Глава 7. День Богов-Близнецов

- То есть, вы отказываете мне в просьбе?
На Сезанну было страшно смотреть: ее едва не колотило от гнева, и глаз у нее дергался, но на Аукори это не производило никакого впечатления от слова совсем. И его лощеное, спокойное лицо ничуть не менялось.
- Не отказываю, вы не так меня поняли, - с мягкой, дружелюбной улыбкой поправил он, - просто задаю вопрос: зачем воина с моим уровнем посылать в сопровождение мирной миссии по продаже платьев? Какой в этом смысл?
Рэннис замер в дверях, боясь не то, что всунуться в разговор, даже шевельнуться и вздохнуть лишний раз: ведьма была в подобном бешенстве всего лишь раз на его памяти, после чего она уничтожила армию целого города. Веллес тоже не спешил вмешиваться, как и Дрэг, Чаирья замерла, испуганная не на шутку, и вжала голову в плечи, пытаясь казаться меньше.
- Урунье откроет портал в сам дворец, это мы уже не первый год делаем по договоренности с правителями Таорона, в чем нужна моя помощь? – продолжал убеждать Аукори. – Передать вешалки? Я правда не понимаю, - дух развел руками, жалобно глядя на Сезанну.
Та выдохнула, успокаиваясь, опустила скрюченные гневом руки на стол, улыбнулась и ответила уже совершенно в другом тоне:
- Пожалуй, вы правы, Мастер Аукори, на это задание я могу отправить и кого-то другого. Так и сделаю, извините за беспокойство, - она фальшиво улыбнулась, и надо было быть полным идиотом, чтобы не увидеть этот наигрыш, но гэльфорд не обратил на это никакого внимания, кивнул и исчез.
И тут Сезанна как будто взорвалась: она долбанула руками по столу так, что чернильница подпрыгнула и перевернулась, ее зрачки завращались бешено, дыхание стало тяжелым и участилось, Дрэг поднялся со своего кресла, осторожно обнял ее за плечи, махнув рукой Не Таори, чтобы вышли вон. Те поспешно ретировались, но из-за двери их все же настиг оглушительный вопль:
- Он совсем совесть потерял?!
Дальше все потонуло в потоках совершенно непристойной брани, где были упомянуты все возможные нечистые силы.
- Н-да, - расстроенно пробормотала Чаирья, - отпустит она меня в таком состоянии…
- Отпустит, - уверенно проговорил Веллес, - она чутко относится к чужим верованиям, а пропустить главный праздник… это нехорошо…
- Поясните мне, ради всего святого, что происходит? – взмолился Рэннис: он совершенно не понимал, почему его подняли в рань свинячью, заставили явиться в кабинет лидера, где и разразился скандал.
Солнца еще не взошли, даже небо не посерело, а все Не Таори уже стояли на ушах. Да что происходило в конце концов?
“Дурдом, а не организация,” - ворчал внутри себя выродок. Ему хотелось одного: спать, а его втянуло в пекло событий с самого утра.
- Ты что, не знаешь, какое сегодня число? – недоверчиво спросила Чаирья.
Судя по выражению ее лица, сегодня был важный день, но в памяти выродка двенадцатое Начальцена ни с чем не ассоциировалось.
- День Богов-Близнецов, - пояснил Веллес. – Я обшиваю весь Таорон к этому дню, сегодня нужно доставить большой заказ, помочь одеться, причесаться – в общем, дел невпроворот, а этот придурок Аукори отказывается помочь, - он цыкнул, совсем как Сезанна, видно, скопировав ее привычку. – Еще и Чаирью  приодеть надо, ей бы тоже не совсем в обносках идти…
- Ты веришь в Богов-Близнецов Солнечного культа? – спросил Рэннис, и шпион кивнула: не смотря на уверения завхоза, ей не думалось, что ее отпустят в Таорон. – Может, я помогу? В одевании я не сильно смыслю, но тупой рабочей силой побыть могу, - предложил Рэннис и осторожно коснулся руки девушки, стараясь вселить в нее уверенность, но она только вздохнула и закусила губу, уведя глаза в пол.
- Я был бы очень тебе признателен, - кивнул Веллес, - Эрона подключим, он как раз уже на ноги встал, обойдемся без помощи его величества, - он хотел было гневно сплюнуть на пол, но вовремя вспомнил, что Улиария будет вовсе не рад и остановился.
