Эко. Логика

31.08. 2020 года.               

Эко. Логика.
   
  Стоя перед окном и наблюдая природу, у меня слетела бы шляпа, если бы сейчас ее носили. Передо мной отроги Верхней Галилеи, покрытые лесом, взращенным первыми поселенцами еврейского государства. Османы, властвующие здесь три столетия, не любили шум листвы и срубили все деревья, считая местность эту выселками на фоне соседней Швейцарии, правда, Ближневосточной. Слева на крутом хребте возвышается уступ, к которому тянется подвесная канатная дорога до кибуца «Манара», где устроена смотровая площадка с видом на Голанские высоты и долину Хула, по которой протекает библейская река Иордан. В этом райском уголке перелетные птицы издревле взяли моду останавливаться, чтоб подкормиться на пути в южные края, а также при возвращении домой на Север для гнездовья. Некоторым видам пернатых настолько понравились гостеприимные условия проживания для квартирантов, что они решили плевать на далекий юг и стали оставаться здесь на зимовку. Земледельцы соседних кибуцев возмутились наглостью гостей, которые обгладывают посевы на корню, но птицелюбивое правительство принудило недовольных пострадавших селян доставлять ежедневно непосредственно в заповедник самосвал кукурузного зерна. Птички, как и люди, сидящие на пособии, через несколько поколений, свыкаются с велфером и размножаются в ускоренном темпе. Сейчас, говорят, уже трех самосвалов с зерном маловато. Думаю, когда весь урожай зерновых надо будет подносить к птичьему столу, найдутся наверняка варварские методы решения экологической проблемы.
 
  Экология. Такое слово не было знакомо жителям поселка Гладковка города Сталино. В послевоенное время вокруг этого поселения на удалении не более 3-х километров действовали угольные шахты, снабжающие углем возрождающуюся промышленность и население Украины. Шахта №2, №6-12 им. Феликса Кона, «Владимир», «Каменка», №8 «Ветка», им. Горького, №5, №4 добывали и отгружали стране не только уголь разных марок, но и выдавали на-гора технологически неизбежное бесполезное ископаемое – породу. Возле каждой шахты и шахтенки росли горы-терриконы из породы, сдобренные отходами крепежного леса, случайно попавшими кусками угля. Обслуживали это хозяйство терриконщики, чаще всего женщины, в обязанности которых входило разгрузить вагонетку, притянутую наверх канатом через блок, укрепленный в самой верхней точке насыпи. Наличие в рыхлом массиве компонентов, способных возгораться под давлением вышележащей породы, объясняет выделение едкого с привкусом серы газа, который стелется над поверхностью земли при высоком  атмосферном давлении. Над террикониками всегда клубились пыльные облака, поэтому послевоенные осень-зима запомнились мне гнетущими туманами, окутывающими поселок. Но в те дни, когда выпадал снег, мы, гладковская пацанва, вскакивали на лыжи и, пока еще снег не почернел от пыли, через три балки добегали до Бутовской дубравы. В летний период мы не ощущали неудобств из-за рукотворных гор, даже устраивали соревнования – кто первым добежит до вершины. Еще была у нас забава – кататься на бесконечной откатке, по которой доставлялся уголь с шахты №5 в приемный бункер шахты им. Горького. Внизу вагонетка с углем цеплялась с помощью прицепного каната  к толстому тяговому канату, который тянул груз вверх, а опорожнившаяся от угля вагонетка опускалась вниз с помощью второй ветви того же каната. Довольно часто обрывался прицепной канатик и, выражаясь шахтерским сленгом, «летел орел» – груженная вагонетка неслась с грохотом вниз, сбивая движущиеся следом. В такой ситуации важным было для нас спрыгнуть с вагонетки вовремя, чтоб извивающийся змеей обрывок каната не захлестнул ездока. Принесенная домой глуда угля для топки печи оправдывала в глазах домочадцев чумазость зацеперов.

