Красные слезы рябины-21. Дни и годы

Через день я привез маму домой. О диагнозе я ей ничего не говорил.
Первой к нам пришла Татьяна Михайловна. Она поговорила с мамой о самочувствии, потом улучила момент вызвала меня в коридор и, как будто что-то чувствовала, спросила:
- Что сказали врачи?
Я ей сначала ничего не стал говорить.
- Ничего не нашли, - ответил легко и коротко.
- Чего же так долго обследовали? – удивилась та. 
- Температура почему-то держится, – пояснил я. - Инфекция, говорят. 
Она даже повеселела, потому что привыкла с нами общаться по-соседски. Ушла и вечером пришла снова. Все хлопотала и желала чем-то помочь.
На следующий день она снова не выдержала и спросила: 
- Валерочка, почему же температура так долго держится?
И в этот раз я не выдержал и, опустив глаза,  горько сознался.
- Татьяна Михайловна, вы особо никому не говорите.
- Что такое, Валера?
- У мамы обнаружили онкологию. Опухоль в желудке…
И Татьяна Михайловна как-то сникла. Лицо у нее как будто сползло вниз и обвисло. Я не думал, что мои слова могут произвести такое впечатление, что это так страшно слышать. В них скрывалась и безысходность, и тяжесть положения, и беспросветность. Ее реакция показалась мне понятной. Тогда, как я сам, как будто привык к ней и старался, не смотря ни на что, жить дальше.
С этого дня соседка  перестала к нам ходить. Весть о том, что у мамы рак, постепенно разлетелась, расползлась по дому. И все перестали ей звонить и заходить к ней в гости.  Мы оказались с ней, как прокаженные. Я уже знал, что рак – это не заразное заболевание. И сам первое время замечал за собой, что чаще стал мыть руки, опасаясь, что ее заболевание передастся мне.  Постепенно я перестал замечать за собой излишнюю чистоплотность. Иногда просто не до этого было. Столько хлопот навалилось. Магазины, готовка еды, уборка квартиры, стирка, глажка белья. Я прочитал где-то что онкология это заболевание часто наследственное, хотя встречаются формы и разновидности, когда это возниает и по другим причинам.
Мама не хотела мне быть обузой и просила приносить ей к кровати миску, чтобы чистить картошку, морковь, лук… Я помою овощи в раковине и несу ей. Она садится на постели и чистит.
Во время работы она говорила:
- Руками-то я все могу делать. 
Иногда мне приходилось вызывать скорую помощь. И тогда я встречал врачей у лифта и говорил им:
- У нее онкология. Сейчас сердечный приступ.
Или я говорил:
- У нее онкология… Сейчас беспокоят сильные головные боли.
Они понимающе кивали головами, проходили в квартиру и принимались оказывать медицинскую помощь.
Со временем я усовершенствовал общение с врачами скорой помощи. Я написал бумажку: «У нее онкология, опухоль в желудке».
И как только врачи приезжали, выкладывал эту бумажку на стол. Они читали, общались с мамой и оказывали ей помощь.
Иногда врачи спрашивали:
- Обезболивающие принимаете?
И я отвечал:
- Нет.
Время от времени к нам приходил участковый врач Димитров. Невысокий, черненький и шустрый он, казалось, везде поспевал.
При очередном посещении он спрашивал:
- Боли есть в области желудка.
Мама отвечала:
- Нет.
- Если начнутся боли, я выпишу специальные обезболивающие.
В этот момент я увидел на лице мамы недоумение.
Однажды врач скорой помощи с сочувствием спросил у меня в коридоре:
- У нее боли есть?
- Нет, - сказал я.
- Вам повезло, - заметил он. – Бывает намного хуже, с болями. Приходится принимать обезболивающие. 

Я вышел на работу. Днем я занимался рабочими делами. В обед бегал кормить мать. И вечером занимался хозяйством.
Общаясь с сослуживцами по работе, до меня доходили  слухи, которые получали подтверждение.
Однажды  Таня Ермолина, которая давно работала с Галиной,  мне таинственно сообщила в разговоре:
- У Галины появился  новый ухажер. Узкоглазый молодой парень… Он каждый день встречает ее у проходной, и они вместе куда-то уходят.
Я воспринял ее слова с деревянным равнодушием. Меня это действительно почти не трогало. Что-то в этом роде я и предполагал. У Гали началось свое плавание в жизни.
Мы с ней почти не общались. Между нами как будто появилась невидимая стена. Если говорили, то по служебной необходимости, не смотрели друг другу в глаза, как воры, у которых не получилось украсть то, что они наметили, и каждый считал, что виноват другой.