Тут дверь распахнулась, в проеме появилась Сезанна: она кивнула головой, зовя Не Таори в свой кабинет.
- Итак, - когда все уселись, начала она, - Аукори отказался помочь.
- Спокойно, - вставил Дрэг, почувствовав, как снова заводится его напарница.
- Да, извините, этот придурок вывел меня из колеи, - Сезанна потерла переносицу, приходя в себя. – Но дело с доставкой должно быть сделано: нам нужны эти деньги, как никогда, да и Чаирью надо отпустить на праздник. Ты ведь за этим пришла?
Шпион кивнула, и смущенно потупилась, стыдясь своей просьбы, но ведьма только отмахнулась, мол, нормально.
- Мы уже договорились, - заметил Рэннис и склонил голову к плечу, - я помогу и Эрон, этого должно хватить. Веллес займется шнуровкой, прическами и прочей бабьей ерундой, мы будем на подхвате.
- Вы же мои лапочки, - умилилась ведьма: эти слова были просто бальзамом на душу после подставы Аукори. – Тогда приступаем, но я еще кое-что попрошу: кто-то должен пойти с Чаирьей. Я боюсь отпускать тебя одну, - поспешно добавила она, увидев, что та приготовилась спорить, - ночные праздники – вещь непредсказуемая. Напьется кто, фанатиков тоже никто не исключает, а защититься ты не сможешь. Пусть Рэннис пойдет с тобой, пожалуйста, он в углу сядет и не будет отсвечивать, а за тебя я буду спокойна.
Чаирья посмотрела на выродка: тот сидел, тихий и готовый помочь, и ждал лишь ее решения. Она кивнула, соглашаясь, и Сезанна улыбнулась, с материнской нежностью посмотрев на Инури.
- Ну, мы пойдем, время не ждет, - буркнул Веллес, чтобы не поддаться общему размягчению, встал и направился к выходу.
Ведьма проводила их ласковым взглядом, но лишь только дверь закрылась, Чаирья с пронзительным визгом запрыгала, радуясь, что ее все-таки отпустили: кажется, она действительно потеряла всякую надежду попасть на праздник. Эта искренняя радость заставила даже хмурого Веллеса заулыбаться. Эрон тоже был доволен, что его выпустили из реабилитационной, где он уже порядком соскучился, и началась работа.
Ровно в четыре утра Урунье открыл портал, и одна за другой вешалки на колесах, увешанные белыми, золотыми, пурпурными платьями, тяжелыми и, наоборот, легкими, летящими, поползли в огромную залу, где уже была установлена ширма, стол с зеркалом, шпильками, булавками, заколками… всем необходимым для создания бальных образов. И длинная очередь гномов – женщин и мужчин – выстроилась за дверями, ожидая приема. Веллес нацепил фартук с большими карманами на животе, куда сложил резинки, расчески, казалось, всех возможных форм и размеров, и похлопал в ладони, крикнув Инури:
- Приглашай!
Она тут же перевела, и первая дама вплыла в зал и устроилась в парикмахерском кресле. У Веллеса буквально глаза загорелись при виде ее густых, длинных волос, он потер руки и приступил к своему творчеству, двигаясь так легко, будто бы только этим всю жизнь и занимался. Тем временем, Чаирья отобрала у женщины номерок, всмотрелась в непонятные иероглифы – то ли имя, то ли номер дамы, и побежала между рядами уже вытащенных вешалок, ища платье, сшитое именно на первую посетительницу.
«Псих, - подумал Рэннис о Веллесе, - вроде, мужик, а так обожает всю эту женскую дребедень, вроде тряпок и буклей на голове… и помимо этого известен, как наемник… вот же многосторонняя личность.»