  Все перечисленные ранее шахты постепенно вырабатывали свои поля, а предусмотрительный Госплан заложил на замену им шахту «Ветка-Глубокая» с терриконом, вынесенным за пределы города. Шахта им. Горького присоединилась к восьмой «Ветке», которая в свою очередь влилась в шахту им. Засядько (бывшую «Ветка-Глубокая»), куда в 1968 году примкнула и шахта Ф-Кона. Остальные шахтенки закрылись, но все глеи остались. Со временем топливо в них выгорело, газовые атаки на поселок прекратились, а глинистый сланец и песчаник под воздействием жара структурно изменились и впоследствии, при разборке погасших террикоников, пытались использовать в качестве основы при строительстве дорог, как оказалось, недолговечных. Были срыты почти все глеи, кроме старого террикона шахты им. Горького, украшенного засаженными деревьями. Такие «варварские» действия властей оставили без  натуры художников-соцреалистов, живописующих в жанре «Промышленный пейзаж». А изображать на холсте чистую, с фруктовыми садами и буйной зеленью Гладковку они не были настроены. Зато областная партийная элита оценила гладковский микроклимат и построила для себя 8 коттеджей на территории ВГСЧ, примыкающей к поселку.
 
  О, море, море! Как в достоевские времена в российской богемной среде было принято выезжать за границу на воды для лечения и для прожигания жизни в казино и баллах, так в среде «золотой молодежи» 50-60-тых годов промышленного Сталино (Донецка) была мода проводить летний отпуск у Черного моря. Оправдывадся афоризм: «Если ты давно не встречал друзей в городе, поезжай летом в Сочи-Ялту – там обязательно увидишься с ними!». В городе-трудяге тех лет не существовало зажиточной богемы, зажравшейся номенклатуры, еще не проклюнулись цеховики с олигархами, то есть не было условий для взращивания сынков-мажоров с автомобилем-мечтой «Москвичом-401». Поэтому тогдашняя золотая молодежь одиннадцать месяцев в году, в ожидании отпуска, мечтательно дышала горным воздухом в шахте, наслаждалась ароматом химического производства, загорала в металлургических цехах для того, чтобы встретиться летом и оторваться по полной у теплого моря. У компании выработался ритуал – купаться и загорать на пляже с утра до вечера, а потом – ужин в ресторане, каждый день в другом. Когда надоедало соседствовать на пляже с ручейком, вытекающим из канализационного люка, или переступать через обугленные человечьи головешки, ехали на чистые воды – в крымский Никитский ботанический сад или в Кудепсту на Кавказе. Таких отпусков на Черном море я провел за все время тринадцать – шесть в Ялте и округе, семь в Сочи, – три раза из которых я, как принято сейчас говорить в безнадежных  обстоятельствах, боролся с экземой при помощи чудодейственной воды Мацесты.

  В 1965 году я посетил обе донецкие «плевательницы», совершив круизный 15-ти дневный тур по Черному морю на пароходе «Адмирал Нахимов» по маршруту Одесса – Евпатория – Новороссийск – Сочи – Сухуми – Батуми – Ялта – Одесса. Путевку за 155 рублей я взял в шахтном комитете – тогда турагентств  не существовало в природе и отдыхом, лечением трудящихся занимался профсоюз. Германский пароход 1925 года постройки назывался «Берлин», что тщательно скрывалось от путешественников, но на отсвете правого борта были видны, если присмотреться, следы срезанных букв старого названия. По общему признанию публики – это был дворец или музей, интерьер которого налагал на обслуживающий персонал непривычное для советского человека отношение к отдыхающим. Олицетворением антуража роскошного шика являлся метрдотель бара на верхней палубе корабля – сухощавый мужчина лет 55-ти в бордовом пиджаке, сочетающемся с  макслиндеровскими синими брюкми в полоску – стоял неподвижно у стойки бара и только взглядом указывал 4-5-ти молоденьким официанткам в накрахмаленных кокошниках, какой столик следует обслужить. На пароходе царила нэпманская атмосфера!

