Музыка ветра, метелей и вьюг...

                Предисловие

Природа как морская раковина наполнена своей собственной удивительной музыкой. Поэты на протяжении тысячелетий  пытались её уловить и передать в своих стихах.  Хрестоматийным примером является четверостишие Ф.И. Тютчева:

            Певучесть есть в морских волнах,
            Гармония в стихийных спорах*,
            И стройный мусикийский шорох**
            Струится в зыбких камышах.

                (Ф.И. Тютчев, 1865)

В настоящей статье речь пойдёт  о том, какую музыку услышала в воздушной стихии русская поэзия.

---------------------
* Под "стихийными спорами" Тютчев подразумевает споры природных стихий.
** «мусикийский» -  музыкальный.


                1. Рождение музыки

Зарождение музыки Вячеслав Иванов открывает в мелодичном дыхании райского ветерка:

       Когда над землею невинной
       Сиял первозданный эфир,
       Слил шепоты мира в единый
       Отгул мусикийский — Зефир.

       Под миртами слушала Ева:
       Меж миртовых пел он ветвей;
       А с тихого райского древа
       Уж вторил ему соловей.

Вслед за рождением музыки появляется на свет и поэзия:

     И в перси восторженной девы
     Наитье гармоний сошло,
     И девственных гимнов напевы
     Эдем огласили светло.

(Вячеслав Иванов «Рождение поэзии», 1915-1916)

„Отгул мусикийский“ Зефира, пение соловья и девственные гимны праматери человечества соединяются в единую трёхголосную фугу, наполнившую Эдем. Так хочется, чтобы она никогда не прекращалась.
 

                2. Диапазон звучания ветра

Однако нежный райский ветерок, покинув эдемский сад и окрепнув, со временем превратился в «широкий ветер Орфея» (О.Э. Мандельштам), а затем в симфонии снежных метелей и вьюг. Русская поэзия, согласно В.С. Соловьёву,  родилась как раз  в атмосфере этих вьюг:

                В стране морозных вьюг, среди седых туманов
                Явилась ты на свет...

                (В.С. Соловьёв)

Стихия ветра не утратила при этом свою райскую тонкость и нежность. Поэтому диапазон звучания ветра в русской поэзии представлен очень широко от еле уловимого шороха в зыбких комышах до могучих музыкальных волн ветра, идущих по кронам деревьев. Сравните:

      «...стройный мусикийский шорох*
     Струится в зыбких камышах.»

                (Ф.И. Тютчев, 1865)

      «...Ветер был довольно сильный, и по елям приходила сюда лесная музыка волнами, редкими и могучими» (М.М. Пришвин).

Более того, этот диапазон  расширяется в русской поэзии до зимних «сногсшибательных ветров» Владислава Ходасевича:

      А мне тогда в тьме гробовой, российской,
      Являлась вестница в цветах,
      И лад открылся музикийский
      Мне в сногсшибательных ветрах.

      (Владислав Ходасевич «Петербург», 1925)

В этом «музикийском ладе», открывшемся поэту в «сногсшибательных ветрах» явно чувствуется  контрастная аллюзия на тютчевский «стройный мусикийский шорох», струящийся в зыбких камышах.

----------------------------------------
* Сравните с «муссикийским отгулом» вячеслава Иванова.



                3. Инструментовка ветров, метелей и вьюг

В звучании ветров, метелей и вьюг поэтам слышатся самые разные музыкальные инструменты:


                a)  флейты

Так Михаил Пляцковский разобрал в звучании ветров пение флейт:

        Играй, рассвет-чародей,
        На флейтах ветров, на струнах дождей!
        Переливами трав, перезвонами рек
        Околдовано сердце навек.

(Михаил Пляцковский «Рассвет-чародей»)


                b)  рог

В брюсовском переводе стихотворении Эмиля Верхарна «Ветер» «На перекрестке ста дорог» «Ноябрьский ветер трубит в рог»:

     Слыхали ль вы, как, дик и строг,
     По верескам и вдоль дорог
     Ноябрьский ветер трубит в рог?

Обратите внимание на  гармоничное звучание флейт в одном стихотворении и дикое звучание охотничьего рога, приводящее в ужас жителей вересковых полей, - в другом.

У Иосифа Бродского ветры тоже трубят в его ностальгическом воспоминании о России:

         Зимой в пустых садах трубят гипербореи,
         и ребер больше там у пыльной батареи
         в подъездах, чем у дам. И вообще быстрее
          нащупывает их рукой замерзшей странник.
          Там, наливая чай, ломают зуб о пряник.

