Меня зовут Ксенофонт

Апрель 2020-го года. Начало эпидемии китайского коронавируса. Вскрывшаяся после мёртвого сезона Казанка несла остатки рваных льдин на юго-запад. По мосту Миллениум проносился слабоинтенсивный для разгара буднего дня поток машин. Под мостом на берегу ни души. Горожане по невиданному жёсткому решению властей заперты под домашний арест в ожидании неизвестности.

Серёга Ксенофонтов стоял на высоком бетонном берегу Казанки, засунув руки в карманы куртки, и задумчиво глядел в город. На том берегу возвышались новостройки кварталов, среди которых выделялась футуристическая шайба стадиона «Казань-арена». Регулярно сверкавший рекламой исполинский экран был выключен, что выглядело так зловеще, будто город накрыла не эпидемия жёлтой чумы, а замер он в ожидании воздушной атаки, соблюдая светомаскировку.

В воздухе и впрямь витал какой-то дух угрозы. Пустые улицы внушали неподдельный ужас. Казалось, стоит выйти на привычный променад – и ты уже неизлечимо болен. Однажды Серёга прочитал в старом выпуске журнала «Наука и жизнь» историю о профессоре, который принёс в аудиторию мензурку с неопределённой прозрачной жидкостью, нацепил противогаз и объявил, что сейчас по аудитории раздастся резкий отвратительный запах. После вскрытия мензурки первые ряды студентов действительно почуяли мерзейшую вонь, которая вскоре дошла и до задних парт. Студенты брезгливо зажали пальцами носы, а профессор меж тем снял противогаз, поднёс мензурку к губам и демонстративно опрокинул в себя залпом пугающий прозрачный состав. Студенты ахнули, а профессор с улыбкой объявил, что в мензурке была обычная кипячёная вода. Эксперимент призван был показать, как работает сила внушения.

Серёга в историю ту не поверил, когда прочитал. Чистая вода не может источать зловоние, тут уж внушай не внушай. Хоть и серьёзные журналы выходили в советские годы, а и те не обходились без оттенка желтизны. Но сейчас, наблюдая за земляками, Серёга вспомнил и засомневался. Уж так запугали народ средства массовой дезинформации своими неистовыми призывами сидеть по норам, словно мыши, что и вправду чудится невидимое облако смертельной угрозы.

Хотя, поразмыслив, можно прийти к выводу, что на непривычно пустых улицах Казани страх внушает вовсе не китайская зараза, а обыкновенные менты, рыскающие патрулями по переулкам и дворам в поисках нарушителей режима самоизоляции. Людей оставили без работы и, как следствие, средств к существованию на неопределённый срок, однако штрафами угрожают нешуточными. И откуда взять деньги на них, если выходить из дома и работать запретили? Оттого и прячутся по квартирам горожане, испуганно озирающиеся по сторонам и втягивающие головы в плечи, как беглые преступники, когда нужда припирает сходить в магазин.

В кои-то веки в город рано пришла весна. Середина апреля, а снег сошёл даже на тех склонах парка Горького, куда не достаёт лучами солнце. Казанка вскрылась и понеслась, мутным потоком разрезая город. Самое время высыпать на улицы, чтобы воздать дань явлению ранней весны, случающемуся от силы раз в пятилетку. В чью больную голову пришла идея бороться с болезнью домоседством, бездельем, обжорством, отказом от физкультуры и свежего воздуха?

– Гражданин, документы! – раздался у Серёги за спиной молодой, но уже властный голос, прервавший невесёлые размышления.

– Документы? – машинально переспросил Ксенофонтов, оборачиваясь.

Легки на помине. Патруль из двоих сотрудников в серой форме и с бледно-голубыми медицинскими масками на лицах, будто не на берегу реки они находятся, а в операционной. Серёга ни в одной аптеке не мог маску сыскать, а этим, небось, каждый день выдают новые, что даже по улице позволяют себе щеголять с новомодным дефицитным аксессуаром.

– Удостоверение личности и документ, обосновывающий ваше пребывание вне места жительства, – пояснил патрульный своё требование.

Серёга с готовностью достал из внутреннего кармана куртки паспорт, в который была вложена «справка с места работы», и с улыбкой протянул полисмену. Эту филькину грамоту ему подписал и заверил печатью своей заброшенной фирмы сосед. Согласно легенде, Серёга перемещается по городу по рабочим поручениям начальника. Таких справок при желании можно наклепать хоть десяток. Менты это, конечно, понимали, но справка соответствовала утверждённой форме, размещённой на республиканском правительственном сайте, и потому допытываться не стали. Хотя резонно спросили:

– А почему гуляете по набережной и домой не идёте?

– Да уже собирался идти, – снова обезоруживающе улыбнулся Серёга.

Мысленно показав патрульным средний палец, Ксенофонтов направился в сторону тропинки, ведущей наверх, к мосту. Он жил на Адоратского, что на противоположном берегу реки, и здесь, по идее, действительно внятных причин находиться нет. И если с этим патрулём повезло, то менее сговорчивые менты могут забрать в отдел. Серёга понимал намёки судьбы и предпочёл удалиться от этого места.

По-разному действует сложившееся неопределённое положение на население. В основном царит паника, в огонь которой подбрасывают поленья журналистские подстилки, изрыгающие статьи под заголовками типа: «Как изменится наша жизнь после коронавируса?»

Дурачьё! Да никак ваша несчастная жизнь не изменится, если сами не захотите её изменить. А вы ничего менять не хотите и не станете. Для этого нужна сила. Журналисты, ясное дело, пресмыкаются ради пиара. Не будут поддувать – кто их пасквили будет читать? Дураки – те, кто воспринимает это всерьёз.

Паника и страх за будущее. Серёга убедился в этом ещё раз, пересекая улицу Подлужную. Мимо него на полной скорости промчалась «Лада» четырнадцатой модели. Мужик за рулём с безумными глазами, ничего вокруг не видящими, бешеными, страшными, на полном ходу чуть не сковырнул боковое зеркало иномарки, разъезжаясь с которой, наполовину вылез на встречную полосу. Это он так лужу объезжал. И всё равно не обогнул. Фонтан грязных брызг едва не накрыл Серёгу, но реакция не подвела, успел отпрыгнуть. А мужик за рулём «четырнадцатой» всё с теми же бешеными, ничего не замечавшими вокруг себя глазами, умчался дальше по Подлужной с такой скоростью, будто мчит по автомагистрали. Серёга посмотрел вслед безумцу. Что им движет? Ведь натворит дел на дороге – сам взвоет от последствий, в сравнении с которыми текущее положение вещей покажется цветочками. Подумаешь, работать запретили! Любому, не растерявшему остатки мозга, ясно, что это ненадолго: политиканам невыгодно множить количество бедных, голодных и властью недовольных. Но поскольку умные издавна в меньшинстве, постольку и пребывает народ в психозе.

Неспешно двигаясь по мосту в сторону Чистопольской, Серёга всё отчётливее понимал, что презирает земляков за малодушие, бесхребетность и трусость. Ходить гоголем они умеют, гонору выше крыши, а мужества нет. Вчера он имел неосторожность почитать чат телеграм-канала «Наш Татарстан», и его чуть не стошнило от того бреда, который там пишут. Оказывается, большинство земляков поддерживает инициативу властей по всеобщему домашнему аресту населения. Они бесплатно и совершенно искренне требуют не выходить из дома. Как же легко ими манипулировать!

«Придурки! – ругался про себя Ксенофонтов. – Лето не за горами… Да что там лето! Уже в мае-месяце вы офигеете от сидения дома и повалите на улицы, забыв о том, как сами подпевали продажным медикам и писакам! Неужели не ясно, что самоизоляция – это не выход? Китайская зараза никуда не денется, хоть целый год дома дрожи от страха и маску к роже приклей!»

