Автобусные истории. 10. Дымится разведённый спирт

    «Дымится разведённый спирт в химическом стекле…»
  Только недавно я, с удивлением, узнал, что эту песню написал маститый бард. Мой друг и начальник Валерка уверял, что это гимн «Оргхима» (пусконаладки), коллективный продукт творчества корифеев этой организации. В том числе, и его.
 Нестройный хор под управлением Валеры распевал её на всех наших, как правило, сугубо мужских пирушках. Слова, кроме этой строчки, толком никто не знал, мелодию- тем более. Она и в исполнении автора, А. Городницкого не очень запоминается. Так что пели, кто как хотел.
  Валерку все любили за легкий характер, веселый нрав, умение быть душой компании. Он искренне старался помочь людям. Расчет за его добрые дела в те времена был один- выставление выпивки. Это сильно осложняло его семейную жизнь и, в конце концов, привело к преждевременной смерти, в 50 лет.
   Валера был интересным, привлекательным мужиком. Хотя поддерживал образ прожжённого спиртом и кислотой оргхимовца, скопированный из переделанного им анекдота:
 "Чем отличается офицер 19 века от современного?
  Офицер 19 века - слегка пьян, выбрит до синевы, интеллект от Гегеля до Гоголя.
  Современный - слегка выбрит, пьян до синевы, интеллект от Эдиты Пьехи до иди ты на фуй.

 Однажды разбитная разведенка Алка, аппаратчица абсорбции, попробовала решить производственные, а заодно, и личные проблемы с его помощью:
 - Валер, а Валер, чевой-то на меня капаеть, кислота аль вода?
Валерка хлебнул этой сомнительной жидкости:
- Та вода!
  И побежал по делам. Алка повторила его действия и, не в силах что-то выговорить пекущим ртом, помчалась вдогонку, с «мартышкой» на перевес.
  «Мартышка»- специальный, массивный железный крючок для дозакрывания запорной арматуры. В Израиле удивило, что о таких приспособлениях слыхом не слыхивали. 
  Трубопровод должен надёжно перекрываться арматурой «от руки». Без всяких дожималок и, тем более, заглушек.
  Валера потом объяснял, что он с похмелюги искренне посчитал эту жидкость из прохудившейся трубы азотной кислоты -водой.
 Стакан из химического стекла был непременным атрибутом наших посиделок. Валера, по заведённому ритуалу, наливал в него спирт, затем осторожненько воду, желательно, дистиллированную. Закрывал ладонью и просил всех помолчать несколько секунд, пока он прошепчет над стаканом магическое заклинание. Видимо от болезней, запоя и других напастей.
  Говорил, что так делала бабушка, приготавливая лекарственные настои. Но, как оказалось, это не помогло. Алкоголь сгубил отца Валеры, незаурядного человека, да и его самого.
  В технический спирт добавляли ещё и сироп для устранения неприятного привкуса. Жидкость сильно разогревалась, а в холодном помещении, действительно, дымилась. Все равно, пить эту гадость было невозможно. Но, в противном случае, рисковал оказаться в положении изгоя.
  Однажды в нашу компанию затесался гнусноватый тип, начальник отделения Б. Он брезгливо отодвигал налитый ему спирт и, демонстративно, пил молоко из картонного пакета. Нач. цеха через Валерку передал ему, чтобы пил молоко дома и не обязывал себя посещением наших пирушек. Это не партсобрания- можно и пропустить.
 Пару раз я попробовал чистый спирт, 96%. Но он сильно обжигал горло, даже если быстро запить водой.
  В Черкассах мы пускали 6 агрегатов азотной кислоты с промежутком примерно месяц. Пуск увенчивал напряжённую, слаженную работу эксплуатации, монтажников и пусконаладки. Как не расслабиться и не укрепить дружбу совместной пирушкой.
  Валера был сторонником именно таких неофициальных отношений. Меня и Алика, своих ближайших, но равнодушных к спиртному, друзей и помощников, он чуть ли ни силком затаскивал на подобные вечеринки. 
  У каждой участвующей в пирушке организации были свои обязанности. Эксплуатация приносила спирт, монтажники- закуску, а Валера- свежие анекдоты. Тамада и организатор он был прекрасный. Сказывался 3-х летний опыт комсорга огромного Северодонецкого химкомбината.
