Глава 3г. -Бюрократизм и самодовольство

1. БЮРОКРАТИЗМ.         

            Теперь разберём тему бюрократизма. Именно бюрократизму многие "левые" приписывают решающую вину в гибели советского социализма (как утверждают одни) или даже вообще в неустановлении у нас социализма (как утверждают другие). Так ли это?
   
     Тема очень большая и непростая. Мусора в неё привнесено очень немало. Этому мусору приданы "революционные" формы и он переходит от одних авторов к другим как уже нечто само собой разумеющееся и бесспорное, засоряя всё новые и новые головы.
   
     Я не знаю,смогу ли я правильно разобраться в этой теме. Но попробовать нужно ввиду её особой важности.

                - - - -
   
          Что такое бюрократизм?

     Если говорить не по-книжному, а просто, суть дела вот в чём.

     Пока существует государство, каким бы оно ни было, оно будет в той или иной степени использовать специальные органы управления, не слитые с массой народа абсолютно воедино. В той мере, в какой этот аппарат обособлен от народа, ему обязательно становятся присущи особые отрицательные черты. Совокупность этих взаимосвязанных отрицательных черт, система этих черт и называется бюрократизмом.
   
     Что это за черты? Таких черт, укрупнённо говоря, четыре:
         
         1). Любая степень обособленности управленцев невольно создаёт у чиновников чувство собственной исключительности в деле управления, чувство превосходства над остальным народом. Это чувство противоречит главной задаче социалистического строительства. Оно ведёт не к сближению, слиянию, а к ещё большему обособлению. Тем самым народ теряет активность, инициативу, лишается возможности приобретать государственный опыт и знания. Такие пороки народа подаются чиновничеством как доказательство невозможности народного управления, обособленность всё более возрастает, государственные качества народа всё более портятся.
      
        Рост обособления и порча государственных качеств народа - вот первая неизбежная отрицательная черта бюрократизма.
         
          2). Необособленная система управления обеспечивает эффективность своей работы сознательной дисциплиной масс и многомиллионным надзором народных глаз и умов. Обособленный же аппарат лишён этого и вынужден для выполнения своей работы строить систему особого рода. Каждый чиновник должен быть лишь отдельной деталью, ограниченной рамками своего положения. Сверху вниз идёт важное начальствование, а снизу вверх - безропотное послушание. Соответственно строятся и функция контроля и владение информацией. Работа такой системы порождает высокомерное барство каждого верхнего и покорную безынициативность каждого нижнего, способствует расцвету чинопочитания, лакейства, трусости и двоедушия.
      
        Образование неравенства и оживление барско-рабской психологии - вторая неизбежная черта бюрократизма.
         
          3). Отделившись от живой жизни народа, чиновники слышат только свой собственный голос. Самоуверенно считая, что в деле управления знают и понимают всё, в то же время не чувствуют реальных потребностей жизни. Низшие чиновники слепо исполняют приказы высших, полагая, что верхним виднее, а верхние составляют представление о жизни не из самой жизни, а по докладам низших чиновников. Неизбежные при таком управлении несуразицы каждая инстанция старается прикрыть во избежание начальственного гнева. Процветают ложь, показуха и пустые фразы. Из боязни нарушить чёткость установленного механизма работа ведётся по спущенным сверху шаблонам, всякая самодеятельность внизу категорически не допускается во избежание сумятицы в механизме. Отсюда негибкость и закостенелость управления, чрезмерная роль бумаг, сковывающие формализм и волокита.
      
        Всё растущая некачественность, всё понижающаяся эффективность такой системы управления - третья неизбежная черта бюрократизма.
         
          4). Замкнутая, бесконтрольная машина неизбежно начинает разлагаться и гнить. Её работа из-за этого ещё более ухудшается, а язвы достигают омерзительных размеров. Приписки, карьеризм, протаскивание и защита своих, злоупотребление служебным положением в личных целях (тем большее, чем выше положение и значит меньше контроль), коррупция, притяжение всего мелкобуржуазного и всё прочее подобное превращает управителей в паразитов с тенденцией к господству и буржуазному образу жизни.
      
        Тенденция разложения и обуржуазивания - четвёртая неизбежная черта бюрократизма.
 

            Отсюда видно, что бюрократия - не класс. Чиновническая администрация выполняет роль слуги того класса, который владеет властью. Классовая принадлежность бюрократии определяется классовой принадлежностью её хозяина (разумеется при условии, что бюрократия не выходит за предписанные ей хозяином рамки). В этом смысле можно говорить "капиталистическая бюрократия" или "социалистическая бюрократия", имея, конечно, в виду, что прилагательное "социалистическая" означает лишь хозяина этого слуги и ничуть не отменяет названные отрицательности бюрократизма.
      
     "Но, - говорят некоторые "левые", - государственная бюрократия пользуется государственной собственностью, как своей, и в этом смысле является эксплуататорским классом." Что за путаница!
   
     Безусловно, бюрократия может делать это, и об этом сказано в 4-ом пункте отрицательных черт бюрократизма. Но таким способом бюрократы превращаются в буржуазию, только и всего. "Буржуазия" - такой класс есть. Тот факт, что они пришли в буржуазность через бюрократическое положение, лишь даёт основание прибавить к существительному "буржуазия" прилагательное "бюрократическая" аналогично с прилагательными "промышленная", "торговая", "финансовая". Но такого класса - "бюрократия" - нет.
    
     Пользоваться государственной собственностью, как своей, может любой шофёр, любая кладовщица, любой завмаг. Мы же не выдумываем эксплуататорские классы "кладовщиц" и "завмагов".
    
               
            Итак, если при социализме сохраняется ещё бюрократия (а она ещё сохраняется), если часть этой бюрократии пытается пользоваться государственной собственностью, как своей (а это, конечно, будет), то отсюда мы просто делаем вывод, что из-за недостаточной продвинутости нового строя ещё остаётся база для рождения и существования определённого рода буржуазии. Вот почему те "левые", которые гневно громят корыстную бюрократию, но упорно отрицают буржуазию при социализме, разумеется, неправы.
    
     Если такая бюрократия возьмёт власть, то нельзя говорить: "власть взял класс бюрократии", а надо сказать: "власть взяла буржуазия", и если очень хочется указать её происхождение, можно добавить прилагательное "бюрократическая". Вот так будет правильно.

                * * *

            Преодоление бюрократизма, преодоление всякой обособленности аппаратов управления от масс (и кстати, такое воспитание масс, чтобы они сами обывательски не обособлялись от аппаратов) - это дело целой эпохи революционной перековки, совпадающее с коммунистическим отмиранием классов и государства.
   
     Неизбежное долгое сохранение бюрократизма признавалось всеми большевистскими руководителями.
   
     Когда один чересчур шустрый "борец" написал Ленину письмо, где предлагал прогнать бюрократов, как прогнали капиталистов, "стереть их с лица земли, распустить аппараты хозяйственных чиновников (главки)" и обвинял Ленина в насаждении вместо обычного капитализма - капитализма государственно-бюрократического, о котором писал ещё Энгельс, Ленин ему на это ответил: "Можно прогнать капиталистов. Мы это сделали. Но нельзя "прогнать" бюрократизм в крестьянской стране, нельзя "стереть с лица земли". Можно лишь медленным, упорным трудом его уменьшать. Сбросить нарыв такого рода нельзя. Его можно лишь лечить. Хирургия в этом случае - абсурд, невозможность. Только медленное лечение - всё остальное шарлатанство или наивность. На Энгельса ссылаетесь зря. Не подсказал ли Вам какой интеллигент этой ссылки? Зряшная ссылка, если не хуже ещё, чем зряшная. Борьба с бюрократизмом требует долгого времени. Главки сбросить?  Пустяки. Что Вы поставите вместо них? Не сбрасывать, а чистить, лечить. Лечить и чистить десять и сто раз..."
   
     Сталин говорил: "В 1917 году мы представляли дело так, что у нас будет коммуна, что это будет ассоциация трудящихся, что с бюрократизмом в учреждениях покончим и что государство, если не в ближайший период, то через два-три непродолжительных периода удастся превратить в ассоциацию трудящихся. Практика, однако, показала, что это есть идеал, до которого нам ещё далеко... Наш государственный аппарат в значительной мере бюрократичен, и он долго ещё останется таким."
   
         
            Постоянная борьба с отрицательностями бюрократизма - крайне важная задача на протяжении всей этой эпохи. Эта борьба не устраняет бюрократизм окончательно, но, во-первых, не даёт ему наглеть, а во-вторых, именно на этой борьбе воспитываются всё новые отряды активистов народного управления.
   