Серёга не оставлял комментариев в этом сборище слабоумных. Он ненавидел споры в интернете. Он вырос в девяностые, привык отвечать за слова и писал в публичном сетевом пространстве исключительно то, что с равным успехом сказал бы человеку в глаза при встрече. А те, которые кроют друг дружку матом в чате, не более чем трусливые ничтожества, которых в детстве унижали. В жизни они свои змеиные глазки при встрече трусливо потупят. Вне анонимного виртуального мира они в разы тактичнее ведут себя, поскольку даже в эту деградированную эпоху ещё не попрано правило призвать к ответу за базар. Серёга Ксенофонтов, коренастый, плечистый, внушительного вида мужчина тридцати четырёх лет от роду, сам не раз в этом убеждался, поскольку в жизни, в отличие от интернета, хамства по отношению к себе практически не встречал.

Бросив взгляд с моста на тот бетонный берег, где десять минут назад гулял, заприметил стройку. Рядом с мостом на недостроенной набережной возводили экстрим-парк для роллеров, скейтеров, велосипедистов и прочих любителей развлечений, пришедших в постсоветскую Россию во времена канала «MTV». Для кого это строят? Для овощей, которые не ударили палец о палец, а пришли на всё готовое, как паразиты? Это ведь они сейчас в чате того телеграм-канала несут в массы отборный бред, деградируя по домам на своих диванах. Их жизненная позиция проста, как телеграфный столб: наше дело телячье – обделался и стой. Зачем им экстрим-парк?

Чингисхан ненавидел города. Он не видел смысла в поселениях, где живёт множество людей и нельзя пасти скот. А если какой-то город в довершение пытались украсить достопримечательностями, он приходил в ярость от такого нахальства. Когда он завоевал Пекин и увидел там живописный парк с прудом, по которому плавали грациозные лебеди, это зрелище виделось ему омерзительным. Город с таким безобразием ему нестерпимо хотелось разрушить до основания, завалить костями и залить кровью…

В шуме проезжавших по мосту машин погружённый в раздумья Серёга не услышал звонка, но почувствовал вибрацию во внутреннем кармане. На связи был Денвер.

– Здорово, Ксенофонт! Где гуляешь?

Ксенофонт – это не просто кличка, образованная от фамилии. Он воспринимал это как второе имя, даже более значимое для него, чем Сергей. Называться в честь воина и философа, соратника самого Сократа, для Серёги было за честь.

– Здорово, Ден! Да так, на Казанку ходил.

– На пробежку, что ли?

– Да нет, какая сейчас может быть пробежка? Эти уроды даже спорт на улице запретили. Просто гулял без палева.

– Подгребай ко мне! Мы тут с Русланом пиццу ждём.

Серёга обрадовался приглашению. Дело было не только в пицце, хотя подобное пиршество было редкостью в их компании. У Ксенофонта никогда не было, выражаясь его языком, «заморочек по хавке», он с детства ел, что дают, и относился к пище, оправдывая своё прозвище, философски: есть надо, чтобы жить, а не жить, чтобы есть. Но сейчас и он был голодным, и к друзьям у него наметился серьёзный разговор.

Денис Вершинин, он же Денвер, и Руслан Шамсеев – два его лучших и, пожалуй, единственных друга, которым Серёга доверял, как себе. Вместе они со школы, вместе выросли на улице Адоратского. Денвер ещё в старших классах перебрался на Мусина, но это всего в паре остановок. Чтобы ускориться, Ксенофонт решил, пройдя мост, прыгнуть в автобус на ближайшей остановке.

Транспорт в пору карантина ходил неважно. А кого возить, если все по домам сидят и улицы пустые? На остановке к одинокому Серёге вновь подошли менты. Но тоже отвязались, поверив «справке с работы». Ксенофонт за то любил Россию, что здесь всегда можно договориться, заплатить, купить. Были бы деньги, тогда любое наказание за проступок сводится к обилечиванию.

– Ты чего удумал, Ксенофонт? – расспрашивал Денвер, хищно разрывая на части кусок пиццы, которую почти одновременно с приходом Серёги доставил курьер. – Как тебя понимать? Решил движение забабахать? Так сам понимаешь, времена не те. Экстремизм в лёгкую могут пришить.

– Вот скажи мне, Ден? – вместо ответа обратился к нему с вопросом Серёга. – Ты когда-нибудь задумывался над такой странностью? Почему насильников и маньяков менты подчас годами не могут поймать? А всяких радикалов и революционеров пачками принимают задолго до того, как они решатся перейти от слов к делу. Притом, заметь, первые – уроды и дегенераты от природы, а вторые, в общем-то, умные и трезвые ребята.

– В одиночку действовать проще, – ответил за друга сообразительный Руслан, пока Денвер задумался. – А в компании стукач затесаться может.

– Молоток! – хлопнул Серёга друга по плечу так, что тот чуть не поперхнулся. – Именно! Преступники-одиночки не используют символику, не носят знаков отличия, не играют в политику – они молча действуют! Поэтому либо ты вливаешься в клуб единомышленников, где вы тешите своё самолюбие ролевой игрой в политический кружок, либо вы действуете. А самый прикол в том, что сесть можно в обоих случаях. Но! В случае первом срок будет больше.

– Короче, простая аполитичная гоп-компания, без пафоса, – подытожил Денвер.

– Да какая мы гоп-компания, на четвёртом-то десятке? – засмеялся Руслан. – Мы просто друзья, которых достал весь этот дурдом.

– Сейчас так уже не дружат, как мы, – подтвердил Серёга. – Я вам доверяю, как себе. Если надо, и сяду за вас – мне уже по барабану…

Ксенофонтов помрачнел так же внезапно, как и загорелся. Руслан с Денвером понимающе переглянулись, но нажимать другу на больную мозоль не стали. Они прекрасно знали о причинах его погасшего взгляда.

– Никто не сядет, – подбодрил друга Денвер. – Мы всё будем стараться делать в рамках закона. Мы не пацаны зелёные, опыт в уличной борьбе кой-какой имеется.

Тем же вечером, когда стали расходиться по домам, решили начать с безобидной хулиганской акции, помотав нервы богатому соседу Денвера, который, невзирая на недовольство жителей подъезда, нагло и упорно ставил свой вылизанный «Гелендваген» на тротуаре перед дверью парадной, словно зарезервировав это небольшое пешеходное пространство за своей элитной повозкой. Пользуясь тем, что терпеливые простолюдины опасаются высказывать претензии владельцам больших чёрных внедорожников, сосед перекрывал своим пепелацем проход по тротуару, вынуждая при выходе из подъезда жаться к стенке и обходить проклятый катафалк по проезжей части. Жёнка буржуя не отставала от благоверного и занимала дефицитное место в узком дворе своим «БМВ». В довершение в семейке подрастает сынок, который наверняка скоро тоже сядет за руль и воткнёт в узкую щель между стоящими в притирку машинами подаренное папашей корыто. В общем, владельцу бандитского внедорожника друзья решили выставить последнее китайское предупреждение.

Ксенофонт вышел из подъезда первым. В руке у него был средних размеров шприц, наполненный бензином. Осторожно, бочком обходя завсегда вылизанный с автомойки «Гелендваген», Серёга, даже не протягивая в его сторону руку, незаметно выплеснул содержимое шприца на лобовое стекло. В весенних сумерках тонкую струйку, оросившую поверхность стекла, заметить было со стороны невозможно, и даже если где-то на столбе висит камера слежения, тщетными будут попытки определить злоумышленника. Невзирая на домашний арест, жильцы подъезда периодически проходят мимо автомобиля в обе стороны. Швырнув шприц в мусорный бак, Серёга занял позицию на ветхой детской площадке у дома напротив, делая вид, что кого-то ждёт. Вскоре из того же подъезда вышел Руслан, проделавший на ходу такую же манипуляцию по выстрелу струёй бензина из медицинского шприца и направившийся в противоположную от Серёги сторону. Заключительный аккорд сыграл Денвер, куривший в это время на своём балконе. Тлеющий окурок удачно врезался в лобовое стекло. И хотя «бычок» тут же рикошетом отскочил, искорки вполне достаточно, чтобы бензин мгновенно воспламенился. Пламя охватило всё пространство над капотом бандитской машины. Ксенофонт довольно усмехнулся, наблюдая с безопасного расстояния за этой иллюминацией, и стал ждать, что произойдёт дальше.