    Он туда попал по распределению, уже женатым. И так хорошо «вписался» в комсомольскую работу, что семью почти не видел.  Жене это, конечно, не понравилось.  Дальше развод- алименты- «Оргхим». Вот здесь оказалась работа та, что нужно.
  Можно было за государственный счёт уехать подальше от опостылевшей жены. Получать приличную зарплату с, практически гарантированной премией. Да ещё и командировочные, с которых алименты не брали.
   Особенно запомнилась такая вечеринка в Ионаве (Литва). Она проходила в подвале заводоуправления, украшенном, под кабачок охотников: оленьи рога, кабаньи головы, деревянные ружья. Дирекция угощала бочковым, домашним, тёмным пивом и бутербродами. На бочках красовались знакомые нержавеющие вентильки с анализных точек абсорбционной колонны. При пуске их вечно не хватало. Нач.цеха Гажаускас доверял ставить эти вентильки только оргхимовцам и, чуть ли ни за минуту до пуска. Чтобы были под давлением азотной кислоты. Но хозяйственный народ это, как выяснилось, не останавливало.
  На вечеринке сначала русские кучковались отдельно, литовцы отдельно. Но после пары кружочек волшебного пива малознакомые люди становились лучшими друзьями.  Обнимали и целовали друг друга, пели литовские и русские песни. Всё было культурно и цивилизовано. Укрепление дружбы обошлось и без спирта.
  А, вообще, спирт был неизменным атрибутом производства азотной кислоты. Я, только будучи, в руководстве, на ПО «Сера» в Н. Роздоле, узнал в каких огромных, причём совершенно обоснованных количествах, он там крутился. На лабораторию, обслуживание КИП и А (контрольные- измерительные приборы и автоматика), эл. оборудование отпускалось, примерно, по 5 литров в месяц.
  Но гл.инженер схватился за голову, когда я представил на утверждение расчёт потребности для регенерации платиновых сеток и обезжиривание труб и аппаратов перед ними  на 100 л/мес. Обоснование- нормы ГИАП (проектного института). И хотя он, к тому времени, уже не раз убедился в моей компетентности, заставил техотдел ещё 10 раз пересчитать и выяснил на близлежащем заводе в Ровно, что на этом производстве действительно такие потребности в этиловом спирте.
 В итоге, благодаря моим стараниям, цех стал, только на регенерацию, получать не 100, так хотя бы 50 л/мес. Но все коммерческие выгоды от владения, по сути, валютой тех времён  умело (в отличии от меня, обеспокоенного только улучшением производства) использовали уже мои приемники.
 Были случаи, что и этого не хватало. В Навои «додумались» для обезжиривания стенок контактного аппарата использовать 4-х хлористый углерод. Этот прекрасный растворитель стоил в десятки раз дороже спирта, но для употребления во внутрь был не пригоден. Поэтому с его выпиской не было проблем. Чёткая надпись «Яд» на бутылочках никого не остановила. Хорошо, что рабочие успели выскочить на свежий воздух, почувствовав признаки отравления.
  А, вообще, о спиртном на производстве лучше Жванецкого с его знаменитым "начальником транспортного цеха", не скажешь. Все же попробую изложить свои впечатления.
   Меня поразило полное равнодушие израильтян к спиртному, особенно на производстве. В СССР приходилось работать на многих химических предприятиях, где, теоретически, мог применяться метиловый спирт. Это сильнейший яд. В "лучшем" случае потеря зрения, даже от нескольких капель, в худшем - смерть.
  Причем, он по внешним признакам, практически не отличим от питейного, этилового. Так вот, не смотря на строжайший инструктаж персонала, руководство, где только возможно, не считаясь с убытками, заменяло метиловый спирт более "безопасным" этиловым.
   А в Израиле, на опытной установке биологической очистки стоков, нам для подкормки бактерий выдали несколько канистр с метиловым и этиловым спиртом. Со временем надписи на них размылись и стали неразличимыми.   "Русские" коллеги, с совковой ментальностью, потирали руки, узнавая о такой халяве. Мои страшилки кого- то остановили, а один заявил, что он запросто отличит метиловый спирт от этилового. Правда, продемонстрировать свои способности, так и не решился. 
