Выпускной бал. Ч. 6

Саванна, наполнившись жизнью, теряла свой облик стремительно: огромный камень перекрыл поступающую в долину воду. Первыми страдали цветы вдоль бывшей реки. Напитавшись и привыкнув к воде, они щеголяли яркими красками, делая пейзаж таким ярким и колоритным. В условиях дефицита воды, цветы приникли, затем пожухли, а потом, под неусыпным циклопическим взглядом яростного солнца, легли безвольно на землю и превратились в желтоватые подобия себя. Так же стало и с травой. Когда-то она питала множество травоядных, от огромных слонов до совсем маленьких грызунов. С гибелью травы, расплодившиеся разнообразные животные, стали тоже страдать. Они не могли уйти из этой саванны, поэтому тоже умирали, сперва потеряв вес и силу. Эта картина медленной трансформации угнетала. Прежде всего тем, что сложно было найти способ что-то с этим сделать.

Хищники, поначалу радовавшиеся тому, что добычи стало больше, через некоторое время тоже стали страдать. Тигры, прежде быстрые и сильные, ходили уже не таясь, едва переставляя лапы: вода нужна была всем. Оказалось, что эта вода была общим ресурсом, объединяющим и определяющим.

Слоны, величественные и умные животные, старожилы этих мест, привыкшие к тому, что у них всё под контролем и нет серьезных угроз, чувствовали себя потерянными. В стае было семь слонов, под предводительством, как ни странно, самца. Он не находил себе места: стае надо было уйти, как полагается, но они не могли, закрытые в этой саванне. Возможно, они могли бы спастись, найдя другую территорию, где была бы вода, но это было невозможно. Огромные животные, в тщетных попытках, искали воду. Вездесущие мухи нещадно ели их самые уязвимые места, ведь не было даже грязи, которой слоны обычно могли хоть как-то защитить себя. Слоны, державшие на своих спинах всю эту саванну, по большей части лежали. Пришла пора, когда один из слонов, самый маленький, почти перестал двигаться и реагировать на внешние угрозы. Он хотел бы, по традиции, уйти на кладбище слонов, но не мог. Старший, самый сильный, тоже был на самой грани. На той грани, когда долг перед стаей заставляет тебя уйти и уступить место, однако не было замены. Шестьдесят дней жестокой засухи под изнемождающим зноем. Такого прежде ещё не было. Вся саванна, казалось, разваливалась на куски. Лишь какое-то чудо ещё держало её границы, пошатнувшиеся и уже условные. Слоны хотели уйти. Тигры и львы больше не охотились. Грациозные лани прятались в маленьких тенях и едва могли открыть глаза. Даже шакалы, хоть перед ними и открывались новые возможности, тоже оказались на самой грани.

Были попытки найти альтернативный источникик, но вода 'не приживалась', лишь на краткое время вдыхая подобие надежды.

Саванна по имени Айзат.

Чтобы себя понимать и уметь контролировать, нужно сперва определить объект. Так он когда-то решил. Когда-то он читал Дюну и не был уверен, что после трёх прочтений до конца понял, но идея ордена Бене Джессерит о стремлении подчинить своё звериное начало разуму ему очень приглянулась. Сперва он старался определить границы того, что он хочет контролировать. С телом было понятно, а вот границы внутреннего мира отказывались становиться чёткими. Потому, он, вместо чётких границ своего внутреннего 'я', определил место, в котором существуют его разные проявления. Так было понятнее с классификацией и взаимодействиями. Были агрессивные проявления, которые стоило внимательно отслеживать, были разрушительные, которые стремились к уничтожению других, были основополагающие, краеугольные, слоны. Айзат сперва уделил много времени на изучение поведения других людей, так проще быть объективным. Когда процесс наблюдения перестал давать новую пищу для размышлений и анализа, он перешёл к стадии взаимодействия. Это оказалось намного сложнее, потому что даже интонации и паузы могли влиять на происходящее, не говоря о жестах. Айзат выстраивал свою теорию и практику человека. У него получалось неплохо, по его собственным наблюдениям. Родители, как ни странно, помогали чем могли. Они нашли идею непротиворечивой и заслуживающей внимания и трудов. Когда им пришлось переехать в Питер, это было немного некстати, но порой мы не выбираем события, кроме того, общая теория должна быть общей. И в новом месте Айзат продолжил изучать людей и себя. Правда, ему было не интересно с одноклассниками. Это была ошибка, которую он не заметил вовремя. Один день ребята смогли вывести его из равновесия, подложив яркую анальную пробку к его вещам так, что когда он брал портфель она выкатилась на всеобщее обозрение. С тех пор иногда его имя намеренно каверакали, называя 'Ай, зад'. Дети, по какой-то причине, очень хорошо чувствуют слабину и, как гиены, набрасываются. Часто Айзату удавалось уклоняться, но когда тебя поджидают с провокациями каждый день, это может увенчаться успехом. Он старался нивелировать подобные случаи, удавалось не всегда.