От него самого требовалось значительно меньше: таскай себе, да под ногами не путайся, и свою рутину он выполнял качественно, хоть летающая Чаирья то и дело и порывалась сбить его с ног. Выродок налег плечом на застрявшую в проеме вешалку, но та и не подумала сдвинуться, потому что Эрон замер. Луокард, как-то глуповато улыбаясь, следил за действиями Чаирьи, которая помогала первой даме облачиться и, одернув последние складки, выпустила сияющую гномиху из-за ширмы, и та поплыла в своем потрясающем, богатом пурпурном платье, блестя золотом и седыми волосами, взбитыми, точно сливки. И взгляд подрывника был направлен вовсе не на даму во всем ее великолепии, а на раскрасневшуюся от бега девчонку-шпиона в невзрачном сереньком платьице с простым хвостом на затылке и выбившимися кудряшками на висках. У них с Веллесом, видать, уже была отработана тактика работы: он плен, она одевала. И она с такой любовью смотрела на готовый результат, будто сама летела по зале в королевском уборе.
Рэннис незаметно приблизился к Эрону: на лице Луокарда застыло мягкое, мечтательное выражение, которое осветило его изнутри. И жалко было разрушать, но работа не ждала: еще десятки вешалок ждали переправки в королевскую залу.
- Красивая, правда? – спросил Рэннис, и подрывник вздрогнул, приходя в себя.
Он не разозлился, но смутился, покраснел до самых корней волос, улыбнулся смущенно и потянул вешалку на себя. Чаирья проводила взглядом даму и, взяв номерки у следующей пары, побежала в переехавший гардероб, ища костюмы. Луокард ничего не сказал насчет случившегося, а выродок не стал лезть - ему все было ясно без слов.
Когда последняя вешалка была переправлена и портал схлопнулся, Рэннис тихонько спросил:
- Хочешь пойти вместо меня на праздник? Там, должно быть, будет весело.
Эрон скосился на него, вьющаяся прядь волос упала на его широкий лоб: он был милым, пожалуй, особенно когда смущался и краснел, совсем как девчонка.
- Нехорошо это, - от смущения он не знал, куда деть руки и то тер переносицу, то ерошил волосы на затылке, но взгляда от бегающей Чаирьи не отводил, - я в другого Бога верю, негоже по чужим праздникам таскаться… да и… - тут он покосился на выродка, словно раздумывая, можно ли тому доверять, но потом махнул рукой, поднялся и пошел помогать Инури в поисках.
Рэннис смотрел, как высокий Эрон склонился, принимая из ее рук номерок, сказал что-то, и они рассмеялись вместе. Грустная получалась история. Чаирья не видела Эрона, влюбленная, как думалось выродку, в бездушного духа Аукори, тот же в свою очередь, не замечал ее, и Луокард понимал это также ясно, как и то, что не проживет и десяти лет. Он ничего не мог предложить ей, даже долгую жизнь вдвоем, потому и смотрел со стороны, не ревнуя и не требуя ответного чувства.
- Эй, ты чего сидишь потерянный? – Эрон всунул ему один из номерков. – Иди ищи.
- Я ж по-гномьи совсем не бла-бла, - удивился выродок, с недоверием глядя на непонятные символы. Руны какие-то, так просто и не разберешь, что написано: домики какие-то, кружочки, палочки…
- Так я тоже, - звонко рассмеялся Луокард, - ты такие же рисунки ищи, а потом сдавай Чаирье, она сама разберется. Главное, побыстрее все.
И он умчался на поиски. Рэннису же ничего не оставалось, как присоединиться к нему, вглядываясь в карточки и полосочки, а конец очереди даже не была виден…
Казалось, прошло сто лет, когда, наконец, последняя пара гномов удалилась из зала, и Веллес увел Чаирью переодеваться, отыскав и Рэннису белую тунику и штаны темно-винного цвета.
- Надень-ка, - велел он, - выделяться меньше будешь. У тебя и так рожа заметная больно.
Рэннис подчинился, но его переодевание заняло всего пару минут, в отличие от приготовлений Инури: видно, намечалось что-то шедевральное, ведь с ней Веллес возился дольше, чем с другими своими подопечными. Выродок присел рядом с уставшим Эроном на стульчики: длинный человек сгорбился, устало вытянув ноги, ему явно было не удобно.
- Ты только ей не рассказывай, - внезапно попросил подрывник. – Я не переживу отказа.
- Почему сразу отказа? – выродок внимательно посмотрел в мечтательное лицо юноши.
