Глава 8. Номедо и треснувший лёд

Номедо отвёл Найджелу некоторое время на приготовления к перемещению между реальностями. Тенметам поместил на письменный стол Песочные Часы, подтверждая подобным жестом, что намерен в скором времени за ними возвратиться, и оставил Энжи в привычном беззвучном одиночестве, усыпляющем активную природу человеческого ума. Внутри саркофага Глори, в его тесной комнате, течение времени проявлялось ещё незаметнее, чем в неподвластной непостоянству трёх миров пустыне на границе всех форм пространства планеты Земля. Туманы Фангардена, затекавшие в помещение сквозь оконные и дверные щели, застилали воспоминания и мысли в черепной коробке. Найджелу требовалась не одна минута, чтобы принудить ум проясниться, а после – спланировать свои действия. Сфинкс был готов предоставить человеку необходимый временной интервал без пререканий и понукания: он вознамерился посетить «Падающую звезду».
Фольд лежал на вспомогательных металлических элементах каркаса дома под сводами стеклянной крыши. Не отбрасывавший тени и не отражавшийся в стеклянных плитах, он мог принять любой облик, но остаться незамеченным. Находившийся в своём кабинете Нельсон Хеддел, составлявший чертежи, перелистывавший блокнот с идеями и вздрагивавший от боли в повреждённой руке, часто поднимал голову, чтобы отвлечься от неприятных ощущений, сконцентрировавшись на эмоциях, и взглянуть на небо, но даже такой внимательный и чуткий ко всему чужеродному для людского мира человек не мог увидеть прямо над собой спрятавшегося за железными балками тенметама.
Вздох вечернего ветра всколыхнул золотистые полупрозрачные шторы, заменившие те, которые Нельсон раскроил и порезал, чтобы украсить лентами и перьями свой костюм, ставший единственным клочком света в прерванную осветившим её огнём ночь неизбежного. Свечение старинных торшеров изобразило на полотне занавеса тень, а затем оживило её. Качнув полосу ткани, медленно темневшую от многолетней пыли, наполнявшей одиноко-неприступный кабинет, из проёма вышла Сильвия Хеддел.
- Ты почти не говоришь со мной, - обратилась она к брату. – Если мне что-то нужно, я тащу это из тебя раскалёнными клещами.
- Я говорю с тобой столько же, сколько со всеми другими, - пожал Нельсон плечами. – У меня уже несколько лет не было полноценного выходного дня, порой мне попросту не хватает моральных и физических сил на беседы, не говоря уже про время для них.
- Нэл! – Сильвия поставила локти на спинку кресла, в котором сидел её брат, и перегнулась, желая рассмотреть чертежи, трепетавшие в его обессилевших руках и издававшие шелест при соприкосновении веера страниц с поверхностью кожи. – Да посмотри на меня! Ты не отрываешься от этих бумажек целый день.
 На её просьбу Нельсон ответил, в знак приветствия приподняв перевязанную ослеплявшим своей белизной бинтом ладонь, обратив взгляд к сестре и кротко улыбнувшись. Он был бледен, и созвездия веснушек проступили на филигранных чертах его черепа, обтянутого кожей.
- Скажи мне всю правду. Я не позволю тебе больше молчать, - она требовательно смотрела в глаза брату, и тот, приняв серьёзный вид и захлопнув альбом с чертежами, поманил её пальцем, пригласив пригнуться ещё ближе.
- На самом деле я – инопланетянин с лазерным зрением, - шепнул Нельсон, - а если меня «раскроют» и расстроят, а мою маскировку раскроят, я заберу из яхт-клуба «Святыню» и выйду на ней в пролив, потому что там, как гласит закон, нейтральные воды, и любому угрожает столько же бед и осуждения из внешнего мира, сколько Эсмеральде на паперти… Ты эту правду хотела услышать, Силли? – посмеявшись, он снова раскрыл альбом и вернулся к подсчётам.
- Нэл, вот тебе правда получше: ты уже всем окружающим кажешься идиотом, - отвернулась от кресла Сильвия. Она ударила по ножке кресла каблуком, и молодой Хеддел ощутил спровоцированную вибрацию.
- Сильвия, я живу в доме, куда с завидной для моего графика бесполезных дел регулярностью поступают анонимные звонки с шёпотом на неизвестном науке языке и письма без обратного адреса, в которых спрашивают, когда в нашем подвале состоится следующий спиритический вечер.  Казаться окружающим идиотом – это моя вторая работа, если не первая, - подмигнул Нельсон. – Ты что-то хотела спросить? Ещё хочешь? Я не назначал на сегодня пресс-конференций, но для тебя, моя звёздочка, готов на всё.