На помощь буржую первым выскочил житель нижнего этажа. Как был в дырявых трико, майке и тапочках, мужичок не забыл прихватить какое-то покрывало, которым стал хлестать по стеклу и капоту, дабы не допустить пламя в моторный отсек. За ним прискакал ещё один, а далее и виновник торжества подоспел спасать свой сарай. Общими усилиями мужики довольно быстро справились с возгоранием, после чего, бурно жестикулируя, принялись обсуждать его возможную причину. Вызывать пожарную команду, к счастью, не стали. Интересно, понёс ли владелец блатной повозки ущерб? Вряд ли: у «немцев» лакокрасочное покрытие хорошее, за столь короткое время огонь его не съест. А стекло разве что закоптилось. Поняв, что всё интересное позади, Серёга двинул к автобусной остановке.

По дороге он размышлял, что мужики, выскочившие тушить «мерина», себя не уважают. Дерзкий сосед демонстративно вытирает о них ноги всякий раз, когда занимает «своё» место на тротуаре, а они и рады постараться. Поскольку «гелик» стоял обособленно, даже если бы он загорелся, имущество простого народа никоим образом не пострадало бы. В этом плане друзья всё продумали. Оно бы оставить буржуя тушить свою тачку в одиночестве, наблюдая из окон за его потугами. Ан нет, выбежали, подлизы.

Мир меняется не в лучшую сторону – к такому умозаключению Ксенофонт пришёл давно. Если в былые времена бандитов и богачей презирали и ни один уважающий себя мужчина не подал бы руки спекулянту, ростовщику и вору, то теперь прийти такому на помощь сочтут за честь. У этого богача, поди, кровавые мальчики в глазах пляшут, а разве он сядет на нары за свои злодеяния? Откупится, как все они делают. Уже поэтому Серёга решил, что никогда не будет с теми, кто предпочитает молиться за справедливость, вместо того чтобы бороться за неё.

Придя домой, Серёга поздоровался с матерью и, вежливо отказавшись от ужина, плотно затворил дверь в свою комнату. Дверь не запиралась, но необходимости в том не было: мать уважала сына и никогда беспардонно не врывалась к нему. Всегда стучалась и просила разрешения войти. Одно слово, дочь учёного, доктора наук. Правда, учёный тот, дед Серёгин, почил давно, да и мать уж не первый год седину закрашивает, а воспитание никуда не деть.

Ксенофонт зажёг настольную лампу, включил компьютер, надел наушники и, открыв нужную папку с фотографиями и видеоклипами, углубился в воспоминания. На видео во всей красе она. Нурсия. Бывшая. И по сей день Серёга надеется, что будущая. Он не мыслил жизни с другой. Видео было снято девять лет тому назад, летом две тысячи одиннадцатого, когда они вместе отдыхали в Крыму. Они сидели на валунах в окружении скал под каменным куполом просторного грота на вершине одной из гор, что окружают небольшой курортный посёлок на восточном побережье полуострова. Камеру ловко установили на ровном камне, будто на штативе. Серёга с гитарой, а она… Она просто счастлива, смеётся, дурачится. Они в шутку хотели снять клип и стать звёздами интернета. И хотя оба понимали, что это глупость, всё было неважно. Им просто было хорошо вдвоём.

Посмотри на своих уцелевших друзей,
Если есть у тебя в этом списке кто.
Если сменишь сим-карту, уйдёшь из сетей,
То и перечень их будет обнулён.

Приглядись: всем плевать на твоё естество,
На твои вопли: «Я не такой, как все!»,
На твой фейк анонимный, на твой статус-кво,
Тот, что был порождён чувством важности…

Нурсия после финального аккорда картинно закатила чуть раскосые глаза, поджала губки и с деланым недовольством произнесла, обращаясь больше на камеру, чем к своему парню:

– Серёжа, ну, что у тебя за песни такие?

– Какие, моя радость? – лучезарно улыбнулся ей Ксенофонт. Так всегда серьёзный Серёга улыбался только ей и никому больше.

– Невесёлые какие-то…

– Как наша жизнь, милая, – задумчиво изрёк Серёга, ловко перебирая по ладам и выдавая на гитаре какое-то до боли знакомое соло.

– Да ну тебя! – Нурсия поднялась с валуна, потянулась всем стройным своим телом и подошла к краю утёса, любуясь с высоты в морскую даль в лучах заката. – Как можно сетовать на жизнь, когда вокруг такая красота?

– Я не сетую, любимая, – возразил Серёга. – Просто я всегда начеку.

А дальше она отобрала у него гитару и, бережно отложив инструмент в сторону, обхватила его за шею руками, дабы он хоть в эту минуту позволил себе расслабиться. И он только в её объятиях действительно позволял себе это. Их продолжительный поцелуй тоже попал во внимание камеры, о которой они попросту забыли. Всё было, как в кино. И это кино почти десятилетней давности не переставало прокручиваться на компьютере время от времени.

Год спустя после того незабываемого отпуска Нурсия вышла замуж. Не за него. У Серёги тогда дела шли из рук вон плохо. Попал под сокращение, а найти другую достойную работу, как выяснилось, непросто. Ещё если б он был шофёром или строителем, то без работы не проходил бы и недели. А название его профессии было довольно редким: технолог молочных продуктов. Друзья и Нурсия в шутку называли его весёлым молочником, в честь известной продуктовой марки. Серёга не обижался, когда вместо гордого Ксенофонта его, подтрунивая, называли так. Главное, что на работе его ценили, и зарплата была такая, что деньги водились всегда. Но когда он остался без работы, всё пошло кувырком, и отношения с Нурсиёй перечеркнула какая-то дурацкая мелочная ссора. Серёга даже не помнил, из-за чего они тогда поцапались, но она ушла, как потом выяснилось, навсегда.

Сейчас у неё подрастает сын. Из надёжных источников, от общих знакомых Ксенофонт, продолжавший следить за её жизнью все эти годы, узнал, что семейная жизнь у неё дала трещину и с мужем она на пороге развода. Это означало, что у него на горизонте замаячил новый шанс, которого он все эти годы ждал, так и не построив больше отношения ни с какой другой девушкой. Ему требовалась всего одна искорка, чтобы высечь пламя, и он дождался этой искорки надежды, злорадствуя от осознания факта разрушения её семьи. Одно лишь смущало: сын. Серёга не был женат и не имел опыта общения с детьми. А тут не какой-нибудь грудничок, а довольно взрослый уже пацан шести лет. В этом возрасте ребёнок прекрасно понимает, кто чужой, а кто свой. Серёге не был нужен пацан, ему была нужна эта женщина. И он выжидал, пытаясь гнать прочь сомнения, когда наконец несостоявшийся муженёк уйдёт в отставку.

А между тем закончился безработный апрель-домосед. Май засиял припекающим солнцем в лазурных небесах, нарядив зелёную Казань в обновки из распустившихся листьев на городских деревьях и трав на газонах. Как Серёга и предполагал, горожане, уставшие от домашнего ареста, загомонили, как песцы на звероферме, звенящие мисками в клетках, почуяв близость обеда. Первый всеобщий демарш случился аккурат в День Победы. Городскую зону отдыха Лебяжье на западной окраине наводнили отдыхающие. Дымились мангалы на берегу озера, сновали толпы съехавшихся со всех районов горожан, носились велосипедисты, катились детские коляски по недавно устланным мосткам. Каждую захудалую скамейку, каждое пригодное для сидения брёвнышко оккупировали для пикников. Всё пространство, куда можно подъехать, превратилось в безнадёжный затор из приехавших, уезжающих и припарковавшихся автомобилей. Прибыли к берегам озёр и вездесущие труженики пера из местных СМИ, которые выборочно подходили к отдыхающим, задавая одни и те же вопросы: не боятся ли они заразиться китайской чумой в плотном окружении толпы?