- Она Аукори любит, - пожал плечами тот, не поднимая взгляда от своих больших, грубых ладоней, - это все знают. Вернее, не совсем его, а образ, который выдумала и примерила на него. Образ, который создается при первом знакомстве, да и мне осталось года два, может, три, так доктор Каратос сказал. Не хочу, чтобы она потом одна доживала. Вот, кстати, держи, - он протянул Рэннису увесистый мешочек, в котором дружно позвякивали золотые кругляши, любимые всеми народами. – Там, после богослужения, начинаются ярмарки, пусть не отказывает себе ни в чем, да и ты повеселись, у тебя ведь ничего подобного в жизни не было. Если кончится, свяжись со мной, я добавлю, но там хорошая сумма, вам хватит.
Рэннис взвесил мешочек на руке, почувствовав приятную тяжесть, и повесил его на пояс:
- Ты заботливый, но бояка, - проговорил он, Эрон хотел было попробовать объясниться, но тут из-за перегородки вышла Чаирья в сопровождении довольного Веллеса, и все вопросы отпали сами собой.
В белом платье она казалась невестой, идеально подогнанное под ее фигуру, оно окутывало ее воздушным облаком. Простое по сравнению с вычурными нарядами других дам, оно подчеркивало ее красоту, ее лицо, ее индивидуальность, с низкой, сложно прически ниспадала прозрачная фата до самого пола, будто крылья, венок из красно-желтых цветов, сделанных настолько искусно, что их невозможно было отличить от настоящих, опоясывал ее голову, в складках платья тоже прятались разноцветные лепестки. Длинные серьги-подвески дополняли образ, и на лице распустились линии нарисованных цветов. Чаирья была воплощением самой весны, юности, нежности и красоты, от нее невозможно было отвести взгляда, и она знала это. Но не годилась, а краска смущение играла на ее щеках, лишь усиливая теплое обаяние девушки.
- Ты превзошел себя, Веллес, - пробормотал Эрон, в восхищении глядя на Инури. – Она затмит всех сегодня.
Чаирья потупилась, улыбаясь: она чувствовала себя именинницей, заваленной дорогими подарками.
- Береги ее, Рэннис, как бы все наследные принцы семи домов Гномьего королевства не сошли с ума по нашей красавице! – Эрон подлетел к ней, и она бросилась к нему в объятия, и радуясь грядущему празднику, и волнуясь.
- Идите, - Веллес с отеческой нежностью обнял девушку и передал ее в руки Рэннису.
- Спасибо, - шептала она и смеялась от счастья.
Выродок взял ее за руку и они побежали по дворцу, фата облаком взвилась за ее спиной, казалось, девушка бежала по воздуху и белые башмачки не касались пола.
Эрон долго стоял, глядя им вслед, хоть они уже и скрылись из виду. Он не завидовал Рэннису, но хотел бы оказаться на его месте. Вздохнув невесело, он принялся скатывать вешалки обратно в Логово, но мысли его были далеко, в солнечном королевстве Таорон.
Они выбежали из замка, и яркий свет ясного вечера на мгновение ослепил обоих, когда же глаза привыкли, Рэннис стал оглядываться, с жадностью впитывая все, его окружавшее. Он уже бывал в Юрдзау раньше, но все по делам, во время которых не было возможности рассмотреть и прожить все происходящее. На просторной площади перед громадным золотым храмом толпился народ, и не все здесь были гномами: со всех краев Зетта съехались верующие, и теперь они пестрым потоком вплывали в гостеприимно распахнутые ворота храма. Стражники в сверкающих, отполированных одеждах с гордостью несли дозор, оглядывая движущуюся толпу, вечер стоял совсем летний, и на небе величаво стояли два виновника торжества, сверкающие во всей закатной красе. Чаирья замедлилась и перешла на шаг, чинно ступая по мостовой маленькими туфельками, она не поднимала головы, но все взгляды были обращены на нее.
- Ты ведь пойдешь со мной? – спросила она, и Рэннис едва расслышал ее в гуле, окружившем ее.
Они влились в толпу и вместе с другими верующими стали подниматься ко входу.
- Пойду куда? – уточнил выродок, нагнувшись к ней.
- Плясать со мной?
- Ну уж нет, - решительно заявил Рэннис, - там же еще и молиться надо, а я не верю. Богохульство выйдет. Да и плясать-то я не умею.
Его эта идея совсем не прельщала, но Чаирья внезапно расстроилась, радость сползла с ее лица, и шпион ссутулилась.