- Все эти штуки, которые ты перечислил, – это именно то, о чём я собиралась тебя спросить. Почему ты всё время отказываешь Меду и Лили?
- О, свет мой! Да разве я не рассказывал тебе историю про «гвоздь программы» моего первого и последнего собрания, проходившего в обгоревшем штабе под парком Мистикейва? Неужели я забыл рассказать, что мои фокусы с огнём и дегустация спиртных напитков из погреба Медея, оказывается, несовместимы? – по-детски наивным тоном вопрошал Нельсон.
Он стремился придать своему лицу самое невинное выражение, но был бессилен скрыть улыбку, и Сильвия уличила его в баловстве и шутливом притворстве.
- Нэл. Медея туда не приглашают, а вот у тебя ещё есть шанс. Давай без этих своих умопомрачительных юморесок, ладно? – попросила она, скривившись.
В знак согласия молодой Хеддел дважды кивнул. Он пожал плечами, когда почувствовал лёгкое беспокойство. Нельсон ощущал, как непроглядно-тёмные тени, которые являются чем-то более зловещим, чем приближавшиеся сумерки, сгущаются над ним. Поднимать эту тему он не любил, но отказать сестре ему бы не удалось. Навязчивые предостережения просачивались в его разум, и отзвукам тревожных голосов вторило дребезжание его пальцев, стучавших по обложке блокнота с записями и приложениями к чертежам.
- Почему ты каждый раз отказываешь Медею? – повторила Сильвия, понимая, что Нельсон не станет отвечать, если она не решит настаивать.
- Хи-хи, в чём, прошу прощения? – он в последний раз попытался отшутиться. – Мне иногда кажется, что ему, напротив, позволено слишком много. Получивший хорошее воспитание, он разрешает себе иногда без стука входить в мой кабинет, и ему никто ничто про это не говорит. Он может в обуви лежать на моей софе. Он признавался, что однажды позволил Лили украсть у нас столовое серебро, потому что ей захотелось испытать чувство удовлетворения после удачной кражи. Позволил. Хи-хе, он сказал это так, будто всегда был хозяином особняка… Наконец, держу пари, Медей своей собственной рукой и своими собственными чернилами вписал в отцовское завещание ту часть, про которую ты и я знаем, но ведь я же разрешаю ему и Лили приходить сюда в любое время дня и ночи, как бы то ни было.
- Нельсон, не пытайся опять выглядеть дураком, - Сильвия закатила зрачки под веки, усыпанные голубыми блёстками. - Ты прекрасно знаешь, что я спрашиваю тебя про общество. Ты всё время отмахиваешься, когда тебя просят. С чего бы вдруг, если такое сокровище буквально ставят на серебряном подносе у твоего лица?
- Ты снова нахваталась всех этих фраз у Медея, не так ли? Научно доказано, что твой ум не производит вербальные конструкции, содержащие больше трёх слов, – смешок сорвался с губ Нельсона, крутившего в руках простой карандаш, но мгновенье спустя он вздохнул и заговорил серьёзно. – Силли, я не хочу с ними играть, раскидывая поля настольной карточной баталии поверх настоящего атласа мира. Это не по мне. Там, где предлагают играть в кости и карточные игры с детективным сюжетом, я выбираю шахматы и шашки, потому что это поле действия, которое обозримо для обеих сторон игры. Хотя… Нет, нет… Шашки – это плохой пример, они слишком агрессивны… В общем, Сильвия, я просто не хочу каждый день раскручивать глобус, находить на нём случайную точку и принимать из рук Дианы записки, которые она, как мойра, вытягивает из чёрного ящика. У нас и глобуса-то дома нет, отец давным-давно наш собственный, который мне покупался для школы, унёс в штаб под парком монолитов! Но штаб, как ты знаешь, сгорел… И, как бы искромётно я ни шутил на этом пепелище, я не причастен к случившемуся пожару.
- Глупая шутка, - недовольно поморщилась Сильвия.
- Ты про каламбур или происшествие?.. Я защищён презумпцией невиновности. Разрешено всё, что не успели запечатлеть камеры наружного видеонаблюдения! Клянусь тебе каждым рыжим волоском со своей головы, что это был не я.