  И, «средь шумного бала» только двумя палубами ниже временами стоял густой запах кислятины. Я, молодой-холостой, интересовался в круизе не только дамским полом, но и подпольным устройством корабля, побывал даже, придурившись, что заблудился, в машинном отделении. Особо достал меня вонизм нижней палубы в Сочи, где мы стояли, причалившись левым бортом, четыре дня. На третий день я, собрав всю свою волю в кулак, прорвался в загазованную зону на кормовой части судна, перегнулся через ограждение правого борта и обнаружил источник почти боевого отравляющего вещества. Там свисал, с глаз подальше, рукав из плотной брезентовой ткани диаметром 1 метр и длиной метров 10, в который сваливали остатки пищи, гнилые отходы, мусор всякий. Следующим вечером, когда мы отчалили, я, выбрав удобную точку наблюдения, следил, как будут обрубать канат и все зловонное добро отправится на дно. Ждать пришлось долго, пока мы не удалились от Сочи на несколько миль. Вокруг носились веселые чайки, видно, им понравился коллектив путешественников и они решили устроить нам почетный эскорт. И вот, я замечаю матроса, направляющегося к глубоководной мине, но почему-то без ножа или топора. Он развязывает какую-то веревку, на которую я вчера не обратил внимание, и дергает ее. Содержимое мешка высыпается в море, чайки коршуном бросаются, расталкивая крыльями друг друга, на объедки. Матрос буднично обмывает водой из шланга внутренности рукава, поднимает его наверх и прячет в короб. Чайки потеряли интерес к экскурсантам, приводнились прямо в центр острова из мусора и гнилья, удалявшегося от «Адмирала Нахимова», который уплывал по чистой воде на полных парах в Сухуми. Второй раз я подвергся эскорту летающих крыс на всем протяжении семейного тура по Волге на теплоходе «Дмитрий Пожарский» по маршруту Кострома – Ленинград – Астрахань – Кострома в июле 1979 года. Никаких забортных рукавов для аккумуляции отходов – экипаж с размаху просто лихо выливал помои за борт, а милые чаечки на лету с дракой хапали огрызки пищи.

  Третья серия не снятого документального фильма. 1988 год. Путешествие советских людей вокруг Японии в период цветения сакуры на новеньком теплоходе «Константин Черненко». В туре предусмотрено семь остановок в портах одной страны, что вписывается в регламент каботажного плавания, но наш «Костя» на ночных переходах углубляется далеко в Тихий океан, с понтом, для морской прогулки, столь желаемой экскурсантами. Сидя в креслах на корме, и любуясь кильватерным следом корабля, можно было видеть под лунным светом всплывающие из морской пучины какие-то непонятности, напоминавшие обглоданные кости крупного и не очень крупного скота, пластиковые бутылки уже знакомые людям страны Советов. И заключительный в акваториальном экосериале аккорд. 2002 год. Пятидневный круиз Лос-Анджелес – Мексика на 11-ти палубном корабле, который не назывался именем знаковой личности российской истории, поэтому я и не старался запомнить название круизника. Та же лунная ночь, тот же кильватерный след в водах Тихого океана, но уже неимоверное количество опознанных плавающих одноразовых приборов и бутылок из-под  Коки-Пепси. Предусмотренный на теплоходе шведский стол давал возможность голодающим американцам набирать на пластиковые тарелки, стилизованные под фарфор, такое количество снеди, какое просто так не может поместиться в американском брюхе. По просторам Тихого океана перемещается необитаемый живыми существами остров из мусора, выброшенного человеком по ненадобности. Площадь этого ракового новообразования превышает территорию Франции. Нарушена отражающе-поглащающая способность водной поверхности крупнейшего океана, что приводит к изменению климата не только во Франции. Почему молчит Грета?
 