Среди такого людского изобилия было крайне затруднительно начать общение с кем-то конкретно. Но, с полчаса погуляв по берегам порознь, трое друзей всё-таки остановили выбор на компании из четырёх парней, занявшей один из столиков возле озера. У них тоже чадил мангал, но как раз он Ксенофонта, Денвера и Руслана совершенно не интересовал. Важно, что трое против четверых – это справедливый расклад с предоставлением форы ничего пока не подозревавшей компании. Выбрав более слабого противника, Ксенофонт попросту перестал бы себя уважать. Он был воином, а не налётчиком, криминал презирал. Важно и то, что все четверо подходили как по возрасту (а значит, выросли в ту же эпоху, что и Серёга), так и по физическим свойствам. Парни выглядели в меру запущенно, чувствовалось, что они пытаются поддерживать нужную форму и умеют дать сдачи.

– Здравствуйте, граждане! – полуофициально обратился к ним Ксенофонт, первым подойдя к их столику. Все четверо, как по команде, настороженно уставились на незваных гостей.

– Здоровее видали! – дерзко ответил самый поджарый и нахальный. – Чего хотел?

Похоже, это были гопники из Юдино. Тем лучше. Уличную шпану Серёга «любил» не меньше, чем представителей преступных группировок из прошлых времён.

– Про режим самоизоляции что-то слышали? – невозмутимо задал вопрос Ксенофонт. – Почему не сидите дома? Почему находитесь в зоне отдыха без уважительной причины?

– А чё, мы одни такие, что ли? – подал голос вертлявый паренёк, который всё крутил головой по сторонам, как дрозд. – Вон, смотрите, сколько народу!

– А ты кто вообще такой, чтобы указывать, где нам находиться и какой режим соблюдать? – с вызовом посмотрел в глаза Ксенофонту нахальный.

Серёга вмиг отметил, что вертлявый начал оправдываться, а стало быть, слаб духом и не боец. Нахальный же уверенно пошёл в словесную контратаку. Это тот противник, который Серёге требовался. Своей весовой категории, образно говоря.

– Я, граждане, инспектор из Роспотребнадзора, – не смутился Ксенофонт. – А это мои помощники по санитарному благополучию населения, – кивнул он на друзей.

По столику раздались недоверчивые смешки. Только вертлявый продолжил таращить на троих друзей глаза, недоумевая, шутят они или всерьёз.

– Ксиву тогда свою покажи! – потребовал нахальный.

– А зачем вам предъявлять удостоверение? – сделал вид, что удивился, Ксенофонт. – Вы же не требовали обоснований, когда вам власти приказали сидеть по домам. Вы мало того, что покорно сидели под арестом, так ещё третировали тех, кто пытался сопротивляться. С чего вдруг вспомнили о своих правах? Что изменилось?

– Короче, что ты хочешь? – проигнорировав аргументы Серёги, вмешались в разговор двое других.

– А мы не хотим, – вмешался и Денвер. – Мы представители власти, и мы требуем! Вы уплачиваете штраф и немедленно покидаете территорию Лебяжьего. А в следующий раз вы будете задержаны силами полиции и доставлены в суд для решения вопроса о вашем аресте.

– Чего? – вся четвёрка, включая вертлявого, расхохоталась в голос, ещё не понимая серьёзности происходящего.

– Можете посмеяться, законом не возбраняется, – пожал плечами Руслан. – Только всё равно платите штраф и валите домой!

– Короче так, мужики! – подытожил нахальный. – Мы заценили ваш прикол и не будем вам ничего предъявлять. Мы отдыхаем и не хотим тут разборок. Давайте на этом уже идите своей дорогой, лады?

– Пять тысяч рублей штрафа с каждого из присутствующих! – заявил Ксенофонт, пропустив мимо ушей его советы.

– Слышь ты, придурок! – вскочил один из парней. – Я тебе щас такой штраф впаяю, ты прямо тут ляжешь! Сказано тебе, чеши отсюда, пока цел!

Ясно было, что драка неизбежна. Трое друзей заранее были на неё нацелены, имея холодную голову. А выбранная четвёрка отдыхающих от самоизоляции поначалу желала отвязаться от нежданных визитёров, но теперь все, кроме вертлявого, были обозлены и тоже настроены решительно. Кто-то должен был положить начало самой горячей фазе конфликта. И, подобно Пересвету с Челубеем, Ксенофонт сцепился с парнем, проронившим последнюю угрожающую реплику. Вернее, как сцепился? Едва тот вскочил со своего места, Серёга усадил его обратно прицельным ударом кулака в щетинистый подбородок. Его приятели разом вскочили со своих мест, и побоище началось.

Трое друзей, не сговариваясь, отбежали от опасных препятствий: стола, скамеек и особенно от мангала поближе к озеру, став спинами к воде. Расчёт был, с одной стороны, на то, чтобы никто наверняка не смог зайти им со спины, а с другой стороны, они имели план «Б» на случай отступления – в воду, прямо в одежде. Они имели навык драки в воде, да и в целом были уверены в своей подготовке, поскольку обучались рукопашному бою в максимально не приспособленных для этого условиях. Купаться тоже приходилось в куда более суровое время года, чем то, которое нынче наступило.

Вертлявый, дурачок, всё ещё пытался разнять две компании и призывал «поговорить». А получивший первый удар от Ксенофонта сидел на скамейке, оправляясь от нокдауна под воображаемый счёт рефери. Двое других яростно набросились на Серёгу, Денвера и Руслана, ругаясь матом на всю округу, резко контрастируя с безмолвными и невозмутимыми своими противниками. Их хватило ненадолго. Одному Ксенофонт выстрелил ударом стопы чуть ниже живота. Пожалел, не став бить в промежность, хотя мог. После чего добил согнувшегося оппонента коленом в переносицу. Нос, однозначно, будет сломан, но, как известно, мужчину шрамы украшают. На брутального Тайсона будет похож. Денвер, прирождённый самбист, поступил гуманнее, произведя молниеносный бросок соперника через бедро. А чтобы парень не расшибся, бросил его прямо в озеро. Вот и открыл нарушитель самоизоляции долгожданный купальный сезон. Бедняга даже не понял, что произошло, и почему из вертикального положения он в ту же секунду оказался даже не на земле, а в воде, безнадёжно промочив весь гардероб.

Руслан сначала хотел дать леща вертлявому, но, узрев, что тот устранился от драки и помощи друзьям, отойдя на безопасное расстояние, подскочил к мангалу и опрокинул его наземь ударом ноги. Там как раз начали подходить угли, жаровня готова была принять первую порцию мяса, но, увы, в отличие от купального, шашлычный сезон открыть ребятам пока не удастся.

– Уходим! – зычным голосом скомандовал Ксенофонт, видя, что толпа, снующая мимо озера, плавно превращается в зевак, что было крайне нежелательно. Несомненно, кто-то уже успел направить на действо камеру смартфона.

Всё произошло довольно быстро. Драка длилась от силы секунд пятнадцать. Это время включало корявую дипломатию вертлявого и угрожающие матюки двоих оставшихся гопников. Друзья ринулись прямо в лес, где нет никакой тропки и, стало быть, не ходят люди. К остановке «Лебяжье» выходить нельзя было ни в коем случае. Друзья совершили бодрый марш через лес и, сориентировавшись, вскоре безошибочно вышли к следующей остановке «Олимпиец», где и прыгнули в удачно подвернувшийся сорок шестой, следовавший до родных Кварталов.

Акция на Лебяжьем озере взбодрила Серёгу. Тем вечером он уже не перебирал из пустого в порожнее папки с совместными фотографиями и видеоклипами с любимой, желанной и невозвратной Нурсиёй. Он открыл, пожалуй, самую дорогую папку с фотографиями, которые хранил сразу на четырёх носителях: в памяти компьютера, на компакт-диске, на флешке и в сетевом хранилище. Две тысячи пятый – две тысячи шестой года. Какие-то снимки запечатлены на плёночный фотоаппарат и скрупулёзно отсканированы, а большинство сняты уже на цифровой. Их подготовка с Денвером и Русланом под чутким руководством престарелого Антона Ивановича. На некоторые фотографии попал и сам Мастер. Совершенно случайные кадры: старик никогда не позировал и от совместных фото решительно отказывался.