       (Иосиф Бродский, «Пятая годовщина», 1977)


                c) почтовый рожок

Арсений  Тарковский в стихотворении «Зима в детстве»  расслышал, как бодро «дунула вьюга в почтовый рожок»:

     В желтой траве отплясали кузнечики,
     Мальчику на зиму кутают плечики,
     Рамы вставляют, летает снежок,
     Дунула вьюга в почтовый рожок.
      (Арсений  Тарковский, 1967)

То есть вьюга как почтовая карета, обгоняя всех на своём пути, трубит, чтобы другие посторонились.


                d) труба семи морей

В стихотворении «Эвридика» душа, ставшая лирической героиней Тарковского, слышит в воздушной стихии «сквозь решетку живой тюрьмы своей» то есть через свою телесную оболочку,  загадочную «трубу семи морей», которая зовёт её в морские просторы:

     Летит сквозь роговицу
     В небесную криницу,
     На ледяную спицу,
     На птичью колесницу
     И слышит сквозь решетку
     Живой тюрьмы своей
     Лесов и нив трещотку,
     Трубу семи морей.

(Арсений  Тарковский Эвридика, 1961)

(Под «лесов и нив трещоткой» скорее всего подразумевается  пение птиц и стрекотание кузнечиков.)
Два эти стихотворения показывают, что воздушной  стихии подвластна земля, небо и море, малое (почтовый рожок) и великое («Труба семи морей»).


                e) поющая раковина Тритона

А Вячеслава Иванов слышит в пении ветра звучание похожее на звук, извлекаемый из раковины мифическим тритоном.

      Ветер, пахнущий снегом и цветами,
      Налетел, засвистел в снастях и реях,
      Вырываясь из узкого ущелья
      На раздолье лазоревой равнины.

      Как Тритон, протрубил он клич веселья,
      Вздох весенний кавказского Борея,
      Вам, курносые, скользкие дельфины,
      Плясуны с крутогорбыми хребтами.

     (Вячеслав Иванов  «Дельфины», 1913)

Это легендарное звучание погружает читателя в атмосферу античного праздника незапямятных времён Гомера, Гесиода и Вергилия, в это золотое  "детство" всего "человечества".


                f) лютня

Борис Пастернак в свою очередь разобрал в метели звучание «лютейшей из лютен»:

     Столкнуть в воспаленную полночь,
     И слышать сквозь темные спаи
     Ее поцелуев — «На помощь!»
     Мой голос зовет, утопая.
     И видеть, как в единоборстве
     С метелью, с лютейшей из лютен,
     Он - этот мой голос - на черствой
     Узде выплывает из мути...

(Борис Пастернак «Раскованный голос» , 1915)

Контрастное по смыслу, но близкое по звучанию сочетание слов «лютейшая» и «лютня» создаёт редкий сплав жестокости  и нежности. В контексте женских поцелуев, которые лирический герой ловит своими губами вылетая с возлюбленной на зимнюю улицу, становится ясно, что несмотря на лютый холод для влюблённого метель всё же звучит как лютня, хотя и очень жестокая.


                g) cкрипка

У Сергея Есенина мы встречаем сравнение звучания метели с плачем скрипки, что  очень близко стихии романса:

     Плачет метель, как цыганская скрипка.
     Милая девушка, злая улыбка,
     Я ль не робею от синего взгляда?
     Много мне нужно и много не надо.

     Так мы далеки и так не схожи —
     Ты молодая, а я все прожил.
     Юношам счастье, а мне лишь память
     Снежною ночью в лихую замять.

     Я не заласкан — буря мне скрипка.
     Сердце метелит твоя улыбка.

                (С.А. Есенин,1925)

Однако, если у Пастернака метель сопровождает нежную страсть в самом её разгаре, то у Есенина она печально напоминает о её невозможности.


                h) cвирель и рояль

Андрей Белый о звуках метели, сливающихся с колокольчиком, пишет с рафинированной тонкостью меломана:

     И - никого: лишь белый гейзер...
     Так заливается свирель;
     Так на рояли Гольденвейзер
     Берет уверенную трель.


                i) орган

У Владислава Ходасевича ветер звучит уже в общем хоре со звёздами, волнами и сферами, напоминая полифонию органного концерта:

     И в этот миг мне жизнь явилась полной,
     И мнилось — хор светил и волн морских,
     Ветров и сфер мне музыкой органной
     Ворвался в уши, загремел, как прежде,
     В иные, незапамятные дни.