     Бюрократизм тормозит и искажает выполнение всех задач социалистического движения, а по задаче подавления новой государственной буржуазии его влияние просто убийственно.
   
     Вот почему мало указать на вынужденную длительность существования бюрократии. Нужно ещё поставить вопрос о гарантии против гибели революции от роста бюрократизма.
   
            
            Посмотрим на вопрос о гарантии в общем. Когда поражение в бою неизбежно?
   
     Поражение в бою неизбежно в трёх случаях:
      
       1). Когда в принципе нет средств подавления врага.
      
       2). Когда такие средства в принципе есть, но их невозможно полно и эффективно применить.
      
       3). Когда враг нарастает быстрее, чем идёт его подавление.
   
         
     В нашем случае первый вариант отпадает, так как средства борьбы с бюрократизмом в принципе существуют и они известны. Второй же и третий варианты частью имели место, на том этапе этого не могло не быть, и объективный характер этого явления не опровергнет никакой критикан.
   
     Пролетарская психология в обществе не преобладала. Внутрипартийная демократия ещё ограничивалась и не могла не ограничиваться. Общий культурный уровень рабочего класса был ещё невелик.(Были и ещё обстоятельства, но об этом я скажу в дальнейшем тексте.)
   
     Нельзя не признать, что в таких условиях борьба с бюрократизмом не может быть достаточно полной и эффективной и бюрократизм будет не только сохраняться, но и расти.
         
    (Троцкистские толкования причин роста бюрократизма мне, конечно, известны. Но об этом будет сказано позже.)
   
     Но можно ли сказать, что из-за слабости этих антибюрократических факторов поражение было неизбежно? Нет, нельзя так сказать. Так говорят меньшевики. В виду того, что эти факторы хоть и были в слабом состоянии, но со временем росли, нельзя говорить о неизбежности поражения. Как можно говорить о неизбежности поражения от слабости, если слабость не стоит на месте, а движется в сторону силы? Следовательно, здесь нужно ближе посмотреть на сложный процесс вырастания этих факторов.
 
            
            Итак, сложилась ситуация (которая, думаю, сложится в любой социалистической революции), когда долгое время сосуществуют растущие зачатки социалистической демократии и растущий же бюрократизм, когда на протяжении долгого времени идёт и развитие факторов социалистической демократии, и самоукрепление бюрократии, когда к тому же, чем сильнее факторы социалистической демократии, тем сильнее старания бюрократии укрепить себя против них, а чем более крепнет бюрократия, тем большее отвращение она вызывает в низовых трудящихся.
         
     Дело идёт не так, что растущая социалистическая демократия постепенно автоматически вытесняет бюрократизм, а через трудную взаимную борьбу двух КРЕПНУЩИХ механизмов управления, соединённых в одной ОБЩЕЙ системе. Так сказать, через единство борющихся противоположностей.
   
     Бюрократизм пытается сорганизоваться, захватить все важные рычаги, портит народ, осаживает его начальствованием и формалистской заорганизованностью, старается выхолостить социалистическую демократию, оставить от неё лишь форму, лишённую содержания, и в то же время в обществе растёт пролетарская психология и наступление социалистической демократии становится всё сильнее.
         
     Решающее значение в этой борьбе имеет классовый характер правящей партии и, следовательно, характер диктатуры.
   
     Если правящая партия является пролетарской, то осуществляемая диктатура, несмотря на неполноту социалистической демократии, является диктатурой пролетариата, рабочий класс имеет в её лице реальную силу для обеспечения своих интересов, а бюрократия вынужденно встроена в эту диктатуру в качестве её слуги.
   
     Если же правящая партия, сохраняя коммунистическое название, тем не менее приобрела буржуазный характер, то осуществляемая диктатура, несмотря на чисто формальные остатки системы Советов, является диктатурой буржуазии, рабочий класс и отдельные честные коммунисты остаются со своими критическими мыслями, но без реальной силы, а бюрократия становится теперь слугой диктатуры буржуазии и единственно возможным механизмом её управления.
   
     Если бюрократизм и при социализме, когда служит диктатуре большинства, в силу своей природы несёт отрицательности, если и при обычном буржуазно-демократическом капитализме, когда он служит диктатуре меньшинства и обособлен от большинства, он имеет очень большую силу, несмотря на буржуазно-демократические попытки его контроля, то поистине фантастические, уродливые размеры приобретает он при недемократическом одноцентровом капитализме, когда он служит сам себе, лишён всякого контроля, кроме контроля самого себя над самим собой, и буквально гниёт в собственном соку.
            
     Итак, если происходит смена диктатур (через победу буржуазных элементов в правящей партии), то бюрократический механизм управления расцветает максимально полно.

                - - - -
      
            Но каковы же характер развития и исход процесса при диктатуре пролетариата?
            
     Пользование государственной собственностью, как своей, не является обязательной, неминуемой чертой всей бюрократии. Честная бюрократия может и не делать этого. Но поскольку такая возможность существует, какая-то часть бюрократии будет её использовать в качестве постоянного образа своей жизни и, следовательно, будет происходить обуржуазивание этой части советского чиновничества.
   
     Как уже говорилось, сфера управления не является единственной сферой, где подобное возможно. Из-за неполноты нового строя при социализме ещё сохраняется база для обуржуазивания. Остающееся чиновничество, товарно-денежные отношения, индивидуальный характер потребления, относительная отделённость интеллигенции  и некоторые другие остатки старой жизни - вот элементы этой базы.
   
     Но хотя такого рода буржуазия рождается в разных сферах советского общества, буржуазия, рождающаяся в сфере государственного управления, несомненно, является наиболее опасной из-за своей близости к рычагам управления и возможности стать политическим главой буржуазии всех прочих сфер.
   
     Эта возможность со временем обязательно начинает пытаться превратиться в действительность. Чем большей будет борьба с буржуазными элементами всех сфер общества, чем больше успехов будет в этой борьбе, тем больше они будут ненавидеть эту власть, тем изощрённей будут действовать. Объективно сложится единый фронт, во главе которого естественным порядком встанут самые близкие к рычагам власти.
   
     Если бы бюрократия не содержала в себе подобные буржуазные элементы, если бы ей противостояла общая демократическая масса трудящихся, противоречие между массой и небуржуазной бюрократией можно было бы считать неантагонистическим и разрешить его эволюционным путём постепенного вытеснения. Небуржуазная бюрократия, остающаяся при процессе вытеснения, тоже всё более приспосабливалась бы и укрепляла себя. Но этот факт лишь требовал бы всё большей умелости и натиска, но не отменял бы эволюционный характер борьбы.
   
     Но поскольку имеется буржуазная часть бюрократии, поскольку она неминуемо сплачивается, политически организуется, образует "партию внутри партии" и "государство внутри государства", возглавляет и представляет все буржуазные элементы общества и берёт под своё главенство и недовольную небуржуазную часть бюрократии, постольку это - уже явление классовой, буржуазной, природы и требует противопоставить ему классовое же, пролетарское, выделив его из общей массы трудящихся и организовав надлежащим образом. То есть противоречие становится классовым, антагонистическим и может быть разрешено только революционным путем на определённом, созревшим для этого, этапе.
   
             (Сталин называл коллективизацию "революцией сверху". Не являются ли подобные "революции сверху" присущими не только коллективизации, но и преобразованиям в некоторых других сферах?).

     Во избежание недоразумения. Речь идет не о "политической антибюрократической революции" Троцкого. Идея Троцкого, как и часто у него, соответствует лишь его желаниям и совсем не привязана к историческим условиям. Совершенно правильно пишут некоторые авторы, - в результате такой троцкистской "революции" (если бы она произошла) старая бюрократия всего лишь заменилась бы новой, поскольку таков объективный уровень общества.
   
     Я веду речь не о какой-то новой революции, а о революционном действии в рамках общей социалистической революции на определённом её этапе. Этот этап довольно-таки отдалён от начала социалистической революции, так как требует достаточного развития антагонизма с новыми буржуазными элементами и созревания в обществе условий, позволивших бы преодолеть эту своеобразную буржуазию.
            
     У некоторых марксистских авторов встречается мнение, что не нужно изобретать нелепые "революционные фантазии", поскольку суть дела лишь в постепенном преодолении разделения труда и в изживании классовости, что, дескать, к сожалению, не свершилось в нашей стране.
   
     Правы ли эти авторы? Да, в общем-то правы, - особенно на фоне "революционного" вытрёпывания троцкистов.
   
