рассказ художника

                Рассказ художника

                (189... г.)

                1

   Мой старинный приятель Николай, выйдя в отставку в чине майора, лет пять тому назад приобрел в Малороссии небольшое именьице с деревенькой и с тех пор жил с семьей безвыездно там, занимаясь сельским хозяйством.

   На прошлой неделе я получил от него письмо, в котором он приглашал меня к себе в гости. К своему приглашению он присовокупил пожелание своей супруги Авдотьи Арнольдовны и их 18-летней дочери Лизы увидеть меня в своих пенатах. Я собрал холсты, краски, свои нехитрые пожитки и, уведомив Николая, отправился в дорогу.

   На полустанке, у которого поезд задержался не более минуты, меня уже поджидал тарантас, запряженный парой разномастных лошадей. Возница, угрюмый малый с окладистой бородой цвета вороньего крыла, был неразговорчив, лишь на мой вопрос, далеко ли ехать, ответил: "Верст двадцать буде". По обе стороны хорошо накатанной дороги, куда хватало глаз, лежали поля с еще только набиравшими спелость желто-зелеными колосьями и дикая степь. В голубом без единого облачка небе маленькие жаворонки купались в лучах нещадно палившего солнца. Шаривший по сторонам взгляд до самого горизонта не мог зацепиться ни за один кустик, ни за одно деревце.

   "Как же здесь должно быть скучно". - Подумалось мне. Я уж начал было подремывать в тряском тарантасе, но при въезде в деревню оживился.

   - Как называется эта деревня? - спросил я возницу.

   - Кизиловка, - ответил тот.

   Белые аккуратные мазанки под соломенными крышами утопали в зелени деревьев, тесно обступивших их. Деревня словно вымерла: ни один человек не попался мне на глаза. Толстая как урядник свинья копалась в грязи. Осоловевшие от жары собаки, высунув язык, раз-другой лениво пролаяли, а потом снова поспешили укрыться в тень. Пеструшки с громким кудахтаньем выныривали прямо из-под копыт лошадей.

   Ну вот и господский дом. Мы подъехали к самому крыльцу. Дворня забегала по двору. Раздались крики. На крыльце показались хозяева. Первым вниз по ступенькам неспешно спустился отец семейства. Я выскочил из тарантаса, и мы с Николаем по русскому обычаю трижды расцеловались. Потом я припал к ручке Авдотьи Арнольдовны. Это была женщина лет сорока, достигшая "Бальзаковского возраста", когда ты еще ягодка, но уже с душком, когда твои часы показывают "без пяти двенадцать", когда хочется еще многого, но надо спешить.

   Мне улыбалась высокая жгучая брюнетка, "роковая женщина", как бы сказал поэт, в легком платье, перетянутом в талии и подымавшем и без того высокую открытую грудь. Ее губы цвета спелой вишни и покатые открытые плечи, думаю, свели с ума не одного мужчину.

   Ее 18-летняя дочь Лиза была полной противоположностью своей матери. Бледная, худая девушка с впалой грудью с первого взгляда вызывала тревогу за ее здоровье. Тем не менее ее поступь была тверда, осанка при ходьбе пряма. А что за прелесть эти локоны, спускавшиеся на маленькие ушки. При знакомстве она посмотрела мне прямо в глаза, и взгляд ее больших карих глаз проник глубоко в мою душу.

                2

   Мне отвели комнату во втором этаже, куда возница отнес мои вещи. Когда я спустился в столовую, вся семья была уже в сборе. Ждали меня. Немного сконфуженный этим обстоятельством, я извинился и сел на единственно свободный стул, как раз напротив Лизы. Я испытующе посмотрел на нее. Она сидела, опустив глаза. Но в какой-то момент наши взгляды встретились, и мне удалось прочитать в ее глазах столько боли, такую неизбывную тоску, что мороз пробежал у меня по спине.

