Возвращение. Роман. Гл. 17

     XVII. – Д.П. вот что полковнику внутренних дел рассказал. Конечно, была у него девушка. Звали ее Оля Емельянова. Познакомился он с нею при довольно необычных обстоятельствах. Товарищ полковник хочет о них знать в подробностях? Как ему угодно.
     Итак, было начало марта и пошел год тысяча девятьсот семьдесят такой-то. Город – поскольку провинциальный – давно спал. Лишь черные тени от домов и деревьев неподвижно, точно замертво, лежали на подмерзшем за вечер талом снегу.
Д.П. учился тогда в десятом классе. После ужина, как обычно, было скучно. Мать принялась за шитво. Сестра Анна смотрела телевизор. Д.П. от нечего делать прилепился к спавшему на комоде коту Арамису и, поставив его перед собой на задние лапы, стал танцевать с ним танго : левую лапу в правую руку, а правую – в левую и непременно щека к щеке. Арамис притворно-мученически закатил глаза к потолку : ему всегда нравилось внимание домашних к нему.
     В этот момент в дверь позвонили. Это был Василий, ровесник и лучший приятель Д.П., учившийся далеко не так хорошо, как наш герой. «Мам, я пойду проветрюс», – сказал Д.П. и быстро оделся.
     Оба приятеля вышли на улицу. Было холодно, как в конце декабря. Казалось, что было даже еще холодней. Но не потому, что вернулась зима, а потому, что пришла весна : не та окончательная и привычная весна, от теплого и согревающего дыхания которой все оттаивает и оживает, а весна первая и отчужденная, которая приходит только ночью и от остро-леденящего веяния которой все живое, если и не погибает, то съеживается и глубже уходит в себя.
     Редкие прохожие спешили домой. В окнах домов один за другим зажигался свет. Выпуклое свечение неоновых фонарей имело сонно-застывший вид и само, казалось, не желало углубляться в сумрачные подворотни, но лежало там, куда упало в первое мгновенье. Витрины магазинов отражали, подобно тусклым зеркалам, призрачные силуэты стоявших вдоль дороги деревьев. Лишь в рыбно-мясном магазине, да в расположенной напротив парикмахерской было непривычно светло, но зрелище голых стальных крючьев и пустых кресел перед тумбочками с приборами только усиливало ненатуральное впечатление той беспокойной мартовской ночи. Время от времени из-за спины столь же громадной, сколь сомнительной знаменитости со скрещенными на груди руками – его же имя, разумеется, носила и площадь перед памятником – выезжал с дребезжащим воем щедро брызгавший бодрым электричеством полупустой троллейбус.
     Василий и Д.П. шагали быстро и молча, обмениваясь разве что отрывочными репликами. Этого для них было достаточно : они без слов понимали друг друга. На обратном пути, не доходя полусотни метров до развилки, где они обычно расходились по домам, их внимание привлек слабо шевелившийся силуэт на обочине дороги. Подойдя, они увидели сидевшую на льду молодую девушку. С распущенными поверх модной куртки шикарными льняными и, по-видимому, крашеными волосами та наклонилась вперед и чуть набок. Снег вокруг нее был в нескольких местах темно-красен. У Д.П. екнуло сердце, но в ту же секунду он уловил знакомый дух выблеванного вина. Приятели переглянулись. Василий первый приблизился вплотную к девушке, небольно ткнул ее носком ботинка : «Чего расселась, вставай. Замерзнешь, дура». – «Па-шел-ка ты, парень», – ответила та чистым в глубине, но безразличным и пьяным голосом. Василий бесцеремонно приподнял ее от земли : «Где живешь, шалава?»
     Девица тупо его оглядела и неопределенно махнула рукой. В указанном направлении все трое и пошли : закинув ее руки себе на плечи, с обеих сторон плотно обхватив ее талию и почти таща ее за собой. Время от времени Василий и Д.П. поочередно спрашивали : «Сюда или дальше?», а их пьяная спутница отвечала кивком головы или нечленораздельным замечанием.
     Наконец ввалились они в какой-то неуютный холодный подъезд, тускло освещенный закопченной лампочкой этажом выше. Приятели отлепили от себя нипившуюся девицу, прислонили ее к лестничным перилам. «Не ошиблась подъездом?» – спросил ее Василий грубо, но уже дружелюбней. – «Э-э-э, да ты, малыш, симпатичный», – протянула девушка, всматриваясь в лицо Василия и делая неуверенный шаг ему навстречу. – «Симпатиный, симпатичный», – нехотя пробурчал Василий, отстраняя ее. – «Ну так обними же меня, черт тебя под-де-ри», – сказала она вульгарным тоном, но все тем же молодым и чистым голосом, пытаясь неодушевленное выражение лица обратить в подобие тонкой насмешки.
     Василий мельком взглянул на нее и отвернулся. Девица тогда перевела взгляд на Д.П. и, казалось, впервые его как следует увидела. Тень беспокойства промелькнула в ее светлых расширенных зрачках. Д.П. поспешил ее заверить, что опасаться ей нечего. Поняла ли девица смысл его слов или нет, но она вдруг стала клониться к Д.П. Тот приготовился было обнять ее, однако в этот момент глаза ее закатились и она судорожно глотнула закрытым ртом. Василий первый сообразил, в чем дело. Он повернул девицу к перилам, слегка прижав ее голову вниз, чтоб не запачкалась. Тотчас послышались надрывные горловые схватки. Затем многокрастное мягкое шлепанье на пол. Наконец резко пахнуло кисло-въедливым запахом вышедшего назад красного вина.