     Но если мы поставим вопрос так, - а пойдут ли эти постепенные преобразования общества беспрепятственно? а нет ли в обществе непримиримо противодействующих этим преобразованиям сил? - если мы так поставим вопрос, то следует признать, что такие преобразования не пойдут в порядке гладкого поступательного движения и что непримиримо противодействующая этому сила в социалистическом обществе есть. Такой силой и является нового толка буржуазность, сохраняющаяся ещё в разных сферах общества, в том числе и в самом рабочем классе. И необходимое преобразование в нашей стране не свершилось не из-за досадного недопонимания, а как раз из-за овладения этой силой всей полнотой власти. Вот этот момент названные авторы, к сожалению, упускают.
   
     У меня нет принципиального расхождения с этими авторами. Просто мы говорим немного о разном. Они говорят о ПУТИ к коммунизму, и в этом правы, а я говорю о СПОСОБЕ ДВИЖЕНИЯ по этому пути. И если говорить не только о направлении пути, но и о способах движения по нему, то становится видно, что эволюционным путём, без революционного преодоления ещё сохраняющейся в социализме буржуазности, - которое, как уже сказано, возможно только на достаточно зрелом этапе революции, - коммунистическая переделка общества, в том числе и в сфере управления, произойти не может.
 
            (Большая заслуга китайских руководителей 60-х годов состояла в постановке этой задачи после ревизионистских перемен в социалистическом лагере. Большое несчастье этих руководителей состояла в том, что они были принуждены к решению этой задачи в условиях ещё недостаточной зрелости их революции и общества.)

                - - - -
 
             Борьба с бюрократизмом в сталинское время велась. В довоенное время использовалось немало разнообразных мер.
   
       Так, все ответственные работники, независимо от должности, прикреплялись к заводским, сельским или красноармейским партийным ячейкам и обязаны были посещать собрания и давать на них отчёты; широко действовали рабселькоровское движение, массовые производственные совещания и конференции, система выдвиженчества с низов; не прекращалась подхлёстывающая критика; создавались временные контрольные комиссии рабочих; действовали "бюро жалоб" с выборными от рабочих; проводились так называемые "налёты" специальных рабочих групп содействия контролю на советские учреждения с систематическим обсуждением на заводах итогов обследования учреждений; судебные процессы обвинённых в бюрократизме очень нередко проводились прилюдно на рабочих собраниях; действовало шефство заводов над советскими учреждениями. Можно указать и на бесспорный факт трудового и политического энтузиазма, на искренний порыв активности и ударничества, что подтверждается многими жившими в ту эпоху людьми, на широкое втягивание в массовое действие молодёжи и женщин, на уникальную советскую детскую и молодёжную литературу, воспитывавшую смелое, открытое и активное поколение, на отнюдь не редкие суды за волокиту, судебное карание за разложение, на строгие партийные чистки.
   
     Очень многого из этой работы мы не знаем из-за плотного хрущёвско-брежневского фильтра, не пропускавшего в позднесоветскую массу эту важную и полезную информацию из прежнего времени ввиду её опасности для царствующей буржуазной бюрократии. Очень жаль, что и сегодняшние "левые" не пытаются открыть нашу богатую историческую конкретику, польза была бы громадная.
   
            
            Разумеется, мы понимаем, что если в обществе есть бюрократизм, то он неизбежно будет присутствовать во всём, даже и в борьбе с бюрократизмом. Поэтому, конечно, не следует идеализировать перечисленные меры, понятно, что в них было немало недостатков. Но что ситуация была не такой "дубовой", как в хрущёвско-брежневское время, это уже видно по самому перечню мер.
            
     В 1949 году было опубликовано специальное постановление Центрального Комитета по результатам жёсткой проверки Московского горкома партии. "Бюрократизм, - говорилось в постановлении, - наносит ущерб делу партии, убивает самодеятельность партийной организации, подрывает авторитет руководства в партийных массах и утверждает в жизни антипартийные нравы бюрократов, заклятых врагов партии..."
   
     Сторонник идей Троцкого И.Дойчер признаёт: "Достаточно, впрочем взять подшивку любой газеты в 30-е годы, чтобы убедиться в том, что провозглашаемые с такой помпой Троцким пункты программы находились в повседневной обойме советских средств массовой информации. Было много призывов, перемежавшихся с отдельными кампаниями по борьбе с бюрократизмом, нередко оборачивающимися для их объектов трагическими последствиями. В показательных целях, чтобы другим неповадно было, производились аресты наиболее закоренелых бюрократов, суды и даже расстрелы... Сталин бесчинствовал и в отношении собственной бюрократии и под предлогом борьбы с троцкизмом и бухаринизмом уничтожал и бюрократов в массовом порядке в каждой из очередных чисток. Одним из последствий этих чисток было то, что была предотвращена консолидация бюрократических групп в прочный социальный слой. Террор постоянно изменял состав всей бюрократии, возобновляя его, но не позволяя, чтобы выросло компактное, жизнеспособное тело, имеющее собственное социально-политическое лицо... Сталин пошёл на очень большие уступки настроениям и тенденциям своей бюрократии без подрыва системы и без утраты правящего положения... Не только отдельные лица, но и целые группы бюрократов могли и часто лишались в один день всех привилегий, исключались из партии и бросались в лагеря. Они не испытывали чувства безопасности. В годы сталинской автократии дрожала вся иерархия..."

                - - - -
         
            Однако в то же время нельзя не видеть, что борьба с бюрократизмом всё же не была выведена на тот уровень, который требовался приближающейся опасностью буржуазного переворота. Чем же объяснить это?
   
     Ведь бюрократизм, как видим, не просто досадный остаток старого общества, а почва (одна из почв), на которой при социализме зреет государственно-капиталистический переворот. Следовательно, борьба с бюрократизмом должна быть поставлена как важное политическое дело. Не допуская авантюристического забегания вперёд, не открывая "огонь по штабам" до наступления соответствующего этапа развития, всё же надо предварять этот этап серьёзно осмысленной его подготовкой, общей постановкой задачи, созданием опорных организаций, перегруппировкой кадров и обучением пролетариата.
   
     На деле эта задача не понималась и не ставилась во всей её полноте и остроте. Бюрократизм показывали лишь как пережиток, который вытесняется, а не как базу накапливания будущей угрозы.
   
     Троцкисты строят на этом целую систему обвинений, отрываясь, как уже было сказано, от конкретных исторических условий того времени. Но мы не можем обвинять советское общество в нерешении задач, которые могут быть решены лишь на более зрелых этапах.
   
     Подходя исторически, мы не можем не признать, что советское общество того времени ещё не созрело не только для этапа революционного действия в этом вопросе, но и, в определённой мере, для предварительной, подготовительной к нему работы.
   
     И тем не менее ход развития событий показал, что накапливание угрозы совершалось и, совершившись, принесло поражение социализму.
   
     Я не рассматриваю это как противоречие моих рассуждений. По-видимому, это является противоречием реального развития нашей революции. Нарастание буржуазной опасности при революции в одной отсталой стране идёт быстрее, чем созревание способности общества преодолеть эту буржуазность. По-видимому, так. Но это не значит, что поражение неизбежно. Это значит лишь то, что необходимы какие-то особые меры в стратегии и тактике, - вопросы, по известным причинам не разработанные в предыдущей классической теории.
   
     Первостепенность задач быстрого укрепления и модернизации и неожиданно высочайшая степень противодействия со стороны внутренней мелкобуржуазной контрреволюции на базе остающейся ещё очень широкой мелкобуржуазности общества, - эти проблемы объективно затмили собою всё. Всё сталинское время - это какая-то запредельная, бешеная, часто с использованием любых средств, борьба за решение именно этих проблем.
   
     Некоторые товарищи добавляют сюда и внешние факторы империалистического окружения, которые вынуждали ставить быстрое укрепление имеющегося государственного механизма на более первенствующее место, чем дело постепенной его переделки. Да, это тоже верно. В тех исторических условиях именно первостепенность быстрого укрепления и модернизации была тем "главным звеном цепи", о котором образно говорил Ленин.
            
      
            Тут напрашивается аналогия с НЭПом. Задача создания сильного государственного управления, подгоняемая критической внутренней и внешней обстановкой, могла потребовать такого же делового компромисса с подчинённой бюрократией против мелкобуржуазной политической стихии, как в своё время ленинский деловой компромисс с государственными капиталистами против мелкобуржуазной стихии экономической.
   
     Ленин писал: "Нет в государственном капитализме для Советской власти ничего страшного, ибо советское государство есть государство, в котором обеспечена власть рабочих и бедноты." (Чтобы полнее и острее передать эту мысль, лучше бы заменить слово "ибо" на выражение "настолько-насколько". В государственном капитализме НАСТОЛЬКО нет ничего страшного, НАСКОЛЬКО пока обеспечена власть рабочих и бедноты.)
   