   В это время Николай говорил, обращаясь ко мне, что по традиции обед у них начинается с украинского борща с салом и мелко нарезанной петрушкой. Потом подали карасей в сметане. Затем прислуживавшая за столом красивая хохлушка принесла блюдо с жареным гусем, обложенным по бокам моченными яблоками, а на десерт подали лоснящуюся вишню с тончайшей кожицей, готовой вот-вот лопнуть. Пили абрау-дюрсо и херес. После обеда мы с Николаем закурили, отхлебывая из тонких фарфоровых чашечек кофе с коньяком.

   Я обратил внимание, что мой приятель и его жена не жалуются на отсутствие аппетита: они накладывали себе большие порции и оставляли тарелку чистой. Лиза же напротив: чуть притронулась к еде. Несколько ложек первого, две-три ягодки да пару глотков вина - и все.

   Выйдя из-за стола, мы перешли в гостиную, где стоял рояль и несколько мягких кресел. Николай попросил дочь спеть нам что-нибудь. Лиза согласилась. Мы уютно устроились в креслах. Ее мать села к роялю, ударила по клавишам, и комнату наполнил удивительной красоты нежный голос. Он вырвался наружу, через открытые окна, и певшие до этого без умолку птицы вдруг смолкли, зачарованные красотой Лизиного голоса.

   Когда завечерело и спала жара, я предложил Лизе пойти погулять в сад, примыкавший к дому. На краю неба уже висел горбатый месяц, кое-где зажглись звезды. Мы молча шли по дорожке. Из деревни слышались звуки красивой украинской песни. Ночь принимала нас в свои теплые объятия. Я спросил, нравится ли ей здесь. В лунном свете блеснули ее печальные глаза.

   - Как вам сказать? - проговорила она тихо. - Родители меня любят. Отец, так тот просто души не чаит. Ни в чем мне не отказывают. Все, что ни попросишь, все исполняют. Но они не понимают меня. - Вздохнула девушка. - Я чувствую себя здесь очень одиноко, как на необитаемом острове. Словом обмолвиться не с кем. Правда, к нам часто приезжают соседи, но только, чтоб напиться, а потом до полуночи играют в вист. А их жены? Толстые и глупые как гусыни. Недавно ко мне сватался сын одного соседского помещика. Я его так отшила, что он надолго забудет сюда дорогу. - Немного помолчав, она сказала: - Решила нынешней осенью поехать учиться за границу. Хочу стать певицей.

   Я горячо сжал ее руку.

   - Поезжайте, обязательно поезжайте! У вас замечательный голос.

   Чем дальше мы углублялись в сад, тем сильнее мною овладевало желание поцеловать ее. Я сильным движением прижал Лизу к себе и впился губами в ее чувственный рот. Лиза не сопротивлялась. Чуть позже, освободившись из моих объятий, она сказала:

   - Пора возвращаться. Стало прохладно.

   Всю дорогу назад мы молчали. Я был как в лихорадке. Мой озноб передался и ей. Я чувствовал, что она вся дрожит. Мысли путались у меня в голове. "Как я, человек чуть ли не вдвое ее старше, познавший немало женщин, мог подобно юнцу влюбиться с первого взгляда."

   Ну вот, наконец, и освещенная веранда дома. Она освободила свою руку из моей.

   - Спокойной ночи, - сказала Лиза и скрылась за одной из боковых дверей.

                3

   Со дня приезда в Кизиловку жизнь моя круто изменилась. Если до этого чувство любви давно покинуло мое сердце, и я холодно созерцал происходящее вокруг, то теперь это чувство поностью завладело мною. Оно полыхало в моем сердце и, казалось, испепелит меня изнутри.

   Но я старался, чтобы окружающие не замечали этого. Лиза вела себя также. Мы как-будто состояли с ней в тайном сговоре. За столом она даже не смотрела в мою сторону. Во время прогулок, чтобы отвести от нас подозрение, я все больше внимания уделял ее матери. Авдотья Арнольдовна, по-видимому, приняла мое ухаживание за чистую монету и стала отвечать мне взаимностью. Она часто увлекала меня в тенистые аллеи сада и жаловалась на свою жизнь.