Дни проходили, как годы, а годы пролетали как дни. Каждый день все повторялось одно и то же. Я часто думал о том, что когда-то отец остался с матерью и предал свою жену с ребенком. Он предал меня и мою мать. Теперь я тоже предал жену и сына, который из-за меня умер,  и почти предал мать.  Удивительно, как в жизни все повторяется.
Постепенно подруги стали чаще заходить к маме и общаться с ней по телефону.
Я ходил в магазин, убирался в квартире, стирал белье, гладил, бегал и ездил по аптекам. Встречаясь с ее подругами на улице, останавливался с ними и разговаривал. И время от времени у меня возникала мысль о том, что почти все ее подруги  живы, здоровы, а она болеет и скоро умрет. Эти мысли у меня возникали неосознанно, когда я встречался с ее подругами в разных местах и видел, что они хорошо выглядят. Тетя Надя Никонова, соседка по этажу, к нам не приходила, но часто останавливалась со мной и охотно разговаривала. Тетя Маша Русанова часто звонила по телефону. Тетя Люда Кондрашкина самая доброжелательная из всех подруг с милейшей улыбкой на лице, за последнее время сильно похудела, но была в строю и часто ходила по магазинам. На ее морщинистом лице появилась подозрительная желтизна и это меня волновало. Евдокия Давыдовна самая старшая из всех ее подруг и самая деятельная и подвижна, еще помогала мужу убираться во дворе. Жизнь ее согнула, но она бодрая и с неизменной улыбкой заходила к нам поболтать с мамой.
Проходило время и маме постепенно становилось все хуже и хуже. Я  знал, почему с ней так происходит. И некоторые ее подруги тоже знали. 
Когда мама разговаривала с кем-то из подруг по телефону,  я часто сидел рядом в кресле и думал о том, что подруги ее еще молодцы, держатся на ногах.   И тетя Надя, и тетя Маша Русанова, и тетя Люда Кондрашкина, и Евдокия Давыдовна. Только маме моей не повезло, потому что она скоро умрет. Невольно такие мысли стали чаще появляться у меня в голове. И я всегда себе говорил, что не нужно никому завидовать. Но это происходило само собой и часто не зависимо от того, что я себе говорил. 
Через какое-то время и может быть даже с этого момента начали происходить странные вещи.
Сначала осенью заболела тетя Надя Никонова, наша соседка по этажу. Мама сказала мне:
- Валера, сходи к ней в больницу. С невесткой она в ссоре, сын к ней в больницу не ходит. Внуку тоже  некогда, весь в учебе.
Я к тете Нади хорошо относился и пошел к ней в больницу. Врачи говорили ей, что нужно двигаться, ходить, а тетя Надя растолстела, бледная, как тесто,  лежала по постели и не двигалась.  Мне показалось, что это из-за того, что к ней никто не ходит и не интересуется ее здоровьем. Ее семью я помнил с детства, когда у нее и дяди Вити было два сына, мои ровесники, близнецы Вовка и Сашка.  Семья считалась крепкой. Дядя Витя работал на заводе сборщиком и хорошо зарабатывал.  Он часто ездил на рыбалку и с подледного лова привозил нам с матерью щук. Сын Вовка умер в юности, когда неожиданно по холоду вышел на улицу, помыв голову, заболел менингитом и умер в два дня. Остался один сын Сашка, который работал на заводе, как отец, сборщиком. Дядя Витя умер вскорости после сына Вовки. Он много курил и Сашка, когда тот заболел, бегал в аптеку за кислородными подушками. Дядя Витя проболел недолго. Болезнь вспыхнула в нем и забрала на тот свет быстро. Сашка скоро женился, но неудачно.  Сам с женой не ладил. Мать с его женой не общалась. Они с размолвками  молодой семьей так и уехали жить на квартиру к Людке.  Сначала Сашка жил то с семьей, то с матерью. Потом переехал к семье и ходил к матери редко, тогда, как та все тосковала по внуку. 