 На производстве азотной кислоты спирт хранился под семью замками, как и катализаторные сетки из платиновых сплавов, в комнате регенерации. На должность заведующей/ого этой комнатой утверждались только коммунисты, проверенные первым отделом, т.е. КГБ.
  Как правило, такая работа (не бей лежачего) совмещалась с обязанностями парторга цеха. И в народе, за более почитаемые обязанности по учету и распределению спирта, эта должность называлась «шнапсорг». А с комнатой и платиновыми сетками связано множество приключений, описать которые стоит в отдельном рассказе. Здесь только запомнившиеся события в производстве азотной кислоты, в центре которых непременно оказывался Валера.
  То он спасал завод и город от огромных выбросов из загоревшегося агрегата, то вытаскивал задыхающихся людей из смесителя. В первом случае ему и технологу цеха В-цеву удалось вовремя перекрыть поступление в старое отделение цеха взрывоопасных и токсичных реагентов во время пожара. Причем, те кому положено было это делать, сбежали уже при появлении легкого дымка. И в первых рядах, начальник этого отделения и парторг цеха. 
   Во втором случае дело закончилось смертью от удушения азотом 2-х человек. Валера их вытащил уже бездыханными. После расследования состоялся показательный суд над виновниками этой трагедии в актовом зале Черкасского ПО «Азот».
  Прокуратура по производственным, политическим и каким угодно, только не юридическим обстоятельствам, назначила 3-х обвиняемых. Нач. цеха, который в день трагедии был на рыбалке, в отгуле. Но, работники, которых прокуратура склонила к сотрудничеству со следствием под угрозой самим оказаться в обвиняемых, сообщили компромат. В обвинении прозвучало что-то вроде: «Он пил и трахал чужих жён, чем способствовал преступной халатности.»
   Механика цеха тоже обвинили в халатности. Хотя он целыми днями занимался ППР (планово-предупредительный ремонт) с кучей графиков, заявок на материалы, оборудование, персонал и т.д. А вот контроль за ТБ (техникой безопасности), оказалось, не вёл.
  Вина нач. смены Ч., как раз, была очевидна. На одном из остановленных и продутых воздухом агрегатов производился ремонт. Неожиданно появился сильный запах аммиака. Ч., не долго думая, дал команду аппаратчику засунуть в аппарат для смешивания аммиака с воздухом шланг и продуть смеситель азотом. Никакими инструкциями и спец.устройствами это не предусматривалось. До сих пор непонятно, как это пришло ему в голову. Вообще-то он был неглупый мужик (мастер спорта по шахматам, автор многочисленных этюдов), исполнительный и дисциплинированный.
 Видимо сыграли роль постоянные придирки по пустякам упомянутого выше нач.отделения Б. Может он и отдал такое распоряжение, а Ч. старательно его выполнил. Теперь уже никто не узнает, как было на самом деле. Хотя, это его не оправдывает. Мало ли какие указания давал мне зам директора Д. Письменных распоряжений об отмене блокировок и прочих «заумностей», мешающих пуску цеха, он никогда не делал. Случись авария, отвечал бы я.
  Во время следствия поведение руководства цеха напоминало построение в польской армии по команде: «Пан за пана ховайся!». По версии Валеры, настоящим виновником был мастер по ремонту Г. Он записал в своём журнале: «Осмотр фильтров в смесителе». И отправил без оформления «Разрешения на работу в емкости» 2-х человек. Один остался наверху, а бригадир Ваня полез вниз без проверки воздушной среды, спасательного пояса и прочих «глупостей» предусмотренных «Разрешением…».
  Верхний, услышав, что Ваня не подаёт признаков жизни, выбрался из ёмкости и стал звать на помощь. Работавший рядом бригадир монтажников, надел фильтрующий противогаз (бесполезный в данном случае) и залез в смеситель через нижний люк.
  Потом прибежали и другие. Валера залез в ёмкость, как положено, в шланговом (изолирующем) противогазе. Но было уже поздно. Г. вырвал из журнала лист, с уличающей его записью, и наговорил на начальство всяких гадостей. В результате остался безнаказанным. Даже наоборот. Прокуратура выставила его героем- разоблачителем. Что-то похожее на смелую простую женщину Л. Тимощук, разоблачившую врачей- вредителей в 1953 г..