Идея с балом ему очень понравилась, потому что он был уверен, что в необычной обстановке будет больше возможностей изучить людей, а кроме того, способности своего тела. Однако всё пошло наперекосяк, когда Айзат увидел Ирину. Что-то перемкнуло у него внутри, пошло совсем не по изученной программе. Она была такой противоречивой, живой, энергичной, деятельной, она буквально заражала всех вокруг энтузиазмом и как будто олицетворяла что-то такое, чего ему, Айзату, так не хватало. Он ощущал, как его неимоверно тянет к Ирине, осознавал разницу в возрасте, и 'иерархии', но это ему казалось совершенно не важным. Он хотел быть ближе к этим глазам, он хотел прикасаться к ней, он хотел, чтобы она хотела прикасаться к нему и от этих мыслей внутри у него происходило грандиозное движение, которое норовило смести порядок в проанализированном мире саванны. Оказалось, что прежде саванна просто существовала, она не цвела, не радовалась, не стремилась впитывать жадно всё вокруг. Когда же выяснилось, что первое впечатление было совершено правильным и умение наблюдать и взаимодействовать с другими изменило отношение к нему Ирины на отношение как к равному, то в саванне стали распускаться цветы, прежде не нужные. Там появились новые животные, насекомые, которых прежде не было, а посередине ширилась река. День за днём она наполнялась водой. Айзат на самом деле полюбил. Он старался не впадать в крайности под воздействием новой разрушительной и прекрасной силы. Просто в какой-то момент, когда Ирина его сама поцеловала, он перестал касаться земли.

Но пришёл страшный день, когда она сказала свои слова. День, когда все животные в саванне замерли, а речной поток оказался перегорожен огромным валуном. Всеми силами Айзат старался взять обратно контроль над этим внутренним миром, который ещё недавно казался понятным, но всё было тщетно.

Айзат старался найти друзей. Он стал ближе общаться с девочкой из десятого, с Таней. Это было интересно, ведь она оказалась непростым человеком. Всеми силами Таня играла роль обычной девочки, но какая-то гигантская трещина проходила сквозь неё. Она умела прекрасно слушать и делать выводы на втором и третьем уровнях смыслов, что было невероятно для такого возраста. У Тани, очевидно, была большая тайна, которую она сама несла в одиночестве, при этом оберегая скорее других, чем себя. Она была открыта, но не целиком, были такие места, куда совершенно невозможно было аккуратно пробиться. И он не старался пробиваться, уважая право человека на тайну. Айзату нравилось с ней танцевать. Она была очень лёгким партнёром, отлично чувствуя движения. Она быстро впитывала правила и нюансы. Кроме того, она была отличным источником информации. Казалось, она знает всё про всех, в том числе про учителей и администрацию школы. Более того, она каким-то образом была вхожа и в некоторые высокие кабинеты. Она была очень ценным и многогранным человеком, но не могла заменить Ирину.

Таня и Айзат танцевали на занятиях, привлекая иногда к себе взгляды. А саванна не хотела оживать. К самому балу Айзат подходил в таком состоянии, что никуда не собирался идти. Тело тоже начинало подводить: не хотело, отказывалось. Казалось, даже дыхание становится опциональным. Но Таня очень просила Айзата пойти с ней на бал. Она по какой-то причине хотела туда попасть, а десятиклассники могли прийти только с парой из одиннадцатого. И Айзат пообещал. Он не мог принять вежливое предложение Тимура. И не очень вежливое, а поддаваться грубой силе было и того невероятнее. Поэтому, мобилизовав силу воли, он пришёл ради Тани. И они танцевали. Зачем? Для кого он нацепил на себя это выражение лица?

Ирина, конечно же, тоже там была. Иногда ему удавалось поймать на себе её взгляд. Чаще это было просто ощущение.

У него был выбор, взять и пойти с Наташей. Она легко поддалась бы на его манипуляцию после того, как увидела Тимура и Таню, целующимися посередине зала. В бедной обстановке квартиры Наташи он нашёл бы на стене своё лицо: скуластое мужское лицо за струнами дождя. И они бы вспомнили, что уже встречались в Уфе, четыре года назад. Наверное, это могло бы стать новым маленьким ручейком в саванне.

Ирина сама подошла после бала. Она попросила его на несколько слов. Айзат держался, что есть сил. Ведь он мог бы, наверное, проломить её решение, убедить, но он её любил и не хотел подстраивать под себя. Она говорила. И вот, что он смог запомнить:

--...я сама не своя! Я не могу видеть вокруг ничего, я не могу вдохнуть, я почти ничего не чувствую, я не живу без тебя! Я говорила тебе, что нам надо расстаться. Я была права. Но мне на всё наплевать! Я хочу, чтобы ты был в моей жизни! Я знаю, ты можешь не хотеть простить меня. Но я люблю тебя! И пусть остальное идёт к черту!

Саванна качалась, а Айзат едва стоял на ногах. Он схватил Ирину в объятия и сказал всего три слова.