Бывший сосед Руслана по дому. Имя по паспорту – Антон Иванович Табункин. Настоящее имя при рождении – Файзуллин Габдрахман Риза улы. Подлинное происхождение – татарин. Год рождения по паспорту – тысяча девятьсот двадцатый. Скорее всего, год рождения истинный, но Антон Иванович мог ошибаться на пару-тройку лет. В сороковые годы он служил в контрразведке СМЕРШ, его документы и биография были засекречены. Наверняка в каких-то архивах имеются данные на Габдрахмана Файзуллина и его родственников, но кто сейчас будет заниматься этим вопросом? Одинокий старик умер в две тысячи седьмом. Трое друзей сами организовали похороны, заработали на мраморный памятник и ухаживали за могилой.

Как этнический татарин попал в СМЕРШ и почему Габдрахман Файзуллин стал Антоном Ивановичем Табункиным, то отдельная история, которую Ксенофонт может поведать, если читатель того пожелает. Серёга один знал эту историю, поскольку больше общался с Антоном Ивановичем, нежели Ден и Руслан. Старик стал для Серёги не просто учителем, но, скорее, отцом по степени заботы и дедушкой по разнице в возрасте. Сейчас его сильно не хватало. Он бы дал безошибочно верные советы и касательно любовной зависимости от Нурсии, и по части поведения в мире, что в одночасье стал поглупевшим и мерзким.

Антон Иванович не был мифическим сенсеем, сошедшим с экранов бесконечных фильмов про восточные единоборства. Он не задирал ноги выше головы, не подпрыгивал вверх на два-три метра, не совершал в воздухе пируэты, нанося удары с вертушки, как в кино. Нет, в разведке его учили просто и даже примитивно, без форса и цирка. Любознательный Ксенофонт, оправдывавший своё прозвище, с детства много читал. И о том, что такое СМЕРШ, представление имел. Правда, в его воспалённой юношеской фантазии элитное подразделение контрразведки ведало о какой-то сверхсекретной и недоступной обывателям разрушительной технике рукопашного боя. Антон Иванович его спустил на землю и эти стереотипы развеял. Безоружная подготовка по рукопашному бою в то время действительно в документах проходила под грифом «для служебного пользования». Однако причиной тому служили вовсе не особые секретные приёмы. Просто советской власти не нужно было, чтоб безоружное население получило в руки мощный инструмент противодействия суровым сотрудникам в кожаных плащах, забиравшим по ночам и увозившим в неизвестном направлении тех несчастных, по кому сегодня в городах стоят мемориалы памяти жертв политических репрессий. Иными словами, военные контрразведчики и сотрудники НКВД не должны встретить силового сопротивления и обязаны уметь свинтить врага народа любой комплекции. А потому рукопашному бою в стране Советов обучались только они.

Да, приёмы, которые показывал Антон Иванович… Кстати, друзья его так не называли. Старик не любил выдуманные имя-отчество, за годы к ним так и не прирос, но от идеи сменить документы отказывался. Почему-то считал, что и в новой России за раскрытие этой давно не важной и никому не интересной служебной информации его посадят. На могильной плите пришлось отлить паспортное имя, как он того завещал. А в обиходе Дед, Бабай, Абы, Мастер – так обращались к нему и называли между собой трое друзей. Так вот Дед обучал приёмам, которые в начале двадцать первого века уже не способны привести в восторг ни одного пацана, ибо в той же Казани открылась куча секций по единоборствам. Хоть боевое самбо выбирай, хоть армейскую рукопашку, хоть кудо, хоть тайский бокс, хоть бои без правил – полная свобода. Книг и пособий по мордобою опять же напечатано тьма: читай, отрабатывай, тренируйся хоть до посинения. Денвер, занимавшийся самбо с десяти лет, в части борцовских захватов, болевых и бросков ничего нового от ветерана СМЕРШа не узнал.

Однако важно не только, чему учить, но и то, КАК учить. Дед знал, как готовили разведчиков в годы войны. Дед помнил, как учили его самого, и спуску трём наивным студентикам не давал. Если отработка приёмов, то не в спортзале, а на уличном пустыре, в тогдашних зарослях Казанки, пойму которой давно уже вырубили и застроили. Дед не увидел и уже не увидит, как вдоль берега выросли стеклянно-бетонные новостройки с видом на величавый Кремль на том берегу да могучий стадион «Казань-Арена». А раньше он обучал своих студентов в этих лесах. При любой погоде: Дед обладал завидным здоровьем, никогда не хворал и дома не отсиживался. Коварный коронавирус, живи Мастер сегодня, тоже не одолел бы его, в том Ксенофонт не сомневался. Поэтому отговорки не принимались, в свободное от учёбы время друзья обязаны присутствовать на занятиях, дисциплину старик держал крепко. Мобильную связь старый разведчик тоже освоить успел: ветеранской пенсии хватило купить сотовый телефон уже тогда. Словом, от Деда не спрятаться было, достанет.

Если пробежка и утренний комплекс, то тоже при любых метеоусловиях. Если плавание в Казанке, то, конечно, не в проруби (моржевание старик считал бессмысленным), но и далеко не в купальный сезон. Однажды друзья заартачились, не желая в октябрьское утро, когда прибрежные кусты покрылись инеем, лезть в воду после утреннего комплекса, и Дед загнал всех троих в реку прямо в одежде своей инвалидной тростью, с которой ходил, притворяясь немощным старикашкой в серой массе горожан. Палка была с секретом, особой разработки для разведчиков: внутри полой трости металлический шарик свободно катается туда-сюда. Дед говаривал, что такой тросточкой можно убить слона, и друзья не решались проверять это смелое заявление на себе, поскольку были всего лишь людьми. Дед только замахнулся – и они стремглав понеслись в реку, плюхнувшись с разбега в студёную воду. Домой после этой процедуры друзья неслись, как полоумные, под старческий сиплый хохот Деда, оставшегося встречать восход солнца на берегу. Как никто не заработал воспаление лёгких, Серёга до сих пор ума не мог приложить. А попробуйте драться по-настоящему, в полную силу, но при этом не травмировать учебного противника, чтобы тот не отнекивался от следующей тренировки по уважительной причине. Мастер это умел и их тому научил.

Долгой зимой Дед огромное внимание уделял лыжам, до середины марта заставляя друзей преодолевать кроссы не по оборудованным трассам, а по лесной целине в Дербышках, через сугробы. От таких весёлых стартов друзья обливались потом даже в минус двадцать, а Дед, как ни в чём не бывало, сзади покрикивал: «Не спи, замёрзнешь! А ну прокладывай лыжню Бабаю!» Отсутствие лыжной подготовки у красноармейцев было отмечено в начале Финской войны, которую дед застал молодым красноармейцем. Это упущение экстренно преодолевалось в суровом декабре тридцать девятого. С тех пор лыжником Антон Иванович был превосходным, и в его восемьдесят пять троим студентам за ним было не угнаться.

Как результат, трое друзей, учившихся в разных заведениях, а в обычной жизни не разлей вода, стали несокрушимым монолитом. Хотя друзья о своих тренировках никому не рассказывали. «Враги народа» и подонки (так Дед их называл) из недобитых молодёжных группировок, коими кишели Квартала, ничего не могли противопоставить Ксенофонту, Денверу и Руслану. Улица в те годы ещё уважала силу, а не писаные законы, и потому троих друзей округа знала в лицо, наехать на кажущихся безобидными студентов было себе дороже, при том, что шпана понятия не имела, кто этих ребят натаскал. Мастер, к слову, не наказывал держать тренировки в секрете, однако друзья не желали, чтобы по району пошли ненужные слухи, после которых общение с мудрым стариком, настоящим ископаемым из сурового сталинского СССР, превратится в заурядный бойцовский клуб, коих и так было пруд пруди.