     Рассуждая об опасностях бюрократизма, Сталин говорит:
   
        - "По типу своему наше государство есть пролетарское государство, хотя дряни в аппарате этого государства можете найти сколько угодно. Но это ещё не значит, что наш государственный аппарат не есть пролетарский... Наш аппарат, даже если он вихляет иногда, всё же работает на пролетариат. Эту принципиальную разницу нельзя забывать... "Самая большая опасность, - говорит Троцкий, - заключается в бюрократизации партийного аппарата." Это неверно, опасность состоит не в этом, а в возможности реального отрыва партии от беспартийных масс. Вы можете иметь партию, построившую аппарат демократически, но если она не связана с рабочим классом, то демократия эта будет впустую, грош ей цена. Если партия связана с классом, имеет контакт с ним, она может существовать и развиваться даже при бюрократических недочётах. Если этого не имеется, то поставьте какую-угодно организацию партии, - бюрократическую, демократическую, - партия погибнет наверняка... Преображенский говорит: "Ваша политика правильная, а организационная линия неправильная, - и в этом основа возможной гибели партии." Это глупость. Не бывает, чтобы политика у партии была правильной и чтобы она при этом погибла из-за недочётов в организационной линии. Никогда этого не бывает. Основа партийной жизни и партийной работы состоит не в тех организационных формах, которые она принимает, а в политике партии. Если политика партии правильна, если она правильно ставит вопросы, имеющие решающее значение для рабочего класса, то организационные дефекты не могут иметь решающего значения, - политика вывезет..." -
         
     Здесь видно, как Сталин считает, что при правильном политическом руководстве бюрократические элементы могут быть неопасны. Эта мысль сходна с ленинской и в такой же мере правильна. Именно в такой же мере, - опасности нет НАСТОЛЬКО, НАСКОЛЬКО обеспечена правильная политическая линия. Сохраняющаяся бюрократия при этом вынужденно служит пролетарской линии.
   
     Но так же ясно виден теоретический промах Сталина. Он не учитывает, что бюрократия, хотя и подчинённая, является одной из почв для рождения и вырастания новой государственной буржуазии - врага пролетарской линии. Следовательно, использование подобного компромисса неопасно лишь в том случае, когда не только во главе стоит правильная политическая линия (это само собой), но и когда эта линия занимается надлежащей (не только административной, но и политической!) борьбой с этим видом буржуазии. В противном случае правильная политическая линия может рухнуть.
   
            Раньше уже говорилось, что эта разновидность врагов не была чётко увидена. Мы-то их знаем досконально, но ведь мы это знаем задним числом, когда уже не только увидели, но и пережили власть этих врагов и все последствия этой власти.(О причинах прозёвывыния этой буржуазии ещё нужно будет сказать в будущем тексте, вопрос очень важен и непрост).
   
     Маленков в 60-х годах писал о них: "Перерожденцы, погрязшие в пороках. Мешают движению. Диктатура пролетариата - святая святых, покушаться на неё кощунственно и преступно. Предательство интересов международного рабочего движения..." Так и хочется сказать: "Где же ты был раньше, главный сталинский аппаратчик?"

                - - - -
            
            Итак, в качестве вывода нужно сказать, что борьба с опасностями, заложенными в бюрократизме, велась недостаточно, хотя и по объективным причинам.
   
     Дело было усугублено теоретическим недочётом - не увидели угрозу новой государственной буржуазии. Если бы эту угрозу смогли увидеть, то даже в условиях невозможности поразить её полностью можно и нужно было обезопасить от неё партийную линию. Теоретическое и организационное размежевание двух путей развития социализма позволило бы удержать бюрократизм на подчинённом месте до следующего, более высокого, этапа революции. Этого не произошло.
   
     Захват власти новой государственной буржуазией уничтожил пролетарскую политическую линию. Бюрократия же, став жизненной опорой новой государственной буржуазии, неминуемо беспредельно разрослась и вытеснила из государственного механизма всякие следы социалистических форм управления.

                * * *

             Казалось бы, очень подходящий случай глубоко высказаться на эту тему возник на 18-ом съезде в 1939 году, когда Сталин затронул теоретический вопрос о государстве при социализме.
      
     Как бы мы разобрали этот вопрос сейчас, с высоты уже пережитой истории?
            
     Нам бы следовало рассуждать так.
   
     Марксизм понимает "государство" как систему обособленных от народных масс органов для систематического подавления классовым меньшинством классового большинства.
   
     ТАКОЕ государство, государство именно в ЭТОМ смысле, сразу разбивается пролетариатом в его революции. Но подчёркиваю - ПРОЛЕТАРИАТОМ, в ЕГО революции. Вопрос же о движущих силах Октябрьской революции не является однозначно простым.
   
     Однако надо прибавить, что и в непосредственной социалистической революции сразу разбивается лишь главное, существенное. Отдельные же черты старого государства требуют долгого, постепенного изживания.
      
            
            Несмотря на ещё остающиеся отдельные старые черты, в главном, в существенном пролетарское государство отличается от государства в марксистском понимании тем, что:
         
         - обособленность органов от народной массы всё более преодолевается;
         
         - осуществляется систематическое подавление, но - классового меньшинства классовым большинством.
   
     Следовательно, государство революционного пролетариата уже не является государством в марксистском понимании, вот почему Ленин употреблял для него термины "переходное государство" или "полугосударство".
            
     Кого это "полугосударство" подавляет?
   
     Прежние эксплуататорские классы и их безвластные остатки, пытающиеся возродиться или взять реванш, контрреволюционные поползновения мелкой буржуазии и, наконец, вновь нарождающуюся новую буржуазию.
            
     Какова же, следовательно, судьба государства при социализме?
         
         - Оно существует как "полугосударство" в ленинском смысле.
         
         - Оно движется в сторону уменьшения обособленности и в сторону роста большинства и сокращения меньшинства.
      
         - Оно имеет дело с меняющимися классовыми врагами вплоть до такого совершенства социально-экономической базы, когда новая буржуазия уже не сможет возникать в принципе.
            
            
     Как тут может повлиять капиталистическое окружение?
         
         - Капиталистическое окружение может замедлить развитие общества, его экономическую переделку.
         
         - Капиталистическое окружение может оживлять и поднимать внутреннего врага или придавать враждебность промежуточным, колеблющимся элементам общества.
   
     Мы видим, что внутренний фактор всё же является качественно определяющим, а внешний - влияет лишь на его количественную характеристику.
      
            
            Какие конкретности следует указать применительно именно к нашей революции?
   
     Большая мелкобуржуазность, пестрота в движущих силах, засорённость власти, отсталость при осадном положении, необходимость быстрого укрепления в труднейших материальных условиях.
      
     Отсюда особенности этого государства:
         
         - Власть не чисто пролетарская.
         
         - Обособленность преодолевается трудней и медленней.
         
         - Возможны (а лучше сказать - неизбежны) периоды подавления(?) (может, лучше сказать - принуждения), большинства к темпу движения, задаваемому передовым меньшинством.
         
         - Особая многочисленность пытающейся возродиться буржуазии старого типа  ввиду исторической незавершённости развития российского капитализма.
         
         - Особо большое количество склонной к контрреволюционности мелкой буржуазии ввиду трудных материальных и режимных условий периода быстрого укрепления.
         
         - Усиление этих проблем капиталистическим окружением.
   
   
     Значит у нас "полугосударство" значительное время будет существовать не в полноценном виде, а с гораздо бОльшим ещё остатком старых черт и с более медленным темпом их изживания. И даже полное огосударствление собственности не изменит этого, а лишь включит все эти недостатки вовнутрь единой государственной собственности.
      
     Итак, чересчур резвые критики, требовавшие отмирания государства уже на той стадии, во-первых, не понимали, что изменение государства идёт через гораздо более долгий и сложный процесс, чем им представляется, а во-вторых, не учитывали большую незрелость социалистических элементов на той стадии.
   
   
            Кроме общетеоретических положений, Сталин, таким образом, должен был обязательно сказать:
      
         - о "полугосударстве" в ленинском смысле и о конкретной его степени в нашей стране;
         
         - о специфике сложностей нашей революции;
         
         - о контрреволюционной мелкобуржуазности;
         
         - о продолжении функции подавления по отношению к новой нарождающейся государственной буржуазии.
   
     Он этого не сказал.