- Ясно. Я пойду.
- Ого, завтра, видимо, пролив замёрзнет. Сильвия Нелли Хеддел нашла работу. Почётным осведомителем у Медея. Сколько обёрток от жвачки и фишек с мультипликационными героями он пообещал за это? Давай так: делим всё пополам – и я даю тебе пульт от вертолёта вместо денег на такси.
- Мне не нужно в Мистикейв. Я иду за папиной машинкой для стрижки, потому что тебя следует побрить налысо… Куда ты её запрятал, Рапунцель? 
- Оу. Серьёзное наказание за преступление, которого не было.
- Восемь сотен из одной сотни процентов, что это был ты. Среди раскиданных по миру ребят в шапочках из фольги никто бы не послал папиного заместителя так далеко, как это сделал предводитель ботаников и психов, Нельсон Сильвестр Хеддел. Кто бы ещё там всё испепелил? Ты пользовался тем, что никому не могли поручить расследование такого дела.
- Считаешь, я бы стал подвергать опасности людей, которым доверяли наши родители? К сожалению, у меня нет прямых оснований для того, чтобы избегать их. Уж тем более, можешь быть уверена, я бы не попытался строить им козни: в обществе каждый уверен, что ему дозволено абсолютно всё. Это, кстати, причина, по которой я не могу бесповоротно отказать Медею и Лили. Ты думаешь, я бы стал рисковать тобой, единственным близким мне человеком, и самим собой, первым и последним твоим опекуном? Сильвия, ты слишком дорога мне для таких авантюр, и я сейчас не про то, во сколько миллионов марвенгов мне обходятся все твои покупки. Я серьёзно. Я бы не смог нормально спать по ночам после подобного… Впрочем, сон с трёх до пяти утра вряд ли тоже можно назвать нормальным, - поразмыслив, вздохнул Нельсон и покачал головой.
- Не придумывай давай, братец, - Сильвия толкнула Нельсона в плечо. -  Если это был не ты, то кто?
- Я не знаю, кто это был. Могу только догадываться, но тебе не озвучу, потому что ты всё передашь тому, кого я подозреваю в первую очередь, мы такое уже проходили. Сильвия, понимаешь… Есть вещи, которые оставляют на теле клеймо, а членство в обществе вырезает сразу отметины мишени. Когда ты вступаешь туда, то больше не можешь никому доверять, даже адептам, даже своим лучшим друзьям. Даже семье. С каждым новым заманчивым предложением я всё больше убеждаюсь в том, что у меня нет никакого желания отслеживать статьи о себе в сомнительной конспирологической прессе, бояться, как Артур, что меня отравит Медей, и потому никогда не пить бутилированную воду на мероприятиях, носить, как Ди, иголку с ядом на шее… И далее, и далее. Кстати, - Нельсон закинул голову и посмотрел сестре в глаза. - ты знала, что у отца в зубной пломбе был маячок? Я чуть с ума не сошёл, когда вскрыл его тайник с документами в портале камина. Я не могу представить, чем этого человека, смелейшего из людей, того, чьё имя боятся произносить вслух, нужно было запугать, чтобы он додумался до такого.
- Маячок? Тогда почему ты не ищешь папу и маму?
- С чего ты решила, что не ищу?.. Я искал. Нашёл этот клык в шкатулке у Медея, а потом и сам вспомнил, как папа словами, которые при тебе я не имею права цитировать, вспоминал доктора, по ошибке удалившего ему не тот зуб. Сдаётся мне, Мед подговорил врача, чтобы получить кое-что новое в свою коллекцию. Это способ обороняться. Каждый в обществе чудил и запугивал соседей за круглым столом по-своему. Выбирал то, что ему ближе по… Гм, забыл слово.
- По душе?
- По нраву. Вот, например, помнишь дядюшку Николя? Ты смеялась над его акцентом ещё, помнишь? – подсказал Нельсон, и тогда Сильвия ему кивнула. - Когда Николя припоминают случай с изменением фамилии или поддельной книгой, он начинает рассказывать остальным про изобретённую им несмываемую краску и универсальное противоядие, справляющееся даже с тем, что способен намешать Медей. Наш отец собирал рога и ружья, а у «Аквариум Аргентум» иной музей.
- Я была у Медея дома четыре тысячи раз! Никакой шкатулки там не было, только сейф с камушками и серебром под полом.
