Два портрета. Поэзия

    На масленичной неделе женили Степана и Анастасию. Они стали жить недалеко, на пер. Садовая 3 у мамы невесты. Свадьба была комсомольская, поэтому взрослые поздравили молодожёнов, вручили подарки и ушли, чтобы не мешать новой жизни. Анне и Марии, красавицам и умницам, парни проходу не давали, поминутно приглашая на танец или признаваясь в нежных чувствах. Меняется общественный строй - любовь, дружба, так же как, предательство, зависть и другие чувства остаются. Слава Богу, Ершовы жили скромно, и отнимать у них было нечего. 1937 год - время максимума арестов по анонимным письмам, по огульным обвинениям и надуманным поводам. Тысячи безвинных людей сгинули в лагерях и тюрьмах. Особенно пострадало руководство армии. Не было подразделения, где бы не арестовали командира, комиссара или обоих вместе. Цвет интеллигенции уехал заграницу, а армия фактически оказалась обезглавлена. Из прессы Серафим узнавал о сражениях наших лётчиков с немецкими, о том, что наши военспецы участвуют в событиях на Пиренеях. Из текстов газет было понятно, что страны готовятся к новой войне. СССР пытался догнать развитые экономические государства, прикладывая колоссальны усилия на модернизацию армии и флота. В Рыбинске активно создавались авиационные моторы, соответствующие самым современным требованиям. Степан и Анастасия - молодые инженеры - работали на благо Родины.
    Серафим и Ева тоже трудились не покладая рук для страны, города, семьи и детей. В навигацию Серафим успевал делать пять рейсов против трёх-четырёх ранее. Он переправлял железную руду, цемент, железобетонные конструкции и материалы, технику гражданского и военного назначения, соль, пшеницу, сахар и другую продукцию. За сезон у него накапливалась груда литературных работ. Ева, определив дочь в ясли, а затем в детсад, много переводила с французского и писала стихи.
    Как-то зимним вечером они устроили себе литературный вечер, и выяснилось, что на слух, по крайней мере, у них образовались неплохие подборки разной тематики. Ну, скажем, о природе.

    Серафим:

На лужах влажные листы,
Похолодало в чёрном небе,
И в понимании, и в требе
Мы мысленно сейчас чисты,

Печальны, как Христа кресты,
Но в солнце краски озорные,
И мы, счастливые, шальные
Идём, шуршат теплом листы.

Блестит округа в три версты,
А с запада синеют тучи,
И скоро дождь, как камни с кручи,
Пусть опадут мои листы.

Пространства от дождя чисты,
Мы страсти выдумаем вместе,
Так веселей и интересней,
Хоть мокры оба, я и ты.

       Ева:

Каждый день меняю краски,
Каждый час рисую,
И из леса смотрят сказки
На строку косую.

Каждый день сгоняю тучи,
Градусы снижаю,
С жёлто-красным цветом лучше -
Воздух разжигают.

На шуршащих тонких нотках
Я тебя влюбляю,
Зонтики раскрою чётко,
Время забывая...

Каждый день темнее ночка,
Гуще прелым дую.
Холодно. В одной сорочке
Ночью не стою я.

Каждый день ветра по полю,
И сама блуждаю,
Всех заполоню в неволю,
Чуда ожидая...

    Или, пожалуйста, философские опусы.

    Серафим:

На ветке грустный королёк,
Ему сейчас не до гусарства,
Дождь изморосью тихо лёг
В том тридевятом государстве.

Давленье! Разум занемог,
И кофе - главное лекарство.
Забылся, отдыхает Бог
В том тридевятом государстве.

Пытаюсь ставить козням блок,
Но те наполнены лукавством,
Очередной беру урок
В том тридевятом государстве.

А скоро ехать на восток,
Вкушать наследственное барство,
Успею ли увидеть прок
В том тридевятом государстве?

       Ева: 

Никто со мной не хочет говорить,
Бежит печаль за мною, словно тень.
Уходит время, верное, творить,
Но ночь встречает предстоящий день

И подаёт надежду дальше жить,
Мои родные освещают путь,
И, кажется, приказано служить
Теперь, когда былого не вернуть.

Теперь не осень правит, а печаль,
Но мне горит под фосфорной Луной,
И древняя открылась в мире Жаль
И разлилась листвою предо мной.

В дождях молчу - не стоит говорить.
Послушай шелест, переменный, вновь,
И, между прочим, хочется творить:
"В листве шуршала поздняя любовь..."

    Конечно, о любви.

    Серафим:

Она - эфир, она - от ветра,
Роскошным весям создана,
Лечу к ней через километры -
Она летит сквозь времена.

Воздушная и, как пушинка,
Она витает высоко,
Красивой падает снежинкой,
Ещё и тихо, и легко.

Она - виденье из былого,
Из девятнадцатого Дня
И из случайного отлова
Прозрачная душа вина.

Плывёт, касаясь непривычно,
А не касаться бы верней,
И дарит миру голос птичий -
Весь мир становится полней.

Она - эфир, она летуча,
Для беспечалей создана
И облаком плывёт за тучей,
И замирает тишина.

      Ева:

На расстоянии любви
Мы повстречались не надолго,
Нас вдруг соединила Волга,
Плескалась, думаю, в крови.

Над ласковой её волной
Кружили птицы, всё без толку,
Мы были влюблены настолько,
Что видели мир неземной.

Шумели камни у воды,
А мы в песке лежали вольно
И целовались сладко с солью
В пределах солнечной звезды

Казалось, но закат в крови,
И розовой стекала Волга,
А тело не хотело шёлка
На расстоянии любви.

    Они решились-таки напечататься в местной газете. Оба сошлись на том, что необходимы псевдонимы. Серафим стал Владимиром Шехом, а Ева - Полиной Чер.