Место для тряпки

Хром Палладьевич Распадов дослуживал свой век проводником пассажирского поезда перегона Менделеево-Беспечное. Бывшее Дальнее.

Холодными летними утрами его зеленый вагон наполнялся запахами: угля и влажных простыней, смешивался с очагами запахов от металлических клозетов и недоеденных в купэ яиц.

Хром стоял у горячего Титана и грел руки. Распадов смотрел на свои/чужие пальцы и шевелил белыми как у мультяшных моржей усами. Его мягкие большие руки еще не нагрелись и казались ему чужими. За Титаном валялась сухая ветошь. Глядя на серую тряпку Хром вспомнил свою среднюю трамвайную школу:

Ранним школьным утром, дежурный кадет Распадов аккуратно, за хрустящий край берёт, единственную, сухую от мела, тряпку да несёт под маленькую школьную раковину.
Если у фаянса и бывает распределение, то раковина несла молчаливую службу в скрипучем зелёнокрашенном деревянном классе, в отличии от её, попавших по малолетке, в общественный туалет, многочисленных вечно молодых писсуаров - хмыкнул Хром. У гусиного крана был один скрипучий вентиль для воды и корытце с лужицей от розового овального мыла. Хром мочит тряпку. Распадов делает напор холодной воды больше и мочит вторую руку. Мел плохо смывается. Тряпка, утро, всё как будто в плёнке.

В конце шестидневки тряпка сухой меловой мумией забивается в угол большой классной доски. Со временем Хром начинает мыть тряпку средне и размазывает, на подобие машинного дворника, на школьной доске, серые полосы поверх сложноподчиненных недосоленных предложений.

Хром Палладьевич снова закрыл глаза и прислушался: зеленый вагон бежал сквозь поле высокой травы, колосики тарабанили по металическому вагону и от этого Распадову становилось щекотно и чесалась шея. Он приоткрыл коробок спичек (была остановка в городе) достал и затем не спеша покрошил, смуглыми пальцами, соль в горячий коричневый чай. На азиатский манер.

Маленькими и прозрачными капельками дождя за окнами зелёных вагонов стекались деятельные головастики. Тучная сменщица вагоновожатая лягушка, откуда-то Хром помнил её имя Елена, просила коробчёнок и что-то поясняла за пересменку до Иваново.

Распадов смекалисто усмехнулся: ‘Чудно’!
‘Гнал бы в Припять жил бы в ночи’ - ответил он, на блестящем глазу, озадаченной, надувающей щеки Елене да зеленому встречному семафору и ушёл в свое вытянутое купэ, где у Хром Палладьевича под пионерской панамой оставались еще пару списанных вафелек для внучат.