Победитель

ПОБЕДИТЕЛЬ


Сперва скончалась от опухоли жена Настасья Петровна.

Месяц ходил по двору и выл звериным воем.

Ничего не ел, только пил.

Потом умер сам.


Четыре дня лежал хладным трупом в избе.

Крысы вылезли из подпола и лицо Илье Епифанычу с одной стороны, что кверху была, объели.

Потом только соседи спохватились: а где ж Илья-то  Муромец наш?

Эх!


Сжег ты себя, Илья Жженый!

Сжег самогонкой и любовью.


Жженый воевал с сорок первого по сорок пятый, до Берлина дошел.

На рейхстаге их б***ском, на логовище зверя, расписался.

Всей Европе надавали по жопе.

Кое-что накалялякал немчуре, для памяти.

Не то, чему политруки учили.

И фамилию свою под посланием поставил.


На рейхстаге Илюшино послание еще в 53-м зачистили (Сталин умер), по отдельному решению Буденстага.

Потому как нецензурное оно.

Соскребли и рисунок - с членом, но не Политбюро.

А положил я на вас!

Заштукатурили и замазали.

Но фамилия осталась, ее и сейчас туристы из всех стран мира беспрепятственно могут видеть.


 На похороны собралась вся родня, паханы с местной мафии, районная администрация, областная администрация, Госдума... ну и кудыкинцы из деревни Кудыкино, куды без них.

Накрыли столы в наилучшем районном ресторане "Лебединое озеро" (конечно, переименованное деревней в б****ное).

С пальмами и сикиморами.

Икея - выше шика нет.

Денежек не пожалели на дорогущее похоронное  смарт-агенство "Апокалипсис сегодня".


Распорядитель похорон в черном фраке с хвостом и в крахмальной, будто каменная, сорочке:

- Земляки!

- Дамы и господа!

- Судари и сударыни!

- Товарищи и товарки!

- Бойцы и бойцыцы!

- Ангелы и демоны!

- Россияне!

- Братья и сестры!

Сегодня мы провожаем в последний путь великого простого человека, победителя фашизма Илью Епифановича Жженого.

Труден и суров был путь солдата к победе! Много дней ты провел в ожесточенных боях за Родину-мать...

Потом, как положено, про великие идеи Ленина-Сталина, картинки в твоем букваре, отцовскую буденовку, что где-то в шкафу мы нашли, и доблестный труд на полях и в коровниках Отчизны.

Люди слушали его и искоса рассматривали друг друга, не вполне понимая, кто из них есть кто.

Илья Епифанович и Настасья Петровна с божьей помощью родили четверых сыновей, четверых дочерей,  двадцать четыре внука, восемнадцать правнуков и двух (пока) праправнуков.

Сюда ж вали целый полк племянников и племянниц, сватьев и братьев, кумушек и кумовей, дядьев и теток, щуров и пращуров, деверей и шуринов, золовок и невесток и седьмой воды на киселе.

Проживащих по факту в разных городах и весях, странах и континентах.

После депутата и главы областной администрации (что им положено, то и говорили) районная поэтесса бабушка Мирофанна прочла стихи собственного сочинения:

Две слезинки капнули в цветы,
В две большие, розовые розы!
Из моей измученной души
Выкатились как росинки слезы!

Ушел ты, сокол, в дальний путь.
Родного тела не вернуть!
Родной ноги твоей дерьвянной
И страсти мочи несказанной!

Тебя, Илюша мой любимый,
Уж не дождусь к себе домой,
Порой ночной!
Ты вспоминай меня на небе,
Невенчаный жених ты мой!

И она завыла таким воем, каким выли солдатки, получившие похоронку.

Невесте-то за восемьдесят, ее на том свете с фонарями ищут.

Вот, б****ща, на женатого полезла.

А жениху-то женатому сто два годочка сравнялось.

Однако, страсть, как сказала поэтесса - сила несказанная.

Имел Илья порох в порховницах и шары в шароварах!   


Сэмюэль Вернон Джонджи (так звучала фамилия Жженый по-английски) из штата Коннектикут:

- Мой дед Элайджа, я фспомню тебе на русски язик!

Не осилил.

Отдувался переводчик:

- Дед был примером настоящего мужчины для своего сына и нас, внуков. Многие даже не успели поблагодарить его за поддержку и помощь...

Он всегда учил нас не опускать руки, поэтому вытрем слезы и спрячем носовые платки. Я хочу, чтобы он нами гордился и в лучшем мире, где он сейчас пребывает...

Мы должны жить дальше, несмотря ни на что, потому что он всегда учил нас не сдаваться!


Наш оказался Вернон.


Стефани-Мэй Дюбуа из Парижа:

- Zh... ZhZh...

Далее этих четырех латинских букв, которые обозначают русский звук ЖЖ, у мадам дело не пошло.

Немая, немка, хоть и француженка, один хрен.

Язык-то поистрепала, кто его знает,  обо что.

Ей все равно похлопали.