Тот факт, что первую значимую акцию друзья провели именно в День Победы, Серёга счёл данью памяти Мастеру, который в своё время внёс в эту победу вклад. Бросать начатое не стоит, в том Ксенофонт был уверен. Однако жизнь пошла своим чередом. Вскоре после Дня Победы бессмысленные запреты были сняты. Читая в интернете, как подопытные кролики радуются отмене домашнего ареста в своих клетушках, Ксенофонт смеялся чуть не до слёз. Ведь это были те же самые, которые месяц назад верещали, что все обязаны сидеть по домам, строчили доносы на редких смельчаков, что сопротивлялись этому безумию, коих Серёга сразу записал в единомышленники. Отдельно его забавляли недоумки, которые в начале мая просили (не требовали, а унизительно просили) разрешить выходить из дома с целью выгула собаки и (подумать только!) утренней пробежки. Серёга готов был поклясться Вечностью, что в его родном районе по утрам бегают считанные единицы. На такого уникального гражданина, что следит за здоровьем и физической формой, редкие прохожие, ни свет ни заря бредущие на работу, смотрят, как на городского сумасшедшего. А тут вдруг все разом стали спортсменами. Лицемеры, да и только.

Жизнь тем временем налаживалась. Денвер пристроил Серёгу на работу в Агропром. Кладовщиком. Работа нелёгкая, но платят нормально и начальство не диктаторствует. Перспектива таскать мешки с мукой Серёгу не пугала. Главное, что удобным был график. Смена в день, затем смена в ночь, потом два выходных. Как раз к лету близится, будет время и на рыбалку ездить, и в поход хотя бы на сутки.

Подле моста Миллениум, откуда в апреле Серёгу прогнали менты, открыли Экстрим-парк. Какой-то горожанин в интернете написал, что если бы во времена его детства было такое сооружение, то он бы оттуда не вылезал. Видно, парень был из того же поколения. После такой рекламы друзья попросту не могли обойти вниманием новую точку многочисленных развлечений для избалованной выросшей смены. Горки, искусственные неровности, рампы, трамплины, баскетбольные и волейбольная площадки, два футбольных поля на живописной набережной – такое действительно не снилось ограбленной российской провинции. А Татарстан с некоторых пор (хотя и сравнительно недавних) начал показывать остальной стране, как делать можно и нужно.

Серёга, Денвер и Руслан от души посмеялись над тем, как все подростки законопослушно катаются на велосипедах, самокатах и скейтах в шлемах. В их время никому бы и в голову не пришло надевать шлем для катания на велике, да и не было таких аксессуаров. Мотоциклисты и те с непокрытыми башками гоняли по деревням и сёлам, рискуя оставить мозги на асфальте или столбе. Выбрав постарше парня, наворачивающего круги на скейтборде, Серёга дерзко затормозил его, схватив за руку.

– Ты кто? – спросил Ксенофонт у поражённого грубой остановкой скейтера.

– В смысле кто? – таращил на него глаза тот, не зная, сразу послать подальше или попробовать поговорить.

– Ну, кто ты? Вот кто на лыжах ездит, лыжник. На велике – велосипедист. На коньках – конькобежец. А ты кто?

– Да отвали ты от меня! – пытался вырвать руку из цепкого захвата скейтер.

– Дай прокачусь, – потребовал Серёга, взглядом указав на доску.

– С какого я тебе должен давать кататься? – вышел из себя экстремал. – Я тебя в первый раз вижу и не доверяю! Отпусти, говорю!

Не дожидаясь, когда скейтер окончательно рассвирепеет и кинется в драку, Руслан без замаха ткнул его кулаком под дых. Экстремал задохнулся, соскочил с доски, согнулся и закашлял, как при сердечном приступе. Ксенофонт запрыгнул на доску, а Денвер, придерживая его под руку, побежал по кругу, набирая скорость.

– Ден, потише! – восторженно закричал Серёга. – Я первый раз в жизни на этой штуковине катаюсь!

Денвер неожиданно отпустил его руку, и доска по инерции резво понесла наездника-новичка прямо к рампе, где учились экстремальным манёврам другие обладатели таких же досок на колёсах, которые в этот миг забыли о своём увлечении, тараща глаза на происходящее с их товарищем, но не спеша на выручку. Ксенофонт, кроме лыж и велосипеда, ни на чём таком в жизни не катался, однако равновесие держать умел. Не разобравшись, где у этой доски экстренный тормоз, во избежание столкновения Серёга ловко соскочил с неё, погасив инерцию коротким прыжком назад. Лишившийся наездника скейтборд врезался в рампу.

Никто не пострадал, если не считать владельца доски, который уже отошёл от стоячего нокдауна, но в бой не рвался, ограничившись свирепым взглядом в сторону Руслана. Тот давно потерял к нему интерес и вместе с Денвером пошёл обследовать остальные сооружения нового чудо-парка. Ксенофонт поставил на колёса перевернувшуюся доску и ногой запулил её в сторону владельца.

– Держи, экстремал! Никому не нужна твоя каталка! Дал бы прокатиться и не ершился – ничего бы не было!

– А почему я тебе должен давать свою доску? На каком основании? – обиженным тоном спрашивал парень, осматривая скейтборд на предмет повреждений.

– Ну, ты ж не задавался вопросом, на каком основании ты должен целый месяц сидеть дома и не имеешь права даже покататься на доске! Это что, преступление – на доске по набережной кататься?

– А при чём здесь это? – удивился скейтер. – Все дома сидели, не только я!

– Вот именно, что ты, как все, – с презрением заключил Серёга. – Твоё дело телячье – обделался и стой. Тебе приказали – ты выполнил. И даже не задался вопросом: имеют ли право мне, свободному человеку, приказывать сидеть взаперти? Поэтому ты не свободный и вообще не человек. Ты – скот.

– Сам ты скотина! – парировал скейтер, удаляясь в сторону рампы.

– Вот и всё, что тебе остаётся! – удовлетворённо крикнул ему вслед Ксенофонт. – Я тебе обосновал, почему ты скот, а ты стрелки метаешь, как ребёнок! Корешам своим скажи, чтоб не дёргались! Не то в Казанке искупаем вас!

Серёга ещё с минуту постоял посреди площадки, ожидая ответной реакции от любителей набивать синяки и шишки экстремалов. Но никто ожидаемо не пошёл разбираться. Видимо, кроме катания на досках, этих ребят ничего больше в жизни не связывает, а рисковать ради простого единомышленника никто не собирается.

Летним июньским вечером Ксенофонт вышел на очередную акцию вдвоём с Русланом. Денвер отсутствовал по уважительной причине – подменял в ночную смену сотрудника, угодившего в больницу с тем самым китайским вирусом. Калымит Денвер, дополнительные смены берёт, копит на отпуск. Правильно делает. Однако дело не ждёт. На дворе пятница, великолепный жаркий вечер, и необходимо даже неполным составом обойти все известные места уличных тусовок в центре.

Начали с пляжа возле парка развлечений «Кырлай». Над песчаным пляжем вдоль асфальтной тупиковой дороги в ряд стояли автомобили, гремела музыка, молодёжь вытащила наружу складные стулья, столы, кальяны и сибаритствовала в надвигавшейся темноте с видом на светящийся Кремль. Огни Кремлёвской дамбы отражались серебром в водах Казанки. Место для отдыха достойное, но для Серёги с Русланом мало представляющее интерес. Машины стояли довольно скученно и, несмотря на темноту и музыку, случись тут какая возня, она сразу станет достоянием почти всей этой безмятежной толпы. Правда, можно было выбрать компанию понаглее и побогаче, проколоть колёса в их иномарках исподтишка. Но после акции на Лебяжьем друзья потеряли интерес к мелким пакостям. Решено было «Гелендваген» соседа Денвера сделать первым и последним объектом бесполезной диверсии. Автомобиль – бездушный кусок металла. Им управляет человек. Именно людей нужно заставить бороться за свою свободу. В том числе за право отдыхать на берегу.

Поэтому друзья по дамбе перешли на другой берег, попутно прогулялись по Кремлёвской набережной, а затем решили пройтись по Профсоюзной, прежде чем спуститься на пешеходную Бауманку. Профсоюзная утыкана кафе, ресторанами и ночными заведениями. Шёл уже двенадцатый час, ночная жизнь в разгаре.

С противоположной стороны улицы Серёга с Русланом наблюдали весёлую и одновременно возмутительную сцену. К одному из заведений подкатил грузовик-эвакуатор в сопровождении экипажа ДПС. Мест для стоянки на самой Профсоюзной раз два и обчёлся, всюду стоят угрожающие дорожные знаки. Альтернативой были близлежащие крытые платные стоянки, но они мало кому интересны: хочется ведь выйти из бара и с порога запрыгнуть в машину. Гаишники о том прекрасно знают, поэтому эвакуаторы поблизости бдительно круглосуточно дежурят.

