вздохнул тот.
– Очень надо! – фыркнула Елена, но розу взяла. Белая роза вероломно превратилась в желтую грушу. Но Премудрая, распознав в ней съедобный плод с дерева семейства розоцветных, решительно отправила грушу в рот. И не пожалела об этом. Груша благоухала, истекала соком, как только что сорванная. Переплут, довольный, усмехнулся и произнес:
– Каждое свободное существо само выбирает какие шишки и с какого дерева ему огрести. Некоторым даже с яблони шишка прилетает. Но ты, конечно, порядок наводи и призывай к нему невзирая! Ведь и сам я неустанно занимаюсь именно этим. Навожу, невзирая на шишки. Это занятие на всю бесконечную жизнь. Так как, повторюсь, каждый новый орднунг – это всего лишь кавардак в начальной стадии. До жути интересно! Повезло нам с тобой!
  Елена так и не поняла, согласен ли с нею Переплут. Как это вообще: наводить порядок, чтобы  возник беспорядок?  Дразнится! Точно, дразнится! Но Елена решила не обижаться на дружеские подначки, снова откусила грушу и  сменила тему:
– Слушай! В твоем квазаре, что бы ни значило это слово, чудовищная гравитация! Каким образом ты сохраняешь постоянство внешнего облика?
– Я – темная штучка! Всякое давление извне вызывает у меня внутренний протест, приводит к ответному сопротивлению в сотой степени. Так что, быть раздавленным я не боюсь. Я опасаюсь взорваться. А что распирает тебя?
– Любопытство пополам с упрямством! – честно ответила Елена, сверкнув фиолетовым взором и самоцветной короной.
– О! Гремучая смесь! С моими пацанами быстро споешься! – расхохотался  довольный Переплут, вальяжно развалился у своего серебряного блюда и начал перебирать файлы, чтобы порадовать любопытную гостью каким-нибудь головоломным научным чудом.

   Снежные люди были настороже. Поэтому, Мороза сразу поняла: что- то в Космосе изменилось.
– Тише! – Мороза замерла и прижала палец к губам, глядя на Мороза неспокойными серыми глазами – в каждом будто нарисована синяя снежинка. Мороз замер, напряженно прислушиваясь. Сначала – ничего, но вскоре и он не услышал, а скорее почувствовал тихие, почти неотличимые от тишины звуки: словно какие-то существа с соловьиным горлом учились говорить по-человечески. Со всех сторон слышался лепет – невнятный, но мелодичный. Было разрушено заклятие немоты и мир вокруг морозов зазвучал, обрел голос.
– Что это? – прошептал Мороз.
– Кажется, это они, – тоже шепотом ответила Мороза и кивнула в ту сторону, откуда они пришли. Мороз повернулся и опять замер, озадаченно уставившись на светящуюся нить, которая не просто тянулась вслед за ними, а словно бы разделилась на отдельные светящиеся волокна, которые прошивали пространство во всех направлениях.
– Но как?! Ведь ты сматываешь нить в клубок!
Мороза кивнула и показала клубок. Между прочим, клубок был уже таким большим, что связать из него можно было дюжину варежек. Но совершенно не считаясь с этим весомым фактом, уже смотанная нить продолжала светиться позади них как ни в чем не бывало.
Ну и странной же вещью были рукавицы Мороза. Жаль, что Вселенная не успела их изучить. Мороза осторожно коснулась призрачной  нити и пальцы не узнали ее. Нити, мерцающие во тьме, больше не были колючими и объёмными – как раз для теплых и прочных мужских рукавиц, как в клубке, который смотала Мороза. Нити, созданные Космосом,  почти перестали быть материальными: только вибрация и огромная сила. Мороза отдернула руку. Раздался нежный хрустальный звук.
– Струны, – хрипло пробормотала Изольда, с трудом разлепив мутные от жара глаза, – музыка. Кто-то играет…
– Но кто же играет с этими струнами? – спросила Мороза уже брата.
– Кажется, они играют сами с собой. Вселенная сейчас сказала бы, что струны просто резонируют с магнитными полями и гравитацией. Ну или что-то вроде этого.
– Все равно кто-то есть. Тот, кто хочет играть, кому нужны эти  звуки, – не согласилась Мороза. – Так интересней, а значит, правильно.
– Я и не спорю, – покладисто ответил Мороз, – кто же откажется поиграть на таких замечательных струнах? Жаль, что нам некогда...
Снежные люди двинулись дальше. Мороза продолжала сматывать нить от варежек в клубок, а светящиеся струны звучали им вслед.
Космос наполнился музыкой.  Вокруг снежных людей происходили почти неприметные на первый взгляд, но важные на второй и все последующие взгляды, изменения. Фундаментальные, как сказала бы об этих переменах Вселенная. Первобытный ликующий хаос обретал некий порядок, осмысленность, словно огромная толпа под руководством  строгого церемониймейстера выстроилась в сложную фигуру и все участники действа переглядываются, переминаются с ноги на ногу,  приподнимаются на цыпочки, ожидая сигнала к началу общего согласованного движения. И слаженное торжественное  шествие началось. Морозы далеко не сразу осознали его, так как находились внутри, а не снаружи грандиозного действа, к тому же и сами они продолжали  движение. Но перемены через какое-то время стали очевидны:
– Слушай, а ведь оно вертится! – удивленно сообщил  Мороз. – Но почему вокруг такой маленькой неприметной звезды?
– Ну, это как раз понятно – все и должны крутиться вокруг малышей, –  пояснила Мороза.
– Но почему же она сама совсем не движется? Может, зацепилась за что-то? –  предположил Мороз
Просто это точка в самой середине – поняла Мороза. – Звезда должна оставаться на одном месте, как маяк, чтобы все остальные звезды могли двигаться правильно, не сбивались, не путались!
– Если это центр, – задумчиво произнес Мороз, –  то расстояния от него до всего остального одинаковые… Наверное.
– Если оно круглое, то да. Но до чего остального?
– До чего-то. Может, когда-нибудь узнаем до чего именно. Сейчас главное, что это перекресток всех дорог! Имеет смысл ждать Вселенную у этой Звезды.
– Ты прав, – кивнула Мороза, озабоченно прикоснувшись ко лбу Изольды. –  Еще горячее! Что же делать?
– Идти! – пожал плечами Мороз. – Мне почему-то кажется, что именно там мы найдем место, подходящее для нашей девочки.
– А если нет, то сами  обустроим его, –  откликнулась Мороза.
– Конечно, – спокойно согласился Мороз.
И морозы снова двинулись в путь. Ведь кроме этого они ничего не могли сделать для своей названной дочки, только быть с нею и идти вперед. Сейчас Мороза уже не сматывала, а разматывала нить  с клубка, но вслед Морозам все равно тянулись звучащие струны. Клубок в руках Морозы не становился меньше, хотя расстояние до звезды заметно сокращалось с каждым шагом снежных людей.
– Но как же этой звезде удается оставаться на одном месте? –  озадаченно хмурился Мороз, – вот чего я никак не пойму.
 Голубые глаза Морозы сверкнули строго и решительно:
– В данной ситуации нам не стоит строить гипотезы и задавать вопросы. Хватит идти на поводу объективно существующих обстоятельств. Пора внести свой вклад в мироустройство, доходчиво объяснив Миру, как  должно быть. И пусть будет так, как быть должно!
– Ну и как, по-твоему, должно?
– Должно быть так, как нам надо! – отрезала  Мороза.
– Командуешь не хуже Вселенной! – одобрительно глянул Мороз.
– Приходится, – вздохнула в ответ Мороза. – Объясняю один раз, все слушайте внимательно! Маленькая Звезда находится на самой макушке дерева-великана. И  это дерево-великан настолько огромно, что прорастает сквозь все миры.
– Хорошо! Среди этих миров уж точно найдется подходящий для Изольды, – кивнул, соглашаясь Мороз. – Но это  в перспективе. А что мы получаем на данный момент?
– Это дерево – Дом. Миро-Здание. Огромный Терем для всех, а значит и для таких, как Изольда – белковых существ. Она там наберется сил и станет здоровой. А там, глядишь и Вселенная объявится.
– Молодец, Мороза! – похвалил сестру Мороз и осторожно подул на горячий лоб Изольды. – Особенно хорошо ты придумала, что Изольда станет здоровой.  Но откуда же это дерево проросло? Это важный вопрос для благоустройства Мироздания.
Морозу этот вопрос  нисколько не смутил:
– Его исполинские корни на волшебном плавучем  Острове посреди звездной реки,  У нее нет ни начала, ни конца, она ведь не простая, а космическая.
– Кольцо! – понял Мороз. – Или спираль. Но возможно ли это  технически? Плавучий Остров с растущим на нём огромным деревом должен быть крайне неустойчив. Почему же он не опрокидывается под порывами звездных ветров?
– Могучие звери! – Такие – Мороза пошевелила пальцами, – мохнатые, чтобы не замерзли… Могучие звери подпирают  остров спинами. С четырех сторон. Можно было бы и с шести сторон, на всякий случай.  Но большим мохнатым зверям будет в таком случае тесно.
Мороз нахмурился. Не то что бы он был против, но ему хотелось, чтобы в чудесной картине Мироздания, придуманной Морозой, не было ни одного изъяна.
– Звери в реке, пусть даже и звездной, чтобы не утонуть, должны шевелить лапами, ногами, щупальцами, или что там у них…
– Ноги, конечно, – кивнула Мороза.
– Ну вот! Почему остров не сползает с их могучих спин?
– Они поддерживают Остров сильными хоботами… Ну, это такой дли-и-инный нос. А их ноги стоят… Стоят… – задумалась Мороза. Действительно, на чем же стоят ноги, если земная твердь на спинах зверей, то есть сверху? Но помощь пришла откуда не ждали:
– Знаем! Проходили! – шепотом прохрипела Изольда, разлепив измученные глаза. – Стоят на спине гигантской черепахи, которая плавными движениями корректирует положение волшебного острова в реке, –  и голова Изольды снова  обессилено опустилась на плечо Мороза. – Дурацкий сон…
– А питаются все эти животные молоком, так как звездная река есть ничто иное, как Млечный путь.
– И когда-нибудь черепаха доплывет до кисельного берега, и волшебный Остров превратится таким образом в волшебный Полуостров, – сделал Мороз выводы из полученной информации.
– Черепаха, корректирующая положение Острова, – задумчиво повторила Мороза. – Да, это прекрасно объясняет, почему Звезда  остается на месте. Это очевидно.
Изольда только покачала  головой, лежащей на широком плече Мороза, и снова прикрыла глаза, словно бы утомленная наивностью снежных людей.
– Но если это очевидно, то почему же я не вижу? Ведь дерево огромно, –  спросил Мороз шепотом, чтобы не потревожить Изольду.
– Остров-то заколдован! – пояснила Мороза. – Сейчас расколдую.
Она  приподнялась на носочки, протянула руки к маленькой неподвижной звезде и произнесла, обращаясь к ней:
–Что слышала, то запомнила, жизнью слова наполнила!
 На  краткий, едва уловимый зрением, миг  мелькнули  силуэты могучих, тяжело нагруженных животных и пахнуло  бодрящей хвоей. Остров снова сделался невидимым.
– Эх! Надо всем вместе! – Мороза с досадой ударила кулаком о кулак.
Мороз кивнул, соглашаясь помочь сестре, а Изольда тяжело вздохнула, чтобы снежные люди поняли, что именно она думает об этой дурацкой затее. Морозы поняли, но не стали на этом понимании сосредотачиваться, а  попытались расколдовать невидимый Остров еще раз, слаженным дуэтом. В призрачно-голубой вспышке мелькнула громада горы на спинах исполинских животных, качнулись еловые лапы, запах хвои стал более отчетливым, но видение тут же рассыпалось искрами, а перед путешественниками вновь тихо светила  в космической пустоте маленькая неподвижная звезда.
– Не дружно! Вот и не получилось! – объяснила неудачу Мороза. – Нужно всем вместе! На счет «три»! Изольда, родная, пожалуйста! Постарайся, маленькая!
Изольда вновь тяжело вздохнула, поморщилась, но на счет «три», прошептала вместе с Морозами волшебное заклинание:
– Что слышала, то запомнила, жизнью слова наполнила!!!
Миллионы мерцающих огоньков заметались, очерчивая стройный силуэт огромной Ели, подхваченные хвойным вихрем, взлетели длинные рукава и полы роскошных, расшитых серебряными узорами, бархатных шуб, длинная коса Морозы свилась змеёй и снова тяжело опала.. Начинающие волшебники устояли на ногах только потому, что крепко прижались друг к другу. Даже упрямая Изольда спрятала от ветра лицо, уткнувшись в  бархатную шубу Мороза.
И вдруг все затихло. Только где-то в глубинах космоса снова звучала музыка, почти неотличимая от тишины. Но к этой, размеренной звуками, тишине прибавилось ровное дыхание могучих животных. Потому что чудесный Остров с великанским Деревом – вот он! И обустраивать им ничего не придётся...
Морозы, затаив дыхание, бережно ступили  на Остров и пошли по хорошо утоптанной тропинке к мирному свету янтарных окон Елового терема. Распахнулись навстречу резные тяжелые двери, на высокое крыльцо, сплетенное из узловатых корней, вышел большой черный кот. Одного взгляда на его чёрную лоснящуюся шкуру было достаточно, чтобы убедиться: это белковое существо отлично чувствует себя в Еловом тереме.
– Ну, наконец-то! Мы с Будимиром чайник греть замаялись! Проходите! – воскликнул он.
Морозы озадаченно переглянулись:
– С Будимиром?! Мы же про вас не колдовали!
– Зачем про нас колдовать, если мы и так есть? – на крыльцо, мелодично позвякивая шпорами, вышел  петух. Он явно не был белковым существом, и как жар горели его золотые перья, но чувствовал он себя тоже прекрасно. Да и чему тут удивляться? Мироздание – это общий дом, и всем без исключения живым существам тут должно быть хорошо и уютно.
– Вы проходите, проходите! – приятным баритоном квохтал Будимир, приглашая усталых путников взмахом сверкающего крыла. – Яшенька, достань малиновое варенье, Морозы замерзли! А девочке – теплого молока. Девочка простужена!
Будимир был старшим, и Яша послушно удалился хлопотать.
Морозы поднялись на высокое крыльцо Терема и  вошли в огромный круглый зал, освещенный огнем очага. Тепло, настоянное на хвое, незыблемое, неопровержимое, всепроникающее, окутало космических странников. В Еловом тереме ни при каких обстоятельствах не могло произойти ничего плохого, Морозы сразу это поняли.
– Сюда, сюда! – суетился Яша, помогая устроить Изольду на потертом ледериновом диване, подсовывая под голову девочки подушки, вышитые крестиком, укутывая пестрым клетчатым пледом. Изольда приоткрыла глаза и прошептала:
– Я все еще сплю? Или окончательно чокнулась?
Яша, втянув свои алмазные когти, погладил ее по голове:
– Завтра  разберемся. Пей молоко – слоновье, очень полезное!
Будимир позвякивая перьями, отбрасывая солнечные зайчики во все стороны, разливал по граненым стаканам в серебряных подстаканниках горячий чай, а Яша уже заботливо протягивал Изольде большую чашку теплого молока с медом.

   Слоновье молоко оказалось чудодейственным лекарством. На следующее утро Изольда была совершенно здорова, но все равно не могла определиться, как оценить свое состояние. Ведь вопреки ожиданиям, она проснулась не в своей спальне, а в своем вчерашнем горячечном сне: круглый зал и круглый стол в его центре, стеллажи, забитые старыми   и новыми книгами, кресла у очага, винтовая лестница на второй этаж. И окна тоже круглые  – желтые, с переплетами в виде снежинок. Похоже на розетки готических соборов, которые Изольда видела в Праге, когда летала  туда к матери. Скорей бы кончился этот сон. Сколько можно! С ума сойти! Или уже сошла?
Изольда заглянула в дверь-арку, откуда разносились аппетитные запахи, кто-то брякал и бормотал какую-то чушь приятным баритоном:
 – … фотоны, части света, используем мы это… подальше от моря, чтоб не было горя…  масса покоя … время другое… точно рассчитать кванты,  а не то нам всем кранты…
– Почему нам всем кранты? – спросила  Изольда, впрочем, довольно равнодушно, так как знала, что во сне, даже кошмарном, настоящие кранты никому не грозят. Покашляла – голос был хриплым, хотя горло не болело.
Будимир оглянулся, заливая стены кухни солнечными волнами бликов, и снова подал Изольде чашку с теплым молоком:
– Молоко слона с утра – будешь ты всегда бодра!
– А почему не мудра, храбра, щедра или добра? – проворчала Изольда. В этом сне она на удивление хорошо соображала. – К тому же, молоко всяко бывает не у слонов, а у слоних.
– Твоя правда! – легко согласился Будимир, забирая у Изольды опустевшую чашку. – С рифмами у меня не очень.
Будимир не стал сообщать девочке, что про слонов он вчера пошутил. А «молоко» они с Яшей «черпают» непосредственно из Млечного пути: чистую энергию звездного света, умеючи, можно преобразовать в любое вещество материального мира.
–  Давай стол накрывать! – Яша подал Изольде блюдо с порядочной горкой блинов.
Спустились по винтовой лестнице Морозы. Они спали в комнатах для гостей на одном из верхних этажей Елового терема. Изольда подняла указательный палец и хрипло предупредила:
– Но-но! Повторяю: одной пары родителей мне вполне достаточно! И эта пара – точно не вы! Хотя  мои тоже, те ещё чудилы.
Морозы с облегчением вздохнули. Тут круглое янтарное окно распахнулось, и в зал ввалился Яша. Его довольную морду наискось пересекала бархатная повязка, прикрывающая один глаз.
– Яша! Что за ребячество! – попенял ему Будимир, затворяя узорные створки. – Культурные звери входят в помещение через двери! Мой лапы и садись за стол.
 Будимир, Изольда и Морозы поспешили к столу, не дожидаясь Яшу: блины благоухали просто невыносимо. Будимир разлил чай, разложил блины по тарелкам, честно разделив их поровну. А после, гордо сверкая гребнем, осторожно наклонил  расписной туес, и тягучая струя золотого меда потекла, превращая каждое блюдце, благоговейно подставляемое Морозой, в благоухающее летнее солнышко. Пришел Яша, вскарабкался на стул, стянул повязку, под которой зияла кромешным мраком пустая глазница. Изольда и Морозы охнули. Мороза даже за сердце схватилась. Яша затолкал повязку в карман, достал оттуда же маленькую коробочку, вынул из нее желтый мерцающий глаз и вставил его на надлежащее место, подмигнув шокированным гостям. Будимир укоризненно покачал венценосной головой, но спросил о другом:
– Как там отец? Что говорит?
– Нормально. Развлекается игрой в шахматы с какой-то почтенной старушкой в короне. Твои расчеты и выбранные координаты одобрил, энергии подкинет. И, да! Он посоветовал завести часы для синхронизации континентального времени с локальным. – Яша вынул из-за пазухи еще одну коробку, но, на этот раз большую. – На вот, держи! Конструктор «Сделай сам!».
Будимир убрал крышку, вытащил великолепный резной корпус для часов. Любопытные гости Терема  вытянули шеи: в коробке лежали колеса, пружины и другие непонятные детали. Будимир кивнул, деловито рассыпав вокруг себя  искры:
– Сделаю, невелик труд! – подхватил со своей тарелки румяный блин, скрутил его трубочкой и обмакнул в мёд. Все последовали его примеру, и за столом на  некоторое время воцарилось умиротворенное молчание.
– Слушайте! – вдруг нахмурилась Изольда. – На вашем острове растет только Ель. Это дерево не имеет цветков! – Яша и Будимир кивнули, явно не понимая, что ей не так. – И откуда тогда мед?!
Изольда прожила на свете уже двенадцать лет,  поэтому, в отличие от Морозов, знала как что устроено и замечала нестыковки.
– Так это особенный мед – мед поэзии, – охотно пояснил кот. – Его предтеча – голод души, жаждущей красоты и гармонии. Ну, и вдохновение в качестве первоосновы для материализации.
– Редчайшая штука! – подхватил котовьи россказни Будимир. – Многим мечтается, да не всем достается. Ходил тут один, выпрашивал… Тоже всё глазом подмигивал.
– Ну мы, ясен пень, поделились. Что нам, жалко? – и Яша отправил в пасть блин, истекающий медом.
– Не думала, что мед поэзии существует для того, чтобы его жрать! –  сурово произнесла Изольда, слизывая сладкое золото с пальцев.
– Разве мы жрем? – удивился Будимир. – Мы делимся друг с другом чистой и простодушной радостью бытия, общаясь за утренней трапезой. Но, если мыслить глобально, ты права. Как говорит наш отец, без меда поэзии Мир потеряет свое очарование, разучится летать, отяжелеет и захлебнется, упав мордой в какую-нибудь грязную лужу. А это уж так, –  Будимир потряс очередной блинной трубочкой, – небольшой дополнительный бонус!
И Будимир склюнул сразу половину поэтичного медового блина.
– Ваш отец?! – бдительная Изольда поймала чудесную птицу на очередном несоответствии. – Вы что, братья?!
– По отцу, – подтвердил Яша. – Наш дорогой папочка за свою бесконечную жизнь перевоплощался неоднократно. Он уже и сам не помнит, каков его первоначальный облик. Он очень влюбчивый. Крутит любовь со всеми подряд.
«Да уж, наш Золотая борода еще вполне ничего!» – озадачено подумала Изольда и тоже откусила сразу половину блина, щедро сдобренного медом.»
Тут пол, испещренный бесчисленными годовыми кольцами, накренился, но привычная ко всему мебель осталась стоять на своих местах. Даже книги не полетели на пол, вцепились друг в дружку и стояли на полках стройными рядами, как ни в чём ни бывало. Гости Терема встревожено переглянулись и уставились на Яшу, лежащего на коврике у очага. Тот лениво потянулся:
– Хорошо, что посуду со стола успели убрать. Не то пришлось бы веником махать, заметая полкило счастья.
– Так-так! – отозвался Будимир, выбираясь из покрытого старым клетчатым пледом кресла. – Пора мне заняться часами.
Пол выровнялся. Кто-то деликатно постучал в дверь Елового терема. Яша распахнул двери и выскочил наружу. Изольда и Морозы переглянулись и поспешили за ним. В круглом зале остался только Будимир, раскладывающий детали конструктора «Сделай сам!» на столе.
– Доброе утро, Сагиб! – Яша сбежал по узловатым ступеням крыльца и погладил хобот огромного, заросшего шелковистой бурой шерстью слона. Слон величаво покачал растрепанной головой. Морозы поклонились в ответ, а Изольда пробормотала:
– Привет! – она тоже была поражена до глубины души, но все же взяла себя в руки и недовольно добавила:
– А почему только один слон, а не четыре?
– Если четыре слона встанут рядом, нарушится равновесие. Помнишь, как Терем качнуло? Это слоны на сушу выбирались. Черепаха, на которой они стояли уходит от нас, – пояснил Яша, так как Сагиб до объяснений не снизошел, только кивнул, соглашаясь. Мороза улыбнулась: ведь это она наколдовала чудесный остров, а тут слоны без спроса лазают, где хотят! Не говоря уже о других животных, которые, оказывается, жили тут всегда. Смешно.
– Что встали, как примерзли? – подбодрил Яша гостей Терема, нерешительно переминающихся на высоком крыльце. – Пошли, на Большую Че посмотрим! Когда еще доведется. Помашем на прощание...
Изольда и Морозы  растянулись рядом с Яшей на краю острова и, свесив головы, осторожно заглянули вниз. Отвесная твердь терялась в густых клубах жемчужно-белого тумана. Откуда-то, казалось, что со всех сторон сразу, будто многократно отраженные от сводов гигантского бассейна, доносились плеск и неясный напевный лепет.
– Большая Че! – ласково промурлыкал Яша и добавил печально:
– Вот и закончилась наша общая вечность. Поплывет налегке, свободная как облачко…
– Как же это вы умудрились загнать под свой остров такую громадину? – грубовато, чтобы скрыть волнение, поинтересовалась Изольда. – Каким образом облапошили несчастное пресмыкающееся?
– Никаким. Как только наш отец поселил Будимира и меня на Острове, откуда ни возьмись, пришли могучие слоны и стали присматривать, чтобы мы не перевернули его вверх тормашками, да и сами не свалились вниз.
– Понятно, почему остров из сказок называют Буян! – вставила Изольда.
– Да, таких озорных и подвижных детей, какими были мы с братом, еще поискать, – согласился Яша. – Когда в результате общения с нами даже могучие слоны выбились из сил, опять же, непонятно откуда, вынырнула Большая Че и подставила слонам свою незыблемую спину. С тех пор мы вместе.
– Чем же вы наградите ее на прощанье? – поинтересовалась Изольда.
– Чем можно оплатить вечность, в течение которой Большая Че была нам опорой? В какую-нибудь следующую вечность подставить ей свою спину, если понадобится? Так это просто по-дружески, а не в порядке оплаты, – пожал плечами кот.
– А у тебя получится подставить ЕЙ спину? – хмыкнула Изольда.
– Получится – не получится, дело десятое. Главное подставить, –  задумчиво проговорил Яша. Мороза погладила его по черную лохматую шкуру, осознав всю сложность и величие этой гипотетической задачи.
Остров закачался мягко, как надувной матрас, когда мимо него проходит теплоход. Среди молочного тумана возник темный силуэт черепахи – такой огромный, что она заслонила собою Всё. Какое там облачко или даже туча. Это был целый Мир. Стало  темно и пусто, только неспешно падали, неизвестно куда  и откуда, крупные снежные хлопья. Большая Че, продолжая лепетать свою немудреную песенку, плавно взмахнула плавниками и ее темный силуэт стал удаляться унося с собой снегопад.
Изольда смахнула снежинки с волос, Морозы взялись за руки. Яша провожал  Большую Че взглядом. Остров, между тем, стал снижаться. Изольда снова шлепнулась на живот и посмотрела вниз. Там мерцала маленькая голубая жемчужина – такая милая, родная.
– Ага! – довольно потер лапы Яша. – Вижу, узнала. Скоро будешь дома.
– А мы? – хором спросили Морозы.
– Вы тоже! – поспешил обрадовать Морозов Яша. – Все люди живут на Земле. Хватит уже попусту бродяжничать, пора обрести под ногами опору. Да и мы с братом поживем там с вами вечность – другую. Ну, как получится, заранее не узнаешь...
Морозы переглянулись и тоже свесились через край, всматриваясь  в маленький голубой Шарик, который, однако, увеличивался на глазах.
– А у вас есть парашют? – очень равнодушно поинтересовалась  Изольда.
– Мы и без парашюта как с парашютом! Посадку чего угодно я могу совершить где угодно, причем с закрытыми глазами. Старый кот борозды не испортит! – лихо пообещал Яша.
– А ты что ли старый? – удивилась Мороза.
– Еще какой! – кивнул Кот. И, заметив, что девочка встревожена, объяснил:
– Спокойно! С гравитацией поиграем.
Морозы, в отличие от Изольды, были совершенно безмятежны, они ведь не знали, что на Земле иногда происходят аварии и катастрофы. А Будимир  и вовсе не удосужился из Терема выйти, он доверял младшему брату всецело.
      Жемчужина… Шарик для пинг-понга… Большое яблоко…
Тут на высокое крыльцо Терема, мелодично позвякивая перьями, все-таки вышел Будимир, но вовсе не для того, чтобы контролировать управление Островом. В золотых крыльях он держал огромное блюдо гигантских, румяных, с пылу с жару, ватрушек с творогом. Блюдо он протянул Сагибу. Тот благодарно покачал растрепанной головой, одну ватрушку отправил в рот, блюдо с остальными  аккуратно взял хоботом и осторожно передал кому-то из своих товарищей, стоящих за Елью. Через некоторое время с другой стороны ствола высунулся хобот и вернул Сагибу опустевшее блюдо.
– Друзья мои! – призывно взмахнул сверкающим крылом Будимир. –  Обедать! Прошу к столу! 
– Пошли! – вскочил Яша. – Земля за полчаса никуда не денется, а ватрушки остынут! К тому же, на сытом животе валяться удобнее! – добавил он в качестве решающего аргумента. Последней неохотно поднялась на ноги Изольда.
– Автопилот. За расчеты ручаюсь хвостом. Разрешу дернуть, если ошибся вот хоть на столечко! – Яша показал самый кончик, не больше половины карата, алмазного когтя.
Изольда фыркнула:
– Нужен мне твой хвост! Я вообще никогда не дергаю котов за хвосты! –  тут она покосилась на Сагиба. Сагиб улыбнулся лукаво. – И вообще никого не дергаю! И ничего не боюсь, даже не надейся!
– Надеяться на это я перестал сразу, как только тебя увидел, –  доверительно сообщил ей Яша, – поэтому уверен, что предстоящая рядовая посадка на поверхность рядовой планеты аппетита тебе не испортит.
– Рядовой?! – возмутилась Изольда. – Да она лучше всех, к твоему сведению!
– Прости! Учту! – вежливо извинился Яша.
Проходя под брюхом Сагиба к крыльцу, Изольда подпрыгнула, чтобы погладить шелковистую слоновью шерсть, но, разумеется, не дотянулась. Слон был огромен.

   Огонь! Огонь, несущий мне гибель. Бежать бесполезно.
И все-таки бегу. Вернее, страх, ужас несут  меня неведомо куда, все равно куда, куда-нибудь, только бы не здесь, чтобы не видеть, чтобы не знать, не помнить, что все уже случилось и кончилось. Нет, не грозный огонь превратил меня в пепел. Я захлебнулся собственным страхом, ужас забил мое горло так, что не вздохнуть, а сгорел я уже после смерти. Потом, потом, не сейчас…
Чтобы остаться, сбыться, нельзя помнить, что меня уже нет. Я –  Фирн, я ничего не помню.  Я все забыл. Но даже в забытьи, всем телом ощущал: отовсюду мне снова грозит гибель. Я пристально следил за тьмой, чтобы не прозевать, не упустить мгновение, когда она уступает свету. Несколько раз я чуть не попался, чудом успевая отскочить, откатиться, метнуться во тьму от внезапных  звездных вспышек.
Это случилось какое-то время спустя после того, как я осознал себя и грозящую мне опасность. Я заметил небольшое пятно, всегда остающееся темным. Еще более темным, чем окружающая его тьма. Оно оставалось таким неизменно, даже полыхнувшая  внезапно и внезапно угасшая звезда не осветила эту часть пространства.  Я поспешил туда, надеясь найти более надежное укрытие и ничего более. Только укрой меня, Тьма. Укрой, защити от безжалостного, убийственного света.  Я ненавижу свет.
Тьма. Спасительная тьма. Тьма приняла  меня. Спасла, сберегла, укрыла. Я, Фирн, наконец-то отдышался, отоспался, немного успокоился.
Тьма – почти что мать. Укрой меня, спрячь, не отдавай!!! Мать, которой у меня нет, и быть не могло, но разницы почти никакой,  какая разница! 
Не сразу я понял, что во тьме  ненависти к свету нет. Тьма – это просто его отсутствие.  Свет  помогает тьме осознать себя, он исчезнет, погаснет, а тьма останется потому, что она изначальна, и все вернется во тьму. С холодным равнодушием бессмертной твари тьма расступается перед волнами света, бесстрастно смыкаясь за его пределами. Более того, она неизменно сопутствует свету, порождая Тени.  Мне не нужен свет. Пусть он исчезнет, а я останусь во тьме. 
Не сразу я понял, и то, что и в этой черной, непроницаемой для света, прорехе нет мне спасения. Она меня укрыла, она меня  и выдаст. Уронит, как ребенок надоевшую игрушку, предоставив мне возможность самостоятельно разбираться со злосчастной судьбой. Я ничего не должен спасительной тьме. Я свободен. 
Я – Фирн, я – один. И сам должен придумать как остаться живым навсегда. Нужно выбираться отсюда. Идти  осторожно, таясь в темноте. Это должно быть не трудно. Тьма есть везде, и свет сам, одним своим существованием создает тени. Раздает их всему, существующему на белом Свете. Множество теней. Живых, изменчивых, подвижных. Даже тень старого и скучного придорожного столба изменяет длину, движется, измеряя само Время. Жизни в ней больше, чем у бревна, которому она принадлежит. Может быть, жизнь –  это только игра теней. Разумеется, о придорожных столбах и их тенях я тогда рассуждать не мог, так как даже не подозревал о их существовании. Другое дело – тень. Земная тень, падая на Луну, превращает её в полумесяц. Тёмная сторона Луны… Я много раз видел нечто подобное…
Тёмная сторона Луны… Идеал.   
А звезды – не для меня.
Фирн дернулся. Вырваться не получилось. Фирн влип.

   ...круглые или продолговатые, обрамлены темными наплывами коры, которые образуют вокруг окон причудливые узоры из цветов, листьев, сказочных птиц и животных. Сами же окна тоже не простые- тонкие, светлые древесные волокна сплетаются в настоящее кружево, образуя переплёты, похожие на огромные снежинки, а вместо стекол в них вставлена прозрачная застывшая смола. Рамы и наличники Елового терема можно рассматривать бесконечно, ведь узоры не повторяются, на каждом окне- свой. Толстые корни, сплетенные в узлы, служат и лестницей, и перилами, окружающими широкое крыльцо. Пожалуй, ни один моряк, ни одна мастерица, вяжущая макраме из сотни веревок, не смогли бы распутать и повторить замысловатые узоры перил и ступеней Елового терема. Над этими двенадцатью узловатыми ступенями, вокруг кружевных янтарных окон и выше, выше, в вышине, которую не охватить ни взглядом, ни разумом, качаются мощные еловые лапы со смолистыми шишками. В ночной темноте окна Терема и Звезда на его вершине светятся  теплым золотом, даря надежду путникам, заплутавшим в Пространстве. Да, отец, на Еловый терем стоит посмотреть, на его высокое крыльцо стоит подняться, стоит постучать в его двери, украшенные затейливой резьбой…» Ну и как вам этот опус, сударыня?
– «Ее кора, местами замшелая, покрыта глубокими трещинами и по виду напоминает  камень, но на ощупь – теплая, живая. Толщина же ствола Ели на первых ста уровнях сравнима  с небоскрёбами Гонконга, ее диаметр лишь немного превышает  их параметры…» – на память процитировала Елена. – Ваш сын писатель-фантаст?
Громадный чёрный зверь, потянулся, прищурив желтые глаза с вертикальными зрачками, щелкнул в улыбке клювом:
– Мой младший. Всесторонне образованный зверь. Отважен, как… Как я. Горжусь. Хотя и старший у меня – чистое золото. Время чувствует каждым перышком. Красавец! Да и есть в кого!
Зверь вальяжно развалился, в его роскошной шкуре проскакивали с сухим треском голубые  искры статического электричества, а кончик длинного хвоста от удовольствия процветал сменяющими друг друга голографическими растениями.
Елена с грохотом сгребла шахматные фигуры в коробку и захлопнула крышку:
– Но как моих друзей Морозов занесло туда? И могут ли  существа из трехмерного пространства безопасно для себя обитать в безмерном воображаемом мире, физические свойства которого определяются исключительно фантазией вашего сына?
Зверь сверкнул золотыми глазами:
– Вы сразу ухватили суть! Это пространство безмерно, то есть количество его измерений бесконечно. Продемонстрирую маленький фокус для наглядности! Ведь точно помню, где-то здесь был! – Переплут пошарил лапой и вытянул откуда-то из уже привычной, можно сказать по-домашнему уютной, темноты потертый, с опаленными краями,  клочок бумаги. Но повертев его в острых сверкающих когтях, хмыкнул и снова погрузил его куда-то во тьму. Хвост Переплута, красиво изогнувшись, протянул хозяину другой листок – плотный, гладкий, первозданно белоснежный. Грифон довольно кивнул головой:
– О да, этот подойдет! Полюбуйтесь, милая дама! Перед вами  образец плоскости, имеющий два измерения! Следите за моими лапами внимательно, уважаемая! – Переплут ловко произвел с листком бумаги некоторые манипуляции (их последовательность изложена в книге «Оригами для малышей», очень полезной и для взрослых) и протянул Елене прекрасно исполненную фигурку сидящего лиса.
– Круто! – милая дама не стала скупиться, выражая восторг. Грифон гордо сверкнул глазами и продолжил:
– Перед нами тот же самый объект, который в результате моих действий не потерял и не приобрел ни единого атома. И, тем не менее, перейдя в трехмерное состояние он изменился, получил в свое полное распоряжение новые свойства и качества. Но мы, дорогая Елена, не станем останавливаться на достигнутом, мы пойдем дальше! – тут ловкие лапы Переплута выхватили у Вселенной фигурку лиса и замелькали с неимоверной скоростью:
– Добавим четвертое… Пятое… Сто двадцать шестое… – бормотал он, прищелкивая клювом. Алмазные когти грифона сыпали искрами во все стороны, очередность движений, не изложенная ни в одной из существующих книг, было невозможно отследить, учебный образец менялся стремительно. Человеческим глазом он воспринимался теперь как светящийся шар, похожий на маленькую шаровую молнию.
– Но это же целый мир!!! – воскликнула Елена. Переплут кивнул:
– Возможно, даже обладающий собственной волей и разумом! – он бережно покачал на своей огромной когтистой лапе лучистый шарик, подул на него. – Лети, малыш!
Елена проводила новорожденный мир восхищенным взглядом:
– А не жалко?
– Лучшее, что может сделать создатель со своим творением, это не держать, отпустить… – вздохнул грифон. – Но ты права. Жалко, конечно…
Елена сняла корону с головы и, уставившись невидящим взглядом на сверкающие фиолетовые камни, прикидывала как увеличить количество личных координат хотя бы до четырех. Ничего не выходило – осуществить задуманное мешала жесткая внутренняя структура организма. Вот он абсолютный минус в двести семьдесят три градуса!
– Правильно поняла. Даже не пытайся! Твоим друзьям Морозам тоже ничего в этом смысле не светит, но и не угрожает… – кивнул Переплут. –  Они останутся сами собой в пространстве с любым количеством измерений.
– А как пространство с большим или меньшим количеством измерений отреагирует на присутствие подобных констант?
– Да просто не заметит их. Или сделает вид, что не заметило, – беспечно махнул лапой Переплут.
– А за каким чертом ты мне это рассказал? – хмуро поинтересовалась Елена.
Вот гад! Раздразнил, раззадорил, и на тебе! Близок локоть, да не укусишь!
На самом деле она была не против любых, даже бесполезных лично для нее сведений. Любое знание делает картину мира более полной, а это самое главное. Но все равно обидно.
– А может, я это не для тебя рассказывал, – ухмыльнулся во весь клюв удивительный зверь и протянул Премудрой желтую розу.

  Да! Все вышесказанные слова произносились Переплутом не для Елены. Так начала воплощаться в жизнь образовательная программа, предназначенная для господина Фирна.
Спустя какое-то время отбыла на встречу со своими друзьями Морозами Елена –  как и обещал грифон, в комфортабельном лифте, в сопровождении младшего Переплутовича.  А сам хозяин черной дыры довольно потер лапы и произнес:
– Эй! Не вздумай избавляться еще от одного измерения! Точка – это предел, после которого только небытие! Давай-ка обратно, дружок!
Светящаяся точка повисла перед устрашающим клювом грифона неровно пульсируя, как бы размышляя не покончить ли со всем разом, чтобы дольше не мучиться.
– Не советую! – покачал головой Переплут. – Поверь бывалому существу, с этим всегда успеется. Давай-ка лучше потренируйся в увеличении количества измерений. Не следует ими разбрасываться, они далеко не каждому даны от природы.
Точка после некоторого раздумья выпустила два разнонаправленных луча, превращаясь в прямую. Процесс шел медленно, словно бы точка мучительно расправляла затекшие в мёртвой неподвижности мышцы.
Но Переплут не торопил исстрадавшееся существо:
– Молодец, молодец! – приговаривал он. – Эк тебя страхом расплющило! Немудрено, что мое обиталище на тебя никак не подействовало. Дальше-то уж просто некуда! Ну всё, всё! Отдохни пока! – довольный Переплут осторожно разглаживал помятый листок с обгоревшими краями: потрёпанный клочок плоскости, в который развернулась бывшая точка.
– Молодчина, парень! Пока притормози. Так даже лучше, быстрее пойдет! Честно говоря, возиться с тобой мне совсем неохота. Два ученика подряд – это перебор! Придется использовать технические средства обучения.
Переплут вынул из окружающего его черную дыру сияния серебряное блюдо и наливное яблоко, звонко простучал когтями по магической гравировке необходимую комбинацию, накрыл блюдо истерзанным листочком, придавил его сверху яблоком и, довольный, прищелкнул пальцами. Реализация образовательной программы началась незамедлительно: серебряное блюдо сосредоточенно гудело и вибрировало, яблоко медленно покатилось по листу бумаги – напрямую копируя в сознание обучаемого все файлы, помеченные Переплутом. Сам же Переплут развалился рядом, подперев лапой голову, и задумчиво наблюдал за движением яблока. Яблоко светилось, меняло цвет от зеленого до золотисто-желтого, начало наливаться румянцем и, наконец, сделалось красным с редкими желтыми крапинами.
– Ну, пожалуй, достаточно! –  кивнул головой  Переплут, взял яблоко и с хрустом откусил от него. – Видел ведь, что с Еленой произошло. Тоже моя ученица. Отличница. Так что, мотай на ус – много будешь знать, скоро состаришься, – Переплут перевернулся на спину, положив ногу на ногу хотя, конечно же, это были лапы, а не ноги, и, продолжая жевать яблоко, рассматривал листок на свет, умудряясь при этом еще и бормотать:
– Да, искажения имеются, но в пределах нормы. В пределах нормы… – задумчиво повторил он. – Честно говоря, думал, что будет хуже. Ничего, парень! У меня тоже не все сразу получилось. Эх, как я падал, пока крылья не приросли! Скулишь, дуешь на ссадины, отряхиваешь перья от налипшего мусора и заново, заново, заново. Смастерил себе щит из упрямства и наглости, сказал всему миру, правда, не помню уже какому именно: «Я способен летать, значит, полечу! А если эта атмосфера не способна меня поддерживать, пусть катится к черту!» И ведь полетел. Поймал, в конце концов, ветер. Но сколько раз перед этим мордой об асфальт… Как вспомню, так вздрогну…
К сожалению, листок, подвергнутый воздействию технических средств обучения, немногое понял из этого поучительного монолога, ведь грифон произносил его с набитым ртом… Впрочем, даже речи более опытных воспитателей часто не воспринимаются учащимися в силу самых разных объективных и субъективных причин.
Переплут доел яблоко и принялся видоизменять листочек, согласно инструкции, изложенной в книге «От идеи до модели», предназначенной для учащихся младших классов. Разумеется, бумажный самолет, получившийся в результате, был выполнен безупречно, иначе и быть не могло. Переплут удобно устроился на ослепительном световом кольце, окружающем его черную дыру, и произнес, прощаясь:
– Направление трансформации я тебе задал, в благоприятных условиях быстро развернешься. Направление движения обозначу четко. Угодишь точнехонько в межпространственный тоннель: выстрел в десяточку, у меня без промаха! Шуруй, пацан! Да, имей в ввиду, что насчет «много будешь знать» я пошутил. Чем больше, тем лучше.
Переплут взмахнул могучей лапой, отправляя самолетик, получивший высочайшее техническое образование, в целенаправленный полет и долго смотрел ему вслед. В сущности, он был хороший учитель. 
    Если Переплут был неплохим учителем для Фирна, то и Фирн стал неплохим учеником. Но, к сожалению, не учеником многомудрого грифона, а тех совершенных средств обучения, которые использовал Переплут. И глубже всего впечатались в плоскостное сознание обучаемого сведения по финансовой грамотности. Фонды, биржи, котировки, денежные потоки, валютные эмиссии и другие понятия из этой области от которых рядового потребителя клонит в сон, легли на Фирна как влитые, будто специально были предназначены именно для него. Бесчисленные остальные знания Фирн тоже усвоил (да иначе и быть не могло), но чисто механически, на четыре с минусом, а кое-что даже на троечку. Как говорится, лишь бы не заставили зубрить все выходные и отпустили погулять.
Однако, никто не собирался экзаменовать этого снежного человека и насильно удерживать его. А если Переплут и задал своему ученику четкое направление движения, то сделал он это не для того, чтобы навязать Фирну свою волю. Бесчисленные угрозы открытого космоса – вот что тревожило Переплута, и все его действия были направлены лишь на то, чтобы уберечь от опасности неопытное существо. В результате Фирн успешно достиг туннеля под кодовым названием «Варежка (или рукавица) деда Мороза», успешно преодолел его, вернувшись к своему первоначальному антропоморфному облику и вполне успешно начал самостоятельную жизнь на планете, где его исконные знания были актуальны и востребованы.
При прохождении межпространственного туннеля господин Фирн чуть не сбил с ног девочку в золотой куртке и едва не растоптал маленького паучка. Но это никак не повлияло на его дальнейшую судьбу, а потому не имеет никакого значения.

   Будимир и Яша отнюдь не случайно отвлекли гостей Терема от предстоящей встречи Великой Ели с Планетой.
Описать словами, а значит и осмыслить можно только последовательно разворачивающийся процесс. Как осознать клокочущее единство яростного звездного ветра, бушующего земного пламени, реки, сметающей тесные берега в самозабвенном водовороте? И посреди этого разгула стихий поднимается навстречу космическому прообразу мироздания незыблемая и величавая твердыня земного острова –   прорастает  стенами, домами, башнями… Пожалуй, только безбрежный, неистовый и взрывной фортепианный концерт мог бы дать представление о …
О чем? Не знаю. Музыка – это не к разуму, а к эмоциям и чувствам. В данном случае эмоциям и чувствам такой силы, что Яша и Будимир сочли необходимым оградить от них своих гостей, опасаясь за сохранность их рассудка.
Тем не менее, двенадцать человек стали свидетелями этой мистерии. Глаза их, сердца, души наполнились и переполнились увиденным, в эти мгновения они, забыв обо всем, почти не дышали, а накал чувств был такой, что люди начали светиться. Правда, этот теплый живой свет был почти незаметен на фоне буйного разгула стихий. И вот – последний мощный аккорд. И можно  выбирать, нащупывать в глубине молчания слова, чтобы ими обозначить  пережитое. Но зачем? Лишь молчание истинно и вмещает в себя всё.
Но Марк все же сказал негромко:
– Добро пожаловать! Мать вашу…

  Тем временем, гости и хозяева Терема  наскоро съели ещё одну гигантскую творожную ватрушку, честно поделенную на всех, торопливо запили ее топленым молоком и, гремя тяжелыми стульями, начали выбираться из-за стола.
В эти самые мгновения раздался звук – пленительный и невыносимый одновременно, похожий на звон тонкой хрустальной чаши, когда по ее кромке проводят мокрым пальцем, и вспыхнул свет – мягкий, вкрадчивый, всепроникающий. Причем источники звука и света определить было невозможно – звучало, мелко вибрировало и мерцало  сразу всё. Изольда зажмурилась и зажала уши руками – бесполезно. И, когда уже стало казаться, что окружающая действительность сейчас рассыпется на составляющие первоэлементы, грянула тишина, а свет сделался хмурым, заспанным светом пасмурного денька.
– Что?!! – возмутился Яша, глядя на ошалевшие лица гостей Терема. –  Всего-то  двадцать три целых и две десятых секунды по локальному теремному времени!  Нежные все такие! А думаете легко вклиниться между двумя континентами, сросшимися как сиамские близнецы?
– Ты гений высшего пилотажа! – бархатным баритоном успокоил расходившегося кота Будимир. – Виртуоз, честное слово, виртуоз! Ювелирная точность!
Морозы зааплодировали бурно, продолжительно и горячо. А Изольда, не дожидаясь, пока аплодисменты утихнут,  восторженно завопила:
– Приземлились?!! На Землю?! И я могу исчезнуть отсюда на фиг?! Прямо домой?! Прямо сейчас?! Снова ходить в эту чертову скучную гимназию?!  УРА!!! – и она бросилась к  выходу.»
Крыло Будимира сверкнуло молнией, рассыпав вокруг ослепительные стрелы, гибкие перья охватили правое запястье Изольды так прочно, будто были не золотыми, а стальными, отлитыми на секретном оборонном заводе.
– Детка! – мягко пророкотал Будимир. – Разумеется, ты имеешь полное право отправляться туда, куда захочешь, ты свободный человек! Но свободный человек ты, к моему глубочайшему сожалению, не прямо сейчас, не сию минуту. Придется потерпеть еще примерно сутки – мне нужно согласовать наше, локальное время, с евразийским. Ты ведь не хочешь оказаться в одном классе со своей бабушкой?
 Изольда поникла. Будимир отпустил ее руку и погладил по голове.
– Моя бабушка, между прочим, родилась в Полуночном! А я – в Пелыме! Ну и как бы я оказалась с нею в одном классе? – сердито буркнула Изольда и уселась на стул, непримиримо скрестив руки на груди.
Будимир не стал спорить с огорченной девочкой, а повернулся к Яше и Морозам:
– Яша, ты показал себя во всей красе и славе, сейчас моя очередь. Надеюсь, буду столь же безупречен!
– Да уж, постарайся! – язвительно вставила Изольда.
– Мы в тебя верим! – пылко произнес Мороз, прижав к себе сестру.
  А Яша сухо кивнул. Будимир продолжил:
– Объясню кое-что доступным языком, чтобы вы, гости дорогие, не беспокоились и не боялись грядущих перемен.
– А кто тут боится? – фыркнула Изольда.
– Я! – примирительно мяукнул Яша. – Ужасно боюсь, что ты станешь еще сердитее.
Тут Изольда снова презрительно фыркнула. А Яша утомленно вздохнул, обращаясь к Будимиру:
– Давай уже конкретно, что делать будешь?
– Удалю Еловый Терем в незримую даль за недостижимой линией горизонта.
–  Только, чтобы эта незримая даль не слишком далеко была! – недовольно мяукнул Яша. – И чтобы дорожка до Терема была удобная!
– Пусть неспешно прорастет корнями в эти горы, сроднится с ними, –  невозмутимо продолжил вещать Будимир своим бархатным голосом. –  А чтобы странности привнесенного извне пространства не будоражили никого из землян понапрасну, я огражу его  от остального мира незримой, но непроницаемой границей! – тут Будимир почему-то многозначительно посмотрел на Изольду, но она сделала вид, что ничего не заметила. И Будимир добавил:
– Слонов заберу с собой, чего им по улицам болтаться?
– Меня смотри за шкирку не ухвати, тут оставь, о несравненный повелитель времени, пространства и слонов! – смиренно попросил его Яша.
Будимир величественно кивнул венценосной головой, вскочил, мелодично звякнув оперением, на круглый, испещренный бесчисленными годовыми кольцами стол, и его победное, ликующее «КУ-КА-РЕ-КУ!!!» теплым ветром пронеслось через все миры Великой Ели –  от ее корней в сокровенных глубинах до непостижимой высоты макушки.
Когда потрясенные гости Елового терема опомнились от сольного выступления Будимира, оказалось, что они уже не гости. Изольда и Морозы очутились в просторном прямоугольном зале с приветливо горящим очагом, большим овальным столом в центре и несколькими маленькими столиками у полукруглых окон. Разумеется, стулья тут тоже были – разномастные, потертые, они окружали столы с таким видом, будто делали это на протяжении сотни лет, никак не меньше. На второй этаж вела простая, а не хитро закрученная, как в Еловом тереме, лестница.
– Ну, в общем как-то так! – Яша сделал приглашающий жест лапой. –  Это ваш дом, милые друзья! Делайте все, что душа желает. Хозяин –  барин, как говорится. Можете по улицам прогуляться, тут должно быть  интересно!
– На подоконники поставлю цветы! – тут же решила Мороза, оглядываясь по сторонам.
Стул, на котором сидела сердитая Изольда, остался прежним, из Елового Терема. Видимо, Будимир не решился вытащить его из-под ребенка. А может, даже не сумел.
Яша посмотрел на Изольду задумчиво, но ничего не сказал, лишь сокрушенно развел лапами и повернулся к Морозам:
– Эх! Пойду взбудоражу умы и души землян странностями привнесенного извне пространства!
 И, заметив недоумение Морозов, пояснил:
– Дал маху! Виноват! Будимиру даже признаться не решился. Был уверен, что эти дебри совершенно необитаемы, а тут деревенька под елками откуда-то нарисовалась. Пойду сдаваться.
– Может, мне с тобой пойти? – нахмурился Мороз озабоченно. – Вдруг жители деревни сердиты на тебя?
 Яша беспечно махнул лапой:
– А волшебные слова на что? Простите! Извините! Пожалуйста! Пока иду еще какие-нибудь вспомню. Договоримся!
И Яша вышел на улицу. Из двери, на которой, между прочим, был нарисован букет из красных и синих цветов, пахнуло талым снегом и влажным весенним ветром.
– А и правда! Пойдемте гулять! А в доме позже осмотримся! –  предложила Мороза. Ее брат обрадовано закивал, соглашаясь. Морозы оглянулись на Изольду. Девочка надулась:
– Мне своего, изначально земного пространства достаточно, по нему и буду гулять! Через сутки. Если, конечно, этот ходячий механический будильник не соврал. Я тут не извне!
На самом деле она просто очень устала, но не хотела в этом признаваться. Морозы переглянулись, помахали Изольде и вышли.
На двери снаружи была прибита подкова – по правилам, рожками вверх. А сам дом был цвета старой бумаги, длинным, высоким, в два с половиной этажа. Два с половиной потому, что над половиной второго этажа возвышалась  башенка со своей собственной крышей, похожей на  детскую пирамидку, а вторая половина была плоской, с нарядными узорными перилами – то ли балкон, то ли терраса.
– Там я тоже разведу цветы, – мечтательно пообещала Мороза.
– А я поселюсь в башне, – решил Мороз.
И Морозы, взявшись за руки, пошли по улице, восхищенно разглядывая двух- и трехэтажные дома из каменных, небольшого размера блоков всевозможных молочных оттенков – желтоватых, как густые сливки, обморочно-голубых, как снятое молоко, смугло-розовых, как молоко топленое, и просто белых, как молоко 3,2% из супермаркета.  Некоторые дома были однотонными, а  стены некоторых были выложены едва различимыми из-за небогатой цветовой палитры, узорами. Над зданиями возвышались в одиночестве, или же толпились в живописном беспорядке башни самых разнообразных размеров и форм. К тому же, дома украшали балконы, колонны, ниши с вазами и фигурками животных. Идеальные декорации для сериала о похождениях сладчайшего маркиза Марципана. Но Морозам пришлась по сердцу эта избыточная нарядность. Все для них было особенным, интересным. Морозы не знали на что и смотреть –  глаза разбегались. Они нетерпеливо толкались локтями: «Смотри, смотри!», желая поделиться друг с другом какой-нибудь несказанной красотой, попавшейся на глаза, и громко радовались.
 Многие, наверное не поверят этому: запросто разгуливали среди звезд, сами хотели стать звездами… И что? Отказались от высокой мечты? Ради чего? Вот дураки.       
Но так часто бывает. Мечтает некто стать космонавтом до тех пор, пока бабушка не научит его печь блинчики. И некто начинает мечтать испечь самый вкусный, или самый большой, или самый оригинальный блин в мире. А со звездочками варит суп. Ну, или предположим, некто научится у папы  управлять трактором. Этот некто, забив на далекий космос, до самой пенсии возит душистое сено и бидоны с парным молоком. А звездочки рисует на дверце любимого трактора. И этот некто совсем не дурак. На звездолете-то в распутицу не проедешь.
 Любая жизнь – путешествие по дорогам, состоящим из одних развилок и перекрестков, настолько непредсказуемое и неоднозначное, насколько это необходимо, чтобы человеку стало не до межгалактических перелетов.
Но удивительные люди, не отступившие от детской мечты долететь до звезд, действительно, настоящие герои.
Ну а для Морозов привычная нам Земля была загадочной, неизвестной  планетой. Первой в их недолгой жизни. Первой и пока единственной, впрочем, как и почти для всех землян. Просто мы уже к ней привыкли. А то бы, конечно, тоже:
– Ах! Ох! И где тут? И как тут? Почему тут? Кто тут? Что тут? Зачем? Ну и ну!!!
 Земля тоже часть Космоса. Не надо забывать об этом. А по рожденному чудом Городу я бы и сам, наверное, раскрыв рот гулял… Вот ведь и братья Переплутовичи тоже собирались задержаться на Земле.

