Сокол находит друга

ГЛАВА 1. СОКОЛ НАХОДИТ ДРУГА.

 ДЛИННЫЙ товарный поезд, направлявшийся на запад,
с визгом тормозов и шипением воздуха остановился в маленьком калифорнийском горном городке.
Тотчас же кондуктор проворно спустился по стальной лестнице товарного вагона
в середине поезда и заставил боковую дверь вагона заскрипеть
по ржавому рельсу. Он засунул голову внутрь и огляделся сквозь темноту внутри.
Затем он хрипло закричал:«Выходи из этого, сейчас же! Сделай это быстро, Джек!

В темном углу товарного вагона встал человек и медленно пошел к
квадрату солнечного света, который представлял собой дверь. Как свет дня
светил на него тормозной человек оглядел его с ног до головы и не казался
таким недовольным.

Бродяга был одет в комбинезон, довольно приличную обувь и кепку.
Хотя он был чумазым и испачканным за многочасовое путешествие в товарном вагоне, он
был не грязнее кондуктора и тоже был одет. Его волосы были
коротко подстрижены, и на довольно мальчишеском
лице не виднелась щетина бороды. Его глаза были темными и мерцающими. Его фигура была прямой и сильной. В этом бродяге не было ничего навязчивого.
Голос кондуктора смягчился, когда он спросил: «Куда ты идешь, Джек?»
« на Запад». -"Ага. Я знаю это. На чем ты скачешь? «Я на мели».
"Ага? Вы не смотрите. Ты похож на рабочего. -"Я." — Что вы преследуете?
«Железнодорожно-строительные работы». -"Хм! Жесткий, а? -- Да -- чопорный.

«Хижина» немного помолчала. Потом вроде бы решил суть размышления:
«Ну, вылезай. Думаю, тебе все равно пора поесть. Но я позволю
тебе переждать дивизион за доллар.

«Извините, но у меня нет ни доллара. Спасибо хоть." — Тогда четыре бита.
«Просто нет ни цента». - Ну, так разгрузи - и бей!
Бродяга сел в дверях, свесил ноги и легко опустился на землю.
"Пока!" — сказал он и зашагал вдоль поезда, засунув руки в карманы брюк.

«Хм!» — фыркнул тормозной и яростно толкнул дверь, вызвав протестующий крик гусеницы и катков.

Маленький городок возвышался на шесть тысяч пятьсот футов над уровнем моря, в
высоких горах Сьерры. Дыхание сосен ударило в ноздри бродяги,
пока он брел вперед. Динамичный поток форели мчался вокруг
огромных валунов в своем бешеном беге к синему Тихому океану, находящемуся в двухстах милях отсюда. Разреженный воздух высокогорья, к которому путешественник
не привык, заставил кровь биться в его венах; и, несмотря на начавшиеся голодные муки, настроение его было приподнятым, а шаг упругим, когда он шел к деревне.

Еще не дойдя до ее окраины, он увидел пятерых мужчин — без сомнения, таких же бродяг, как и он сам, — в лагере у бурного ручья.
В его чувствительные ноздри ударил запах готовки. Ему нужно было только спуститься с
двадцатифутовой насыпи, пролезть через ограждение полосы отчуждения и попытать счастья. Он накормил десятки товарищей-скитальцев, пока у него хватало денег,
с тех пор как он покинул штат Канзас. Теперь он был без гроша в кармане,
только со вчерашнего дня. Он понял, что в этом лагере бродяг ему не будут рады
, потому что он уже давно усвоил, что так называемое братство бродяг — плод воображения. Но горный воздух сделал его отчаянно голодным — его деньги прокормили многих из класса там, внизу, в лагере — пришло время, чтобы по крайней мере часть его хлеба, брошенного в воду, попала в водоворот и начала плыть обратно.

Он сполз вниз, протиснулся между нитями колючей проволоки
и смело приблизился к источнику этих пикантных запахов.

То, что это был постоянный лагерь бродяг, было видно из множества валявшихся
вокруг почерневших консервных банок, холодного пепла древних костров и резных
фигурок на деревьях, которые затеняли место встречи.