Я пришел к тете Нади в больницу, когда она лежала и ничего не хотела, ни есть, ни пить и тем более не хотела ходить. Я заговорил с ней весело и, подхватив, под толстую, мягкую тестообразную талию, поднял с кровати и схватив сзади за локти, принялся с ней ходить по коридору.  С этого дня она пришла в себя, стала сама ходить по коридору больницы. Скоро ее выписали. И я уже навестил ее по-соседски, заглянув к ней как-то в гости  на пять минут. Она снова лежала.
-  Опять лежите, тетя Надя? - спросил я.
- Лежу… Сначала я в магазин ходила, а теперь и вставать и есть не хочу.
- Сашка приходит?
- Приходил как-то, - сказала равнодушно она.
Она явно потеряла всякий  интерес к жизни. Ушел я от нее расстроенным. Около нее нужно было ходить, вселять оптимизм, добиваться движения. Ей совсем никто не занимался, как будто она потеряла все ориентиры и стимулы к жизни и  была никому не нужна.   
Прошла неделя, другая. Тетю Надю снова забрали в больницу.  В эти дни я встретил у лифта Сашку.
- Как мать? – спросил я его.
- В больнице… Я ей говорю, что нужно вставать с постели и ходить. А она лежит…
- Как Вовка? – спросил я о сыне.
Саша с Людой сына назвали Вовкой, как брата Сашки.
- В голове опухоль нашли. По больницам ходим, - хмуро сквозь зубы сказал тот. 
Я кивнул на его слова, пропустил его в лифт  и пошел домой, где с горькой улыбкой рассказал все маме.
Мы вспомнили, какая крепкая у них была семья.
Через некоторое время  мама снова меня попросила пойти к тете Нади в  больницу, потому что подруги ей сказали, мол, к ней никто не ходит. Я согласился, но в это время закрутился и не смог к ней выбраться.
Прошла еще неделя, другая и нам сообщили, что она умерла. 

В середине следующего лета случился сердечный приступ у тети Маши Русановой. Они с мамой разговаривали по телефону, и тетя Маша пожаловалась на боль в сердце, чего прежде не случалось. Она всегда мне казалась вечной тётей, никогда, ничем не болела, худая с вечно болтающейся на ней одеждой и крупным интересующимся всем носом. Мне казалось, что с ней никогда ничего не может случиться.
- Не знаю, - сказала на моей маме, - как будто колет в сердце. С утра как-то началось. Сегодня воскресенье. До понедельника, наверное, ждать не смогу.
- Вызывай скорую помощь, - посоветовала мама.
Я в их разговоры не встревал, занимался своими делами. И тут вдруг мама меня позвала:
- Валера!.. Валера!,,
- Что случилось, - подошел я к ней.
- Сходи к тете Маши, узнай, в чем там дело. К ней скорая помощь приехала. Она на звонки не отвечает.
Тетя Маша жила в соседнем подъезде. Муж ее необыкновенный добряк с красным лицом тихого алкоголика и крупным носом неравнодушного человека, которого все любили и который всем знакомым помогал по электрике, потому что на заводе работал именно электриком, попал под поезд еще лет десять назад.  Сын ушел в семью новой жене и, являясь беззаботным  эгоистом, не навещал мать. Внук от бесшабашности сидел в тюрьме. Тетя Маша никогда не горевала, выглядела спокойной, стойкой женщиной. Всегда все за собой записывала, когда и что купила, когда сходила в туалет, когда легла спать. Эта оперативная привычка у нее завелась, когда она на заводе работала кладовщицей. Тогда она  записывал в журнал, кому, что и когда  выдавала.  И это сохранилось у нее в домашней бытовой жизни. Всегда в платочке, постоянно куда-то спешащая и неутомимая, с неспокойным, плескающимся от худобы подолом. 
Я увидел у ее подъезда машину скорой помощи и лифтом поспешил к ней на девятый этаж.
Дверь ее квартиры оказалась открытой. Молодой врач вышел из ее квартиры и разговаривал по мобильному телефону.
- Татьяна Сергеевна, я вызываю перевозку. Кардиограмму снял… «Кошачий коготь…» Я говорю, «кошачий коготь». У нее инфаркт…
Тетя Маша лежала в квартире. Мне не дали к ней зайти. И когда я услышал разговор молодого врача с опытным врачом, который по телефону его курировал, я все понял. Скоро приехала перевозка, и ее забрали в больницу. Через день она умерла.

Подружки матери уходили одна за другой.

Тетя Люда Кондрашкина все время мне улыбалась, когда мы встречались на улице. Она довольно  ласково и благосклонно смотрела в мою сторону с самого моего малолетства
 В этот раз мы встретились с ней, когда она шла из поликлиники, а я как раз наоборот направлялся именно в поликлинику. Поздоровались. Она показалась мне вдруг нездоровой, слишком худой, желтой, согнутой  и морщинистой. В это время она очень переживала за мужа, у которого нашли в прямой кишке кровоточащий полип.
Через месяц мы узнали, что у нее онкология, протекавшая тихо и незаметно. И она тоже скоро умерла. Ее мужу сделали операцию по удалению полипа, и он продолжил жить.   