   Морозы вернулись домой часа через четыре – счастливые, веселые, переполненные впечатлениями, нагруженные восточными сладостями из кондитерского магазинчика и книгами из библиотеки. А встретила их бодрая, всем довольная Изольда. Оставшись одна, она поднялась на второй этаж, нашла там в одной из комнат мягкий диван с пухлыми вышитыми подушками и отлично выспалась. Отдых необходим растущему белковому организму, особенно после болезни. Недаром говорится: «Здоровый сон».
– Целых семь улиц! И все колечком. Книг в библиотеке даже больше, чем в Еловом тереме! Вот, «Сказки народов мира» – Мороз гордо продемонстрировал книгу в потертой обложке, которую до того благоговейно прижимал к груди. – Петр Лукич нам почитать дал. Он библиотекарь! На площади посреди города дерево! Высоченное!!! Тоже ель. Настоящее, простое, хвойное, не Терем. Выше домов. Да-да! А  в этой красной коробке – халва, каляпуши и рахат-лукум. Место, где всем этим мастер Шакер угощает,  называется «Медовые услады падишаха». Падишах – это такой царь, самый главный. Вот где он-то мед берет, очень интересно! Мы и тебе принесли, Изольда! А стена вокруг Города о-го-го какая и вся рябиной заросла. Целых два моста, ведь город-то, оказывается. на острове! Посреди Морея! - наперебой рассказывали Морозы.
    Их ничуть не удивило, что в городе, в котором целых семь улиц и одна огромная площадь с елью, им повстречалось всего два горожанина. Хотя, если подумать, то удивляться нужно наоборот тому, что в городе, который возник вот-вот, буквально несколько часов назад, обнаружилось аж целых два горожанина. Почему ими оказались пожилой библиотекарь в скучном отглаженном костюме с галстуком и продавец сладостей в расшитом шелками, но потертом стеганом халате? Откуда они вообще взялись? Неизвестно. Но Морозы восхитились всем, всему порадовались и всё приняли всем сердцем, как должное. 
   Изольда не перебивала, терпеливо слушала. Семь улиц! Ей ли, уроженке столичного Пелыма, в котором имеются десятки улиц и множество площадей, дивиться этому. Но она не стала насмехаться над простодушными Морозами, а только кротко поинтересовалась, нет ли под елкой белки с драгоценными орешками, да мягко поправила:
– Нужно говорить «море». Средний род!
Но Мороз решительно возразил ей:
– Нет, когда посмотришь, сама поймешь, что это мужик. Морей.
– Ну, Морей, так Морей! – легко согласилась Изольда и с этим. –  Дайте-ка мне медовый каляпушик, очень есть хочется! – Изольда  хорошо разбиралась в восточных сладостях.    
За дверью в углу зала обнаружилась кухня со множеством припасов в шкафах и плитой, призывно пышущей жаром. Мороза тут же нарядилась в фартук с яркими оборками и бантиками, принялась хозяйничать. И откуда только знала она толк в пирогах да кашах?! Изольда и Мороз сбились с ног подавая  ей то воду, то сметану, то муку, то соль или сахар. Что называется, человек дорвался. Наготовила Мороза столько, что накормить досыта можно было двадцать человек. И ведь не зря!

   Ближе к вечеру, когда Мороза, доведя до полного изнеможения Изольду и брата, наконец угомонилась, действительно пришли гости — восточный кондитер Шакер Бабай с огромным чак-чаком  и библиотекарь Петр Лукич с книгой о комнатном цветоводстве.
И только Мороза усадила гостей и домочадцев у большого овального стола – с краю, поближе к кипящему самовару, предвкушая тихий вечерок с неспешной беседой, как на улице грянуло:

                Эх! Молочная река,
                Да кисельны берега!
                Нам хлебать – не расхлебать,
                Сухариком заедать!
 
Дудки гудели, бубны рассыпались звоном бубенцов, свистульки изображали птичий переполох, скрипка повизгивала и угрожающе всхрапывала, гармонь разошлась не на шутку. Но этот жизнерадостный гвалт не мог заглушить мощный разноголосый хор:

                Среди звезд, не вру я, право,
                Жили-были Дед да Баба.
                Речкой звали Млечный путь,
                Да не в названии же суть.
 
Все, кто находился внутри дома Морозов выскочили наружу, ожидая увидеть толпу в двести сорок человек, не меньше. Но на улице обнаружилась пестрая ватага из взрослых, детей и одного кота. Все они так мельтешили – приплясывали, подмигивали, менялись местами, что сосчитать их было просто невозможно. Но точно не двести сорок, а намного меньше. Вот кот, точно был один – Яша. Морозы недолго стояли в сторонке, разинув рты. Брат и сестра нырнули в самую гущу веселья, и тоже начали приплясывать, притопывать, кружиться. Длинные рукава их нарядных одежд, светлые косы Морозы так и летали. Мастер Шакер Бабай и Петр Лукич дружно хлопали.

                Ах,  Молочная река
                Глубока да широка.
                Ох, такая ты одна,
                Нет ни берегов, ни дна!
 
Изольда, которая вылетела на улицу первой, отняла несчастную скрипку у долговязого подростка, наряженного в куртку из синих и красных лоскутов:
– Возьми полено и пили его ножовкой! – посоветовала она пацану. –  Тебе ведь без разницы!
– Да она старая, еще дедушкина, по-другому не может!
– Моей вообще триста лет, и ничего! – сердито ответила Изольда, подкручивая колки. – Нечего на инструмент перепихивать, если грабли вместо рук!
Пацан, ничуть не смутившись, вытащил из-за пазухи трещотку и давай ее вертеть, да орать во всю Ивановскую:
               
                На рыбалку Дед ходил,
                Звезды граблями ловил!
                Знает Баба, хочет Дед
                Звездный супчик на обед!
   
  Скрипка вступила и повела – скрежет совсем исчез из ее голоса, она пела проникновенно, как исполнительница французского шансона, а легкая хрипотца и озорное повизгивание в конце фраз воспринимались как оригинальная особенность. Тут уже и мастер Шакер Бабай, и Петр Лукич не удержались, присоединились к общему хору:
               
                Эх! Молочная река,
                Да кисельны берега!
                Нам хлебать – не расхлебать,
                Сухариком заедать!
       
На улице сначала сгустились сумерки, потом совсем стемнело, и над входом в чудесный Морозов дом ярко разгорелся фонарь. В песне про криворукую Бабу, которая пролила звездный супчик прямо на деревеньку, было целых одиннадцать куплетов, так что все от души поплясали, попели и насладились игрой на музыкальных инструментах. И при этом успели проголодаться именно в той степени, когда голод еще не проблема, а отличный повод  продолжить веселье за столом. Разумеется, этим поводом не преминули воспользоваться.
    Что Мороза с домочадцами наготовила вдосталь всевозможной еды, это понятно, но и посуды на кухне тоже обнаружилось достаточное количество. Пестрые сарафаны новоявленных помощниц замелькали туда-сюда. Яша, на всякий случай,  сел к очагу, подальше от этой кутерьмы, аккуратно уложив хвост вокруг лап. Мороза глазом моргнуть не успела, как стол уже был накрыт, самовар грелся, призывно посвистывая, а гости стояли, чинно сложив руки и скромно потупив глаза. Вот гости дружно поклонились, уважив хозяев, а Морозы вернули поклон, приветствуя гостей. Пожалуй, надо заранее сказать, что такие церемонии дому Морозов наблюдать больше не довелось. Все заходили к Морозе запросто, не чинясь, без низких поклонов и реверансов, хотя, разумеется, всегда были приветливы и милы, ведь как аукнется, так и откликнется, а такую милую, радушную хозяйку как Мороза, еще поискать.
Вот и сейчас Мороза приветливо пригласила дорогих гостей за стол. Уговаривать их не пришлось. Когда все нашли себе местечко, выяснилось, что к двум давешним гостям добавилось еще двенадцать.
Четверо мужчин, три женщины и дети – трое мальчишек да две девочки, проживали на стрелке бойкой лесной речушки Кружинки с рекой Кружинвой, в крошечной деревеньке из четырех избушек с роскошным городским названием Мариинка. Все мужчины в этом поселении были скоморохами, а всех женщин и девочек звали Марьями. Скоморохи не специально выбирали себе жен с такими именами, так уж получилось. А двух девочек просто назвали в честь мамочек. Но это Мороза узнала позже, а не в этот вечер.         
Морозы позаботились о том, чтобы у всех тарелки и кружки были полны и перезнакомились с гостями весело и быстро, ведь стать добрыми приятелями они успели раньше, во время бесшабашной пляски и озорных куплетов. Одним словом, спелись. Главного скомороха звали Марком, и как раз у него семьи не было. Его веселые товарищи носили следующие имена – Григорий, Юрий и Семен. Все, как один, скоморохи были хороши. Высокие, статные, ловкие, голосистые. Парнишку, у которого Изольда отобрала скрипку, звали Тимофеем, а младших мальчиков – Сашкой и Савушкой.
– А мы не очень вас потревожили, поселившись рядом с Мариинкой? –   с застенчивой улыбкой спросила Мороза. В зале стало очень тихо. То, чему мариинцы стали свидетелями, совершенно не сочеталось с обыденным словом «потревожили». Морозы переглянулись, Яша ухмыльнулся в усы. Наконец, Марк нарушил неловкое молчание:
– Поначалу струхнули, врать не стану. А потом огляделись –  дела-то неплохи! Тут тебе и Морей разлился, и городок такой славный к нашей Мариинке присоседился. А как Яков Переплутович к нам пожаловал да извинился за беспокойство, тут мы и вовсе уразумели, что тревожиться не о чем, надо знакомиться идти.
И Морозы, и их гости вздохнули с облегчением.
– А вы-то как не промокшие остались? – спросила любопытная маленькая Марьюшка новоявленных соседей. – Или промокли все же?
– Нет, мы не промокли, мы уже в готовый город попали. Сверху, –  пояснил Мороз. Тут Морозы посмотрели на старожилов города –  мастера Шакер Бабая и Петра Лукича, явно задавшись теми же вопросами, что и малышка Марьюшка.
– Да вы чак-чак попробуйте! – тонко улыбнулся Шакер Бабай. –  Кушайте, пожалуйста, очень вкусно, пальчики оближешь!
 И он обнес благоухающее медом блюдо вокруг стола, чтобы каждый мог взять себе кусочек лакомства. А Петр Лукич улыбнулся молча. Тут Яша решил, что пиру, посвященному успешному вживлению в действительность фрагмента иной реальности, не достает пафоса. Он встал, подняв кружку с молоком и произнес подходящую к случаю речь:
– О, этот Город, возросший из бурных вод, плоть от плоти этой каменистой земли, ее чистая душа, ее щедрое сердце! Придите к нему гонимые, обремененные трудами и заботами! И прекрасное порождение двух Миров, Город меж двух континентов…      
Марк, подмигнув товарищам, гаркнул:
– Ура! – кружки дружно сдвинулись, в избытке чувств плеснув содержимым, остатки которого были выпиты до дна за долгие лета новорожденного Города. Надо сказать, что не во всех кружках были молоко и компот, в  некоторых кое-что покрепче. Скоморохи грянули подходящее к случаю:
               
                В Тулу с самоваром еду
                И гармонь со мной всегда.   
                Чаю с пряником отведав,
                Стану песни распевать!
               
                За коряву нескладуху
                Ты, дружище, не взыщи!
                Хочешь жить удобно в чаще –
                Городок с собой тащи!
               
– Хорошо, что в вашем (в нашем, общем! –  вставил Яша.) Городе театр есть! Всю жизнь мечтал выступить на настоящих сценических подмостках, – поделился Марк планами.
– Кондитерская! Библиотека! Книжки каждый день детям станем читать! А вечером романы. Там и модные журналы есть! Учебники! Школу откроем! –  радостно галдели Марьи.
– Университет! – не стал мелочиться Марк.
– Только университет за Кружинвой построим, знаю я этих студентов, все как один озорники неугомонные, – нахмурилась старшая Марья.
– О! Таких-то нам и надо! – обрадовался Марк.
– Пусть только попробуют в деревню сунуться, быстро угомоним! –  расхорохорился Тимофей.
– А еще надо игрушечный магазин с куклами! – вставила младшая Машенька.
– И машинками! – добавил Савва. Тимоха захохотал:
– Чего городишь? Тут и дорог-то нет!
– Ну, тогда с лошадками, – согласился с ним покладистый ребенок.
– А в нашем доме столовую можно устроить! – воодушевилась идеями благоустройства города Мороза. – Столов-то вон сколько! Назовем – «Криворукая бабушка»!
– Ура!!! – возрадовались скоморохи. Кружки снова дружно сдвинулись.
          
                Супчик в ковшике кипит,
               Стол обеденный накрыт.
               Голодный дедуля сидит у стола,
              Но бедная бабуля суп не донесла.
            
               Спотыкнулася! Громыхнулася!
               Да на звездном полу растянулася!
               Эх! Жалко Бабу, жалко как!
               Ну а супчик что? Пустяк.
               
             Эх, молочная река,
               Да кисельны берега!
               Нам хлебать – не расхлебать,
               Сухариком заедать!

Одиннадцать куплетов! На три раза, с припевами, с перерывами на чай. Самовар четыре раза закипал. Изольда снова взялась за скрипку, развеселилась, играла так, будто сама стала музыкой. Скоморохов словно ветром подхватило, пошли отплясывать со своими Машеньками. Переглядывались, качали головами, перемигивались – ну и девчонка! Огонь!  Пошло веселье на новоселье, полночь за полночь!
Весело-то весело, да пора и честь знать. Петр Лукич и мастер Шакер Бабай откланялись первыми. Но они ведь и пришли раньше всех. Марьи, простившись с радушными хозяевами, собрали зевающих ребятишек и тоже отправились домой, в Мариинку. Мужчины  остались помочь Морозам навести порядок, но уже за мостом догнали своих Марьюшек. Скоморохи – они шустрые, все у них в руках горит.

    Но утром Изольда снова была не просто сердита, а зла.
Во-первых, Мороза приготовила на завтрак манную кашу, которую Изольда терпеть не могла. Даже с изюмом. Во-вторых, во время завтрака в «Криворукуюа бабушку», сияя ясным солнышком, с новостями заявился Будимир:
– Сегодня в шесть часов вечера по локальному времени! – сообщил он и благосклонно кивнул Изольде венценосной головой, рассыпая блики во все стороны. – Вернешься в тот самый момент, из которого исчезла. За ювелирную точность ручаюсь.
– Что?! – взвыла Изольда, оттолкнув от себя тарелку. – Еще девять часов спать в этом тупом сне?! – она, загремев стулом, вылезла из-за стола, натянула свою золотую куртку, замотала шею длинным красным шарфом. – Пойду погуляю!
И вышла, хлопнув дверью.
В красном шарфе, подаренном Катькой, было невыносимо жарко. Изольда раздраженно стянула шарф с шеи и бросила прямо в мокрый снег, даже ногой поддала, до того ей всё надоело. Она сгребла снег руками. Перчатки сразу промокли, но Изольда не обратила на это внимания.
– Вот! Получайте себе хорошую девочку, – шептала Изольда, сминая влажный снег в ладонях, – Снитесь ей двести лет подряд, кормите манной кашей, морочьте голову! А с меня – довольно!!!
Она хватала не ко времени выпавший, пахнущий тревожным ожиданием скорых перемен снег, легко скатывала его в комки, небрежно лепила эти комки один на другой, раздраженно ударяла кулаком, когда плохо получалось:
– Да стой, ты, хорошая девочка!
Но незаметно досада на всех и на всё исчезла, растворились в прохладной голубизне утреннего неба, развеялась бесследно на свежем весеннем ветру. Изольда пригладила ладонями неуклюжую фигурку, стараясь выправить изъяны, налепила на голову снежную шапку, а из-под шапки выпустила толстую косу до самой земли. И уже старательно вылепила круглое личико с маленьким аккуратным носиком и серо-голубыми глазами. Она смастерила их из бусин, которые завалялись в кармане её золотой куртки. Потом отступила от снежной «хорошей девочки» спиной вперед, чтобы оценить свою работу. Разглядывала неуклюжую малышку, наклоняя голову то к одному плечу, то к другому, и потому не заметила, что вытворяет Катькин красный шарф.
А шарф, оставшись без присмотра и на свободе, потихоньку подполз прямо под ноги Изольды, расстелился яркой дорожкой по белому снежку. Еще несколько шагов, еще шажок…
– Да ладно, нормально. Все равно скоро растает… Манной кашей давиться ей всяко не придется, – утешила себя Изольда вслух, а про себя, вздохнув, подумала:«Эх, сейчас бы зажмуриться, а потом открыть глаза и увидеть… да хотя бы гимназию! Даже ей буду рада. Даже ей!!!» И добавила вслух:
– Вот ведь до чего соскучилась. Кошмар на самом деле, конечно.
Шарф же, затаив дыхание, лежал на снегу, продолжая притворяться красной ковровой дорожкой для кукольных кинозвезд. Изольда повернулась, раскинула руки, словно хотела поиграть в самолет, закрыла глаза и сделала шаг. Второй, третий…
Изольда исчезла, шарф остался лежать. Такой поворот событий Будимир предусмотреть никак не мог.
Исчезновение Изольды видел только один человек – Тимофей.
  Сказать, что вчера вечером его впечатлила игра задиристой девчонки в штанах, это ничего не сказать. С мамашей ей, конечно, не повезло: сарафан дочке пошить и то не смогла! Но Тимофей великодушно не обратил внимания на неприглядный внешний вид девчонки: такой всё можно. И твердо решил взять у нее, пользуясь случаем,  несколько уроков. С этой похвальной целью он забыл вчера скрипку в доме Морозов, а с утра пораньше отправился в новоявленный Город якобы за своим  рабочим инструментом. Как внезапно выяснилось, инструментом, действительно, музыкальным.
Тимофей постоял немного на каменном мосту, глядя в неспокойные, жемчужно-белые воды Морея – красиво! Страшно красиво. Ясно теперь, почему так говорят. И прошёл через широкие ворота в могучей стене, окружающей Город. Потом переулками вышел на  кольцевую улицу совсем недалеко от «Криворукой бабушки». Девчонка в  синих штанах и золотой куртке нараспашку стояла перед маленьким снеговиком, бормотала что-то. Тимофей нырнул обратно в переулок: ясно ведь, что человеку, говорящему со снеговиком, свидетели не нужны, а ссориться с этой занозой Тимофею было не с руки. Поэтому он выглянул из переулка уже осторожно, чтобы выбрать благоприятный момент для своего появления. Парень и промешкал-то всего пару мгновений, но девчонки на улице не было. Только что была и вдруг – нету нигде! В «Криворукую бабушку», чтобы спрятаться там, пройти можно было только мимо переулка, где притаился парень, так что не вариант. Тимофей выскочил из своего укрытия, оглядываясь во все стороны, даже вверх посмотрел. Изольда исчезла.
Этот факт так озадачил Тимофея, что он не сразу заметил удивительные изменения происходящие со снеговиком. А когда заметил, то пропажа  девчонки на некоторое время перестала его занимать. Да и о чем, собственно, беспокоиться? Пропадет такая, как же!

   Снеговик, между тем, неуклюже топал ножками в белых валенках, теребил пухлыми пальчиками бусы, нашитые на  его шубу из голубого бархата, распахнул серые, с синими снежинками глаза, но тут же зажмурил их, скривил рот и завыл:
– Ма-ма-а-а!!! Ма-ма!!! – крупные слезы потекли ручейками по круглым щекам. Сразу всё стало ясно. Маленьких девчонок в Мариинске было две штуки, и Тимофей знал, как с ними обращаться. Он подобрал изрядно подмокший красный шарф, вытер его концом нос и щёки рёвы, повязал шарф на шею малышки, находчиво прикрыв самозабвенно орущий рот, чтобы приглушить рыдания.
– Му-му-у-у! Му-му! – раздавалось из-под шарфа, но, действительно, уже не так громко.
– Идем, баба тебе пряник даст! Не надо плакать, – Тимофей потянул кроху за руку. Та, спотыкаясь, неуклюже потопала белыми валенками за мальчишкой.
Тут, встревоженные странными звуками, из «Криворукой бабушки» выскочили Морозы, Будимир и Яша.
– Вот! – Тимофей с облегчением показал Морозам на девочку. – Ваша Изольда вылепила Снегурочку, а сама исчезла!
– Как исчезла?! Куда?! – перепугано воскликнули Морозы.
– Куда ей надо, туда и исчезла! –  убеждённо пояснил Тимофей.
– Спокойно! – произнес Будимир, брякнув золотыми перьями решительно, как боевой генерал медалями. – Сейчас во всем разберемся.
– Му-му! – продолжала реветь снежная девочка.
– Пойдемте в дом, там разберемся, – предложил Мороз условно конструктивное решение и подхватил Снегурочку на руки. Мороза и Тимофей двинулись за ним следом.
   
    На улице остались Будимир и Яша. И тот и другой хотели знать, а туда ли исчезла Изольда?  Братья деловито начали поиски ответа. Яша исследовал следы, оставленные девочкой, определяя направление и объективную протяженность её мгновенного перемещения в пространстве. Разумеется, это чудесное перемещение с точки зрения Изольды было очень коротким, так как значение времени, потраченного девочкой на его преодоление, стремилось к нулю. Но, на взгляд стороннего наблюдателя, это было не так. Будимир же, потирая лоб сверкающим крылом, что-то бормотал в изящную бородку, наскоро рассчитывая расхождения во времени между областями пространства.
Они не спрашивали друг друга: «Ну как?», этот вопрос сам по себе висел в воздухе.
– Не промахнулась, действительно попала туда, куда надо! – доложил Яша результаты исследований на местности.
– Вернулась в свой мир раньше расчетного времени! Накладки неизбежны, – подытожил свои вычисления Будимир. – Ну и каким образом внедрить в ее окружение стабилизирующий время контроллер? Задача!
– Тоже мне задача! Изольда – ребенок. Спрячешь эту твою механику в какую-нибудь игрушку, вот и всё. И вообще, что такого страшного случилось? Да ничего! Вернулась же, а не пропала! – беспечно махнул лапой Яша.
– Да, уж лучше вернуться вчера, чем послезавтра. По крайней мере, родные и близкие паниковать не начнут! – согласился с ним Будимир. – А столкнуться нос к носу вчерашней и сегодняшней контроллер не даст.
– Морозы!!! – воскликнул Яша, хлопнув себя лапой по лбу. – Вот кто уже сейчас паникует!

– Не плачь, маленькая! – уговаривала Снегурочку Мороза. – Деда сейчас пойдет и найдет твою маму. А мы с тобой его здесь подождем! – тут Мороза требовательно посмотрела на брата. Малышка притихла и тоже смотрела на Мороза заплаканными, серыми, с голубыми снежинками, глазами. Мороз задумчиво взъерошил затылок, вынул из кармана свои варежки, которые Мороза заново связала из тех же самых белых и синих ниток, пока снежные люди гостили в Еловом тереме.
– Выход всегда находится там же, где и вход! – провозгласил Мороз, подняв вверх указательный палец. – Изольда появилась из этой рукавицы, значит, чтобы найти ее, мне необходимо исчезнуть в этой рукавице. Правильно?
 Мороза уточнила:
– В левой рукавице! Не перепутай, пожалуйста!
– В левой! – согласился  с нею Мороз и затолкал правую рукавицу в карман, чтобы уж точно не перепутать. – Ну, ладно! Я пошел.
И Мороз исчез в левой рукавице. Мороза подняла чудесную, белую с синими ромбами, варежку с пола, посмотрела на девочку:
– Всё! Начинаем вместе ждать дедушку Мороза. С мамой!
    Снегурочка улыбнулась и кивнула.
   
     Когда в «Криворукую бабушку» вернулись Яша и Будимир, все уже было хорошо. Белые валенки и красный шарф сохли у очага, голубая шубка, расшитая бусами, и Тимохина куртка из красных и синих лоскутов висели на вешалке, а дети пили теплое молоко с вчерашними пирожками. Вот только Мороза в «Криворукой бабушке» не было.
– Нам хлебать – не расхлебать, сухариком заедать… – рассматривая оставшуюся одинокой варежку, задумчиво пропел Будимир бархатным баритоном, когда узнал каким способом покинул Мороз очерченное незримой границей пространство.
– Скажешь тоже! Ну, то есть, споешь! – Яша несколько раз сердито махнул хвостом, выражая несогласие. –  Ничего нам с тобой хлебать не придется. Мороз и расхлебает сам, и сухари смолотит, не потрудившись размочить. Мужик – кремень! Сказал – сделает.
– А они не заблудятся? – забеспокоился Тимофей.
– Ни в коем случае! – успокоил его Яша. – Земля, как и все другие планеты, имеет форму шара. В какую сторону ни пойдут Мороз и Изольда, все равно вернутся в исходную точку, то есть в «Криворукую бабушку».
 У бывалого Тимофея имелись некоторые сомнения насчет того, что именно Изольда считает исходной точкой, но он промолчал. Иногда молчание, действительно, золото.
– Вернуться-то, конечно, вернутся! – Будимир сокрушенно покачал головой, рассыпав вокруг золото искр. – Вопрос: «Когда?»
– Завтра! – ответила ему Снегурочка.
– И то верно! Завтра, – обрадовался универсальному ответу Яша. А Будимир погладил девочку золотым крылом.
– И приведет маму!
– Конечно! – хором ответили малышке все. Даже Тимофей, который жил на Земле уже двенадцать лет, то есть намного дольше всех присутствующих, и имел представление, как тут все у нас устроено.

– Эй! Хватит маяться… Я бы сказал чем, да строгое воспитание не позволяет.
– Дурью? – предположила хозяйка «Криворукой бабушки», глядя на Марка снизу вверх отчаянными глазами.
– Хуже, гораздо хуже… – строго нахмурился тот. – Так что, хватит.
Марк захлопнул большой потертый чемодан, в который Мороза  суетливо складывала какие-то маленькие вещички. Мороза  промокнула навернувшиеся слезы и попыталась открыть крышку, которую Марк придерживал рукой.
– Никаких северных полюсов и южных побережий ледовитых морей! – еще строже нахмурился Марк. – Сейчас схожу в Еловый терем и все улажу. Вечную мерзлоту организуем там, где это необходимо ребенку. Так что спокойно можешь заняться пирогами и ждать гостей. Отметим.
– К терему же не пройти, Будимир дорогу узлом завязал… – Мороза горестно шмыгнула носом. Марк усмехнулся и стремительно вышел, хлопнув дверью.
Какое обстоятельство вызвало слезы неунывающей Морозы, догадаться нетрудно. Малышка Снегурочка таяла. Это никак не было связано с добрым теплом очага в общем зале и щедрым жаром кухонной печи. Просто весной тают все снеговики и снежные бабы. И Снегурочки, которые, с научной точки зрения, являются разновидностью снежных баб. Разумеется, бабушки Снегурочек и многие другие люди с этим решительно не согласны.
Через полчаса за окном затих птичий щебет, ветер стал ледяным, небо до самого горизонта покрылось серой хмарью, в воздухе закружились снежинки. Нельзя сказать, что Мороза тут же успокоилась. Во всяком случае, она не стала распаковывать большой потертый чемодан, а просто спрятала его под кровать. И, скрепя сердце, занялась пирогами. 
Между прочим, Мороза могла бы сразу переложить собранные в дорогу вещи обратно в шкаф, чемодан унести на чердак, а пирогами заняться от всей души. В области за невидимой Границей действительно наступил Ледниковый период, а не внезапное кратковременное похолодание. Скоморохи умеют повернуть все по-своему.
   
– По реке гулять, словно посуху! Гору за Мореем построим такую, какую еще никто не видывал, на ледянках кататься станем! А воду зимой знаешь как удобно в решете носить? Всяко лучше, чем в ведре! Лыжню проложим! Клюшек наделаем, каток зальем на сто лет сразу, не придется каждый год заново возиться! – гости «Криворукой бабушки», расположившиеся за накрытым столом, даже не смотрели на остывающие румяные пироги со всевозможными начинками, а наперебой объясняли Морозе, как хороша бесконечная зима.
– А… – сделала слабую попытку возразить Мороза. Но Тимофей  был начеку:
– Лабиринт ледяной построить можно!
– Да что там лабиринт, целый дворец из ледяных кирпичей отгрохаем! – решительно ударил кулаком по столу Григорий. 
– А… – снова попыталась вставить словечко Мороза. Тут подключился Яша:
– Да не больше минус двадцати пяти! Разве ж это мороз?! Слоны уже в пещере за Мореем устроились, всем довольны! С их роскошными шкурами самое то.
– А мне-то как хорошо! – Будимир мечтательно рассыпал вокруг себя солнечные зайчики. – Врубил на таймере зимний режим и сиди себе у печки, книжечки почитывай.
– А…
– А красиво-то как зимой! – уже хором возразили Морозе жители Мариинки.
Всем было совершенно ясно, что Мороза возражает только для того, чтобы ей еще и еще раз подтвердили, что ледниковый период –  это просто здорово для всех сразу и для каждого в отдельности. Еще всем было совершенно ясно, что женщине с маленьким снежным ребенком среди белых медведей не место. А если так, то какая разница, хороша ли тебе зима. О чем вообще разговор?
И не такое видали, да не унывали.
Поэтому Марк, которому надоело толочь воду в ступе, просто растянул меха своей гармони и затянул в полный голос:
      
 Эх, молочная река,
               Да кисельны берега!
   Нам хлебать – не расхлебать,
    Сухариком заедать!

Жители Мариинки обрадовано подхватили:

                Ну а мы не плачем,
    По камушкам скачем.
    Ложкой звезды выбираем,
    Снова в небо отпускаем.
   
Мороза, убедившись, что все дружно за долгую-долгую зиму, а ее робкие возражения в расчет не принимаются, разлила по чашкам чай. Григорий, подмигнув, наполнил взрослые стаканчики кое-чем покрепче, руки потянулись к пирогам со всевозможными начинками… И пошло веселье полночь- заполночь.
А когда мариинцы, повеселившись вдоволь, собрались домой, Марк задержался на минуту с Морозой:
– Признаться, нам здорово на руку, что дорогу до Мариинки снегом заново перемело – ни одна ищейка не сыщет. В печах живой огонь появился, дыма нет – ни один нюхач не учует. О дровах заботиться не надо – без них тепло! О чем еще и мечтать. А все, что кроме этого для жизни нужно, скоморохи раздобудут. Ну, или сами смастерят, будь спокойна. И Город опять же рядом – цивилизация! Так что, не ты нам, а мы тебе должны.
И слова эти, сказанные Марком без его обычной улыбки, убедили Морозу вернее, чем все предыдущие аргументы. Но было в них что-то смутно тревожное, поэтому она решилась то ли еще раз возразить, то ли спросить о чем-то:
– А…
На лицо Марка вернулась улыбка:
– Ну, ладно-ладно, уговорила! Все хороши! Вы – нам, мы – вам! Квиты. Живем дальше.
Еще неделю Мороза беспокойно провожала Снегурочку взглядом – не остаются ли на половицах мокрые следы, а по утрам ощупывала ладонями простынку и ночную рубашку малышки, но все было хорошо, сухо. И Мороза успокоилась.
Таким образом, за Пределом наступил ледниковый период. Сугробы росли. Зверей и птиц в дремучем лесу становилось все меньше, а население Мариинки, напротив, понемногу увеличивалось. Там жили уже не только Марии, но и женщины и девочки с другими именами. Только покрытые инеем деревья стояли, будто не случилось ничего особенного, и терпеливо ждали весны.  Деревья совершенно точно знали, что весна обязательно будет, как только уйдет зима. Может быть, даже завтра.
      
– Тепленькие, пушистые! Каждому пальцу – свой домишко! –  Снегурочка захлопала в ладоши и запрыгала вокруг Морозы. – Спасибо, спасибо бабушка! – довольная Снегурочка стащила новые перчатки с рук, принялась их вертеть и разглядывать – Какие милые! Похожи на маленьких слонов! Я сделаю им глаза из пуговиц! Можно?
– Конечно! – Мороза достала шкатулку с пуговицами и они со Снегурочкой начали раскладывать их на столе, выбирая подходящие.
– Я им еще рты вышью. Будем разговаривать на прогулках. Пусть спрашивают, если что непонятно. Я им все объясню.
    
   Нет, напрасно пришила Снегурочка перчаткам глаза, а  рты и вовсе не стоило вышивать. На первой же прогулке перчатки поинтересовались, на каких таких слонов они похожи. Пришлось познакомить перчатки со слонами. Вязаные зверьки  восхищенно вытаращили глаза-пуговицы, глядя на косматых гигантов, гуляющих между сосен.
– Мама-варежка! Сколько шерсти!
– Сто тысяч миллионов клубков!
– Можно целую гору всего навязать! До неба!
– Варежек! Носков!
– Свитеров, перчаток!
– Шарфов, шапок! – восторженно шелестели перчатки шерстяными голосами. Слоны снисходительно посматривали умными глазами из-под мохнатых челок.
– А что,  руки у них невидимые?
– У нас, слонов, только ноги, а рук нет. Только ноги и хобот. –  объяснила слониха Маша.
– Нет, мы спрашиваем про невидимых великанов, которые шевелят вашими ногами и хоботами! Нашими шевелит хозяйка Снегурочка. А вашими? Невидимые великаны? С невидимыми руками? – наперебой шуршали перчатки.
Снегурочка с опаской посмотрела на слонов: а вдруг правда?
– Никаких великанов-невидимок не существует. Нечего пугать детей выдумками. Мы шевелимся сами, – объяснила слониха Даша.
– Мама Варежка! Сами, как захотите? Совсем никого не слушаетесь? –  удивлялись вязаные слоники.
– Да, мы свободны и делаем что захотим! – подтвердил слон Рави. – Но нас можно попросить что-то сделать, и мы можем согласиться. Мы даже держали на своих спинах Остров с Великой Елью. Без нас, могучих слонов, он провалился бы в черную прорву. Мы захотели помочь и помогли. Ведь мы не только сильны, но и добры.
А самый большой слон, Сагиб, только молча кивал исполинской головой: «Правда, правда!»  Он не болтал попусту с малявками.
–  Мы тоже слоны! Мы тоже хотим стоять сами! Хотим быть самостоятельными! – так и завертелись перчатки на ладошках Снегурочки.
– Дома! – строго сказала им девочка. – В конце концов, бабушка связала вас, чтобы мои руки не мерзли. И я, ваша хозяйка,  тоже об этом прошу!
Перчатки посмотрели на Сагиба разноцветными пуговичными глазами: нужно ли слушаться? Сагиб величественно кивнул.
–  Ну ладно, уговорила, – согласились они, – проводим тебя до дому, так уж и быть! Мы тоже очень добры и мохнаты – натуральный королевский мохер!

   Как только Снегурочка вошла в дом,  вертлявые слоники соскочили с ее рук на пол. Удивительно, но они действительно шевелились самостоятельно. Поначалу ноги у них заплетались: ведь пальцы на перчатках, как и на руках – разной величины. Но уже к вечеру они научились ставить свои ноги так, что туловище и голова держались ровно, и вязаные слоники больше не падали. И только Снегурочка их и видела. Где они слонялись целыми днями, никому неведомо. Приходили под вечер, все в снегу, холодные, усталые, просили каши. Снегурочка, вздыхая, накладывала им по полной тарелке – манной, с вареньем и пенками. Зашивала дыры толстой иглой, укладывала спать на теплую печку.
– Мы больше не будем, правда! Завтра с тобой пойдем гулять, ты ведь наша хозяйка, – сонно шептали перчаточные слоники шерстяными голосами. Да где там! Назавтра они опять исчезали на целый день, захватив с собой сухарей и семечек.
– Ты не думай! Мы не обжоры! – говорили они Снегурочке. – Мы кормим птиц и зверюшек! Им очень трудно зимой, а мы мохнаты и добры. Королевский мохер! И когда же этот снег таять начнет?
– Что поделаешь, ледниковый период на дворе! Да и дед Мороз из дому ушел в валенках! Если снег начнет таять, то он ноги промочит! – объясняла Снегурочка со вздохом. Ей тоже было жаль лесных животных.
Однажды перчатки притащили из леса маленькую дохлую муху с кружевными крылышками. У Снегурочки даже слезы на глаза навернулись от жалости. Но печалилась она напрасно: муха отогрелась и ожила. Да так и осталась жить в Снегурочкиной комнате. Все это было очень хорошо, но гуляла Снегурочка  с голыми руками. Ведь перчатки бродили где-то самостоятельно. Приходилось все время держать руки в карманах, чтобы не мерзли. Ни на лыжах покататься, ни с горки. А один раз Снегурочка поднималась по лестнице, чтобы прогуляться по Венцу. Венец – это аллея из яблонь и рябин, она расположена высоко над Городом, прямо на широченной крепостной стене, окружающей его. Там часто прогуливаются все жители Города и Мариинки – любуются заснеженными окрестными лесами, туманным Мореем (это озеро!) и горами, которые издали кажутся синими. Так вот, Снегурочка, поднимаясь на Венец по лестнице, поскользнулась, кубарем  скатилась по крутым ступеням и больно ушиблась. За перила-то она не держалась – руки в карманах! Еле до дому дохромала, вся в слезах.
– Бабушка, это не перчатки, а какие-то тютюки! Они же все время куда-то деваются! – пожаловалась Снегурочка.
– Ах, они такие-сякие! Вот я их распущу, негодников, да и свяжу из них варежки! Уж тогда не побегают! – рассердилась на перчатки Мороза.
– Нет, не распускай их, не ругай, они хорошие – королевский мохер! Просто свяжи мне  варежки из других ниток.
Так баба Мороза и сделала. А забавных шерстяных слоников они  стали называть тютюками.

    Маленькая сонная Муха печально волочила кружевные крылышки по холодному подоконнику. Снегурочка сходила на кухню, принесла в чайной ложке несколько капель сладкой воды, чтобы накормить горемычную муху. Она осторожно пересадила муху на блюдце с угощением. Но та принялась ползать по краю блюдца, не замечая предложенное лакомство. На ходу муха отчаянно зевала.
– Сил нет, как спать хочется, и спать тоже нет уже сил… – тихо пожаловалась она Снегурочке. – Сны такие скучные: все снег, снег, снег… Глаза откроешь, а за окном тоже снег. Надоело. Помереть опять, что ли?
– Я вот тебе помру! – испугалась за муху Снегурочка. – Потерпи еще чуть-чуть! Я что-нибудь придумаю.– Ты все время так говоришь, уже три года. А может быть, даже пять. Мухи вообще столько не живут. Я больше не могу, правда.
Муха замерла на краю блюдца, глядя на замерзшее окно.
– Ну потерпи еще один денечек, пожалуйста! – умоляюще сложила пухлые ладошки Снегурочка. Ее огромные серые, с синими снежинками  глаза наполнились слезами.
– До утра потерплю, – сжалилась муха, – но завтрашний завтрак станет последним в моей неудавшейся жизни. Сколько можно прозябать в щели? – Муха вяло полизала сладкую воду, снова зевнула, переползла на подоконник и медленно скрылась в щелке между цветочными горшками. Снегурочка на цыпочках, чтобы не разбудить муху, вышла из комнаты.
– Ну, что будем делать? Решать надо срочно! – спросила она тютюк. Тютюки переглянулись.
– Мама Варежка! –  дружно прошелестели они шерстяными голосами.
– Правильно! Как я сразу не догадалась! – Снегурочка  со всех ног бросилась к бабушке.
– Баба  Мороза, можно я возьму дедушкину варежку? Мне очень нужно!

   Тютюки дружно помогали Снегурочке в ее затее, одна бы она не справилась. Оказалось, что внутри шерстяного туловища тютюк можно разместить не только пару сухарей или горсточку семечек, а очень и очень многое. Так что, Снегурочка принесла за Морей только рукавицу деда Мороза, а тютюки притащили всю необходимую мебель и утварь. Правда, не сразу, а в несколько приемов. Все-таки тютюки были маленькими, детскими перчатками. Снегурочка вытоптала среди сугробов полянку и установила на ней домик-рукавицу.  Там, в зарослях ольхи и вербы, между мостом через Морей и дорогой, ведущей к Еловому терему. Получилось очень хорошо. Правда, двери в доме не было, приходилось проползать, приподнимая край рукавицы, но ведь жилище предназначалось для животных, а для них это совсем не трудно. Для Снегурочки это тоже проблемой не было: все дети отлично умеют ползать, некоторые даже лучше, чем ходить.
 В рукавице было уютно. Маленькая печка с живым солнечным огнем лучилась светом и теплом. Окна  не было: ведь для этого пришлось бы прорезать в рукавице дыру, а Снегурочке было жаль портить ее, такую красивую – белую, с синими ромбами.  Но яркого света чудесной печи было достаточно, чтобы осветить всю комнату: круглый стол  с удобными венскими стульями вокруг него, широкие лавки, заваленные беспорядочными пестрыми грудами лоскутных ковриков, одеял и подушек, пузатый шкафчик сквозь стеклянные дверцы которого виднелись разноцветные  тарелки, миски и чашки. Даже свой любимый горшочек, который умел варить вкусную манную кашу, поставила в этот шкафчик заботливая  девочка. Неудивительно, что Мухе очень понравился домик.
– Ты не умрешь? – спросила довольную Муху Снегурочка.   
– Нет, – уверенно ответила Муха. – Что я, совсем дурная, в таких хоромах помирать? А вы, тютюки, приводите в мой терем зверюшек, которых встретите в студеном лесу. Вместе-то жить веселее! Можно, Снегурочка?
– Конечно, можно! Пусть живут! Я не люблю, когда умирают, – кивнула  Снегурочка. Тютюки  радостно запрыгали. Муха, на правах хозяйки дома, поставила на печь чайник,  горшочек наварил каши, и маленькая компания отпраздновала Мухино новоселье.  Как-то раз Снегурочка каталась на лыжах в лесу за рекой Кружинвой. Тут-то и повстречался ей бурый волчище.
– Что, холодно? – посочувствовала Снегурочка Волку.
–  Еще бы! Зуб на зуб не попадает, так и щелкают!
– Пойдем со мной! Тут поблизости живет моя знакомая Муха. Погреешься, чаю попьешь, а может, и пожить останешься. Она любит хорошую компанию, – предложила Снегурочка.
– Насчет пожить не знаю, а погреться – не мешало бы! – обрадовался Волк. – Садись на меня верхом, а то вы, люди, медленно ходите! Так я совсем от холода околею!
– Хорошо, – согласилась Снегурочка, она воткнула свои маленькие лыжи в глубокий сугроб, и вцепилась в бурую шерсть на волчьем загривке. – Беги по моим следам к дороге!
    Истошный визг, писк, кваканье и злое лисье тявканье на морозе были слышны издали. Снегурочка не на шутку встревожилась: неужели хорошая компания перессорилась? Волк понесся по сугробам со всех ног, так что комья слежавшегося мерзлого снега разлетались во все стороны. И минуты не прошло, как Волк домчал девочку до самого домика Мухи. Снегурочка с Волком поспешно поднырнули под край рукавицы.
    По полу, покрытому зелёной, ожившей в тепле травкой, катался орущий бело-рыжий мохнатый ком. Лягушка, Мышь и насекомые вереща от ужаса метались по комнате. Волк, мгновенно разобравшись в ситуации, схватил Лиса за шкирку зубами и хорошенько тряхнул. Несчастный Заяц кубарем покатился под лавку, Лис шмякнулся на пол.
– Вообще-то нехорошо есть маленького слабого Зайца! Особенно, если живешь с ним в одной рукавице! – сердито крикнула Лису Снегурочка. –  Такого я от тебя никак не ожидала!
– Не такой уж он и слабый, между прочим! И думаешь, мне самому нравится? Он же костлявый! И шерсти во рту полно! – Лис с отвращением выплюнул белый мокрый комок. – То еще удовольствие. Но мы прикованы друг к другу пищевой цепью! Я хочу быть живым, а значит, должен съесть зайца. Или пять мышей. Или трех жаб.
– Я – лягушка, а не жаба! – возмущенно квакнула Лягушка.
– Но мышь тут всего одна. И жаба тоже одна.
– Лягушка! – деликатно поправила Лиса Снегурочка.
– Значит, придется съесть Зайца, – продолжал Лис. – Ничего личного.  Это закон природы, так устроен мир. Я не виноват.
– Ты просто слабовольный, поэтому не можешь взять себя в руки!   –  строго проквакала Лягушка. – Мне тоже хочется съесть Муху и Комара! Но я держу себя в руках!
Муха и Комар поспешно отодвинулись от Лягушки как можно дальше, прижавшись спинами к  вязаной стене.
– А Кузнечика, извините, вам не хочется съесть? – вежливо поинтересовался Кузнечик.
– Еще как хочется, но я держу себя в руках! – честно ответила Лягушка. Кузнечик нервно дернулся, но мужественно остался на месте. Заяц тихо хныкал под лавкой. Лис состроил виноватую морду, но глаза его смотрели на Зайца холодно и прицельно. Волк мел хвостом пол и шумно дышал, ему было смешно. Снегурочка вынула из кармана оранжевую морковку, сунула ее под лавку – Зайцу, села на красивый венский стул и горестно подперла розовые щеки пухлыми кулачками.
– Да что же это такое в самом деле! Я так хорошо все придумала, а получается не разбери поймешь что! – сокрушенно сказала она. –  Манная каша такая вкусная, гораздо вкуснее, чем Заяц! Ну почему ты не хочешь ее есть, объясни мне, пожалуйста? – сердито спросила она Лиса.
– Манная каша! Фу! Я что, человек, чтобы манную кашу есть? –  недовольно скривился тот. Снегурочка сосредоточенно нахмурилась и потерла ладонью лоб.
– Так, спокойно! – радостно объявила она. – Кажется, у меня в голове появилась умная мысль. Но надо посоветоваться с премудрой   тетей Еленой, чтобы выяснить, на самом деле эта мысль умная, или мне только так кажется. И ты, Лис, пойдешь со мной! На всякий случай.Лис снова недовольно скривился, но возражать не посмел.