- Каждый раз одна, - печально пробормотала она, - мне не с кем разделить мой праздник. Луокардов двое, у Сезанны есть Дрэг, у Луны – Князь, а у меня – никого.
Она не уговаривала и не давила на жалость, она говорила, как есть, но сердце выродка сжалось и сдалось без боя:
- Ну, ладно, ладно, - утешая, забормотал он, - ты еще разревись. Дуреха! Ну, попляшу я с тобой, но я честно говорю, что не умею.
Она подняла на него глаза, и улыбка расплылась по ее личику: она и вправду была готова расплакаться, только теперь от счастья.
- Там не сложно, - залепетала она, - просто хороводы разные, ты поймешь…
Они поднялись на самый верх длинной лестницы, вошли в ворота, и свет навалился со всех сторон. Лампы, свечи, блестки на стенах – все символизировало мощь Богов-Близнецов, целая система зеркал отражала свет, падающий сквозь витражные окна, поэтому в огромном помещении не осталось ни одного темного уголка, все потонуло в сиянии и, казалось, что у этого каменного зала просто нет границ. Толпа разделилась, расходясь в пределы, но Чаирья уверенно потянула спутника вперед, где вокруг вынесенного алтаря уже сформировался круг верующих.
От пестроты и яркости плыло в глазах, и Рэннис уже вскоре потерял связь с реальностью: ему казалось, что он попал в диковинный, запутанный сон, столь же прекрасный, сколь и непонятный ему, родившемуся в тишине Дома. От нескончаемого гула кружилась голова, но ликование, охватившее верующих за считанные минуты перед началом службы, передалось и ему. Однако, он все с большей и большей ясностью понимал, что это место было не его: здесь должен был стоять Эрон. Он бы говорил с Чаирьей, смеялся бы с ней, он бы точно разделил ее восторг. Но печальные мысли не успели завладеть сознанием выродка: призывно запела труба, и говор стих. Богослужение началось.
Чувство общности со всеми присутствующими в храме охватило Рэнниса, и он замер, вслушиваясь в тишину и чувствуя, как ладонь Чаирьи мелко дрожит в его руке: она была на взводе, приподнявшись на цыпочки, вглядывалась в начавшееся действие. Ворота алтаря распахнулись, и служители в праздничных одеждах, в белоснежных крылатых рясах, шитых золотом, стали спускаться в вынесенному заранее престолу, на котором были разложены предметы для церемонии, о назначении которых выродок даже не догадывался. Впереди всех шел болезненно полный, полностью седой старик, переваливающийся с ноги на ногу, на его белой голове величественно возлежала витая корона из чистого золота, но выцветшие глаза смотрели настолько ласково и кротко, что даже у зажатого психа из Крепости невольно оттаяло сердце. Глаза смотрели на всех и в то же время ни на кого, выродку на мгновение показалось, что старик посмотрел на него, но в то же мгновение тот ушел куда-то за спину к алтарю, но на сердце остался странный след, словно бы что-то важное произошло. Важное, но еще не осознанное.
Служители расположились вокруг престола, те, что были помоложе, заняли места в кругах между верующими, и Рэннис с неудовольствием отметил, что даже служители до неприличия долго засматривались на Чаирью, что уж говорить о простых прихожанах. Она, как магнит, приковывала к себе все взгляды, хоть ее костюм и был более закрыт и приличен, чем у других дам. Сезанна как в воду глядела, не позволив девушке отправиться одной, иначе у красавицы-шпиона могли возникнуть серьезные неприятности.
Старик-служитель поднял пухлые руки с ватными пальцами и заговорил, но Рэннис, не знавший гномьего, не понял ни слова. Да и дикция у служителя страдала, из-за чего слова сливались, но Чаирья, кажется, понимала. На возглас откуда-то из вышины ответил хор, и звуки поплыли по храму, как клубы дыма из кадильниц, под ногами собрался туман подозрительного вида, и выродок качнул головой, недовольно подумав про себя:
«Наркотики? Что может быть спрятано в благовониях?»
Но опасности он не чувствовал, да и защититься было нечем: намордник из Дома он посеял еще во время бегства. Рэннис подобрался, внешне оставаясь спокойным, но внутренне готовясь бежать, стал вслушиваться в диалог жреца и хора, иногда прерывавшийся долгим чтением молитв: вокруг все было мирно и радостно, никто не выказывал беспокойства, да и проникновения в организм какой-то отравы он не чувствовал.