Один мужчина наклонился над огнем и помешал большую банку с кипящей
мексиканской фасолью. Другой резал на ломтики буханку хлеба
перочинным ножом, разрезая до середины с одной стороны, а затем переворачивая буханку, чтобы завершить надрезы из-за короткого лезвия.
Трое других валялись на земле, курили и строгали и с неодобрением смотрели на вошедшего.
— Как дела, товарищи? — сказал «бутинский», улыбаясь и садясь на замшелый камень.

Никто не ответил, но человек, который резал хлеб, поднял голову и усмехнулся.

Он был примерно того же возраста, что и приезжий, с чистым худощавым лицом с
отчетливыми веснушками на нем и на шее. Волосы у него были песочного цвета и курчавые, и расческа и щетка не изменили бы их жесткой внешности. Его глаза были голубыми и дружелюбными. Незнакомец сразу почувствовал, что этот человек не такой, как его четверо товарищей. Несмотря на то, что он был бродягой, на нем не было никаких следов утвержденного Джона Йегга. Остальные были старожилами старейшей из известных школ. — Собираешься немного поесть, а? невинно заметил новоприбывший.
«Я почувствовал запах готовящихся бобов за сотню ярдов».

Старожилы с изумлением переводили взгляды с одного на другого. «Сможешь
победить?» был вопрос, который выражал их внешний вид. Затем с тяжелым
вздохом, словно смирившись с требованиями сурового долга, один из них поднялся
и пошарил в кармане своего спасенного от жира жилета.

Он вытащил грязную спичку, оглядел ее с совиной мудростью и,
обойдя костер, молча передал ее вошедшему.

За этой пантомимой следили не менее четырех пар холодных глаз. Человек, которому
предложили спичку, машинально принял ее и посмотрел в лицо жертвователю.

— Мне кажется, я вас понял, — сказал он, немного смутившись. — Я слышал, что
одному бродяге дали спичку в лагере, где он не нужен. Я полагаю, это
тонкое предложение, чтобы он пошел в другое место и развёл свой собственный костер, не так ли? — Старичок, — насмешливо сказал даритель спички, — ты прав.
Dat означает «Бей!», а dis означает «Бей быстро!» — понимаете?
Он поднял сжатый кулак для осмотра другого.
— О, я вас понял, — ответил незваный гость, поднимаясь с камня.
«Конечно, я побью его. Но не питайте иллюзий, что то, что
вы только что подняли, имеет к этому какое-то отношение».

Он повернулся, снова сунул руки в карманы и двинулся назад
к полосе отвода. — Подожди минутку, Джек! Выброшенный повернулся. Это говорила хлеборезка. «Иди сюда и покопайся в хлебе и бобах, старина», —
пригласил он. «Вы так же желанны, как цветы в мае. Я случайно знаю
по той простой причине, что я тот самый Джаспер, который
сам напортачил с розовыми и панками. Я сегодня развлекаюсь.

Человек, пропустивший спичку, повернулся к нему с рычанием.

— Что за идея, «Получеловек»? Вы хотите, чтобы каждый фермер на линии
приходил вмешиваться в ваши насмешки? Дай мне боль, Джек!

«Ай, иди в свою конуру и грызи свою кость, Блистер!» — возразил
хлебно-бобовый магнат. «Вы, старые пушистые хвосты, поймайте мою козу. Вы не
дадите человеку ни крошки табака; но я заметил, что ты всегда первый
вмешиваешься, когда у кого-то еще сарказм. Я покупаю им розовые
и я покупаю этого панка; и все, что приготовили для этого
маленького пикника вы, придурки, была солью, которую "Ромовый Монах" стащил у бакалейщика,
пока я покупал бобы. Я скажу, кто смеется в
этом лагере. Иди сюда, старина, и копай!

«Грешный волдырь», таково было странное прозвище инакомыслящего,
ссутулился на своем месте на земле, недовольно бормоча.
Остальные Джон Йеггс равнодушно пожали плечами, полностью сочувствуя
Пузырю, но дипломатично соглашаясь с желанием того, кто купил бобы.

Приглашенный гость вернулся, и повар высыпал бобы в
жестяные банки поменьше и молча передал одну ему. Один, обозначенный как
Халфаман, сунул другому в руки два куска хлеба, а в
другие банки налил черный кофе.