Зимой  я пошел в поликлинику за рецептом для мамы. Стоял около кабинет терапевта и ждал очереди. Ко мне неожиданно подошла тетя Катя Малышкина. Она проживала с мужем и сыном в холле напротив через лестничную площадку. Тетя Катя  излучала завидное здоровье. Лицо выглядело картинно накрашенным: губы, ресницы, щеки. И глаза блестели, как у молодухи. Видно было, что человек находится  хорошей форме, если не сказать в расцвете увядающих сил.
- Ты чего здесь? – спросила она игриво, излучая женское здоровье.
- Рецепт нужно выписать для матери, - ответил я, посмотрев на нее с изумлением.
- И мне нужно с врачом поговорить.
Она улыбалась, и мне показалось, что ее ничего не беспокоит, и она пришла сюда от нечего делать. Или, может быть, какое-то предчувствие ее сюда привело. Я смотрел на нее и радовался ее состоянию. Нет, я завидовал ей, что она в такой хорошей форме. О таких пожилых женщинах говорят – заневестилась. Я смотрел на нее и не желая того, завидовал ее ощущению мира. Хотя всегда говорил, что не надо завидовать.
- Как мама? – спросила она, не потому что ее это волновало, а так, чтобы поговорить со мной от хорошего настроения.
- Лежит, - коротко поведал я.
- Сейчас моя очередь, но  могу тебя пропустить, - предложила она.
- Спасибо, - сказал я ей и деликатно улыбнулся.  – Мне некуда спешить.
Они с мамой еще с девичье молодости друг друга знали. Мама говорила, что она в общежитии прижимистая была, ввиду того, что ее часто навещала родня из деревни и привозила продукты, тогда, ка другие жили впроголодь. 
С тех времен, когда обе с подругами жили в общежитии, они вместе матерели, дружили и все друг о друге знали.

Через несколько дней, как гром среди ясного неба,   мы с мамой узнаем, что тетя Катя в своей квартире сгорела заживо. Полезла над газовой плитой на веревках вешать мокрые вещи, и ее синтетическая ночная рубашка   вспыхнула от газа и моментально сгорела, лишая ее кожного покрова. Ужасная смерть. Врачи ничего не смогли сделать. Мы очень переживали за тетю Катю. У нее дома остались праздные муж и сын, которых мы хорошо знали и которые от горя ушли в глубокий безвозвратный запой. 

На работе наступили вообще странные времена. К нам на предприятие назначили нового  Генерального директора. И он резво принялся за дело. Сначала  отремонтировал все туалеты и поставил на туалетных дверях позолоченые ручки, сверкающие желтым металлом. После чего уволил главного конструктора и его заместителей. Затем  принялся увольнять  ведущих конструкторов, которые к этому времени сами искали и находили работу, чтобы со своих тем, деньги от которых находились на отдельных счетах, платить людям зарплаты.
Дошла очередь и до Галины. Ее тоже увольняли, потому что она в основном занималась не заводской тематикой. К тому же ее сын Жорик, вернувшийся из армии, работал у нас на предприятии  системным администратором. Его заподозрили в том, что тот без разрешения лазит в базу бухгалтерии и добывает конфиденциальные сведения. К этому времени, разумеется, главного бухгалтера предприятия тоже уволили.

Мы всем отделом пошли провожать Галину Леонидовну в ее последний день работы. Я купил ей на память  фарфоровую статуэтку курочки, которая на крыльях, выставленных вперед,  протягивала всем золотое яичко. За время работы Галя многим успела сделать  хорошее. И все, расчувствовавшись, пошли ее провожать с блестящими глазами. Я подарил  шел в задних рядах.
Кто-то спросил:
- Куда вы уходите, Галина Леонидовна?
- Не знаю, - откровенно ответила она.
Все стояли и не знали, что сказать. У многих были семьи и идти за ней в никуда никто не хотел.
Мы провожающие  стояли за проходной и смотрели, как Галина Леонидовна уходит от нас в темноту и куда-то в полную неизвестность.
Тогда я подумал: «Вот и все… Мы  никогда больше не увидимся». Каждый из нас что-то ей подарил. Я подарил фарфоровую курочку и мне казалось это символичным.

Как-то совершенно неожиданно я увидел в проходной вахтера, который мне показался знакомым. Этим вахтером являлась моя бывшая жена Света. Она стояла в форме и выдавала пропуска из ячеек. Каждый раз, когда я ее видел, мне казалось, что она хочет со мной заговорить. Но я нарочито проходил мимо и не останавливался.

Один раз я увидел, как к проходной, когда я прошел затяжной забор предприятия и свернул за угол, идет знакомый мне прапорщик и ведет за собой маленьких детишек, мальчика и девочку. Он вел за ручку мальчика, а тот вел за собой девочку, которая выглядела меньше его. Это вызвало у меня настоящее умиление. Я повернул за угол, оглянулся и, посмотрев на них внимательнее, понял, что это муж Светы, который  приехал к ней на работу и привез с собой детей. Я, признаться, порадовался за то, что у них состоялась счастливая семья.

Через кое-то время я заметил, что Света пропала с работы. Она почему-то перестала работать вахтером.