     Негромко выругавшись про себя, приятели вышли на улицу. Достигли знакомой развилки. Не долго думая, хлопнули по рукам и разошлись по домам.
В продолжение следующей недели о ночном происшествии между ними упомянуто не было. Лишь много лет спустя Василий признался Д.П., что в ту же ночь, мучимый укорами совести, он вернулся в подъезд. Как и следовало ожидать, никого там не было. Стоял все тот же кислый неприятный запах, сделавшийся за истекшее время еще более тяжелым. В тусклом полумраке внизу под лестницей темнела небольшая лужица. Василий потоптался на месте, поднялся несколькими этажами выше, прислушался. Кругом было тихо. Он вышел во двор. Обошел дом по часовой стрелке и против. С минуту постоял в задумчивости. Потом уже окончательно вернулся домой.
В ночном небе по-прежнему не было видно ни звездочки. Дул пронзительный, сырой, внезапно потеплевший ветер. Со второй половины этой памятной ночи, как ни странно, началась настоящая весенняя оттепель.
     В третьем часу ночи Василий, наскоро раздевшись,завалился в постель. Отец и мать его давно спали. На следующий день после школы он под благовидным предлогом обзвонил кое-какие двери в подъезде. Однако о девушке с льняными волосами никто ничего там не знал.
     Каково же было удивление Василия, когда на выпускной вечер Д.П. привел ту самую так и не найденную им в памятный весенний вечер пьяную блондинку. Звали ее, как мы уже сказали, Оля Емельянова. Все при ней и на ней было элегантное и черное : платье, сумочка, туфли. Контраст с льняными волосами и светлыми большущими глазами был великолепен, а непобедимое врожденное добродушие, сквозившее во всем ее облике, с избытком искупало некоторую кукольность ее слишком правильного лица. Оля произвела настоящий фурор. Одноклассники завидовали Д.П. и запанибратски ему подмигивали.
     Разумеется, Д.П. в первую очередь представил Олю своему лучшему приятелю Василию. Они пожали друг другу руки как ни в чем ни бывало. Она, конечно, не узнала Василия, а последний тоже не подал виду, что узнал ее. Всем было видно, что Д.П. не на шутку влюбился в Олю. Видя, какое она производила впечатление на окружающих, Д.П. находился в классическом смешанном состоянии счастливого обладания и вместе смутной тревоги, связанной с предчувствием возможной потери своего счастья.
     После выпускного вечера провожал Олю домой он один. Иначе, впрочем, не могло и быть. Вообще, ухаживал он за нею как истинный кавалер. Не забывал о цветах и подарках. Старался не быть скучным. Держал заботливо подальше от самых симпатичных своих друзей и приятелей. В том числе, нужно сказать, и от Василия. О, эта непостижимая хитрость человеческой натуры даже при полной и искренней ее настроенности на высшие, возвышенные начала! А может, это доминанта одного только характера Д.П.? Может, клевещем мы на род человеческий, судя о нем по отдельным и даже, возможно, не самым типичным его представителям? Может, все обстоит не так уж и плохо с потомками Адама и Евы? Дай-то бог, чтобы это было именно так... Во всяком случае, на неизбежно последовавший вопрос Василия, как же он нашел девушку, Д.П. ответил, что случайно. На набережной. Она, якобы, читала книгу на лавочке. Д.П. подсел и предложил читать вместе : «чтобы лучше понять содержание», пошутил он.
     Василий смерил друга недоверчивым взглядом. Действительно, столь пошлым знакомство Д.П. с Олей все-таки не было. Увидев девушку за чтением в тени каштанов, у Д.П. так сильно забилось сердце, что он вынужден был присесть на соседнюю скамейку. Еще бы! самая красивая и романтическая девушка (недавно в доску пьяная, а теперь в тургеневской позе) под сенью самых прекрасных каштанов (потому что других он не видел) и плюс на берегу самой великой русской реки (возьмем это как аксиому).
     Знакомились молодые люди в те дальние и славные времена обычно на танцах. Иногда через приятелей. На улице чрезвычайно редко. Но Д.П. знал, что счастливо подвернувшийся ему шанс никогда больше повторится. Знал он хорошо и то, что прописным донжуаном не не был. От первой же произнесенной им фразы, таким образом, зависело все. Пришлось ее как следует обдумать. Но влюбленно бившееся сердце – но может быть и элементарное стилистическое чутье : недаром Д.П. так любил литературу! – подсказало ему как раз единственные слова.
Приблизившись к девушке, Д.П. произнес не скрывая волнения : «Простите, я не имею ни малейшего понятия, как нужно знакомиться. Опыта у меня в этом отношении нет никакого. В одном лишь я уверен : если я теперь не сделаю попытки, то потом... потом я никогда себе этого не прощу. А вы уж сами решайте».
     Девушка подняла голову и с удивлением посмотрела на замершего перед ней в почтительной позе молодого человека. Все в нем, но также и в сопутствующих ему координатах времени и пространства (чудесный майский полдень, набережная в цветах, каштанах и камне, по счастью купленная на толкучке «Анжелика») делало совершенно невозможным отказ. И она нерешительно, но приветливо пригласила его присесть рядом. Знакомство, таким образом, состоялось.