                * * *
   
            Думаю, будет очень полезно разобрать, что он сказал и почему он сказал именно так, а также посмотреть критику Троцкого по поводу этой речи.

     Говоря своими словами, логическая схема Сталина такова.
         
     Государство - это органы подавления. Органы подавления сохраняются пока существует функция подавления, то есть пока остаётся объект подавления. С точки зрения внутренних факторов, объекта подавления уже нет, но капиталистическое окружение воссоздаёт нам такой объект извне. Следовательно, остаётся функция, следовательно, остаются органы, то есть государство.
   
     Таково рассуждение Сталина, если говорить коротко.
   
     Как можно видеть, здесь отсутствует мысль о процессе уменьшения обособленности органов в пролетарском государстве. А ведь изживание подавления и преодоление обособленности - это две глубоко взаимосвязанные и взаимоопределяющие стороны вопроса об отмирании государства.
   
     Обращает внимание и неправильность вывода об отсутствии внутреннего объекта подавления. Формальной отменой помещиков, капиталистов и кулаков, простым фактом всеобщей национализации вопрос о внутреннем объекте подавления далеко ещё не исчерпывается.
         
     Я не могу уверенно объяснить причину этих недосказанностей. Я знаю версию, идущую от Троцкого. Но мне также известна и версия о политической невозможности для Сталина в 1939 году провозглашать и тем самым усугублять какой-либо раскол в обществе (через тему бюрократии, через тему мелкобуржуазности) и об исторической необходимости, напротив, сориентировать всё наше пёстрое общество как целое против внешнего врага. Может, всё дело в этом?
   
     Возможно, дальнейшее изучение этой темы поможет определиться более доказательно.
      
     Но вот косвенно прозвучавшая мысль о тождестве социализма с национализацией и об окончании классовой борьбы после устранения такой национализацией экономической базы для прежнего, многособственнического, капитализма, безусловно, должна быть отнесена к тем теоретическим упущениям, которые сыграют в будущем роковую роль.

      
            Что касается критики съезда Троцким, то мне, к сожалению, неизвестно, имеются ли ещё другие материалы, может быть, более полные. Я располагаю только откликом на 18-ый съезд из "Бюллетеня оппозиции" 1939 года.
   
     В этом отклике Троцкий указывает на наличие внутреннего подавления в СССР, но подавляемых определяет лишь как "политических противников правящей клики" или ещё более обще: чудовищные репрессии обрушиваются на "массы".
   
     Затем Троцкий утверждает, что признание сохранения функции подавления и государства означает ещё неосуществлённость социализма (хотя это неверно - социализм и "полугосударство" с остатками старых черт друг друга не исключают).
   
     И наконец, он характеризует сталинское государство как такое, которое не может в принципе "мирно отмереть", его нужно лишь разгромить ("бонапартистский аппарат", "тоталитарная диктатура").
      
     Как можно видеть, Троцкий также не говорит конкретно о классовом объекте подавления после национализации и коллективизации. Я не могу утверждать, что моё объяснение правильно, но насколько я знаю систему взглядов Троцкого, он и не мог развернуть этот вопрос надлежащим образом. Признание широкого наличия мелкобуржуазности и в её числе мелкобуржуазности контрреволюционной, признание невозможности в связи с этим достаточно полной социалистической демократии, в том числе и внутрипартийной, и неизбежного в связи с этим замедления преодоления обособленности аппаратов и роста бюрократизма, так же как и вынужденности временного сосуществования с ним, - признание всего этого в качестве объективных факторов разрушало бы многолетнюю систему обвинений Сталина Троцким.
      
     Также из текста Троцкого видно, что и он не видел бы основания для классовой борьбы в случае победы социализма. Это означает, что в неразработке темы классовой борьбы при социализме мы не можем винить персонально сталинцев. Очевидно, вся теория коммунистического строительства ещё не обрела в то время достаточно исторического опыта, чтобы подняться к пониманию этого вопроса.
               
                * * *   
         
             Завершая разбор темы бюрократизма, хочется указать ещё на несколько неправильностей по этой теме, проникших в сегодняшнее, довольно пёстрое, "левое" движение и имеющих в конечном счете буржуазно-демократические и анархистские истоки.
   
     Иногда видно неразличение некоторыми людьми понятий "иметь власть", "руководить", "управлять". Эти понятия истолковываются ими как синонимы, хотя это очень разные вещи. Власть имеет класс, руководят вожди разного уровня, а управляет - сочетание аппарата с активной частью класса.
   
     Часто можно слышать некритическое повторение запущенной позднесоветскими буржуазными демократами глупости, что править при социализме должны Советы, а не партия. Приведу сравнение: кто именно пишет при письме - ручка? голова? Ни то, ни другое. Пишет человек. Посредством ручки как инструмента и под руководством своей головы. Так же и здесь. Правят не Советы и не партия. Правит активная часть класса. Посредством Советов как инструмента и под руководством своей партии как головы. Чего же хотят буржуазные демократы? Чтобы писала сама ручка? Или чтобы человек писал без руководства головы? Ну, чего они хотят, мы в общем-то знаем. Но людям, считающим себя "левыми", не к лицу ставить вопрос по буржуазно-демократически.
   
     Главный, определяющий пункт здесь состоит в том, действительно ли данная партия является "головой" пролетариата, то есть является ли она именно пролетарской партией. Если под вывеской коммунистической партии будет действовать банда буржуазных карьеристов и жуликов, то из-за противоположностей интересов управление невозможно будет вести руками массы трудящихся. Тогда эта буржуазная партия, всё больше ненавидимая трудящимися, превращает Советы в свою чиновническую инстанцию, для которой максимальный бюрократизм становится единственно возможным способом работы.
   
     Является ли партия частью пролетариата, выражает ли она пролетарский интерес  на данном историческом этапе, - вот самый существенный вопрос в этой теме.
 
         
            Часто можно слышать и упрёки в злостном невыполнении послеленинским руководством идей работы Ленина "Государство и революция".
   
     Ленин писал эту вещь для теоретического разгрома оппортунистического взгляда на государство. Она не является инструкцией для немедленного исполнения. Работа Ленина говорит о судьбах государства при социалистической революции и социализме, вопрос же реального содержания и реальных условий нашей революции, тем более на её первоначальных стадиях, в ней не рассматривается.
   
     Некоторые товарищи называют эту работу "ленинским планом построения социализма".         
   
     Нет, эта работа не имела целью быть планом, так как она для чистоты теоретического освещения отвлекалась от тех практических "оврагов", по которым, по известному выражению, предстояло в реальности ходить.
   
     Как серьёзный и ответственный учёный Ленин указывает в этом произведении: "...Насколько широкий и глубокий размах революции предполагается этой отправкой государственной машины в музей древности..." Имеется в виду размах именно социалистической революции.
   
     Революция в нашей стране, как уже говорилось, не была непосредственно социалистической. Движение к социализму у нас опосредствовалось целым рядом этапов. (Ленин: "Сколько ещё этапов будет переходных к социализму, мы не знаем и знать не можем...")
   
     Товарищи, называющие общетеоретические выкладки Ленина планом, невольно повторяют одну из главных путаниц Троцкого, который с одной стороны заявлял о невозможности социалистической революции в одной стране, а с другой - требовал от неё подлинно социалистических форм.
   
     Достижение социализма, точнее - достижение основных его элементов, вероятно, возможно и в одной, первоначально отсталой, стране. Но уж во всяком случае путь к этому лежит через очень своеобразные переходные формы, и мы не можем предъявлять к первоначальным этапам те требования, которые могут быть осуществлены лишь на более поздних этапах.
   
     Неправильность троцкистов и в этом вопросе, как и в ряде других вопросов, заключается в том, что они требовали и требуют сразу и немедленно того, что должно ещё дозреть, а тех, кто не идёт этим курсом, обвиняют в предательстве. На первый взгляд красиво и революционно, а на деле - мелкобуржуазная ультралевизна.

                * * *

             Также имеется разнобой по вопросу диктатуры пролетариата. Одни утверждают, что в СССР её не было вовсе, другие - что была, но лишь до конца 20-х, когда её погубил Сталин, третьи считают, что диктатура пролетариата существовала до её отмены хрущёвцами в 1961 году, четвёртые же заявляют, что диктатура пролетариата сохранялась всё время, до конца 80-х. Давайте попробуем разобраться.   
         
     Для того, чтобы определить, была ли диктатура пролетариата, естественно, нужно знать, что это такое.
   
     Диктатурой класса называется такая власть этого класса, которая не разделяется им более ни с кем и которая не может быть ограничена никем со стороны.
   