Некоторое время шестеро ели молча, причем незнакомец время от времени
поглядывал на своего благодетеля, как бы желая поблагодарить его, но не
находя слов. — Куда ты направляешься, Джек? — спросил Халфаман, его веснушчатые
щеки скользнули по челюстным костям, следившим за пережевыванием огромных
порций еды. -«Запад», — был короткий ответ. -«За чем ты следуешь, когда следуешь?»
«Я охочусь на строительных работах». -«Грязь или камень?» -"Или."
"Это я; Я жесткий. Вы били его в пустыне? Там внизу открывается большое дело.

«Да, я слышал об этом. Золотой пояс, а? — Это она, я там внизу делаю. Я знаю много подрядчиков, у которых есть работа в дороге. Другой какое-то время ел молча, словно глубоко задумавшись. — Не знаю,  но я тоже попытаюсь спуститься туда, — сказал он на мгновение. — Я не собирался конкретно в какое-то конкретное место.

«У нее должна быть хорошая работа. Там будут хорошие люди. Первое, что я могу сделать, отправляясь на запад, — это взять меня.
— Вы не возражаете, если я пойду с вами? нерешительно спросил другой.

«Я должен сказать, что нет! Я не люблю бродить в одиночестве. Никогда не делал. Я
разговариваю сам с собой. Конечно, мы выберемся вместе. Как тебя зовут, Джек?

Незнакомец снова заколебался. Затем его лицо слегка покраснело, когда
он ответил: «Меня зовут Сокол».
Один из Джонов Йеггов тихонько фыркнул и подмигнул товарищу. Ему было
совершенно ясно, что говорящий мало знал о прозвищах бомжей
и подобных вещах. — Давно следишь за стройкой? — спросил Халфаман.
— Практически всю жизнь, — ответил другой.

При этом другой из слушателей устало вздохнул и прошептал стоявшему
рядом с ним: «Давай, ладно? Всю жизнь слонялся по большим лагерям! Можешь победить? Держу пари, он никогда не видел железнодорожный лагерь, а? Без дураков!»
Его друг кивнул с гримасой согласия.
Покончив с едой, новый друг Сокола встал и,
распластавшись, сделал большой глоток из холодного горного ручья.

— Что ж, — объявил он, — я избиваю его до седьмого неба. Давай, если
ты идешь со мной, Джек.
Если стрелочник не лгал, а у него, похоже, не хватило ума соврать, так скоро должен
прибыть груз, идущий на запад.

— Премного благодарен за де насмешников, Халфамен, — вызвался один из
бродяг, когда Сокол последовал за веснушчатым юношей через забор. -"Сдачи не надо!" по имени Халфаман. — Но в следующий раз, когда я буду готовить еду, позволь мне пригласить. Ответа не было; и они вдвоем взобрались на холм и пошли
вдоль пути к резервуару с водой, чтобы спрятаться и дождаться прибытия
следующего грузового транспорта, идущего на запад.

Они подошли к танку и сели на землю позади него, упершись
спинами в тумбы. Халфаман снял засаленную кепку со
сломанным козырьком и положил ее себе на колени, позволив прохладному горному бризу
играть прядями его песочных волос. У него была манера говорить
одним уголком своего добродушного и довольно широкого рта, что забавляло
сдержанного Сокола. — Ты недавно был в дороге, не так ли, малыш? — сказал он ласково. -"Почему ты это сказал?" - С тем же успехом ты мог бы носить визитку на груди, как слепой , и рассказывать об этом миру, -- сказал Халфаман. — Позвольте мне сказать вам, шутник. Ты же не хочешь соваться в лагеря бродяг, как ты это делал тогда. Эти старые Ясперы ненавидят себя. От таких , как ты, им нет никакой пользы .

— Но ты не такой, как они.

— Я должен сказать, что нет! Я жесткая конструкция. Они просто жесткие.
Я бродяга, но я работаю. Они не знают, если только они не должны... видите? Я
покупал кое-какие розовые и панковские, чтобы приготовить для себя, понимаете, а они встревают
ко мне и берут меня на корм. Я никогда не опускаю руки, если у меня
что-то есть, поэтому я сказал им, чтобы они пришли и разорились. Я знаю двоих из
них — «Греховный волдырь» и «Ромовый монах». Двое других их приятели
. Я накормлю кого угодно — гейкэта, яйцеклетки, биндл-стиффа, скиннера, макера
или дино. Но я хочу, чтобы они кормили меня и тогда, когда я разорюсь. Мне не нужны
такие, как они. Я порядочный бродяга, поймите меня?