Битте-дритте! У-ля-ля!

Морген фри, нос утри!

- Авик-плезир! А ля гер, ком а ля гер!- приседала она в реверансах. - Мерси боку!

Жопа-то на боку.

Говорили, что сие есть бразильский имплант, но деревня не верила.

Отъелась на европейских-то харчах. Хап у тетеньки отработан.

Это она в Дуньку пошла. Мать ее, Дунька Жженая, жопой вточь такой же перед людьми крутила.


Константин Ильич Жженый, полковник с российской военной базы в Сирии:

- Я гляжу на твое фото, дед Илья, и только крепче сжимаю в своих руках автомат-пулемет Калашникова!


Выбежала из за стола зареванная девчоночка лет шести, соседкина  Лиза, обняла ручками большое фото, висевшее на стене:

- Дедушка, вернись! Миленький, вернись! Я скучаю по тебе! Я скучаю по тебе! - и в плач.

Мать ее увела.


Восемнадцатилетний праправнук Данила сегодня первый раз в жизни побывал на похоронах, и ему все представлялась черная разверстая могила на деревенском нищем кладбище и мертвое, распухшее лицо деда, с одной стороны обгрызенное крысами.

Хотелось сказать этим раз**бам, что ж вы ветерана-то мертвого кинули! Где вы были четыре дня?

А они ответят: а ты где, праправнук родный, был?

Да, он в Кудыкино давно не был.

Раз только и был, на летних каникулах.

Нашёл в комоде дедовы награды, и в городки, в чижа на дворе играл полный кавалер ордена Боевого Красного Знамени.

С георгиевской ленточкой, и с главной медалью - "За Отвагу".


- Пущай! - сказал дед.


-  Дедка, а сколько ты людей убил на войне?

-  А ни одного. Я людей не убивал.

-  Как это?

-  Я фашистов убивал!


- Дедка, я читал, что на фронте русские были злые!

- П***ят. Русские - добрые!

- Докажи!
 
- У немцев на войне всё было злое - Тигры, Пантеры, а у русских доброе - Катюша.

Я Катюшей дочку назвал.

И добавил почему-то:

- Смотри, внук-правнук! Ежели вы Расею продадите, я из гроба встану! Зубами всех заем, не оторвете!


Звонил ему с почтамта, не с мобилы. Мобильников на Кудыкиной горе нет.

Спрашивал:

- Дедка, ты чего думаешь, Россия по Украине права или не права?

Тот отвечал:

- А мне пох, права, не права. Я за Россию.


- А Путин хороший? Или плохой?

- А мне пох, хорош ли, плох. Я за Путина.


- А если нас будет Гаага судить?

- Чего? Кака така баба Яга?

- Европейский суд.

- Да тьфу на нее!

И сплюнул.


Гаагу Илья  даже не удостоил на три буквы послать.


Похороны меж тем колебались - то ли завершиться прилично, то ли пойти вразнос, в драку и сукровицу, как это в России бывает.

Но дорогущее агентство "Апокалипсис сегодня" все-таки туго знало свое скорбное дело.

В самый момент рокового перелома, когда кто-то кого-то уже хватал за грудкИ, а другой кого-то - за грУдки, на сцену выпустили музыкально одаренную девочку Рябинкину Сашу с баяном.

А за ней под торжественный марш "Прощание славянки" бравым строем  вышел сводный хор младших и старших классов Кудыкинской общеобразовательной средней школы.

Все в беленьких рубашечках, в наглаженных мамами штанах и юбочках, в обуви "на выход".

Встали в три ряда: младшие впереди, старшие позади.

Саша принялась виртуозно перебирать кнопочки баянные своими уже девичьими, наманикюренными пальчиками.

В выпускном классе уже. Раскрасавица, хоть икону пиши.

Хлетско, ласково играла. Инструмент слушался, стоная и плача.


Хор исполнил песню "Темная ночь, только  пули свистят по степи".

И песню "Синенький скромный платочек падал с опущенных плеч".

И песню  "Легендарный Севатополь".


Сгиньте враги!

Любовь, побеждай смерть!

Воссияй правда на всем белом свете!


А потом Саша, стройная рябинушка, развернув широко, шире некуда, меха, загудела на инструменте гимн Российской федерации.

И все встали.

Депутат, делегат, пахан, братва, Митрофанна, областная администрация, районная администрация, Сэмюэль Вернон Джонджи, полковник Илья Константинович Жженый, Катюша, продавщица сельпо тетя Сара, муж ее, главный бухгалтер Соломон Мордыхаич, праправнуки Данила с Махмудом, Стефани-Мэй Дюбуа, дояр  Веня Кошкин, директор Кудыкинской общеобразовательной средней школы Алевтина Сысоевна Мухамедьярова...

И запели, на разные голоса, но с большим чувством:

- Россия - священная наша держава!
Россия - любимая наша страна!

Могучая воля, великая слава!
Твое достоянье на все времена!