     Кстати, будет полезно дать определение понятию "власть".
   
     Властью класса называется его возможность самостоятельно обеспечивать свои интересы.   

     Итак, диктатурой пролетариата будет считаться такое государственное состояние, когда пролетариат имеет возможность самостоятельно обеспечивать свои пролетарские интересы, никакому другому классу такой самостоятельной возможности не даёт, а всякие попытки другого класса изменить это состояние безусловно пресекает.
   
     Как видим, вывод о наличии или отсутствии диктатуры пролетариата совершенно не зависит от формы её существования. Формы могут быть различными в зависимости от конкретных условий, от зрелости пролетариата, от характера решаемых задач.
   
     Вывод о наличии или отсутствии зависит только от наличия или отсутствия состояния, указанного в определении.
   
     В связи с этим нужно правильно понимать классовый состав каждого этапа и суть классовых интересов на этом этапе. Только тогда возможно правильно определить, обеспечивался ли интерес и разделялась ли власть.

                - - - -
            
           На начальном этапе (20-е годы) классовый интерес пролетариата состоял в разгроме старых эксплуататорских классов. И то, что это выполнялось, сомнению, конечно, не подлежит.
 
      Но была ли эта диктатура диктатурой только пролетариата? Ведь значительная часть мелкой буржуазии также имела заинтересованность в этом разгроме и, как мы знаем, активно соучаствовала в революционном процессе. Такое положение не могло не повлиять на форму диктатуры.
   
     Анализ известных партийных документов того времени показывает, что пролетарская часть революционного движения брала на себя обеспечение интереса союзнической революционной мелкой буржуазии, не допуская её самостоятельных, ОТДЕЛЬНЫХ организационных структур.
 
     Поскольку революционная мелкая буржуазия, соучаствуя в общей власти, могла обеспечивать свой интерес, постольку она тоже осуществляла свою диктатуру. Но эта диктатура была встроена в диктатуру пролетарской части в качестве подчинённого составного элемента и таким образом ограничивалась извне, со стороны пролетарской части, которая, ограничивая определёнными рамками своих мелкобуржуазных союзников, ограничивать себя со стороны союзников не позволяла.
 
     На форму диктатуры не могла не повлиять неполная зрелость и засорённость пролетариата этого раннего этапа, из-за чего его сравнительно небольшая сознательная часть ("тончайший слой" - по Ленину) заметно выделялась в деле управления и руководства.
 
     Наконец, диктатура не могла ещё быть на том этапе свободной от старой и новой бюрократии ("рабочее государство с бюрократическими извращениями" - по Ленину).
      
     Итак, рассматривая первоначальный этап, мы видим, во-первых, что диктатура пролетариата на этом этапе была; во-вторых, что по форме она была ещё недостаточно массовой и не лишённой бюрократизма и включала в себя ограниченную диктатуру революционной мелкой буржуазии в качестве подчинённого союзнического элемента; и в-третьих, что у части попутнической мелкой буржуазии такое положение должно было вызывать и вызывало обвинения в "подавлении демократии", "ограничении диктатуры масс", "начальствовании новых верхов" и прочее, вплоть до утверждений об отсутствии подлинной диктатуры пролетариата ("рабочая оппозиция", "демократические централисты" и тому подобные).
      
     Так обстояло дело на первоначальном этапе диктатуры.
   
            
            На последующем этапе (30-е годы) классовый интерес пролетариата состоял в создании мощного государственного хозяйства. То, что это выполнялось, сомнению также не подлежит. Но как обстояло дело с другими классами?
 
     Старые эксплуататорские классы были разгромлены и о них речи больше нет.
 
     Существенные изменения произошли в положении мелкой буржуазии.
 
     Поскольку создание мощного государственного хозяйства разрушало базу прежней мелкобуржуазности и создавало неприемлемые для мелкой буржуазии режимные условия, в прежней, неприспособившейся к новой среде, попутнической мелкой буржуазии не могло не зреть активное недовольство, не мог не формироваться антисоциалистический интерес, хотя, может быть, и прикрытый социалистическими фразами.

        (Тему правильных взаимоотношений с мелкой буржуазией в социалистической революции надо будет в дальнейшем тексте рассмотреть особо.)

     Невозможность обеспечивать этот интерес, как прежде, через структуры диктатуры пролетариата и лишение права создавать свои собственные, отдельные организационные структуры толкнули эту часть мелкой буржуазии на активную борьбу внутри диктатуры за изменение курса и режима. В результате борьбы основная масса актива этой мелкобуржуазной оппозиции была подавлена.
 
     Можно ли сказать, что встроенность союзнической диктатуры мелкой буржуазии в общую диктатуру теперь перестала существовать? Формально да.
   
     Но из системы власти была выбита лишь активная часть контрреволюционной на том этапе мелкой буржуазии. Пассивная же её часть, а также та мелкая буржуазия, которая смогла приспособиться к новым условиям хозяйствования и режима, остались в системе власти. Им пришлось отказаться от самостоятельного интереса и на словах встать на позиции единого интереса общей диктатуры, тем самым засорив её.

     В то же время формируется класс новой государственной буржуазии, который так же, как и пролетариат, хотя и из других соображений, заинтересован в создании государственного хозяйства.
   
     Но совпадение интересов этой буржуазии и пролетариата касалось лишь создания государственного хозяйства. Существенное, антагонистическое различие интересов состояло в том, что пролетариату нужно было не какое-то иное, а социалистическое государственное хозяйство. То есть государственное хозяйство, в котором жёстко осуществляются социалистические принципы, а отклонения от них неотвратимо караются.
   
     Было ли создаваемое на том этапе государственное хозяйство именно таковым? Этот вопрос является главным, принципиальным. Если было, значит обеспечивался интерес именно пролетариата, а не государственной буржуазии. Отсюда - вывод о характере диктатуры на том этапе.
   
    Я стою за то, что на том этапе такая функция диктатуры осуществлялась. Многие факты, документы, свидетельства современников говорят об этом. (Я не буду приводить это множество, я не буду разбирать "закон о колосках" или цитировать слова Сталина о "священности общественной собственности". Мне не приходилось встречать убедительных доказательств обратного.)

          (Складывалась система, которую принимали не только пролетарские элементы общества, но и определённая часть государственно-буржуазных элементов. Пролетариат принимал эту систему в том отношении, в каком она уже позволяла ему двигаться к коммунистическому обществу, а государственно-буржуазные элементы - в том отношении, в каком она ещё позволяла им жить по-буржуазному, хотя внешне, для вида и приспособляясь к пролетарской политике.
   
     Да, система была такова, что её можно было использовать двойственно, и это неизбежно на той стадии строительства.
      
     Следовательно, эти две тенденции, эти две классовые линии поведения в известном смысле солидарны (по сохранению этой системы), а в известном смысле борются между собой (по характеру использования этой системы), и, таким образом, стоит вопрос о гегемонии тех или других в этой системе, - что определяет характер общей диктатуры.)

          
     Из-за того, что тогда эта разновидность буржуазии не была понята как класс и подавление шло лишь административно, на уровне выявляемых проступков, а не политически, не на уровне классовой борьбы, эта буржуазия неформально встроилась в общую диктатуру и под прикрытием социалистических лозунгов получила некоторую возможность обеспечивать свой интерес. То, что на этом этапе она объективно выступала союзником пролетариата против мелкобуржуазной внутригосударственной стихии, облегчало ей встраивание во власть. Однако поскольку всякий явный переход ею границ своего приспосабливания был бы сурово покаран, её власть в общей системе следует считать ограниченной извне.

    
     Итак, мы видим, что во-первых, диктатура пролетариата и на этом этапе была. Во-вторых, что в её форме проблемы массовости и бюрократизма по-прежнему не были должным образом решены (в значительной мере и из-за тяжёлой антиоппозиционной борьбы) и что она включала в себя как массу приспособившейся мелкой буржуазии, так и невскрытую государственную буржуазию. И в-третьих, что у значительной части мелкой буржуазии, независимо от того, проявляла ли она себя активно или таилась в пассивном приспособленчестве, такое развитие событий должно было вызывать и вызывало обвинения в "бюрократическом перевороте", "бонапартизме", "отходе от ленинизма" и "изменении характера диктатуры", а во встроенной государственной буржуазии не могло не зреть недовольство ограниченностью своей власти.
      
     Так обстояло дело на втором этапе диктатуры.