— Да, — ответил Сокол. «Я сам стараюсь быть таким. Вот почему я
подошел к лагерю. Я думал, что, может быть, со мной будут обращаться так же, как я обращался с десятками других с тех пор, как я основал West».
— А ты не был? — Да — тобой. И я этого не забуду. Оставайтесь со мной, если я вам нравлюсь, и вы никогда не пожалеете о том, что сделали для меня сегодня.

Другой открыто изучал его. — Я не совсем понял ваш номер, —
заявил он. — Твои руки не руки рабочего, и ты говоришь так, как будто умеешь.
Вы говорите, что всю жизнь следили за строительными лагерями ?
"Это то, что я сказал." — Но ты лгал.
— Ну, то, как ты это говоришь, я, конечно, не могу обижаться. Во всяком случае, я
называю себя железной дорогой. Принимать это как истину или не принимать —
для меня это не имеет большого значения. Может быть, я и сырой — наверное, так оно и есть, — но вы оставайтесь со мной, и я заплачу вам за этот обед.

«Не делай этого, пока я не попрошу», — возразил другой, приложив ладонь
к одному из выдающихся ушей и вслушиваясь в трек.

Он встал и подошел к двум стальным рядам, растянувшись на полу и прижавшись
ухом к перилам.

— Я слышу, как она поет мне, — объявил он, возвращаясь. — Она будет здесь через
минуту. Теперь это твое прозвище. Он стоял перед танком, глядя на множество резных фигурок на нем. — Я не вижу его здесь, например. Вставай, я покажу тебе свою. Подрезал ее там три года назад, когда я бродил на восток, катался по снежным навесам, растянувшись на спине повозки с овцами, чтобы согреться. Какая-нибудь кровать, если она не ложится под тебя!»

Сокол поднялся и встал, глядя туда, куда указывал другой.
Аккуратной резьбой на одном из деревянных постаментов он увидел:
НА   ПОЛОВИНЕ МАРМАРКИ   1917, НА ВОСТОКЕ   ФИНЕАС РОДИЛ АВИШУА
— Странное имя, — заметил Сокол. — А цитата?

— Ну, ей-богу, он ничуть не страннее моего настоящего, старичок!
Меня зовут Дейзи ; и как будто это было недостаточно смешно, старики подсунули
мне библейское имя - Финеес. Финехас Дейзи, ты можешь победить? Я один из
потомков.
"Что это такое?" — спросил Сокол, губы его серьезного рта дернулись
от удовольствия. -«Разве ты никогда не читал Библию?»
— Возможно, не так много, как следовало бы.
«Ну, порождения, как я их называю, есть в Библии. Я выучил эту
часть наизусть, пока до меня не дошло. Это звучит так: «И
дети Амрама; Аарон, и Моисей, и Мариам. сыновья также
Аарона; Надав и Авиуд, Елеазар и Итамар. Елеазар родил Финееса.
Финеес родил Авишуа». Разве ты никогда этого не читал?
— Да, я полагаю, что да. Думаю, там довольно сухо.
«Ну, я Финеес. Я один из порожденцев, видите? Но боссы
зовут меня Халфаман. Это тоже довольно сыро. Видишь, как они на меня напали? Я
должен быть честен все время, иначе люди подумают, что я всего лишь наполовину человек, потому что они меня так называют. У меня был приятель, и его настоящее имя было Холман Роуз. Разве это не смешно? Роза и Дейзи! Иногда нас называли
«Букет». А потом, увидев, что его зовут Холмен, они назвали меня
Халфаменом. Может, они и правы, но я никогда не отказывала парням в том, чтобы их кормить. Вот она, Сокол. А теперь делай то, что я тебе говорю,
и мы легко отделаемся от нее и уедем на ней в пустыню, если нам
повезет. Поверь мне, старина Сокол, когда я начну, я просто бродяга!

ГЛАВА 2. СКВОЗУБЫЙ КАНБИ


Деревня Опако на краю большой калифорнийской пустыни никогда за все время не видела такой бешеной активности. В девяноста милях к востоку, над песчаными пустошами, юкками, жирной древесиной и кактусами, инженеры железнодорожной компании произвели предварительную съемку предполагаемой границы Золотого пояса, и все признаки указывали на тот факт, что Opaco будет естественный источник снабжения для больших лагерей, которые будут строить дорогу.