- Ты её видела, просто не обратила внимания, а при мне он её несколько раз открывал, чтобы похвастаться. Наверное, стоит подсказать ему никогда не тестировать сыворотку правды на самом себе. В конце концов, кому ещё можно было бы поручить подобное? Мы, судя по частоте его появлений в нашем доме, ближайшие его знакомые, он даже пытался оформить опеку, когда мы с тобой были младше, - напомнил Хеддел сестре. - Шкатулка большая и медная, стоит за стеклом витрины под остановившимися часами. Там столько всего, что ему, пожалуй, пора уже притворяться чернокнижником. С учётом того, что Мед всегда выжидает определённый день цикла Луны, чтобы сходить к парикмахеру, я думаю, это почти правда. Он показывал мне папин зуб, кончик языка, который мама откусила в автомобильной аварии, выпавший ноготь Дианы, локон волос Николя и даже сброшенную шкуру его ручной белой змеи.
- Не из неё Медей собирался сделать себе пояс, подходящий под тот ужасный жилет?
- Он такое говорил? – приподнял брови и улыбнулся Нельсон. – Как много я упускаю, пока прячусь от ваших посиделок в кабинете!.. Утверждать не могу, но ему бы подошло! Очень подошло.
Пронзительный писк, изданный Нельсоном, кольнул слух Сильвии. Молодой Хеддел вспомнил про чертежи, переданные ему корпорацией «Аквариум Аргентум». Он пролистал альбом и обнаружил на последней странице конверт из крафт-бумаги с вензелями Медея и штампом. Внутри были сероватые клетчатые листы, украшенные тёмно-золотыми узорами и логотипом с двумя буквами «А», напоминавшим верхнюю половину пятиконечной звезды. Нельсон снова приступил к расчётам.
- У Меда задатки чудовища. Мне это нравится… А у него в коробочке есть что-нибудь от нас? Капелька моей крови? Твоя фотография с выколотыми глазами? – спустя пару мгновений решила узнать Сильвия, размышлявшая о содержимом шкатулки Медея.
- Нет, но от тебя он, как я понял, мечтает заполучить руку и сердце… Он пополнит её, если мы вступим в общество. Инсценирует несчастный случай, чтобы заполучить то, что позволит ему ощущать своё превосходство над нами.
- А я не боюсь Медея. И вообще никого не боюсь. Раз ты сам не хочешь вступать в общество, то обязан предоставить мне возможность сделать это!
- Ты только за сегодня спрашиваешь это восьмой раз, - вздохнул Нельсон, - а я в восьмой раз вынужден отказать.
- У тебя нет права. Это ограничение свободы воли!
- Это забота о тебе. Как раз-таки на неё у меня есть право, и ты можешь найти подтверждение моим словам не только в кодексе общества, но и в своде законов Марвентрота. Сильвия, я твой старший брат, если тебе, конечно, это не вышибло из памяти пробкой от шампанского. Когда генетическая экспертиза и порядок летоисчисления докажут обратное – приходи, мы обязательно обсудим твоё вступление в общество, я лично выберу тебе самое комфортное место в амфитеатре, у нас есть чертёж. Но пока ничего не изменилось, моё право, мой долг и моя прямая обязанность – защищать тебя от того, в чём я вижу угрозу твоему благополучию.
- Да-а? – недоверчиво скривила губы Сильвия. – И что там угрожает моему благополучию? Перспектива поперхнуться канапе с жемчугом Афродиты, наверное?
- Силли, не жди, что в обществе продолжится еженощный фуршет с икрой улиток и алкоголем. Это возможно только на наших балах, где все надевают на прежние маски ещё несколько новых, и никто не боится быть отравленным. А Медея, например, ты ни за что не уговоришь даже сходить с тобой в нашу любимую пиццерию: он всех учит, что еда, которую можно употреблять без двадцати разновидностей ножей, тарелок, ложек и вилок, — это и не еда вовсе. Ты не зря называешь его чудовищем. Пренебрежение пиццей – одна из самых больших ошибок общества! Перечислять здесь и сейчас остальные я не готов. Ты ещё не так хорошо считаешь.
- Но я умею считать! – вскликнула Сильвия и выбежала из-за кресла, чтобы посмотреть обидчику прямо в лицо.
- Допустим. Проведём эксперимент?.. Что ты думаешь про пиццу с творожным сыром, ягодами и фруктами?
- Фу. Я считаю, что пицца с фруктами – это неправильно.