   От домика-рукавички до Великого Елового терема – рукой подать, если знать в какую сторону двигаться. Бурый Волчище доставил Снегурочку в один миг. Лис семенил поодаль с независимым видом, чтобы никто не подумал, будто он гуляет в таком неподобающем обществе, а подумал бы, что он случайно идет в ту же сторону, но и не отставал. Так что и он оказался на поляне перед Великой Елью почти одновременно с Волком и Снегурочкой. Скажем, через два мига.
Снегурочка как пушинка взлетела по узловатым ступеням на высокое крыльцо Елового терема, ни на секунду не остановилась она, чтобы полюбоваться его круглыми янтарными окнами в узорных переплетах,  поспешно открыла тяжелые, украшенные резьбой двери. Волк и Лис спокойно вошли за нею. Опасностью не пахло, запахи терема были лесными, знакомыми. Запах еловой хвои и смолы, солнечного света и летнего тепла. Еще пахло пирогами, но этот запах уж точно не таил опасности. Лис почуял к тому же  запах петуха, но этот приятный запах почему-то не возбуждал у него аппетита. Что-то в этом запахе внушало ему уважение к птице и ясно сообщало Лису, что таких петухов лисам есть не нужно. Огромный очаг с живым солнечным огнем ярко освещал сводчатый потолок, пол с узором из бесчисленных годовых колец, старый, исцарапанный стол, высокие  шкафы, набитые потрепанными, зачитанными, и совсем новыми книгами, удобные неуклюжие кресла, закрученную лестницу с перилами из переплетенных корней… Все в этом зале было давным-давно знакомо Снегурочке, а Лиса и Волка не заинтересовало.
– Тетя Елена! Ау!!! – громко позвала Снегурочка. Но вместо Елены из полукруглой двери, ведущей на кухню, неторопливо, на ходу зевая и потягиваясь, вышел черный кот Яша. Сегодня – одноглазый. Количество глаз у этого уникального зверя не являлось постоянной величиной.
– О! Сколько зим, сколько зим! Ты как всегда, вовремя, я уж было задремал от скуки! – добродушно приветствовал он девочку и сверкнул глазом в сторону лесных зверей. – Кто это с тобой?
– Это мои друзья из дремучего леса: Волк и Лис! А это Яков Переплутович, он тоже мой старый добрый друг, – познакомила   своих приятелей Снегурочка.
– Для своих, а тем более четвероногих и хвостатых, я просто Яша! – Кот учтиво поклонился гостям, те отвесили вежливый ответный поклон.
– А где тетя Елена? – спросила девочка, нетерпеливо оглядываясь.
– Нету. Она рассчитала орбиты каких-то там планет-гигантов и отправилась проверять соответствует ли научным расчетам их положение в пространстве. Может, орбиты придется исправлять. Неизвестно, когда вернется. Как дело пойдет.
– Ой! А мне совершенно необходимо с ней посоветоваться и кое-что попросить… – огорчилась Снегурочка.
 Яша пожал плечами:
– Потом посоветуешься. Ледниковый период на дворе, спешить незачем, это весной спешить надо, а до весны еще как от корней до макушки. И насчет «попросить» зря беспокоишься. Я хоть и младший, но Елена меня за старшего оставила. А меня просить даже лучше: я же тебе ни в чем отказать не могу! – и Яша вопросительно уставился на Снегурочку: давай, излагай, чего твоей душеньке угодно!
– Мне нужна волшебная палочка! – взволнованно выдохнула Снегурочка.
– Чудес захотелось? – понимающе кивнул косматой головой кот. – Сейчас принесу, подожди немного.
Яша отворил круглую кружевную створку янтарного окна и вылез наружу. Студеный ветер ворвался в зал, пригревшиеся звери недовольно пересели поближе к очагу. Лис уже решил высказать свое мнение насчет котов, которые не затворяют за собой окна, но замешкался, выбирая самую эффектную фразу из множества вариантов, которые мгновенно появились в его голове. Волк тоже хотел кое-что сказать на эту тему и вариант у него был всего один, но он сдержанно промолчал.
В эту минуту высоко над головами  послышалось негромкое ритмичное позвякивание, будто несли в авоське тысячу золотых бубенцов. Усилился волнующий петушиный запах, по стенам  заметались солнечные блики… Лесные звери и думать забыли про кота и его безответственное поведение: в зал по винтовой лестнице спускался Будимир. 
Будимир, сияя каждым перышком, сверкая короной гребешка и элегантной бородкой, неторопливо сошел в зал, легко вспорхнул на круглый  стол, в самую его середину. Тут он немного потоптался, оставляя на древесине глубокие свежие царапины своими золотыми когтями. Лис поёжился и прижался к полу – у него было богатое воображение. А петух неожиданно мощным движением распахнул крылья – лучи солнечных стрел метнулись в стороны! – напряженно вытянул шею, задрав клюв ввысь, и торжествующе пропел свое знаменитое:
– КУ-КА-РЕ-КУ!!! – его голос был не громким, а каким-то всепроникающим, воздух вокруг будто тоже стал золотым, и каждый вдох рождал упрямое желание непременно дожить до победного конца, после которого ничего не закончится, а наоборот, начнется – долгое и счастливое. Это продолжалось несколько бесконечных мгновений, потом все стало, вроде бы, обычным, но Снегурочка продолжала мечтательно улыбаться, а звери восхищенно терли лапами уши. Будимир, мелодично позвякивая оперением, раскланялся и сообщил приятным баритоном:
– Двенадцать часов дня по местному времени!
А потом добавил, совсем уж запросто, как оперная звезда, в чьем величии никто не сомневается, никто ведь не хочет выглядеть дураком, отрицающем очевидное:
– Друзья, а может быть, чайку? Самое время по-моему.
Но тут, нарушив гармоничную простоту момента, из окна вывалился кот. Он аккуратно закрыл кружевную янтарную створку и начал, тяжело отдуваясь, отряхивать свою косматую шкуру от                налипшего снега, хвои и каменных чешуек еловой коры.
– Что-то ты совсем запыхался, дружок! Теряешь форму! – Будимир переключил на кота свое доброжелательное внимание. Яша  погладил себя по толстому животу:
– Да, формы у меня стали объемные, как у всякого счастливого кота, живущего при кухне.
Будимир укоризненно покачал  венценосной головой:
– Зарядка, братец! Режим и зарядка! Пойду чайник поставлю. А то пироги у тебя Яша благоухают… Не захочешь, а лишний раз позавтракаешь, – петух, сверкая и побрякивая, удалился на кухню.
– На, держи свою палочку! Какая-то новая порода, выросла на уровне третьего неба.  Магии в ней, как в Будимире солнечных зайчиков, так во все стороны и брызжет! И такая шустрая, сама ко мне в лапы прыгнула, даже искать не пришлось. На, пробуй!
   Яша протянул Снегурочке кривую палочку, упоительно и остро благоухающую хвойным лесным волшебством. Девочка осторожно взяла палочку двумя пальцами, нерешительно описала круг. Палочка рассыпала ослепительные алмазные искры, закружившиеся по комнате. Снегурочка замерла в восхищении. Животные с любопытством наблюдали за ней.– Что, не знаешь, какую причуду начудить первой? – поинтересовался Лис. – Наколдуй мне, пожалуйста, зайца, только без шерсти и неживого, чтобы не было его жалко. И можно без костей. Словом, наколдуй заячьи котлеты.
Волк сглотнул и мечтательно облизнулся.
– Заячьи котлеты, к вашему сведению, из капусты! – строго сказала Снегурочка Волку и Лису. Волк и Лис приуныли: не о таких котлетах были их мечты. А девочка продолжала:
– Я прекрасно знаю, для чего попросила волшебную палочку. Это и тебя касается, Лис!
 Лис поежился.
– Но я боюсь повредить тебе, я ведь неопытный волшебник. Поэтому, сначала хочу попробовать волшебство на чем-нибудь не очень живом. Только не могу выбрать, что же попробовать заколдовать. Кресло? Или книгу?
– Нет, нет, нет! – замахал лапами кот. – Мне тут только говорящего кресла не хватало! Или Тимура с его командой! – кот решительно отобрал у Снегурочки старую книгу, которую она взяла со стола, ловко забрался на книжную полку и поставил ее повыше – на всякий случай. –   И вообще, подопытных кроликов или не очень живых зайцев для своих упражнений, пожалуйста, поищи на улице. Мне что-то стало тревожно за мирное благополучие нашего терема. А ведь я тут, как-никак, за старшего!
Снегурочка кивнула и отправилась к двери.
– Долго не броди. Имей ввиду, чайник уже на плите. Домой, пока не отведаешь моих пирогов, не отпущу! – крикнул ей вслед Яша.
«А нам что делать?» – посмотрели на Снегурочку Лис и Волк..
– Вернусь через минуточку! – успокоила всех девочка, вышла из терема на высокое крыльцо, сплетенное из узловатых корней и огляделась. Над головой, сколько хватало взора, качались  дремучие, покрытые изморозью, седые, колючие лапы Великого Елового терема. Тревожить Великую Ель своим волшебством Снегурочка не решилась. Она спустилась с крыльца и побрела, проваливаясь в глубокий снег,  к молодым елочкам и сосенкам, робко жмущимся у самого края  поляны.
– Шишки, шишки, оживите, лесу радость подарите! Пусть начнется день чудес, пусть смеется старый лес! – напевала Снегурочка, размахивая волшебной палочкой. И тут же маленький оживший народец  так и запрыгал по колючим веткам. Ура! Все получилось!
– Все получилось! – радостно сообщила Снегурочка своим друзьям, поджидавшим ее в тереме. Она топала валенками у порога, сбивая налипший снег, и дула на покрасневшие от мороза пальцы: варежки второпях забыла надеть! Лесные и домашние животные с любопытством  уставились на нее, ожидая продолжения. У Будимира даже гребешок ярче заблестел. Снегурочка, сбросив свою расшитую белыми бусами шубу и пушистую шапочку, забралась в кресло у самого очага. Кресло вздохнуло пружинами: «Эх, не довелось стать говорящим!». Снегурочка  сообщила друзьям торжественно:
– Волшебная палочка меня слушается и все делает правильно!
Тут палочка испустила ворох тончайших серебряных нитей, которые, сплетаясь в кружевные снежинки, плавно закружили по комнате.
– Вот видите, а я что говорила? Слушается! Так что, милый Лис,    можешь не опасаться, мое волшебство совершенно безопасно.
– Что, наколдуешь мне поводок и посадишь в будку, чтобы я не смог дотянуться до Зайца, который нагло хрустит морковкой под носом у бедного, несчастного, погибающего от голода лиса? – забормотал Лис, оскалив острые зубы и задом отступая к двери. – Так-то ты поступаешь с друзьями! Предупреждаю, я свободный зверь и на привязи  умру!
– Никаких поводков, как ты мог подумать! – возмутилась Снегурочка. –  Я просто превращу тебя в человека, чтобы ты мог питаться человеческой пищей.
– Всю жизнь есть манную кашу?! Ужас!!! – содрогнулся бедный Лис.
– Я, например, ем с добавкой! – пожала плечами девочка. – И потом, почему всю жизнь? Ледниковый период обязательно когда-нибудь закончится. Ты вернешься в родную природу, будешь жить по ее законам и кушать всех, кто тебе нравится. К тому же, ты вполне можешь становиться человеком только на время обеда.
– Далась тебе эта манная каша! – вкрадчиво замурлыкал Яша. – У людей очень много вкусной и сытной пищи. Уж на что я привередливый кот, а вареники уплетаю, просто за ушами трещит! Со сметаной! Да взять хоть пироги. А блины? А картошка? Жареная, с лучком! Соглашайся, превратись на полчасика, узнаешь, как это вкусно!
– А потом обратно превратишься, риска-то практически никакого! Ты только посмотри, какая это палочка замечательная! Да такая палочка дубину перешибет, если надо будет! Кувалда, а не палочка! Так колданет, закачаешься! – вмешался в разговор Волк, которому хотелось, чтобы Лиса обдурили: такое не часто случается, интересно посмотреть. Лис медленно, по большой дуге приблизился к Снегурочке и обнюхал волшебную палочку. Его зеленые глаза были грустны и серьёзны, думал он явно не о пирогах и манной каше. Снегурочка не торопила осторожного лесного зверя, пусть постепенно привыкает к волшебству. – Ладно уж, так и быть, давай попробуем! Но с одним условием!   
Все вопросительно посмотрели на Лиса.
– Как только я стану волшебным зверем-оборотнем, вы будете называть меня Титусом. Всегда.
Все опять переглянулись, уже удивленно, но согласно закивали головами: хорошо, будем называть, как скажешь.
      
    Лис сел прямо перед Снегурочкой, гордо вскинув голову, открыто и смело глядя в её глаза. Снегурочка скинула с ног валенки, встала на цыпочки, вытянулась в струнку, чтобы походить на настоящую фею, и осторожно коснулась головы Лиса  волшебной палочкой.
– Сказок мир с тобой играет, в человека превращает… – прошептала она. Лис упал на пол рыжим клубком. А поднялся с пола… 
Снегурочка радостно захлопала пухлыми ладошками. Невысокий, тощий медноволосый паренек смотрел на нее зелеными лесными глазами удивленно и настороженно. Все с облегчением засмеялись: получилось, получилось!  Всё получилось!!!
Волк, обнюхивая чудесно преображенного Лиса, ходил вокруг. Будимир с королевским спокойствием разглядывал парня с головы до пят, склоняя венценосную голову то вправо, то влево. Яша взволнованно бил себя хвостом по бокам. А Титус крутил головой во все стороны, внимательно вглядывался в каждого, будто узнавая о всех что-то новое, интересное, что-то наматывал на невидимый лисий ус. Насмотревшись на друзей, Титус сто девятнадцать раз самостоятельно  превратился в лиса и обратно: не всегда  рядом будет Снегурочка со своей  волшебной палочкой, чтобы исправить ошибки. Трансформация должна быть безупречной. У зрителей даже в глазах зарябило, но все терпеливо ждали конца тренировки: лис есть лис. В каком бы обличье он ни был, «отвага» – его второе имя, а «осторожность» и  «предусмотрительность» – третье и четвертое. В сумме почему-то всегда получается «хитрость», но это уже дело десятое или даже одиннадцатое, словом, не так уж важно. 
Наконец, Титус довольно кивнул рыжей головой: годится!
– Ой, неужели дождались?!  Суток не прошло! Всего два раза чайник подогревали! – бархатным баритоном простонал Будимир, который и по  ночам следил за ходом времени, поэтому вставал поздно и еще не завтракал.
– К столу, к столу! Прошу к столу! – засуетился кот, широким хозяйским жестом приглашая всех на кухню.
Гости и хозяева устроили у стола радостную толчею, рассаживаясь, передавая чашки и блюдца. Расшумелись, наперебой спрашивая друг друга, сколько ложек меда добавить в чай и какое варенье положить в розетку…  Яша мяукал громче всех, объясняя из каких именно пирогов состоит румяная гора на громадном блюде, одновременно оделяя всех аппетитной выпечкой. Снегурочке – с яблочным повидлом, Будимиру – с горохом, себе – с творогом. А Титус и дожидаться хозяйского внимания не стал: его белые острые зубы перемалывали все пироги без разбора. Очень уж оголодал бедный паренек за долгую зиму. Волку кот принес громадную миску необыкновенно сытной слоновьей простокваши. Волк выпил угощение тремя глотками, начисто вылизал миску, но стеснялся попросить добавки. Вдруг больше нету, выйдет неловко…  Волк тоже оголодал за долгую зиму и теперь  с грустью наблюдал за веселым чаепитием, но пироги с горохом и повидлом его, тем не менее, не прельщали. Возможно, он решился бы попробовать пирог с творогом, но Яша и Титус их уже съели.
Вскоре на блюде сиротливо лежал всего один пирожок – с яблочным повидлом. Все, кроме Волка, то умильно поглядывали на одинокий пирожок, то нерешительно – друг на друга…  Титус, на правах героя дня, уже хотел предложить разыграть пирожок в фанты, но его опередил Яша.
– Что-то синицы сегодня расшумелись, – заметил он, – должно быть, к снегопаду. Надо  угостить птичек, пусть порадуются…
Кот цапнул пирожок когтистой лапой, распахнул ажурную раму кухонного окна, за которым издавна висела кормушка, и издал удивленный вопль. Знаете, как умеют вопить коты, когда что-то лишает их душевного равновесия? Вот так и завопил. Все вздрогнули, подбежали к Яше, и некоторое время таращились на дружную стайку малышек, весело скачущих с ветки на ветку со свистом и щебетом.
– Это не синицы, – выразил Будимир общее мнение.
– Это сосняшки и  елешки, – поспешила рассеять общее недоумение Снегурочка, – живые шишки. Я так переволновалась из-за Титуса, что забыла вам рассказать. Те, что похожи на русалочек в разноцветных свитерах и шапочках, с сосновой шишкой вместо хвоста, это сосняшки. А которые похожи на толстых дракончиков  с еловой чешуей  – это елешки. Я сегодня примерно в двенадцать часов и десять минут по местному времени их наколдовала.
– Чудом больше, чудом меньше, без разницы. Продолжай в том же духе, Снегурочка! Пока Елены нет, – беспечно звякнул перьями Будимир. И добавил, кутаясь в шарф:
– Два часа пополудни по местному времени. Извините, без «кукареку»: из окна дует, берегу голос.
– А что они едят? – заинтересовался Волк.
– Не знаю… Может быть, ничего. Они ведь дети деревьев. – озадачилась Снегурочка.
– Проверим на практике! – кот накрошил пирожок в кормушку.  Веселая стайка быстро, без воробьиных ссор и толкотни, умяла предложенное угощение.
– Зинь-синь-дилинь! – благодарно прощебетали шишечные малыши и исчезли среди густых ветвей – только снежная пыль посыпалась.
– Вежливая мелюзга, – покачал головой  Волк, – в лесной чащобе на свет появились, только-только с ветки соскочили, а как культурно себя ведут!
– Как-никак по соседству с Великой Елью выросли! Чувствуется ее благотворное влияние! – пояснил врожденную учтивость малышек Яша. Кот закрыл окно, компания переместилась    обратно    в  зал.               
Всем было тепло, сытно, спокойно. Волк разлегся у очага, думал о чем-то, положив тяжелую голову на лапы. Снегурочка и Яша разместились в одном кресле. Кот читал книгу, да мурлыкал сплюшки, а девочка, чтобы не заснуть, наматывала  кошачье мурлыканье на волшебную палочку. Титус, утомившись от волшебных переживаний и давно забытой сытости, свернулся в соседнем кресле по-звериному и словил сплюшечку: смотрел свои первый человеческий  сон. Время от времени он открывал на мгновение зеленый глаз: проверял, нет ли опасности, и снова засыпал.
Только Будимир был занят делом. Он взял с полки над камином очень точные и очень красивые часы и теперь смазывал механизм, отвинтив золотым когтем заднюю крышку.
Мирно, уютно было в Великом Еловом тереме. Да и какие могут быть проблемы, когда есть волшебная палочка? Радостно было слушать Снегурочке  уютное мурлыканье кота, наблюдать, как тихо сгущаются за окном ранние сумерки – будто кто-то окунает кисточку с синей акварелью в стакан с водой. Вот уже Будимир, приладив все детали часов на место, поставил их обратно на полку, вскочил на стол, брякнув перьями, как бравый генерал орденами, прокричал свое победное «ку-ка-ре-ку!!!» и сообщил, что уже пять вечера по местному времени. Титус и Волк начали потягиваться, разминая ноги и лапы. На кухне зашипел чайник: напоить гостей на дорожку. Кот притащил в зал поднос с чайными чашкам и сухарями. Даже Волк не отказался похрустеть ржаным сухариком.   
Снегурочка сняла с палочки клубок сплюшек, спрятала в карман расшитой белыми бусами: на всякий случай. Зимний вечер спешил навстречу зимней ночи. Пора и домой. Титус вновь обернулся лисом. Человеком без шубы, без валенок зимой по лесу не походишь. Выйдя на крыльцо, гости и хозяева полюбовались на мерцающие янтарем кружевные окна терема, прислушиваясь: не слышно ли щебета сосняшек и елешек? Но нет, тихо. Мелкий народец, как настоящие птицы, устроился где-то на ночь.
– Спасибо, хозяева, за тепло, за угощение!
– Приходите еще, всегда рады!
   Кот и петух долго стояли на пороге и махали гостям. Да, занятные сегодня гости были, развлекли хозяев на славу!               

  – Кто это так рано к нам в гости пожаловал? – удивилась Мороза.
– Бабушка, это Титус, – сообщила Снегурочка, выглянув в окно, – бедный, в одном свитере…
Снегурочка и тютюки со всех ног кинулись встречать гостя.
–З-з-здравс-с-ствуйте!  – еле выговорил Титус, стуча зубами, и тут же прижался к теплой печи – его тощее тело тоже сотрясал озноб.
– Бор-бурелом! Людям зимой еще холоднее, чем зверям! – пожаловался он, немного придя в себя.
– Мама Варежка! А чего ты, как из акрила  связанный, у порога топтался? Забегал бы сразу! Дверь-то не запирается, – просветили Титуса тютюки. Мороза со Снегурочкой, чтобы не смущать озябшего парня, принялись накрывать на стол. Когда Титус согрелся, сели завтракать.
Титус был  мрачен и смотрел только в чашку с чаем. Хотя что интересного там можно увидеть? Снегурочка украдкой разглядывала его. Ведь с этим пареньком она была знакома всего один вечер. К тому же, оказалось, что он старше девочки, почти взрослый. Вчера, в Еловом тереме, ошеломленный собственным волшебным преображением, он выглядел помладше. Как теперь его учить уму-разуму? Да он и слушать Снегурочку не станет. Съест Зайца и дело с концом…
– Титус! А ты не устал, пока на двух ногах до нас добрался? – робко спросила она. Титус покачал головой.
– Мама Варежка! – прошелестел левый тютюка. – Да с чего тут уставать-то?
– Две ноги всяко проще переставлять, чем четыре! Петель в два раза меньше набрано! – поддержал его правый тютюка.
– И без хвоста тебе, наверное, непривычно? Лисий хвост такой красивый! – Снегурочка с тревогой смотрела на понурого парня. Похоже, ему не очень нравится быть человеком...
Но Титус снова покачал головой:
– Нет, по хвосту я ещё не соскучился…
– Ты, Снегурочка, петли считай! Вот, скажем, свитер… Если на спине дырку для хвоста вывязывать, то узор нарушится, – пояснил левый тютюка.
– Без хвоста гораздо удобнее, чистая шерсть! – поддержал его правый.
– А вот уши без шерсти уж точно отморозить можно! – продолжала беспокоиться Снегурочка.
– А я ему шапку свяжу! Чистошерстяную, – тут же решила Мороза.
– Королевский мохер! – радостно запрыгали тютюки. А Титус криво улыбнулся, продолжая разглядывать чаинки.
– Титус, немедленно признавайся, что случилось! – не выдержала Снегурочка. – Вчера донышко у чашки ты не разглядывал!
– Нет, ничего не случилось! – Титус отправил в рот первый блин.
Но после второй чашки горячего чая и десятого горячего блина,      Титус оттаял не только снаружи, но и изнутри. Он положил одиннадцатый блин на блюдце, встал и произнес речь:
– Спасибо вам, тютюки! Вы не прошли мимо замерзающего звереныша. Лисья жизнь не закончилась в сугробе под сосной. А Муха меня обогрела и  приютила в своём домике. Я живу. Но вот ведь какие чудеса в твоей волшебной палочке, Снегурочка! Лиса куда-то пропал, появился Титус. Я другой, даже  в лисьей шкуре. А когда в человечьей… Помогите мне!
Снегурочка прижала пухлые кулачки к груди, губы ее задрожали, серые глаза  с синими снежинками наполнились слезами.
–  Титус! Прости! Конечно, конечно я тебя обратно расколдую!
– Нет!!! Что ты! – замахал тот руками. – Я уже Титус! Просто…
– Просто Титусу нужно найти новое жилье, – понимающе кивнула Мороза, – не годится волшебному человеку жить в одном доме с обычными зверюшками.
– Правда? А почему? – удивилась Снегурочка.
– Узор-то лицевой! – махнул шерстяным хоботом левый тютюка, – когда он Лис, ему хочется съесть Зайца.
–  А когда человек, то так и тянет прихлопнуть Комара, вот тебе и изнанка! – подхватил правый тютюка.
– Прихлопнуть?! Почему? – не поняла вязаных слоников Снегурчка.
– Комары такие зануды! – пояснила Мороза. – Мне Марк рассказывал.
– Да нет, Комар вполне себе ничего… Да и Заяц… – не слишком уверенно возразил Титус.
Но Снегурочка  смотрела на него с грустью:
– Как все сложно оказывается устроено, – вздохнула она.
– Да ладно! – Титус махнул рукой. – Все очень просто: Титусу тоже не понравилась манная каша!
Снегурочка  улыбнулась в ответ и сообщила:
– А я ничего, с добавкой ем!
Тютюки закивали, они тоже любили манную кашу. А Титус, ну наконец-то! Уселся обратно за стол и откусил сразу половину одиннадцатого блина.
– Но шерстяной шапки в ледниковый период мало! Так что сначала поживешь у нас, в «Криворукой бабушке», надо сшить тебе теплую одежду! –  строго сказала Мороза и положила на тарелку Титусу двенадцатый блин.– Наколдую иглы-самошвеи! – тут же сообразила умная девочка. – Вы, тютюки, принесите из дремучего леса сосновой хвои, целую кучу иголок наделаем. Быстро справимся! Только успевай нитки вдевать, да узелки завязывать!
Тютюки снова закивали, соглашаясь, но из-за стола вылезать не         торопились, взяли себе еще по блинчику. Очень хорошо готовила Мороза, не захочешь, да еще возьмешь.
  После завтрака тютюки убежали в лес за сосновыми иголками, а Мороза принесла из своей комнаты журналы мод, которые скоморохи приносили из мира за Пределом, разложила их на просторном столе в общем зале. Снегурочка с любопытством рассматривала картинки, встав на стул коленями, чтобы лучше было видно. Титус смущался, делая вид, что ему все равно, но его зеленый хитрый глаз так и косил на пестрые страницы.
Вернулись тютюки, набившие свои шерстяные туловища столько иголок, что стали колючими и круглыми, как два ежа. Мороза поскорее подставила им большую шкатулку:
– Искололись, бедные! Высыпайте скорее!
– Что же вы ходили так долго? Случилось что-то? – Снегурочка погладила тютюк своими пухлыми ладошками, обоих сразу, чтобы никому обидно не было.
– Наверное, весь лес обежали, пока от каждой ёлки по иголке собрали, – сверкнул глазами Титус. Лисы, даже оборотни, такие ехидные! Но добродушные перчатки совсем не обиделись:
– Мама Варежка! Там по лесу медведь шатался, – наперебой зашелестели они своими шерстяными голосами, поспешно освобождаясь от своей ноши. – Проснулся, а нитка не спрядена, весной еще и не пахнет! Ну, мы его к Мухе отвели, конечно. Муха его манной кашей кормит.
Титус сочувственно покачал головой:
– Это надо же так оголодать! Пойду познакомлюсь.
– Куда?! – разом встревожились Снегурочка и Мороза.
– Да не съем я вашего Зайца… После такого завтрака, сударыня, Заяц мне даром не нужен, – Титус галантно поклонился Морозе. – Я до завтра сыт. Даже морковки Зайцу могу отнести, чтобы вы не беспокоились.
– Да я не про Зайца… Куда ты опять пойдешь раздетый? – объяснила Мороза.
– Лисом обернусь! – пожал плечами Титус.
– А чего ж ты утром лисом не обернулся?
– Просто человеком попробовать хотел. Интересно ведь. Утром я  еще не знал, как люди мерзнут. 
– А морковку? – не могла успокоиться Снегурочка.
– Морковку в зубах понесу.
– Лучше уж я с тобой пойду, а морковку в карман положу. Я все равно погулять собиралась. Нужно только еще за изюмом для сосняшек и елешек к Шакер-бабаю    забежать.               
   Девочка ускакала одеваться. А тютюки гулять не пошли. Залезли на печку – сохнуть. Им почему-то не хотелось встречаться с Мухой. Чего там, недавно виделись.   Медведь ел кашу. Несмотря на худобу, новый обитатель домика-рукавички занял собою почти всю комнату. Круглый стол был неаккуратно сдвинут к белой, с синими ромбами стене, красивые венские стулья теснились как попало. Муха и Комар спасались от оголодавшего Медведя на потолке. Кузнечик на потолке удержаться не смог, поэтому сидел на лавке рядом с Мышью и Лягушкой, которые прижались друг к другу и для пущей безопасности поджали лапы. Заяц привычно прятался под лавкой.
– Сударь, мы не ели со вчерашнего дня! Остановитесь на минуту и разрешите дамам взять по ложечке каши! – решительно обратился к Медведю Комар.
– А я, может быть, с позапрошлой зимы ничего не ел! Не стану я делиться с дамами кашей! – ответил тот с набитым ртом. – Пока сам не наемся!
– Наглое, чудовищное животное! – рыдала Муха, уткнувшись мокрым личиком в комариное плечо.
– А вот я его! Мало не покажется! – грозно запищал Комар и попробовал  освободиться из объятий Мухи.
– Нет, нет, мой друг! Не оставляйте меня! – Муха еще теснее прижалась к благородному защитнику. Комар придушенно затих.
– Эй, вы там, наверху! Хватит зудеть, без вас тошно! – раздраженно квакнула Лягушка. Муха перестала рыдать, только горестно вздыхала на ухо Комару. Снегурочка ласково теребила свалявшуюся медвежью шкуру, ей было жаль голодного зверя.
– Без шуток, господа! Ситуация критическая! – нахмурился Кузнечик. – Он жрет уже два часа без остановки и останавливаться не собирается! Мы его не прокормим.
– А что нужно делать, чтобы меньше жрать? Ой! То есть, есть? Ну, то есть, меньше кушать? – Снегурочка обвела своих друзей растерянными серыми, с синими снежинками, глазами.   
– Чтобы меньше жрать, надо больше спать! – авторитетно зевнув, заметил Титус, уютно прижавшийся к маленькой печке.
– Титус! Ты гений! – восхищенно выдохнула Снегурочка. Титус в ответ скромно пожал плечами: да, я такой.
– Не могу я спать! Голодные медведи не спят! – не отрываясь от горшочка с кашей возразил Медведь. Мышь и Лягушка тоже были готовы зарыдать.
– Потерпите еще чуточку, еще полчасика, мои дорогие! Всё будет хорошо. Правда!
   Титус со Снегурочкой выползли наружу и побежали к Городу.

  Мороза доставала из сундука великолепные ткани, из которых снежные люди-морозы  предпочитают шить для себя одежду: синюю парчу с узором из мерцающих звезд и голубую парчу с пушистым узором из инея, шелковистый белый бархат с холодным серебряным узором и красный жаркий атлас с переливами выкладывала  Мороза на стол, поближе к волшебным ножницам. Ножницы весело защелкали лезвиями и начали крошить роскошные ткани. Тютюки,  наблюдая за работой ножниц с высокого шкафа, с ужасом переглядывались. Вскоре на столе лежала пестрая груда квадратных, треугольных и прямоугольных лоскутов. Титус тут же принялся выкладывать из них узоры на столешнице. А ножницы скромно легли на край стола.
– Спасибо, милые, поработали, – прошептала Мороза, убирая ножницы в шкаф, – но Титусу одежду я своими ножницами раскрою, без ваших волшебных выкрутасов… – тут тютюки вздохнули с облегчением и спустились вниз. Снегурочка тем временем взмахнула волшебной палочкой:
– Ты, иголка-самошвейка! Всё, что нужно нам, ты сшей-ка! Мы нарядим целый свет, счастье есть! А горя нет! – торжественно произнесла она.
Сосновые иглы в шкатулке заблестели серебром, у каждой появилось удобное, большое ушко для вдевания ниток, они мелодично звенели: хотели шить. Снегурочка достала из кармана своей нарядной шубы клубок распущенных сплюшек и принялась вдевать их в иголки. Иглы-самошвеи загудели радостно, как пчелы в солнечный летний день, и налетели на разложенные по столу лоскутки. Титус еле успел отскочить. Иглы весело мелькали, пестрые лоскуты  порхали как бабочки. Мороза вдевала в опустевшие ушки иголок новые сплюшки, а Снегурочка с Титусом вдвоем едва успевали завязывать на них узелки. Не прошло и получаса, как готовое лоскутное одеяло мерцало, таинственно поблескивало и переливалось на столе. Иголки же, выполнив работу, улетели в шкатулку. Было слышно, как они тихо звенят под крышкой: хотят еще шить.
– Мама-варежка! – восхищенно прошелестел левый тютюка, – Все зашили! Снова целое, большое! 
– Иглы – мохер! Королевский! – согласился правый, –  Такие иголки и черную прорву зашьют!
Все потрясенно замолчали и завороженно разглядывали одеяло. Рассматривать это великолепие можно было бесконечно, как звездное небо. Казалось, каждый лоскут что-то нашептывает, мурлычет  свою тихую сонную сказку.
– Елки зеленые! – тряс головой Титус. – Кажется, я стоя заснул. И сон такой странный… Будто звезды близко-близко, лапой подать, и снег идет… – Титус потер  руками лицо, стараясь прогнать наваждение.
– Ага, и мне что-то похожее привиделось! – согласилась Снегурочка. –      Наверное, оно всем один и тот же сон показывает. А тебе, баба Мороза, приснилось что-нибудь?
– Нет! Ничего мне не приснилось! Я сегодня отлично выспалась, –  ответила Мороза, туго свернула одеяло и крепко перевязала его лентой. – И как ты его понесешь, такое громадное?
– Санки! – тут же сообразила умная девочка. – На санках одеяло я  быстро довезу! А вы, тютюки, сбегайте за Волком. Ой, а где же они?
– Побежали куда-то, – ответил Титус, выглядывая в окно. – А зачем тебе  бурый?
– Без Волка мне Медведя даже на санках не увезти. В рукавичке его не оставишь: повернется во сне, всех передавит! – пояснила девочка и озабоченно потерла лоб. – только где же нам этого медведя устроить? В чулане? Или в уголке под лестницей?
– У нас в «Криворукой бабушке» каждый вечер дым коромыслом, – покачала головой Мороза. – Разбудим.
– Надо с Волком посоветоваться, он обязательно что-нибудь придумает,  – решила Снегурочка. – Только где его искать?
– Так я Волка найти могу! – предложил Титус. – По следам, по запаху – легче легкого!
– А одежда? – Мороза нахмурилась.
– А я снова – лисом! – Титус выскочил за дверь, только хвост мелькнул.

   Дорожка до рукавицы в зарослях ольхи хорошая, утоптанная. Снегурочка быстро довезла чудесное одеяло на санках до шерстяного домика и заглянула внутрь:
– Эй, хозяева! Живы?
Картина была примерно та же, что и утром. Медведь ел манную кашу. Муха обнималась с Комаром  на потолке, а мрачный кузнечик ссутулился на стуле, обняв свои худые коленки, Заяц хныкал под лавкой, а на лавке сидели Мышь и Лягушка.
– А что, полчаса уже пролетели? – томно прошептала Муха и кокетливо расправила кружевные крылышки.
– Полчаса уже три раза как проползли, – ревниво ответил ей Кузнечик, сердито поглядев на Снегурочку.
– Извините, не рассчитала, – виновато улыбнулась она, – но сейчас все будет в порядке! Зайка, милый, помоги одеяло в дом занести!
Заяц, скосив глаза на Медведя, осторожно протиснулся среди предметов мебели и вылез наружу. Он перегрыз ленту, которой Мороза  туго перевязала одеяло, и подсунул его край под рукавицу. Девочка тянула одеяло на себя, а Заяц толкал снаружи. Скоро волшебное одеяло все, целиком, оказалось внутри домика, засияло, замерцало, замурлыкало…
Медведь стал есть медленнее. Голова Мухи склонилась на плечо Комара, Кузнечик, за неимением дружеского плеча, опустил голову на свои худые коленки и зевнул, а Лягушка и Мышь просто устроились на лавке поудобнее, подсунув под спины пестрые подушки. Заяц, просунув голову в домик, прошептал:
– Снегурочка… – и поманил девочку лапой. Снегурочка подползла к Зайцу и легла на живот, чтобы удобнее было разговаривать со зверьком. Заяц глядел  на нее тревожными  косыми глазами.– Снегурочка, я больше не пойду в рукавицу. Спасибо тебе! Отъелся, отогрелся! Теперь и в сугробе не замерзну.
Девочка удивленно распахнула серые, с голубыми снежинками, глаза. Уж такого поворота она точно не ожидала.
– А как же морковка… Да и скучать я буду…
– Может, еще увидимся, тропки заячьи повсюду петляют…
– Так ты что, и одеяло не посмотришь, и каши на дорогу не поешь? – Снегурочка растерянно погладила заячьи уши. Заяц замотал головой и поспешно вылез наружу. Тут он вскочил на ноги, кувыркнулся через голову от избытка чувств, перепрыгнул одним прыжком дорогу, ведущую на мост, и припустил в лесную чащу за Кружинвой. Одни стрессы в этой рукавице! Хоть заячьи слезы и недорого стоят, а даже их, дешёвеньких, не хватит!
– Нет, какое хамство! – возмущенно пропищала Мышь. – Не меньше пуда каши вместе съели, а он убежал, даже не попрощался. Сколько Зайца не корми, а он все в лес смотрит!
– Да пусть себе бежит, – равнодушно махнула лапой Лягушка. – Надоел. Рёва. Развел сырость. Уж на что мы, лягушки, к воде привычные, а и то, хоть галоши покупай!
Насекомые вовсе не заметили исчезновения Зайца, а Медведь даже не знал, что тут был Заяц. Он ел кашу.
Пришли Титус с Волком. Волк разлегся у шерстяной стены с синими ромбами, а Титус обернувшись парнем, сел к печи, как Кузнечик, обняв свои худые колени.
– А где косоглазый? – поинтересовался Титус. – Что-то не слышу хлюпанья! Ушел?! Да он мужик! Уважаю!
– Послушай, Снегурочка! – Волк задумчиво шевельнул хвостом. – Мы, волки, медведям не ровня. В лесу так устроено, что меньшие звери большим – не указ… Ты преврати и меня в человека, пожалуйста.
– Я, между прочим, Медведю тоже не указ, хотя, вроде бы, человек. Он меня одной лапой сделает, – фыркнул Титус, но Волк не обратил на него внимания. Снегурочка кивнула, сунула руку в карман голубой бархатной шубы – за волшебной палочкой, и тут же испуганно схватилась пухлыми ладошками за щеки:
– Ой! Неужели потеряла?! Выронила по дороге?!
Титус и Волк вскочили:
– Сейчас мы  по этой дороге пробежимся, быстро найдем!
– Может, за подкладкой… Кажется, тут в кармане дырочка… – с надеждой бормотала девочка, ощупывая шубу. Тут в рукавицу заползли довольные тютюки:
– Снегурочка, ты волшебную палочку потеряла! Вот ведь как пряжа спуталась! А мы нашли и тебе принесли! – Тютюки вместе держали шерстяными хоботами волшебную палочку и протягивали ее хозяйке.
– Спасибо, мои хорошие! – Снегурочка взяла тютюк на руки, ласково прижала к груди.
– Что, в лесу нашли? Или на дороге? – поинтересовался Титус.
– Нет, на столе. Она среди лоскутков потерялась, а мы нашли и принесли Снегурочке! Нитка смотана! В аккуратный клубок! – гордо прошелестели  тютюки шерстяными голосами. Титус хмыкнул. Снегурочка осторожно спустила тютюк на пол.
– Волк?
Волк кивнул:
– Только давай выйдем под Солнце! Тут обстановка какая-то не торжественная, – и, яростно глянув  на Титуса  прозрачными голубыми глазами, рявкнул:
– Не подглядывать!!!
– Больно надо! – обиженно ответил тот, поплотнее обхватив колени. 

  Выбравшись из рукавицы, Волк подождал, пока Снегурочка вскарабкается на его спину, неторопливо вышел из зарослей ольхи, перескочил дорогу, направляясь к дремучему Кружинову лесу. На опушке Волк лег на снег, величаво склонил на лапы свою тяжелую голову, спокойно глядя на Снегурочку прозрачными голубыми глазами. Девочка замешкалась, придумывая подходящие слова. Но вот она подошла к Волку, высоко подняла волшебную палочку,  а потом  коснулась его головы:
– Мудрый мир нам доверяет, чудесами одаряет. Был ты Волк, стал    человек, проживи   счастливый век!
Снегурочка смущенно замолчала. На ноги перед нею, отряхивая от снега бурый свитер, поднялся крепкий молодой мужчина с холодными, как зимнее небо,  глазами и очень светлыми, словно бы выгоревшими под летним солнцем, волосами. Чтобы посмотреть в его лицо, девочке пришлось запрокинуть голову.
– К медведю! – произнес мужчина негромко. Но спорить с ним не хотелось. Почему-то сразу стало ясно, что это бесполезно. Он как пушинку поднял Снегурочку на руки. Стало видно далеко и Снегурочка заметила мелькнувший у дороги рыжий хвост. Мужчина легкими шагами, почти не оставляя следов,  пересек  занесенную снегами поляну, одним прыжком перелетел дорогу, сразу оказавшись у домика, и опустил девочку на землю.
В рукавице было спокойно. Тютюки сидели на стуле рядом с грустным Кузнечиком, Муха с Комаром обнимались на потолке, у Мыши и Лягушки был усталый и покорный вид, как у пассажирок, чей рейс задержан на сутки. Медведь ел кашу. Титус, как ни в чем ни бывало, сидел у печи, обхватив острые колени руками. Под взглядом прозрачных глаз мужчины Титус поёжился, как от ледяного ветра:
– Сударь! Я просто тревожился! – объяснил он, предусмотрительно не уточняя, за кого именно.
– Ладно, замнем, – кивнул мужчина и посмотрел на Медведя. Медведь ел кашу.
Мужчина осторожно отнял у медведя горшочек с кашей и сунул его в руки Титусу. Титус скорчил недовольную рожу и поспешно переставил горшочек на стол. Медведь удивленно открыл рот, соображая как ответить обидчику. Рычать и ругаться или сразу отвесить затрещину? А мужчина, без лишних раздумий,  взял волшебное одеяло и завернул в него медведя, словно малое дитя. Медведь тут же зевнул, закрыл глаза и засопел. Наверное, видел сон про снег и звезды.
– Где же устроить его на зимовку? В пещеру к слонам? – задумался  мужчина, легко, как игрушку, качая нарядный сверток с медведем.
– Нет, нет! Не к слонам! – взволнованно зашелестели тютюки, – Мы там были, видели… Видели моль! Да, моль. Большая такая, злющая! Ужас! Съест. Проснется медведь весной, а шерсти нет! Ни клочка, ни шерстинки. Все съела моль!
Титус хмыкнул:
– Бедные слоны! Как бы их моль не загрызла!
На его шутку не обратили внимания. Не до того!
– Может, под Венцом? – предложила Снегурочка, – Знаешь, там где ворота, есть жильё с выходом на  Морей? Там уж никто не потревожит раньше времени. И печка есть, и от «Криворукой бабушки» близко. Мы с Титусом будем его навещать.
Мужчина кивнул:
– Да, знаю где это. Хорошо придумано! Я тоже смогу проведывать, даже не заходя в город. Сразу и отнесу, устрою. Пусть отоспится, а когда проснется, решим куда его пристроить.
Мужчина легко приподнял край рукавицы и, наклонившись, вышел наружу, прижимая к себе большой пестрый сверток. Все, даже Муха и Комар, тоже выбрались наружу и смотрели  вслед светловолосому мужчине, уносившему Медведя.
– Сударь! – окликнула его Снегурочка. – А как твое имя?
На секунду легкий шаг богатыря сбился, он обернулся, сверкнул холодным голубым взором:
– Игмант.
И больше не оборачивался, хотя целых девять взглядов уперлись в его широкую спину. Предложить ему манной каши на дорожку никто не решился.      
 
  Утро еще не успело развеять морозные синие сумерки, а Снегурочка и тютюки  уже прибежали к домику-рукавичке. От тютюк так и валил пар: внутри них лежали горячие картофельные шаньги. В доме было тихо, но эта тишина не понравилась Снегурочке.
– Что случилось? Вы поссорились? – спросила она, выкладывая на стол угощение.
– С чего бы нам ссориться? Вот еще! – ответила Мышь и загремела чайником, повернувшись к печке.
– Вот именно! – подхватила Лягушка. – Мы разумные существа, стоящие на верхних ступенях эволюционной лестницы. И можем обо всём спокойно договориться. Но вот насекомые… Честно говоря, достали. Пищат, зудят, стрекочут… Я с трудом сдерживаюсь.
– Вы забываетесь, сударыня! –  возмущенно вскинул голову Кузнечик. – Извините за резкость, но хозяйка тут – Муха! Для нее Снегурочка придумала домик-рукавичку! Мы все – гости этой великодушной особы. И должны быть благодарны ей!
– Конечно, я благодарна, – квакнула лягушка, соглашаясь, – но с трудом сдерживаюсь.
Мышь с громким бряком поставила чайник на стол.
Снегурочка протянула пухлую розовую ладошку, и Муха, изящно  взмахнув кружевными крылышками, опустилась на ее мизинец и закружилась, танцуя и напевая.
– Ах, милая Снегурочка! Если бы ты знала, как я счастлива! Я так счастлива!!! И все благодаря тебе!!! Если бы не ты… То я бы никогда… Ах, как я счастлива!!! – но вдруг личико ее сморщилось и Муха зарыдала, – Ах, как же я несчастна!!! Бедные мы, бедные! Бедные, горемычные!!!
С потолка на ладонь Снегурочки спикировал Комар и упал на колени. Муха тут же бухнулась на колени рядом с ним, умоляюще заломив лапки. Кузнечик, горестно ссутулившись, отвернулся к стене, а вся остальная компания, наоборот, с интересом наблюдала за спектаклем. Тютюки даже на стол вскарабкались, чтобы лучше видеть.
– Снегурочка! – простер к девочке лапы Комар, – Я и Муха… Мы давно любим друг друга! Буквально с первого взгляда! Как только увидел ее и – все! Пропал! Жизнь без любимой мне не мила…
 Муха, рыдая в кружевное крылышко, кивала головой.
– Но в чем же дело? Разве кто-то мешает вашему счастью? – немного смутившись спросила Снегурочка.
– Не кто-то, а что-то! – воскликнул Комар, снова горестно воздев руки, – Злая судьба, рок!!! Но ты можешь спасти нас!!! Только ты, на тебя уповают несчастные влюбленные!!!
– Вот, вот! Вот так они целыми днями и зудят… – проворчала Лягушка вздохнув.
– Мне вас очень жалко, но я никак не могу понять, в чем дело! –  озадаченно нахмурилась Снегурочка.
– Я муха! А он – комар! Мы не можем пожениться! – отчаянно прорыдала Муха.
– Преврати нас в людей, умоляем! И два любящих существа соединятся навеки!!! – страстно воскликнул влюбленный Комар.
Снегурочка задумчиво потерла лоб волшебной палочкой. Пример Титуса, с которым она виделась каждый день, и волка Игманта, которого с момента превращения его в человека, она больше не видела, показывал, что из  благополучного решения одной проблемы, каким-то  непонятным  образом возникает целая куча новых заморочек.
– А вы хорошо подумали? – неуверенно спросила она.
– Ты не одобряешь нашу Великую Любовь? – прошептала Муха, поникнув в объятиях Комара. Комар с отчаянием глянул на Снегурочку: как так! Какое пренебрежение  чужими Великими Чувствами! Вот уж не ожидал! Тютюки переглядывались и толкали друг друга шерстяными боками. Мышь и Лягушка замерли: что-то будет?
– Нет, любовь я одобряю…  – ответила девочка  неуверенно.
– Ну же!!! Решайся!!! Решайся!!! – Муха и Комар, вспорхнув как невесомые эльфы, подлетели к волшебной палочке, закружились вокруг, будто под музыку.
– Да, любовь я одобряю и в людей вас превращаю! – Снегурочка храбро зажмурила глаза и взмахнула палочкой. Между прочим, не зря она жмурилась. В домике вдруг стало темно, а Муха и Комар,  напротив, превратились в две красные искры, крошечные, но нестерпимо яркие, словно вобравшие в себя весь свет очага. Они гудели, как луг в солнечный июльский полдень, и вдруг взорвались огненным фейерверком. Тут уж все зажмурились, на мгновение ослепленные, отпрянув с испуганным криком. Повисла тишина, почему-то пахнущая  цветами мать-и-мачехи. Конечно, распознать этот волнующий весенний аромат никто из присутствующих не мог, как-никак, все они появились на свет в ледниковый период. Но все глубоко вздохнули:
– Ах!
А два удивленных голоса одновременно  спросили:
– А это правда ты?
Услышав это, все с облегчением выдохнули: не подвела волшебная палочка! Живы! Можно открывать глаза!
И открыли глаза. В домике снова было светло. У очага сморкалась точеным носиком в кружевной платок ослепительная темнокожая красавица, из-под ее буйных смоляных кудрей смотрели огромные  полные слез глаза. Фигурка, очерченная красным платьицем и теплым сиянием очага, у нее тоже была точеная. Неяркий шатен среднего роста рядом с нею казался каким-то никаким. Выйди он из домика, пожалуй, никто не смог бы внятно описать его внешность. Будто его тут и не было никогда. Бесспорным было одно: рубашка у парня клетчатая и какая-то серая. Или синяя. 
– А это правда вы? – спросила Снегурочка. Она в очередной раз была обескуражена: опять получились взрослые!
– А мы ли это? – растерянно ответили Муха и Комар.
– Ну, может уже поцелуетесь, королевский мохер?!! – завопили нетерпеливые тютюки своими шерстяными голосами. Муха и Комар стесненно переглянулись и легонько коснулись губами друг друга.
– Фу!!! Стоило  палочкой махать! Мы даже до одного посчитать не успели! – разочарованно прошелестели тютюки. Все наконец-то улыбнулись и захлопали, чтобы ободрить смущенную парочку. Даже Кузнечик вежливо похлопал и улыбнулся, но криво, невесело. Ну, все-таки. А потом, куда же деваться? Начались заморочки.
Муха сообщила друзьям, что ее зовут Марджана, а Комара – Карим. Марджана и Карим – эти имена отлично сочетаются. Комар же попытался убедить красавицу, что его зовут Николай. Став человеком, он, похоже, лишился не только крыльев, но и красноречия. Настойчивость осталась при нем – Николай твердо отстаивал свое человеческое имя. Только через час Марджана, надув губки, согласилась называть Комара Николаем. Николай, облегченно вздохнув, отер пот со лба.
Затем все задумались, каким же образом переправить легко одетых  Марджану и Николая в город. Ну, для Николая можно было бы попросить куртку у скромного хозяина библиотеки Петра Лукича, вряд ли Николай будет привередничать. А вот Марджана… Нечего было и думать предлагать ей одежду без примерки. Одежда Морозы была бы Марджане велика, а Снегурочкина мала. Попросить что-то у веселых жительниц Мариинки? Видимо так. Заморочка грозила затянуться до ночи. А ведь было ясно, что двум взрослым людям будет тесно и неловко ночевать в маленьком домике-рукавице. Превращаться снова в муху и комара они отказались. Даже на десять минут. Снегурочка просто за голову схватилась. Беда с этими взрослыми! Но тут помогли шустрые тютюки. Пока все ахали, охали и, утомившись, пили чай с картофельными шаньгами, они, подмигнув друг другу разноцветными пуговичными глазами, куда-то сбегали и принесли две пары чудных новых валенок и ворох замечательной теплой одежды.
– Шерсть! Оригинальный дизайн! Авторские модели! В единственном экземпляре! Ручная работа! Королевский мохер! Обратите внимание на вышивку! – тютюки, как два коробейника, наперебой нахваливали  вещи и  широкими жестами швыряли их на лавки.
Красавица бросилась примерять наряды. Николай, в своей клетчатой рубашке, неловко, бочком, подошел к вещевому развалу и потянул к себе теплый  свитер. Мышь и Лягушка сделали вид, что им скучно, кузнечика не было видно из-за шкафа. А Снегурочка почему-то  испытывала смутное беспокойство. Она налила еще чаю себе и Мыши с Лягушкой, задумчиво откусила  шаньгу и спросила:
– Милые мои тютюки! Ужасно интересно, где вы нашли эти вещи?
– Да ТАМ! – неопределенно махнули хоботами тютюки. – Ничего интересного ТАМ уже нет, мы все сюда принесли. Ничего не осталось, ни клочочка, ни ниточки. Правда, правда. И ТАМ стало ужасно неинтересно. И не говори с набитым ртом, это некультурно
– Да какая разница, откуда! Главное, что чудненько! – махнула рукой Марджана, разглядывая себя в маленькое зеркальце, позаимствованное у Снегурочки.
Её вязаное из толстой шерсти, подбитое мягким войлоком, узенькое, в талию, пальтецо  было великолепно. Длинный, до колен свитер мягко облегал чудесную фигуру, а шапочка задорно топорщилась на кудрях. Счастливо сверкая глазами и улыбкой, Марджана застегнула резные деревянные пуговицы своего пальто, красиво уложила на плечах крючкового кружева шаль. Повернувшись к Николаю, стала оправлять на нем просторный воротник свитера, расшитую толстыми шнурами, похожую на одеяние монгольских кочевников, куртку, сбила немного на бок его шапку, напоминающую малахай, но не меховую, а вязаную из мохнатой шерсти. Лицо Николая затвердело: он  стеснялся красавицы. Закончив прихорашивать Николая, Марджана  нетерпеливо посмотрела на Снегурочку. Ей хотелось начать новую жизнь немедленно.
– Вы не обидетесь, если я еще немного здесь посижу? А тютюки вас до Города проводят! – девочка не знала, каким образом устраивают свою жизнь взрослые, но почему-то ей не хотелось признаваться в этом Марджане. 
Марджана нежно обняла свою, как оказалось, младшую подругу:
– Разве я могу на тебя обижаться, милая Снегурочка! Только завтра обязательно приходи к нам в гости! Утром, пораньше! 
 Тютюки радостно запрыгали и поспешно вылезли из домика. Николай и Марджана благодарно улыбнувшись, тоже выбрались наружу.
– А сегодня вечером вы к нам в «Криворукую бабушку» приходите, мы обрадуемся. Марджана, ты ведь знаешь, где мы живем! – крикнула вслед Снегурочка. Снова стало тихо в домике. Было слышно только, как на улице кричат шерстяными голосами тютюки:
– У нас Город замечательный, королевский мохер! Мы всё тут знаем, до последней ниточки! Все Семь Колец! Дома большие – сто тысяч петель, не меньше, и вязка вся узорная! А один дом даже с настоящим котом. Но кот без узоров, полосатый, как носок.
– Если кот живет не в центре, то у меня на него аллергия! – сообщила тютюкам Марджана. Николай же молча мечтал познакомиться с полосатым котом.

  Скоро голоса тютюк и чернокожей красавицы смолкли в отдалении.
Девочка, мышь, лягушка и кузнечик молча пили чай с вареньем из земляники. Снегурочка позвенела ложечкой в чашке:
– Вот и снова  просторно в домике, – задумчиво сказала она.
– Надолго ли? – безнадежно махнула лапой Лягушка. – Не сегодня, так завтра твои чудики разнолапые кого-нибудь приволокут. Если не змеюку в снегу откопают, уж и за то спасибо им большое.
– Лягушки ведь не погибают от холода. Превращаются в льдинки, а весной оживают… Я читала. Ты, наверное, не рада, что тютюки тебя в рукавичку принесли? – спросила Лягушку девочка.
– Тютюки моего желания, конечно, не спрашивали, но я довольна, что в домик попала. Жди эту весну. Кто ее вообще видел? Я хочу быть Лягушкой, а не ледышкой. Сейчас я прыгаю, разговариваю. Ледышки это не могут. Они не живые. ПОКА не живые, до этой вашей, так называемой, «весны». А вдруг, это «ПОКА» будет всегда? Даже быть недовольной лучше, чем не быть. Тем более, что я довольна.
– А если я вас всех тоже в людей превращу? – предложила Снегурочка.
Глаза Лягушки сверкнули, как два маленьких фонаря, но рот ее недовольно скривился:
– Превращаться – не сахар. Мы, лягушки, это хорошо знаем. Ведь все  лягушки в детстве были головастиками и жили в воде. И вот только всё про себя и про всё остальное поймешь, всему научишься, как вдруг – снова здорово! Вылезай из родной стихии и учись заново. Да и Лягушкой-оборотнем быть довольно опасно. Я, признаться, очень боюсь царевичей с луками и стрелами.
– Она не попрощалась со мной. Она про меня и не вспомнила, – горестно вздыхая, присоединился к беседе Кузнечик. – Люди не считают нас, насекомых, даже ничтожными, они  вообще не думают о нас!
– Ну, не скажи! Если насекомые кусачие, то о них еще как думают! – утешила Кузнечика Мышь.
Кузнечик дернулся, будто обжегся: он не умел кусаться. В отличие от комаров. Кузнечику было бы легче, знай он, что кусаются только комарихи, но во время ледникового периода такие подробности комариной жизни не были общеизвестны.
– А я вот даже не знаю, хочу ли превратиться в человека, – продолжила задушевный разговор Мышь. – Я ведь из людей только тебя, Снегурочка, знаю. Все ли люди так добры и заботливы? Я думаю, нет. Хотя, конечно, изредка превращаться в человека неплохо. Скажем, удираешь от кота. Он уже и слюни развесил, а ты: «СИМ-СЕЛЯБИМ!!!». И веником его, паршивца, веником!!! – у Мыши  разгорелись глаза от воображаемой картины большой мышиной мечты.
– Если бы я не спрятался за шкафом, она бы раздавила мое тщедушное тело и Великую Любовь, которая поселилась в этом теле,  даже не заметив! – упорно вел свою линию Кузнечик.
– Ну так тоже превратись в человека, чтобы твою любовь не смели топтать валенками безмозглые кокетки, – раздраженно квакнула Лягушка. Ей было спокойней, когда Кузнечик сидел за шкафом. Она боялась нечаянно проглотить его. Неизвестно, как действует Великая Любовь на пищеварение, да и жалко его, дуралея. Сколько в одной рукавице прожили? Можно сказать, почти родня. В домике опять стало тихо.
– Я, пожалуй, пойду, надо узнать, куда тютюки наших влюбленных поселили! – прошептала Снегурочка. Ей почему-то было грустно. Девочка выбралась из-за стола и начала натягивать свою голубую бархатную шубу, расшитую бусами. Мышь, Кузнечик и Лягушка покивали Снегурочке с тихими задумчивыми улыбками, но провожать ее не стали, остались за столом – доедать шаньги.
 Выбравшись из домика, девочка некоторое время стояла в нерешительности среди белых от инея кустов вербы и ольхи, разглядывая следы на снегу: большие – волчьи, красивые – лисьи, смешные – заячьи, цепочку из маленьких – мышиных, почти незаметные – тютюк, и человечьи – разного размера. Кто только не побывал в рукавичке! А потом Снегурочка глубоко вдохнула и прошептала:
– Звери по лесу гуляли и тропинки выбирали. Тропкой ты своей иди, чудо в сердце сохрани. Чудо – звезды в вышине, чудо – рыбка в глубине, чудо – ключик золотой, в счастье двери им открой. Все, кто в домике бывал, свою тропку угадал.
   Взмахнула палочкой – и!!!
  Ничего не случилось.
Снегурочка осторожно заглянула одним глазом в рукавичку. Мышь, Лягушка и влюбленный Кузнечик задумчиво пили чай с шаньгами. Может, это и правильно. Стоит ли с головой окунаться в чудеса даже не допив чай?   