Вся огромная страна, с ее столицами, деревеньками, лесами, реками, Кавказом, Алтаем, Байкалом пела гимн в честь ветерана:

- Славься, Отечество наше свободное!
Братских народов союз вековой!

Предками данная! Мудрость народная!
Славься страна, мы гордимся тобой!

Иностранцы, понятно, тянули:  ла-ла-ла!

Это их главное слово: бла-бла-бла.


Данила глотнул рюмку водки, залпом, поперхнулся, закашлялся до слез и вышел в коридор.

Вслед за ним вышел и Махмуд, брат полуродной, младше на год.

Махмуда Данила хорошо помнил. Все по тому же лету. Махмудку тогда тоже подкинули к делу и бабке на каникулы.

Они дрались все то лето, не на жизнь, а насмерть.

Пинались, кусались, носы друг другу кровянили, волосы выдирали.


Бабка Настена стыдила: не дети, а прости Господи, волчьё некультурное!

Дед Илья сказал:

- Пущай.


Данилка с Махмудкой друг-друга любили, но уничтожали.


- Ну, зравствуй, брат!

- Здравствуй, брат!


Полу-братья.

Отец один, матери разные.


- Я тебя бил,  - сказал Махмуд.

- И я тебя,  - сказал Данила.

- Я тебе завидовал.


Данила посмотрел  ему в глаза.

Глаза были черные, мусульманские, басурманские, бесовские, чужие, но родные.


- Завидовал?

- Что ты законный сын.  Что у  тебя  отец есть. Он на твоей матери женился. А я... Когда моя мать от русского забеременела, ее из дома выгнали. Она шла по улице с чемоданом, и весь аул собрался, и в нее камнями кидали. И кричали - джалаб! джалаб! - это значит... сам понимаешь, что.
 
Их с Махмудом отец воевал на первой Чеченской, солдатом. После в море ходил, на рыболовецком траулере.

- Мою мать отец поколачивал, - неожиданно для себя сказал Данила то, что другому не сказал бы. - Пил он. Когда его на берег списали, вообще спился с круга. И умер от пьянки - блевотой пьяной захлебнулся...

- Я не знал.

- А я про твою мать не знал.


Они помолчали.

Вернуться, что ли, в зал?

Там уже какая-то шняга.

Только что все вместе гимн пели. Сердце колыхалось, острой любовью к родине пронзенное.
 
Хрясть! Блях!


- Ты дедку Илью любил? - спросил Данила.

- Да.

- Давай к нему на могилу сходим. Одни. Без толпы.

- А, пошли!



На старом Кудыкинском кладбище в зарослях ольхи и черемухи пел-заливался соловей.

Взошла луна, и тени от могильных оградок ложились на землю.

Но на свежей могиле деда не было ни оградки, ни плиты, ни памятника, только холмик с грубо сколоченным из двух деревяшек крестом.

Сто два года Жженый на свете прожил.

Жег свечу с двух концов.

Может, он последний ветеран был.

Самый последний в России.

Никого из них больше не осталось.


Данила загоревал.

Погладил рукою холмик.

И Махмуд загоревал:

- А помнишь, он нам говорил: "Не ссы, прорвемся!"

Этого Данила не помнил, но лицо деда, страшное, распухшее, объеденное крысами, вдруг явственно представилось ему. И жженые губы Жженого прошептали ему: "Не ссы, прорвемся".

И что-то отпустило.


- Ты повестку из военкомата получал, Махмуд?

- Да.

- И я.

- Мать плачет. Эх, мамка!

- И моя мать плачет.


Щелкал, чувыкал  соловей, заливался волшебными трелями.

Отпевал ветерана.


Мамы плачут.

Сколько веков плачут!

Эх, Россия!


У Данилы мать русская, у Махмуда - чеченка, но плачут обе, одинаково.


- Махмуд, ты отца ненавидишь?

- Нельзя отца ненавидеть! Отец это отец!

- Как ни скажи, он солдатом на войне был. А потом страну рыбой кормил.

- Атэц!


- Махмудка, давай с тобой станем родные братья!

- Как?

- А, крестами поменяемся!

Данила рассстегнул рубашку, сжал на груди подаренный мамой крестик, серебряный, на серебряной цепочке.

- Нету у меня креста. Я мусульманин! - сказал Махмуд.

- Тогда поклянемся прямо тут! На могиле деда клянись, что никогда меня не продашь и не предашь!


Махмуд встал на колени на черную могильную землю.

Данила встал на колени.


- Клянусь!

- И я тебе клянусь!


Они сшиблись ладонями.


Не ссы, прорвемся!

Дед Илья ни х*я не боялся.

Нас победить нельзя!


И луна щедро лила космический свет.

И черемуха пахла победительно.


- Царствие тебе небесное, дед! Земля пухом! - сказал Данила.

- Аллах акбар! - сказал Махмуд.

- Спи спокойно, дед! Ты не бойся, мы Россию не предадим!- сказал Данила.

- Мы Родину не сдадим! - сказал Махмуд.