13 дней Лета повесть-раздумье

Прямо и не сворачивая, до самого конца света. Ближе к ней...
-А вообще где это?
-Ты не должна ничего бояться!
Она была высокой и медлительной. У нее были длинные светлые волосы, которые она никогда не собирала в пучок. И чарующий голос. И они пошли шаг за шагом. Будет ли конец этого пути?По утрам он шел по теннистой аллее парка и садился на скамью с головой дельфина, море в его соленой крови всегда бурлило теплыми волнами. Сколько осталось шагов? Шестьдесят, семьдесят, чуть больше? Кто знает? Жизнь всегда струилась как дождь, легко и безмятежно. Вечерами на веранде он всегда зажигал керосиновую лампу и мотыльки слетались к огню. Мир за гранью ее светлого круга не существовал больше...Если бы в тот вечер он мог собрать все кусочки воспоминаний, вернуть радость детского ощущения полноты мира,  но
на столике в прихожей сох зонт-трость, а дождь все не унимался.  Кто-то настырно и громко пел за окном, решительно и неизбывно, на него давно не обращали внимания жители этого городка,    он прошел на кухню, задумался и стал подпевать...Если бы в тот вечер он мог собрать все кусочки воспоминаний, вернуть радость детского ощущения полноты мира,  но
на столике в прихожей сох зонт-трость, а дождь все не унимался.  Кто-то настырно и громко пел за окном, решительно и неизбывно, на него давно не обращали внимания жители этого городка,    он прошел на кухню, задумался и стал подпевать...Если бы в тот вечер он мог собрать все кусочки воспоминаний, вернуть радость детского ощущения полноты мира,  но
на столике в прихожей сох зонт-трость, а дождь все не унимался.  Кто-то настырно и громко пел за окном, решительно и неизбывно, на него давно не обращали внимания жители этого городка,    он прошел на кухню, задумался и стал подпевать...Если бы в тот вечер он мог собрать все кусочки воспоминаний, вернуть радость детского ощущения полноты мира,  но
на столике в прихожей сох зонт-трость, а дождь все не унимался.  Кто-то настырно и громко пел за окном, решительно и неизбывно, на него давно не обращали внимания жители этого городка,    он прошел на кухню, задумался и стал подпевать...Мокрый сад не пел вместе с ним, он бросал под ноги прохожим еще совсем летние листья и молчал... Что-то знал сокровенное, непонятное большинству и только животные, кошки и собаки, понимают всем нутром его правоту, ту древнюю память. Упадет сердце камешком в хрустальный ручей... А ведь живое оно сердце то? Или просто мотор для перекачки жидкости? Какой мы сосуд? Полный огня и любви или грязной жижи?Что помешало ему тогда... сделать эти шаги, пройти их, увидеть эти глаза и замереть в онемевшем отчаянии, задохнуться от запаха ее волос... Еще полчаса назад, она положила голову на его плечо и заснула сладким сном ребенка. Ничего не вернуть назад... Теперь ничего... Причина одиночества человека никогда не будет понята... Никогда... Весной ручейки смывают следы былого зимнего величия и возвращают запахи радости и солнце ведет тебя...Человек всегда неизменен, в независимости, что у него в руках, шпага или современный гаджет. Инстинкты, прикрытые культурными установками, в редкие минуты искренней боли или радости, прорываются бурным потоком. Но только от внутренней чистоты зависит, что это будет-вершина гениальности или глубина подлости. Как часто мы не знаем, во что воплотятся наши мысли о будущем, что обернется высокой трагедией? А что, будет простым фарсом..Он прикован длинной цепью к дальнему концу весла галеры, уже пятый год, он забыл свое имя, в ушах лишь ритм барабана и слова...
"Ваше тело продолжение галеры, ваше сердце ритм барабана, вас самих больше не существует!"
Разве 90%людей не живут так?
Он отложил том любимого Достоевского, хлебнул остывшего чая и подумал, что надо продолжать грести.. Нам надо грести, день за днем ломая и калеча руки, в кровавых мозолях, лишь ритм барабана звучит, как стук его сердца.Когда ты смотришь себе под ноги, ты не думаешь ни о чем... Лишь тени на стене и безмолвие окружили его со всех сторон, просто иди, шаг за шагом. Мысли обжигают, просто театр теней,  он закрыл глаза и вытер лицо мокрым полотенцем, может нужно сейчас сделать остановку?Готов ли человек к смерти , прежде всего своей собственной смерти, которая кажется нам такой далекой, об этом люди обычно стараются не говорить и не думать, решившись начинают хандрить и впадать в уныние, но ведь так просто сделать шаг навстречу Вечной Жизни? Когда ему становилось совсем холодно на сердце, он вспоминал свои шаги на обрывистом морском берегу и желал повторить их...Он долго ждал в тишине, не шелохнувшись. Ранним утром каждого из этих 13 дней он ждал, что этот морок исчезнет, как дым дорогой сигары, того шумного бара на побережье Гайаны, после этого ничего не стоило, разжать ладонь и рассыпать по столу слова, как спички из коробки, черными чернилами в столбик, он записал глупую, банальную фразу"Ничего не исчезает"Пожалуй, стоит разложить по полочкам желаний каждый из этих счастливых дней,их было всего 13...о чем он жалел больше всего? О том, что память зафксировала так мало подробностей, маленьких мелочей каждого того дня. Что они ели, о чем говорили, как ложились, какие фразы говорили друг другу перед сном? Вкус ее непослушных губ, тембр голоса, не искаженный телефоном, интернетом и расстоянием, почему так мало осталось?Он будто опять увидел наяву её руки. Они не были похожи на ласковые руки нимфы, скорее были руками гончара. Узловатыми, большими, но тёплыми. Такими руками месят хлеб, мажут хаты глиной и обнимают... Крепко и горячо. Волна щемяшей нежности ко всему, что было тогда....Ветром открытый остров, открытый всем ветрам, всем  на свете... Звуки окутывали мягким одеялом, усыпляли, тембр её странного голоса не утомляли, а растворяли всю боль на земле, боялся ли он? Он больше ничего не боялся...В том доме, в ее доме на окраине маленького городка не было теней, от слова совсем... Купец, бывший поклонник западной моды выстроил как владелец здания огромное количество изразцовых печей, а новые владельцы пытались с ними как-то ладить... В тот день и они затопили эту красавицу. Сидели молча, жгли его старые письма и мебель из заброшенных комнат и пили глинтвейн и крепчайший чай из сколотых фарфоровых чашек, с пастилой и старыми, но очень вкусными баранками... Гитара в его руках растерянно брянчала Визбором, Высоцким и Галичем... А она просто смотрела в огонь...Как глубоко может падать больная душа? Что так изьедает ржавчиной ненависти,и близкие раньше друг другу люди, начинают терзать и мучить? Если бы мы знали ответы на эти вопросы, стали бы хоть чуточку счастливыми? Нет в глубокой ночи признаний самому себе, ничего больнее, чем осозновать бессилие, что-либо изменить... Егор проснулся около 6 утра. Молча оделся и вышел в сумеречное утро города.