    Снегурочка  и тютюки встретились на  мосту.
– Куда торопитесь?
– Слонов навестим. А то мы их с самого утра не видели. А уже скоро обед.
– Но возвращайтесь побыстрей, не задерживайтесь. Будем с бабой Морозой печь торт Марджане  и Николаю на свадьбу. Огромный и очень красивый. – Снегурочка широко развела руки, чтобы показать, какого размера торт нужно испечь. Бабе Морозе одной точно не справиться.
– Нет, огромный торт на свадьбу не надо. Надо два больших пирога на новоселье.
– Можно и пироги испечь с разными начинками. Но почему только два? И почему не нужен торт? – удивленно распахнула глаза  девочка.
– Марджана поссорилась с Николаем, – сообщили тютюки.
Снегурочка нахмурилась. Такого поворота она никак не ожидала.
– Николай поселился в доме, где живет одинокий кот – драный и полосатый, как старый носок. Там, на Четвертом колечке. Николай назвал кота Хвостиком и понял про себя, что он ветеринар. У него  призвание, петли набраны и посчитаны – он будет лечить Хвостика. А Марджана выбрала дом на Елочной площади, с балконом и круглыми красивыми окнами. Узор ажурный, счёт другой. Ладно, мы побежали.
И тютюки ускакали так быстро, что девочка больше ничего не успела у них спросить. Снегурочка положила подбородок на холодные перила моста и стала смотреть на бурную, непокорную воду, на столбы холодного тумана, которые всегда стояли над Мореем. Нужно ли ей спешить к Николаю и Марджане, чтобы спасать их Великую Любовь? Нет, самостоятельно ребенку тут не разобраться. Надо идти к бабе Морозе. Грустно потирая замерзший подбородок, Снегурочка пошла домой.

  Дома было хорошо. В общем зале «Криворукой бабушки» сидели артисты-скоморохи. Они с аппетитом уминали ячневую кашу с белыми грибами и слушали красавицу Марджану, которая устроилась с ними рядом с большой чашкой чая. Николая в зале не было. Но Марджана говорила только о нём, вернее о только себе, впрочем, в данном случае, это одно и то же. 
– Представляете, он сказал, что я – муха цеце! Он, видите ли, не мог предположить, что у меня такой кусачий неуживчивый характер! Но я тоже молчать не стала. Нет, говорю, ты заведи себе моль, тихую и бледную, если африканские мухи не нравятся. Пусть тихо и молча плешь  проест на твоей упрямой голове. А я не стану жить на окраине, если есть возможность прекрасно устроиться в центре. Ни за что не уступлю! – Марджана сделала несколько нервных глотков, чтобы успокоится, и продолжила. – Вы не подскажете, где тут можно раздобыть сапоги на каблуках? Узнает он у меня! Запросится под каблучок, а уж поздно! Уцокала! – Марджана горестно вздохнула.
Снегурочка в ответ на приветствия помахала мариинским скоморохам и Марджане рукой, но не остановилась, чтобы немного поболтать, а отправилась на кухню – к Морозе.
Растаявшее масло перетекало по канавкам, которые Снегурочка раскопала ложкой в тарелке с густой и сладкой манной кашей. Баба Мороза погладила  внучку по голове.
– Помирятся, вот увидишь! – баба Мороза заглянула в кадку с тестом, довольно кивнула головой: тесто, как всегда, было пышным и норовило выбраться наружу, чтобы скорей посадили в печь.
– Значит, пироги для Марджаны и Николая печь не нужно?
– Как это не нужно? Нужно! Испечем и отнесем. Просто так, по- соседски.
– Марджане с яблоками, а Николаю с луком и яйцом, – посоветовала Снегурочка. – Только надо побольше испечь, я и в рукавичку пирожки отнесу.
– Ешь скорее, поможешь мне яблоки нарезать.
Снегурочка размешала кашу и отправила полную ложку в рот.   

  Тютюки задержались у слонов или загулялись в лесу. Пришлось Снегурочке идти в домик-рукавичку одной. Интересно, что-то скажут обитатели домика, узнав о ссоре Марджаны и Николая? Мыши и Лягушке, наверное, все равно: они несерьезно относятся к насекомым. А Кузнечик, может быть, даже обрадуется.
– Вы не представляете, какие у меня новости, – начала рассказывать Снегурочка, забираясь в домик.
Но рассказывать, оказывается, было некому. Домик-рукавица стоял пустой. Очаг приветливо освещал лавки с пестрыми подушками и одеялами, на столе стояли красивые цветастые чашки и пустые  тарелки, но в домике не было никого.
– Ау! Где вы все? – позвала друзей Снегурочка.
Никто не ответил девочке. В домике было тихо. Чтобы успокоиться, Снегурочка сняла шубу, согрела воду в котелке, вымыла и убрала посуду. Потом присела к столу на красивый венский стул и пригорюнилась. Ну вот! Ушли, даже не попрощались. Наверное, они тоже стали взрослыми и не знают, как прощаться с ребенком. Снегурочка достала волшебную палочку.
– Как тебе это нравится? Какие-то нескладные чудеса у нас с тобой! С каждым разом все страннее! Почему-то получается, что я  хочу не за себя, а за других,  их желания и мои хотения  перепутываются, и получается такая  путаная путаница, что уж никак не распутать, –   сокрушалась Снегурочка. – Вот ты – живая веточка, наверное, хочешь расти, а не лежать у меня в кармане и колдовать, когда моя голова еще какое-нибудь чудо придумает. Или нет? Эх, снова придется сначала делать, а уж потом разбираться!
Снегурочка оглянулась вокруг, нашла чудесный горшочек, который тоже пригорюнился на полке за стеклянными дверцами. Раскопала ложкой влажную, черную, душистую землю поросшую нежной травкой. Под лавкой, где ее не затоптали лапы и ноги,  наполнила  горшочек. А потом, затаив дыхание, осторожно воткнула  в землю волшебную палочку и полила ее водой  из ковша. Погладила шершавый кривой стволик пальцами.
– Не бойся! В домике ты не замерзнешь, а мы с тютюками будем тебя каждый день навещать. Вот вернутся мама и дедушка Мороз –  наступит весна. И я посажу тебя рядом с Еловым теремом. Будешь там расти в своё удовольствие: под месяцем ясным, под дождиком частым, не дальше, не ближе, а глубже и выше, в землю – к водам-ключам, в небо – к Солнца лучам!               
Тут Снегурочка зажмурилась и с досадой хлопнула себя по лбу.
– Да мама же Варежка! Опять я своих желаний напутала! Я не нарочно! Делай всё, как сама хочешь! – Снегурочка торжественно поставила чудесный горшочек на стол, в самую середину, чтобы не упал на пол ни в коем случае. Оделась и совсем уже собралась уходить, но снова повернулась  к волшебной палочке:
– А все-таки елешки и сосняшки у нас хорошо получились. И лесным жителям наше волшебство на пользу пошло. Наверное. Особенно Титусу. Больше он не кусает зайцев. И баба Мороза, и тети Маши из Мариинска не нахвалятся иглами-самошвеями. Вот и получается, что мы с тобой – молодцы!
    И, закончив утешительную речь, Снегурочка поспешила домой. А на палочке появилось несколько почек.

   Мороза обняла Вселенную, отступила на шаг, окинув подругу взглядом, и восхищенно ахнула:
– Вот это да! Ты нарочно так повзрослела? Чтобы тебя и тут, на Земле, все слушались?
– Нет конечно! Нечаянно в квазар влипла. Издали-то он выглядит    вполне безобидно. Похож на золотое колечко. В оптическом диапазоне, разумеется.
Мороза  снова обняла подругу:
– Ничего не поняла! А мы в нашем Городе улицы Колечками называем. Их в нашем Городе семь. Наш дом на Третьем Кольце находится, Елочная площадь  совсем недалеко. Театр, библиотека.
 «В нашем Городе»!!! Елена нахмурилась:               
– Забавное совпадение, – сухо сказала она. – И, кстати! Называй меня, пожалуйста, Еленой! Вселенная – это для бескрайних просторов Космоса, а для планетарного, домашнего пользования гармоничней звучит Елена, – Премудрая осторожно высвободилась из объятий подруги. – Эх, пойду прогуляюсь по этим вашим Колечкам!
– И не отдохнешь с дороги?
– Отдохнула я на сто световых лет вперед, так как на эту планету спустилась в комфортабельном межпространственном лифте в сопровождении Якова Переплутовича.
– Так ты с Яшенькой знакома? И в Еловом тереме побывала?
– Побывала. Так что близко знакома и с Яшенькой, и с Будимирчиком Переплутовичами. Очень милые молодые люди.
И Вселенная, а тем более Мороза не были знакомы с трудами  биологов по классификации представителей земной фауны.  Поэтому слова «человек», «люди» они употребляли в значении «разумное живое существо». Это, чтобы не было путаницы и недоразумений, ведь в нашем понимании братья Переплутовичи были млекопитающим животным и птицей.
– А может, мне с тобой пойти? Или, может, ты Снегурочку дождешься? Она как раз тоже гулять ушла, – предложила Мороза.
– Вот как раз я с ней и встречусь, и познакомлюсь! Ты же знаешь, что я делаю всё самостоятельно! – решительно ответила Елена, протянула Морозе путеводный клубок (тот самый!) и свою самоцветную корону и поспешно вышла, на ходу натягивая теплую шапку.
   Выйдя на Третье Кольцо, Елена постояла некоторое время перед приветливым даже снаружи домом Морозов, разглядывая надпись над входом – «Криворукая бабушка». Очень смешно.
Хромоногая тетушка, проживающая в «Криворукой бабушке»! Такого не будет. Братьям Переплутовичам из Елового терема придется потесниться.
Елена, припадая на левую ногу, побрела по заснеженной улице. Как же, ледниковый период, наслышаны…
Елена не пошла на Елочную площадь, хотя никогда еще не бывала ни в театре, ни в библиотеке. Она прошла переулками к городской стене, цепляясь за перила поднялась наверх и побрела по утоптанной тропинке, глядя себе под ноги.
Опять всё пошло не так, как мечталось Премудрой Елене. Когда совместное космическое путешествие с Морозами пришлось отложить из-за благородной миссии по спасению заблудившейся в дальнем космосе девчонки, это было понятно. Елена и сама приложила немало усилий, чтобы помочь Изольде. Оправданная задержка, помочь попавшему в беду – естественно. Тем более, этой бедолаге и помочь-то кроме трёх снежных людей было некому.
Но сейчас – другое дело! Тут, на Земле, полно народу, это вам не Космические просторы, безлюдные и безвоздушные. Восемь миллиардов! Из них не меньше половины – взрослые. Так что упрямая Изольда не пропадет. Снежной «внучке» тоже вполне можно подыскать другую бабушку, даже и не одну. Но, взглянув в глаза Морозы, Премудрая сразу поняла, что та намерена ждать брата и заботиться о Снегурочке хоть десять тысяч лет. Елена с этим была решительно не согласна и ждать не собиралась. Не хотят Морозы гулять от звезды к звезде – не надо.
   Поменять прекрасные общие планы на будущее на сугубо личные, и тоже прекрасные, Елене было нелегко, но она справилась. На Земле-то не разгуляешься, в какую сторону ни пойди, вернешься туда, откуда ушел. Замкнутый круг! Да, придется путешествовать по Космосу в одиночестве. Но в этой ситуации есть даже не плюс, а знак умножения: будет к кому возвращаться! По собственной воле, а не потому, что замкнутая кривая вывела. Елена подняла голову и, наконец-то оглядела окрестные дали.
Слепящая белизна зимнего пейзажа под бледным, словно выстуженным навек, небом. Солнце – маленькое, озябшее, подернутое  морозной дымкой… Если бы  картина эта была нарисована на холсте, то на стене под ней была бы приделана блестящая табличка с аккуратными буквами: «Предвечный покой».
Но наяву именно покоя тут и не было. Непокорные воды огромного озера, посреди которого и возвышался Город, бурлили, закручивая туманные вихри, откуда-то, еле слышно, доносились веселые голоса, пересвистывались на ветвях рябин птички. Особенно беспокойной выглядела толчея разновысоких, разновеликих, заснеженных крыш и светлых башенок самых причудливых форм. С несокрушимых высот  крепостной стены заснеженный Город походил на круглый, щедро посыпанный сахарной пудрой именинный торт, изготовленный бандой юных поварят. И вдобавок, теперь уже совсем рядом, раздались голоса – приятный мужской и писклявый детский. Они громко распевали песню:
                Этот Город – наша столица,
                Сто приветливых лиц.
                Сотня лиц, сто сердец,
                Город Семи Колец!

– Вы что, следили за мной?! – Елена резко повернулась и теперь суровым взором сверлила дуэт, разрушивший ее задумчивое уединение. Это были маленькая девочка с круглым бело-розовым личиком и толстой светлой косой до самой земли, в голубой шубке, красиво расшитой жемчужными бусами, и жилистый верзила с большим насмешливым ртом и острым взглядом темных глаз, в пестрой стеганой куртке. Верзила учтиво поклонился, прижав правую руку к сердцу:
– Простите великодушно, сударыня! Разрешите представиться! Я Марк, скоморох из Мариинки. А ваше имя, многоуважаемая, уже известно всем в окрестностях Морея. Вы – Вселенная, ученая дама, которую с таким нетерпением ожидала Мороза.
– А я – Снегурочка! – пискнула малышка.
 Но Елена была сердита и не стала это скрывать:
– Вы не ответили на мой вопрос, молодой человек!
– Вопрос? – правая бровь Марка взлетела вверх. – А! Нет, мы не следили за Вами, как можно! И даже песню запели, чтобы Вы заранее узнали о нашем приближении. Мы раскладывали по кормушкам изюм, семечки и хлебные крошки. Мы всегда так делаем.
– Для птиц, сосняшек и елешек! – пояснила Снегурочка и протянула Марку берестяное ведерко с веревочной ручкой. Марк взял ведерко и высыпал остатки угощения в кормушку, которая, действительно, висела на рябине. А Елена до этого и не замечала ее. Рот Марка  растянулся чуть ли не до ушей:
– Вот и всё! Можно возвращаться! Мороза просила поторопиться, как бы не опоздать! Вы с нами, сударыня?
–Зачем торопиться вечному существу? – высокомерно произнесла Елена. –  Да и куда тут опаздывать?
– Обедать! – пискнула Снегурочка.
– Ну, предположим, я опоздаю! И что такое страшное случится? Пирожки остынут? – снисходительно усмехнулась Елена.
– Нет! Пирожки у Морозы еще ни разу не остыли! – Марк с улыбкой покачал головой. – У мариинских скоморохов и горожан аппетит отменный! Вмиг расхватают!
Снегурочка вытаращила серые, с синими снежинками, глаза, закивала, подтверждая правдивость слов скомороха из Мариинки.
– Пойдем с нами, тетя Все-лен-ная! А мы с Марком тебе песенку споем!
– Песенку про сто лиц? – поморщилась Елена. – Спасибо, что не про сто рож!
– Сто рож! – звонко расхохоталась Снегурочка. – Сторожка!
– Согласен, стихи не фонтан! – покаялся Марк. – Но зато очень приличные. Всё-таки лица, а не рожи.
– Марк, Марк! – потрясла  скомороха за рукав Снегурочка. – Спой про криворукую бабушку!
Марк не заставил себя упрашивать:
               
           …Опрокинула Баба свой ковш,
               Молоко на Землю пролилось!
              Пролилось молоко  на Землю,
              Да и прямо на нашу на деревню.

              Эх, молочная река,
               Да кисельны берега!
          Нам хлебать –               
                Не расхлебать,
                Сухариком заедать!

Разумеется, Елена вернулась домой со Снегурочкой и Марком, выслушав по дороге все одиннадцать куплетов песни про криворукую бабушку, живущую среди звезд. У спуска с крепостной стены на Седьмое Кольцо Марк подхватил Елену на руки, а уже потом спросил:
– Разрешите, сударыня? – легко сбежал  по крутой лестнице, аккуратно поставил Премудрую на землю  и снова запел как ни в чём не бывало:
               
                Дедка к бабке подбегает,
                Да на ноги подниает,               
                Да платочек поправляет,
              Табуретку подставляет…

Что с него взять – скоморох! Никакой деликатности. Но у входа в «Криворукую бабушку»  Елена уже сама подпевала:
               
                Эх, молочная река,   
                Да кисельны берега!
                Нам хлебать –
                Не расхлебать,
                Сухариком заедать.
   
И сообщила Снегурочке и Марку:
– Кстати, моё имя – Елена. Елена Премудрая. А Вселенная… Это так, псевдоним.
А прямо с порога Премудрая поинтересовалась:
– Ну, хоть один пирожок уцелел после нашествия скоморохов?
– Неужели я тебя без пирожков оставлю! – всплеснула руками Мороза и торжественно поставила на стол целое блюдо румяной выпечки.  – Усаживайтесь поскорее! И самовар как раз закипел! 
Ни Елену, ни Марка, ни Снегурочку упрашивать не пришлось. И уже через пять минут Премудрая, наконец-то одарив Марка благосклонной улыбкой, сделала вывод:
– Вы правы! К этим пирогам стоит поторопиться!      
 
   Это был первый самостоятельный вечер Титуса. Его новое жилье, как и у сладко спящего Медведя,  тоже было внутри стены, под Венцом. Только выход был не в сторону бурного и туманного Морея, а в сторону Города –  рядом с воротами, выходящими на Главный  мост. Свободного жилья в городе было много. Мариинцы не стремились переселиться на Городской остров, держались своих изукрашенных затейливой резьбой, просторных изб. Продолжали приходить в Город только в гости к Морозе и Снегурочке, да в театр, библиотеку и магазины. Причем, одни мариинцы представляли, а другие смотрели, других зрителей почти не было. Одним словом, выбор жилья был. Снегурочка уж так уговаривала Титуса поселиться по соседству! Но он устроился в небольшом помещении со стрельчатыми окнами под Венцом. По многим причинам.
В этом жилище он всем своим существом постоянно  чувствовал над головой живое присутствие деревьев. Пожалуй, у человека по рождению, такое обстоятельство вызвало бы неприятные ассоциации и мысли о бренности всего сущего. А Титусу, человеку-оборотню, это дарило ощущение надежной защиты, покоя, безопасности. Как в родной норе. К тому же, рядом был выход на мост. Значит, можно было в любой момент, не привлекая чужого внимания, уходить в лес и возвращаться из леса. Хоть лисом, хоть человеком. А это – другой уровень свободы. Из центра как незаметно выйти? Хоть жителей в Городе и немного, а все же…
«Титус! Ты куда, а зачем, а почему?» Да мало ли почему, куда и зачем.
Он сам еще не знает, даже кто он. Вольный лесной зверь или свободный человек? Принадлежит двум мирам одновременно, или ни тому, ни другому, устроился на границе?   Нет ответа.               
Титус  расположился в кресле-качалке, поставив ноги в ботинках с толстой подошвой на каминную решетку. Раскрыл тяжелую,  щекочущую нос запахом старой бумаги, книгу сказок о животных. Но только Титус начал вникать в драматическую историю о                взаимоотношениях домашних животных с их хозяевами, которые цинично собирались съесть своих питомцев, как пришел Игмант. Это надо же придумать себе такое имя!
Игмант отворил дверь когтистой лапой, прошел в комнату и уже человеком подошел к камину, небрежно опустил тяжелую руку на пустую каминную полку, и некоторое время молча глядел в огонь.
А Титус, положив открытую книгу на пол, закинул руки за голову и  тоже молча ждал, разглядывал приятеля зелеными глазами. Сдержанная опасная сила переполняла  крепкую фигуру Игманта. Но прямой угрозы не было, и Титус спокойно смотрел на огненные блики в его светлых волосах, мокрых от таявшего снега. Снег таял и на  высоких сапогах, и на буром свитере крупной, сложной вязки. Примерно такой же свитер слоновой шерсти был и на Титусе, только цвета ржавчины. 
– Слушай, Титус, – начал Игмант, собравшись с мыслями, – я тут попробовал у Медведя мамашу отыскать…  Его следы на ту сторону привели. Берлогу нашел, но она пуста.
– Скорее всего, наш Медведь сирота. Плохо. В сущности он еще медвежонок, дурак дураком, –  вздохнул Титус, на своей рыжей шкуре испытавший все горести сиротства. – Пропадет…
– Ну, пропасть у него сейчас не получится… – уверенным низким голосом произнес Игмант. Титус усмехнулся:
– Ну да, пока серенький волчок ему волшебное одеяло под бока подтыкает.
 Игмант смерил рыжего ледяным взором. Но обнаглевший подросток только лапой на него махнул и продолжил молоть языком, не дав старшему вставить веское слово по делу. Ни капли уважения к опыту и силе.
– Но проспать жизнь это не тоже самое, что жизнь прожить. Хотя… Понимаешь, там – звезды!  Близко, просто лапой достать можно… И снег идет. Между звезд идет снег! Вряд ли наяву я увижу такое. Да, ты ведь про медведя… – тут Титуса осенило:
– А давай его к скоморохам пристроим! Сделает карьеру, станет звездой! – предложил он.
– Не пропадет! – упрямо повторил Игмант, пропустив пустую болтовню Титуса навылет: из одного уха в другое. – Но ведь он не один такой зверь в лесу. Всех в одеяла не завернешь, манной кашей не накормишь. Пора заканчивать ледниковый период. А как сказать об этом Снегурочке? Она ведь тоже детёныш. Да еще и снежная. Что с нею станет? А я зверь простой, и мужик такой же: не умею  деликатничать.
Титус потянулся и гибким движением поднялся на ноги.
– Предоставь это мне. Объясню всё Снегурочке в лучшем виде. Убедительно и предельно деликатно, – заверил он Игманта, натягивая пеструю, как осенний лес, куртку с капюшоном.
Поджарая человеческая фигура в нарядной куртке легко, как в танце, двинулась по улице, бурый зверь мелькнул в воротах и скрылся из виду.

   Полукружья окон «Криворукой бабушки» приветливо светились в  сумерках. Издали запахло пирогами и жареной картошкой. И гостями –  к Морозе на огонек заглянули обитатели Великого Елового терема.
Титус вошел в общий зал «Криворукой бабушки», где каждый получал тепло, внимание  и чаю с пирогами. Как выяснил Титус, пока жил под крышей дома Морозы, многочисленные мариинцы и немногочисленные обитатели Города собирались тут почти каждый вечер. Но сегодня здесь были только самые-самые близкие.
Вокруг большого овального стола в центре зала сидели только хозяйки «Криворукой бабушки», тютюки и обитатели Елового терема, тоже немногочисленные. Титус стащил с головы вязаную шапку и поклонился, сверкнув зелеными лесными глазами, острой белоснежной улыбкой и пышной медью волос.
Снегурочка и тютюки запрыгали вокруг Титуса.
– Мама Варежка! Титус! Королевский мохер! Как тебе у тебя? Хорошо клубок смотан? Моли  нет? – наперебой радовались Титусу и беспокоились за Титуса тютюки.
– Да вы, юноша, меня просто затмеваете, на вашем фоне я чувствую себя старым латунным самоваром! – одобрительно разглядывая Титуса звякнул перьями Будимир, метнув по стенам огненные блики.
– На похвалу напрашиваетесь, ваше сиятельство? Клубок – шерсть, сто процентов! И моли нет! Мне у меня замечательно, буду к вам в гости ходить, а вы – ко мне! – весело отвечал всем Титус, подхватил Снегурочку на руки и, покружив по комнате, осторожно поставил на пол.
– Титус! А к нам тетя Вселенная из космического путешествия вернулась! – громким шепотом сообщила новость Снегурочка и за руку подвела его к весьма пожилой даме в сверкающей короне, сидящей в кресле у очага. – Она теперь Елена. Премудрая! 
– Тетя Елена! Это Титус! – гордо представила своего друга Снегурочка.
– Хорош! – величественно кивнула важная старуха, протянув парню руку, худую, как птичья лапа. Титус почтительно склонился к невесомой, почти бесплотной кисти.
– Какая честь для меня, сударыня! Я слышал о Вас постоянно и теперь вполне понимаю и разделяю почтительное восхищение моих друзей!
– И язык подвешен! – еще раз кивнула старуха, сверкнув прекрасными  фиолетовыми глазами. Титус еще раз поклонился. А Снегурочка нетерпеливо подтолкнула его к столу:
– Ну, садись уже! Вот тетя Елена! – торжествующе сказала она. – А ты ругалась! Говорила, что волшебная палочка – это нельзя!
– А Игмант?! Ты ведь его ещё не видела. Рыцарь! Да мы все за ним как за каменной стеной! – поддержала внучку Мороза. – Ты в него тоже скоро влюбишься, вот увидишь! – убежденно добавила она. 
– Не сомневаюсь, что очень приятный молодой человек у Снегурочки получился. Но на «влюбишься» даже не рассчитывай. И не надейся сбить меня с мысли. По вашей милости и моему недосмотру произошли события, которых не должно быть в принципе! То есть вообще никогда не должно быть! – Елена строго подняла худой палец с красным лаковым ногтем.
– Но ведь это хорошие события! – возразила Мороза.
– Ну вот, и эта туда же! А если палочка попадет в руки злодея и события будут ужасные?
– Да где же ты видела этих злодеев? – удивилась Мороза. – Бывают ли они вообще? А если и бывают, Игмант и Марк с ними разберутся.
– А мы им поможем! – храбро пообещали тютюки.
– И все же, мы обязаны учитывать вероятность и неблагоприятного развития событий. К тому же, волшебная палочка в руках маленькой девочки… – Елена покачала серебряной головой, закатив глаза, чтобы всем стало понятно, как близко к гибели находится мир.
Снегурочка сделала скучное лицо и болтала ногами под скатертью. А Мороза поспешно подвинула Елене блюдо утешительных пирожков с повидлом.
– Само собой разумеется, – смягчилась Елена, откусив пирожок, – все  Снегурочкины чудеса останутся в силе. Они уже сбылись,  отменять их было бы несправедливо. Хотя эти твои елешки и сосняшки, милое дитя, встают слишком рано и очень громко чирикают. Но спасибо тебе за то, что целиком елки с соснами не оживила.  Представляю, как они бы топали, разгуливая по лесу. А ведь именно стойкость определяет сущность деревьев. «Здесь я стою, и не могу иначе!» –   утверждает каждое дерево всем своим существом. Словом, я попросила Ель больше не выращивать волшебные палочки. А свою палочку отдашь мне. Я ее обратно на Ель верну. Куда-нибудь повыше, в космические сферы, чтобы даже ты, Яша, не нашёл.
 Мороза, между тем, уже протягивала Титусу полную чайную чашку, а тютюки  притащили на его тарелку груду румяных пирожков. Титус выбрал самый поджаристый, подержал, но со вздохом положил обратно. Он пристально посмотрел зелеными глазами на Снегурочку, но промолчал.
– А я бы не стал отказываться от волшебной палочки, – возразил Яша, – вдруг придется заколдовать Снегурочку, когда наступит весна? Ведь она – снежная девочка. Не ехать же ей в Антарктиду, в самом-то деле.
– А весной снег обязательно тает? Как же тогда дедушка? – грустно спросила Снегурочка. – Он ведь в валенках из дому ушел. Ноги промочит, простудится…
– Нашла о чём беспокоиться! Раздобудет где-нибудь галоши, а валенки, если совсем жарко станет, в руках понесёт, – успокоил Снегурочку Яша.
– Весна… Красивое слово, – вздохнула девочка. – Когда кончится зима, начнется весна. А когда? Когда весна наступит?
– Вообще-то она должна была наступить еще много лет назад. Растения и звери страдают от холода, это ты и сама знаешь. Даже гибнут. Вот и наш Медведь, оказывается, сирота, чудом спасся, –   деликатно и доходчиво объяснил Титус.
Снегурочка молчала, разглядывая скатерть, а потом печально посмотрела на всех серыми глазами – в каждом по голубой снежинке. Титус поспешил утешить ее:
– Да ты не грусти! Сам я, конечно, не видел, но в книгах написано, что весна – это здорово! Солнышко так и блестит, цветы, травка зеленеет. Ласточки, может, прилетят. Хоть узнаем, как они выглядят. А после весны – зачастил Титус, – лето, осень и, оглянуться не успеешь, как снова зима! Как вкатит! Не в бровь, а в глаз.
– Про это я и сама читала, – ответила девочка. – Это всё очень даже хорошо. Просто беспокоюсь, что растаю раньше, чем вернется мама. Придет, а вместо дочки – лужа. Расстроится.
– Никаких луж! – рассердилась Елена. – Еще чего! Развела тут шишечную мелюзгу, кто за ними присматривать должен? И в чём, собственно, проблема? Заколдуешься волшебной палочкой до наступления весны, заранее. Перед тем, как отдать палочку мне.
Тут Снегурочка беспокойно поёрзала на стуле, но перебивать Елену не решилась.
– Во всяком случае весна начнется не завтра, – продолжила Премудрая, – У нас с Будимиром еще календарь не рассчитан. Это вам не палочкой размахивать, работа серьёзная.
– А что такое календарь? – с любопытством спросила Снегурочка.
– Это расписание для звезд, планет и времен года, чтобы всё шло своим чередом, – похвалился знанием теории времени Титус.
– Как  режим дня, – быстро сообразила девочка. – Только чур, в календаре весна, лето и осень будут по одной штуке, а зимы – две! Так будет лучше для дедушки, он ведь в валенках. А галош у него нет.
– Разумно! – одобрила Елена. – Две зимы, и обе короткие. Зверям и птицам легче будет их пережить, чем одну длинную! Они, как справедливо отметил молодой человек, за ледниковый период и так настрадались. Первую зиму сделаем в начале года, а вторую, совсем коротенькую, – в самом конце! Будимир, тебе работы прибавится, сможешь за сезонным временем уследить? Придется согласовывать с евразийским.
– Легко! – гордо сверкнув короной, заверил  Будимир.
– А между двумя зимами устроим праздник, – предложила Мороза, –  будем веселиться изо всех сил, чтобы никому мало не показалось.
– «Никому» это кому? – уточнил Яша.
– «Никому» – это всем! – пояснила Мороза. – Чтобы всем было много, а не мало. Много подарков и праздника.
Яша и Титус переглянулись, радостно сверкнув глазами( сегодня у Яши было два глаза), а тютюки в восторге подпрыгнули.
– Когда начинать? И с чего именно? – вопросительно звякнул оперением   Будимир.
– Эх, чего тянуть – начинать завтра! Расчеты доделаем по ходу дела. А начнем по порядку, чтобы не запутаться, – решительно вздернула  подбородок Елена. – Пусть завтра же начнется первая зима. Та, что не слишком длинная. А там уж и весна не за горами.
– Лучше послезавтра, нет, после… послепослезавтра! Одним словом, через три дня – возразила Мороза, – чтобы к празднику успеть приготовиться.
– Через три дня – это целых три слова. – педантично заметила Елена. – Но согласна, что так даже лучше. Нам с Будимиром можно будет работать без спешки.
Коронованный петушок кивнул, поднялся из-за стола и:
– КУ- КА- РЕ- КУ!!!
Зал озарился сиянием, воздух мерцал золотом, все на свете стало возможным, радостным, простым и понятным, но одновременно очень  важным и значительным.
– Семь часов вечера по местному времени! – бархатно сообщил Будимир.
Тут хлопнула дверь – в зал «Криворукой бабушки» ввалился осунувшийся от усталости, запыхавшийся Николай. Куртка его была распахнута, а на шее вместо шарфа висел фонендоскоп.  Ветеринар рухнул на подставленный Титусом стул. Мороза поспешно протянула Николаю чашку с водой. Николай осушил ее двумя глотками. Все с тревогою ждали объяснений. Тютюки поспешно прыгнули Николаю на колени и преданно смотрели ему в рот, чтобы не пропустить ни слова.
– У слонов родились слонята! Четверо у Сагиба и Маши, а у Рави и Даши – трое! Мамочки и новорожденные здоровы! Отцы в шоке, но это не опасно! – глаза Николая сияли. Сразу было видно, что Николай – прирожденный ветеринар.
Мороза поспешно налила Николаю чашку чаю – очень крепкого и сладкого, чтобы восстановить силы. Отрезала огромный кусок пирога с картошкой.
Но что тут началось! Все радостно загалдели, выспрашивая подробности про рост, вес, цвет шёрстки и глазок. Мороза суетилась, собирая в корзину гостинцы для новоявленных родителей… Снегурочка прыгала вокруг Николая, который выглядел так, словно сам стал папашей. Новорожденные слонята выручили девочку: Елена  забыла про волшебную палочку. Суровая ученая дама тоже была взволнована  рождением слонят:
– Ах! Иногда самое правильное – это нарушать правила! – растроганно произнесла она. – Устрою в честь новорожденных и их родителей звёздный дождь! Завтра в девять вечера приглашаю всех прогуляться по Венцу, любуясь этим редким, величественным зрелищем и загадать желания!
Все радостно засуетились. А Елена добавила назидательно, строго глядя на Снегурочку и почему-то на Титуса:
– Правила иногда можно нарушать только тем, кто их твердо усвоил. А вам, молодые люди, нужно следовать правилам неукоснительно, предварительно выучив назубок!

   День в Еловом тереме прошёл быстро. Елена и Будимир составляли календарь: рассчитывали дни, делили их между временами года и месяцами, заполняя зазоры между локальным, внутренним, теремным, и внешним, запредельным, временем. А ведь нужно было еще названия месяцев написать на листах календаря красивыми буквами. Словом, работы невпроворот. Будимиру даже кукарекать было некогда. Яша еле успевал  греть чайник и варить вареники с вишнями и творогом, чтобы поддержать тружеников. Но вот опустились на Кружинов лес ранние  сумерки, Елена устало потянулась и поднялась на ноги.
– Ох, устала! Даже жалею, что именно сегодня решила устроить этот космический фейерверк. Но уже пригласила всех, ничего не поделаешь.
Будимир тоже с мелодичным звоном расправил утомленные крылья. Золотые стрелы лучей разлетелись во все стороны.
– Вы с Яшей идите, а я еще раз календарь проверю, – бархатным голосом произнес он.
– Завтра проверишь, на свежую голову! – недовольно проворчал кот.
– Нет, я все равно не успокоюсь, пока все не просмотрю. А завтра, на свежую голову, еще раз проверю. Календарь – это такая ответственность, такая ответственность! – покачал венценосной головой петушок.
– Ну, как хочешь! Пойдем, Яша!
   
   Елена и Яша поднялись на стену, окружающую Город, откуда наблюдать за ночными небесами было удобнее всего. Кроме них полюбоваться на звёздный дождь уже пришли Мороза со Снегурочкой, Титус, Марджана, пожилой библиотекарь Петр Лукич, кондитер Шакер Бабай, и все жители Мариинки. А тютюки и Николай сказали, что будут любоваться звездами вместе со слонами. Ведь косматые гиганты не могли взобраться на крепостную стену, да и новорожденных слонят одних не оставишь.
  Так как дорожки на Венце довольно узкие, Титусу  пришлось взять кота на руки: все взгляды собравшихся были устремлены в звездную высь и Яшины лапы или хвост могли ненароком отдавить. Снегурочка на ходу доставала из глубоких карманов пестрой куртки Титуса изюм и семечки, раскладывала угощение в кормушки, висящие на рябинах и яблонях – сосняшкам, елешкам и птицам. А по одной изюминке каждый раз отправляла в рот себе и Титусу с Яшей. Кормушка за кормушкой, и троица незаметно отделилась от  общей компании – самое время поговорить.
– Титус! А я палочку в горшочек посадила.
– А полить не забыла? – поинтересовался тот, в его глазах зажегся хитрый зеленый огонек..
– Нет. Я очень хорошо ее полила.
– Ну всё, порядок! Скоро вырастет волшебное дерево. Палочек будет – завались!  Одну отдадим Елене, а остальные поделим, – размечтался Титус.
– Не дели не выросшие палочки. К тому же, насколько я знаю, Петр Лукич деление тебе еще не объяснял! – осадил его Яша, которому Елена накануне очень доходчиво, используя примеры из литературы, объяснила, почему нельзя доверять волшебную палочку лицам моложе одиннадцати лет.
– Зато умножение я уже усвоил!  Поэтому авторитетно утверждаю, что палочек хватит на всех. Волшебное дерево мелочиться не станет, наверняка  умножится на тысячу. А может быть, даже на миллион!
На самом деле, Титус вовсе не ожидал от палочки такого грандиозного прироста, но ему хотелось похвастаться своими успехами в математике.
– Я попросила тютюк, чтобы они забрали палочку из домика, там ей скучно. А можно я принесу ее к тебе?
– Можно. Я буду пересчитывать отросшие палочки и упражняться в делении. Яша, тебе нужно волшебную палочку?
Яша вновь укоризненно покачал умной головой:
– Титус! Елена приказала принести палочку в Терем! Не советую хитрить с этой дамой. Мне помнится, что третье имя лиса – «предусмотрительность».
– Обещаю, я буду предусмотрительно поливать палочку под твоим неусыпным контролем. Отдадим ее мадам Елене не завтра, а через несколько дней. Что такого?
– Палочка-то еще не выросла! – напомнила им Снегурочка. – Не спорьте. Сейчас я загадаю, чтобы у палочки всё было правильно и хорошо.
– Хотел бы я знать, что такое «хорошо» и «правильно»  в понимании палочки, – хмыкнул  Титус.
– Скоро узнаем, – мечтательно жмурясь, произнес Кот, которому уже надоело строить из себя благоразумное существо. Он довольно потирал лапы в предчувствии событий неведомых и неизбежных. Яша был взволнован, словно держал в лапах подарочную коробку: что в ней не видно, но ясно, что друзья гадюку, голодную и злую, не подложат.
Между тем, семечки и изюм в карманах Титуса закончились, и друзья поспешили присоединиться к остальным любителям астрономических чудес.
    И вот, среди привычных звезд словно чиркнул светящийся голубой  карандаш. Все успели только дружно ахнуть, а волшебный росчерк уже исчез. Но это было только начало. Скоро голубые линии  пошли расчерчивать  безлунное небо так часто, словно ночь раздирали  в клочья дикие черные коты. Неровный отсвет падающих звезд мерцал на запрокинутых лицах, отражался в распахнутых восхищенно глазах, на губах, с простодушной  отвагой шепчущих желания. Но, наконец, звездный дождь начал утихать. Вот сверкнули мгновенно  последние голубые росчерки, и  темное небо засверкало привычными звездами. Все переводили дыхание, встречаясь взглядами и улыбками.
 – Ура! Я сумела! – с чувством произнесла Марджана. Её звонкий  голос дерзко нарушил торжественную тишину, все с облегчением рассмеялись, словно забавной выходке ребенка. Своенравная красавица  успела стать общей любимицей.
– А ты себе что загадал? – Титус погладил Яшу.
– Себе – ничего, – ответил Яша, который и не думал слезать с рук на землю. – У меня и так всё хорошо.
– Значит, будет еще лучше, – пообещала ему Снегурочка, – потому что я успела загадать всем!
– А я для себя тоже не успел загадать, – признался Титус. – Успел только  ахнуть.
– Вот уж действительно, положение аховое! Но ведь звезды не меньше часа падали, не дождь, а целый ливень! Десять тысяч штук! А это, друг мой, примерно сто шестьдесят шесть желаний в минуту! – удивился Яша нерасторопности рыжего приятеля.
– Так я девять тысяч девятьсот девяносто девять раз и ахнул. Впрочем, я не считал… Но одно желание всё же загадал. Ой, что это? – Титус стер крупную каплю со щеки.
– Похоже, не звездный, простой мокрый дождь собирается, – объяснил ему Яша.
– Наверное, все Марусеньки и Машеньки из Мариинска загадали сейчас весну, – догадалась Снегурочка. – Всем зима надоела. Вот баба Мороза на празднике расскажет, что ледниковый период закончился, то-то они обрадуются… А я весну никогда не видела. Как это – совсем без снега?
– Я тоже не видел. Да все будет хорошо! Ты же так загадала! – бодро заверил ее Титус, –  Звездам надо  верить, им сверху виднее.
 И друзья побежали по дорожке, догоняя старших.

    Кроме жителей Мариинки и Города на Венце во время звездного дождя присутствовали двое чужаков. Они держались в сторонке, в тени рябин, почти незаметные в своих чёрных куртках с капюшонами. Как-то так получалось, что никто не обращал на них внимания, словно были они невидимками. И именно Титус занимал эту парочку: они так и сверлили его спину прицельными взглядами, не обращая внимания на небеса, щедро рассыпающие звёзды и обещания. А Титус ни носом, ни ухом не повел. Совсем расслабился в человеческом облике.
– Это он помог мне отсюда выбраться, – прошептал Георг.
– Ну-ну! Давай еще раз сказку про мальчика с сосулькой и летающие тарелки расскажи, – так же тихо усмехнулась Марица. – Тет-а-тет с Катериной, ежу понятно. Осмелился наконец. Она-то на тебя давно…
– Не веришь – не надо! – оборвал сестру Георг. – Нет, ты посмотри на него – совсем пацан. Как он может быть нашим папашей? Просто у матери при трансформации крыша чуть-чуть сдвинулась, – не отрывая  взгляда от пестрой спины Титуса, Георг зачерпнул пригоршню из кормушки, выбрал изюмины и бросил в рот. – Спорим, что это ещё один сын нашего папочки. Поэтому и запах похожий.
– Да, не сходится что-то, – Марица тоже раздобыла из кормушки  и  задумчиво разжевала несколько изюмин.
– Слушай! Пошли в его жилье. Чего на морозе топтаться. Дождёмся, поговорим, все выясним.
Марица, не снизошла до ответа, но направилась к широкой деревянной лестнице. Странные двойняшки Лисины, которым не было дела до космических чудес, спустились с Венца. Скользя у самой стены, словно тени, они крадучись проходили мимо стрельчатых окон. Добрались до жилища Титуса и заглянули внутрь. Остановившись у входа, цепко осмотрели комнату, освещенную светом живого огня.
В комнате не было никого, и непрошеные гости расслабились, расстегнули свои черные куртки, откинули капюшоны. Словно ещё один очаг осветил жилье Титуса – пышные волосы Марицы были пламенно рыжими, а кожа ослепительно белой. Да и коротко остриженные волосы Георга светились яркой медью над его узким лицом. Красивые ребята, что и говорить. Вот только озабоченные взгляды зелёных глаз и неулыбчивые рты не вязались с их праздничной внешностью.
– Хорошо, от моста близко. Концы в воду, а хватятся не скоро. Наш  след уже никакая ищейка не возьмет, – холодно оценила Марица квартиру Титуса.
– Детективов насмотрелась? По правде собираешься его убить? –  Георг изобразил горестный вздох. – Сестра-уголовница! Кошмар.
– Он лис. Это всего лишь охота без лицензии. Отделаемся штрафом, – упрямо нахмурившись, возразила Марица.
– У тебя тоже крышу снесло, как у матери? Я  тебе помогать не собираюсь.
– То есть на материнскую просьбу тебе плевать?! Плевать, что я старалась, до карты Аблегиримов добралась, маршрут разведала?! А зачем тогда со мной пошел?! – тут же завелась Марица.
– Чтобы ты глупостей не наделала.
– Умник нашелся! Мне твои шпаргалки больше не нужны!
Георг привычно пропустил обидные слова мимо ушей и легкими шагами обошёл комнату.
Стол у окна, заваленный книгами, какими-то деревяшками, тетрадями, карандашами, линейками и ручками. В пузатом шкафу с большим зеркалом на дверце – свитера, футболки, джинсы, длинный коричневый шарф – все валяется просто так, перепутанное, а на перекладине качаются неприкаянно пустые плечики. На стене – полка из свежеструганых, с каплями смолы, досок. Тоже с книгами. На узкую лежанку небрежно брошено полосатое вязаное покрывало. В этой комнате с невысоким потолком и узким стрельчатым окном мог обитать любой парень,  впервые поселившийся отдельно от родителей. У них с Марицей примерно такое же жилье, только и разницы, что находится оно на первом этаже панельного дома, а не внутри романтичной городской стены, да на рабочем столе у окна – компьютер, а не книжный развал. И в шкафу у них порядок.
Георг прошел к дверям в дальнем углу комнаты. За одной дверью оказался компактный санузел с глубокой лоханью из ароматных кедровых дощечек вместо ванны. За второй дверью обнаружилась кухня. Сразу захотелось есть, видимо, сказывалось волнение.
Марица была сердита. Мать со злой застарелой обидой говорила о их с Георгом отце, и Марице представлялся наглый, потный и небритый здоровяк с буграми мышц, которого они вдвоем с братом едва-едва  одолеют в смертельной схватке. С битой посудой, загубленной мебелью, сломанными ребрами, кровоподтёками на скулах и выбитыми зубами. С красивой и яростной фразой в финале, произнесенной жестко, но с затаенной болью во взоре: «До встречи в аду!» Или: «Аста ла виста, папа!» Марица действительно была неравнодушна к фильмам с острым сюжетом.  А тут… Словом, она готовилась к беспримерному подвигу, а подвиг кончился, не начавшись. Бедная мама Лиса! У нее и правда что-то сдвинулось в голове. Но куда прикажете девать злость? Сцедить адреналин, уже бурлящий в артериях? А братцу, похоже, всё равно.
Георг брякал чем-то на кухне, и отпускал насмешливые и ехидные замечания:
– И это называется кухней?! Подумать только! Одна кастрюлька, да и та пустая! Даже изюма нет! А я-то рассчитывал хоть раз за родительский счет поужинать. Хотя зачем мне такой папаша? Он же младше меня года на три! Впору его самого мороженкой угощать, – Георг вернулся к сестре и протянул ей тощий бутерброд с сыром, а от второго такого  же откусил сам. – Всё, больше ничего съедобного! – Георг горестно вздохнул, прошел к очагу, уселся верхом на стул, и продолжил молча жевать свой бутерброд. Марица устроилась рядом с ним в кресле-качалке, задумчиво откусила кусочек, попыталась качнуться. Что-то на полу мешало движению. Она пошарила свободной рукой и вытащила раскрытую тяжелую книгу. Взглянула на обложку и растерянно мигнула – «Лисичка-сестричка». Книга старая, страницы пожелтевшие, с затертыми от времени уголками. На картинках изображения зверей в роскошных старинных одеждах. Сказки! Она бросила книгу на пол, протянула  надкушенный бутерброд Георгу, который со своим уже расправился.
– А ты?
– Не хочется.
Брат благодарно кивнул и снова принялся жевать.
– Нет, ты подумай своей сумасшедшей башкой! Зачем его убивать, даже если он и правда наш отец? – вдруг снова спросил Георг. – Да и ничей он не отец.
– Да какая разница?! Всё равно мать до него доберется. И нам с тобой покоя не даст, – равнодушно ответила Марица. Георг пристроился на подлокотник, обнял сестру за плечи:
– По мне, так забыть на фиг. Выросли без него, ну и слава богу.  Чем папа Егор тебя не устраивает? И мам у нас целых две штуки.
– Да уж, повезло, так повезло, – скривилась Марица.
– Повезло! – настойчиво повторил Георг. – Так что хватит дурью маяться, других дел полно. Ты ведь хотела в Китай. Вот и поезжай, учись. А я за мамой Лисой присмотрю. Чтобы ее дремучие лесные фантазии укладывались в рамки законодательства.
– Не могла же мать ошибиться, чутье у нее звериное. Что-то в этом городишке не так со временем… – протянула Марица, которая и фантастические кинофильмы не пропускала.
– Ну и отлично! Давай отлупим папашу заранее, чтобы на любовные подвиги не тянуло, да и закроем тему! – предложил Георг.  Но Марица приняла его шутку всерьёз. Ее как ветром  выбросило из кресла, причем руки Георга оказались заломлены за спину, лоб  касался коленей, а подвернувшийся под локоть воительницы стул загремел на пол.
– Сдаюсь, хватит! – простонал Георг. – Бутерброды из живота выдавишь, а другой еды нет.
 Марица отпустила брата:
– Только попробуй! Я хочу жить долго и счастливо, а не исчезать вместе с тобой, дураком! – яростно оскалив острые зубы, прошипела она.   
– А что ты мне сделаешь, если я исчезну? – ехидно поинтересовался Георг. И заработал подзатыльник, впрочем, уже вполне безобидный, родственный.
– Всё! Сдаюсь! Сдаюсь! – Георг дурашливо поднял ладони и скорчил печальную рожу. –  И что за женщины у нас в семье стервозные! Всё им неймется, никакого спасу! Ты уже определись, чего хочешь. То убью, то тронуть не смей.
Марица снова опустилась в кресло-качалку, Георг присел рядом на пол, глядя в огонь печально сказал:
– Знаешь, как меня шарахнуло, когда я узнал, сколько живут лисы? Всю ночь ревел. Даже вспоминать не хочу. А сейчас мама с нами надолго, можно сказать, навсегда.  Но вместо счастливой эйфории мы по уши увязли в какой-то кошмарной нелепице о мести. Почему?
– Одни проблемы у нас из-за неё! –  пробормотала Марица.
– Да и слава Богу! – воскликнул Георг. – Проблемы – это жизнь. Люди без проблем отдыхают на кладбище.
– Знаешь, лучше нам с тобой убраться отсюда, пока еще каких-нибудь жизнеутверждающих проблем не огребли! – Марица нетерпеливо оглянулась на окно, прислушиваясь к шуму дождя.
– Карту ты изучала, так что давай, командуй! – Георг поднялся на ноги и застегнул куртку.
На улице творилось что-то невообразимое: ветер дул, казалось, во все стороны сразу, накрапывал дождь.
– Там, в кустах за рекой, должен быть какой-то домишко. Давай туда, дождь переждем! –  прикрываясь капюшоном от ветра прокричала Марица. 
Две тёмные тени метнулись в сторону городских ворот.      