- Вот, - Нельсон хлопнул в ладоши и указал на сестру рукой, - ты просто не умеешь считать!
- А ты не умеешь шутить! Мне надоели твои каламбуры и щёлкающие мокрые от волнения пальцы. Скажи уже раз и навсегда, что не так с Медеем и Лили! Они любят наших родителей и относятся к нам хорошо.
- До поры до времени, Силь. Они ждут, когда мы поддадимся. Твои любимые венерины мухоловки учат тебя, что некоторые вещи привлекают сладким запахом, чтобы только больно укусить, а ты не обращаешь внимания. Мед, если верить тайной переписке мамы и дядюшки Николя, ещё до вступления в общество был во всём таким отчаянным… Гм…
- Кем?
- Хищником. Давай назовём это так.
- Выходит, мы – жертвы? Мне не нравится! – скривилась Сильвия. Устав стоять, она опустилась в кресло, находившееся напротив Нельсона. – Я передумала насчёт твоих каламбуров, можешь продолжать их озвучивать. Придумай что-то более оригинальное.
- Не стану, - возразил Нельсон. - Мне всё нравится. Многие хищники не брезгуют есть то, что начинает подвергаться гниению, в этом плане Медей очень похож на хищника. Лили тоже, они прямо стоят друг друга. И хотя одна вторая часть документов, которые выдают за родительские, на деле всегда – альманах подделок, а я не могу сказать, какая именно из двух половин подлинная, а какая – написанная левой рукой за столом в обществе, мне легко поверить во всё, что говорили и до сегодняшнего дня говорят за закрытыми дверями, ставнями и окнами об этих двоих. Мне приходилось сталкиваться с тем, что подтверждает эти гибриды слуха и летописи.
- Ой-ой-ой, - цокнула языком насмехавшаяся Сильвия, - и чем же тебя обидели?
- Зная о моем слабом здоровье, Лили приглашает меня погулять только тогда, когда у нее насморк. Ей просто интересно, как я буду выкарабкиваться из состояния раздавленного дождевого червяка без антибиотиков, препаратов для повышения иммунитета, таблеток фармакологической компании Медея и всего остального, что входит в список препаратов, которые мой организм не переносит без необратимых последствий. А сам Мед везде суёт свое мнение, о котором даже не спрашивают. Вчера я спросил у него время, а он стал рассуждать о том, насколько мои часы хуже тех, которые он носит. Так должно быть, Сильвия? Именно так взаимодействуют друг с другом приличные, образованные люди?
- И в чём он ошибся? – хмыкнула наследница. – У тебя же дурацкие часы! Ты вместо обычных песочные к ремешку прицепил.
- И это, я считаю, моё личное дело. Выговаривать мне претензии к моему внешнему виду никто не смеет. Особенно Медей, у которого любимые часы, наверное, электронные, потому что они напоминают табло обратного отсчёта из фильма-катастрофы. Сильвия, они страшные. Они притворяются добряками так же умело, как я изображаю из себя глупца на затягивающихся переговорах.
- А я не позволю им навредить мне. Что ты на это скажешь?
- Здесь будет правильным напомнить, что ты ведомая.
- Это неправда! – возмутилась Сильвия и стукнула кулаком по подлокотнику кресла. – Я не ведомая… А что это слово значит?
- Это слово значит, что ты, к сожалению, ещё не доросла до того, чтобы иметь своё мнение. Что бы тебе ни предложил Медей – ты обыкновенно соглашаешься, потому что он предлагает то, что полностью противоречит моим интересам, морально-гуманистическим убеждениям и педагогическим методам. Если я запрещу тебе покидать город, ты согласишься отправиться с ним в кругосветное путешествие, чтобы удовлетворить своё желание бунтовать и перечить старшим.
- У тебя буквально на всё есть какая-нибудь своя отговорка.
- Хочешь сказать, что ты бы смогла отказать ему?
Сильвия молча скрестила на груди руки. На это ей нечего было ответить: Нельсон в достаточной мере чувствовал человеческие души, чтобы предугадывать поступки младшей сестры и определять их мотивы. Следивший за братом и сестрой Номедо прыснул: человеческие слабости забавляли его так же, как человеческие страхи. Хедделы обратили внимание на смешок, раздавшийся под стеклянным потолком кабинета.
- Что это было? – Сильвия начала оглядываться, пытаясь найти источник звука.