(Владислав Ходасевич «Обезьяна», 1918-1919)


                j) церковные колокола

Ночная вьюга у И.А. Бунина своими порывами заставляет звучать даже колокола.

      Когда на тёмный город сходит
      В глухую ночь глубокий сон,
      Когда метель, кружась, заводит
      На колокольнях перезвон, —

      Как жутко сердце замирает!
      Как заунывно в этот час,
      Сквозь вопли бури, долетает
     Колоколов невнятный глас!

       (И.А. Бунин «Ночная вьюга», 1895)


                k) эолова арфа

Эоловой арфой издавна называли струнный инструмент наподобие  цитры, звучащий благодаря ветру, колеблющему его струны. Старинные рукописи доносят до нас различные предания об этом инструменте. Так в одной из «Притч Мидрашей», названной  «XII Гусли Давида»,  читаем: «Гусли висели над ложем Давида, против отверстий оконных. Когда наступала полночь, дуновение северного ветра проходило, шевеля струны гуслей и они сами собою звучать начинали.»

Трудно сказать, когда этому  инструменту дали название мифического повелителя ветров Эола. Однако в конце 18-го, начале 19 века этот музыкальный инструмент стал очень популярен  в поэзии романтиков. В русской литературе его воспел в одной из своих баллад В.А. Жуковский ( «Эолова арфа», 1814).

Представители акмеизма тоже отдали ему свою дань. Так Николай Гумилёв сравнивает плеск морских  волн, порождамый  дыханием  верта, со звучанием Эоловой арфы:

      И когда выплывает луна на зенит,
      Ветр проносится, запахи леса тая,
      От Суэца до Баб-эль-Мандеба звенит,
      Как Эолова арфа, поверхность твоя.

      (Николай Гумилёв «Красное море»)

Эта игра заставляет его невольно вспомнить о библейской истории связанной с Красным морем:

      И ты помнишь, как, только одно из морей,
      Ты исполнило некогда Божий закон,
      Разорвало могучие сплавы зыбей,
      Чтоб прошел Моисей и погиб Фараон.

      (Николай Гумилёв «Красное море»)

Наконец, А. Н. Майков в одном из своих стихотворений сравнивает русских поэтов с эоловыми арфами, которым необходим порыв ветра, чтобы зазвучать. Под этим порывом поэт подразумевает творческий гений и «жизни дух»:

      Засуха!.. Воздух спит… И небеса молчат…
      И арф эоловых безмолвен грустный ряд…
      Те арфы — это вы, певцы моей отчизны!
      То образ ваших душ, исполненных тоской,
      Мечтой заоблачной и грустной укоризной!..
      Молчат они, молчат, как арфы в этот зной!..
      Но если б мимо их промчался вихрем гений
      И жизни дух пахнул в родимой стороне —
      Навстречу новых сил и новых откровений
      Какими б звуками откликнулись оне!..

      (А. Н. Майков «Эоловы арфы», 1856)

------------------
* В миниатюре "Эолова арфа", вошедщей в «Фацелию» (1940), М.М. Пришвин угадывает звучание эоловой арфы в перестуке обледеневших корней, как струн повисших над водой:

«Повислые над кручей частые длинные корни деревьев теперь под темными сводами берега превратились в сосульки и, нарастая больше и больше, достигли воды. И когда ветерок, даже самый ласковый, весенний, волновал воду и маленькие волны достигали под кручей концов сосулек, то вронрвали их, они качались, стуча друг о друга, звенели, и этот звук был первый звук весны, эолова арфа» (М.М. Пришвин).



       4. Музыкальные жанры, угадываемые в музыке ветра метелей и вьюг


          a) колыбельная

У М.Ю. Лермонтова в «Боярине Орше» пение метели звучит как колыбельная:

      «Как мать качает колыбель,
      Поет гульливая метель!»

Вьюги Алексея Кольцова тоже поют песни, похожие на колыбельные, поскольку они наводят волшебные сны:

          Вьюги зимния,
          Вьюги шумныя
          Напевали нам
          Песни чудныя;

          Наводили сны,
          Сны волшебныя, -
          Уносили в край
          Заколдованный!

С.А. Есенин, продолжая эту традицию, более точно обрисовывает звуки этой колыбельной:

      Поет зима — аукает,
      Мохнатый лес баюкает
      Стозвоном сосняка.