     Елена и Яша ушли любоваться на звёздный дождь.
 А Будимир разложил перед собой листы с записями и расчётами. Но только он погрузился в работу, как дверь Елового терема отворилась, и в зал вошел мальчик.
– Здравствуйте! – сказал он, с любопытством оглядываясь, – Вы не знаете, не здесь ли я живу?
Несколько секунд Будимир удивленно разглядывал маленькую фигурку. Мальчику было лет пять. Смуглый, худенький – руки и ноги словно щепочки торчали из просторных рукавов и штанин летнего костюмчика приятного для глаз густо-зеленого цвета. На футболке – крупная надпись на неизвестном Будимиру языке, что само по себе было невероятным: ведь он владел великим множеством языков. Голова мальчишки была несколько великовата для такого тощего тела, но лицо его с большими светло-карими глазами было славным. И улыбка хорошая.
Тут Будимир заметил, что мальчик – босой. И это зимой! И пришел он с улицы! Будимир, сверкая и позвякивая, бросился к ребенку, закутал его в клетчатый плед, усадил в кресло у очага, принес  чашку с горячим  молоком.
– Нет, дитя! Ты здесь не живешь. Это совершенно точно. Вот я жил здесь всегда, с начала времён. –  ответил Будимир на вопрос. – И тебя ни разу не видел. Ты кто?
– Я мальчик. Чурилка.
– Ну что же, очень красивое имя. Был даже такой богатырь – Чурила Пленкович, – благосклонно сверкнул золотой короной Будимир, – А я  Будимир, золотой петушок. Скажи мне, милый мальчик, почему ты одет так легко?
– Там, где я раньше был, очень тепло. Тогда я не знал, кто я, но потом пришли две рыжие лисы. Одна лиса сразу меня узнала и сказала: «Ну и Чурилка! Видеть не могу!». И прогнала меня на улицу. Я встал и пошел. Шёл- шёл, шёл- шёл… И пришел сюда.
– Интересные дела у нас творятся, ничего не скажешь! – у Будимира даже золотая корона сбилась набок. – Мальчики из Мариинки не гуляют по снегу без валенок, скоморохи строгие, таких вольностей детям не позволяют. И что за это лисы злодейские? У нас сроду таких не водилось! Ничего не понимаю! – перебирая золотые перья на затылке бормотал петушок. – Но дитя не пострадало, даже носом не хлюпает, это главное. А с остальным Елена  разберется. Но что делать с ребенком пока ее нет? – бархатным голосом спросил Будимир сводчатый потолок круглого зала.
Потолок молчал. Из детей дошкольного возраста и Будимир, и потолок были близко знакомы  только со Снегурочкой, но  с нею ничего не нужно было делать, разумная девочка всегда всё знала сама. Тут явно был другой случай. Мальчик смотрел на Будимира из клетчатого пледа большими карими глазами.
– Послушай, Чурила, ты умеешь читать? – осенило петушка.
Мальчик пожал плечами:
– Не знаю.
– Ладно, сейчас мы это выясним! – Будимир забрал у Чурилки пустую чашку, а взамен вручил книгу.
– Вот тебе книга! «Гарри Поттер»!  Читай! Это очень интересная история!
Чурилка с ногами залез на кресло, устроив себе из пледа уютный клетчатый домик, и открыл потрепанную книгу. Читал  Чурилка быстро, но проговаривал слова старательным шепотом. 
– Молодец! – с облегчением брякнул перьями Будимир. – Сам бы почитал с удовольствием, но мне нужно заняться делами…
Будимир попытался сосредоточиться на работе и принялся прилежно перебирать кипу листов с записями. Между тем, усталость и волнение, вызванное нежданным визитом, брали свое. Будимир начал клевать носом, глаза его закрывались сами собой.
– Нет, я не могу! Опять Яша свои сплюшки по всему дому раскидал! – наконец простонал он. – Послушай, Чурила, ты знаешь, что такое часы?
Мальчик  покачал головой.
– Мне  нужно немного вздремнуть. Я страшно утомлён. Видишь эту штуку на полке? Это и есть часы. Вот эти стрелки движутся по кругу и отмеряют время, – мальчик понятливо кивнул. – Разбуди меня через полчаса. Вот эта стрелочка будет здесь, а эта – тут. Нет, лучше через час. Вот эта стрелочка – тут, а эта – здесь. Ты крикни, и я… О-хо-хо! Я…
Будимир, отчаянно зевая, сверкая и позвякивая, поднялся на второй этаж по винтовой лестнице с узловатыми перилами. Честно говоря, он был уверен, что уже спит, а странный ребенок ему снится. А раз так, то никто его ни через полчасика, ни через часок  не разбудит. И ура!!! Можно спокойно спать до самого утра! А утром никаких мальчиков в Еловом тереме не обнаружится.

  Чурилка читал книгу, время от времени  поглядывая на круглый циферблат. «Так- так- так!» – одобрительно приговаривали часы на полке. Через час Чурилка выбрался из клетчатого домика, зашлепал босыми ногами по теплому полу круглого зала, некоторое время постоял на первой ступеньке винтовой лестницы  Выпуклые волокна широченной плахи приятно щекотали его ступни. Кричать, как просил его Будимир, Чурилка не решился: а вдруг еще кто-то спит? Он положил маленькую смуглую ладошку на перила из связанных причудливыми узлами корней, одолел один виток лестницы и очутился перед массивной деревянной дверью, узор  волокон которой складывался в изображение лучистого улыбающегося Солнца, окруженного вихрями звездных ветров. А сама лестница с узловатыми перилами уходила в такие немыслимые выси, теряясь во тьме, что у Чурилки перехватило дыхание. Мальчик постоял, держась обеими руками за перила, глядя вниз, чтобы придти в себя, и вошел в комнату с узорной дверью. Тихий огонек небольшого очага сохранял полумрак.  Пахло травой и цветами, высушенными летним солнцем: на полу лежали охапки сена. Под круглым янтарным окном с кружевной рамой, на восточной стороне, стоял стол, заваленный книгами, картами, сложными астрономическими приборами и разноцветными карандашами. В простенке между круглыми окнами (северо-западная сторона) висел портрет петушка, выполненный желтой и оранжевой краской с дарственной надписью автора: «И. Аблегирим». А сам Будимир спал, сидя на толстой перекладине, очень похожей на толстый сук, растущий  прямо из стены. Золотой Петушок спрятал венценосную голову под могучее крыло, дышал глубоко и ровно, тихонько позвякивая перьями.
Будить петушка было жалко. А ведь час уже прошел. Некоторое время Чурилка стоял в нерешительности, но быстро сообразил, что нужно делать. На цыпочках вышел он из комнаты Будимира,  осторожно притворив за собой дверь, а потом сбежал вниз, стуча пятками по шершавым ступеням винтовой лестницы.
Он залез на стул и снял с полки над очагом часы. Они были тяжелые и теплые, будто живые, и толкали ладонь, как сердце. Чурилка открыл стеклянную крышку над циферблатом и покрутил стрелки назад. От души покрутил, не жалея. Ну вот! Теперь Будимир может спать спокойно.
Вернув часы и стул на место, аккуратный Чурилка огляделся и направился к арке напротив очага. Что-то подсказывало ему – там находится кухня. Он собирался с толком потратить каждую дополнительную минуту.
За круглым янтарным окном с кружевными рамами что-то гремело и шумело, но занятый делом Чурилка не обращал внимания на такую ерунду. Он безошибочно вынул из шкафа нужные продукты и замесил сдобное тесто. Маленькие крепкие руки его так и мелькали. Хорошо! А  начинка? Ноги понесли Чурилку на улицу, где стояла такая жара, что шлёпать по мокрому снежному месиву было даже приятно. Горячий ветер ерошил волосы, сверкали молнии, секло дождем и градом. Это приятным не было. Но Чурилка мужественно набрал из мокрого сугроба в подол просторной футболки прохладных  желтых яблок и вернулся в Еловый терем. Через час пироги благоухали на столе, а кухня блистала первозданной чистотой.
    
     Войдя в громадный круглый зал Терема, Яша шумно отряхнулся. Холодные брызги так и полетели во все стороны.
– Прекрасные погоды стоят сегодня, с ума сойти можно! – с убийственной иронией произнес он. – Кому спасибо говорить за мои неминуемые бронхит и воспаление легких?!
Но ответа кот не получил: в круглом зале никого  не было. Видимо, Будимир закончил проверять календарь и ушел спать. Только мирные волны тепла и света расходились от очага. Во время подобных климатических передряг лежать у очага особенно приятно, а бродить по лесу не приятно совсем. Поэтому взъерошенный, надутый, Яша поспешил к живительному теплу. Он упал на коврик перед очагом, зевнул, достал из-за пазухи припасенную заранее сплюшечку, и тоже заснул, погрузив заледеневшие лапы прямо в добрый огонь очага.
Возмущение Яши было вполне оправданным: за два часа в области за Пределом сменилось не меньше пяти разных погод, и все как одна, ужасные. Вдруг стало жарко, как в Петров день, когда все забывают, что такое варежки. Это было весьма необычным явлением, если учесть, что на дворе стоял ледниковый период. Снег начал таять так, что образовавшиеся на занесенных вековыми снегами полянах лужи вышли из берегов, сливаясь в озера. В темном ночном небе заклубились вполне себе летние тучи, грянул гром, засверкали молнии, хлынул ливень, застучали градины, озера начали было превращаться в моря, но  новый ветер, уже ледяной, прекратил это безобразие. Ледяной ветер, разогнав тучи и заморозив лужи до самого дна, угомонился. Грозовые тучи превратились в сплошную пелену, пошел снег. Потом повалил хлопьями. Начался буран. Деревья стонали под сумасшедшим натиском ветра, который дул, казалось, со всех сторон. Но миновало и это.  Тут перемены закончились. Всё стало как обычно: звёздно, бело и морозно.
Разительные перемены произошли только с парой старых яблонь, росших с восточной стороны Елового терема. Яша был прав: от удивительных погод можно было сойти с ума. Это и случилось с бедными деревьями. Старые яблони переживали сразу все времена года. Некоторые их ветви покрывала душистая бело-розовая пена цветов, несколько веток были благоразумно заснеженными, другие же, напротив, покрыты торжествующей июльской зеленью с маленькими кислыми яблочками, а на ветвях с золотой осенней листвой красовались уже налитые солнечным светом тяжелые плоды. Но в темноте  зимней ночи эти перемены никто не заметил.

    Будимира будить было еще рано, и довольный Чурилка, закончив кухарничать, снова забрался в кресло под уютный клетчатый плед. У очага, вернее, почти в очаге, спал огромный черный кот. Как он незамеченным вошел в Еловый терем? Наверное, пока Чурилка собирал  на улице желтые мокрые яблоки. Чурилка некоторое время наблюдал за котом: не нужно ли спасать его из пламени? Но кот блаженно улыбался во сне, подрагивая усами и лапами, обласканный добрым теплом. Спасать его было не нужно. Чурилка поднял книгу про юного волшебника Гарри и старательно зашептал.
– Эх, мне бы волшебную палочку! – мечтательно произнес Чурилка вслух спустя сорок восемь страниц книги о мальчике Гарри. Черный кот, спящий  у очага, потянулся, повернулся на другой бок и посмотрел на Чурилку. Вокруг кота так и вился какой-то пёстрый сон.
– Тоже волшебную палочку? Тебе? – между двумя зевками спросил кот, но его желтый глаз, казалось, видел Чурилку насквозь даже под пледом, из которого мальчишка  устроил себе домик. – Палочку — тебе?!
– Да, – ответил Чурилка из пледа. – Мне.
Кот Яша был авантюрист. Но он отлично помнил, как относится Елена к волшебным палочкам в детских руках. Поэтому он ответил решительно, как говорится, не моргнув глазом, но осторожно:
– Открой окно на кухне, вторая сосулька слева – это такая специальная волшебная палочка для начинающих волшебников.
– Но ведь она не деревянная, а ледяная, – позволил себе робкое сомнение Чурилка.
– Её специально сделали такой, чтобы начинающие волшебники не успели слишком много наколдовать, а то ваше колдовство потом сто лет расколдовывать придется. Да, можешь называть меня Яшей. Чувствую знакомство будет долгим, ты мне не снишься, это точно.
– А я – Чурилка…
– Мррр, оригинально! – кот зевнул. – Но, пожалуйста, колдуй на улице, очень спать хочется. И без одежды не выходи, у нас  как-никак еще ледниковый… – кот, зевнув во всю зубастую пасть, отвернулся от Чурилки, погрузил мохнатые лапы в огонь очага и заснул досматривать сон.
      А Чурилка поспешно выпутался из пледа и бросился на кухню. Он отворил кружевную раму. Морозный воздух потоком хлынул внутрь терема – от недавней жары в окрестностях Города не осталось и следа. Мальчик осторожно взял в руки большую прозрачную сосульку и поспешно затворил  янтарное окно: как бы кота не продуло. Потом Чурилка несколько раз лизнул сосульку. Простая вода. Чтобы такое попробовать, но никого не разбудить? Чурилка задумался. Палочка между тем начала таять. Да, кот велел одеться!
– Палочкой волшебной машем, ледниковый мне не страшен. Я оденусь потеплей и пойду гулять скорей. Пожалуйста! – Чурилка, взмахнул волшебной палочкой, разбрызгивая по полу холодные капли, и отправился к тяжелой резной двери Терема.
Заклинание, конечно, он придумал так себе, но оно подействовало. Ходить в валенках было непривычно, шапка сползала на глаза, теплая куртка стесняла движения, но ничего не поделаешь – ледниковый период!
  Чурилка спустился с крыльца по ступеням из корней, мощных как лапы морского чудовища, и пошел по еле заметной дорожке, занесенной отбушевавшей бурей.
  – Снеговик! Снеговик! – командовал он, и дорожка перед ним очищалась от снега, а по ее сторонам ровными рядами выстраивались снежные фигуры.
– Снеговик! Снеговик! Снеговик! – Чурилка добрался до зарослей вербы, среди которых должен стоять дом-рукавица. Чурилка, посмотрел, но вязаного домика не увидел. Непорядок! Одним махом Чурилка вернул варежку деда Мороза на место и побежал дальше:
  – Снеговик! Снеговик! Снеговик!
Начинающий волшебник вышел к мосту, украсив мимоходом и обочины  дороги шеренгой снеговиков.
Посреди моста Чурилка остановился, разглядывая заросшую рябинами и яблонями стену Венца. Огонек фонаря под  аркой городских ворот приветливо подмигивал Чурилке. Но войти мальчик не решился. Ночь. В Городе все спят… Чурилка стал смотреть на бурные воды Морея, курящиеся холодным туманом, мерцающие жемчугом и серебром, будто на дне озера лежала Луна. Красиво! Счастье переполняло Чурилку. Нужно было немедленно осчастливить еще кого-то, чтобы не рассыпаться веселыми искрами, как фейерверк. «Чудо –  всем!» – вот девиз везунчиков, обладающих волшебной палочкой, хотя бы и ледяной.
– Молочный кисель! Сладкий! С клубникой! И сбитыми сливками! – лихо скомандовал Чурилка, направив подтаявшую палочку на бурные воды Морея. Под мостом вскипела ароматная бело-розовая пена.
Чурилка расхохотался громко и торжествующе. Завтра ОНИ проснутся, выйдут на мост… А тут!!! И ОНИ побегут с кружками, кувшинами, ведрами, будут пробовать! Вкусно!!!  А кто же это для нас устроил? А кто же это нас так порадовал? Может быть, даже получится праздник. А Чурилка будет ходить среди НИХ, веселых, счастливых, и тоже будет радоваться. Тут среди розовой пены раздался надсадный кашель:
–  Это ты устроил, поганец!!! Кха! Кхе-кхе!!!
Чурилка испуганно прижал к груди волшебную палочку и пригляделся. Из бурлящего розовым молоком Морея высунулась громадная щучья голова.
– Вы не любите молоко? – прошептал он растерянно.
– Я тут живу!!! Кхе! Кха! И не только я!!!
Из клубничного молока выглянуло множество других рыб. Они с отчаянием смотрели на Чурилку, но молчали.
– Мы живем в воде! А в молоке жить не умеем! Кха! Кха! Кха! –   задыхаясь прокашляла Щука, –  Мы умираем! Кхе-кхе!
– Нет!!! Нет!!! Только не умирайте! Я все исправлю! Сейчас, сейчас!!!  –  перепугался Чурилка и вновь направил волшебную палочку на Морей.
– Палочка! Пусть сладкий молочный кисель с клубникой и сбитыми сливками окажется там, где никто не живет! А в озеро снова налей воду!!!! – отчаянно, без рифмы прокричал он, а потом добавил, – Только, пожалуйста, сделай так, чтобы молоко не скисло…
Тут же бело-розовая пена исчезла бесследно, только слабый запах клубники напоминал о чуде. Морей бурлил  лунными водами, как ни в чём не бывало кружили над ним туманные вихри. Рыбы молча исчезли в неспокойных глубинах озера, только огромная Щука проворчала напоследок:
– Сначала думай, а уж потом сосулькой маши!
– Простите! – прошептал Чурилка.
– Ладно, проплыли! – махнула Щука огромным хвостом и тоже исчезла в воде. Чурилка, чтобы успокоиться, взял в рот волшебную палочку. Талая вода тоже немного пахла клубникой.
– Мама Варежка!!! Круто колдуешь, въехал в узор! Палочка у тебя – чистый мохер! – на перила моста прямо перед Чурилкой отважно запрыгнули тютюки. Они довольно облизывались и вытирали шерстяными хоботами бело-розовые сладкие усы.
Чурилка поспешно спрятал палочку за спину.
– Я больше не буду! – торопливо пообещал он.
– Да нам пока больше не надо, спасибо! – успокоили его тютюки. –  Мы досыта наелись, очень вкусно!
– Пойдем с нами, вместе поколдуем! – предложил Чурилке левый тютюка.
– А никому не станет плохо от этого? – пришибленный горьким опытом, сомневался Чурилка.
– Наоборот, всем станет хорошо и красиво! Мама Варежка! Такая красота начнется, что все по сорок три шарфа себе на шею намотают и наденут сразу восемь свитеров! И пожалеют, что нету десять рук для варежек.
– Зачем?!!! – вытаращил глаза Чурилка. Он не был уверен, что сорок три шарфа и десять рук – это хорошо.
– Выбрать не смогут, что надеть! Всё – красивое! Всё – чистый мохер! И разнообразная цветовая гамма!!! – тютюки радостно подмигивали друг другу пуговичными глазами и прыгали от нетерпения.
– Скорей! Волшебная палочка-то тает!!!
  Тютюки понеслись по тропинке. Чурилка поспешил за ними.          

   Вход в пещеру закрывали огромные ворота, сколоченные из некрашеных, посеревших от времени сосновых плах. Чурилка и тютюки вместе с трудом приоткрыли створку и юркнули в щель.
– Закрываем! – прошелестели тютюки. – Слонята простынут!
Чурилка помог своим новым друзьям затворить тяжелые ворота. В пещере пахло медовым сеном, шерстью, молоком, большими и сильными животными. Их спокойное глубокое дыхание отражалось эхом от стен и  потолка, поэтому казалось, что животных очень много. Но после лесной безлунной тьмы полумрак огромной пещеры, освещенной только теплым светом очага, легко просматривался насквозь. Спящих мирным сном, покрытых длинной шелковистой шерстью, слонов было всего одиннадцать: один громадный – бурый, один очень большой – тоже бурый, но с оттенком ржавчины, два больших – белых, и семеро совсем маленьких, совершенно одинаковых коричневых слонят. Издали доносились еще какие-то странные звуки: шуршание, позвякивание, словно ежи возились внутри рояля..
– Видишь, какие у нас слоники? Это Сагиб! Это Рави! А это – Даша и Маша! Шерсть – королевский мохер, вся, до последнего волоконца! – шепотом хвастались тютюки.
– А слонят как зовут? – тоже  прошептал восхищенный Чурилка.
– Никак. Они недавно родились. Четверо слонят у Сагиба и Маши, а трое – у  Рави и Даши. Слоны никак не могут выбрать имена своим детям. У бедных счастливых родителей мысли уже как пряжа немотаная. Трудно выбрать имена, потому что все слонята одинаковые. А если мы их разукрасим, каждый будет особенный! Имена сами вмиг придумаются. Въехал в узор?
– А разве не нужно спрашивать разрешения у больших слонов? – не решался приступить к волшебству Чурилка.
– Мама Варежка! Да как же мы у них спросим, если они спят? – удивился левый тютюка.
– А до утра волшебная палочка растает, ты сосчитай петли, и сразу сам размер угадаешь, – поддержал его правый тютюка.
– К тому же, слоны полностью одобряют нашу творческую концепцию, – хором прошелестели тютюки, – и доверяют нашему художественному вкусу. Мы, знаешь ли, очень крутые трикотажные дизайнеры. Королевский мохер, – скромно потупив пуговичные глаза признались тютюки.
Чурилка отбросил сомнения. Он поднял истекающую прозрачными клубничными каплями палочку и зашептал:
– Мы, должно быть, видим сны: разноцветные слоны!
Чудо, как может преобразить мир вдохновенный художник с волшебной палочкой!  Все слонята в душистом сене были разными, будто каждого окунули в одну из полос радуги. И родители слонят тоже стали необыкновенными, хотя их шерсть не изменила свой цвет. Но какие же  родители могут быть у таких чудесных слонят? Конечно, необыкновенные! Даже пещера стала веселой и загадочной, как цирк перед началом представления.  Чурилка и тютюки затаив дыхание любовались спящими малышами.
Наконец, тютюки потянули Чурилку дальше, вглубь пещеры.
– Наколдуй слонам угощение! Сладкое полезно для нервной системы, –  прошептал левый тютюка, – Ведь завтра у наших слонов будет день сюрпризов.
Чурилка кивнул:
– День сюрпризов для слонов, горы сказочных плодов! – прошептал он, а потом вытер мокрую ладонь о куртку. Палочка для начинающих волшебников  растаяла, но успела совершить свое последнее чудо. В пещере появились огромные корзины, доверху наполненные южными плодами. Тут были и бананы, и апельсины, и ананасы, и арбузы с дынями, и еще какие-то неведомые, но очень вкусные на вид плоды.
Чурилка осматривал слоновью пещеру с сознанием хорошо выполненной работы. Ну и молодец же он!
Но тут же Чурилка хлопнул себя по лбу. Нет, он не молодец!!! Он забыл разбудить Будимира! Сколько же прошло времени? Чурилка бросился к воротам.
– Эй, ты куда! – шелестели вслед тютюки. Но Чурилка даже не оглянулся. Тютюки, недоуменно переглянулись, но спросить ничего не успели, Чурилки уже и след простыл.
Счастливые Тютюки не стали ломать голову над поведением нового знакомца. Убежал, значит надо. Может, у него где-то петли спустились, рассудили тютюки. Они затворили ворота, зарылись в сено между чудесными слонятами и заснули. Возвращаться домой, к Снегурочке и бабе Морозе сил не было. А сны у тютюк были чудесные и цветные. Им снились слоны.

  Когда Будимир проснулся и величественно, сияя и сверкая, спустился в круглый зал по винтовой лестнице с узловатыми перилами, странного мальчика под клетчатым пледом, действительно, не обнаружилось.
– Ну вот! А я что говорил! – кивнул короной Будимир. Только потрепанная книга «Гарри Поттер» лежала рядом с креслом. Видимо, Яша читал перед сном. После такого чтения  Яше снился хороший сон: он улыбался и шевелил лапами, погруженными в добрый огонь очага. Петушок решил не кукарекать: пусть кот выспится. Наверное, полночи любовался звёздным дождём..
– Пять часов утра по местному времени! – шепотом объявил он и пошел на манящий запах свежей выпечки: корица и яблоки. Золотой нос не обманул Будимира: на большом блюде посреди кухонного стола лежала внушительная гора румяных пирожков.
– Ну и Яша! – восхитился Будимир. – Когда же это он успел! Кудесник, просто кудесник!
Будимир устроился у стола, положил на свое блюдце с нарисованным букетом подсолнухов несколько пирожков, полюбовался на них, и откусил изрядный кусок.
– Волшебно! Изумительно! Яша превзошел сам себя! – шепотом, чтобы не потревожить спящего кота,  восклицал Будимир, не забывая между тем воздавать должное кулинарным шедеврам.  Блюдце у Будимира   очень быстро опустело. Будимир потер лоб великолепными перьями.
– Что-то голова кружится… Какой удивительный эффект: у  меня такое чувство, будто я вернулся в раннее детство, когда Мир был компактным, представлял собою золотую сферу и ждал моего сигнала к Началу всего. Я медлил, предвкушая грядущие чудеса, и голова моя кружилась от сознания своего могущества. А потом я решительно прицелился клювом, зная, что должен быть точен и …
 Золотое сияние вокруг Будимира сгустилось, стало плотным, непроницаемым для зрения и слуха. На пол тяжело скатилось золотое яйцо, оставив небольшую вмятину на полу, покрытом узорами бесчисленных годовых колец.

   

  После долгой прогулки под звездным дождем у Елены разболелась нога – давала знать о себе старая космическая травма, а самолетная ступа осталась у Елового терема. Поэтому она решила переночевать в «Криворукой бабушке». А Яша не только ночевать, но и ужинать не остался, засобирался домой, как его ни уговаривали, но уговорить не смогли – убежал.
Конец вечера прошел наиприятнейшим образом. Как всегда, на столе – горячие пироги и чай, а за столом – теплая компания. Кроме Премудрой ужинать остались Марджана, Титус и Николай. Марджана пыталась выяснить, как можно рассчитать день рождения, если угораздило родиться вне календаря. А ведь без  точной даты не составить гороскоп. И как в таком случае узнать, какой цветовой гамме следует отдать предпочтение? Титус интересовался космическими снегопадами, которые видел во сне. Николай смотрел на Марджану и мечтательно жевал, Снегурочка слушала разговоры старших и болтала под столом ногами. А Мороза улыбалась и подливала всем чай.
  Наговорились о высоких материях и наелись сладких брусничных пирогов – досыта. Снегурочка, как это заведено у хороших девочек, пожелала всем доброй ночи и отправилась спать. Марджана и Титус помогли Морозе убрать посуду. За окном дул ветер, накрапывал дождь, но никто не обращал внимания на это. Может, так и положено, если заканчивается ледниковый период. Николай отправился провожать Марджану, а Титус пошел домой.
Наконец-то можно поговорить по душам. Или душевно помолчать. Мороза для Елены – главная. Только Мороза помнит Елену во всем величии и великолепии, молодости и красоте. Только Мороза   знает, что на самом деле ничего не изменилось, Елена  так и осталась Прекрасной, мало ли как она выглядит. Для всех же остальных она только Елена Премудрая. И только Мороза знает, как  Елена Премудрая хочет быть Прекрасной для всех, а не только для своих снежных друзей. Из чего можно сделать вывод, что Елена не такая уж и премудрая, во всяком случае, не всегда. Но так даже лучше –  быть всегда даже просто мудрой довольно утомительно и часто довольно печально.
Вот Мороза снова разлила в красивые цветастые чашки чай, положила в стеклянные розетки красивое бордовое варенье из маленьких диких яблочек, сваренных целиком, вместе с длинными тонкими черешками. Такие яблочки еще называют райскими. И это удивительно, что старые, еще доледниковые, запасы варенья в Мариинске никак не закончатся. Ведь в данный момент другие яблоки   мариинцам взять, вроде бы, негде. Но, тем не менее, Марьи и Маруси продолжают приносить Морозе банки и туеса с разнообразным содержимым. Скоморохи нигде не пропадут и другим пропасть не позволят.
– Про Мороза ничего не слышно? – спросила Елена.
Мороза в ответ покачала головой:
– Не вернется, пока Изольду не разыщет. Он упрямый.
– Угораздило же нас с нею встретиться. До сих пор не могу понять, откуда тогда появилась эта пигалица. Ну пятое измерение, ну пространственно-временные петли и тоннели, но причем здесь она? Я защитила  ее от гибели, ведь звездное пламя и космические ветра были для девчонки смертоносны, но защитила не так как нас, снежных, по другому.
– А почему ты говоришь «нас, снежных»? Ты Снежная Вселенная? – с восхищенно распахнула глаза Мороза.
– Ах, Мороза! Всё ждала, когда ты сама догадаешься, но больше сил нет. Ну как какая-то тетка, даже такая премудрая как я, может быть Вселенной? Конечно, каждое живое существо это Вселенная, но эта Вселенная – внутри, а не снаружи. Не  умею сказать, я не поэт, а гениальный математик, в моей голове не слова, а числа и формулы. Я простой снежный человек, как и вы с Морозом. Разумеется, с бесконечно богатым внутренним миром.
– Но если ты не Вселенная, тогда почему тебе всё подчиняется? Почему ты изменяешь этот Мир по своему, как захочешь? – не поверила Мороза.
– Просто у меня хватило ума и нахальства назваться Вселенной, а Мир поверил. Он ведь тоже был новорожденный, совсем неопытный и простодушный. Но провести его сейчас почти невозможно. И я изменяю Мир уже не как захочу, а сообразно законам мироздания, которые постепенно постигаю. И остановиться не могу: назвался груздем – полезай в кузов! Эх! Если бы все было так, как я хочу, я не была бы хромой старухой. А вот твои причуды Мир почему-то выполняет вопреки своим собственным законам.
– Ему интересно? – предположила Мороза.
– Скорее, любопытно, что получится. Ты его забавляешь. Младшая группа детского сада, честное слово, – проворчала Елена, вылавливая  из розетки яблочки.
– Но слушай!!! – спохватилась Мороза. – Ладно, простодушный новорожденный Мир, но ты же и нас с Морозом обманула!!!  Вселенная, Вселенная… Я то думала, что мы друзья…
– А разве нет? – забеспокоилась  Елена.
– Нет!!! – отрезала Мороза. – Мы больше не друзья!
Повисла томительная пауза. Елена изменилась в лице.
– Мы с тобой подруги, врушка ты этакая! – Мороза крепко обняла Премудрую. – Нет, ты всё-таки дура, хоть и гений!
 Елена с облегчением расхохоталась:
– Подруги – это намного круче!
У Елены в «Криворукой бабушке» была своя спальня, на втором этаже, как все личные комнаты в этом доме. Только дед Мороз  проживал выше – в башенке. И башенка эта уже давно пустовала.      Мороза, нахмурившись, стоя на первой ступеньке, смотрела, как Елена тяжело, припадая на левую ногу, поднимается по лестнице. И помощь ведь не предложишь  –  всё равно откажется!
– А почему ты не загадала молодость и здоровье сегодня, во время звездопада? – спросила Мороза. Елена остановилась:
– Сама знаешь, что именно я загадала. Ты ведь тоже загадала это.
– Разумеется, первым делом – Снегурочка. Да ведь звездный дождь долго шел. Так что я и для тебя загадать успела. Только время не  уточнила. Но я думаю, что всё сбудется еще до Нового года.
– Какое хладнокровие! Хорошо же я тебя заморозила, на совесть! –  проворчала Елена. – А я вот не решилась разбрасываться.
 И Премудрая  захромала дальше.
– Всё сбудется в ближайшее время, и думать о своей хромоте забудешь, – заверила свою гениальную подругу Мороза, – Звезды!  С ними не спорят. 
 
 – Она сказала, что палочка на столе, а петли-то спущены, нету ничего! Дырка!
Тютюки озадаченно таращились по сторонам пуговичными глазами.
– Палочка не клубок, далеко не укатится! Найдем!
Тютюки нырнули под стол, проползли под лавками, заглянули под все пестрые подушки, перетрясли лоскутные коврики и одеяла. Палочки не было. Только за шкафом нашелся маленький паучок, похожий на красивую восьмиконечную звезду, такой славный, что Тютюки на время забыли о пропаже.
– Ни фига себе петелька! Это же настоящий паук! Шерсть… Он вязать умеет! Прямо лапами, без спиц, без крючка! Он сразу четыре носка вязать может: лап-то вон сколько!  Или четыре варежки. Или два носка и две варежки. Или одну варежку и три носка. Не надо! Ну, один носок и три… Не надо!!! Это неправильно. Два носка и две варежки! – восторженно перебивая и подталкивая друг друга шерстяными хоботами, тараторили тютюки. Паучок-звезда торопливо кивал, обещая вязать правильно, а тютюки продолжили восторгаться:
– Ты и нитки сам делаешь? Без кудельки, прямо из пустоты?       Королевский мохер!!! Круто! – восхищенно шелестели они шерстяными голосами.
Паук прижался спиной к вязаной стенке домика: похвалы тютюк привели его в смущение. Он поспешил отвлечь от себя внимание:
– Вы ищете маленькое волшебное дерево? – прошептал он.
– Мама Варежка! У него и в голове полный ажур, ни одной петельки не спущено! Сам знает, что мы ищем! – ахнули тютюки, сраженные наповал бесчисленными достоинствами нового знакомца. Сообразительные тютюки сразу поняли:  паук называет деревом волшебную палочку.
– Два одинаковых человека-лисы выгнали ваше дерево на улицу. Я его искала, чтобы привести обратно в дом, но не нашла…
Вторую часть паучьего рассказа тютюки уже не слышали. Они бросились из домика – искать палочку. Но в зарослях вербы и ольхи палочки не обнаружилось. Какие-либо следы рассмотреть было невозможно – с погодой творилось что-то неладное. Шел мокрый снег пополам с дождем, дул сильный ветер, сверкали молнии. Насквозь промокшие тютюки вернулись в рукавичку. Может, паук еще что-то умное расскажет. Но паука в рукавичке не оказалось.
– Вот ведь, прорва какая! Какой ниткой зашить? И этот потерялся! – сокрушались тютюки.
– Ладно, паук не пропадет, с такими-то лапами! А вот палочка! – тёр шерстяной лоб левый тютюка. – Куда подевалась?
– Не может быть, чтобы лисы волшебную палочку выкинули. Лисы не дураки, – недоумевал правый, – узор по схеме вяжут!
– Они ее с собой утащили, – догадался левый. – Только тут, рядом с Городом, всего один лис, который человек – Титус. Но почему паук сказал «две лисы»?
– А ты знаешь, сколько у пауков глаз? Еще больше, чем лап! Чтобы вязать четыре носка, глаз надо очень много. Лис был один, а паук видел двух, потому что у него много глаз.
– А почему он видел только одно дерево? Счёт не сходится, петля спущена.
– Сходится. Пауку виделось много палочек, вот он и решил, что это не палочка, а дерево с ветками.
– Значит, палочка у Титуса? Ну всё, петли закрыты. Титус сам отнесёт её Снегурочке. Шерсть!
– Не шерсть, королевский мохер!  Можно сохнуть.
Тютюки устроились на пестрой подушке у очага. Пар так и валил от них. Они и не заметили как сладко заснули.
   
   Тютюки не стали возвращаться домой и сладко спали в домике-рукавице, а вот Снегурочке, их маленькой хозяйке, было не до сна. Она тревожилась за своих шерстяных питомцев: ветер за окном так и завывал. И зачем только она попросила тютюк поскорее принести горшочек с волшебной палочкой из варежки? В окно застучали капли дождя, струйки змеились по стеклу. Вода с неба? Что за чудеса?! Девочка распахнула окно. Теплый ветер ворвался в комнату. Снегурочка подставила ладони, чтобы поймать небесные капельки. Дождь! Вот он какой! Неужели, это весна? Снегурочка прижала мокрые ладони к щекам. И тут заметила, что с ее косы тоже бежит ручеек. Весна пришла быстро, ее друзья не успели придумать, как уберечь девочку. Она тает, тут ничего не поделаешь. Снегурочка взяла с полки кувшинчик и опустила в него кончик своей косы. Сначала кувшинчик наполнялся быстро, потом медленнее, медленнее, а скоро вода перестала прибывать. Из открытого окошка потянуло привычным холодом, пошел снег. Весна ушла. Снегурочка почувствовала, что очень устала. Вздохнув, затворила  она окно, закрыла кувшинчик крышкой и убрала его обратно на полку. Спать, спать, спать!
Утром Снегурочка поздно спустилась к завтраку. Впрочем, и сама   Мороза тоже встала позже обычного: под шум дождя хорошо спится.
– Доброе утро, бабушка!
– Здравствуй, мое солнышко!
– А тетя Елена ушла уже?
– Еще не спускалась. Спит, наверное. Мы с ней поздно вчера легли.
– А тютюки не прибегали, бабушка?
– Нет, наверное, у Титуса ночевать остались. Садись за стол, каша остывает!
Снегурочка съела тарелку манной каши с земляничным вареньем, а     потом с черничным вареньем, а потом – с малиновым. Она была так голодна, будто не ела три дня. И чай, на радость бабушке, заела картофельной шаньгой. Наелась.
– Бабушка, я пойду к Титусу, позову его наряжать ёлку!
Снегурочка торопливо натянула валенки. Мороза всплеснула руками:
– Ах! Да ты косу подрезала?
– Да! – Снегурочка натянула свою голубую шубку, расшитую бусами. – Марджана сказала, что коса до пола сейчас не модно. Модно до пояса. Да длинная и за кусты цепляется, когда по лесу идешь. 
– Марджана пусть сама попробует хотя бы до пояса отрастить!
– Бабушка, не ворчи, как старая бабушка! Марджана и без косы красивая, а свою я заново отращу, если до пояса тебе не нравится! –   Снегурочка, вернувшись с порога, расцеловала бабушку.
– Не нравится, скажешь тоже! Да такую девочку еще поискать! Всё мне нравится! – Мороза повязала внучке шарф. –  К обеду не опаздывай!
Снегурочка помахала бабушке рукой и побежала на Седьмое кольцо, к жилищу Титуса.

   Елене всегда хорошо спалось в «Криворукой бабушке» у Морозы. А сегодня спалось особенно хорошо. Снилось жаркое лето, дождь с грозой, радуга… Давно не снились Елене такие прекрасные сны. Немудрено, что спала она долго. И проснулась она в отличном настроении. Нога совсем не болела. Елена помогла Морозе  напечь к обеду оладий и даже накрыла на стол. Вернулась с прогулки  Снегурочка, Титуса она не застала. Наверное, он ушел за палочкой в домик-рукавичку.
Мороза снова сокрушенно покачала головой, глядя на ее укоротившуюся косичку. А Елена только махнула рукой:
– Расстраиваешься по пустякам. Волосы не руки, отрастут!
Пришел голодный Титус, вежливо раскланялся, покружил по комнате довольную Снегурочку, похвалил ее новую прическу, принялся извиняться:
– Не сочтите меня нахлебником, сударыни, но оказывается, у меня в доме нет ни крошки. А ведь что-то было. Хлеб и сыр, вроде бы, точно были. Когда я их проглотил? Не помню. Неужели во сне?  Еще и на кухне все перевернул.
– Может, мыши? – предположила Снегурочка. Титус пожал плечами.
– Титус, да о чем речь!  Тебя, мое золото, кормить одно удовольствие! – всплеснула руками Мороза. – Ты уж, будь добр, доставляй мне эту радость почаще! 
Снегурочка  принесла Титусу его синюю чашку, подвинула поближе к парню блюдо с горкой пышных оладий. Хитро кивнула на свою тарелку, полную манной каши:
– Хочешь?
Титус в ответ скорчил уморительную рожу, скосив к носу зеленые лесные глаза и скривив рот. Снегурочка радостно захохотала:
– А я так еще и добавки попрошу!
Елена с улыбкой размешивала чай ложечкой, любуясь детьми. Что за прелесть эта девочка! Настоящий снежный колобок! А Титус… Да,  лисы необыкновенно красивы. Прелестная Снегурочка пнула Титуса под столом ногой, вытаращила  серые  глазищи с синими снежинками, и произнесла беззвучно, одними губами:
– Палочка у тебя?
Титус расслышал вопрос только потому, что всё же был Лисом. Он     помотал головой. Снегурочка принялась шевелить светлыми бровями, указывая ими на Елену. Титус, наконец, понял:
– Извините за дерзость, сударыня! Вы уже вернули волшебную палочку на Великую Ель? Понимаете, мы оставили ее в рукавичке, а теперь не можем найти.
– Я вообще не видела эту волшебную палочку, но продолжаю  надеяться на скорую встречу.
Снегурочка и Титус переглянулись.
– Значит, палочка все еще в рукавичке. Или у тютюк! – сделал вывод Титус. Елена некоторое время пристально всматривалась в обеспокоенные лица детей. У нее мелькнуло подозрение, что они хитрят, жалея возвращать палочку. Но подозрение это тут же исчезло. Елена сосредоточилась, охватила внутренним взором Город и его окрестности.
– Не могу утверждать наверняка, но похоже, что наша волшебная палочка находится в Еловом  тереме. Наверное, Яша вчера по пути ее захватил. Ведь это он затеял историю с палочкой и должен чувствовать хоть какую-то ответственность!
 Снегурочка вздохнула.
– А вы разрешите нам пойти с вами, сударыня? Признаться, мы тоже очень беспокоимся о волшебной палочке, – попросил Титус.
– Она ведь живая, – добавила Снегурочка дрожащим голосом. Но Елена была непреклонна:
– Нет! – ответила она строго. – Во-первых, у нас с Будимиром куча работы. Во-вторых – вы непременно захотите что-нибудь начудить напоследок, а мне потом придется ваши чудеса тридцать три дня приводить в соответствие с законами физики, химии и других естественных наук. А в третьих, завтра – Новый год. Кто будет помогать Морозе?
Снегурочка и Титус переглянулись уже виновато,  и принялись за еду.
 Честно говоря, Елена просто опасалась, что ребятишки уговорят ее оставить им волшебную палочку. Но признаваться в этом она не собиралась.
   
   Мороза достала большую корзину с елочными игрушками –  наряжать елку на Круглой площади. Титус тут же подхватил тяжелую корзину. А Снегурочка положила в карман пеструю свистульку – подарок скомороха Марка. С помощью этой свистульки можно было созывать сосняшек и елешек. А без них как повесить игрушки на верхние ветки? Мороза же  осталась в «Криворукой бабушке» – ставить тесто для праздничных пирогов..
     От «Криворукой бабушки» до Круглой площади рукой подать, но Титус и Снегурочка сначала зашли на Четверток Кольцо к Николаю, в дом, где ветеринар жил со своим полосатым котом по имени Хвостик. Но дома Николая не оказалось. Лучшего и единственного в городе звериного доктора  срочно вызвали слоны.
– Неужели что-то со слонятами? Не простудились ли? –   встревожилась Снегурочка.
– Нет. Просто Сагиб и Рави совершенно чокнутые папаши, – успокоил их Хвостик. – Они каждый день за Николаем приходят, чтобы похвастаться своими детьми. Вот и сегодня сообщили, что  их слонята сделались еще  умнее и забавнее, чем вчера. Выросли на целый сантиметр и обзавелись за ночь какой-то необыкновенно красивой шерстью. Вот и позвали Николая, чтобы он прослушал слонят своим фонендоскопом и в сто двадцать первый раз подтвердил, что они лучше всех.
Погладив  лоснящуюся полосатую спину Хвостика, Снегурочка и Титус свернули в переулок, чтобы вернуться на Третье Кольцо, пройти через арку на Второе и снова по переулку на Первое. Снегурочка начала наигрывать на свистульке немудреную песенку,, созывая сосняшек и елешек. Скоро целая стайка мелюзги скакала вокруг девочки, то и дело запрыгивая на руки, чтобы взять с ее ладони изюминку или кедровый орешек. Угощение Снегурочка опять доставала на ходу из карманов Титуса. У него-то самого руки были заняты.
   Пройти же с Первого кольца на площадь можно только сквозь три широкие арки – дома там стоят вплотную друг к другу. А из самих домов, окружающих площадь сплошной стеной, предусмотрены для удобства два выхода: на Елочную площадь и на Первое кольцо. Одна из таких проходных арок соединяла дома Марджаны и Петра Лукича. Между прочим, у домов темнокожей красавицы и ученого библиотекаря был еще и третий выход – под арку. Очень удобно. Когда наступит лето, можно будет по-соседски   ходить в гости, не опасаясь дождя. Вот через эту арку, друзья, и решили идти на площадь, чтобы пригласить Марджану и Петра Лукича  наряжать елку. Но Марджана сама вылетела им навстречу.
– Ура! Вот оно! Началось!!! – и на секунду сбилась. – Ой, а у тебя прическа новая! У звезд попросила или сама косу укоротила? Так миленько получилось! А у меня тоже! Сбылось! Моё желание! – продолжила ликовать она, не ожидая ответа Снегурочки. –  Пойдемте скорее! Ну, что вы так медленно! Сейчас сами увидите!!!
Она ухватила Снегурочку и Титуса за рукава и, стуча высоченными каблуками, поволокла их за собой в арочный проход. Тут она отпустила приятелей, простерла руку к стене так, будто благодарное человечество уже соорудило для нее постамент, а Марджане осталось выбрать подходящую позу, чтобы занять его, и торжествующе произнесла:
– Вот!!!
Своды арки, соединяющей два здания, освещал только небольшой фонарь, робко очерчивающий светлый круг на потолке, а остальным пространством уверенно владел медлительный синий сумрак. Поэтому никто не понял, чему же надо удивляться и радоваться. Марджана продолжала нетерпеливо трясти рукой в сторону стены:
– Ну же!! НУ!!!! – она даже стройной ножкой, обутой в расшитый золотом сапожок, топнула, досадуя на несообразительных друзей.
Снегурочка и Титус присмотрелись и заметили наконец, что в стене арки, сложенной из толстых окаменевших бревен, появилась ниша. Друзья, переглянувшись, бросились туда. Но Марджана в два изящных прыжка опередила их: она желала сполна насладиться триумфом и лично продемонстрировать  результаты своего общения со звездами.
– Вот! – она гордо откинула деревянную крышку колодца, который чудесным образом появился в нише. Над колодцем клубилось облако морозного пара, его таинственные глубины дохнули холодом и клубникой.
– Что это? – Титус озадаченно принюхался, Снегурочка прижала пухлые ладошки к груди и распахнула глаза, и без того огромные. Шишечная мелюзга с восторженным щебетом отважно прыгала  по самому краю.
– Колодец с мороженым! – объявила Марджана так гордо, будто   выкопала колодец сама. – С клубничным! Сливки, свежая клубника, всё высший сорт, я уже пробовала! Снегурочке – первой. Самую большую порцию.
– Она же простынет! Маленьким девочкам нельзя так много! –    возмутился Титус легкомыслию Марджаны.
– Зато никогда не растает! Я так загадала! Кто ест мое мороженое, тот никогда не растает. Ешь, Снегурочка, ешь, не слушай его! – она вручила девочке ложку.
– Я тоже хочу! Больше, чем самую большую! – заявил Титус бесцеремонно. Он помнил красавицу мухой и не находил нужным миндальничать с нею. Всё-таки млекопитающие недопустимо высокомерны по отношению к насекомым. Но Марджана не обратила  внимания на его дерзость, ей самой не терпелось угостить всех. Всех-всех-всех!!! Она легко, как бабочка, порхнула в узкую стеклянную дверцу, ведущую из арки в ее жилище, и тут же вернулась с подносом, звенящим пестрыми чашками и серебряными ложками. Устроившись на краю колодца, красавица принялась наполнять чашки мороженым, ловко орудуя поварешкой и напевая что-то себе под нос. Справившись с этой приятной работой, она  вручила Титусу  оранжевую чашку с мороженым и ложку:
– Прошу, друг мой!
Просить Титуса дважды не пришлось. А Марджана, довольная, принялась наполнять мороженым скорлупки кедровых орехов, которые протягивали ей сосняшки и елешки.
Пока Снегурочка не спеша  ковыряла мороженое в своей чашке. Титус успел опустошить две.
– А знаете, я ведь тоже вчера загадал, чтобы Снегурочка никогда не растаяла, – признался он, поедая третью порцию.
– Ты что, не доверяешь моему чудесному мороженому? – возмущенно тряхнула копной косичек Марджана. Титус покачал головой:
– Просто еще вчера я не слишком верил в твою сообразительность.
– Сообразительность?! – Марджана возмущенно замахнулась поварешкой. – А моя любовь, моя безграничная благодарность? В них ты тоже не веришь?!
– Говорю же, это было вчера! А сегодня я очарован! Ты не муха, ты –  ангел! Только не нужно так грозно махать поварешкой! Дай лучше еще твоего чудесного мороженого!
– Ага! Вкусно?!
– Очень вкусно! И даже более того. Я бы сказал «обалденно», но не уверен, что это культурно.
– Баба Мороза и тетя Елена так не говорят, поэтому я тоже не   уверена, – поддела Титуса Снегурочка. – А сама я чувствую, что не растаю уже никогда! Хотя внутри у меня стало так радостно и тепло, будто каждая ложка мороженого превратилась в солнечного зайчика. Я в полном восторге!
Марджана расцвела.
– Что, в таком же, как от манной каши? – вернул шпильку Титус и принялся за четвертую чашку. – Но согласен, я тоже в восторге и в восхищении, причем, именно в полном. Только у меня в мороженом зайчиков нет. Чуют лиса, наверное. Руки замерзли..
– Язык-то у тебя, уж точно никогда не замерзнет: ты очень разговорчивый, а вот руки придется чем-нибудь горячим отогревать. Например, манной кашей! – Снегурочка попыталась грозно нахмурить светлые брови. Титус привычно скорчил испуганную рожу. Довольная Снегурочка рассмеялась. Из  библиотеки в нишу вышел Петр Лукич и тоже с подносом, уставленным стаканами, над которыми  вился пар, но горячий, а не холодный.
– Доброе утро, молодые люди! Я слышал, кто-то замерз? Вот, прошу – горячий чай! – он поставил поднос на край колодца, взял стакан и себе. Титус снова скорчил рожу, изобразив ликование от того, что не придется греться манной кашей. И тут же принес из библиотеки пару простых стульев. В библиотеке он чувствовал себя как дома. Вторую пару – с розовой шелковой обивкой, вынесла из своего дома Марджана.
– Ты тоже, Снегурочка, можешь смело пить горячие напитки, не опасаясь растаять. Я ночью загадал, чтобы ты обрела максимально возможную жаропрочность и термоустойчивость, – добавил Петр Лукич.
Как приятно есть холодное мороженое и пить горячий чай на морозе, в окружении друзей и чудес, в полной уверенности, что так и должно быть. Титус, согрев руку о стакан с чаем, снова взял чашку с мороженым.
– Интересно, надолго ли нам хватит этого восхитительного лакомства? – спросил он пространство.
– Навсегда! – уверенно ответила на его риторический вопрос Марджана. – Колодец-то бездонный. Так что, эту арку я превращу в маленькое кафе-мороженое. Петр Лукич говорил, что такие кафе всегда имеются в столичных городах. Посетители библиотеки и    многочисленные покупательницы из моего магазина будут угощаться мороженым, пить кофе… Чай. Или какао. Кому что нравится. К тому же, многочисленные покупательницы из моего магазина смогут познакомиться тут с умными мужчинами, посещающими библиотеку…
Красавица мечтательно слизнула клубничную каплю с ложечки.
– О да! – тут же подхватил Титус. – Каких только чудес не бывает в нашем столичном Городе! Возможно даже, некоторые из многочисленных покупательниц сами зайдут в библиотеку и узнают как выглядят книги! Дополнительный бонус для твоего магазина. Эй!!! Слушай, какого магазина?! Ты о чём?! – спохватился Титус.
– О магазине дизайнерского трикотажа! На первом этаже моего дома.
Титус посмотрел на Марджану обеспокоено: не пора ли позвать ветеринарного врача Николая? За неимением других специалистов по болезням. Пусть градусник поставит, или что там делают, чтобы определиться с диагнозом. Марджана, размахивая ложечкой, продолжала:
– Всех накормить мороженым! Всех нарядить в дизайнерский трикотаж из натуральных материалов! Что может быть благороднее, грандиознее этих великих целей!
– Родить богатыря какому-нибудь царю, зашедшему выпить кофе и почитать газеты, – буркнул Титус, ошеломленный амбициозными планами Марджаны.
 Марджана уверенно тряхнула пышной прической:
– Не исключено! Город наш столичный, значит, тут вполне может объявиться какой-нибудь царь. Или царевич.
Титус замешкался, выбирая ответ из нескольких вариантов, один другого ехиднее, поэтому ничего сказать не успел: под сводами арки появился  взволнованный Николай.
– Слоны! Слонята!!! Чудесное, удивительное событие! Слонята стали цветными! Все семеро! Разноцветные слонята, представляете?!
Марджана вскочила со стула:
– Ура!!! – заорала она, повиснув на шее Николая. – Слава ветеринарам! Дизайнерский трикотаж, разнообразная цветовая гамма!!! – Марджана звонко расцеловала Николая. Николай, не веря своему счастью, осторожно обнял красавицу. Но тут Марджана выпорхнула из его нежных объятий и торжествующе вскинула вверх кулачок:
– Да!!! Все, как я хочу!
– А можно нам посмотреть на слонят? – спросила Снегурочка. Она тоже в волнении вскочила на ноги.
– Нет, нет, нет! – решительно покачал головой Николай, – Слонята еще очень малы. К тому же, необходимо некоторое время понаблюдать, нет ли у чудесных перемен каких-либо побочных явлений.
– Да-да, – поддержал строгого доктора Петр Лукич, – когда речь идет о здоровье малышей, лучше перестраховаться…
Титус принес из библиотеки еще один стул, взбудораженного Николая усадили, в одну руку ему дали стакан с чаем, в другую – чашку с мороженым. Николай отхлебнул горячий чай и растерянно посмотрел на мороженое. Марджана, словно перышко, подлетела к Николаю:
– Откройте рот, милый доктор! Только не говорите «А-а-а!», еще подавитесь, – ласково проворковала она, поднеся к губам Николая полную ложку мороженого. – Ну что, вкусно?
Титус сверкнул зелеными лесными глазами, явно собираясь что-то сказать, но промолчал. Николай же кивнул, осчастливленный вниманием красавицы, но всё же поставил стакан с чаем на поднос и отнял у Марджаны ложку.
–  Спасибо! Очень вкусно! Неужели, ты сама приготовила?
Марджана кивнула:
– А кто же еще? Полночи у звезд полезное чудо выпрашивала.
– Ты прекрасно готовишь! Ничего подобного еще не пробовал! – Николай взял стакан с чаем. – А я загадал, чтобы Снегурочка не растаяла…
Тут вся компания зашлась счастливым хохотом. Николай  растерянно оглядел всех, тоже улыбнулся, и снова похвалил:
– Вкусно. Вот только рукам то горячо, то холодно…
– А моим рукам нисколько не холодно! И не горячо! – похвасталась Снегурочка.
– Это потому что ты – замечательная волшебная девочка! А нам, простым парням-оборотням, такая удача как «не горячо, не холодно» не светит! – пригорюнился Титус.
– Это потому, что я надела на руки варежки! – снова расхохоталась довольная Снегурочка. Марджана распахнула карие глазищи с искренним восторгом, словно увидела девочку впервые:
– Точно! Варежки!!! Какая ты умная, Снегурочка! Варежки – это гениально!!!
 Снегурочка, честно говоря, не поняла, чем так восхищена  темнокожая красавица, поэтому в ответ молча пожала плечами и улыбнулась.
– А я постоянно об этом твержу! Вундеркинд! – поддержал Марджану Титус, который тоже ничего не понял.
– Да? Что-то я не слышала, –  поддразнила его Снегурочка.
– Ну не твержу, так думаю. Постоянно.
– Ребята, а вы уже нарядили ёлку? – вдруг поинтересовался Николай. Титус хлопнул себя по лбу:
– Точно! Ёлка же! Ну так мы тебя ждали. Без тебя нам не хотелось начинать. Это же наша Первая Ёлка!
    Действительно, Новогодние праздники были только в жизни Петра Лукича, остальные появились на свет, когда время уже замерло из-за Ледникового периода. Титус и Николай подхватили тяжелую корзину с игрушками и потащили ее  к огромной пушистой ели со звездой на макушке, растущей в центре площади. Сосняшки и елешки с радостным щебетом путались у них под ногами. Снегурочка и Марджана собрали чашки и стаканы, понесли их в дом – мыть.
– Как я трусила! Боялась, что растаю весной, – призналась Снегурочка. – Если бы не звёздный дождь… Ой-ой-ой! Даже подумать страшно!
–  Да ну! Мы бы обязательно еще что-нибудь придумали.
– А ты придумала лучше всех. Теперь, если вдруг еще кто-то вылепит снежного ребенка, ты сразу накормишь его мороженым! И он не будет бояться. А почему ты не загадала магазин модной одежды? Ведь звездный дождь долго шел?
– Тоже трусила. Боялась, что одно желание перебьет другое. Пустяки! Магазин я и без звезд, сама как ни будь обустрою. Пусть парни поработают, не все же звездам трудиться.
 Марджана небрежно составила стаканы на кухонный стол:
– Потом вымою! Бежим к елке! 
  Наряжать высоченную, до самых облаков, елку, имея таких помощников, как сосняшки и елешки, очень весело и легко. Надо только подавать им игрушки, да командовать:«Правее! Левее! Выше! Ниже! Так хорошо!» И получаса не прошло, как елка сверкала и шуршала картонным златом-серебром до самой звезды, а корзина опустела. Дело было сделано, а расходиться не хотелось. Все стояли,  любуясь нарядным зеленым деревом, всем сердцем чувствуя, что это – правильно.  Ель вопреки лютым морозам, снегам и ветрам зелена неизменно. Даже когда белый день обессилено уступает темной ночи, ель упрямо топорщит свои иголки: «Не сдамся!». А уж наша елка, весь ледниковый период ждущая весны со спокойным достоинством, тем более заслужила свой праздничный наряд.
– Новогодняя ель – это чудо, воплощение веры, надежды, любви, –  произнес Петр Лукич. – Но чтобы верить в чудеса, воистину нужно быть мудрецом.
– А зачем в них верить? По-моему, достаточно просто знать, что чудеса есть, – удивилась Марджана. Все кивали головами согласно. Действительно, зачем? Только Титус ввернул:
– Это потому, что мы не мудрецы, а молодые балбесы.
– Само существование которых доказывает, что и я не мудрец, а тоже балбес, только старый! – совсем уж непонятно сказал Петр Лукич и галантно поцеловал смуглую ручку Марджаны. Титус и Николай переглянулись. Николай, на всякий случай, нахмурился.
– А может, мудрецы хотят, чтобы мы были? – предположила Снегурочка.
– Чтобы им было в кого верить? – уточнил Николай.
– Какие вы все умные! Просто с ума сойти! – восхищенно прижала ладони к щекам Марджана.
– Значит, мы и есть те самые мудрецы, а вовсе не балбесы! – догадался Титус. Все, даже серьезный Петр Лукич, с облегчением рассмеялись и, как-то разом, вспомнили про свои  дела. Поэтому, когда Марджана предложила еще по чашке мороженого, на дорожку, даже Титус покачал головой. Красавица не стала настаивать:
– Ладно, сейчас я мороженое в ведерко положу, ведь Мороза еще не пробовала! – сказала она уже на бегу. А бегала Марджана на своих каблучищах легко, будто на крыльях летала, еще договорить не успела, а уже вернулась. Емкость с мороженым она прижимала к себе обеими руками: удержать иначе было невозможно, так как  «ведерко» оказалось довольно вместительным, даже Титус  поднял его с заметным напряжением. Николай подхватил дужку, помогая приятелю:
–  Провожу вас до «Криворукой бабушки».
Снегурочка взяла пустую корзину и, помахав Марджане и Петру Лукичу, вприпрыжку побежала следом за парнями.
   