- Что-то наверху, кажется? – поднявший голову чуткий Нельсон скинул домашнюю обувь и подтянул на велюровые подушки кресла свои ноги, готовясь встать, чтобы увидеть того, кто скрылся за железными перекладинами. – Ледяной дворец трескается от наших криков?.. Отец говорил, что, когда лёд раскалывается, он это делает, чтобы поспособствовать движению кого-либо или чего-либо. Но предугадать, что под ним, слишком сложно.
Уже начинало темнеть, и молодой Хеддел мог заметить отражение Номедо в потолочных стеклянных плитах. Тенметам изменил свой облик и появился перед людьми раньше, чем его сумели бы обнаружить: превратившись в крупную бабочку, он на чёрных крыльях с бирюзовым отливом поднялся с металлической панели и вылетел из укрытия.
 - Маак! – ненадолго на лице хозяина дома появилась полуулыбка. Он успокоился. – Всё в порядке, всё цело. Это только бабочка.
- Как он сюда попал? – не понимала Сильвия.
- Возможно, у него сбился дневной ритм, и он не уснул. Полетел вместо этого на свет, как ночные бабочки, - предположил Нельсон, рассматривавший насекомое, без единого взмаха крыла замершее в воздухе под хрустальным потолком. – Знаешь, у легендарной местной гарпии, получеловека-полумотылька, должно быть, было бы бешенство.
- Ты думаешь о бесполезных вещах… Но всё равно! Скажи, почему?
- Все мотыльки – сомнамбулы. Ты помнишь, почему они опаляют крылья и падают, как Икар?
- Подлетают… Близко к Солнцу?
- Нет-нет, они… Они путают искусственный свет с настоящим. Стремятся к Луне, но обманываются и сгорают под светом лампочки.
- А если не обманываются, а держатся курса? Так же бывает?
- Всё равно падают. Они – не ракеты и не инопланетные корабли, чтобы быть способными достичь Луны… Надо его выпустить. Мы не держим комнатных растений, он заболеет без пищи. Ты не могла бы, пожалуйста, выманить его фонариком в коридор? Если я не вернусь к чертежам сейчас, то, наверное, буду вынужден тоже пропустить завтрак.
- Бегу и спотыкаюсь, - фыркнула Сильвия. – Нэл, мне абсолютно всё равно на его дальнейшую судьбу.
- Это неэтично. Человек должен заботиться обо всём, что его окружает. В этом – гармония.
- Вот чем больше на тебя смотрю, тем больше убеждаюсь, что Медей был прав, когда сказал, что у наших родителей один ребёнок не родной, а приёмный! Он говорил это о тебе. Папа бы поймал эту бабочку и пришпилил иголкой из маминого швейного набора к своей бутоньерке или к панно с цветами в этой комнате. Ты совсем не такой, как родители, они бы точно не были против нашего вступления в общество. На последнем балу Лили сказала, что они очень хотели, чтобы мы пошли по их стопам! Она говорит, это благоразумно и справедливо по отношению к ним, ко всему, что они сделали для нас, пока мы были детьми! Мед уверен, что папуля этого хотел для тебя и для меня! Это бы ему понравилось! Разве ты не ценишь то, что они нам дали? Разве ты не скучаешь по ним? Они вступили в общество, чтобы вырастить нас, чтобы дать нам всё! Это стало их жизнью, это стало нашей жизнью! И после этого ты отказываешься?
- Я не просто отказываюсь. Я отрекаюсь.
- Это так ты говоришь про завещание папочки? Он хотел, чтобы ты стал серым кардиналом при императоре! Ты неблагодарный! Почему тебе плевать на волю родного отца?
- Потому что я… Хи-хе, - Нельсона передёрнуло, - я не такой, как наш отец. Пусть на меня обрушится небо, если я таким стану. И меньше всего на свете я бы хотел прислушиваться к мнениям и воззрениям бессовестных фальсификаторов, которые, смогу я доказать это или нет, наверняка были причастны к исчезновению двух человек, любивших тебя и меня по-своему в этом холодном, поскольку сами его таким сделали, мире.
