На дереве висит

Во сне подошёл человек, взял двумя пальцами за нос и сказал: "Спишь? А между прочим, сумочка твоя на дереве висит!"
С закрытыми глазами пошарила округ себя: нету сумочки... Маша открыла глаза. Сумочки не было. Скамейка была пуста. Скамейка, на которой вчера вечером сидели одиннадцать человек, Маша двенадцатая, сейчас была пуста и свободна.
А сама Маша сидела расставив негнущиеся ноги на асфальте возле скамейки и шарила руками в пустоте – как панночка в повести Гоголя.
Сумочка висела на дереве, ближе к вершине, а это довольно высоко, потому что дерево было тополь.
– Чёрт! – сказала Маша.
Она сплюнула и повторила погромче и не так хрипло:
– Ч-чёрт!
Как же так? Как такое могло? Тополь толстый и старый. Тополина-старичина. Это не один час пилить, пока спилишь. Какое – час. Часом тут не отделаешься. Пилы нет. Часом не отделаешься, нечего и думать. Толстый, это плохо. Старый – значит, трухлявый. Это хорошо. А может – крикнуть? Во всю глотку... Нет: свистнуть...
– Этот свист пятипалый. Почему же свист пятипалый. Потому, что в пять пальцев. Однопалый, двупалый, пятипалый. Всё, кажется, просто. А чего я сижу на мокром? А где трусики?
Она быстренько сообразила пошарить где-то там. Они там и были. А-бложили меня. А-бложили. Но остались ни с чем егеря!
– Сегодня не так как вчеря, – сама себя подтвердила Маша.
Солнце стояло уже высоко. Косые лучи падали сквозь ветки как-то криво. Вообще всё было косо, криво, перекошено, искривлено и качалось из стороны в сторону. От меньшей кривизны к большей, и обратно. Вот интересно, чья сегодня смена, подумала Маша. Но как-то безучастно подумала. Сегодня она уж точно не участница ни в чём. Добраться как-то до дома, принять ванну... выпить чашечку кофе...
– И-ик, – сказала Маша, не то на слово кофе, не то на слово выпить.
Звуки, она только теперь заметила это, выбирались из полости рта наружу без охоты, как бы с затруднением. Это из-за пробки. Пивная пробка от пива "Туборг". А! Точно, точно! Вчера всем открывала пиво: "У меня алмазная пломба!" И какая-то пробка задержалась, осталась в полости рта. Ленкина сегодня смена. Или Анькина?  Позвонить... Как же я позвоню, когда телефон в сумочке, а сумочка на дереве висит?
– Чёрррт... Нет: шьорт побьери!
Какой милый Андрюша Миронов. Всё эта Бузова, свела мужика в могилу. Шьорт – побьери!
– Ноги не держат. Массаж что ли поделать. Ы... Ы... Не помогает. Совсем ноги никуда. Как же я домой? Не держат потому что. Девки! Девки. Полтинник даю! До подъезда.
Две саночницы везли в санках третью. Они остановились и повернулись к Маше. Маша показала им для наглядности пятерню:
– Полтинник.
– Хочу писать, – капризно сказала пассажирка. – Остановите... па-жалуста!
– Вот! – обрадовалась Маша. – Вывалите вон в кусты её... Пока она это самое, меня и домчите!
Так и поступили. Та осталась сидеть, Маша поехала. Кла-асс... Полозья так и заскрежетали, будто зубы, по асфальту! Искры из глаз... Ветер в гривах! Солнце выруливает, то с этой стороны, то с другой, посветить русской двойке на пути её трудном, жертвенном.
Куда мчишься, русская двойка? Домой. Куда ещё. Где мы нужны, такие. Только дома. Четыре стены, пол, потолок. Домой.
– А я тебя знаю, – сказала одна. – Ты в (назвала) работаешь? Вайнштейн у вас?
– Ага. Мишка.
– Пристаёт?
– Я вот...
Маша показала.
– Значки ношу! Защита от домогательств. Котики и динозаврики. Руку уколол – как заругается! Мы с девками поём! Вот кто-то с горочки, белый снег – серый лёд, чёрну шапку с головы. Каждый вечер. На голоса!
– Приехали. Станция Березай. Кому надо, вылезай.
Маша вылезла. Она расцеловалась с девчонками, каждой дала по пятьдесят:
– На туалетную комнату! От них дождёшься! Как же.
Маша прошла через двор к скамейке и села. Солнце нажгло щёки, глаза закрываются. "Буду считать до десяти, – решила Маша. – Сосчитаю до десяти и проснусь! И ничего не было..."
Она досчитала до пяти. Голова барабардала с плеч на грудь, на котиков и динозавриков. Перед тем как уснуть, Маша вспомнила, что вечером опять будут петь и что через два дня у неё день рожденья и значит тоже будем петь.


19 мая 2023 г.