Внезапно, Чаирья потянула его за руку, шепнув тихонько:
- Двигайся со мной!
И у выродка появилась новая задача: теперь надо было слиться с верующими и не дать повода себя заподозрить. Он двинулся по кругу, держа девушку за руку, с другой стороны кто-то тоже ухватился, и Рэннис порадовался, что один из молодых служителей встал рядом с Чаирьей, а не с ним. Он старательно копировал движения Инури, стараясь даже шагать, как она, стараясь подражать ей пластикой тела, что у него неплохо выходило, хоть сил на это тратилось немало. Она повернулась, задев взлетевшей фатой жреца по лицу, тот отдернулся, Рэннис повернулся следом, опоздав всего на долю мгновения, и движение возобновилось, но уже в другую сторону.
Постепенно чтение молитв вытиснилось пением, к которому стали присоединяться верующие из храма, до этого молчавшие, движение кругов стало ускоряться, пока не перешло в бешенную пляску. Хороводы неслись по кругу, изредка останавливаясь, делая пару движений на месте, и устремляясь в обратную сторону, Чаирья, певшая поначалу, замолчала: ей было не до пения теперь. А из основной части храма, где столпились верующие, не принимавшие участия в пляске, стал доноситься размеренный ритм хлопков: пение уходило, ему на смену пришел четкий ритм. Энергия все сильнее поднималась, доводя до экстаза, даже Рэннис уже плохо понимал, что происходило, перед глазами мелькали свет и пестрота нарядов, дышать становилось все сложнее, но это все не мешало движению: казалось, что теперь уже невозможно остановиться, и пляска будет длиться до тех пор, пока все участники не упадут замертво.
От мерного ритма, отбиваемого ладонями и ногами, пол ходил ходуном, и звуковые волны бились между закрытыми стенами: явно приближалась кульминнация праздника. Чаирья неслась уже с закрытыми глазами, ее губы лепетали что-то, а потом она внезапно оторвалась от пола и стала подниматься в светящийся воздух, паря над толпой. Она отпустила жреца, но руку Рэнниса сжала еще сильнее, и его тоже потащило вверх. Он догадался разжать ладонь соседа, а вот бросать Чаирью не собирался: мало ли что?
Но девушка ничуть не боялась, блаженно улыбаясь навстречу свету и шепча что-то, и Рэннис решил довериться: может, оно так и должно было быть? Хотя висеть без опоры под ногами, поддерживаемый невидимой силой, ему вовсе не нравилось.
Ему показалось, что он всего лишь моргнул, но когда глаза открылись, ни храма, ни стука, ни пляски больше не было. Он и Чаирья стояли в неком пространстве, где не было ничего, кроме света. И Богов-Близнецов. Они замерли напротив гостей, оба рослые, статные, расправленные, один – более мягкий и теплый, чуть позади, за плечом брата, второй – холодный и властный, чуть впереди, будто отгораживая первого собой. На них были те же рясы с крыльями, что и на служителях, но сотканные из чистого света, золотые волосы ниспадали по спинам. Близнецы были настолько похожи, что их невозможно было отличить друг от друга, но Рэнниса прошибло холодным потом: он уже видел эти лица. Видел их в Крепости.
- Каждый год мы выбираем достойнейшего, - заговорил тот, что стоял впереди, - чтобы дать ему свет души, но в этот раз все странно. Зачем ты пришел, неверующий?
Бог не гневался. Наверное, он и не умел: у Близнецов из Первой Пятерки никогда не было эмоций, ни при жизни, ни после смерти. Мерлин и Артур, вот кем были Боги, Синвирин не раз показывал свои воспоминания, связанные с гэльфордами.
- Он мой друг, он хороший, - жалобно залепетала Чаирья, - я хотела, чтобы он поверил, увидев вас…
- Вы ведь Мерлин и Артур из Первой Пятерки, - совершенно бестактно влез Рэннис. – Вы живы! Синвирин из-за вас едва кукухой не съехал! Почему вы не сказали Ему, что с вами все в порядке? Крепость стала Темной из-за вас!