  В начале повествования мы занимались верхоглядством, любуясь красотами Верхней Галилеи, но, опустив взор приземлено вниз, можно заметить на улице огромный контейнер для мусора. Лет восемь назад их было два и оба за день наполнялись доверху, пока не грянул сельскохозяйственный кризис, когда цены на продукты взлетели ввысь и тогда необходимость во втором кузове отпала. Во второй половине 80-х ящиков для мусора не было вовсе, мусор выбрасывался на квиш (дорогу – иврит). Наш городок был заселен выходцами из Марокко, не обязательно евреями. На рубеже 40-х – 50-х прошлого столетия началась массовая репатриация в Израиль и, если в марокканской деревне было несколько еврейских семей, то соседи-арабы под их прикрытием, прикинувшись правоверными иудеями, все вместе отправлялись за счастьем в благословенный край. В приватной беседе они сами мне признавались в этом при условии неразглашения тайны. Осваивать землю обетованную переселенцам пришлось в жутчайших условиях. Это они за тарелку похлебки высадили деревья, которыми сейчас мы наслаждаемся, построили первые дома, на месте которых сейчас красуются виллы. Некоторые из первых горожан не освоили грамоту – бывало, старушки в магазине спрашивали у меня, что написано на этикетке товара. Как раз к тому времени, когда появились в городе первые мусорные ящики, приехали первые советские евреи, которые стали использовать контейнеры сами и приучать старожилов к новым удобствам. Пришлось буквально дежурить у ящиков. Сейчас на тротуаре стоят три контейнера особой конструкции – синий для бумаги, оранжевый для молочной упаковки, консервов и пластика, и фиолетовый для стекла. Рядом – разукрашенная клетка из металлических прутьев с множеством отверстий разных размеров для пластиковых бутылок и сосудов. Дежурить для порядка возле контейнеров уже нет необходимости, но если кто-то в моем присутствии пытается выбросить мусор без сортировки, я считаю своим долгом урезонить нарушителя порядка, и ни разу никто не огрызнулся. Другое положение с рекой Иордан, у которой, как всем известно, есть западный берег, будто противоположный, отстоящий от него всего на 8-10 метров, отсутствует вовсе. После нашествия иногородних остаются на обоих берегах горы мусора, который вынуждена вывозить наша мэрия. Ну, Африка! Что  с них возьмешь? В спокойной обстановке доковидной эпохи власти решили обязать торговые сети взимать с покупателей стоимость пластиковых кульков в размере самой мелкой монеты. Этими бесплатными разноцветными, разноразмерными химизделиями были устланы не только все свободные городские площади в абстрактном стиле, но и сельхозполя прилегающих и удаленных кибуцев. В магазинах клиенты стали доставали принесенные из дому многоразовые кошёлки, изредка приобретали на кассах пластиковые пакеты. Исчезли в городах абстрактные картины, повысилась урожайность зерновых. Но вот на человечество напала корона. Уже три недели в суперах лежат безнадзорно пластиковые враги – «бириколкахош» (бери сколько хочешь). Торговые сети перечисляют государству сумму за якобы проданные кульки, говоря ему «делашохош» (делай что хочешь).
   
  За свою жизнь я стал дважды кавалером орденов – «Шахтерская слава» (за ежедневное мытье в бане) и «Отличник-рационализатор» за усовершенствование технологии производства. Когда смена выезжает из шахты, в бане включаются души на полную мощь. Я не изменил привычке мыться под напором воды, но не так давно под напором рационализаторских и экологических порывов решил уменьшить семейное потребление воды. Отрегулировал насадку на минимальный расход и стал перекрывать воду, когда намыливался. В раковине разместил пятилитровый тазик и по мере его наполнения при умывании и частом мытье рук, покрытых вирусами, воду использовал для смыва унитаза. Результат двухмесячного эксперимента: расход воды по счетчику снизился в 4 раза. По счету я заплатил за двоих за два месяца менее двух часовых минимальных ставок – это мизер, 0.4% пенсионного пособия. В ходе эксперимента проявилась моя скаредная натура, я смог почувствовать себя жлобом, и призываю всех моих соплеменников становиться такими же, чтобы можно было отключить парочку опреснительных заводов! И еще – требую увеличить плату за воду в 4 раза, тем самым подтолкнуть население к жлобству!! Запретить производство одноразовой посуды кроме той, которая разлагается в течение 72-х часов!!! Ух, все запретить!!!!