   - Ах, Никита Афанасьевич, как я вам завидую. Вы живете в столице, общаетесь с такими же, как и вы сами, людьми искусства, ходите в театр, посещаете выставки, а здесь такая скука. Местные помещики только и говорят, что о погоде, да почем нынче овес, а сами погрязли в пьянстве, обжорстве и долгах. Мы уже второй год не можем получить с некоторых по просроченным векселям. А как в гости приедут, так не оттащишь их от бутылки, пока совсем не упадут и не захрюкают как свиньи.

   Вы уж, Никита Афанасьевич, почаще приезжайте к нам. Вы ведь для нас, как свет в окошке. Так приятно побеседовать с интеллигентным человеком.

   Я в самых изысканных выражениях обещал ей чаще бывать у них, а про себя думал: "Когда же ты, черт тебя побери, отвяжешься от меня". Я изнывал от страстного желания снова увидеть Лизу, побыть с ней наедине. Но это удавалось не часто. И тогда меня осенило: ты же, в конце концов, художник, вот и рисуй свою возлюбленную во всевозможных ракурсах. Так у нас появилась возможность чаще оставаться наедине.

   Я нарисовал портрет Лизы у окна, "Лиза в саду", "Лиза на фоне пшеничного поля". В эти портреты я вложил всю свою любовь к ней, и девушка на холсте получилась очень красивой, намного красивее, чем сама натура. Но все находили удивительное сходство и хвалили меня.

   Однако время шло, а я никак не мог удовлетворить своего страстного влечения к ней. Однажды я все же преодолел свою робость и, сказав себе: "Сегодня или никогда", запинаясь произнес:

   - Лиза, приходите ко мне нынче ночью, - и замер в испуге получить отказ.

   Она убежала, ничего не ответив. Я, словно соленой столб, остался стоять на месте, не зная, как это понять: "да" или "нет".

                4

   В тот вечер у Николая собралось несколько соседских помещиков погутарить, как говорят в Малороссии, сыграть партию в вист, а заодно и выпить. Как обычно, разговор зашел о погоде. В ту пору стояла страшная жара. Уже две недели с неба не упало ни одной капли дождя. Земля растрескалась от засухи. Все живое: деревья, трава, домашний скот и человек - буквально все изнывало, будто их коптили над огненными языками вселенского очага. Помещики выражали беспокойство по поводу неурожая. Но, увлекшись игрой, вроде бы обо всем остальном забыли.

   Какой же смертельный ужас застыл на лицах игроков, когда прямо над нашей головой черноту ночи разрезал огненный меч властелина вселенной. На секунду все вокруг ярко озарилось, чтобы тот час снова погрузиться во тьму. И тут же страшный удар сотряс весь дом. Налетел шквалистый ветер, и разверзлись хляби небесные: потоки воды хлынули на землю. Оконные рамы срывало с петель, разбитые стекла мелкими осколками покрыли весь пол, который уже наполовину залило водой. А стихия продолжала неистовствовать.

   Я поспешил к себе. Момент, когда я распахнул дверь своей комнаты, совпал с новой вспышкой молнии. Каково же было мое удивление, когда я увидел, что кто-то лежит на моей кровати. Дрожащими от волнения руками я зажег свечу. Это была... Авдотья Арнольдовна.

   - Мадам, что вы здесь делаете? - еле выдавил я из себя.

   - Никита Афанасьевич, я очень испугалась грозы и пришла в надежде, что вы защитите меня, - сказала она. - Надеюсь, вы не прогоните бедную женщину.

   - Почему же вы не ищите защиту у своего мужа?

   - Что вы, он сам боится грозы.

   К тому времени гроза стала потихоньку затихать. Небо еще освещалось всполохами зарниц, и вдалеке погрохатывала, но это скорее напоминало стариковское ворчание. Дождь перестал, и на краю неба вышла из-за туч луна.

   Что было делать? "Не надо противиться судьбе", - подумал я и лег в постель.

   Прошло, наверное, с час. Вдруг отворилась дверь, и кто-то в белом одеянии со свечой в руке появился на пороге моей комнаты.

   - Лиза, ты? - невольно вскрикнула ее мать.

   Девушка с возгласом "Ах!" выронила свечу и упала в обморок.