Он не только не выказывал должного уважения, он и злился на них, но Боги смотрели на него с непониманием – они не помнили.
- Что ты несешь? – зашипела Инури. – Из ума выжил?
- Как ты смеешь обвинять нас, неверный, в том, чего мы не совершали? – громыхнул Бог.
Кажется, злиться он все-таки умел, но руки на наглеца не поднял.
- Вы не помните, вы были гэльфордами до того, как погибли, - не сдавался выродок.
Все проблемы мира можно было решить здесь и сейчас, только бы они вспомнили, кем являлись много лет назад… тогда Синвирин перестал бы есть себя поедом, коря за допущенные смерти, тогда Крепость наполнилась бы светом, и Дом реально стал бы Домом для всех, и насилие бы кончилось. Они ведь могли все исправить, Боги-Близнецы, в них была разгадка, ключ ко всем дверям, что в первую очередь запер бы безумие Владыки, а с ним ушла бы и гниль, ползущая из Крепости.
- Ты ошибся, мы всегда были теми, кто мы есть, - с холодным достоинством оборвал Бог.
- Я покажу вам, вы вспомните, вы поймете…
Как ни шипела Чаирья, сумасшедшего выродка было уже не остановить.
- Долго ты будешь испытывать мое терпение?! – вскричал Бог и занес руку для удара.
Он и убить мог, этот «милостивый» Бог.
- Остановись, - второй, тот, что был сзади, перехватил руку брата и с мягким укором заметил: - он верит в то, что говорит, разве можем мы наплевать на веру? Давай посмотрим и убедимся вместе, что он не прав.
Он протянул большую ладонь, зовя остальных присоединиться, Чаирья несмело коснулась ее, но, увидев мягкое одобрение, положила руку, сверху легла ладонь Рэнниса и гневный близнец завершил все. Выродок выдохнул и перед глазами каждого медленно поплыли образы.
Синвирин много что показывал своему первому ученику, которого воспитывал с пеленок, и теперь Его воспоминания оживали вновь, уже из памяти выродка.
***
- Играете? – спросил бархатистый голос.
Казалось, они смотрели через чьи-то глаза. В комнате на полу играли двое парней – рыжий и синеволосый, они двигали машинки и им дела не было до пришедшего. Один схватил в руки самолетик и завыл, водя его вверх и вниз. Тот, Кто спрашивал, засмеялся, и картинка сменилась.
- Где Южени? Где она? – в голос кричал Кто-то, ударяя руками по кровати.
Высокий, черноволосый мужчина в строгом костюме стоял, натянутый, как струна, за его спиной в ужасе жались все те же – рыжий и синеволосый. Они смотрели на кричащего с непониманием и страхом. Они боялись Его.
- Она погибла, - процедил мужчина в костюме. – Смерть же сказал тебе.
- Я не хочу этого слушать, Джулиан! – взорвался первый. – Убирайтесь, оставьте меня в покое!
- Джулиан…? – пробормотал один из Богов-Близнецов: имя казалось ему знакомым, но ускользало, не вырождаясь во что-то определенное.
Тут картинка снова сменилась: воспоминания шли все дальше, желтоватая тьма, смешанная с песком, вилась и облаком надвигалась на Того, через чьи глаза передавалось воспоминание. Его колотило, и изображение дергалось из стороны в сторону. А впереди надвигающейся тьмы шло странное существо: в нем явно прослеживались черты близнецов, что были показаны раньше, но одна половина была рыжей, а вторая синей, как будто в одном существе слились две сущности.
- Мерлин… Артур…? – спросил все тот же голос, но теперь он был неуверенным, испуганным и дрожащим.
Ему не ответили ничего, только из-за спины двойного существа вырвалась цепь, устремившаяся по широкой дуге к говорившему. Раздался звон стали, а затем дикий крик.
- Хватит! – хором выдохнули близнецы и отдернули руки так синхронно, будто бы были одним существом.
Они вспомнили все, больше не нужно было доказательств. Магический контакт разорвался и воспоминания потухли, близнецы глядели друг на друга, и в их взглядах читалось что-то человеческое, чего не было раньше. Молчание длилось долго, Чаирья с перепугу вцепилась в руку Рэнниса: она даже предположить не могла, что будет дальше. Праздник пошел по новому, никем не распланированному сценарию.