Сейчас они нацелились на «Тойоту Прадо», которую владелец демонстративно поставил под запрещающим знаком, не заметить который может разве слепой. Дверцы автомобиля уже заклеили по периметру стикерами. По отмашке гаишников водитель эвакуатора занёс над «прадиком» грозную стальную лапу манипулятора и уже вышел из кабины, чтобы закрепить на колёсах внедорожника крючья. Однако владельцу «прадика» кто-то экстренно доложил о случившемся, и из заведения выбежала целая развесёлая компания человек в пятнадцать. Из чьей-то машины грянула зажигательная музыка, парни запрыгнули на платформу грузовика-эвакуатора, помогая взобраться туда и девушкам, и прямо на платформе затеяли дискотеку. Гаишники на словах пытались согнать толпу, мешавшую водрузить на платформу машину нарушителя, но силу применять не решились, и это подстегнуло залезать на эвакуатор всё новых желающих опробовать неведомое развлечение потанцевать на казённом грузовике.

Серёга с Русланом видели, как нарушитель прыгнул в свой «прадик» и, пользуясь сумятицей, газанул с места, оставив с носом и водителя эвакуатора, и гаишников. А ребятам танцевать на платформе грузовика понравилось, они радовались, что спасли автовладельца от штрафстоянки и слезать с платформы не спешили. Девушки особенно ярко выделялись на общем фоне, соблазнительно двигая своими телами.

Друзья переглянулись и поняли друг друга без слов. Они решили помочь представителям власти наказать наглецов, воспрепятствовавших законным действиям. За водителем «прадика» уже не угнаться, но, кроме него, подходящих кандидатов среди танцоров было предостаточно. Серёга внимательно наблюдал, стараясь не упустить тех парней, которые первыми спрыгнут с грузовика и отправятся догуливать в заведение, чтобы перехватить их по дороге туда и отвести в сторонку на разговор. А Руслан больше лицезрел женскую половину шоу-экспромта.

– Смотри, какая девочка, – указал он пальцем на стройную блондинку в обтягивающих ослепительно белых штанах.

Ксенофонт пожал плечами: он любил только Нурсию.

– Не о том думаешь, старик. Возможно, серьёзная работа предстоит. Здесь одни мажоры в основном, а у них и связи, и кому набрать в случае чего, и стволы при себе могут быть. Надо начеку быть. Действовать внезапно, контролировать руки каждого и одновременно обстановку на сто восемьдесят градусов…

– Серёг, открой мне секрет, – перебил Руслан. – Как можно столько лет сохранять верность одной девчонке? Да ещё живя в мегаполисе…

– Меня поймёт лишь тот мужчина, который любил, – спокойно ответил Ксенофонт. – Любил по-настоящему. Такому ничего не нужно объяснять. А кто не любил, тому объяснить не получится. Так что никакого секрета здесь нет.

– Намёк понял, – кивнул Руслан. – Получается, я никого не любил в своей жизни. Хотя я тебе в этом по-хорошему завидую, сам лично не могу представить, чтоб для меня свет клином сошёлся на одной…

– Приготовились! – теперь перебил уже Серёга, узрев, что музыка стихла, толпа натанцевалась и начала спрыгивать с платформы. – Действуем решительно.

– Как Бабай учил, – добавил Руслан, отбрасывая ненужные лирические мысли в сторону.  – Он бы оценил.

Ксенофонт бросил быстрый удивлённый взгляд на друга: с чего вдруг он тоже вспомнил Мастера? Хотя… Они же ко Дню Победы на могилу ездили, прибрались на ней. Только не девятого, когда на кладбище полно народа, а на следующий день: друзья не любили там светиться. Месяца не прошло с тех пор.

Перед входом в заведение толпа была вынуждена выстроиться в относительно стройную колонну, создав пробку в тесных дверях. Серёга с Русланом перешли дорогу и подкрались с хвоста колонны, которую как раз замыкали мужчины, галантно пропустившие девушек на вход первыми. Двое замыкающих, как по заказу, отстали от остальных. Оба довольно рослые, крепкие, откормленные – опять же то, что надо. Они зажали зубами сигареты, и один из них чиркал плохо работающей зажигалкой, пытаясь прикурить своему товарищу.

– Держи! – с готовностью подошёл Руслан, доставая из кармана свою зажигалку.

Не успели парни ничего ответить, как Руслан высек пламя, но вместо того, чтобы аккуратно поднести зажигалку ко рту любителя странных танцев, резко нанёс удар кулаком с зажатой в нём зажигалкой ему в подбородок.

Практически одновременно с ним Ксенофонт нижней поверхностью кулака-молота нанёс боковой удар в челюсть второму курильщику. Вырубить его не удалось, но парень поплыл. Возмущённые возгласы у обоих заглохли, не успев вырваться наружу, а друзья меж тем подхватили обоих и потащили, как тащат пьяных с вечеринки.
Если не считать секундных эпизодов с ударами, теперь со стороны казалось, будто Серёга с Русланом бережно ведут из бара перебравших товарищей. Профсоюзная утыкана камерами слежения, но едва ли кто-то будет скрупулёзно изучать запись. Ночью мелкие потасовки у окрестных заведений случаются постоянно. Просматривать записи с камер будут лишь в том случае, если кого-нибудь убьют. Или дерзнут провести здесь политическую протестную акцию. Друзья не собирались делать ни того, ни другого.

Пленников завели в ближайшую подворотню. Центр Казани лишь с фасада сверкает, а тихих запущенных двориков с трещинами в домах от крыши до фундамента и общей картиной, как после бомбёжки, там хоть отбавляй. Недобитый начал сопротивляться, пытаясь вырваться из рук Серёги, и даже брыкаться ногой, за что Ксенофонт банально боднул его головой в висок. Приёмам конвоирования в СМЕРШе учат, однако Дед никогда акцента на этом не делал, полагая, что друзьям это вряд ли в жизни пригодится. Сейчас было ясно, что старик ошибся. Впрочем, затащив парней в подворотню, основную задачу они выполнили. Теперь могут поговорить без свидетелей и камер наблюдения.

Пленников уложили лицами на землю и накрепко скрепили им руки за спинами прихваченным хозяйственным скотчем. Руслан сверху сел на одного, Серёга оседлал второго. Нехитрым образом привели ребят в чувство.

– Вам чё надо, уроды? – начали возмущаться пленники, тщетно пытаясь вырваться, дёргаясь во все стороны. – Вы кто такие? Вы вообще в курсе, с кем связались? Да вас сегодня же выцепят!

– Угрожать в вашем положении не лучшая идея, – невозмутимо ответил Серёга. – А кто мы такие есть, я отвечу. Мы из полиции. Задержаны вы за хулиганскую выходку с танцами на муниципальном эвакуаторе…

– Первый к вам вопрос, – мгновенно подхватил Руслан, перейдя на «официальный» тон. – Кто зачинщик этого безобразия? Кто первый полез на платформу и воспрепятствовал законным действиям по перемещению машины на штрафстоянку?

Серёга в очередной раз мысленно похвалил Руслана за его потрясающую расторопность.

– Так вы это… Ксивы свои предъявите сперва, – потребовал один из пленников, повернув голову набок и пытаясь разглядеть похитителей в этом тёмном дворе.

– И далась вам всем эта ксива! – рассмеялся Ксенофонт. – Во-первых, вы всё равно ни хрена не увидите здесь. Во-вторых, с какого перепуга вам должны что-то предъявлять? Вы сочли, что у вас есть какие-то права?

– Э, ты чё, командир! – возмутился второй. – Тебе погоны жмут? Так я сегодня позвоню куда надо – ты уже завтра вылетишь на мороз со своей ментовки!

– А тебе, как я посмотрю, зубы жмут, – парировал Серёга. – Ещё одна угроза и вместо своего грёбаного ресторана пойдёшь на импланты зарабатывать, понял меня?