   В большом пальце домика-рукавицы послышался шум и из него, прямо в очаг с живым огнем вывалился человек. Он с отчаянным  воплем выкатился из огня прямо на тютюк, вскочил на ноги, начал дрожащими руками отряхивать одежду и белые длинные волосы, связанные на затылке узлом.
– Ты!!! Непряденый, несмотаный! – заверещали тютюки, ошалевшие спросонок. – Смотреть нужно, куда падаешь! Давай конфеты, Санта недовязанный!    
Незнакомца трясло.
– Слушай, что-то он на Санту не тянет, пряжа-то не мохер, – засомневался левый тютюка.
– Нет, левый, ты петли-то считай! Баба Мороза сказала, будет Новый год – это один! Он из трубы вывалился – это два!  Один и два – это три!  Он Санта. Как раз перед Новым годом Санты лазят по трубам и раздают конфеты.
Тютюки снова вопросительно уставились на пришельца. Санта устало рухнул на красивый венский стул.
– Я не Санта, – простучал он зубами. – Я снежный человек, Фирн.
– А зачем ты тогда  из трубы на нас упал? – строгим шерстяным голосом спросил левый тютюка. 
– И почему трясешься, будто мы у тебя последнюю конфету силой  выпрашиваем? – еще строже прошелестел правый.
– Я не нарочно упал на вас. Я шел по тоннелю между пространствами, а он закончился в этой трубе. У меня нет конфет. Я трясусь, потому что боялся растаять в огне, – безуспешно пытаясь унять нервную дрожь, отвечал на вопросы Фирн. Тютюки многозначительно подмигнули друг другу: мол, нас не проведешь, не на таких напал, но спорить не стали.
– Да, всё дело в трубе, – важно кивнул правый тютюка. – Это ведь не так себе труба, а большой палец в рукавице деда Мороза, тут выход на пятое измерение. Не криворукой бабушкой связано!
– Жаль, что у тебя нет конфет, – вздохнул левый тютюка. – У нас  тоже пряжа не мохер, конфет в разноцветных фантиках даже у Шакер-бабая нет. Будем есть пироги.
Левый тютюка вынул сверток с пирожками, припрятанный на его шерстяной изнанке, а правый поставил чайник на плиту.
– И кончай уже трястись. Считай петли: у нас тут до завтра ледниковый период, поэтому снег не тает – один! – успокоил Фирна левый тютюка.
– Завтра ночью по научному календарю начнется Первая зима, а зимой снег тоже не тает – два! – добавил правый.
– А самое главное: три. Санты  вообще не тают, – продолжил левый.
– Мы, знаешь ли, не вчера связаны, а что-то не припомним, чтобы какой-нибудь Санта растаял. Вот так-то, – закончили тютюки хором.
– А у вас есть ещё Санты?! Кто-то ещё из трубы вылез? – Фирн от волнения почти перестал дрожать.   
– Ещё?! Ты нам узор не путай. Не надо нам  ваших сантовских конфет. Нам дед Мороз подарок принесет. Это его варежка и всяким акриловым Сантам без конфет лазать по ней не разрешается, как раз петли спустите, – левый тютюка поспешил поставить на место незадачливого Санту.
Повисло напряжённое молчание. Неизвестно, чем бы всё закончилось, но край шерстяной стены приподнялся, и в домик заползла Снегурочка в своей расшитой бусами шубке.
– Тютюки, хорошо, что вы в домике ночевать остались. Я до самой ночи за вас беспокоилась! Такая буря страшная была!
– Так палочку уже Титус забрал, вот мы и не торопились. Если клубок уже смотанный, куда спешить?
– Титус? – удивилась и обрадовалась Снегурочка, развязывая шарф  и снимая шубку. – Я и хотела палочку Титусу отнести, чтобы у него побыла, пока не прорастет. Ой, у нас гость! Здравствуйте! – взволнованная Снегурочка только сейчас заметила Фирна. Фирн встал и вежливо поклонился.
– Да вы весь дрожите, сударь! – Снегурочка достала самую большую чашку из шкафчика и налила гостю чаю с малиной.
– Это Санта, он снежный человек. Мы его не приводили, он сам вылез из трубы и боится растаять, – наперебой объясняли Снегурочке тютюки. – Только конфет у него нету.
– Санта не тает, а мёрзнет! – воскликнула девочка. – Смотрите, он же босиком!
– Мама Варежка! Как мы сразу-то не заметили? – тютюки схватились лапами за шерстяные щёки. – Без шубы, без валенок! Без колпака! Без варежек! По каким трубам его носило?! Конфет и тех не осталось!
Фирн, действительно, одет был совсем по-летнему: в черные джинсы, черную же футболку с большими серебристыми буквами: «СОЗВЕЗДИЕ».  Тютюки дружно выскочили из домика, крича на ходу:
– Мы быстро, десять петель набрать не успеете!
 Снегурочка залезла на стул, поболтала ногами и призналась Фирну:
– Знаете, Санта, меня ведь тоже мама из снега вылепила. Мама Изольда. Она потерялась. А дедушка Мороз…
Фирн не дослушал:
– Но ты выглядишь так, будто совсем не боишься растаять. Почему?
– Я съела волшебное мороженое и теперь никогда не растаю.
 Глаза Фирна вспыхнули:
– Мороженое?!
– Моя подруга угостит и вас! Она живет в доме с круглыми окнами, на Елочной площади.
 Кажется, Фирн собирался спросить что-то еще, но тут в рукавице появились тютюки:
– Полушубок! Валенок! Носок! Носок! Свитер! Колпак! Варежка, варежка! Валенок! – приговаривали тютюки, деловито выкладывая на скамью великолепные дизайнерские вещи. Красные, как принято у Санта Клаусов. Фирн натянул носки, свитер и наконец-то перестал дрожать. Снегурочка встала:
– Вы, Санта, отогревайтесь! И оставайтесь в рукавичке хоть до самого лета, не спешите!
– Мы с тобой! Мы с тобой! – запрыгали тютюки. – Санта, ты смотри, в трубу не вылезай!
– Что мне делать в трубе без конфет? – проворчал Фирн.
– Вот и мы о том же. Делать тебе в нашей трубе совершенно нечего. А завтра мы тебя по нормальной дороге выведем.
– А это далеко?
– Далеко! – сокрушенно покачал головой левый тютюка. – Пятьсот  граммов  тонкой ангорской.
Фирн нахмурился, он не умел переводить вес пряжи в расстояние.
– Да ты не робей! – ободрил его правый тютюка. – Любая рукавица начинается с первой петли. Даже мама Варежка. Так нам баба Мороза сказала.
– А самая длинная дорога начинается с первого шага, – продолжил левый и небрежно махнул шерстяным хоботом, – Ну, это мы сами поняли!
– Нитки прядут, чтобы вязать, а ноги растут, чтобы шагать! – закончили тютюки хором.
Снегурочка улыбнулась на прощание снежному человеку,  шерстяные слоники помахали ему. хоботами.
В домике-рукавичке остался один Фирн.

  Будущая владелица кафе-мороженого и ученый библиотекарь тоже отправились к дому. Петр Лукич поддерживал Марджану под локоток: все-таки ледниковый период на дворе, скользко! Они дружно решали, где можно срочно раздобыть еще чашки и стаканы.
  Только весело щебечущие елешки и сосняшки остались с елкой и прыгали с ветки на ветку, раскачивая золотых и серебряных птиц, рыбок, звездочки и теремки.
   Между тем, в кафе-мороженом, которое существовало еще только в смелых мечтах Марджаны, на простом библиотечном стуле уже сидел посетитель. Кое-что о нем могли бы рассказать тютюки и Снегурочка, но их-то как раз тут не было.
– Что за день у меня сегодня счастливый!!! – воскликнула прекрасная хозяйка кафе, повиснув на шее посетителя, который поднялся ей навстречу. – Настоящий Санта Клаус! А где ваши олени? Вы их на крыше оставили?
– Я не Санта, – сухо ответил мужчина. Он решительно поставил красавицу на землю и поправил красный колпак, сбившийся на глаза. – У меня нет оленей. И конфет у меня тоже нет!
– Вы, должно быть, хотите участвовать в хороводе ряженых на предстоящем празднике, сударь? – в свою очередь сделал предположение Петр Лукич.
– Я не хочу участвовать в хороводе. Я вообще не люблю красный цвет, но приходится терпеть, так как другой одежды я не имею.
– А я напротив, очень хочу участвовать в хороводе, но не имею подходящего костюма, – смущенно улыбаясь признался Петр Лукич.
– Так давайте исправим это несоответствие! – человек в костюме Санты сразу понял ученого библиотекаря. Петр Лукич сделал приглашающий жест, и мужчины скрылись в библиотеке. Через пару минут они вернулись преображенные. Незнакомец в одежде серьезных, темных тонов, снова присел на стул. Марджана всплеснула руками:
– Без костюма вы совсем не похожи на Санту, сударь! Даже странно, что я перепутала! А вы, Петр Лукич стали похожи на Санта Клауса еще больше. Просто одно лицо. Вы с ним, случайно, не братья?
– Увы, нет! Но на празднике постараюсь соответствовать. За оленей не ручаюсь, но конфеты раздобуду непременно! – пообещал довольный Петр Лукич. Посетитель вынул из карманов своей темной куртки носовой платок и очки, без улыбки вернул их прежнему владельцу. 
– Хо-хо-хо! – вживаясь в образ, попрощался Петр Лукич и  отправился к своему старому другу Шакер-бабаю, который о сладостях и о том, откуда их берут, знал если не всё, то очень многое..
Посетитель же, словно подводя итог эпизоду, натянул черную вязаную шапку на свои длинные светлые волосы, .Марджана  вынесла из будущего магазина и протянула ему чашку с горячим какао:
– Согрейтесь, сударь! – тот только покачал головой. Тогда Марджана сама сделала несколько глотков. – Так кто же вы, сударь?
– Я Фирн, снежный человек.
– Как же хорошо, дорогой Фирн, что вы зашли в мое кафе! Вот удача! – захлопала в ладоши Марджана. В ее руках тут же появилась поварешка, красавица наполнила мороженым большую чашку, поставила ее на крышку колодца перед Фирном и протянула ему ложку. – Съешьте это, сударь. И тогда вы никогда не растаете!
 Фирн задумчиво покрутил ложечку в руках:
– Но у меня нет денег! Вы что же, раздаете свое чудесное мороженое просто так?
– Вы не можете есть без денег?! – удивленно вскинула брови Марджана. Пышная юбка взметнулась, красавица исчезла в своем жилище, но тут же появилась снова и протянула Фирну блестящую монетку.
– Держите! Мне подарил ее Марк. У него таких много. Я сердцем чувствовала, что она для чего-нибудь мне пригодится. Ешьте на здоровье!
Фирн усмехнулся:
– А Марк не объяснил вам, для чего существуют деньги?
– Для красоты, конечно! Вон как блестит! И кругленькая, с буковками! Что тут непонятного? – пожала плечами красавица.
Фирн с мечтательной улыбкой, выглядевшей странно на его лице, подбросил и ловко поймал монетку:
– Видите ли, сударыня, у всего на свете есть цена. Цена – это количество монеток, которые нужно отдать, чтобы присвоить что-либо. Держите свою монетку!
– Вы возвращаете мне монетку, чтобы присвоить мое мороженое? Я ее не возьму! Это мое мороженое! – нахмурилась Марджана. – Ешьте же!
Фирн наконец-то отправил в рот полную ложку мороженого:
– Очень вкусно! Но вы напрасно беспокоитесь, прелестная хозяйка чудесного колодца. Одной монетки недостаточно, чтобы присвоить все ваше мороженое. Пожалуй, даже за одну чашку нужно отдать не меньше двух монет.
– А, я поняла! – просветлела лицом Марджана. – Монетки – это такие фишки. Нужно их копить и меняться.
– Вы очень умны, сударыня!
– Мне не нравится! Скучная и глупая игра, – надула губки Марджана.
– Но в нее играет весь мир! – пожал Фирн плечами.
– А вы точно снежный? – Марджана, прищурившись, с сомнением посмотрела на Фирна. – Вы выглядите таким  тяжелым, словно ваши снежинки никогда не летали.
– Некоторые снежинки пропитаны не полетом, а падением. Да, такой снег тяжел, он ломает деревья и обрушивает кровли домов…
– Вот только не вздумайте буянить, уважаемый! – красавица  подбоченилась. – Мой друг Игмант следит за порядком, а кулаки у него о-го-го какие! – предупредила она строго.
– Спасибо за угощение! – Фирн, криво усмехнувшись, вернул Марджане пустую чашку. И положил монетку в карман.

   На следующий день тютюки, как и обещали, отправились  к домику, чтобы вывести  Санту за Предел по земле, а не через трубу. Всю дорогу они спорили.
– Слушай, левый! Пусть Санта возьмет с собой домик-рукавичку. Где он ночевать будет? Как бы не замерз по дороге!
– Тоже мне, Санта! Голимый акрил! У него даже конфет нету!
– Нет, левый, ты петли не набрал. Тебе что важней: конфеты или чтобы Санта был? Домик-то всё равно пустой стоит!
Левый сопел шерстяным хоботом, ему не хотелось выглядеть жадным обжорой и хотелось, чтобы был Санта. Но с конфетами.
Оказалось, что спорили они напрасно. В зарослях вербы и ольхи не было ни Санты, ни домика. Тютюки потрясённо молчали.
– Да ладно, я и сам домик Санте подарить хотел, – прошелестел левый тютюка.
– Я тоже, – согласился правый. – Но как же Санта узнал о наших желаниях?
– Волшебник, ему положено! – вздохнул левый.
– Хорошо, что в нашем городе печки без труб! – хором сказали тютюки.
Да, без труб! Ведь доброму солнечному огню трубы не нужны.

  Дорога привела Елену не только к Еловому терему, но и в прекрасное настроение. Во-первых, путь был расчищен от снега и идти было легко даже в прозрачных утренних сумерках. Во-вторых, по обочинам дороги выстроились ровные шеренги веселых снеговиков. Елена, почти не припадая на травмированную ногу, поднялась по широким ступеням Елового терема и тихонько вошла в зал.

 Тут царили мир и покой. Яша спал на коврике у очага как самый обычный кот, а Будимира не было, видимо отдыхал в своей комнате на втором этаже. Только листы с расчетами были сложены на столе аккуратной стопкой. Воздух благоухал яблочным пирогом и хвойным простодушным колдовством.
Ага! Волшебная палочка в тереме, никуда она не пропала! Одной заботой меньше! В таинственных глубинах сознания Елены, в той области головы, где отсутствуют знаменитые серые клеточки, возникло чудное видение: она, Елена, расположилась на кухне со всеми возможными удобствами: перед глазами – книга, в одной руке – чашка с чаем, в другой – яблочный пирог. И никто, и ничто не мешает. Вот оно – счастье! Рецепт простой, но в отношении Елены почти несбыточный, так как шило прилагается к гению в комплекте.    
   Поэтому наяву Елена даже садиться за стол не стала, только взяла румяный пирог и откусила от него уже не как нормальный человек, совершивший прогулку по бодрящему утреннему морозу и потому готовый позавтракать еще раз, а как испытатель, проводящий экспресс-анализ. Яблоки в пироге – явно доледникового урожая, но свежие, только что с ветки, а не из банки с вареньем. Елена, доедая пирожок на ходу, выбежала из терема. Нога, кстати, не болела. Волнующий, новый для неё, запах цветущих яблонь на морозе был несколько неуместным. Так и есть! Она сорвала желтое яблоко с ветки и хрустом откусила.  Еще одно новое ощущение.
   Елена вернулась в терем, взяла на кухне пирожок и растолкала Яшу.
   –  Доброе утро! Ешь! – она сунула Яше пирог.
Подавать завтрак в постель было не обычае Елены, поэтому  сплюшки в суматохе разлетелись от Яши в разные стороны. Кот открыл свой желтый глаз и посмотрел на Елену и пирог вполне осмысленно, вопросов задавать не стал, а просто откусил, разжевал, проглотил.
– Доброе утро! Спасибо, очень вкусно! Яблочки-то, похоже, свежие!  – и, приглядевшись к Елене, добавил:
– Отлично выглядишь! Это не комплимент!
Елена следила за котом пристально и обреченно, как космонавт- испытатель за стрелкой на шкале прибора, ползущей навстречу роковому делению, помеченному красным. «Катастрофа неизбежна,  но результат эксперимента весьма любопытен!» – прочел  Яша в глазах Елены.
Он поспешно откусил еще раз, мигнул и посмотрел на Елену двумя глазами. Взгляд его мудрых желтых глаз был полон спокойным весельем:
– Спокойствие! Пять минут – полет нормальный! Если верить первым, весьма приятным, ощущениям, жизненные показатели  подопытного превышают норму! Но что я буду делать, если кривизна вектора времени увеличится до состояния петли, и глаз вернется ко мне еще раз?
 – Положишь в коробочку и спрячешь про запас! Но совсем не факт, что вектор искривится столь значительно, – утешила Елена Яшу. – К тому же, я не собираюсь сидеть сложа руки, а собираюсь принять все возможные меры и напомнить кому следует, почем у нас во Вселенной эм цэ квадрат.
  Кот еще поморгал, привыкая видеть окружающий мир двумя глазами. Не спеша поднялся с коврика и, потягиваясь изо всех сил, отправился на кухню.
Ситуация явно не вписывалась в рамки, отведенные ей математикой. Руководствуясь принципом дополнительности Нильса Бора, Елена охватила мысленным взором весь Еловый терем до самой Полярной звезды в поисках данных для более точных вычислений. Но полученный отклик подтвердил, что полет нормален в высшей степени: волшебная палочка в тереме, Будимир счастлив, кот сыт и доволен жизнью. Елена, тем не менее, продолжала испытывать смутное беспокойство. Почему не было ни одного «КУ-КА-РЕ-КУ!»?
Елена взлетела по винтовой лестнице. Она всегда неукоснительно соблюдала правила вежливости по отношению к благородной птице. Поэтому, несмотря на тревогу, прежде чем отворить узорную дверь, она постучала и помедлила, прислушиваясь. Не дождавшись ответа, вошла.
Будимира в комнате не было. Маленький мальчик, уютно свернувшись, спал на охапке душистого сена. Скрипнула тяжелая дверь, неловко ступая на задних лапах, вошел Яша. Передними лапами он осторожно прижимал к пушистому животу Золотое Яйцо. Еленна гибким движением опустилась на сено рядом с ребенком, приняла Яйцо из Яшиных лап, ласково покачала в ладонях:
– Так-так! Наш Золотой Петушок впал в раннее детство! И это накануне внедрения в жизнь его календаря, когда в нашем Мире наступает время перемен, и каждое текущее мгновение потребует предельного внимания! Кто будет следить за процессом? – Елене очень хотелось на кого-нибудь рассердиться. Сердиться на Будимира было бесполезно, поэтому Елена требовательно посмотрела на Яшу.
– Нет! – решительно отказался кот. – Следить за потоками времени, солнечной энергии, фазами Луны, порядком фенологических изменений в природе и, только Будимир Переплутович знает за чем еще, да всё это одновременно! Он Золотой, он мог. А я – нет, не потяну.
– А нельзя ли помочь Будимиру Переплутовичу появиться на свет? Так сказать, ускорить процесс?
    Яша поспешно отобрал у Елены Яйцо и снова прижал его к животу:
– Не нужно читать учебник биологии, достаточно один раз послушать простенькую сказку, чтобы понять: цыпленок, слишком рано и неправильно появившийся на свет, называется яичницей! – Яша осторожно опустил Золотое Яйцо в сено, бережно укутал его.
– Что, и такая сказка есть? – удивилась Елена  и, упруго поднявшись на ноги, присела на край стола.
– Ладно, как-нибудь выкрутимся, не нарушая естественное развитие Будимира Переплутовича, – она задумчиво потерла лоб. – Где наша не пропадала, а пропасть так и не смогла!
– Да практически везде! – с энтузиазмом поддержал ее Яша и тоже запрыгнул на стол.
Они принялись вычерчивать на листах схемы, выписывать формулы, ругаясь шепотом и дергая друг у друга из рук и лап цветные карандаши. Скомканные клочки бумаги летели во все стороны. Наконец, и Елена, и Яша, довольные, кивнули головами, уставившись в исчерканный листок.
– Да, так энергии должно хватить… Но март будет очень холодный. Очень! И частично апрель. Ничего, потерпим, – решительно прошептала Елена.
– А если дополнительные расходы провести за счет Закона сохранения положительной магической энергии? – так тихо, что и сам не услышал, предложил Яша. Но Елена  услышала его отлично:
– С ума сошел?! А нарушение последовательности событий и причинно-следственных связей?!! Это же катастрофа! Он тут за пару часов чего наворотил, а это мы еще не знаем, где дитя гуляло и кого встретило! – яростно, но беззвучно проорала она. 
– А по-моему, отлично получилось, – шепотом стоял на своем Яша.
– А по-моему, лучше поскорее ему превратиться обратно в ель или сосну!
– Не такой уж он засоня, чтобы быть всегда сосна, и не так уж еле-еле, чтобы вырасти на ели! – скаламбурил Яша в попытке обратить в шутку  нешуточное дело. – Зачем?
– Это элементарная техника безопасности для него же самого: на сосне и ели тоже есть шишки, но не бывает синяков.
– Подумаешь, синяки и шишки! Ни один ребенок без них не вырос! Впрочем, если этот Мир решит, что это необходимо, он вернет его куда следует, нас с тобою не спросив.
Елена сердито молчала. Да, она сознает, что ее власть над Миром ограничена законами физики. Но зачем напоминать об этом к месту и не к месту? Неделикатно в высшей степени! Яша, тем временем, продолжил:
–  Слушай, ты без морщин намного эффектнее смотришься. И Будимир, когда из яйца выберется, тоже спасибо скажет. Это какое везение нужно иметь! Да таких приключений, как в детстве…
– Не знаю, не пробовала! – оборвала Елена  кота. – Никогда не была ребенком!
– Зато и не повзрослела! – парировал Яша. – К тому же любопытно, когда Будимир повторно явится на свет, он останется моим старшим братом, или первенцем буду считаться уже я? Я намерен это выяснить, и хотя бы поэтому  не стану отменять данное волшебство!
Сказал, как отрезал. Коты вообще мыслят независимо. Елена подошла к зеркалу у двери, заглянула в глубокие фиолетовые глаза своего отражения, пригладила темные блестящие волосы. Яша, сидя на столе,  между тем, продолжал мурлыкать вкрадчиво:
– Представь себе, олицетворим мы сейчас Времена года. Работаешь ты только хорошо, по другому не умеешь. Значит, пред нами явятся пять совершенных красавиц, – Елена кивнула, соглашаясь. – Они тебе не подружки, ты их создатель и начальство. Тебя лично и твои решения непременно будут обсуждать. Так всегда бывает в дамских коллективах. Неужели ты допустишь, чтобы тебя, Вселенную Прекрасную и Премудрую, в приватных беседах называли «наша старуха»?
Елена нахмурилась, но прошептала то, что изначально считала правильным, и голос ее не дрогнул:
– Тем не менее, палочку нужно вернуть Ели, и не на уровень Третьего неба, где ты, как я полагаю, ее и раздобыл, а в Космические Сферы, чтобы обезопасить и нас, и саму волшебную палочку. Деликатно, пока ребенок спит. Тут хорошая сплюшка?
Яша выгнул спину и встопорщил шерсть, мгновенно увеличившись в два раза:
– У меня все сплюшки хорошие. Но ребенок спит сам по себе, без моей помощи. Его, кстати, зовут Чурилка. Нет, чтоб мне оглохнуть, чтобы не слышать! Ребенка – в космические сферы! Ты что, дура? – сердито шипел кот.
Да что они, сговорились что ли? Почему давние подруги и друзья называют ее сегодня дурой? Елена набрала побольше воздуха, чтобы достойно ответить, но ничего не придумывалось. Накаркали!
– Между прочим, мне стыдно! – сердито призналась она. – Заносит меня на поворотах! Вот такая я!
– Ничего, осадим! – подбодрил ее Яша.
– Спасибо! – наклонила голову Елена.
– Пожалуйста, обращайтесь! – Яша был сама любезность.
– А можно я тоже порисую Будимириными карандашами? – спросил Чурилка. Увлеченные спором, друзья не заметили, как мальчик проснулся и подошел к ним. В его темных растрепанных волосах, растущих какими-то пучками, запутались золотистые соломинки. Чурилка погладил кота на правах старого знакомого и, распахнув глаза на Елену, прошептал:
– Я знаю, ты – тетя Елена Прекрасная.
Елена невольно улыбнулась. Кот за ее спиной махал Чурилке лапами и тряс головой: молодец, парень, продолжай в том же духе! Яша сразу понял, что Чурилка добыл себе разрешение остаться волшебным мальчиком. Но сам Чурилка даже и не подозревал, что ему могли это запретить, поэтому не разделил бурную радость Яши.
   – А где Будимир?
– Будимир решил вернуться в яйцо, – сообщил ему Яша.
–Чурилка, забеспокоился:
 – А Будимиру там не скучно?
  – Там не заскучаешь! – уверенно отвечал Яша.   
  Елена, тем временем,  уже полностью пришла в себя:
– Мы спустимся вниз и ничего не будем трогать у Будимира, пока он к нам не вернется!
 Она нащупала ключ над притолокой и, заперев узорчатую дверь, протянула его Яше:
  – Твоя ответственность!
 Яша кивнул и засунул ключ за пазуху, к сплюшкам.
   Все трое спустились в круглый зал. Чурилка – первым, вприпрыжку сбежал по широким шершавым ступеням; за ним легко, невесомо-  Елена; последним шел кот. Яша бубнил тихонько в спину Елены:
 – Сама знаешь, как это важно, чтобы первая зима закончилась вовремя, а первая весна была веселой, ласковой! Тем более, Будимир неизвестно когда вылупиться соизволит. Первый год во всем должен быть правильным, а то все решат, что ты без Будимира даже олицетворенным календарем управлять не можешь!
   – Да, мне только и дела, что календарем управлять! – вспылила Елена, – Управлять будешь ты.
 – Эх! – вздохнул Яша обреченно. – Давайте чаю, что ли, попьем! Сердцем чувствую, это последние спокойные полчаса перед полным… Не хочу говорить чем!
– Не дрейфь! – ехидно откликнулась Елена. – Сам говоришь, где наша не пропадала!
 – Это, между прочим, говорила ты!
– Разве? – удивилась Елена. – А что там чай?
   Яша подмигнул Чурилке, они быстро принесли чашки с чаем и пироги.
  – Между прочим, ты испортил наши яблони! – сердито заявила Елена, сверля Чурилку всепроникающим взором. – Разве зимой на яблонях бывают яблоки? Что ты на это скажешь?
– Разве не бывают? – удивился он. Елена озадаченно откусила пирог. Чурилка задумался, вспоминая:
 – А, ну да! Точно, я их собирал из снега под яблоней, а не срывал. Так ведь бывает, наверное? Но я, вроде бы, не портил яблоню, только яблоки собрал, чтобы испечь пироги, – растерянно моргал Чурилка. Неужели он опять что-то натворил?! – А яблоки я вымыл, – уточнил он на всякий случай.
– Пироги получились очень вкусные! И с волшебной палочкой ты управился отлично! Никто не смог бы лучше! – воскликнул Яша с жаром. Он понятия не имел, что там начудил Чурилка. Но все, вроде бы, живы, значит можно хвалить, – Твоя оценка – «пять»!
  – Мне тоже понравилось делать чудеса! – с облегчением улыбнулся Чурилка.
 – А почему сейчас не делаешь? – Елена снова сверлила Чурилку взглядом, определяя степень заключенной в нем опасности.  Чурилка поежился:
– Волшебная палочка-то растаяла… Она бывает  одна, только вторая слева, – Чурилка оглянулся на Яшу в поисках поддержки. Елена посмотрела на Яшу с интересом. Яша приосанился, заложил одну лапу за спину и принялся расхаживать перед очагом с важным видом:
 – Да, только на нашем кухонном окне, только вторая слева, только один раз в тысячу лет! Вот такая редкость досталась тебе, дитя! Но есть один маленький волшебный секрет! – вдохновенно вещал Яша. – Одевайся!
  Чурилка поспешно натянул на себя куртку и шапку, Яша же достал из чулана на кухне стремянку. Вдвоем они вытащили лестницу на улицу.
  – Вот! – Яша показал лапой на круглое янтарное окно кухни. – Если смотреть с улицы, то вторая сосулька слева не тронута! Эта палочка  – плюсик к твоей пятерке! Вперед!
  Через пять минут довольный кот и счастливый Чурилка, который одной рукой тоже вцепился в лестницу, а в другой держал ледяную волшебную палочку, с грохотом ввалились в терем. Хозяйственный Яша отправился убирать лестницу на место, а Чурилка бросился к Елене:
  – Расскажите мне, какие  должны быть правильные яблони! Я все исправлю!
 – Честно говоря, я сердилась просто так. У меня было плохое настроение! – призналась Елена. – На самом деле, мне очень понравились и сами яблони, и пироги!
  – А как же нарушенные причинно-следственные связи и некоторые события, которые могут поменяться местами? – Яша  состроил очень удивленную морду.
 – Да фиг с ними! – легкомысленно махнула рукой Елена и с удовольствием посмотрела на себя в зеркало. – Какая разница случилось что-то в связи с причинами, или просто так. В большинстве случаев люди сочиняют причину уже после события и притягивают к нему за уши. Вот и у нас все будет как у нормальных людей. Так даже интереснее! И на самом деле я хочу, чтобы яблони стали еще чудеснее! Вот! – Елена протянула Чурилке рисунок, который набросала, пока он добывал волшебную палочку. Кот тоже сунул свой нос в разрисованный листок.
 Больше всего изображение на картинке напоминало избушку бабы Яги, оплетенную цветущими и плодоносящими ветвями. Только опиралась избушка на два ствола, а не на птичьи лапы. Чурилка, схватив листок, выскочил за дверь.
  – Нету бабушки Яги, но зато есть две ноги, это счастье – жить в гнезде и притом ходить везде! – бормотал Чурилка, обходя чудесные деревья кругом.
 – Ноги-то зачем?! Ноги не надо! – крикнула Елена, но было уже поздно: слово сказано, дело сделано. Яша же придержал Елену за локоток, не дав ей выбежать вслед за мальчиком.
  – Эй!!! Елена Владимировна Прекрасная!!! – возмущенно взревел он, – ты что, откочевать решила накануне великих событий?!!!
  – Ты сам сформулировал, что тут будет. А мне нужно работать, производить сложнейшие расчеты! Перееду к Морозе. А чтобы никого не стеснить, перееду со своим передвижным кабинетом. Он отлично приживется на втором этаже «Криворукой бабушки».
  – Веревки ты из меня вьешь! – буркнул кот. И, как бы про себя, но очень громко, добавил:
   – А то у Морозы очень тихо и спокойно!
  Но Елена, конечно, не расслышала, она торопилась посмотреть на  заколдованные яблони.
 Ветви чудесных деревьев переплелись, и между яблонями образовалось что-то вроде большого сорочьего гнезда. Наверное, такое гнездо соорудила бы для себя огромная, как слон, сорока, если бы закончила курсы художественного плетения из лозы. Первая ступенька появилась у самых ног Елены, как только она подошла к своему кабинету. Раз! И вот уже гостеприимные ступени лестницы с приятным деревянным перестуком приглашают хозяйку подняться в передвижной яблоневый кабинет. Елена с готовностью это и проделала, сорвав по дороге три яблока. Одно откусила сама, а остальными оделила Чурилку и Яшу, которые шли за ней следом.
Но внутри удивительного домика на яблонях не оказалось ничего особенного: просто небольшая комната с большим окном. Стены и потолок белые, пол – некрашеный, у маленького камина – два кресла, у  стены напротив – стеллаж, еще пустой, у окна – рабочий стол, тоже пустой. Елена отворила окно, сорвала всем еще по яблоку и пристально глянула на мальчика:
– Эх, мне бы еще компьютер! Такой же, как у господина Переплута.
  – Штука, как у Переплута, очень скоро будет тута! – Чурилка рассыпал по полу капли, взмахнув палочкой. Он не запомнил с первого раза непонятное слово, тем не менее волшебство сработало. Правда, не сразу. Несколько томительных минут воздух над столом светился и гудел от напряжения. На столе откуда ни возьмись, появилось массивное, почерневшее от времени, серебряное  блюдо погнутое с одного края, и сиротливое золотое яблочко – совсем небольшое, из яблок такого размера обычно варят компот. Яша хмыкнул:
– Действительно, совсем как отцовский, не отличить! Устаревшая модель.
– Чем проще, тем надёжней! – Вселенная засунула недоеденное яблоко в карман, а золотое бережно взяла в ладони:
   – А вот сейчас и проверим наши с тобой расчеты!
   Яша презрительно фыркнул:
 – Да он до завтра возиться будет!
 – Пусть возится! – Елена положила золотое яблоко на блюдо. – Главное – убедиться, что результат будет тот же, что и у меня!
 Процесс пошел: блюдо мерцало, вибрировало, резонируя с универсальным информационным полем, яблочко засветилось и покатилось неторопливо – меняя траекторию, петляя. Считывало информацию.
 Яша громко откусил свое яблоко. Елена поднялась. Компьютер господина Переплута очень умная, но не очень занимательная вещь для тех, кто лично знаком с этим господином. А Чурилка даже и не понял, что перед ним не просто блюдо, и яблоко на нем тоже совсем не простое. Так что, смотреть внутри им больше было не на что.
 Зато снаружи! Хотелось смотреть, смотреть, а потом протереть глаза и снова смотреть. Вот они стояли, все трое, на заснеженной поляне, под бледным стылым небом конца ледникового периода, хрустели сочными яблоками и смотрели.
  – Ну, что же… – протянула Елена. Яшины глаза насмешливо блеснули, и Елена не стала ломать комедию, закончила решительно:
   – Я довольна! Спасибо!
   И добавила, обращаясь к яблоням:
 – Простите, но стоять вам придётся в Городе, у «Криворукой бабушки»!
  Яблони послушно исчезли. Елена потрясла остолбеневшего Чурилку  за плечо и протянула начинающему волшебнику аккуратно расчерченный на квадраты листочек с названиями и цифрами –  календарь, который она и Будимир рассчитали вчера. Или, может быть, завтра? Или тысячу лет назад? Но главное, что рассчитали.
  – Это – имена волшебных существ, которых мы с Яшей ждём не дождёмся! – объяснила она Чурилке. – Пусть твоя палочка пригласит их всех за наш  праздничный стол в Еловом тереме!
   Чурилка кивнул:
   – Кто пришел к нам, посмотрите! В Елку-терем  проходите! Пахнет хвоей, пирогами – за столом сидим с друзьями. Хватит в доме места всем, оставайтесь насовсем!
   Из Терема не доносилось ни звука, только ветер шумел в седой кроне Великой Ели, но среди могучих ветвей появилось еще несколько ярусов янтарных окон в ажурных рамах: Терем приготовил комнаты для новых своих обитателей и выглядел очень довольным.
   Кот хлопнул Чурилку по плечу, а Елена милостиво улыбнулась:
   – Остатком волшебной палочки можешь чудить, как хочешь!
   Чурилка  лизнул сосульку и побежал к Городу.
      
      Счастливый Чурилка убежал с волшебной палочкой номер два, и на поляне у Елового терема остались Елена  и Яша. Они молча ели свои яблоки, причем невольно старались растянуть удовольствие. Но яблоко – не арбуз, надолго не растянешь. Елена отбросила черенок.
  – Пошли знакомиться с Календарем. Хватит тянуть, – подтолкнула она кота.
  И они пошли к Терему. У Яши на шее появился благородный шелковый галстук-бабочка цвета античного золота, под цвет глаз. А как только кот отворил дверь, джинсы и серый теплый свитер Елены превратились в строгий костюм – черный с серебром,  ноги ее, ступившие на пол Круглого зала, оказались обутыми в элегантные лодочки на шпильках, а не валенки, на голове появилась корона, та самая, из Начала времен. На указательном пальце правой руки полыхнул холодным огнем перстень. Видимо, слова хитрого Яши о дамском коллективе возымели действие.
И Яша оказался прав: из кресел, с узорной гобеленовой обивкой, появившихся в Круглом зале, навстречу хозяевам Терема поднялись пять величавых красавиц. Которая из них прекраснее, рассудить было невозможно, смертный рассудок умолкал при взгляде на тревожную и грозную красоту времен года, воплощенную в этих непостижимых существах. К счастью, Вселенная Владимировна и Яков Переплутович не были простыми смертными, а потому спокойно смотрели на царственных сестер. Первая и Вторая Зимы в одеждах из белоснежного атласа и драгоценных снежно-белых мехов, расшитых жемчугами и щедро украшенных кружевами из Вологды. Весна – в небесно-голубом сарафане и распахнутой душегрейке, зеленеющей бархатом молодой травы, в ожерелье из бирюзы и льдистого хрусталя. Лето в алой кружевной рубахе, сарафане, расшитом мерцающим росным бисером, с пышным венком из трав и цветов на голове. Осень в сером и золотом, в уборе из багряной листвы и серебряного инея, окутанная туманной кисеёй. А за спинками их кресел почтительно стояла свита: двенадцать  месяцев, один другого краше и  нарядней.
Новые обитатели Терема склонили головы, приветствуя создательницу календаря и её друга. Елена и Яша вежливо вернули поклон.
   – Добро пожаловать в Еловый Терем, дамы и господа! – уверенно начал кот. Общаться с олицетворениями северной природы, как известно, весьма суровой и неласковой, предстояло ему, и кот решил сразу показать, кто в Тереме хозяин. Хозяин мудрый и учтивый, разумеется. Яша приосанился и продолжил:
  – Сегодня в полночь закончится Ледниковый период, и замкнутая незримой границей Природа придет в движение, вернется к  заведенному порядку.  Вот только порядок этот основательно забыт, и случилось так, что вспоминать и поддерживать его некому.
– Мы знаем порядок! – спокойно заверили его красавицы. – И постараемся, чтобы ничто не нарушило его. А если разделить работу на всех, работа будет интересной и радостной!
   – Именно это я и хотел сказать! Вы читаете мои мысли, прекрасные дамы! –  кивнул головой кот. – Ваши чудесные имена, дорогие друзья, мне известны, а я – Яков Котофеич. (Тут Елена усмехнулась) Через меня вы в любое время сможете связаться с госпожой Вселенной. Если возникнет такая необходимость.
  Все посмотрели на Елену и снова  поклонились. Елена вернула поклон. Пришла ее очередь расставлять точки над «Е»:
   – Речь Якова Котофеича (тут Елена снова усмехнулась) была точной и ясной. Сегодня в полночь, сударыня, вы вступаете в свои права! – Елена посмотрев на Первую Зиму, сняла с пальца сверкающий перстень. К ней тут же приблизился седой и красивый Январь, поклонившись, принял перстень на серебряный поднос, и так же почтительно склонился перед Первой Зимой. Первая Зима надела перстень на указательный палец и подняла белоснежную руку, рассыпая сверкающие снежинки, в знак того, что она готова принять свое время и отвечать за него.
Елена с облегчением захлопала в ладоши. Все поддержали ее, зашевелились, заулыбались, стали наконец-то похожи на прекрасные  живые существа, а не на дорогие поздравительные открытки.
– Начало Года – радостное событие и отличный повод для веселого застолья! Прошу, прошу! – торжественно провозгласил Яша. 
Чурилка, хоть и был совсем неопытным волшебником, а стол наколдовал такой, что и старик Черномор бы позавидовал. Крахмальная скатерть-самобранка, салфетки с вышитыми пожеланиями счастливого Нового года, яркие венки из кистей рябины и еловых веточек вокруг огромных блюд со всевозможными пирогами, кувшины и нарядные бутыли с напитками, яблоки, мандарины, расписные пряники… И много еще всего. Букеты из фигурных леденцов и зефирок на длинных палочках, например.
Елена заняла свое место (спиной к камину, ей всегда было приятно погреться после космической стужи), справа устроился Яша, напротив – Первая Зима. Весна, Лето, Осень, Вторая Зима заняли места по порядку. Месяцы расположились справа и слева от своих прекрасных повелительниц, чтобы ухаживать за ними, как положено воспитанным мужчинам.
 Как только тарелки  и бокалы наполнились яствами и напитками, а убранство стола слегка растрепалось, за столом установилась теплая и дружественная атмосфера, если говорить терминами, принятыми у времен года. А если говорить по-человечески, то стало шумно и весело. Очень скоро шумный и веселый разговор стал сугубо профессиональным. Все азартно обсуждали направления воздушных фронтов, фазы Луны, очередность климатических и фенологических изменений.
 Елена встала и подняла хрустальный бокал, привлекая к себе общее внимание:
– Дорогие мои! Я вынуждена вас покинуть. Но вы – дома. Ваши покои готовы принять вас! Давайте же еще раз поднимем бокалы за счастливый Новый год!
Календарь полным составом с готовностью поднялся на ноги и осушил бокалы с оранжевой рябиновой наливкой.
– Яков Котофеич меня проводит! – сообщила Елена, и вышла из-за стола, еще раз раскланявшись строго, но подчеркнуто вежливо, как положено Начальнику Всего. Отдельно поклонилась Первой Зиме, подтверждая ее полномочия. Все снова почтительно склонили головы. Яша махнул лапой уже по-свойски. Чего там.
   Тяжелые двери Терема не успели закрыться за Еленой, а валенки, джинсы и серый свитер вернулись к ней. Корона с ее головы, кстати, исчезла еще за столом, между первой и второй волшебной переменой блюд и напитков, выполненной скатертью-самобранкой безупречно. Елена зябко передернула плечами и на ходу надела теплую синюю куртку и черную вязаную шапку. Яша, распутывая шелковый галстук, неодобрительно покачал головой:
– Модель под девизом «Лесоповал». Ты забыла, что в Городе сегодня тоже праздник? Все будут нарядные.
Черная шапка Елены покраснела и отрастила забавные ушки, а на синей куртке и валенках сам собою нарисовался затейливый красный узор.
– Совсем другое дело, гармония цвета и формы! Думаю, даже Марджана и тютюки не станут придираться, – оценил перемены Яша, затолкнул галстук в карман и доставал из этого же кармана два молодильных яблока. Они опять дружно захрустели, направляясь к северной стороне Терема, где Елена  припарковала свою ступу.
– Уф! За всю жизнь столько не кланялась! На что только не пойдешь, чтобы рутинную работу на других переложить! – с явным облегчением вздохнула Елена. И спросила с добродушной усмешкой:
– Котофеич! Ну и псевдоним! Ты что, папаши стесняешься?
– Вот ещё! – фыркнул кот. – Отцом я горжусь. Но, тем не менее считаю, что Яков Переплутович звучит не респектабельно, а просто Яков – не солидно.
– Да, пожалуй! – согласилась Елена, вспомнив царственных сестер.А Яша признался:
– Знаешь, сейчас  посмотрел на ребят и их начальниц и чуть спокойней на душе стало. Пожалуй, вместе они справятся с Будимировой работой. Но постоянная связь с тобой всё же совершенно необходима. Времена года, они, конечно, испокон веков, но всё же парням от роду без году денёк. Неизвестно, где они могут напортачить. Я, например, читал, что у месяцев принято устраивать пикники на природе. И чем может обернуться такой мальчишник у костерка, даже мама Варежка не знает.
 Елена кивнула:
– Согласна, – она вынула из внутреннего кармана куртки два спичечных коробка, – Вот! В Мариинской школе подсмотрела. Там дети мастерят такие телефоны: соединяют пустые коробки ниткой и разговаривают. Надо только, чтобы нитка не провисала, была натянута.
– Использовала космическую струну? – догадался Яша. – В полном смысле прямая связь. Дай-ка я отойду подальше. Проведем полевые испытания. Чур, я говорю первый!
Кот отбежал настолько, что разговаривать, не прибегая к специальным приспособлениям, можно было бы только надрываясь от крика, и прошептал в спичечный коробок:
– Прямая – это кратчайшее расстояние между двумя точками. Приём! – и он прижал коробок к уху. Уверенный голос Елены прозвучал так, словно она стояла рядом:
– Качество связи между друзьями не зависит от расстояния. Отбой!
Яша спрятал коробочку в карман и вернулся к Елене. Она уже вывела ступу на поляну залезла внутрь. Кот с места вскочил на край ступы, крепко вцепился когтями в ее шершавое, темное, обожженное стужей и жаром, высушенное ветрами дерево. Ступа взмыла над землей плавно, словно веревочные качели. Елена несколько раз медленно облетела вокруг Ели – по спирали, поднимаясь всё выше и выше.  Небо потемнело, проявились звёзды. На уровне Седьмого Неба даже Солнце становится рядовым светилом, одним из…
Ну и что? Родителей любят не за порядковый номер в какой-либо иерархии. А мы, земляне, все – дети Солнца, и так или иначе, но все мы оделены его животворящим теплом. 
Елена простилась не только с Еловым теремом, но и с собой –  строгой, расчётливой. Именно такой жила она под смолистыми сводами Терема, слушая сухой шорох ветров в его хвое, седой от изморози. Приходила и уходила, улетала и возвращалась, а Терем неизменно приветливо распахивал перед нею свои изукрашенные затейливой резьбой двери. Сколько раз года окольцевали ствол Великой Ели? Даже Будимир не смог сосчитать. Но для вечности количество лет несущественно, самой впечатляющей цифрой можно пренебречь. Но даже вне времени, все, что когда-то начато, когда-нибудь закончится. Закончится, но не исчезнет. Конец одного – это начало другого. А всё равно грустно.
– Я мудрая? – спросила Елена Яшу.
– Ты уже давно премудрая, – проворчал кот. – А такое значительное отклонение от средней нормы весьма чревато. Ведь после максимального значения, стрелка счетчика вновь  показывает ноль.
 Елена от души дала Яше по загривку.
– Да ладно, не расстраивайся! – кот потер затылок лапой. – Зато ты красивая. И снижайся уже. Может,дет не слишком мудро, зато в высшей степени умно.
Ступа, опустившись на высоту птичьего полета, поплыла в сторону Города бесшумно, как облако. 

  Чурилка тоже мог бы полететь, окрыленный счастьем, но ему нравилось бежать по дорожке среди веселых снеговиков и деревьев, пушистых от изморози. Скоро он вышел на развилку. Посмотрел на домик-рукавицу издали, но почему-то домика на месте опять не было. Непорядок! Чурилка махнул палочкой и снова всё сделалось правильным. Домик встал на свое место.
Скоро Чурилка оказался на знакомом мосту. Он нерешительно топтался у перил, всматриваясь в неспокойную мерцающую озёрную глубину. Можно ли ему беспокоить строгую Щуку? Хотелось сделать что-то приятное удивительной рыбе, загладить свою давешнюю оплошность с молочным киселём, который, оказывается, рыбы терпеть не могут. Но было боязно. К счастью, тут среди волн показалась голова громадной Щуки:
– Эй, ты что, опять сосулькой махать пришел?! Только попробуй из нашей воды какой-нибудь компот наколдовать! Хвостом зашибу! – сказала она громко, но не слишком сердито. Чурилка, тем не менее, вздрогнул и чуть не уронил сосульку в бурные воды Морея. Щука заорала уже очень сердито и испуганно:
– Нет, кто такому полоротому парню волшебные сосульки раздаёт! Если есть у тебя руки, так и держи ими покрепче, а не зевай по сторонам!
– Простите! – виновато пробормотал Чурилка, – Хорошо, что вы выглянули из воды! Я как раз хотел посоветоваться, что мне сделать, чтобы рыбы были рады и счастливы?
Он хотел узнать заветное желание самой Щуки, чтобы его выполнить, но не решился спросить прямо. А вдруг это прозвучит недостаточно почтительно? Чурилка зря волновался. Щука прекрасно его поняла и не обиделась.
– Честно говоря, я уже рада. Рада, что ты пришел с волшебной сосулькой и встретился со мной, а не с какими-нибудь говорящими варежками, – призналась она. – Вряд ли ты поймешь, как осчастливить старую мудрую рыбу, уж очень ты молод и неопытен. Я могу попытаться объяснить, чего я хочу, но боюсь, пока до тебя, сухопутного мальчишки, дойдёт, сосулька растает. Лучше сделай так, чтобы я, мудрая старая Щука, сама могла исполнять желания на манер этой твоей сосульки. Это определённо сделает рыб счастливыми. Честно.
– Хорошо! – с готовностью кивнул Чурилка и взмахнул ледяной палочкой. – Пусть добрые-предобрые, чудесные хотения мгновенно совершаются  по щучьему велению!
Щука некоторое время пристально таращилась на Чурилку.
– Да, ты действительно слишком молод и неопытен, – вздохнула она. – Ну ладно, пусть хотя бы так. Спасибо! Может, ещё встретимся!
Щука ударила огромным хвостом по воде и скрылась в глубине. Чурилка сначала задохнулся от холода, но тут же расхохотался, помахал Щуке рукой и вытер мокрое лицо.  Щука постаралась на славу, у нее было своеобразное чувство юмора.

