Земляника

  Земляники в году образовалось небывалое количество. Усыпенной, крупной даже средь вечной сухоты сосняка. Так и лезла ягода вверх, напоказ, алея каплями крови в травяной зелени. А дух от неё, сладчайший, завораживающий дух пластами скользил меж стволов, цепляясь за кусты и тёмные веники можжевельника, застревая в росистой паутине и настаиваясь в лесной тишине, как хорошее вино.
  Пошли по ягоды стар и млад. И как тут не устоять: горсть в посудину, пригоршню - в рот. Не убудет! А полные, с горкой лукошки да коробушки, истекающие густым соком - домой. И на холстину россыпью, чтоб впрок. И на варенье. На меду, ну, а у кого побогаче - то и на привозном сахаре. И мордашки вечно голодной ребятни по всей деревне перепачканы розовой пенкой.
  Так и на стол тоже. Хоть с кипяточком, но лучше, конечно, с молочком. Вкуснотищща! А если в квас, для брожения сказочного, одуряющего? Не устоять! И листочки с зазубринками по долу нарвать и насушить на зиму вместо заварки.
  Самые оборотистые отправляли в город целые телеги с туесками, обильно переложенными сеном. Хоть крива дорога и ухабиста, всё ж лишняя денежка. Вот она - нагнись только да подыми. Не сломаешься, чай, а в хозяйстве прибыток...
  И вдруг, среди дня - трескучая мотоциклетка. Пылью вдоль улицы - да к старостиному дому. А чуть погодя - сполошный звон тревожной железяки.
  Что?! Где?! Кто горит?!
  А никто!
  Ффу-у-ух! Зачем тогда народ баламутить-то? От дел отрывать?
  Да, так. Мелочь. Война.
  Война?!! В бога-душу-мать!!! Как не вовремя-то! Ой, не вовремя!
  И глухой голос старосты, средь насупленного люда бубнящего с листа, разлапистым гербом украшенного:
  "Объявляем всем верным Нашим подданным:
  ...предъявила Нам заведомо неприемлемые для Державного Государства требования...
  ...без объявления войны перешла в вооруженное нападение, открыв бомбардировку беззащитных городов Наших...
  ...Ныне предстоит заступаться за несправедливо обиженную страну Нашу, оградить её честь, достоинство, целость и положение её среди Великих Держав.
  ...Мы непоколебимо верим, что на защиту Земли Нашей дружно и самоотверженно встанут все верные Наши подданные...
  ...В грозный час испытания да будут забыты внутренние распри. Да укрепится еще теснее единение Императора с Его народом. И да отразит Родина Наша, поднявшаяся как один человек, дерзкий натиск врага...
  ...С глубокою верою в правоту Нашего дела и смиренным упованием на Всемогущий Промысел Мы молитвенно призываем на Святую Землю Нашу и доблестные войска Наши Божие благословение..."
  Вот и всё. Отрезало от души каждого, как ломоть, то что было "до". А потом? Потом привычно, дедами и отцами пройденное и пережитое. Ругань на общинном кругу взахлёб из-за очереди, с драками, кровавой юшкой и обидами навсегда. Пьянка взахлёб за кривыми, наспех смастряченными столами и едкий самогон, льющийся, как вода. Слёзы взахлёб, жаркий шёпот в последнюю ночь, да молитвы женские взахлёб, до исступления. Надолго теперь, если не навсегда...
  Только век-то на дворе - двадцатый. Чугунка там, столбы с шипящими огнями в городе на площади, афишки синематографа да прелюбопытнейшая штукенция - граммофон. И, мыслимое ли дело, народ по проволоке письма шлёт! Вот и получается: жизнь - быстрее, вёрсты - короче.
  Поэтому недели не прошло, как война далёкая близкой стала. Сначала глухо и прерывисто забулькало за окоёмом, а вскоре от нехорошего, наливающегося мощью грома пропало у всех коров поголовно молоко и посуда дребезжать на столах да по полочкам начала. А из города вести - одна хуже другой.
  И, совсем скоро - окопы за околицей. Наискось, по ржи, по выгону, по капустным и картофельным грядам, ничего не жалеючи. И солдаты. Злые, заросшие неряшливой щетиной и потрёпанные. Вроде бы вот-вот только, ан взгляд уже, как у стариков вековых. И в лицо боятся смотреть, с поклоном крынку или каравай принимая.
  Что же вы, солдатики, а? Как же так? Надёжа вы наша, почему сюда дошли? Неужто так силён супостат? Неужто и остановить нельзя? Вон же сколько вас, сотни две! Силища! И пушка в придачу есть!
  Ах... Это... от целого полка осталось?! Тыщщу с лишком душенек по полям да лесам?! Господи!!! Беда-то какая!!! Как есть беда!!!
  И с кулями, со вьюками, иконами, с детьми в охапку да скотиной - всей толпой в лес. От острого железа и смерти подальше. Вглубь, в чащу, по скользкой хвое под тяжёлые еловые лапы шатрами. Пересидеть, затихариться, отбояться, а там... Бог даст, пронесёт!..
  Отбоялись. Пересидели. Самые смелые высунулись посмотреть. А от деревеньки - печные трубы, обглоданные да почерневшие, смрад и уголья. Ну, домов пяток, конечно, насчитать можно, почти целых. И всё.
  Да солдатики неприбранные. Кто в траншеях, кто в чистом поле, кто меж размочаленных избяных брёвен и глубоких круглых ям. А кто и в самом лесу, на опушке лежит, в размах обнявшись с землёй-матушкой.
  И земляника спелая, алеет каплями крови в травяной зелени...