Ш

                Ш

     Этот случай произошёл в моей жизни, когда я уже гуляла по берегу нашего озера с маленьким внуком, Сашей. Это было вначале поздней осени. Озеро угомонилось, но ещё не замёрзло. Издали вода казалась разбавленным молоком. Вокруг выглядывающих из воды камней – ледовый беленький воротничок. Камушки под ногами крепко морозом схвачены, от земли не оторвать. Мы после нескольких попыток, каблуком сдвинуть камушек с места, решили, что сегодня мы не будем бросать камушки в воду. Договорились: пусть они ждут следующего лета.
     Ладно. Я уже больше поглядывала не на озеро, а на выглядывающие из земли корни сосен. Иду себе, иду в задумчивости. Потом заметила, что Саша отстал. Стоит и заворожено в воду смотрит. Я вернулась, спросила: «Что ты там увидел?» Ответ меня удивил: «Шоколадка!» (Это же хорошо, что ребёнок просто стоял, а не попытался достать из воды большой кусок плитки шоколада…) Вокруг выглядывающего из воды камушка  морозное кружево, а сверху распластанные, примёрзшие два листика берёзы. Под ногами листики давно уже почернели, а эти под лакированной коркой наледи, как будто только что   с дерева упали.
     Долго я убеждала внука в том, что это не шоколадка, а просто тонким ледком покрытый камушек. Правда восторжествовала, но у ребёнка совсем пропал интерес созерцать природу. Мы вернулись в город, покупать шоколадку, уже настоящую.

                *
     Школьные воспоминания у каждого человека свои, как и предметы, и учителя, которые пытались нам что-то втолковать. Класс один и тот же: стены, окна, парты, портреты писателей на стенах, уже до такой степени привычные, что ученикам кажутся родственниками. Каждый день одно и то же. Всё неизменно, кроме учителей, которые на каждом уроке разные. Любовь или нелюбовь к предмету, а заодно к учителю, складывались по-разному. Ученики и я, в том числе, с деда-прадеда – сельские жители, привычные к труду и к пониманию – что в хозяйстве пригодится, а что, каким бы оно                ярким ни было – пустое. Арифметика, письмо, чтение – с этим не поспоришь, надо учить. Но, чем мы старше становились, тем наши взгляды рознились и уже не совпадали с взглядами преподавателей. Год за годом, скрипя и охая, и я поднялась к десятой ступеньке. Понятное дело, что о моих предпочтениях меня не спрашивали. Мы, послевоенные дети, у которых в крови была нелюбовь ко всему немецкому, всё же вынуждена была учить немецкий язык. И если преподавателю, по фамилии Мороз, выучившему немецкий язык в концентрационном лагере для военнопленных, мы относились уважительно, то к вылитому немцу (не буду называть его фамилию)… мы просто старались на него не смотреть. Но больше всего, я и мои одноклассники, недолюбливали преподавателя математики – Давыденко В.Т. Нас раздражал даже его пискливый голос, причёска, одежда, походка… Что уж там говорить о предметах: алгебре, геометрии, тригонометрии. Не все, но большинство из моих одноклассников прямо таки нутром чувствовали, что эти его «А и Б  - сидели на трубе…», ни в поле, ни на ферме ни в коем разе нам не пригодятся. А по программе с каждым днём всё сложнее и сложнее…
     Помню случай один. Собака не обязательно, а кошка или кот в каждом сельском доме были. Даже при нашем школьном дворе прижился полосатый кот. Правда, шкодливые мальчишки так его бедного зашугали, что, как только звенел звонок на перемену, кот со всех лап бежал со двора. Однако кот со временем сообразил: если идти рядом с учителем, то его никто не тронет.
     Вот, однажды, мы, перед уроком столпились у школьного крыльца. Кто-то из пацанов, случайно глянул в сторону школьных ворот и так, ради смеха, громко дал команду: «Смирно! Тангенс с Котангенсом на горизонте!» Мы дружно повернули головы в ту сторону. По чисто выметенной дорожке вышагивали Давыденко В.Т. и радом с ним полосатый кот. И вдруг нас такой смех разобрал, что мы чуть ли ни катались со смеху. На слова подошедшего учителя мы не реагировали. Хохотали, кто как мог. Сквозь толпу девятиклассников как-то бочком прошествовали учитель и кот, скрылись за дверями учительской. Прозвенел звонок, мы вошли в класс, но и там успокоиться никак не могли. Минут через десять в класс нагрянули сразу три учителя, во главе с директором школы. Нас строго призывали к порядку, но как только начинал говорить математик, мелкие смешки опять переходили в хохот. Потом, через пару дней, по школе прошелестел слушок, что злопамятный Давыденко на экзамене по математике непременно отомстит. Я больше тройки от него и не ждала, так что мне не обидно было… Только я до сих пор не пойму: зачем нам так-таки надо было заучивать эти тангенсы с котангенсами? Хоть бы раз в жизни они мне в жизни пригодились…

                *
     По старой привычке я ШТОПАЮ тёплые носки и подшиваю где что распоролось или прохудилось. И вовсе не потому, что мне не хватает средств купить новую вещь. Это привычка с детских лет донашивать одежду до полного износа. Знаю, на себе испытала, когда я своими руками вышитую салфетку подарила одной женщине. В тот день она всё восторгалась моей вышивкой. Но, через какое-то время, будучи в её доме, зашла на кухню и увидела, как она этой салфеткой посуду моет. Я прикусила губу и смолчала. А она вымыла посуду, а салфетку небрежно бросила в мусорное ведро. Она даже не вспомнила о том, что это я ей её подарила. Когда выпала удобная минутка, я эту салфетку выудила из ведра, затолкала в целлофановый пакетик и унесла в сумочке домой. Дома постирала, погладила и вроде бы успокоилась. Но, нет. Отношение после этого случая стало другим. Хотя внешне я и виду не подавала. Просто она все вещи для дома покупала, и цена им в её понимании – магазинная цена. Сама она мне как-то
Сказала: «Я лучше буду лежать на диване и в потолок плевать, чем над вышивкой горбатиться». Я только вздохнула. Что проку ей говорить о тех чувствах, когда вещь сделаешь своими руками…
     А ещё я видела, да и сама в этом участвовала, когда в нашем доме мама с бабушкой пряли пряжу, красили нитки, ткали рядна. Это же большой кропотливый труд. Любая вещь из ткани не на лугу выросла. В неё вложен труд многих людей. Пусть эта вещь для тебя копейки стоит, но, если ты человек, ты просто обязан уважать труд других людей…
     Возвращаясь к штопке носков, я вспомнила, как в школе на труде, нас – девочек, учили: пуговицы пришивать, штопать, вышивать, кружева вязать. Однажды я с гордостью показала свою работу родителям. Они расспросили, как я это делала. Я ответила, мол, на деревянной ложке штопала. Мать с отцом переглянулись и отец тогда сказал: «Я не на ложке штопал, а на собственном колене. В войну, да и после войны… штаны у меня, да и у многих моих ровесников были одни. От штопки и от заплат, тяжёлые…» Я слушала своего отца и радовалась тому, что у меня два платья: ситцевое и штапельное – на выход. Теперь другое время и одежды у меня больше. Вот только идти в ней уже никуда не хочется. Возраст, моё время ушло…

                *