    Холодный ветер с Морея упорно толкал его в спину, но  Чурилка медлил. Маленький ничейный ребенок, с волшебной сосулькой под номером два, прилипшей к заледеневшей варежке. А можно ли такому мальчику заходить в Город, Выросший Сам, Город Древнее Древнего, Город Семи Колец?
– Ну же, заходи, не робей, Чурилка! Я ждал тебя, мальчик! – услышал Чурилка тихий шепот. Чурилка завертел головой. Никого! Но Чурилка не испугался, а просто обрадовался, что какой-то невидимка, оказывается, ждал его и разрешил зайти. Ободренный, он медленно вступил под своды арочных ворот и сквозь толщу городской стены прошел на Седьмое Кольцо.
Всё дальше шел Чурилка по улицам-Кольцам Города, раскрыв рот разглядывал окна – круглые и стрельчатые, квадратные и прямоугольные, темные и мерцающие домашним теплом. Башенки, балконы, арки, распахнутые настежь узорные ворота, лепные украшения на стенах, оттененные снежком: птицы, звери, диковинные растения… Чтобы стало еще красивее, Чурилка развешивал всюду гирлянды светящихся фонариков. А выйдя на просторную круглую площадь, замер в радостном восхищении перед новогодней елью. Он посмотрел сквозь сосульку на свет, задумчиво лизнул ее…
И поднял свою ледяную волшебную палочку вверх. Пристально и строго, как дирижёр музыкантов, оглядел стоящие сплошной стеной дома, чутко прислушиваясь – чего они хотят? Дома тоже глядели на Чурилку во все окна в нетерпеливой готовности подчиниться воле дирижерской палочки. И вот…
Волшебный оркестр зазвучал. Хрустальный луч сосульки расчерчивал морозный воздух решительными зигзагами, дома, и без того причудливые, становились еще чуднее. Появилась башенки с часами и колокольчиками. Просторная арка не даром долгое время соседствовала с библиотекой и внимала мечтам красавицы Марджаны – она отлично представляла, как должно выглядеть маленькое, всего на четыре столика, столичное кафе, нужно было только немного помочь ей преобразиться: засияли призывно теплым медовым светом прозрачные стены из стеклянных кирпичиков с выпуклыми узорами: «Вы что, за сто лет ни разу не попробовали чудесного мороженого? Ах, на диете! Немедленно бросайте заниматься ерундой!»
Да и Модный магазин дизайнерского трикотажа Марджаны выглядел так, словно был ровесником создавшей Город каменной тверди, а не возник сию минуту. Над нарядными окнами магазина гордо переливалась надпись: «Красота спасет мир». Нежно, словно на праздник залетела стая неразлучных свиристелей, зазвучала ель – это на шеях елешек появились маленькие бубенчики. А на ветвях между картонным златом-серебром закачались, засветились окнами, маленькие домики для оживших шишек-малышек. Недолговечные снежные существа – те, что после щедрого снегопада смирно, до первого порыва ветра украшают собою ветви деревьев, сейчас весело скакали с крыши на крышу, перелетая через всю площадь, рассыпаясь в воздухе невесомой сверкающей пылью, и снова превращаясь в пушистые белоснежные комки.
Да, для начинающего волшебника результаты впечатляющие.  Молодец, Чурилка! Довольный Чурилка снова лизнул волшебную сосульку. Ну что же, настала пора поближе познакомиться с чудесами, сотворенными с помощью ледяной волшебной палочки. И заодно пообедать. Чурилка отворил стеклянную дверь кафе.
– Гениально! Ты это сам придумал? – Марджана распахнула ему навстречу карие глазищи.
– Что я придумал? – застенчиво уточнил Чурилка, пряча, на всякий случай, волшебную палочку за спину. – Ой, здравствуйте!
– Здравствуй, – нетерпеливо ответила Марджана и переспросила:
– Ну, что красота спасет мир? Да ты просто в сердце мое заглянул! Я всегда чувствовала, что красота крайне важна именно в плане спасения мира. Даже когда выглядела  как муха.
– А вы выглядели как муха? – удивленно глянул на прелестную хозяйку кафе Чурилка.
– Да!  Все насекомые были в меня влюблены, такой красивой мухой я была, – кивнула Марджана. – Но Снегурочка меня расколдовала.
– Наверное, влюбленные насекомые расстроились? – предположил Чурилка.
– Наверное, – вздохнула Марджана. – Но такова уж моя миссия –  нести в мир красоту и гармонию. А у человека гораздо больше возможностей. Муха, к примеру, не может заниматься реализацией красивой дизайнерской одежды из натуральных материалов. Так что, выбора у меня не было. Призвание!
Между прочим, Марджана не только познакомила Чурилку со  своим крылатым прошлым и благородными планами на будущее. Кроме этого она успела положить его варежки на печь, поставить туда же его мокрые ботинки, а волшебную сосульку поместила в колодец с мороженым. Куртку повесила на изящную вешалку, скромно стоящую в уголке, усадила мальчика за стол и поставила перед ним тарелку с пирожками и чашку горячего какао. После этого Марджана тоже села на стул прямо перед Чурилкой и вопрошающе посмотрела на него.
– А! Нет, про красоту не я придумал. – спохватился Чурилка. Уже с набитым ртом. Ведь первый и последний раз он ел еще ночью – тоже пирожки. С яблоками. Пирожок Марджаны оказался с творогом и изюмом.
– Даже если не придумал, а только написал, все равно – гениально! Тебе непременно надо познакомиться со Снегурочкой. Она тоже вундеркинд.
– Я не писал. Оно само так написалось. Я даже не знал, что мир надо спасать, – Чурилка потянулся за следующим пирожком, а Марджана тряхнула косичками:
– Спасать! Срочно!  От всего некрасивого.
– Разве есть такое? – удивился Чурилка. – Я не видел. Наоборот, вокруг все такое красивое! Деревья, дома, снег, озеро… Даже сердитые лисы красивые, – Чурилка взял третий пирожок, а Марджана добавила какао ему в чашку и задумчиво покачала головой:
– Есть, к сожалению… Некрасиво, когда мухи, лягушки, да те же самые лисы, мерзнут. Кстати, почему ты в одной футболке? Неужели не холодно? – Чурилка отрицательно помотал головой, и Марджана, притворившись, что поверила мальчику, продолжила:
– Ужасно некрасиво, когда кто-то голоден, когда снежные люди тают… Но я прилагаю немыслимые усилия, чтобы красота торжествовала всюду! – Марджана, произнося эти слова, выглядела очень решительно. Но тут же снова лукаво улыбнулась. – А лисы, действительно, красивы, даже голодные! Правда, лично я знаю только одного Лиса, но умной женщине этого  достаточно, чтобы сделать вывод.
– А можно мне помогать вам спасать мир? – спросил Чурилка, доедая пятый пирожок.
– Можно! – благосклонно кивнула Марджана, достала Чурилкину сосульку из морозного колодца и протянула ее хозяину. – И, да! Меня зовут Марджаной. 
– А я Чурилка! – улыбнулся Чурилка, торопливо допивая какао.
– От кутюр! – одобрила Марджана. – Пойдем! Медлить нельзя! Спасать начнем прямо сейчас. Смастеришь мне банановые деревья? Они чудо как хороши для дизайна интерьеров!
 Чурилка радостно бросился вслед за красавицей в возникший чудесным образом магазин дизайнерской одежды, на ходу облизывая с палочки мороженое.

   Когда маленький мальчик Чурилка вышел из модного магазина Марджаны на площадь – в толстом красно-синем свитере под распахнутой курткой, теплых шерстяных носках, в сухих ботинках,   варежках, свисающих из рукавов на резинках, и сильно подтаявшей волшебной палочкой в руке, на Город уже спускались сумерки. Ярче засветились гирлянды огоньков между домами и на ели, а звезда на ее макушке разгоралась все ярче. И это было весьма кстати: площадь уже не была пустынной и тихой. С разных ее сторон играли сразу несколько гармошек, да так задорно, что ноги сами начинали притопывать.
             
              Эх, молочная река,
               Да кисельны берега!
               Нам хлебать – 
               Не расхлебать,
               Сухариком заедать!

    Вокруг сновало множество веселого нарядного народу. Женщины в цветных пышных юбках и узорных платках, мужчины в разноцветных шарфах и шапках, а многие – в смешных скоморошьих колпаках с бубенцами. Корзины, которые предусмотрительные жители Мариинска притащили с собой, аппетитно пахли горячими пирогами – сладкими, ягодными, и сытными – с капустой или картофелем. Ведь жители поселка спешили к новогоднему дереву, чтобы устроить праздник. А что за праздник без пирогов?
Чурилка огляделся. Что сделать? Кому помочь? Все вокруг пока справлялись сами. И тут Чурилка заметил парня, который сразу показался ему каким-то отдельным, не таким как все. Мало того, что выглядел он так, будто силился проснуться, да никак не мог, он и одет был не как остальные: совсем по-летнему. Рыжий парень с невеселыми зелеными глазами. Да, Марджана совершенно права – когда  кому-то холодно, это некрасиво.
– У меня волшебная палочка! – предупредил парня Чурилка, помахав сосулькой и прошептал:
– По погоде ты одет, избежишь не мало бед, – на парне тут же появилась теплая зеленая куртка с капюшоном и варежки.
– Вижу, волшебная, – печально согласился с очевидным парень. – Спасибо! – он снова потряс головой и спросил:
– Это я где?
– В Городе! – сообщил Чурилка, радуясь, что знает ответ.
– Это я когда?
– В Новый год! У нас праздник! – поспешил обрадовать грустного парня Чурилка. – Видишь, вот и елка нарядная!
– Это что, прошлогодний Новый год? – уточнил парень.
– Нет! Прошлогодний Новый год был очень давно, еще до ледникового периода, меня тогда здесь не было. Совсем не было. А раз я тут есть, то Новый год точно не прошлогодний, а нынешний!
– Я что?  Сплю?!!!
Чурилка попятился, совершенно сбитый с толку его вопросом и его волнением.
– А какая тебе разница? – это спросил не Чурилка, а Титус, подошедший незаметно и бесцеремонно вмешавшийся в разговор.  У парня даже глаза перестали быть грустными, от такого взгляда на ситуацию.
– Вообще-то я был совершенно уверен, что сегодня – лето, и я буду праздновать День вылета из гнезда, – объяснил он свое недовольство.  Заметив недоумение собеседников, Георг добавил:
– Ну, в смысле, я, Георг Лисин, закончил гимназию, сдал экзамены и сегодня у меня выпускной. Должен быть. У меня, у моей сестры, у наших одноклассников, которых я отлично знаю. В Пелыме. И вдруг… Хотелось бы знать, что именно мне снится, а что –  наяву!
– Да проще простого! – сверкнул хитрыми лесными глазами Титус. –  Ждите тут!
 Он махнул рукой, исчез среди веселой толпы, но очень скоро появился снова с блюдом горячих пирогов.
– Сейчас всё выясним! – пообещал Титус и пояснил:
– Когда что-то ешь во сне, то живот всё равно остается пустым. Я много раз проверял! Как вспомню, так сразу снова есть хочется! – и Титус так жадно откусил огромный кусок от поджаристого пирога, выразительно глянув на Георга и Чурилку, что и они почувствовали голод, хотя одному, казалось, было не до того, а другого только что накормила темнокожая красавица. Через пять минут опустевшее блюдо, продемонстрировав молодым людям скрывавшийся под пирогами цветочный узор, выскользнуло из руки Титуса, взмыло над головами и плавно полетело по направлению к модному кафе Марджаны.
– Ну и ну! Похоже, Марджана приворожила не только всех парней в округе, но и тарелки! – восхитился Титус.
– Они еще и чистыми сразу становятся! – гордо сообщил Чурилка, который принимал деятельное участие в организации этого сервиса.
– Да уж, некоторые особы обладают врожденной способностью всюду устроиться с комфортом! Да хоть на потолке! – признал таланты Марджаны Титус, провожая блюдо глазами. – Ну? Что? Как тебе пироги легли? – спросил он, вспомнив, что целью перекуса была экспертиза. Георг, прислушавшись к своим ощущениям, ответил:
–  Весьма приятная тяжесть! На сон не похоже!
– Так! Все ясно. Ты не спишь. И мы тоже. Значит, тебе только приснились какие-то там экзамены. Возможно, ты вовсе не Георг. И совсем не Лисин.
 Но Георга такие результаты экспертизы не устроили:
– Как это приснились! – возмутился он. – Да я одних шпаргалок для Марицы не меньше сотни нацарапал!  И вообще, почему я вас не знаю, если мне снится там, а не здесь?
– Я – Чурилка! – поспешил сообщить свое имя простодушный обладатель ледяной волшебной палочки.
– А я – Титус! Вот, теперь ты нас знаешь! – с легкостью ликвидировал противоречие хитроумный рыжий парень.
Нервы Георга были закалены многолетним общением с капризной сестрицей, само существование которой вдруг было поставлено под сомнение. Это было как-то слишком даже для него. Дыхание перехватило. Георг схватился за галстук, чтобы ослабить узел, и радостно вздрогнул: гусь!
– Вот! – торжествующе произнес он, протягивая изящную серебряную вещицу новым знакомым. – Вот! Этого гуся мне подарил сам князь Аблегирим! На празднике Вылета!
    Титус повертел украшение в своих крепких пальцах, даже понюхал его. Потом протянул Чурилке, который тоже несколько минут любовался фигуркой, сверкающей ясными звездами глаз.
– Красивый! – похвалил гуся Чурилка, возвращая его владельцу. Георг многозначительно поднял рыжие брови: поняли? а я что говорил? И вернул зажим на место. Георг уже успокоился, поэтому галстук перестал его душить. А Титус с некоторой ехидцей, свойственной даже лучшим из лис, произнес:
– Поздравляю! Тебе вообще ничего не приснилось. Все проще пареной репы: ты с другой стороны.
Георг от неожиданности так затянул галстук, что закашлялся. Чурилка, сочувствуя новому знакомому, начал звонко колотить его по спине свободной от палочки рукой. Титус же прищелкнул пальцами – тут же, виртуозно лавируя между порхающими тарелками, которых к тому времени появилось множество, к ним подлетел стакан с горячим чаем, во избежание ожогов, предусмотрительно засунутый в полосатую варежку. Варежка с чаем сначала зависла над компанией, оценивая обстановку, а потом устремилась к Георгу.
– Я так и знал, что они должны не только улетать, но и прилетать! С Марджаной не соскучишься! Интересно, можно ли выбирать напитки? И каким образом? – снова отвлекся Титус от проблем нового знакомого.
Между тем, опустевший стакан улетел восвояси, но без полосатой варежки – Георг машинально затолкал ее в карман, и уже прожигал Титуса отчаянным взглядом, требуя объяснений.
– Вы в школе проходили, как верхотурский воевода Раф Всеволожский послал своих людей в Мариинку, чтобы примерно наказать дерзких скоморохов? – начал Титус издалека, чтобы впечатлительный парень ненароком не задушил себя галстуком.
– Нет, не проходили, – с некоторой досадой ответил Георг. – Но я видел такой фильм. Там еще была какая-то несчастная царевна. А вояк послали разыскивать Мариинку, где будто бы обитают скоморохи. Они и бродили по дебрям, пока все не сгинули. Это и понятно, скоморохи никогда не живут на одном месте. Какая, к лешим, Мариинка? Это просто легенда!
– Поздравляю, дружок! – Титус похлопал его по плечу, довольный тем, что парень сам произнес ключевое слово. – Ты каким-то образом забрел в легенду со всеми потрохами! Легендарная Мариинка находится за рекой, вокруг нас веселятся ее легендарные жители, те самые скоморохи. Они пришли в Город на праздник, тут совсем близко. Сам Город расположен на Острове посреди Морея. Морей – это огромное озеро. А больше тут у нас никаких населённых пунктов. Только леса – бескрайние и непроходимые. Кара урман. И никаких Пелымов.
Да, краткий курс географии Запредельной области на удивление краток. Георг снова тряхнул головой, в последней надежде стряхнуть морок. Но все осталось по-прежнему: зима, сияющая елка, во всю наяривают гармошки, разряженные люди от души смеются, танцуют, поют.  Стаканы, закутанные в варежки с узорами, и тарелки, как нагруженные пирогами, так и пустые, лавируют между летящих во все стороны снежных фигур. Наглый рыжий подросток впаривает ему какую-то ересь, а мальчишка-дошкольник лижет волшебную сосульку и глупо таращится круглыми глазищами. И вдобавок к этому:
– Привет, ребята! – прошелестели  шерстяные голоса. – Эй, Титус! Ты что, тоже правого себе завел? Или, наоборот, левого? А чего он у тебя грустит, как из акрила связанный? Ты пирогами с ним не делишься?
 Это прибежали тютюки. Правый ловко запрыгнул на руки к Титусу, а левый – на плечо Чурилки. Только сейчас Титус заметил, что парень с той стороны похож на него самого. Вот только, пожалуй, постарше. Наверное, уже бреется. Но примерно такую рыжую физиономию с зелеными глазами он каждый день видит в зеркале. Георг же во все глаза смотрел на забавные мохнатые перчатки.
– Это Георг, он не правый и не левый, он сам по себе. И вообще с той стороны, – пояснил Титус. – Пироги, которых мне ничуть не жалко, он съел. Причем, с большим аппетитом. И теперь грустит о возвышенном. Он хочет, чтобы было лето, другой праздник, и прилетели гуси. Или, наоборот, улетели? Но все это на той стороне. А мы не знаем, как  его туда отправить.
Тютюки осмотрели Георга с ног до головы разноцветными пуговичными глазами.
– Ну, ничего так, тамошние рыжие, тоже чистая шерсть, – одобрительно произнес левый. А правый укоризненно покачал хоботом в сторону «тутошнего» рыжего:
– Ты, Титус, говори конкретно: «Я не знаю!», а не мыкай. Мыкать невежливо, тем более, что мы с левым прекрасно знаем, сколько петель набрать, чтобы тамошнего рыжего туда отправить.
– Только не сегодня! – торопливо добавил левый тютюка. – Сегодня никак! Сегодня дед Мороз придет! Мы с правым ждем его не дождемся. Извелись, как спицы без ниток!
Правый тютюка подпрыгнул, давая понять, что в данном случае «мыкать» можно.
– И вовсе даже не из-за конфет! Мы деда Мороза просто так любим! Соскучились! – наперебой заверили  тютюки, заметив ухмылку Титуса.
Георг заметно приуныл. Сообщение о деде Морозе его нисколько не утешило. И что? Тут тютюки посмотрели на Чурилку:
– Эй! Титус, ты петли-то не путай! «Мы не знаем, мы не знаем!» А Чурилку спросить ума не хватило? – возмущенно прошелестел левый.
– Ему этого Георга «туда» отправить, все равно что узелок завязать! – сообщил правый.
– Он даже слонов раскрашивать умеет!  – похвастался левый.
– Королевский мохер! – подтвердил правый. Титус с интересом посмотрел на маленького мальчика с сосулькой в руке.
– Я не знаю, какая сторона «та»! – признался Чурилка.
– Меньше знаешь, меньше путаешься! – ободряюще прошелестел правый тютюка. – Твое дело узор подобрать, да палочкой помахать рыжему на прощанье!
– Вот! – торжествующе произнес левый тютюка и достал большой клубок тончайшей красной нити. – Пятьсот граммов! Чистая шерсть! Для Санты приготовили. Хотели размотать от рукавички до Границы, чтобы не заблудился. Только этот Санта сам куда-то умотал, без нитки.
Чурилка продолжал таращиться недоуменно.
– А тебе даже нитку самому разматывать не придется, ты только клубок заколдуй, а уж он до нужной стороны сам докатится! – пояснил правый тютюка.
– Только на Елочной площади не колдуй, тут народу много. Если заколдованную нитку кто-нибудь запутает… То мы уж и не знаем, где ваш Георг окажется, но точно будет пролет, а не Вылет, – хором предупредили тютюки.
Чурилка после такого предупреждения совсем оробел и нерешительно топтался на месте. В Городе сегодня многолюдно, и праздничное веселье выплеснулось далеко за пределы площади. Где за нитку точно никто не запнется?
– Я провожу! – вызвался Титус, пряча красный клубок себе за пазуху. Тютюки обрадовано помахали мальчишкам шерстяными хоботами и нырнули в веселую толпу.
   Титус ухватил Чурилку за плечо, а Георга за локоть, потащил их к арке, выходящей к магазину «Медовые услады падишаха», в котором мастер Шакер Бабай ежедневно набивал карманы Снегурочки и Титуса отборным изюмом для шишечной мелюзги (и для них самих тоже). Вокруг магазина даже воздух казался густым от сладких восточных ароматов – мастер Шакер Бабай приготовил к новогоднему празднику гигантский королевский чак-чак с орехами и цукатами, наварил всевозможных шербетов, щедро наделяя всех желающих этими лакомствами. Само собой, здесь тоже было очень многолюдно. Но Титус твердой рукой, вернее сразу двумя руками, протащил Чурилку и Георга мимо медовых соблазнов: за магазином находился проход на Второе Кольцо, а там, в ажурной высокой башенке начинался висячий мостик-переход  сразу на Венец, минуя остальные кольцевые улицы.
Титус остановился, не доходя до середины моста. Вот здесь, действительно, было тихо и безлюдно. Слышно только, как ветер свистит в кронах яблонь и рябин на Венце.
– Ваш выход, сударь! – дурашливо поклонился Титус, доставая путеводный клубок. – Под ногами никто не крутится, можно колдовать.
– Это что? Дорога будет такой длины? Всю ночь шагать. Похоже, те чудики правы: свой Вылет я пролетел! – печально заметил Георг, покачав клубок на ладони.
«С Катей уж точно не встречусь…» – обреченно добавил он про себя.  На то, что в легких туфлях придется идти по глубокому снегу, а ноги уже замерзли, Георг не пожаловался даже мысленно: сам снег выпросил, вот и бултыхайся в сугробах. А как ты хотел? Честное чудо на всю ночь.
– К сожалению, формула перемещения тела в пространстве включает в себя расстояние. И объективно расстояние до Границы именно таково! А то, что сейчас оно смотано в клубок, то есть фактически представляет собою точку, сути дела не меняет! – назидательно произнес Титус, удачно копируя премудрую Елену. Но шутку оценил только сам Титус, ведь Георг вообще не был знаком с Премудрой, а Чурилка не знал ее манеру излагать познавательный материал.
– А если оторвать кусок нитки – метра три… И использовать для волшебства только его… Может, дорога тоже станет короче? – безнадежным голосом предложил Георг.
– Мне нравится твое упорное стремление получить желаемое, перехитрив обстоятельства! – усмехнулся Титус и пошутил:
– У тебя в роду лисиц случайно не было? – поймал взгляд Георга – острый, больной и подозрительный, и продолжил:
– У нас тут у всех происхождение то еще, так что не тушуйся. И с родителями у нас нет проблем только потому, что их нет. В том смысле, что родителей нет. Поверь, это очень грустно. Так что выкладывай, с кем из предков у тебя проблемы, наличие которых мне лично кажется счастьем. Представь, что мы тебе просто снимся, говори, как самому себе.
Но Георг молчал. Поэтому Титус продолжил, словно бы бездумно и беззаботно, молоть языком:
– Судя по тому, что ты выглядишь как человек, лисицей рыжей обыкновенной, семейство псовых, является только один из твоих родителей. Как такое возможно? Ума не приложу! Но результат налицо. И результат отличный, – поспешил прибавить он, заметив как ощетинился Георг. – Но, для налаживания полноценного диалога  с ближайшими родственниками, желательно говорить с ними на одном языке. Очень советую воспользоваться присутствием мальчика с волшебной палочкой. Пока мальчик эту палочку не слизал до капельки. Кого расколдовать? Отца? Мать? Заколдовать тоже можно.
Чурилка перестал облизывать волшебную сосульку и шепнул ей:
– Волшебством угости и чудесно подрасти!
Сосулька в его руках заметно вытянулась и потолстела, а в руках у мальчишек появились леденцовые петушки на палочках.
– Вот! А я что говорю! – сказал Титус, засовывая петушка в рот. Чурилка же засунул петушка в рот молча и посмотрел на Георга выжидающе.
– Мать, – выдохнул тот.
Чурилка приступил к делу немедленно. Чтобы не отвлекаться, он воткнул лучинку с петушком в щелку на потрескавшихся от старости перилах мостика  и произнес:
– Для Лисы стишок волшебный в моей палочке лежит. Превратились лапы в руки, шёрстка – в брендовый прикид. На братишку и сестренку мама-тётенька глядит!
Титус тяжело вздохнул, почесал ухо и покачал головой, но вслух критиковать волшебный стишок не стал. А Георг улыбнулся краем рта и протянул Чурилке красный клубок. Чурилка снова взмахнул сосулькой:
– Чтобы нитку не запутать, надо славно почудить, этот шерстяной клубочек быстро в шарфик превратить!
Клубок тут же среагировал на приказ: сначала натянул основу, прыгая вверх и вниз, а потом начал шустрой мышью шнырять вправо и влево, протягивая уток и постепенно уменьшаясь в размерах. Георг, сосредоточенно наблюдающий за этими удивительными упражнениями, тоже взял в рот петушка.
 Шарф получился отличный: легкий, теплый, длиной метра полтора. И очень красивый, с густой бахромой кистей.
– Так длина нитки останется прежним, а дорога станет короче! И нитку никто не запутает, – пояснил Чурилка. Титус одобрительно сверкнул глазами. Чурилка же продолжил:
– Ах, волшебная дорога, до чего же коротка! До родимого порога нужно сделать три шага! – он расстелил шарф на мосту:
– Вот! Можно идти! – торжествующе произнес Чурилка и снова засунул в рот петушка. Но тут своего петушка вынул изо рта Титус:
– Стой! Меня мучают смутные сомнения! Ты сказал: «Превратились лапы в руки»?
Чурилка кивнул.
– Но ведь у лисы четыре лапы, а рук у людей, даже у тётенек, только две! Вдруг сосулька об этом не знает? И что тогда?
– Переколдовать? – Чурилка с готовностью поднял палочку.
– У счастливой женщины и без того сейчас шок, – с сомнением покачал головой  Титус.  Но Чурилка тут же придумал, что делать. Он протянул палочку Георгу:
– Возьми с собой! Если у меня неправильно получилось, сразу исправишь!
– А если я не смогу вернуть ее тебе? – спросил Георг, бережно принимая ледяную палочку.
– Подумаешь! Через тысячу лет еще вырастет! Даже две! – фыркнул Чурилка. Георг кивнул, встал на красную дорожку, решительно сделал три шага и исчез. Шарф исчез тоже.
Титус усмехнулся:
– «Брендовый прикид»! Чувствуется влияние нашей роковой красавицы. С Марджаной уже познакомился?
– Ага! – невнятно, из-за петушка за щекой, ответил Чурилка.
Отправив Георга домой, Чурилка и Титус еще некоторое время стояли на висячем мостике. Рядом, задумчиво глядя на разноцветные огоньки Четвертого кольца и редких прохожих, спешащих на Елочную площадь. Сосали петушков. 
Титус хмурился, встряхивал головой:
– Чертов пацан!  Как он сказал «мать». Как он посмотрел. Несладко пришлось ему с такой матерью. Похоже, мой праздник тоже пролетит мимо меня. Не дам!
Но это был внутренний монолог. Вслух этого Титус не говорил. И не только потому, что рот его был занят петушком. Чурилка безмятежно улыбался, не подозревая какая буря бушует в груди его приятеля. «Хорошо!» – вот что думал и чувствовал маленький волшебный мальчик.
Петушки, наконец-то, закончились. Титус взял Чурилку за руку, и они вместе, как старые друзья, поспешили на Елочную площадь. 


    На площадь Титус и Чурилка вернулись через застекленную арку модного кафе Марджаны. В кафе никого не было, поэтому Чурилка с Титусом тоже поспешили выйти на улицу, к елке. И сразу очутились позади нарядной толпы, которая, однако, не мельтешила уже, как фрукты в кипящем компоте, а стояла смирно: народ с интересом наблюдал за чем-то происходящим в центре площади.
– Где вы бродите! – сердито сказала Марджана. Она тоже не отрывала глаз от захватившего всех зрелища, но каким-то образом заметила появление Титуса и Чурилки. – Тут же скоморохи представление показывают! Вы все самое интересное пропустили! Я вам потом расскажу! Смотрите: вот это –  учитель и его ученики!
Марджана в своих сапожках на высоченных каблуках еще и стояла на шаткой скамеечке, чтобы лучше видеть происходящее. Титус подхватил Чурилку и усадил его себе на плечи, чтобы мальчик тоже ничего не упустил, а Марджану обнял за талию: еще свалится, Николая тогда удар хватит, останемся без ветеринара. Марджана непринужденно приняла поддержку рыжего приятеля.
Посреди довольной толпы зрителей, выстроившейся полукругом так, чтобы у елки оставалось достаточно свободного места, стояли низенький, словно гном, и довольно плотный старичок и огромный румяный парень, а на утоптанном снегу смирно сидел… медведь-подросток.
– Ух ты! Да это же наш медведь из домика-варежки! – радостно ахнул Титус. – Как вырос! Вот кому манная каша пошла на пользу!
Низенький  учитель – в очках, с бородой и усами, важно прохаживался перед учениками. Ученики – Потап и Марк, наряженный в стеганую лоскутную куртку, с круглым нарисованным румянцем на лице. Они внимательно следили за перемещениями строгого наставника. Надо сказать, что Марк был в два  раза больше Потапа, а ученого старичка и вовсе не стоило с ним сравнивать.
– Это я Марку щеки нарисовала. Своей помадой, – похвасталась Марджана.
– А куртку не ты ему простегала? Своей иголкой? – не смог удержаться от ревнивого вопроса Титус. И заработал хорошего тумака между лопаток, после чего Марджана снова непринужденно оперлась о его плечо.
– А скажи мне, добрый молодец, кто есть сия животина? – вопрошал писклявым голоском ученый старичок своего рослого ученика, указывая ему на медведя. Марк вытаращил на учителя глаза и отвечал густым басом:
– Собака!
Зрители покатились со смеху, а учитель от удивления упал на землю, чуть не потеряв шапку-ушанку, слегка ему великоватую. Но рослый ученик вежливо поднял старичка за шиворот.
– А чего ж он не лает? – подкинул коварный вопрос учитель, утвердившись на ногах. Зрители затаили дыхание, желая узнать, как выкрутится ученик.
– А то и не лает, что давно тебя знает! – не растерялся Марк.
Старичок, задумчиво потеребив свой головной убор, решил задать парню вопрос попроще:
– Скажи мне, отрок, что это за часть тела? – и погладил Потапа по голове. Вопрос ничуть не смутил великана:
– Хвост.
– Где хвост-начало, там голова – мочало! – старичок в сердцах схватил огромную деревянную ложку и от души приложил тупицу по лбу. Голова  загудела, как пустой котёл. Чурилка вздрогнул, но остальные зрители были довольны и хохотали, никто не сочувствовал пострадавшему ученику.
– Его понарошку колотят, для смеху, – шепнул Чурилке Титус.
Рассерженный старичок,  между тем, еще раз замахнулся ложкой и  отвесил Марку затрещину, от которой тот перевернулся через голову, сделав сальто.
– Это тоже шутка, – торопливо шепнул Титус.
Чурилка неуверенно улыбнулся.
– И откуда такие дураки берутся! – завопил  разъяренный учитель, в сердцах отшвырнув ложку и топнув ногой. А ничуть не обиженный на суровое обращение ученик бойко отбарабанил:
– Дураков не сеют, не веют, они сами родятся! Чай, вопрошать легче, чем отвечать! Сейчас ты мне, господин учитель, ответь, чем учеников кормишь? Голодное брюхо к учению глухо!
– У меня семь перемен! – учитель с готовностью убрал крышку с большого чугуна и начал доставать из него крупные редьки и кидать их в глупого детину. – Редька триха, редька ломтиха, редька с квасом, редька с маслом, редька в кусочках, редька в брусочках, редька целиком!
Но ученик, ловко подхватив запущенные в него корнеплоды, начал жонглировать ими, вызвав восхищенный свист у публики. Даже Титус не удержался. Наконец, все редьки, кроме одной, самой большой, улетели обратно в чугун. От оставшейся у него в руках и откусил проголодавшийся ученик. Недовольно протянул:
– Горько! –  и тоже отправил ее в чугун.
– Ученья корень горек, да плоды сладки! – назидательно  пропищал учитель и протянул ученику толстую книгу с деревянными страницами. – Аз да буки избавят от скуки! Читай, добрый молодец!
Марк начал вертеть книгу, силясь понять, каким образом ее читают.
– Да как же читать, не при мне ведь писана! – недоуменно басил он. – Аз, буки, веди страшат как медведи! – и, махнув рукой, сокрушенно поделился со зрителями:
– Эх, учился читать да писать, а выучился петь да плясать!
И нерадивый ученик залихватски загорланил нескладуху и пустился  вприсядку, наигрывая на деревянной книге, как на трещотке:
– А вот сижу я на заборе, ломом подпоясанный! Ну и что же тут такого? Может, я медведя жду! Эх! Эх! Эх!
Потап, радостно улыбаясь во всю зубастую пасть, поднялся на задние лапы, закружился. А низенький ученый старичок подвел итог своей педагогической деятельности:
– Тьфу! Дурака учить – только портить! – и, топая подшитыми валенками, размахивая руками, присоединился к пляшущим ученикам.
  Тут толпа, внимавшая рассказу об ученике и учителе. зашевелилась, снова загомонили на все лады гармони, загудели дудки, забухал барабан, начался общий разудалый перепляс. Бесшабашное веселье разливалось не только по городу, но и над ним: по веткам ели, по карнизам домов, по людским плечам и головам, скакали, звеня бубенчиками, мигая крошечными фонариками, елешки и сосняшки, снежные комья, загодя наколдованные Чурилкой, рассыпались в воздухе сверкающими снежинками и снова собирались, принимая всякий раз новое обличье. Мельтешили наряженные в варежки стаканы с мороженым и горячими напитками, летали нарядные тарелки.
Но вот, на башне с часами раздался мелодичный звон колоколов, и появилась Мороза в серебряном парчовом одеянии с длинными прорезными рукавами. Ступала она спокойно, с безмятежной неотвратимостью первого снегопада, вокруг сразу становилось тише и светлее, весёлая толпа расступалась. Мороза остановилась у нарядной ели. К ней подбежала запыхавшаяся, веселая Снегурочка в своей голубой шубке, расшитой бусами. Деликатно отошли к стенам домов и примолкли бойкие скоморохи из Мариинки и жители Города, уступая площадь детям, признав их право на самые главные новогодние чудеса. Присмирели не только взрослые: умолкли  гармошки и другие музыкальные инструменты, стаканы и тарелки скрылись за стенами кафе, ни разу не брякнув ложечкой. Только детские голоса звенели на площади, раздавался щебет волшебного шишечного народца и дружное сопение разноцветных слонят, закутанных в теплые попонки и шарфики. Такие звуки не отпугивают сказку, а напротив, помогают ей отыскать нужную дорогу.   
– Ура! Мороза, Снегурочка!
Мороза улыбалась детям, Снегурочка приветливо махала рукой своим деревенским приятелям.
Дед Мороз Николай стоял на нижнем этаже башни с часами и, прячась за приоткрытой дверью, теребил белоснежную ватную бороду и осторожно подглядывал, как на площади великолепная Мороза, Снегурочка  и несколько Машенек выстраивают малышей вокруг елки, чтобы вдить хоровод.
– … Мы любим нашу елку! Да! Да! Да!… – завертелся хоровод с песней.
Николай волновался до нервной дрожжи в коленях. И зачем только он согласился быть дедом Морозом!
– Порадовали мы нашу елку веселой песней! Молодцы! – похвалила детей Мороза.
– Бабушка! А не пора ли нам позвать дедушку Мороза? – тонким голоском спросила Снегурочка. – Пусть тоже на нашу елку полюбуется!
– Думаю, самое время! – согласилась Мороза. – Только позвать нужно очень громко, чтобы дед Мороз нас услышал! Взрослые, помогайте!
– Дедушка Мороз!!! Дедушка Мороз!!! – дружно взревела площадь. Позвали так позвали! Наколдованные снежные существа, в панике сорвавшись с еловых ветвей, рассыпались бриллиантовыми искрами, а придя в себя, расселись на карнизах домов. Скоморохи привыкли горланить в любую погоду, голосовые связки у них закаленные.
– Дедушка Мороз!!! – жители Города и его окрестностей желали разделить радость окончания Ледникового периода с новогодним дедом. 

  Эти крики были слышны даже в Еловом тереме.
 Сверкающая вековыми снегами Первая Зима поднялась с кресла и обратилась к Январю:
– Что же, друзья! Пора начинать! Заведите часы! – Первая Зима протянула верному помощнику серебряный узорный ключик. Седой и красивый Январь подошел к пылающему камину, взял в свои крепкие руки любимые часы Будимира, несколько раз повернул ключ. И тут на его бесстрастном ледяном лице мелькнула тень растерянности:
– Сударыня! Что-то случилось с часами! Я отменил локальное время Терема, но сезонное время не отзывается! Часы стоят.
Первая Зима нахмурилась. По залу пронесся ледяной ветер, но тут же притих, пригревшись у чудесного камина.
– Хорошо, что я решила завести часы несколько раньше расчетной отметки. Можно подумать, каким образом исправить механизм. Сними заднюю крышку, посмотрим.
– Мне тоже не хотелось бы в первые же сутки дежурства вызывать на помощь госпожу Вселенную или Якова Котофеича! – кивнул Январь.
– Вот именно! – холодно ответила Первая Зима. Окна каминного зала покрылись морозными узорами 

– Да здесь я, здесь! Что ж вы орёте-то так! – обреченно прошептал Николай в накладные ватные усы, поправил длинную бороду, взял в руки посох, украшенный мишурой, обреченно выдохнул и отозвался, стараясь говорить побасовитее:
–  Иду, иду! Спешу, спешу! – и вышел из своего укрытия на площадь. Не спеша прошелся вокруг ёлки, вглядываясь в такие знакомые радостные лица и счастливые глаза. В воздух полетели колпаки и шапки, детишки прыгали и визжали, хлопали в ладоши, слонята топали и тоненько трубили. Николай подошел к Морозе и Снегурочке, низко поклонился:
– Здравствуй, моя хозяюшка! Здравствуй, любимая внученька! Здравствуйте, люди добрые! Вижу, ждали вы меня! Ёлку нарядили, пирогов напекли! Так начнем же праздновать, Новый год встречать! Ну-ка, весь честной народ! Становись-ка в хоровод!
Вокруг ёлки завертелись навстречу друг другу целых два просторных хоровода:
– Нашей славной ёлке не холодно зимой, ёлочка чудесная не просится домой. К ёлке на праздник все мы пришли, пусть звучат песни, пусть горят огни!…
В сторонке стояли только взрослые слоны, прошедшие на площадь через арку у башни с часами, которую предусмотрительный Чурилка сделал очень высокой и широкой. Слоны покачивали хоботами в такт пению. Разноцветные слонята же отлично вплелись в общий хоровод, используя хвостики и хоботы. Николай со своим посохом важно прохаживался вокруг ёлки, чтобы все могли полюбоваться его алой шубой, богато расшитой узорами. И тут с ним произошло чудо: Николай перестал волноваться и превратился в настоящего весёлого деда Мороза. По правде.
И понеслось! Стихи! Игра в снежки! Песенка-дразнилка! Догонялки! Снова стихи! Поиск мешка с подарками! Раздача подарков! Всем, всем, всем! Маленьким и совсем-совсем маленьким!  Большим и очень-очень большим! Мешок каждого деда Мороза в Новогоднюю ночь становится волшебным. Но не стоит дуться, если ты просил микроволновку, а дед Мороз вынул из своего мешка забавную фенечку или шерстяные носки. Да никто и не дулся. Все были счастливы. Тем более, что  микроволновки тогда еще не изобрели.
И вот, настоящий дед Мороз тепло простился с жителями Запределья, твердо пообещав обязательно придти в Город на следующий Новый год, и скрылся за дверями башни с часами.
Управление весельем привычно взял на себя Марк. Он подмигнул Марджане, красавица распахнула стеклянные двери своего модного кафе, и стая стаканов в узорных варежках вылетела наружу, оделяя гостей Новогодней Ели напитками соответственно их возрасту и вкусам: чай, кофе, какао.
– С Новым годом! С Новым счастьем! Ура!!!
Часы на башне торжественно пробили двенадцать раз.
Стаканы дисциплинированно улетели, уже без напитков и варежек, И Марк объявил общую игру, она же заключительный танец новогодней программы:
– Две веселых варежки бегали под ёлкой! – запели веселые скоморохи, личным примером подсказывая что следует бегать вокруг нарядной Ели, подставляя свою варежку под звонкие хлопки встречных рукавиц и отвечая им тем же. – Хлоп-хлоп-хлоп! Чок-чок-чок! Зацепились за сучок! – под этот приговор участники танца цепляли первого попавшегося под локоток и кружились.
– Обломилися сучки, разбежались варежки! – пели скоморохи. Пары, на чьих варежках узоры совпали, отошли в сторонку. А те, чьи варежки ещё не сложились в пару, под задорный наигрыш гармошек закружили снова по площади, стараясь высмотреть среди танцующих владельца рукавицы с идентичным узором. И всё с начала:
– Две веселых варежки…
Тютюки выбыли сразу, надев одинаковые варежки как шапки. Вскоре и  слоны, получив рукавички двух видов (свой узор каждой семейке), надели их на кончики хоботов и удалились, помахав всем на прощанье: маленькие слонята хотели спать. Тютюки ускакали следом за своими любимцами.
Танец продолжался, причем одинаковые варежки чудесным образом оказывались или у друзей, или у влюбленных – как семейных, так и нет.
Николай, переодевшийся в свою одежду, скромную и неброскую, отлепивший бороду и усы, тоже вышел на площадь, натянув на левую руку варежку – голубую в белую крапинку и с белой же восьмиконечной звездой. К настоящему деду Морозу этого праздника стакан в нарядной варежке с горячим чаем прилетел прямо в башню. Это само собой разумеется: модное кафе Марджаны научилось отлично работать в режиме самообслуживания клиентов!
Николая сразу подхватила под ручку с кудрявая Марусенька и  так закружила! Но у нее на руке была синяя варежка с изображением зеленой елки.
– Обломилися сучки, разбежались варежки!
Николай раскланялся с Марусенькой, которая тут же убежала разыскивать подходящую рукавичку, и неловко оглядывался среди веселой кутерьмы в поисках пары.
Не все поверят, но обязанности настоящего деда Мороза  отнимают немало сил, как душевных, так и физических. Николай устал, но всё же не настолько, чтобы не поискать пару своей голубой варежке. И вот! Мелькнула чья-то правая рука в голубой рукавичке с белой звездой и крапинками.
– Марджана! – раздалось сразу два голоса и два парня, бросившись к красавице, столкнулись лбами. У всех троих имелась в наличии голубая варежка со звездой и крапинами. Три рукавицы с одинаковым узором – одна правая и две левых! Марджана, отсмеявшись, протянула руки молодым людям:
– Николай! Карим! Ведь ты Карим? – спросила она требовательно у синеглазого парня в яркой зеленой куртке с блестящими «молниями».
– Разумеется! – без тени сомнения подтвердил тот. Какая разница, как называться? Карим так Карим! И, сняв со своей руки варежку, галантно натянул ее на руку Марджаны. Марджана многозначительно глянула на Николая: «То-то же!». Николай, затолкав праздничную варежку в карман, натянул свои обычные, из бурой слоновьей шерсти.
– Пойду я, пожалуй! С Новым годом! – пробормотал он и повернулся, но Марджана ухватила под руки обоих:
– А вот и не отпущу! Посидим в моем кафе, вспомним, как славно жили мы все в домике-рукавичке! Ведь не спроста нам достались одинаковые варежки! Ну же, Николай! Нет, честное слово, ты не комар, а настоящий кошмар! Это – Новый год! Самый первый! – Марджана глянула на Николая с укоризной. – Утром выспишься!
Каким-то чудом один столик в уютном зале модного кафе был свободен. Жаль, что Николай, который и в самом деле отличался редкостным упрямством, тут же задремал сидя, примостив голову на столик рядом с чашкой, полной клубничного мороженого. Лишь бы всё сделать по-своему! А вот Марждана и Кузнечик Карим (разумеется, парнем в зеленой куртке был именно он) спать совсем не хотели и не могли наговориться:
– Знаешь, я всё думала: как жаль, что Кузнечик не захотел превращаться! Ему бы очень подошло имя Карим! Гораздо больше, чем Николаю. Где ты пропадал, рассказывай!
– Признаться, я действительно не хотел превращаться в человека. Вышел из рукавички и побрёл, куда глаза глядят… Не мог находиться в доме, откуда ушла ты. И вот, чувствую, замерзаю… Мне нисколько не было жаль мою ничтожную жизнь, мне было жаль великое чувство, поселившееся в моем сердце: ведь оно погибло бы вместе со мною! Хорошо, что Яша мимо проходил. Я из последних сил вцепился в его хвост и таким образом попал в Еловый терем.
– Боже мой! Еловый Терем существует на самом деле? – Марджана прижала ладони к щекам, – А я думала, что Титус его выдумал, чтобы поважничать! И ты, друг мой, там побывал?!
Карим многозначительно кивал головой, давая понять, что мог бы говорить об Еловом тереме очень долго, но есть на свете вещи, о которых следует молчать.
– Я жил там некоторое время. Мои малые размеры позволяли мне оставаться незамеченным, – Карим снова многозначительно замолчал, как бы размышляя, стоит ли продолжать, и держал томительную паузу не меньше пяти секунд. Марджана от волнения сжала кулаки. И Карим, оглянувшись по сторонам, сообщил таинственным шепотом ещё одну подробность:
– Представляешь, у Них сломались часы. Перестали тикать. – тут Карим не выдержал, перестал шептать и заговорил громко. – Они такие: «Ужас!!! Ужас!!! Новый год не наступит! Что скажет Вселенная! И что она с нами сделает?!!!» В общем, были в полном отчаянии.
Марджана испуганно ахнула:
– Не наступит Новый год?! И дед Мороз не подарит мне это прелестное зеркальце в красивой деревянной оправе с узорами?! – Марджана вынула из кармана зеркальце и посмотрелась в него. – Но послушай! Зеркальце! Вот оно – ручка ленточкой перевязана! И Новый год уже наступил!
Карим самодовольно усмехнулся:
– Ты слушай, что дальше было! Мы, кузнечики, во всем, что тикает разбираемся. Только починить не можем из-за несоответствия наших размеров с размерами механизмов. Тут уж, несмотря на мою неизбывную печаль от разлуки с тобою, я взял себя в руки. А куда  деваться, если Мир пропадает! И превратился. Выхожу такой:
– Без паники! Я ваши часы, – говорю, – за пять минут починю! Похвастался, конечно. Четверть часа провозился. Разобрал, собрал! Ха! Два колеса лишних. Ключиком часы завел, и что? Идут, как миленькие. Тикают! А я такой: придержите стрелочку, говорю, на десять минуточек! Я на праздник опаздываю!
– Ах! Ах! – восхищенно рассматривала Марджана довольно крупные зубчатые колеса на ладони Кузнечика. – Да ты герой! Хочешь ещё мороженого?
– Да, конечно! Очень вкусно! Если бы я знал, что тут мороженым угощают, давным-давно бы в человека превратился, – кивнул Карим, и переставил к себе чашку Николая, полную мороженого, уже начавшего подтаивать. Не пропадать же добру. Всё  равно ветеринар спит.
– А где ты думаешь поселиться? – лукаво сверкнула глазами Марджана.
– Да я уже поселился! Здесь, на площади. Квартира в двух уровнях, очень удобно, да и за часами на башне пригляжу.
– О, так мы соседи! – обрадовалась Марджана, – Вот удача так удача!
Тут поднял голову Николай. Посмотрел на свою опустевшую чашку, потёр лицо ладонями:
– Нет, ребята! Я домой. Рад был повидаться! – Николай, прощаясь, протянул руку Кариму.
– Николай! Ты представить себе не можешь! Оказывается, я получила мой чудесный подарок только благодаря Кариму! – Марджана пылко прижала зеркальце к груди.
– А по-моему, к твоему зеркальцу приложил свои умелые челюсти какой-то рыжий жук-древоточец, а никак не зелёный кузнечик. Такое предположение выглядит логичнее!
– Почему ты вечно зудишь, будто в малярийном болоте родился? – обиделась Марджана сразу и за Карима, и за жуков-древоточцев. Разве они рыжие?
– Ладно, извини! С Новым годом! – Николай, не приняв вызова на словесную дуэль, вышел из модного кафе.
Вышеупомянутым «жуком-древоточцем», между прочим, был Титус. Правда, действовал он, конечно, не челюстями, а умелыми человеческими руками, которые подарила ему щедрая судьба.

  В доме на Четвертом кольце Николая радушно встретил полосатый кот Хвостик. А на столе Николай обнаружил пакет с надписью: «От деда Мороза». Разве мог дед Мороз забыть о своем главном помощнике и заместителе? Николай развернул шуршащую бумагу. Синий свитер с узором из сложно переплетённых жгутов. На сердце потеплело. Николай натянул свитер – мягкий, пушистый! С наслаждением вытянулся на жёсткой кушетке, закинул руки за голову, закрыл глаза. Тут же на живот к Николаю запрыгнул Хвостик и громко замурлыкал.
– Ох и приятно подарки дарить! – сказал Николай Хвостику. – Особенно слонам. И Марджане… 
Он мысленно прокрутил эпизод: вот он важно достает зеркальце из мешка, протягивает его Марджане, а та прижимает подарок к груди и кружится. Пышная юбка так и взлетает. Николай улыбнулся и позволил себе погрузиться в сон.
Сон был удивительный: про какой-то летний праздник. Всё там, во сне, зеленело и цвело. Николай читал, что именно так летом и бывает. Даже иллюстрации рассматривал. Он потому и догадался, что у него во сне – лето. И в то же время шел снег, и нарядные, по-летнему легко одетые люди катались с ледяной горы. А так ведь не бывает? Конечно, не бывает.

  В модном кафе, за столиком у самой двери в библиотеку, устроились Елена и Игмант. Этих серьёзных людей тоже свели вместе праздничные варежки. Две рукавицы, явно мужские, из толстой бурой шерсти, с зелёной пятиконечной звездой. Новый год, что тут еще скажешь! И сейчас перед каждым стояла нарядная чашка с мороженым, но обсуждала эта парочка вещи совсем не праздничные. Нашли, тоже мне, время!
– А вы уверены, что это необходимо? – Игмант спокойно глядел на Елену прозрачными зимними глазами.
– Да, уважаемый Игмант, совершенно уверена, – отвечала Премудрая. Я буду отсутствовать долгое, очень долгое время. Необходимо обсудить некоторые фундаментальные вопросы мироустройства с моим старинным приятелем, обитающем в районе созвездия Плеяд.
– Плеяды – это как маленькая Большая Медведица? – уточнил Игмант.
– Пожалуй, можно сказать и так… – с сомнением протянула Елена. –   Форма этих созвездий при наблюдении их с Земли, действительно, напоминает ковш… Но сходство это,  поверьте, чисто формальное. На самом же деле…
– О, благодарю вас! Мне вполне достаточно определения по форме. Оно вполне позволяет представить, насколько долго вас, уважаемая сударыня, не будет с нами. И все же я сомневаюсь в необходимости постройки  пограничного кордона.
– Пограничный кордон! – поморщилась Елена. – Уважаемый Игмант! Не стоит употреблять термин из лексикона военных, это само по себе может спровоцировать конфликт, нам совершенно ненужный. Лесничество на Границе. Мы мирные люди, но наше лесничество с опытным, сильным и хладнокровным начальником, стоит на Границе.
– Как скажете, сударыня! – кивнул Игмант. – Я понял. Необходим сильный, опытный, хладнокровный начальник лесничества на Границе. Должен ли он быть так же и опасным?
– То, что надо! Поверьте, мне бесконечно дорог этот Мир, такой прекрасный и маленький, существующий наперекор и вопреки всему, а потому хрупкий, нуждающийся в надёжной защите.
– Как шарик со снегопадом, – понимающе кивнул Игмант, который в глубине души был романтиком.
– Что? – удивлённо вскинула на него фиолетовые глаза Елена.
– Такая игрушка – стеклянный шарик с домиками и снегопадом внутри, – пояснил Игмант. – Будьте спокойны, сударыня! Вернувшись со своей научной конференции, вы застанете наш шарик, хрупкий и прекрасный, спокойно висящим на ветке Великой Ели. В целости и сохранности! – твёрдо добавил он.
– Я думаю, постоянная связь с Яковом Переплутовичем не помешает как ему, так и вам, – Елена  протянула Игманту спичечный коробок и пару варежек с зелеными пятиконечными звездами, а к себе подвинула чашку с мороженым:
– Кстати, уважаемый Игмант! На площади, вокруг ёлки бродит мальчик с волшебной палочкой. Я думаю…
– Нет! – Игмант резко мотнул головой. – Привлекать детей к сооружению сугубо мирного лесничества на Границе не стоит! – он отправил в рот полную ложку мороженого.
– Вам виднее! – согласилась Елена Премудрая. – Не правда ли, чудесное лакомство?
– О, да! И обстановка кафе весьма располагает к дружескому общению  и откровенным разговорам.
– Я с вами совершенно согласна! Наша Марджана большая умница!