Перемена в выражении лица Нельсона была слишком сильной для того, чтобы Сильвия не заметила её и не спустила к полу ноги, заброшенные на подлокотник кресла. Она коснулась табуированной темы. Подвижные, озорные сине-зелёные глаза замерли под слоем сковавшего их льда. Блокнот с чертежами был захлопнут резким жестом. Номедо, предвкушавший начало конфликта, пискнул, но в этот раз никто не обратил на него внимания. Нельсон смотрел на Сильвию, готовившуюся сбежать. Плечи его слегка вздрагивали, будто стеклянные плиты в самом деле треснули и осыпали его врезающимися в кожу и причиняющими боль осколками. Он ненавидел, когда вступление в общество, противоречившее его совести, преподносилось как долг перед без вести пропавшими родителями. Это была последняя нить кукловода, кольцами змеи намотанная на пальцы бывших и настоящих членов тайной организации. Это была единственная марионеточная нить, натянутая, точно струна, но неспособная оборваться.
- Но в обществе… - стала лепетать Сильвия, но затихла, почувствовав страх.
- И вступление в общество, на мой взгляд, который ты, разумеется, проигнорируешь, – это не дань уважения, а запятая в ошибочном постановлении на том месте, где следовало бы ставить точку, - продолжал Нельсон непривычным холодным тоном. Его бархатистый голос стал ниже, - Я не хочу в это играть. Мне до тошноты надоели маски, балы и игры в рулетку с отцовским револьвером. Это не дань уважения. Единственное, что мы можем сделать сейчас для наших родителей, – исправить их ошибки и смыть грязь с их имён. Я уверен, что они живы, но я не знаю, вернутся они или нет. Потому что любое клеймо и пятно на репутации, как бы его ни прятали, однажды будет обнаружено. Я не хочу продолжать то, что они начали. Я бы пожелал очистить имена тех, кого я люблю, и никогда не допускать повторения того, что они совершили, в своей собственной судьбе. Пусть меня поглотит земля, если однажды Хедделов станут считать хищниками или чудовищами. Мы сами отчасти виноваты в том, что у них каблуки хрустели от приставшей к ним костяной пыли. Они готовы были пожертвовать всем миром, чтобы вырастить нас. Это ты верно подметила. И на кого теперь, когда они исчезли, должна быть возложена ответственность за это?
Но наследница, объятая тревогой, молчала.
- Сильвия, послушай, я люблю наших родителей, я ценю всё, что они сделали для тебя и меня, я скучаю по ним, но я не хочу и не собираюсь быть таким, как они. Я не желаю вступать в общество, не имею понятия, что должно случиться, чтобы мне захотелось к нему примкнуть. Я не такой, как наш отец, которого боятся абсолютно все живые существа, и я не хочу быть таким, как он. Но Медей, оу… Он любит, напившись, демонстрировать мне клык нашего отца и рассуждать о том, что у меня такая же улыбка, какая была у него. У меня такие же зубы. А это значит, что я тоже умею кусаться, поэтому берегись! И… Хм. Ты помнишь, например, песню «Изольда и грозовая туча, начавшая шторм над морем» у Элиаса Веддена?
- «Изольда, твой последний вздох, принесённый ветром странствий – остатки кислорода на дне альвеол лёгких. Далёко ушедшая сестра моя, ты мне нужна. Ты мне нужна, как искорка – меркнущим углям в очаге, как глоток воздуха – тому, кто идёт ко дну, как космосу – озаряющие его светила, как сильные корни – увядающему цветку белой розы…» - вспомнила бледная Сильвия, не сводившая глаз с Нельсона, первые строчки. – Эта?
- Да, она самая. Так вот, Силли… Позволь мне исполнить прямо сейчас пародию на эту композицию. Она посвящается тебе со всеми твоими рекомендациями ступить в тайное общество. Сестра моя, которую следовало бы далеко послать, ты мне нужна. Ты мне нужна, как акуле – вегетарианское меню, как филателисту – электронное письмо, как учебнику устного счёта – нумерация страниц, как твоему любимому певцу – шоколадная плитка!
Белое лицо испуганной Сильвии залил огонь. В отделах сердца её, ранее наполненных страхом, теперь кипел, разжижая кровь и ускоряя сердцебиение, гнев.
- Мой недалёкий брак, ты тоже мне нужен! – вскочила она с кресла. Бледная кожа её багровела, и синие вены готовы были превратиться в пламенных змей. – Ты мне нужен, как домушнику – тапки с пищалками, как полярнику – морозильная камера, как снеговику – твои фокусы с огнём, как сфинксу – шапочка для душа!
Противостояние продолжалось. Небо заволокла тьма, и кодом Морзе мигавшие звёзды говорили с огоньками, зажёгшимися на парусниках над гладью успокоившегося и уснувшего моря. Когда взошла Луна, Номедо покинул кабинет Нельсона Хеддела, иссиня-чёрные крылья понесли его к окнам Найджела Глори.
