Казнь изменника
Немецкое командование делала большую ставку на крупное наступление с целью вернуть утраченную инициативу на советско-германском фронте. Гитлеровцы большое значение уделяли агитационно-психологической обработке советских войск. С этой целью на переднем крае фронта они устанавливали мощные громкоговорители и на русском языке призывали советских воинов прекратить войну, переходить на сторону немцев, обещая при этом сохранить жизнь и полный комфорт в обхождении с пленными.
Как гитлеровские солдаты жестоко обходились с нашими пленными, мы на фронте уже познакомились.… Лживые и обманчивые обещания врага периодически сменялись передачей по радио мелодичной русской классической музыки. Враг надеялся таким образом деморализовать советские войска, ослабить их сопротивление в предстоящих боях. С самолетов немцы разбрасывали листовки - пропуска, которые также призывали советских воинов переходить на их сторону. Листовки они предлагали держать при себе как пропуск через фронтовую линию.
Как наши бойцы относились к этим призывам гитлеровцев к измене? Листовки обычно уничтожались. Все понимали тщетность и бесплодность этих вражеских потуг - боевой дух советских войск они не поколебали. Музыку русскую мы слушали, правда, с удовольствием. Это было совершенно необычно и невообразимо. Чарующие звуки в хорошем исполнении на огневой позиции, где царит жестокость и смерть, были, казалось, совершение несовместимыми. Это противоречило всему естеству. Музыка создавала настроение, и постепенно возникали в памяти воспоминания о мирной жизни. Забывалось о том, что эту музыку передавал для нас враг. Но действие ее было обратное тому, чего добивался противник.
Музыка давала, хоть и на мгновение, хороший отдых.
Однако, среди наших красноармейцев находились единицы, которые поддавались на провокационную агитацию, в результате чего имели место перебежки на вражескую сторону. Некоторые из перебежчиков даже выступали по громкоговорителям с немецкой стороны, призывая перейти, как и они, на сторону немцев, но слушать их было крайне противно, так как в их голосе чувствовалась, что они делают это вынужденно, под давлением и угрозой.
Прошел слух, что с нашего подразделения перешли на сторону немцев трое солдат. В связи с этим среди наших войск была усилена политико-воспитательная работа по патриотизму.
В июне нашу дивизию отвели в тыл на отдых и деформирование. Наш батальон расположился в деревне в 12 - 15 километрах от передовой. Отдых был относительным. Здесь только никто в тебя не стрелял, не рвались снаряды, но слышались приглушенные выстрелы орудий на передовой. Работы было много. В связи с ожидаемым летним наступлением немцев наше командование готовилось встретить врага.
Чтобы не допустить прорыва танков противника, наш батальон с утра до вечера рыл противотанковые рвы. На работу ходили 2 - 3 км, иногда ездили на грузовиках. К винтовке добавилась штыковая лопата. Обед привозили к месту работы. Противотанковые рвы рыли на протяжении нескольких километров в местах, где можно было предположить проход танков. Рыли в любую погоду, даже под дождем.
В один ненастный день к вечеру пошел дождь. Земля раскисла, прилипала к лопатам, ботинки стали мокрыми и тяжелыми от налипшей грязи, гимнастерки промокли, но команда о прекращении работы почему-то не подавалась. Солдаты изрядно устали. Но вот нас стали собирать и сообщили, что весь состав батальона будет присутствовать при показательном расстреле изменника — перебежчика.
Кто он такой и как все произошло с изменой, нам ничего не сообщили. Сказали только, что наши разведчики выкрали у немцев этого перебежчика, и командование решило провести казнь изменника на глазах всего батальона, многонационального по составу, сформированного в Узбекистане.
Наступили сумерки, стала быстро темнеть, накрапывал дождь, настроение стало тягостным. Большинство солдат не имело никакого желания присутствовать на страшной церемонии расстрела. Уставших, промокших и уже проголодавшихся, нас долго собирали и передвигали к месту казни.
Наконец, когда уже стало почти темно, и на расстоянии 30 - 40 метров еле улавливались фигуры бойцов, нас подвели к месту казни и расположили полукругом. Впереди возвышался небольшой холмик, на склоне которого росло небольшое дерево. На холме солдаты копали яму. Было тихо, разговаривать никому не хотелось.
Среди бойцов командиры стали выбирать добровольцев, желающих участвовать в команде по расстрелу изменника. Процедура эта происходила медленно. У тех, кого отобрали в команду, проверяли исправность автоматов, из которых производили пробную стрельбу.
Но вот команду из 7 человек для казни сформировали. Кто-то сказал, что изменника привезли.
И вот на фоне потухавшего заката, на бугорке, возникла худая длинная фигура, которую два командира подвели и поставили перед ямой. Команду для казни расположили в 10 - 12 шагах от этой фигуры.
Эта была жуткая картина, которая запомнилась мне на всю жизнь, и которую я ясно себе представляю до настоящего времени, хотя прошло уже почти 45 лет.
Перебежчик стоял в нижнем белом белье, в рубахе и кальсонах. На его длинном худом теле они висели бесформенной массой. В белом, ночью, одинокая фигура стояла над землей на фоне потухшего темного неба как призрак. Ниже горизонта на земле уже ничего не было видно, не видно было и батальона. Только угадывалась команда, выстроившаяся перед подсудимым.
Одинокое дерево невдалеке, также едва видневшееся на фоне неба, как бы подчеркивало обреченность и безысходность происходящего. Подсудимый стоял, поникнув как неживой и, казалось, что вот-вот он упадет. Жалкая фигура его не вызывала чувства жалости но и не возбуждала негодования: все обсуждения поступка, совершенного преступником, были уже давно позади. Было только желание побыстрее освободиться от жуткого зрелища процедуры расстрела изменника, который совершил, как нам казалось, свой предательский поступок только из-за своего малодушия и страха перед смертью в бою. И было понятно, что все это совершается ради назидания живущим, чтобы уберечь их от подобных предательских поступков.
Послышался голос командира: по изменнику Советской Родины - огнь! Протрещала короткая очередь из автоматов. Белая фигура как подкошенная свалилась. Кто-то побежал к яме. Прозвучало несколько пистолетных выстрелов - это некоторые командиры проявляли свое участие в расстреле или добивали, может быть, неубитого. Эти пистолетные выстрелы отдавались внутри чем-то противным, тошнотворным. Потом послышался лязг лопат, зарывающих яму. А мы уже брели на ужин и ночлег. Уставшим, мокрым, подавленным видимым, нам было не до ужина, хотелось скорей уснуть.
Наутро жизнь пошла своим чередом, мы продолжали готовиться к отражению фашистских войск, к новым боям.
май 1968 года
Свидетельство о публикации №223051801689