 Мы, лисы, многое помним. Почти всё.
Я помню: тук-тук! Изначальный, всепроникающий, дарующий жизнь звук. Я не знал ещё, как это – слышать. И весь я был всего лишь отклик на эти настойчивые, неумолимые в своем постоянстве, задающие ритм толчки. Я звучал в унисон. И где-то близко еще… Тук-тук, тук-тук, слаженно отмеряющее мгновения  блаженной вечности. Тогда я не знал еще, что кончается всё, что можно измерить.
Моя блаженная вечность взорвалась сокрушительной болью, к счастью, тоже не вечной. Боль стиснула свои челюсти, оборвав мою связь с дарующим жизнь камертоном, и, подержав в  клыкастой пасти, выплюнула. Лишенное внешней опоры, ошеломлённое внезапным своим одиночеством, мое «тук-тук» сбилось с ритма, захлебываясь от  небытия, подступившего вплотную. Но Мир приказал мне быть, ворвавшись в меня безжалостно запахами горячей крови, теплого меха и прохладной земли. Грубые  запахи жизни. И смерть отступила. Но уволокла с собою моих брата и сестру. Они не смогли научиться дышать.
А я, научившись, остался рядом с самым могущественным и добрым существом. Теплое тело, влажный язык, сытное молоко, мягкий душистый мех, под которым «тук-тук!» бьется нежное сердце! Кто, не требуя ничего взамен, дает всё, чтобы мокрый, слепой и глухой комок бурой шерсти оставался живым? Смешные вопросы. Для детеныша мать – это и есть жизнь. А когда научились смотреть мои глаза, я понял, что она самое прекрасное существо на свете. Мне не нужно было видеть кого-то еще, чтобы это понять.         
  Наша нора – это целый лабиринт с многочисленными ответвлениями и переходами, хранящий, кроме наших с мамой,  слабые запахи – воспоминания о лисьей, многочисленной когда-то, родне и сильный, чужой, но неопасный, запах соседей-барсуков. Семьи лис и барсуков часто мирно уживаются в таких подземельях: путаница запахов сбивает с толку охотничьих собак, а чуткие носы и уши позволяют соседям не встречаться годами, не мельтешить, не перебегать друг другу дорогу.
Так уж случилось, что нора наша оказалась на Границе. Наши, лисьи ходы, и соседские, барсучьи, выходили по разные стороны этого невидимого, но явственно ощущаемого вибриссами, Предела. Чтобы преодолеть его, нужно было расслабиться, слиться с ним, словно бы потерять на миг форму, словно бы перетечь, словно бы проскользнуть неосязаемой прозрачной льдинкой, словно бы заново вылепить себя на той стороне. Это не страшно. Неприятно поначалу, немного утомительно, но не более того. Мне, кстати, запрещалось пересекать Границу. Но, исследуя путаницу коридоров, я часто перебирался на барсучью сторону. Когда мамы не было дома, разумеется. Запахи и звуки другой, отличной от нашей жизни возбуждали мое любопытство. Однажды, когда мама застукала меня на чужой территории, я узнал, как остры ее зубы. Больше я не попадался. Конечно, она всегда узнавала о моих экспедициях по запаху. Но я ведь не попадался.
На поверхности же Граница ощущалась как совершенно непроницаемая.  Хитрила, притворяясь, что ее нет, а Мир един и неделим. Но нас, зверей, не проведешь. С нашей, лисьей стороны, лежал снег. Я и сейчас не знаю, как бывает еще. Маленький, сытый,  беспечный, я кувыркался, рыл норы в сугробах, с разбегу налетал на мать, отдыхающую у входа в наше жилище. Иногда она тявкала на меня, притворяясь сердитой, а иногда принимала игру. Что тогда было! Комья снега разлетались во все стороны из-под наших лап, мы носились, скакали, барахтались, ловили друг друга до полного изнеможения.
В те дни я начал линять. Серо-коричневые клочья младенческой шерсти мотались по коридорам, их носил ветер по заснеженной поляне у главного входа в нору. А я обрастал постепенно ярким рыжим мехом. Мама уже делила со мною добычу. Я же мечтал о самостоятельной охоте. За добычей мать уходила за Предел, используя один из барсучьих выходов. Соседи не возражали, ведь с нашей стороны живности почти не осталось.
Я скользнул сквозь Границу, но не вслед за матерью, а одним из параллельных ходов, и высунул нос наружу одновременно с нею. Прижался всем телом к земле, и мать не заметила меня. Я замешкался, ошарашенный множеством новых звуков и запахов. Птичьи голоса, верховой ветер, нагретая солнцем хвоя… А снег! На ощупь совсем другой, рыхлый, шуршащий, он кое-где прерывался, открывая пятна черной подмерзшей земли, камни и неживую пожухлую траву. Рыжий материнский хвост, между тем, мелькал уже в отдалении,  и я припустил следом, уже не таясь. Внезапно мать замерла, почуяв опасность, попятилась, чтобы потихоньку скрыться. И тут заметила меня. Крикнула отчаянно, изо всех сил:
– В нору!!! Быстро!!!
А сама метнулась в сторону, как огонь, как отчаянное рыжее пламя.
 НЕ МОГУ!!! Не могу, не могу!!!
Меня он отбросил ногой: щенячья линялая шкура ему была не нужна.
Я кое-как дополз до норы. Отлежался на стороне соседей – сил протечь сквозь границу не было. Барсуки меня не тревожили, чуяли, как мне плохо. А как только смог, я перебрался на лисью сторону. И ушел из нашей норы. Мерз, голодал, но не возвращался. Умирал, но не умер. Вцепился в первую же нелепую возможность остаться живым. Да! В те самые говорящие перчатки.
Я – отклик на стук ее сердца, и если меня не станет, то смерть победит насовсем.

     В эту, первую после ледникового периода, новогоднюю ночь Титус не получил подарка. И вовсе не потому, что дед Мороз забыл положить подарок для него в свой мешок. Титус потихоньку ушел с Елочной площади еще до появления деда Мороза.
События, хранимые памятью, разбуженные рыжим парнем с Той стороны, вспыхнули, ранили, происходили прямо сейчас.
Сейчас! И вновь всё случилось так, как уже случилось. По звериной привычке, ноги принесли Титуса домой – спрятаться, отлежаться. Он сбросил куртку, упал спиной на лежанку, невидяще уставившись в низкий потолок, по которому плясали отблески пламени очага. Потом присел к столу, засыпанному стружкой. Встряхивал головой, вытирал ладонью глаза, хлюпал носом. Легче не становилось. Видимо, в человеческой шкуре помещается больше боли, ведь человек намного крупнее лиса. Боль такого объема уже называется мукой. Для Титуса – слишком. Так много, что он начал задыхаться – не осталось места даже для вдоха. Титус вскочил, опрокинув стул, заметался по комнате, шарахнул об пол подвернувшуюся под руку кружку и выскочил за дверь не одевшись. 
Рыжий красавец Лис несся так, что следы его лап едва успевали плести на сугробах цепочку. Быстрее, быстрее!
Неверно будет сказать, что со зверями Мир более откровенен, потому что они чутко внимают ему. Мир – совокупность всех его обитателей. Как общается пятерня с каждым из пяти пальцев? Как воспринимает пятерню мизинец? Никак. Пятерня – это и есть пять пальцев.
Вот и Титус, вернувшись в свой первозданный облик, стал маленькой частью огромного Мира. И каждой своей шерстинкой улавливал столько сигналов, что нам, простым людям, не оборотням,     невозможно даже представить. Лес каждое мгновение сообщал лису столько новостей, что они, слово за слово, постепенно, усмирили его давнее горе. Ту боль, что была больше его самого, давила, мешала дышать, развеял холодный ветер. А та, что является неотъемлемой частью каждой жизни, свернувшись в скулящий комочек, притаилась у сердца. А как иначе? Ни у кого не бывает, чтобы только медом намазано, а сверху сахаром посыпано. Непременно еще чего-нибудь судьба подкинет. Возможно, леденцов.
Зубодробительных леденцов.

  Юный лис мчался вперед без устали, наслаждаясь каждым движением гибкого сильного тела. Он очень давно не был у родной норы, но нашел ее безошибочно. Раскидал снег, заваливший главный ход, вошел внутрь. Вдохнул запахи-воспоминания, которые не ранили, а помогали, рассказывая о тех, кто жил тут поколение за поколением, подтверждая реальность череды счастливых жизней, давая обоняемую опору. Лис уверенно прошел несколько коридоров, почуял Границу, привычно скользнул-перетек сквозь нее. Мимоходом узнал о двух молодых барсуках, появившихся на свет, когда его уже не было здесь, и извилистым ходом, в котором естественным образом не встретил никого из соседей, выбрался наружу.
   В этот раз заснеженный лес по эту сторону Границы был неотличим от леса с родной, лисьей стороны. Будимир не ошибся в расчетах: тут тоже была середина зимы. Ну, или начало Первой Зимы, если называть всё так, как всё называют в Запредельной, Заграничной округе и в чудесном Еловом тереме. Великолепный ярко-рыжий лис вышел на поляну, остановился, всем своим существом внимая незнакомому лесу, чутко отслеживая запахи, приносимые ветром. И вот далеко, очень далеко, где-то на пределе даже лисьего восприятия, уловил восхитительный манящий аромат. Лис поворачивал голову, определяя направление, сделал несколько шагов, снова понюхал ветер, и устремился вперед. Как стрела, выпущенная из лука? Нет, он не летел, его лапы всё же касались земли. Но мчался он так же прицельно и бездумно, как выпущенная из лука стрела.

    Мариинские родители с детьми постепенно расходились по домам, чтобы, уложив малышей, отпраздновать наступивший Новый год в семейном кругу. Но молодежь куролесила на Елочной площади и на огромной ледяной горе за Мореем всю ночь. Хорошо, что колодец в модном кафе Марджаны был бездонным, а кофеварка и самовар стали умными и самостоятельными. Столько мороженого, как в эту чудесную ночь, не съедали, а такое количество напитков не выпивали даже в Пекине за три дня.
Елена, забыв на время о своих серьезных делах и сложнейших вычислениях, увлеклась всевозможными развлечениями Новогодней ночи. Ведь и она стала совсем юной – внешне и внутренне.   
В «Криворукую бабушку» Елена вернулась уже поутру – румяная, вся в снегу, голодная. В общем зале совершенно восхитительно пахло разными вкусными вещами, а за столом собрались почти все друзья. Марк, главный скоморох, ловко подхватил на лету шапку и куртку Елены, которые она сбросила, торопясь к общему столу. Более того, он успел и стул ей подвинуть, и тарелку с оливье подать.
– Хорошо погуляла? – с улыбкой спросила Мороза, такая милая, уютная в своем голубом домашнем сарафане.
– Ой, как хорошо! – ответила Елена уже с набитым ртом. – Не хуже, чем мы с вами, Морозами, когда-то. Но тогда для полного счастья мне ледяной горы не хватало, да и разгуляться от души обстоятельства нам не дали. Слушай! Салат – просто объеденье! Язык проглотить можно! В «Криворукой бабушке» всегда всё вкусно, но сегодня! Это нечто неописуемое! А что это там на блюде золотистое такое? Запеканка? Хочу, хочу, хочу! Дайте поскорее! И еще салатику!
Морозу просить два раза не пришлось, опустевшая тарелка Елены снова стала полной. За ночь Елена нагуляла такой аппетит, что замолчала надолго. И за столом продолжили прерванный с появлением Премудрой разговор. Разговаривали (и уже давно) только Марджана в новом платье с оранжевыми лилиями и Николай в синем свитере, а остальные с любопытством смотрели и слушали. Интересно как… Почти как сериал.
– И почему ты обнимаешься со всеми, до кого можешь дотянуться? Откуда такая назойливость? Как осенняя муха, честное слово!
– Я обнимаюсь потому, что я жизнерадостна и дружелюбна. И к тому же, на празднике я ни с кем, к сожалению, не обнималась. Это клевета.
– С Титусом. Я видел.
– Ну! – Марджана небрежно махнула рукой. – Это не считается. Если бы я с ним не обнималась, то упала бы и сломала каблук. И снова пришлось бы сапоги у Марка просить, – тут Марк прижал надкушенный пирог к сердцу, давая понять, что всегда готов услужить. – А ты бы сказал, что я и к нему липну, как осенняя муха! –  эмоционально ответила красавица, щедро накладывая в чайную чашку Николая малиновое варенье.
– «И к нему липну»! И к нему тоже, – сокрушенно повторил Николай. – Заметь, это сказала ты, а не я! – он сделал несколько глотков и, наконец, успокоился. Сладкое помогает примириться с горькой  действительностью.
– И как только тебя дедом Морозом выбрали, Кошмар Кошмаровский?! Ты такой зануда! – посетовала Марджана..
Николай поспешно глотнул сладкого чая, чтобы снова не завестись.
– У Николая в ветеринарном кабинете очень много ваты. Ни у кого столько нет. И для деда Морозовой бороды хватило, и мне, чтобы в старенького учителя нарядиться! И еще осталось, – объяснила Марджане Снегурочка.
– Так это ты учителем была? – удивленно ахнул Чурилка.
– Ага! – кивнула довольная девочка. – Знаешь, как трудно редьки метко кидать? Тимофей меня два дня тренировал. И быстро переодеться обратно в Снегурочку тоже непросто было.
– Снегурочка очень способная девочка! – похвалил маленькую актрису Марк.      
– А почему ты дралась большой ложкой? – нахмурился Чурилка.
– Так Тимоха такой высокий, что я рукой до него дотянуться не могу, – пожала плечами Снегурочка. – Вот Тимофей и придумал поварешку мне дать.
– В народных уличных представлениях актеры почти всегда раздают друг другу тумаки. Это классика жанра! – пояснила Елена опять же с набитым ртом. – Эх, дайте-ка мне пару пирогов. И еще салатику!
– Да, пьеса получилась отличная! Она обогатит наш репертуар и несомненно тоже станет классикой жанра, – кивнул Марк, подавая Елене салат. – И, смею надеяться, что прекрасная Мороза еще не раз порадует нас новинками!
– Только пусть в следующий раз будет представление не с тумаками, а с поцелуями! – пылко высказала пожелание Марджана, прижав руки к сердцу. – И объятиями!
– Ну, в таком представлении главная роль уж точно тебе достанется! – не выдержав, проворчал Николай. И тут же получил еще три ложки варенья в чайную чашку и два поцелуя – по одному в каждую щеку.
– Мороза! Ты автор этого забавного праздничного представления?! – Елена в восхищении даже забыла про пирог. – Искрометный юмор, сюжет простой, но динамичный! И сыграно на одном дыхании! Оторваться было невозможно! – тут Елена откусила пирог. – А какая сегодня выпечка! И когда успела? Да ты кладезь талантов!
Мороза, разрумянившаяся от похвал, замахала руками:
– Нет, нет, нет! Пироги, запеканки и салаты – это не ко мне!  Сама-то я, признаюсь, проспала… Проснулась от сладких ароматов. Спускаюсь вниз – а тут… Полный восторг!!!
– Это Чурилка! Он приготовил! – радостно сообщила Снегурочка.
– Мне Снегурочка помогла, – смущенно пробормотал мальчик. – Без нее я бы не справился.
– Очень бы даже справился! Я совсем немножко помогла! – возразила Снегурочка. – А как он манную кашу готовит! М-м-м!!! Но я всю съела, никому не оставила, извините! Очень уж вкусно!
Про себя Елена отметила, что никто из детей не упомянул волшебную сосульку. Стало быть, сосулька за ночь растаяла. Проблема перестала быть актуальной. На какое-то время. Уф!
Тут входная дверь скрипнула, и в образовавшуюся щель проникли тютюки, которые ночевали у слонов.
– Привет, привет, привет! – радостно шелестели они, отряхиваясь от снега.
– А что у нас есть! – загадочно щуря пуговичные глаза сообщил правый тютюка.
– Наливайте скорее чай! – нетерпеливо подпрыгивал левый.
Снегурочка вприпрыжку принесла две чашки для тютюк, а Марджана поспешила снова наполнить чашки и стаканы всех присутствующих.
– Конфеты! – хором прошелестели счастливые тютюки.
– От деда Мороза! – правый тютюка высыпал на стол порядочную гору конфет в блестящих фантиках.
– От Санты! – еще одну порядочную гору конфет в блестящих фантиках на стол высыпал левый тютюка.
– Вот такой королевский мохер! – правый тютюка гордо оглядел принесенное угощение и добавил:
– Только у деда Мороза мохер супер-пупер королевский!
– Если бы тут был Титус, он бы сказал: «А по-моему они одинаковые!» – лукаво улыбнулась Снегурочка, с интересом разглядывая две конфеты.
– Мама Варежка! – возмутился левый тютюка. – Да что Титус вообще понимает в конфетах и дедах Морозах!
– Да-да! – подтвердил Николай. – Деда Мороза он даже не дождался. Убежал куда-то.
– Так что конфеты этому клочку рыжей непряденой можно не оставлять! – сурово произнес правый тютюка. – Ну, разве штук десять, не больше!
Из всех присутствующих конфеты видел и пробовал наяву только бывалый Марк. И, разумеется, сами тютюки. Поэтому за столом возникло приятное оживление. Конфеты! Настоящие! А фантики какие красивые!  Первый завтрак Нового года стал блестящим в прямом смысле этого слова.
– Мама Варежка! Мы уже и в Мариинке  всех угостили, и слонов, и сосняшек с елешками, а конфет еще о-го-го сколько осталось! – восторженно шелестел правый тютюка.
– У настоящих дедов Морозов и Санта Клаусов всегда много конфет! – торжествующе заключил левый тютюка.
– Только у деда Мороза конфеты все равно вкуснее! – прошелестел правый тютюка.
– Королевский мохер! – согласился с ним левый.
Снегурочка торопливо зажала рот ладошкой, чтобы не сказать лишнего. Николай умиротворенно улыбался.
 Мама Варежка! Как хорошо быть дедом Морозом!

    После великолепного новогоднего чаепития Марджана с Николаем засобирались по домам. А Елена, блаженно потянувшись, сообщила:
– Сейчас запущу в компьютере программу расчета координат, а сама немного подремлю. Разбудите меня кто-нибудь, когда золотое яблочко брякнет по тарелочке. Надо будет сразу результат посмотреть и еще кое-что прикинуть.
– Да ты этот бряк-бряк сама услышишь! Мы с Марком рабочий стол с компьютером в твою спальню перенесли, – сообщила подруге Мороза. – Очень удобно! Никуда ходить не надо. Поработала, устала – и сразу в постель.
Елена помолчала.
– А что же вы с Марком обустроили в моем яблоневом кабинете? – осторожно спросила она, теряясь в догадках.
– Комнату для Чурилки! – радостно пискнула Снегурочка. – Представляешь, тетя Елена! У нас с ним оказались одинаковые рукавички! Красные!   
Чурилка закивал. Марк развел руками: ничего не поделаешь, судьба!
– А тут, как по волшебству, еще одна комната на втором этаже появилась! Да такая славная! Очень кстати ты это  устроила, – одобрила перепланировку Мороза. Елена молчала, опустив глаза и поджав губы. Мороза и Марк встревожено переглянулись: неужели недовольна? Что не так?
Но Елена ругала себя. Хороша Главная! Начальник всего! Премудрая! Вручила ребенку сосульку и отправила гулять, лишь бы под ногами не путался. За целые сутки, озабоченная сначала глобальными проблемами, а после, беззаботно предавшись новогодним развлечениям, ни разу о нем не вспомнила. Вопиющая безответственность, непростительная даже рассеянному гению. На будущее – учесть! Проделав внутреннюю работу над своими ошибками, Елена подняла глаза.
– А у тебя с кем варежки в пару сложились? – довольно сурово, чтобы скрыть свое смущение, поинтересовалась она у подруги.
– Ни с кем. Уже все танцующие нашли себе пару и выбыли, остались только мы с Марком и больше никого. Но у него оказалась красная рукавица с синим оленем, а у меня – зеленая с голубой снежинкой.
Марк снова развел руками.
– Ну… – протянула Елена и потрепала Чурилку по голове. – Поработала, устала – и в постель… Это удобно. Спасибо, Мороза! Правда, спасибо.
 
    Было почти светло. Утро. Незнакомая огромная комната с окнами на две стороны – по четыре с каждой. Широкие подоконники завалены всякой чепухой – шишки, книги, какие-то камни, тетради, ручки и карандаши в стакане. В простенках между окнами разместились массивные стулья, в дальнем углу, словно стесняясь своих размеров, прижался к стене огромный шкаф. Да и кровать, просторная, как лесная поляна, поражала размерами. А одеяло знакомое. Очень большое и красивое лоскутное одеяло. И не нужно было поворачивать голову, чтобы определить расположение пышущей жаром печи. И кто сидит у огня в кресле, можно сказать не глядя. Дремлет – дыхание спокойное, глубокое. Ладно, хорош ночевать, белый день на дворе.
– Где это мы? – Титус с трудом приподнялся на локтях. Игмант повернулся к нему вместе с креслом:
– Ага! Вопроса «Кто это мы?» не задаешь, значит дела твои не так уж и плохи! Не все мозги ветром выдуло!
Титус поморщился: кресло противно затарахтело, пробороздив пол ножками, а голос приятеля показался очень громким.
– А где это мы? – повторил он.
– В лесничестве на Границе. Устроился лесничим.
– Лесничим?! Почему?! Зачем?! Это что?! Работа?! У тебя?!
Игмант прервал поток вопросов одним движением ладони и пожал широкими плечами:
– Надо же как-то устраивать человеческую жизнь, раз уж так меня  угораздило. Вот и устроился лесничим. Вернее, начальником лесничества на Границе.
– Начальником на Границе. Понятно, – озадаченно кивнул Титус. – А я каким образом в твоем лесничестве очутился?
– Делал ежедневный обход, вижу – рыжая шкура под ёлкой валяется. В шкуре ты обнаружился. Неужели, ничего не помнишь?
– Помню конечно. Но не знаю, как рассказать. Это было… Не знаю, как что. Просто крышу снесло, напрочь. Словно мною действовал кто-то другой. Ветер? Огонь? Меня просто несла какая-то сила. Стихия. Но как же правильно было подчиниться ей, отдаться всем существом, без остатка. Мне было хорошо. И не только мне, – Титус утомленно рухнул в подушки. – А потом всё. Провал. А что это было вообще? Ты не знаешь?
Игмант невесело усмехнулся:
– Гон. Инстинкт продолжения рода.
– Продолжения… !!!  Нет!!! Это что?! У неё родятся лисята?! А если… Я ведь не такой… Если… – в зелёных лесных глазах Титуса метался ужас: он помнил взгляд Георга.
У Игманта чесались кулаки, так хотелось дать рыжему подзатыльник. Но правильные волки и люди не бьют лежачих.
– Никаких «если»! – рявкнул он. И продолжил уже спокойно:
– Даже лисята не родятся. То-то и оно, что ты уже не такой. Почитай учебник биологии, раздел «Генетика». И хватит болтать. Бульончик в постель я тебе подавать не собираюсь. Туалет справа по коридору, кухню найдешь по запаху. Одежда в шкафу.
У двери Игмант обернулся, несколько мгновений наблюдал, как рыжий, держась за стенку, старается утвердиться на непослушных ногах. Поморщился, глядя на его тощий смуглый бок, помеченный старым бугристым шрамом. Но ни спрашивать, ни помогать не стал. Поспешил на кухню. Он тоже еще не завтракал.
 До кухни Титус добрел, уже не держась за стенку. Умытый, одетый, причесанный. Осторожно опустился на скамью у стола, двумя глотками осушил кружку куриного бульона, протянутую ему Игмантом.
– Игмант! Какой кошмарный ужас я сейчас в зеркале видел! Можно, я немного у тебя поживу?
– Да я и сам тебя не отпущу. В Городе, как никак, дети! Ты что, все две недели не ел?
– Две недели?!!! …  Да. Не ел.
– Ну, ты даешь! Герой-любовник… – Игмант грохнул на стол громадную шипящую сковороду с котлетами, предупредил:
– Половина моя!
Глаза Титуса полыхнули зелёным огнем. Он вцепился в вилку, но вдруг замер:
– Ты охотишься? С ружьем?!
– Нет. Вообще не охочусь, – Игмант нахмурился. Он и сам еще не до конца понял и оценил свое внезапное нежелание охотиться. – Заказываю в магазине. В Пелыме. Это город с той стороны Границы. Я ведь на службе, мне положено пищевое довольствие.
– Довольствие – это здорово! – одобрил Титус уже с набитым ртом. И повторил минут через пятнадцать, глядя на опустевшую сковороду:
– Как же это здорово – довольствие! Слово-то какое красивое! А ты не заказал в магазине хлеба? А то вылизывать сковороду мне как-то неловко!
– Сам пеку! – гордо сообщил Игмант, протягивая парню румяную горбушку.
Титус тщательно подчистил коркой масляное дно сковородки, отправил в рот хлебные крошки, с сожалением вытер пальцы полотенцем – постеснялся облизать. И, положив на столешницу руки, уткнулся в них головой. Помолчав, спросил глухо:
– А ты был отцом?
– Четыре раза. Три раза было по четыре щенка, а последний раз –   трое. Я и в Запределье как попал? Искал свободную территорию. На старом месте семье стало тесно. Ну и влип. Возможность стать кем-то другим… Не смог устоять. Вот ты сам почему согласился? Ясно ведь, что не из-за пирогов.
– Хочу, чтобы того, кто будет в меня стрелять, судили за убийство человека. И опять же на шкуре моей ни одна сволочь не наживется, – пробубнил Титус в столешницу. Игмант хмыкнул: это надо же, какое изощренное коварство!
– А ты не боишься за них? – Титус повернул голову набок, смотрел на Игманта снизу. Игмант сразу понял, о ком он спрашивает:
– Они уже выросли. Не пропадут. И о матери позаботятся.
– А если их тоже переманить за Границу? Заколдовать.
Игмант холодно глянул прозрачными глазами:
– Смеёшься? Таких проблем, как у нас с тобой, врагу не пожелаю, не то что родным детям. И вообще… Тут решает судьба.
Титус вздохнул. Спросил совсем тихо:
– А как мне справиться с этим?
– Просто. На протяжении первой зимы не влезай в лисью шкуру. Хотя бы до середины февраля будь только человеком. Людские головы всегда чем-то заняты, им легче отвлечься. Да и на подъем люди тяжелы. 
– Люди свободны. Природа им не указ…
– Можно и так сформулировать, – пожал плечами Игмант.
– А если я не удержусь в человеческом теле, если меня понесет? –  тревожно вскинулся Титус. Игмант показал ему массивный кулак:
– Обращайся! Смажу пару раз по морде, и тебе не то что за лисьими хвостами бегать не захочется, ты до туалета еле доползешь.
– Спасибо! Я обращусь! – серьезно ответил Титус. Он поднялся, прошелся вдоль стеллажей за печью – выбирал книгу. Потянул к себе Сент-Экзюпери: там на корешке был изображен Лис. Улегся на лавку под окном, открыл книгу, но не прочел и страницы. Уснул до ужина.
Так прошло несколько дней. Игмант обходил территорию, занимался какими-то загадочными служебными делами, заполнял бланки с печатями. Титус не вникал. Он помогал Игманту готовить и съедать приготовленное, много спал, лениво ковырял острым складным ножом завалявшуюся под стеллажом чурочку, устилая пол кухни мелкими стружками. Из дому, от греха подальше, выходил только во внутренний двор. Читал. Но не жадно, взахлеб, как всегда, а   медленно, по две-три странички. Думал о чем-то, но с вопросами к Игманту больше не приставал.

  После позднего обильного завтрака – отбивные с клюквенной приправой, Титус, к удивлению Игманта, не завалился подремать на облюбованную лавку, а взял в руки веник, тщательно вымел просторную кухню, собрал и сжег в печи стружку. Отряхнул руки тем жестом, каким обозначают окончание серьёзного дела:
– Как на твой взгляд, меня уже можно демонстрировать женщинам и детям?
Игмант окинул друга холодным оценивающим взглядом:
– Вполне приемлемо. Череп сквозь кожу уже не просвечивает, а интересная бледность еще осталась. Я читал, что у людей она считается признаком возвышенной души.
Титус усмехнулся:
– Значит, ругать не станут, и на добавку за столом твердо можно рассчитывать. Ты меня обнадежил.
– Вот она, возвышенная лисья душа! Во всей красе! – сокрушенно хлопнул себя по коленям Игмант. – Можно подумать, тебе в добавке кто-то когда-то отказывал.
Титус, наконец-то, рассмеялся, в его глазах запрыгали хорошо знакомые Игманту чертенята.
– Ты прав! Можно, я возьму лыжи, которые в кладовке стоят?
– Мог бы и не спрашивать. Без них тебе  до Города не добраться, – Игмант помолчал, но все же счел нужным добавить:
– В марте – апреле обойду все лисьи семьи в окрестности. Проверю, всё ли в порядке.
– Бальзам на мою трепетную лисью душу! – ёрническим тоном вредного подростка поблагодарил Титус. Но Игмант, неоднократно будучи отцом, отлично понял, что парень действительно благодарен ему.

   Титус, удалившись от лесничества на достаточное расстояние, остановился, снял широкие лыжи, воткнул их в снег, и уже рыжим стремительным зверем понесся обратно. За прошедшие дни он  отлично понял, что лесничество Игманта прикрывает прореху в Границе. Приближаться к массивному бревенчатому дому с башенками, похожему на крепость, Титус не решился. Да это было и не нужно: прореха была обширной, он скользнул по самому краю. За день Титус обежал всю округу, смутно знакомую по сумбурным воспоминаниям. Он тщательно изучил все встреченные следы и метки. Ловил запахи, сохраняя голову ясной, внимательно отслеживал и гасил ненужные реакции, к счастью, довольно слабые. Но январская непогода стерла все зримые и незримые свидетельства его похождений. Случайная подружка, которая бесшабашно и весело разделила с Титусом время продления лисьего рода, исчезла, оставив следы только в его памяти. Осознав тщетность усилий, Титус вернулся к своим лыжам.
Этот отчаянный рейд он пытался объяснить себе пока добирался до Города: под колючими зимними звездами, под визг лыж по твердому насту.. Он чувствовал, что этот, вроде бы, бессмысленный поступок был совершенно необходим в плане противостояния дикой стихии. Как стихотворное послание даме – на дорогой бумаге, каллиграфически выписанное, которое должно быть отправлено кавалером сразу после любовного свидания. Вне зависимости, планирует ли кавалер напрашиваться на второе. Впрочем, рассказы о кавалерах былых времен Титус еще не читал.

– Титус! Наконец-то! Ты где пропадал?! –  небрежно сбросив шубку из красного трикотажного меха, Марджана присела на край лежанки. Титус с трудом разлепил глаза.
– К Игманту в гости ходил. На лыжах.
– На лыжах?! Дашь покататься?
Титус кивнул:
– Бери! Вон, в углу стоят.
Марджана захлопала в ладоши, подбежала к лыжам, потрогала, снова вернулась к Титусу.
– А почему ты такой худой? Игмант тебя что, вообще не кормил?
– Кормил. Просто я на диете.
Возмущению Марджаны не было предела. Она вскочила, топнула ножкой и сердито подбоченилась:
– Глупости! Тебе не нужно! Из-за твоей дурацкой диеты я рядом с тобой выгляжу толстой! Прекращай немедленно! Или я Николаю пожалуюсь, пусть пропишет тебе чего-нибудь! – Марджана грозно нахмурилась.
– Прекратить немедленно не получится: в доме никакой еды. Придется соблюдать диету еще как минимум пятнадцать минут, пока идём до «Криворукой бабушки».
Титус предусмотрительно подал Марджане ее яркую мохнатую шубку, но это не помогло. Марджана дулась всю дорогу.

   Титус от души, а не только чтобы задобрить красавицу, съел четыре порции гречневой каши. Мороза, сердобольно вздыхая, только успевала подкладывать. Снегурочка и Чурилка сидели напротив и зачаровано наблюдали, как мелькает ложка в его руке. Наконец, Титус, вздохнув, отодвинул тарелку.
– Спасибо, спасибо, спасибо, спасибо! За каждую порцию отдельное большое спасибо! Съел бы еще, но возможности моего организма ограничены, к сожалению.
– Надо увеличивать возможности организма! – назидательно произнесла Марджана. – Тренироваться, а не сожалеть!
– Даже блинчики уже не войдут? – расстроилась Снегурочка.
– С вареньем. Земляничным, – добавил Чурилка.
– Блинчики войдут. Особенно с земляничным вареньем, – покладисто кивнул Титус.
– Ну вот и хорошо! – расцвела улыбкой Мороза. – А то диета, диета!
Чурилка мигом расставил чашки, Снегурочка достала десять припасённых для Титуса конфет, которыми тот великодушно поделился со всеми. Мороза разлила чай. Титусу в его персональную – большую, синюю.
За чаем с вареньем и блинчиками Титус попытался выяснить, как долго длится детство человека, но только запутался. Мороза, Николай, Марджана, да и сам Титус  человеческими детьми никогда не были, а у Снегурочки и Чурилки детство еще не кончилось. Причем, даже тут не наблюдалось единообразия. Чурилке было чуть больше месяца, а Снегурочке так много лет, что в обычном человеческом мире она… Продолжать не стоит. А выглядели дети ровесниками.
– Что же ты не растешь-то, солнышко?! – воскликнул сбитый с толку Титус, узнав о календарном возрасте Снегурочки. – Манная каша тебе точно не впрок.
– Я не расту специально, чтобы мама, когда вернется, узнала меня. Вот найдется мама, и я начну расти! – объяснила Титусу Снегурочка.
–  …. – Титус не сказал ничего, даже подумал без слов, просто мелькнул в сознании горький образ равнодушной вечности.
Но Снегурочка, тем не менее, ответила на его молчание:
– Ну да, сегодня мама не вернулась! Хотя, до вечера еще далеко, что угодно может случиться! А если сегодня не случится, так ведь будет еще и завтра! Завтра  мама непременно вернется!
Мороза кивнула.
– Да, что угодно может случиться. И завтра будет всегда, –   согласился Титус.
– Вот! А я что говорю! – торжествующе заключила Снегурочка, положив очередной блинчик на тарелку Титуса.
– Да! – подтвердила Марджана, тряхнув роскошной прической. – Мы, когда ты, как теперь выяснилось, ушел на лыжах к Игманту, носились тут как угорелые: «Где Титус?! Где Титус?!» А Снегурочка сразу сказала: «Завтра непременно вернется!» И оказалась права. Ты вернулся уже сегодня.
– То есть даже раньше, чем вы меня ждали, – резюмировал Титус. – Может, хоть это послужит мне оправданием. Хотя, что уж тут говорить! Поступил как последняя рыжая сволочь. Больше не буду. В следующий раз оставлю записку.
– Да уж оставь, будь так добр! – проворчала Марджана. – И кстати, дед Мороз оставил тебе в подарок книгу. Уж он-то ничего и никого не забывает! Я ее почитать взяла. «Сказки дядюшки Римуса.» Там лис  такой же противный как ты!
– Что, тоже на диете сидит?
 Марджана обдала приятеля ледяным взором.
– Эх, – сокрушенно вздохнул Титус, – придется немедленно посетить модное кафе и съесть десять порций мороженого… В порядке тренировки организма. Тогда наша несравненная красавица с точёной фигуркой сменит, наконец, гнев на милость!
– Может и сменю. Посмотрим.

     Десять порций Титус не осилил, всего две, хотя и очень большие.
– Эх, ты! Слабак! – мстительно усмехнулась Марджана. Титус виновато развел руками. Марджана  протянула ему толстую книгу в лаковой обложке:
– Ладно, я уже давно не сержусь. Держи свой подарок!
Титус осторожно полистал хрустящие страницы, рассмотрел иллюстрации. Хорошо, что дед Мороз никого не забывает. Да и просто хорошо, что он есть. Но вслух сказал:
– Ну, что же! Пойду схожу к Санта-Клаусу! Может, еще чего-нибудь выпрошу, – и скрылся за дверями библиотеки.
Когда через полчаса Титус вышел из библиотеки, он действительно прижимал к груди уже не с одну, а три книги. К «Дядюшке Римусу» добавились «Рыжик» и «Республика ШКИД». Брать учебник биологии, чтобы почитать про генетику, Титус не стал. Ведь, встретив Георга, он заранее, еще до ознакомления с основами этой науки, уже усомнился в истинности её законов. Вдобавок ко всему, память Титуса обогатилась ценной информацией о том, что обычные люди считаются детьми до восемнадцати лет. Это в восемнадцать раз больше, чем прожил на свете сам Титус. Это больше, чем вся насыщенная разнообразными событиями лисья жизнь. Горький взгляд Георга сделался ему ещё понятнее.
В кафе Марджаны свободных столиков уже не было: за кофе, чаем и  мороженым оживленно беседовали Машеньки и Марусеньки из Мариинки. Так как режим самообслуживания действовал безотказно, Марджана с легкостью принимала участие сразу в четырех разговорах и Титусу просто помахала рукой.
   Истории о сиротском человеческом детстве Титус читал взахлеб всю ночь и весь следующий день. Конечно, горести одинокого ребенка по сути не отличались от бед одинокого зверёныша, но их протяженность во времени угнетала.
    Титус знал, что Игмант выполнит свое обещание. Тем не менее, он в тайне от начальника лесничества весь март и апрель дважды в неделю пересекал Границу, наблюдая за лисьими семьями. Именно в это время лисы рождают детенышей. Но всегда неподалёку от лисы на сносях, или от норы с новорожденными и их матерью, околачивался папаша-лис. Пару раз Титус даже чуть не схлопотал по шее. Одиноких мамаш, а тем более человеческих младенцев, в лесу точно не было. Пронесло. Ненадёжные законы генетики сработали. К середине мая Титус окончательно успокоился и не торопясь, со вкусом, перечёл «Дядюшку Римуса».

– …могли бы значительно расширить производство, открыть филиалы в Екатеринбурге и Перми, Ханты-Мансийске и Тобольске, – Фирн старался говорить мягко и вкрадчиво, но голос его был плоским, как старый бархат, залежавшийся в каком-нибудь сундуке. – А участие в международных показах моды! Милан, Париж, Лондон… Нью-Йорк! Поверьте, у меня обширные связи, я могу это устроить!
– Меня вполне устраивает Пелым. И расширить производство совершенно невозможно! – равнодушно ответила Марджана.
– Только не нужно ссылаться на слоновьих малюток! Мы взрослые люди. Тонкорунные овцы, альпака, анилиновые красители и современные технологии делают чудеса и повышают запасы ценного сырья многократно.
– Вообще-то сударь, чашка моего мороженого, съеденная вами сто лет назад, не даёт вам никаких дополнительных прав.
Марджана, не таясь,  вынула толстую пачку златин, аккуратно убрала ее в сейф, набрала 007 на телефоне:
– Служба обеспечения безопасности? «Семь Слонов», подключите. Ну конечно, узнала! Спокойного дежурства, радость моя!
– А вы неплохо научились игре, которая, помнится мне, не понравилась вам при первом ознакомлении. Теперь-то вы знаете толк в этих блестящих кружочках, – с шутливой ревностью произнес Фирн. Ревновать всерьёз он не мог себе позволить. Ну не к мухе же!
– Разумеется, знаю. У меня каждая монетка не только ребром встаёт, она цыганочку с выходом исполняет.
– А вот это – напрасно. Монета – символ равновесия. Недаром похожа она на Луну – одна из её сторон должна оставаться в тени. Это фундаментальный закон, на котором держится общество. Мой вам совет: не нужно следовать своей легковесной природе, также скрытой в тени. Муха Цокотуха не была человеком, не стоит ей подражать.
– Мой дорогой друг, выдающийся биолог, определил меня как муху цеце, весьма опасную. И совета у вас я не спрашивала.
Марджана подбросила монетку так, что та, кружась и сверкая, почти достигла потолка, а встретившись, наконец, со столешницей, долго вращалась и остановилась, стоя на ребре.
Фирна перекосило. Он протянул руку, чтобы приложить прыткую монету к столешнице. Но Марджана ловко подхватила денежку двумя длинными пальцами и еще раз подбросила. Потом подставила  нарядный кошелёчек, куда денежка, обрадовано звякнув, послушно юркнула.
– Выручка в вашем магазине солидная. А охрана – только ночью, и то удалённая. Не боитесь? Даже на муху Цеце может найтись паучок. Вооружённый. Пиф-паф! – Фирн, изобразив улыбку, сложил пальцы в фигуру, похожую на дуэльный пистолет. – Ой-ой-ой!
Марджана презрительно фыркнула:
– В Муху не так-то просто попасть, сударь.
– А вы отважны, сударыня! С вашего разрешения!
Фирн поклонился и вышел. Колокольчик звякнул. Но неохотно, глухо.
– Сложно попасть в муху, а вот по слону и слепой не промахнется, – холодно произнес Фирн. – Или по медведю.

  Карим одним резким движением смел на пол какие-то колеса, пружины и шестеренки, а Марджана осторожно опустила на стол все, что осталось от несчастного Медведя.
Эстрелла опустила в прореху на медвежьей груди маленькие часики, ритмичный перестук маленького механизма, задержал, не дал погаснуть последней живой искорке, притаившейся среди линялых плюшевых лоскутов. Эта еле заметная искра затрепетала сначала неровно, но вскоре уловила ритм, начала разгораться. Тёплые ладони окружили истерзанное плюшевое тело, заслоняя пульсирующий огонек игрушечной жизни.  А узкие ладони Эстреллы, взметнулись вверх, опустились а, её длинные пальцы, словно творя заклинание, начали соединять этот слабо мерцающий живой огонек с каждым из пальцев теплой сияющей нитью. И вот, уже все ладони, все шестьдесят пальцев – детские, женские, мужские,  пламенеют, опутанные светом. По этой лучистой основе проворные пальцы Эстреллы начали сплетать. из света и тени чудесную латку, чтобы надежно закрыть прореху на плюшевой груди. Четыре пары глаз прилежно следили за однообразными движениями ее рук, за тем, как под защитой дружеских ладоней, из огонька разгорается крошечное игрушечное солнце. Еще немного… Последний узелок! 
Подлетели и щелкнули ножницы, освобождая пальцы от нитей основы. Тут свет лучистых нитей, сплетенных воедино, стал таким ярким и осязаемо плотным, что плюшевые лоскуты словно исчезли, рассмотреть их стало невозможно, но там, внутри сияния явно что-то происходило. И вдруг – всё.
Свет погас. На столе, как ни в чем не бывало, сидел совершенно здоровый плюшевый Медведь. Серо-бурый, с проплешинами.
Николай, озабоченно нахмурившись, уже тыкал его спину фонендоскопом, а остальные четверо, затаив дыхание, напряженно старались понять, что он бормочет себе под нос:
– Хрипов нет… Систола… Диастола… Наполняемость пульса… Все в полном порядке! – объявил он.
  У Зины отлегло от сердца, будто рухнувшие наземь небеса вернулись на положенное им место. Смертельная  опасность, угроза миру, отступила. Тут Зина очутилась в эпицентре радостно вопящей кучи малы: все участники реанимации хотели одновременно обнять друг друга и воскрешенного общими усилиями Медведя. Карим даже не обратил внимания, что народ топчется по разобранному на колесики часовому механизму из Елового терема.
 Счастливая куча мала, наконец, распалась, но пятеро счастливых спасителей продолжали топтаться по колесам, передавая друг другу спасённого Медведя. Улыбались, обмениваясь счастливыми взглядами. Произнести «Ну, ладно, мне пора!» было совершенно невозможно, словно всё еще накрепко связывала их воедино сияющая нить.
– Это счастье нужно заесть! – заявила Марджана. Она взяла Медведя на руки и решительно вышла на Ёлочную площадь. Николай протянул Зине руку, Карим подхватил Эстреллу под локоток…
 Веселая компания молодых людей переместилась в кафе-мороженое. Вышколенная волшебной сосулькой поварешка сразу поняла, что тут случай особый – мороженого выдала каждому сразу по две порции. Виновника торжества усадили в центре стола, Николай притащил недостающие стулья. Им было совсем не тесно за маленьким круглым столиком, но они то и дело сталкивались коленями, хохотали, нечаянно наступая друг другу на ноги и нарочно подталкивая друг друга локтями, да так, что Николай и Карим несколько раз пронесли ложки мимо рта. Никогда еще Зина не ела такого вкусного мороженого в такой непринуждённой и радостной обстановке.
– Какие же мы молодцы! – взволнованно щебетала Марджана, снова прижимая к себе Медведя. – Страшно подумать, что бы случилось, если бы…
– Если страшно, то не думай! – тут же посоветовал заботливый Николай.
– К тому же, если за дело берется лучший игрушечный мастер этого Города, то бояться нечего! – заявил Карим и гордо приосанился.
– А что бы случилось, если бы?… – робко поинтересовалась Зина. Карим, Николай и Эстрелла в замешательстве переглянулись. Видимо, Зина затронула невзначай тему «16+». Только темнокожую красавицу вопрос ничуть не смутил:
– Могло случиться всё, что угодно! – воскликнула она. – К примеру, вместо коллекции нынешнего сезона, я бы выставила в своем магазине позапрошлогодние модели осень-зима-зима! – Марджана прижала ладони к щекам.
– Это же ужас кошмарный! – содрогнулся Карим, который следил за модой. Николай же носил свои клетчатые рубашки, пока локти не протрутся, а после этого укорачивал рукава с помощью ножниц и снова носил и, поэтому пожал плечами, посчитав пример неудачным. Но свой пример приводить не стал. Чуткая розовая поварешка проворно наполнила чашки мороженым. Зина не задавала больше вопросов и беззаботное веселье продолжилось.
Но вот Эстрелла с сожалением поднялась, накручивая на палец цепочку –  пустую, без часов.  Посетовала непонятно:
– Жаль, но еще одна ложечка, и высота меня отвергнет! Если что – вызывайте!
– Да просто так залетай! У меня новая коллекция на подходе. Тебе очень пойдет! – радушно пригласила подругу Марджана. И девушки, прощаясь, чмокнули друг друга в щёчки.
– Ой, Зина, нам тоже пора!  Магазин без присмотра! – спохватилась и Марджана. Зина взяла Медведя на руки, прижала к себе, явственно ощутив биение жизни в плюшевой груди и чувствуя как хорошо и правильно всё стало. Не только у Медведя.
 Парни остались одни. Они не толкали друг друга локтями и коленями, а спокойно, даже умиротворенно, съели еще по порции мороженого.
– Может, ещё и запьем? По маленькой? – предложил Николай. Карим, подумав, кивнул. Кафе-мороженое опустело – крепкие напитки в нем не подавали.
 
– Знаешь, мы с ребятами на днях плюшевого медведя починили. Стрелка какую-то золотую канитель притащила, вот ею и заштопали… – сообщил Карим.
– Знаю, – кивнул Титус. – Марджана рассказывала.
– Очень мне это дело понравилось. Душа воспаряет, понимаешь ли. Так что я решил открыть мастерскую по починке всяких мудреных игрушек. Ну, и одновременно магазинчик по их реализации. В хорошие руки, разумеется! – поделился Карим своими сокровенными замыслами. – Вот только не могу выбрать название. Нужно, чтобы слова на вывеске у владельцев страждущих игрушек вызывали доверие ко мне как к мастеру и одновременно желание приобрести игрушки у всех остальных. «Дом Дроссельмейера»? «Дети папы Карло»? Что посоветуешь?
Титус, который сидел на столе, чтобы не мешать Кариму ползать по полу и собирать на поднос детали часов из Елового терема, в задумчивости покачал ногами:
– Мне кажется, что ты напрасно используешь чужие имена, тем более иноземные и сложные. Нужно быть проще. Ну… Что-то вроде «Удивительные механические игрушки мастера Карима, отменно подходящие как для веселых забав в компании беззаботных друзей, так и для утешения в печальном одиноком раздумье. А также починка часов всевозможных конструкций». Сразу всё и всем ясно.
– Здорово! – восхитился Карим, доставая из-под шкафа очередное колесико. – Будь добр, запиши, пожалуйста! Карандаш и бумага в ящике стола.
Титус, наклонившись вниз, нашел письменные принадлежности  и начал писать.
– А когда думаешь открыть свое заведение? – поинтересовался он, не прерывая своего занятия.
– А вот даже и не знаю! – горестно вздохнул Карим. – Эти парнишки из Терема таскают мне свои часы чуть ли ни каждую неделю. И что интересно: в часах то не хватает колес, то появляются лишние! Ну, для меня-то это не проблема. Добавлю, убавлю, снова ходят, как миленькие. Но ведь времени на другие дела почти не остается! Вот и думай тут! Ох! Вроде бы, всё собрал.
Карим поставил поднос на стол. Титус протянул будущему владельцу мастерской исписанный листок, и осторожно выбрал из кучи деталей серый кусочек металла:
– Это тоже из часов?
Карим пригляделся:
– Нет, это мусор какой-то. Отвлекся на разговор, вот и подобрал.
– Я заберу?
– Да бери, конечно. А зачем тебе?
– Грузило сделаю, на рыбалку схожу, – Титус спрятал свою находку в карман.
– Щуки не боишься? Она за своих пескарей любого порвет! – предупредил Карим.
– Еще как боюсь. Поэтому рыбачить буду без крючка и без наживки. Так просто, с удочкой на мосту посижу.
– Типа воздухом подышать? Понимаю!
Карим достал из нагрудного кармана пинцет, закрепил у левого глаза окуляр и начал сосредоточенно перебирать детали на подносе.
– Корпус подай, пожалуйста! Вон там, на полке стоит! – попросил он. Титус переставил на стол чудесный резной корпус часов, знакомый ему по памятному посещению Елового терема.
– Так это что же? Если на часах нет стрелок, то времени сейчас никто не указ?
– То-то и оно, – ответил Карим, продолжая перебирать колеса и колесики. – Кто же ему укажет, если стрелок нет?
Титус кивнул, прощаясь, и отправился восвояси.

  Титус запаковал «грузило» в бумажный конверт, снабдив его следующим комментарием: «Спроси Эстреллу!». Спрятал конверт в карман камуфляжной куртки, которая с первой зимы так и лежала у него. Затем он аккуратно свернул куртку лесничего и уложил в рюкзак. Потом написал записку, в которой сообщал всем, кто пожелает знать, что он ушел к Игманту, чтобы вернуть казённое имущество. «Вернусь завтра» – закончил он и положил  свое послание на видное место.
  К лесничеству Титус подошел именно в то время, когда Игмант отправился на обход вверенной ему территории. Титус повесил куртку на спинку стула в спальне, а на кухонном столе оставил еще одну записку. Даже не записку, а целое послание: «Игмант! Я полон решимости последовать твоему примеру и устроить свою человеческую жизнь по-человечески. Сегодня отправлюсь за Границу в город Пелым и устроюсь на работу. Например, на мебельную фабрику резчиком по дереву. Или ещё куда-нибудь. Надеюсь, у меня всё получится. Завтра вернусь. Или послезавтра.»
На цветущую поляну из дверей приземистого, похожего на крепость лесничества Титус вышел в облике человека, но массивная дверь ещё не успела удариться о косяк, как в лесной чаще скрылся великолепный молодой зверь.

    Летний лес на Границе необыкновенно хорош. А если учесть, что комары и мошки Игманта донимать не решались, то не удивительно, что он вернулся в лесничество позже обычного. Но послание, лежащее на столе заметил сразу. Прочёл, поспешно вышел обратно в цветущее разнотравье, остановился, всем существом улавливая и анализируя незримые следы, оставленные Титусом в завихрениях бесконтрольного времени.
– Лисье отродье! Врёт и не краснеет, наглая морда! – выругался он, выдирая из кармана спичечный коробок.
– Яша, что там с часами? – рявкнул он с ходу о главном. Яша отозвался сразу:
– Спокойно! Часы уже в Тереме, идут, как миленькие. С минуты на минуту и у тебя поток структурируется!
– Задержи!!! – зарычал Игмант в отчаянии, сам понимая, что просит невозможного. – Титус в обратное течение сиганул.
– Понял! – ответил Яша, открывая крышку часов. Сверкнули алмазные когти. – Сделано, работай спокойно.
Яша положил в карман целых три зубчатых колеса. И, достав из того же кармана элегантную бархатную повязку, закрыл ею пустую глазницу. Да, не рассчитал немного, разволновался.

    Титус лёг на землю не у главного входа в опустевшую лисью нору, а немного в стороне. Положил узкую морду на лапы, закрыл глаза. Заставить свои уши не слышать совсем, он не сумел, но птичий гомон, шелест листвы и трав, невесомое движение букашек, возня хозяйственных барсуков в подземных переходах и сотни других ярких летних звуков истончились, потеряли запах, объём и, окончательно утратив связь  с трёхмерным пространством, не мешали ощущать движение  времени вибриссами. Общее направление было сохранено, но движение не было равномерным и плавным. Вокруг сотен тысяч событий, сиюминутно происходящих в лесу, возникло множество завихрений, то есть на отдельных коротких участках время двигалось вспять. Здесь, на Границе, перетекать сознанием с одного обратного эпизода на другой для Титуса было ненамного труднее, чем перепрыгивать с камня на камень при переходе ручья в трёхмерной яви.
  Сухой морозный воздух обжег ноздри. Титус разрешил себе услышать  посвист зимнего ветра в хвое сосен, сонное сопение барсуков и осторожное, двойное лисье движение в глубине лабиринта. Титус открыл глаза, вышел на испещрённую аккуратными лисьими следочками заснеженную поляну перед главным входом в нору, понюхал  клочок бурой щенячьей шерсти, который ветер бросил ему под лапы. Он был спокоен. Всё получилось.
Скользнув на барсучью сторону, Титус снова отрешился от восприятия всего, кроме времени. По эту сторону Границы оно текло равномерно, деловито отмеряя хлопотливые мгновения запоздавшей весны. И Титус собирался вцепиться в единственный, роковой для маленькой лисьей семьи миг. Он знал, что не упустит его.
  Удивленный вздох пространства, в котором непонятным и неестественным для него образом появилось человеческое существо, чей-то рык, отчаянный и грозный, рвущий ткань бытия выстрел, тошнотворный хруст ломающихся костей черепа, слились для Титуса в один звук. Он успел заметить, как два лисьих хвоста метнулись в сторону норы, но не успел осознать это, погрузившись во тьму. Отставшая на доли секунды, боль впустую клацнула страшными челюстями. Лис ускользнул.