               
         (Здесь я бы хотел чуть повториться и сказать вот о чём. Я согласен, что это доказательство обеспечения властью именно пролетарских интересов недостаточно сильное. Но это, по моему представлению, не следствие субъективной слабости самого доказательства, а следствие объективной ступени развития нашей опосредованной революции. Революция в то время шла через такие ступени, что предпринимаемые меры, о которых идёт речь в доказательстве, соответствовали интересам не только пролетариата, но и советской государственной буржуазии. Меры по чёткому разделению интересов именно пролетариата от интересов именно советской государственной буржуазии должны были иметь место на более продвинутых этапах этой опосредованной, поэтапной революции. Такое временное совпадение интересов этих классов в отношении экономического и государственного укрепления страны действительно делает приведённое здесь рассуждение о пролетарскости этой диктатуры не очень убедительным. Это надо признать.)
   
      
            Рассуждаем далее. На следующем, третьем, этапе (послевоенный период до 50-х) классовый интерес пролетариата состоял в том, чтобы на основе выращенных за предыдущие годы предпосылок социализма начать переходить к полноценному социализму.
   
     Более конкретно это означает: совершенствование плановости экономики, преодоление государственно-капиталистических элементов хозяйствования, расширение социалистической демократии, организация социалистической классовой борьбы за ограничение, а затем и преодоление буржуазных остатков в обществе, доведение до конца социалистических преобразований крестьянства, осуществление системы мер по постепенному преодолению товарного производства, классов и разделения труда.
   
     Ни один из этих пунктов не выполним в отрыве от других пунктов. Все эти пункты есть лишь различные стороны одного и того же единого процесса.
   
     Этот процесс не может быть осуществлён без преодоления ожесточённейшего сопротивления всех остатков старого общества, сплачивающихся на этом этапе в единую контрреволюционную силу. Не затухание борьбы, а её кульминационный пункт, действительно "последний и решительный бой" в наиболее буквальном значении этих слов.
   
     Понимался ли руководителями пролетариата этот классовый интерес? благоприятны ли были условия для его осуществления? выполнялась ли эта задача на практике? - вот вопросы, на которые необходимо дать ответ.
         
         
     Изучение обстоятельств послевоенных лет приводит к следующим ответам на эти вопросы.
   
     Руководителями пролетариата этот классовый интерес во многом понимался правильно, и на высшем уровне был намечен ряд важных мер в этом направлении. Однако теоретические недоработки прошлого (смешивание понятий "национализация" и "обобществление", неразличение государственно-капиталистических элементов в хозяйстве, преувелечение социалистичности проведенных преобразований в деревне, неосознание новой государственной буржуазии) делали это понимание неполным.
   
     Не будучи историческими идеалистами, мы знаем, что первоначальный подход класса к тем или иным историческим задачам никогда не может быть сразу полным. Нет никакого сомнения, что попытки осуществления этой задачи в её неполном варианте натолкнули бы руководителей пролетариата через опыт общественной практики на недостающие теоретические знания.
      
     Были ли условия благоприятны для выполнения этой задачи? Нет, условия не были полностью благоприятными.
   
     Предыдущий разбор показал целый ряд неблагоприятных для её выполнения факторов. Недостаточное качество партии (из-за накопления неизбежных отрицательностей, расмотренных ранее; из-за непереорганизованности партии, сложившейся в условиях предыдущих задач, в партию, пригодную для выполнения новой задачи; из-за массовых кадровых потерь во время войны). Недостаточное качество государственных структур (из-за самоукрепляющегося бюрократизма; из-за мелкобуржуазного засорения; из-за встроенной новой государственной буржуазии). Незавершённость задачи быстрого укрепления в условиях противостояния с империализмом, усугубленная проблемами послевоенного восстановления.
   
     Как видим,эти неблагоприятности в историческом плане являются объективно обусловленными.
            
     Это не означает отсутствие возможности приступить к выполнению этой задачи. Это означает лишь невозможность выполнения её сразу во всей глубине и безупречности и необходимость некоторых подготовительных мер, из которых развёртывание дискуссий в области общественных наук, подготовка кадров, новая постановка агитационно-пропагандистской работы и переорганизация партии и её руководящих органов являлись, по-видимому, наиважнейшими.
   
      Кроме неблагоприятных факторов нельзя не видеть и факторы благоприятные, главные из которых - уже высокий в целом уровень социалистических предпосылок и положительные изменения качества пролетариата.

                * * *
            
            Всем марксистам, конечно, известно, что революция и контрреволюция составляют нерасторжимую диалектическую пару.
   
     Приближение  вплотную к задаче искоренения всяких остатков старого строя не могло не вызвать активную контрреволюционную реакцию антисоциалистических элементов во всей их силе. То, что контрреволюционный переворот произошёл именно на этом этапе, совершенно не случайно.
   
     Политические представители государственной буржуазии, рядившиеся в красные одежды, сумевшие из-за просчётов руководителей пролетариата создать "партию внутри партии", опершись на психологию мелкобуржуазной обывательской массы, сумели воспользоваться несовершенством диктатуры пролетариата и обеспечить себе положение, позволяющее проводить интересы государственной буржуазии без всякого ограничения со стороны пролетариата.
   
     В течение нескольких лет, овладев руководящим положением, они вели кадровые перетасовки в партийных и советских органах всех уровней, организационные разгромы, идеологические перевёртывания, сопровождаемые широчайшей кампанией демагогического популизма.
            
     Так в 50-х годах диктатура пролетариата сменилась диктатурой новой государственной буржуазии, первоначальные реставрационные действия которой не могли происходить иначе, как только в рамках сохранения ещё государственной собственности и коммунистической фразеологии. Возможно, именно это до сих пор продолжает путать многих "левых" теоретиков, принимающих их казённую болтовню за "чистую монету".
   
     Ряд принципиальных изменений во внутренней и внешней политике, последовавших за этим, некоторые "левые" авторы истолковывают как досадные ошибки, в то время как на самом деле это - безошибочные, классово обусловленные, действия нового властного класса. Как могло быть иначе? Если бы не они устранили марксистско-ленинский курс, то он бы устранил их.

                * * *

             Хотелось бы сказать ещё вот о чём.
   
             Часто можно слышать нелепую формулировку, что хрущёвцы "отменили диктатуру пролетариата". Но диктатуру пролетариата, если это действительно диктатура пролетариата, "отменить" нельзя, - она тебя так "отменит", что мало не покажется.
   
     Решение 1961 года о ненужности уже диктатуры пролетариата лишь формально закрепляло тот факт, что её уже не существовало на деле. Это формальное действие лишь подводило юридический итог прошедшего десятилетия уничтожения диктатуры пролетариата и означало лишь то, что краткая двоевластная переходная стадия между двумя диктатурами уже закончилась.
   
     Вместо неправильного выражения "отмена диктатуры пролетариата" следует впредь употреблять правильное выражение : "смена диктатур".

     Диктатура пролетариата не была отменена, она была разгромлена из-за её объективно обусловленного несовершенства и субъективных теоретических упущений. Это ещё раз доказывает истину, которая теперь всё более и более получает распространение, что классовая борьба в процессе продвижения к новому строю не угасает, а усиливается, обостряется и усложняет свои формы, а необходимость диктатуры пролетариата, таким образом, не только не утрачивается, но и возрастает.

               
     Существует и неверное мнение о последнем состоянии диктатуры пролетариата. Один из "левых" авторов, выражая это мнение, формулирует так: "Наверху был Сталин, внизу - безвластный народ, а посредине - бюрократическая каста." Легко видеть, что автор берёт известную троцкистскую схему, лишь забавным образом ставя Сталина вне касты, как бы любовно "спасая" его. Нет, неверной является вся эта схема.
      
     Наверху был не Сталин, а течение в партии, шедшее за Сталиным, сталинская часть партии. Посредине - не каста, а вынужденное пока соединение пролетарских и буржуазных аппаратчиков, вынужденное пока соединение здоровой части и касты. Внизу - активная, причастная к управлению, часть народа и пассивная, ещё отсталая, его часть.
   
     "Сталин умер, а каста осталась над народом", - продолжает этот автор. Нет. Сталин умер, а схема, указанная выше, оставалась пока такой же, и каста составляла в ней лишь определённую долю. Она разрослась, увеличила свою долю и разбухла сверх меры уже потом, как следствие перемены в строе, как следствие изменения власти.
   
     Нелепое выпячивание второстепенного вопроса о бюрократии, что является следствием, уводит от главного, наисущественнейшего вопроса о переходе власти от класса к классу, от пролетариата к буржуазии, что является причиной. Следствие и причину меняют местами.

           (Обучение сегодняшнего авангарда тонкостям марксистско-ленинской теории крайне важно, особенно если учесть прибывающий подход нового, молодого,поколения. Среди теоретических вопросов важны не только те, которые издавна были в советских учебниках, но и те, которые открываются при анализе причин этого поражения.
   