В комнате Энжи горел свет. Найджел сидел перед компьютером, но взор его не был устремлён к монитору. Его рука замерла на устройстве управления курсором, а взгляд застыл на обрывке паутины, покоившемся под углом прикроватной тумбы. На экране монитора он увидел или прочитал что-то, что его испугало, и ему пришлось отвлечься, попытаться сконцентрироваться на иных мыслях и чувствах.
- Энжи! – послышался выкрик тенметама будто бы за спиной Найджела. Вздрогнувший Глори обернулся, но никого не увидел. – Впусти меня! Впусти меня, тут холодает, а я не привык к таким температурам!
Прислушавшись, Найджел различил удары по оконной раме. Он подбежал к окну и, подняв руку, но не решившись открыть створку, посмотрел на крупную чёрную бабочку, бившуюся о стекло.
- Это… Это ты, Номедо? – удивился Энжи.
- Ага! Или ты ждал гостей с подарками в такое время? – снова послышался звонкий голос внутри комнаты. – Впусти меня, я тебе кое-что расскажу.
Найджел только тогда отважился открыть окно. Влетев в комнату вместе с порывом ветра, обращённый в бабочку Номедо сел на стол и превратился в сфинкса.
- Итак. Условие соблюдено. Пора рассказывать. Скажи-ка мне, Энжи, тебе интересно узнать, почему шоколадная плитка является плохим подарком для певца?
- Н-нет, наверное, - пожал Глори плечами.
- Я так и знал. Но я уже обещал, поэтому слушай: для голоса вредно. Всё. На сегодня лишних мыслей тебе хватит… Часы не разбил? – посмотрел кот на артефакт, ожидавший его на прежнем месте, и хвост его закачался от любопытства. – Ого, целенькие. Я бы похвалил тебя, но не хочу утруждаться и растрачивать энергию на мелочи.
- А почему ты н-не превратился в м-мёртвую голову? – спросил Энжи, снова посмотревший на распахнутое окно.
- Мёртвые головы у вас не водятся. Пришлось выбирать из тех бабочек, которых ты обводил карандашом в своих учебниках на скучных уроках. Но мне – однозначно! – нравится ход твоих мыслей. Похоже, испуг благотворно повлиял на твои иссушённые извилины. Или это удивление?.. Ты удивлён, что я вернулся?
- Ну… Я п-понимал, что ты не уйдёшь без Часов. Просто тебя долго не было. Мне д-даже подумалось, что ты м-можешь не вернуться. Или вернуться, ну… Не знаю… Через много дней, лет…
- Чушь, - заявил Фольд. – Мы просто ждали, когда уснёт твоя мамочка, чтобы нас никто не искал. Я гулял, узнавал новое и развивался. Ты сидел и смотрел в одну точку. Ничего необычного.
- Ты осматривал Фангарден?
- Почти. Я был в гостях у Хедделов. А что, это так важно?
- Н-нет, просто спросил. Так ты нашёл свои когти или нет?
- Какие ещё когти?.. А, когти. Да. Я передумал их брать. Они мне не нужны, пока у меня есть ещё несколько. У этого тела их восемнадцать. Сейчас чуть меньше… А ты что, волновался и трясся от страха, пока я прогуливался? Разве я собирал при тебе чемоданы, упаковывал Песочные Часы в отнятую у Тесса коробку и заказывал билеты?
- Я не знаю, - развёл Найджел руками и снова сел за стол. Номедо протянул ему Часы. Пора было отправляться в путь, и Энжи интуитивно обхватил артефакт дрожащими пальцами. - Это только то, что мне подумалось. Я не всегда могу объяснить всё, что чувствую. Просто т-тревожусь по поводу и без. И тяжело принимаю изменения… Но ты вернулся, теперь всё так, как раньше. Ты не ушёл и не исчез.
- Хе, какие же глупости! – встал на все лапы до этого лежавший сфинкс и запрыгнул Найджелу на плечи. - Я не могу исчезнуть, это невозможно. Я никогда не исчезну.  Даже тогда, когда меня не видно и не слышно, никто не может точно сказать, отсутствую ли я на самом деле или просто притаился и подслушиваю. Мне положено снова и снова возвращаться к подобным тебе в одном из миллиардов своих обличий. Я всегда могу сделать так, чтобы люди не оставили без внимания моё появление. Это весело.