- Послушайте, - напуганным можно было назвать кого угодно, но только не выродка. Тот вел себя так, будто бы ничего не произошло. – Надо связаться с Синвирином, поговорить, Он сможет все исправить.
Один из близнецов подскочил, когда раздались звуки голоса, и судорожно зажал рот рукой: он перестал быть бесстрастным божеством, он стал личностью, вспомнив прошлую жизнь.
- Не выйдет, - качнул головой второй. – Он изменился, потерял себя и построил иное на пустом месте. Того Синвирина, которого знали мы, больше нет. Это не плохо и не хорошо, это как есть, но… хочешь, позови Его, пусть приходит, это уже ничего не изменит.
- Думаешь? – с лица Рэнниса медленно сползала надежда.
Бог был мудрее и опытнее, да и чувствовал он куда лучше, понимал больше, и знал, наверное, тоже.
- Уверен, - печально произнес он, и взгляд выродка снова провалился вглубь его сознания.
Вспыхнувшая надежда умерла, и праздник кончился. Осталась только война, в которой невозможно было победить. Рэннис отвернулся, не глядя больше на существ перед собой: кому нужны были эти Боги, которые не могли изменить ничего? Даже помочь тем, кто раньше был им семьей.
“Вы не можете, - думал он, - я могу. Что мне до вас теперь? И чем я сам не Бог тогда?”
- Подойди сюда, дитя, - второй близнец, тот, что был мягким, протянул руки навстречу Чаирье, зовя ее к себе. Она робко шагнула от товарища, оглянулась на него, будто спрашивая: «Можно?» И тот подтолкнул ее навстречу Богу - ее вере он не противился, хоть своей и не испытывал.
- Это тебе подарок, - близнец достал откуда-то из складок своей одежды сосуд, наполненный светом, и вложил его в руку Чаирьи.
Девушка подняла на него голову и встретилась глазами с его, он, видно, что-то еще говорил ей, но уже настолько сокровенное, что выродку не нужно было слышать. Он и не навязывался, ему ничего не нужно было от чужих Богов, да и от Мерлина с Артуром тоже.
Наконец, тайная беседа кончилась, и Чаирья отступила назад, уцепившись за рукав Рэнниса, она прижимала к груди светящуюся склянку, и из-нее больше не била громкая, внешняя радость. В ее сердце поселилось что-то более глубокое, что было не так просто увидеть, но Рэннис чувствовал только бесконечную печаль, заполонившую все его сознание.
- В добрый путь и да светит вам Бледноликий ночью, а о дне уж не волнуйтесь, - проговорил гордый Бог, вскидывая руку в благословении.
- Мы всегда с вами, - мягко проговорил второй, и все поплыло, смазалось, и в открывшиеся глаза ударила темнота.
Тело опустилось на пол, ноги коснулись камня, рядом бесшумно приземлилась Инури. Боги-Близнецы исчезли, ликующей толпы тоже не было, в храме стояла пустая полутьма, стены терялись в ней, и казалось, что мрак, как раньше свет, стал бесконечным. Из раскрытых окон доносились звуки праздничной ярмарки, начавшейся сразу после богослужения, и в опустевшем святилище осталось только несколько жрецов, стражи, да Рэннис с Чаирьей.
- Идем домой, - тихонько позвала она и потащила его прочь.
- А ярмарка? У меня даже деньги есть, я хотел купить тебе все на свете…- спросил выродок, хоть ему теперь вовсе не хотелось в шумную толпу.
- Ты уже добыл мне все, что нужно, - она улыбнулась, и тот свет, что дал ей бог, полился из ее глаз. – Это был самый лучший день в моей жизни, хоть я и не поняла ничегошеньки из того, что ты наговорил. А толкаться между прилавками с безделушками мне не охото.
Он кивнул и не стал настаивать: тишину в душе слишком просто потерять между пьяными гуляками, и Урунье, который, казалось, никогда не спал, мигом доставил их домой.
- Спасибо, - прошептала Чаирья, обняла его и ушла к себе: настолько притихшей и сосредоточенной на своем внутреннем состоянии она еще никогда не была.
Рэннис усмехнулся и пошел было по темным коридорам, чувствуя, что его тоже не оставили без подарка, но что это было… он еще не понял сам.