     К сожалению, очень мало внимания уделяется важнейшему вопросу - выявлению классовой природы того врага, который нанёс нам это поражение.
   
     Мнение, что всё дело лишь в предательстве каких-то отдельных руководителей, явно чересчур простовато.
   
     Но не менее антиисторично сводить вопрос лишь к первым двум разновидностям врагов (старые эксплуататорские классы и контрреволюционная мелкая буржуазия) или даже только к одной первой разновидности и умалчивать о не менее (а то и более) острой третьей разновидности.
   
     Можно спорить о терминах, но нельзя отвергать классовую борьбу на конечном этапе социалистического движения в принципе, а следовательно, - и объект этой борьбы, соответствующий класс, ибо как можно говорить о классовой борьбе, не признавая наличие враждебного класса. Отвергать это в принципе могут лишь люди, идейно родственные этому врагу.
   
     Всякий теоретик сегодняшнего дня, если он считает себя марксистом, обязан не уходить от этой темы, а вскрывать её).

         
            Так обстояло дело с диктатурой пролетариата на её последнем этапе. Такова история диктатуры пролетариата в нашей стране.
               
                * * *
      
            Подводя итоги темы бюрократизма, можно сделать такие выводы.
   
        Ход событий в этом вопросе шёл так, как и должен был, как и мог идти в тех объективных условиях. Упрёки троцкистских критиков являются лишь реакцией революционаристских мелкобуржуазных демократов на исторически неизбежное двойственное состояние политического строя того этапа.
   
       Лишённая иного политического и организационного центра кроме пролетарской диктатуры, пусть и несовершенной, бюрократия и дальше бы оставалась её слугой вплоть до своего полного искоренения. Однако образование антипролетарского, буржуазного, центра и захват им всей полноты власти сделал бюрократию последующих этапов единственной, и поэтому всё расширяющейся, опорой этой буржуазии в системе её диктатуры.


2. ИСКАЖЕНИЯ ВЛАСТИ И САМОДОВОЛЬСТВО.

           Диктатуру осуществляет класс, но с помощью в том числе и личных диктаторов. А как же иначе? Этот вопрос глубоко разъяснён Лениным.
   
     Но поскольку в диктатуре пролетариата имеются личные диктаторы, а пролетариат не чист, а засорён, то внутри диктатуры пролетариата, внутри системы личных диктаторов могут существовать непролетарские личные диктаторы. В целом государственный механизм остаётся диктатурой пролетариата, эти очаги не могут изменить характер всей системы, но кое-где система будет засорена мелкобуржуазными диктаторами, проводящими свою личную диктатуру по видимости - как службу пролетариату, а по сути - как службу своей личной буржуазности. Это и есть полуфашистские искажения в диктатуре пролетариата.
   
           (Возможно, слово "полуфашизм" кому-то будет резать ухо. Хорошо, пусть кто-нибудь придумает другое обозначение. Но в любом случае надо правильно понимать природу этого явления и предвидеть его неминуемое присутствие в будущих пролетарских революциях.)
   
     Властолюбие, эгоистическое честолюбие, страсть к самовластью, попирание низших, цинизм, аморальность, подличание, вседозволенность, наглость, неразборчивость в средствах, упоение собственным могуществом, жестокость и равнодушие к людям, холуйство перед высшими и лакейское рвение, зачастую во много раз превышающее здравый смысл.
   
     А благоприятные условия для появления таких диктаторчиков в нашей революции были. Впрочем, эти условия появляются в любой революции.
   
     На правильное революционное насилие наложилось и насилие этого полуфашизма.
      
         
          (Кстати, особенностью позднесоветского политического строя стали как отказ от пролетарской демократии [из-за буржуазности новой власти], так и невозможность классической многоцентровой буржуазной демократии [из-за ещё сохранения на том этапе единой государственной собственности]. Подобный режим, когда невозможна ни пролетарская, ни буржуазная демократия, с точки зрения теории, видимо, следует считать особым видом фашистской диктатуры. Впрочем, может быть, это спорная мысль. Я высказываю её просто предположительно.
    Скажу лишь, что те из сегодняшних "левых", кто жил в хрущёвско-брежневское время, а сегодня категорически отрицает толкование того государства как фашистской диктатуры особого вида, ссылаясь на свой живой опыт, не ощущали тогда такой характер диктатуры только потому, что не вели тогда никакой активной борьбы. Если бы они попробовали тогда занять активную большевистскую позицию, их "живой опыт " оказался бы совсем иным.)

                * * *
 
            Говоря о неизбежных отрицательностях революции, нельзя не сказать о самодовольстве и усталости.
   
     Самодовольство, зазнайство опасны тем, что внутренне демобилизуют и тем самым обрекают на последующее большое поражение. Казалось бы, общеизвестная истина. Но без борьбы с этим злом оно при каждой новой серии успехов обязательно возникает и закрепляется и может привести к гибели. Как говорили древние китайцы: "Кто не испытывал поражений, тот идёт к большому поражению. Главная опасность подстерегает именно там, где ты не был бит."
   
     Первый всплеск самодовольства появился сразу после взятия власти, но быстро осел, когда белые взяли центр в военное кольцо. Второй всплеск попробовал было подняться после гражданской войны, но разруха, крестьянские бунты и неумение хозяйствовать быстро осадили похвальбу. Следующий огромнейший разлив самодовольства приходится на 30-е годы, особенно их вторую половину. Но надо всё же признать, что на этом этапе громогласное прославление самих себя имело и положительное, воспитательное и агитационное, значение. Первые годы войны сбили это самодовольство чуть ли не до нуля. Но великая победа, возникновение социалистического лагеря, освободительные революции в Азии, успешное восстановление страны, достижения в атомных и ракетных делах опять вознесли самодовольство до небес. Это явилось пусть и не самой главной, но всё же одной из причин прозёвывания смертельной угрозы. Здесь-то и пришёл крах.
   
     Итак, опасность от этой отрицательности не была вовремя устранена и сыграла-таки свою гибельную роль.
         
      
           Теперь об усталости. Тяготы, лёгшие на народ, - физические, нервные, моральные, - были неописуемые. Долгое время нужно было создавать отрасли энергетики, тяжёлой индустрии, обороны, требующие огромного труда (при том уровне развития - физически изнурительного) и не производящие товары потребления. В результате - адский труд при мизерном потреблении. Неимоверное бремя легло на крестьян: изматывающий труд, немалые налоги. И в промышленности, и в сельском хозяйстве - жесточайшая дисциплина. Потом - страшнейшая из войн. Потом - тяжесть восстановления. И всё это время - идеологическая напряжённость, политические встряски, вечная бдительность, не всем понятные репрессии, отгороженность от остального мира.
      
     Молотов вспоминает: "То, что мы до войны в очень сложных, суровых условиях тянули народ вперёд - это только представить себе, как только люди выдержали! Были колоссальные трудности..."
   
     И тем не менее (вот что значит правильный курс) народ в большинстве не ухудшался, а улучшался и верил в перспективу. Значительная часть народа правильно понимала то, о чём хорошо сказал тот же Молотов: "Вырваться из капиталистических условий рабочий класс может только ценою жертв, а если кто хочет без жертв, то стоит в другую партию записаться - в партию бездельников и болтунов. Только так. Вырваться можно только величайшими жертвами. Не хочется? Ну так сиди тогда в рабстве. Нет другого способа. Только благодаря тому, что наш народ пошёл на то, что - иду на любые жертвы сам, но прокладываю путь вперёд, - он завоевал действительно почётное место среди всех народов..."
   
          Кстати,интересное противоречие: только что речь шла о самодовольстве, а ведь раздувание информации об успехах - это одна из мер по смягчению душевной усталости, по подъему оптимизма в тяжёлых испытаниях. Бодрые песни и фильмы, Утёсов и футбол, множество кинокомедий, физкультурные празднества, фанфарное раструбливание достижений, воспевание советского патриотизма ("наша наука", "наша армия", "наше метро", наши полярники") и т.д. - всё это меры, которые правильно предпринимались руководством. Но тяжесть нагрузки всё же была непомерна, которую не покроешь никакими приёмами. Отсюда опасность - желание расслабиться. Видимо, это неизбежно. Видимо, надо было найти правильную форму временного расслабления.
   
     Вышло так, что расслабление дали хрущёвцы, - расслабление неправильное по форме, - и использовали это в качестве одного из своих козырей.

               

(mvm88mvm@mail.ru)