   Я на всю жизнь запомнил этот урок недопустимости пренебрежения к правилам ТБ и старался преподать его своим подчинённым и коллегам по работе. В Израиле мне довелось 15 лет поработать во взрывоопасной очистке стоков крупного хим. завода. Всеобщей симпатией и любовью начальства пользовался С., по образованию физик – ядерщик, выпускник Горьковского политехнического института. Глядя на его деятельность, можно было только порадоваться, что он так и не добрался до ядерного реактора. А то б второго Чернобыля не миновать.
 Стоило начальству только намекнуть и С. храбро и безотказно лез в любую ёмкость, чтобы что-то подкрутить, почистить или «толькопосмотреть». Когда мне давали подобные задания я занудно требовал оформления «Разрешения на газоопасные работы». Даже для того, чтобы «толькопосмотреть», т.е. «всего лишь» вскрыть смотровой люк.
   Из-за этого я прослыл саботажником, тормозящим работу. Мои страшилки про события в Черкассах никого не убеждали. Тем более с С. ничего не случалось. Хотя его последователи постоянно ломали руки-ноги. Уже после моего ухода таки и он свалился с приличной высоты. Позвоночник, на его счастье, не повредился.
  А начальник нашего участка А. чудом не лишился жизни, когда «толькопосмотрел» в сушилку шлама под давлением азота. Хорошо, что рядом случайно проходил энергетик завода. Он оттащил А., в бессознательном состоянии, от открытого люка и спас ему жизнь.   
  О точно такой же истории, случившейся в строящемся цехе аммиака в Черкассах, я не раз рассказывал в присутствии А. Инженер французской фирмы «толькопосмотрел» печь риформинга под давлением азота. Его откачали в советской больнице. Но на всю жизнь он остался инвалидом, причем без всяких компенсаций от страховой компании. Сам виноват.    
  Вернёмся к более приятным воспоминаниям, связанным с Черкассами. Как раз в это время стремительно развивался наш роман с моей будущей женой Людмилой. Мы уже подали заявление и через месяц должны были расписаться в Донецке. Но отпуск и бракосочетание пришлось отложить.
  Валера и В-цев уговорили меня поработать нач. смены вместо уволенного Ч. Страшно, конечно, было начинать руководящую работу в коллективе причастном, хоть и по нерадивости, к гибели своих товарищей. Но опыт у меня уже был, знания тоже, пора было начинать самостоятельную работу. 
 Потом мы с Людой расписались. Валера тоже женился. К тому времени, руководство «Оргхима» поняло, что хороших специалистов не удержать без устройства на работу их жен. Принимали бывших пианисток, балерин, воспитательниц. Валера пообещал, что добьётся приёма и наших жён, тем более дипломированных конструкторов и химиков. Через несколько месяцев, действительно, мы с Аликом, теперь уже с жёнами, пускали новые агрегаты под руководством Валеры в Ионаве.
  В следующий раз нам довелось работать вместе в Новом Роздоле Львовской обл. По рекомендации Валеры меня приняли зам. нач. цеха азотной кислоты. Но стройка там затянулась и Валеру отправили в Череповец руководить огромной пусковой бригадой на возведении производства аммиака.
  Тут уж его организаторские таланты раскрылись в полной мере. Там, где прежние начальники действовали привычными методами через партком- обком, и ничего не добивались. Валере достаточно было подарить шоколадку, с кучей комплиментов секретарше важного начальника или, всего лишь, выслушать излияния души его десятого заместителя под рюмочку, им же поднесенного коньячка.  Спецы под руководством, не всегда компетентного в технических проблемах Валеры, выкладывались на работе, зная, что он обеспечил быт их семьи: хорошую служебную квартиру, детсадик, да ещё и продукты из особых распределителей.
 К сожалению, не смотря на все старания его жены Гали, справится ему со своим пагубным пристрастием к алкоголю так и не удалось. Уже в Израиле я узнал о его безвременной кончине. Я верю, что хорошая память о человеке продляет его жизнь.