      (С.А. Есенин 1910)


        b) песня

У Н.А. Некрасова ветер, шумит уже  в весенней зелени,  рождая в ней  «Зеленый Шум» похожий на песню, в которой лирический герой пытается даже разобрать слова:

      Идет-гудет Зеленый Шум,
      Зеленый Шум, весенний шум!
      Играючи, расходится
      Вдруг ветер верховой:
      Качнет кусты ольховые,
      Подымет пыль цветочную,
      Как облако, — всё зелено,
      И воздух, и вода!
      Идет-гудет Зеленый Шум,
      Зеленый Шум, весенний шум!
             <...>
      Как молоком облитые,
      Стоят сады вишневые,
      Тихохонько шумят;
      Пригреты теплым солнышком,
      Шумят повеселелые
      Сосновые леса;
      А рядом новой зеленью
      Лепечут песню новую
      И липа бледнолистая,
      И белая березонька
      С зеленою косой!
      Шумит тростинка малая,
      Шумит высокий клен...
      Шумят они по-новому,
      По-новому, весеннему...
      Идет-гудет Зеленый Шум,
      Зеленый Шум, весенний шум!
             <...>

      И всё мне песня слышится
      Одна — в лесу, в лугу:
      «Люби, покуда любится,
      Терпи, покуда терпится,
      Прощай, пока прощается,
      И — бог тебе судья!»

Некрасову удалось в кратких словах этой песни простосердечно выразить сокровенную идею библейского завета, гармонично соединив в одно мудрость Екклезиаста и святого Евангелия, простоту духовных советов святых отцов и прозорливых старцев, сердечное наставление наших боголюбивых прабабушек и прадедушек. Некрасов написал это так, как будто "в тайном дуновенье //  Он Бога угадал" (В.С. Соловьёв). Поэтому эта заветная идея  звучит в веянье весеннего ветерка словно  из уст Ветхого Деньми. Она проникает своим дыханьем в самое твоё сердце.

                *     *     *

О чём ещё может петь ветер, рассказывает также песня И. Дунаевского  «Весёлый ветер»  написанная на стихи В. Лебедева-Кумача.

Роберт, юный сын капитана Гранта, обращается к ветру как к своему другу с просьбой спеть песню о том, что тот видел во время своих бесконечных странствий в самых отдалённых уголках земли, перечисляет эит темы:

      А ну-ка, песню нам пропой, веселый ветер,
      Веселый ветер, веселый ветер!
      Моря и горы ты обшарил все на свете
      И все на свете песенки слыхал.

В этой просьбе он перечисляет всевозножные темы этой песни ветра:

      Спой нам, ветер, про дикие горы,
      Про глубокие тайны морей.
      Про птичьи разговоры,
      Про синие просторы,
      Про смелых и больших людей!

Во втором куплете перечисление этих тем продолжается в том же самом романтичном ключе:

      Спой нам, ветер, про чащи лесные,
      Про звериный запутанный след,
      Про шорохи ночные,
      Про мускулы стальные,
      Про радость боевых побед!

Насколько дороги эти родные песни ветра для русского человека лучше всех передал Александр Блок:

      Россия, нищая Россия,
      Мне избы серые твои,
      Твои мне песни ветровые, —
      Как слезы первыя любви!
 
      (Александр Блок "Россия", 1908)
      

          c) гавот

Николай Асеев услышал в рёве ветров  музыку старинного французского танца гавота.

     И вот —
     ревет ветров крепчайших рев…
     И вот —
     гавот на струнах всех дерев!

(Николай Асеев «Заржавленная лира», 1920)


        d) реквием

Вячеславу Иванову в завывании метели почудился реквием:

       Но кладбище сугробов, облак тьмы
       И реквием метели ледовитой
       Со мной сроднил наставник мой сердитый...

         (Вячеслав Иванов «Зимние сонеты»)


         e) похоронная музыка

Этому же поэту в звучании ветра слышится похороный марш, исполняемый на одинокой трубе:

      Металлом обложился
      Осенний небосклон
      И ветр-трубач кружился
      С трубою похорон...

      (Вяч. Иванов, «Был в сердце поздний ропот» 1920)


       5. Место ветра метелей и вьюг в природной музыкальной полифонии.

Очень часто звуки ветров ураганов и вьюг составляют одну из мелодий природной полифонии. Рассмотрим несколько видов такого поэтического «контрапункта» в зависимости от количества голосов, образующих его.


                a) двуголосная полифония

В стихотоврении «Свищет ветер, серебряный ветер...» С.А. Есенина свист ветра  и шелест снежного шума образуют медитативное двуголосие, производящее на лирического героя очень сильное впечатление:

      Свищет ветер, серебряный ветер,
      В шелковом шелесте снежного шума.
      В первый раз я в себе заметил,
      Так я еще никогда не думал.

Под его воздействием  поэт приходит к мысли о необходимости мудрого и простого отношения к жизни:

      Жить нужно легче, жить нужно проще,
      Все принимая, что есть на свете.
      Вот почему, обалдев, над рощей
      Свищет ветер, серебряный ветер.
 
      (С.А. Есенин, 1925)


                b) трёхголосная полифония

Трёхголосную фугу мы уже слышали в стихотворении Вячеслва Иванова «Рождение поэзии». „Отгул мусикийский“ Зефира, пение соловья и девственные гимны Евы наполняют Эдем своим гармоничным трёхголосием.


                c) четырёхголосная полифония

О четырёхголосной органной музыке мы уже читали у Владислава Ходасевича в стихотворении «Обезьяна». У него она звучит в двух стихах:

          И мнилось — хор светил и волн морских,
          Ветров и сфер мне музыкой органной

В «Оде Психее» Джона Китса,  переведённой на русский язык  Е.В. Витковским, полифония очень лаконично описана в одном стихе:

       Пусть ветер, водопад, и дрозд, и шмель
       Баюкают дриад во мхах разлогов;
       И, удалившись в тишину сию,
       Шиповником алтарь я обовью,

У Джон Китса в этой строке речь идёт о зефирах, потоках, дроздах и пчёлах.  Индивидуализировав все эти четыре музыкальные начала в одиноких образах, переводчик добился большей романтической выразительности. 

Это строка радует меня  своим звучанием на пртяжении всей моей жизни. Нет-нет да и прорвётся сквозь шум повседневности это чудесное многоголосье, которым Джон Китс хотел порадовать Душу (Психею), которую он боготворил.


                d) пятиголосная полифония

«Песнь Гаэтана»  в драме Александра Блока «Роза и Крест» (1912-1913)  открывает картина, которая  поражает своим грозным величием:

     Ревет ураган,
     Поет океан,
     Кружится снег,
     Мчится мгновенный век,
     Снится блаженный брег!

Три грандиозные стихии: ураган, океан и снегопад,  звучат как трёхголосная фуга гигантского органа... Это звучание вызывает  в душе  тревогу и восторг.  На  фоне её  беззащитная человеческая жизнь представляется «мгновенным веком», который стремительно "мчится" во времени  как маленькая снежинка, или как искра, которая в любой момент может погаснуть. И в этом полёте ей "снится блаженный брег".

Это гениальное решение Блока, противопоставившего  трагичности, ненадёжности и  быстротечности человеческого существования надежду, зыбкую как сон и  такую же сладостную. Ничто не может сравниться с этой грозной картиной и этим блаженным сном. Второго такого контраста нет в мировой литературе! Тема мгновенного века, который стремительно мчится на фоне урагана  и тема сладостного сна как два дополнительных голоса вливаются в эту фугу, превращая её из трёхголосной в в пятиголосную.



                Итог

Мелодии ветра, метелей и вьюг в русской поэзии наполнены тончайшими переливами радости, грусти и печали во всём разнообразии своих оттенков. Они  показывают безграничное эмоциональное богатство человеческой души, перекликающейся с природой.

В этой музыке  выражена ностальгия по эдему, тоска  по родине, чувство прекрасного, радость весеннего жизненого празника, влюблённость, печаль от утрат, наконец, духовный совет будущим поколениям.

Главными поэтическими средствами в приведённых стихах выступают метафоры и сравнения.






------------
                Приложение

В.С. Соловьёв уподобляет русскую духовную поэзию святому пророку Илие:

     В раздумье ты стоишь и слушаешь великий
     Завет минувших дней:
     Как древле Вышний Бог избраннику еврею
     Открыться обещал, И Бога своего, молитвой пламенея,
     Пророк в пустыне ждал.
     Вот грохот под землей и гул прошел далёко,
     И меркнет солнца свет,
     И дрогнула земля, и страх объял пророка,
     Но в страхе Бога нет.
     И следом шумный вихрь и бурное дыханье,
     И рокот в вышине,
     И с ним великий огнь, как молнии сверканье,-
     Но Бога нет в огне.
     И смолкло всё, укрощено смятенье,
     Пророк недаром ждал:
     Вот веет тонкий хлад*, и в тайном дуновенье
     н Бога угадал. *
-------------

 * "Глас хлада тонка" - выражение славянской Библии. (Примеч. Вл. Соловьева).