– Ну, представьтесь хотя бы, начальнички, – пошёл на попятную тот, что валялся под удержанием Руслана.

– Чтоб знать, на кого жалобу валять? – снова усмехнулся Ксенофонт. – Так и быть, запоминай. Майор Знаменский. А зовут меня Пал Палыч.

Руслан чуть не расхохотался на весь двор, с трудом сдержав приступ смеха и задёргавшись верхом на пленнике в беззвучных конвульсиях. На несколько секунд воцарилась пауза. Друзья наблюдали за реакцией пленников, ожидая возмущений за неуместные шутки. Но те и впрямь не знали, кто такой Пал Палыч Знаменский и, похоже, поверили «представившемуся» Серёге.

– Лейтенант Анискин, – чужим голосом произнёс Руслан, изо всех сил сдерживая смех. Но пленники и на это даже бровью не повели.

«Жаль, Денвера нет, – подумал Ксенофонт. – Для полного комплекта нам не хватает только капитана Жеглова. Уверен, что эти дегенераты и его не знают».

По правде сказать, трое друзей и сами оценили по достоинству киноклассику лишь с подачи Деда, который при жизни сетовал, что они смотрят «не те» фильмы и старался приобщить их к кинолентам своей молодости. Тех времён, когда за народным любимцем Пал Палычем Знаменским вся страна следила не менее пристально, чем за любовными интригами героев «Санта Барбары» в девяностых.

– Чем обязаны, Пал Палыч? – вопрошал тем временем из-под Ксенофонта «задержанный», показав сей репликой, что сдался на милость «офицерам».

– Штраф за нарушение режима самоизоляции и мелкое хулиганство, – коротко обозначил требование Серёга.

– Вообще-то, режим отменён давно, – логично заметил второй правонарушитель из-под Руслана.

– Открою секрет, батенька, – отвечал Руслан, – что его и вводить не должны были. Проведён тупой эксперимент над покорным населением. Ты не возражал, когда тебя заставили сидеть дома, так чего сейчас запел об отмене режима?

– Да я просто уточнил, – поспешил оправдываться пленник. – Сколько мы должны за… М-м-м… Штраф?

– По пятёрке за оба правонарушения, – вмиг обозначил расценки Ксенофонт. – Итого с каждого по десять тысяч российских рублей.

– Командир, да ты чё, в натуре?! – наперебой возмущались оба пленника. – Это ж грабёж, в рот его… Откуда такие бабки?

– Не заплатите штраф – замотаем скотчем по рукам и ногам, воткнём вам в пасти ваши собственные носки и будете валяться здесь, пока вас не обнаружат, – спокойно пообещал Серёга. – Скорей всего, это будет уже поутру.

– Начальник, у нас с собой нету столько, – начал торговаться из-под него правонарушитель. – Если только на карту переведём.

– Переводи мне по номеру, – с готовностью предложил Руслан.

– Отставить, Анискин! – прикрикнул на него Серёга. – Никаких переводов! Так, содержимое лопатников к осмотру! Сколько есть налика, столько есть.

Содержимое кошельков обоих пленников наскребли на шесть тысяч с копейками. И то хлеб. В конце концов, выходя на акции, друзья не рассчитывали на прибыль. Они были ребятами идейными, а «штраф» с жертвы – всего лишь приятное дополнение. Сегодня, к примеру, они поедут домой на такси и не будут ждать утра, когда начнут ходить автобусы.

Перерезав ножом скотч на руках у пленников, Серёга на прощание напутствовал:

– И запомните: за свободу борются, а не пишут о ней в интернете. Усвоите это – станете людьми. А пока вы скот. Продолжайте деградировать в кабаках и танцевать на грузовиках. Россияне, мать вашу…

Уже по дороге домой, сидя на заднем сиденье такси, пользуясь негромкой музыкой, доносящейся из магнитолы, Руслан вполголоса спросил Серёгу, стараясь, чтобы водитель не слышал их:

– Почему ты отказался от перевода денег?

– Руслан, ты в своём уме? – так же негромко отвечал Ксенофонт. – Давай уже сразу после акции в ментовку с повинной и с вещами.

– Блин, точно! – хлопнул себя по лбу Руслан. – А я-то, идиот, про бабки услышал, загорелся и забыл обо всём.

– Надо в любой ситуации уметь сохранять рассудок. Помнишь, как Дед учил? А ещё не надо любить деньги сверх меры. Иначе ты станешь такими же, как они. Они думают, что с их погаными деньгами мир крутится вокруг них. Только хрен они угадали! Нас им не сломить!

– Ксенофонт, блин, ты, в натуре, голова! – с уважением толкнул Серёгу в бок Руслан. И почти шёпотом на ухо ему добавил: – Как думаешь, они заяву подадут за разбой? Ну, мы же всё равно бабки у них забрали.

– Они же сами нам их отдали, – напомнил Серёга. – Мы ж как бы менты. Если бы у них с собой не оказалось наликом ни рубля, мы бы просто оттуда ушли восвояси. Слышал историю про вежливого грабителя?

– Нет. Что за история?

– В одном городе жил громила, который по ночам подходил к прохожим в тёмном переулке и вежливо предлагал им подарить кошелёк и драгоценности. Если люди пугались и отдавали, он благодарил и уходил. Если не отдавали, то он просил прощения за беспокойство и тоже уходил. Самый прикол, что он им не угрожал и не требовал. Получалось, что жертвы ему дарят ценности добровольно по его вежливой просьбе. Из-за этого менты не могли ему ничего пришить и посадить.

Прошедшая весна для Ксенофонта стала новым сезонным всплеском чувств, ноющих в нём незаживающей сердечной раной все эти годы. В разное время чувства эти оборачивались то надеждой, то отчаянием, то ненавистью к самому себе. Он корил себя за то, что из мужчины превратился в ветошь, но поделать с этим не мог ничего. Попытки отвлечься результата не давали. Он мог до умопомрачения довести себя занятиями на турниках, мог отправиться на изнурительную пробежку, от темпа и дистанции которой едва не выплёвывал собственные лёгкие, но возвращался домой, приходил в себя – и это безумное чувство наваливалось с новой силой. Не помогало ничего. Когда-то он насмехался над влюблёнными мужчинами, называя их каблуками и баборабами, и словно в виде кары небесной его постигло ровно то же самое, когда он готов был отдать что угодно за возможность быть с ней. Он понял, что нельзя насмехаться над чужими чувствами, но, увы, слишком поздно.

Разумеется, он пробовал увлечь себя другими девушками, которые в разное время маячили рядом: то на работе, то по соседству, то в парке или на спортплощадке летом кого-нибудь встретит и под настроение познакомится. Он ведь далеко не урод и общаться с девушками с годами более-менее научился. Были и свидания, и романтические вечера, и в кино ходил, не запомнив ни названий фильмов, ни содержания, поскольку целью был вовсе не просмотр картины, и в кафе приглашал, и гулял по Бауманке с кем-нибудь. Многое было, однако не срослось. Каждый раз он убеждался, что не удастся построить новые отношения с одной, когда находишься в стойкой эмоциональной зависимости от другой. Ему нужна была только она одна.

Минувшая весна далась особо тяжело. Видимо, настроение масс передалось, уровень общей тревожности затронул и его, в результате чего депрессия навалилась волчья – хоть препараты какие-нибудь выписывай у врача. Но он не верил в медикаментозные способы лечения душевных недугов. Дед когда-то учил, что лучшим способом исцелить их является уйти с головой в любимое дело. И если это дело не совпадает с выбранной работой и профессией, то беги оттуда прочь. Без хлеба насущного в любом случае не останешься, а здравая психика дороже любых денег и карьер. Сойдёшь с ума – считай, что тебя уже нет среди живых.

Но весна 2020-го внесла свои коррективы. Работы нет, на улице пасут менты, не давая элементарно прогуляться, отвлечь себя от мрачных мыслей и хоть на время прогнать прочь эту ненужную, абсолютно бессмысленную любовь. Хорошо ещё, сообразил выбить себе липовую справку «с места работы». Хотя бы иногда, не без риска, можно было позволить себе вырваться в город.

Март и апрель прошли в состоянии анабиоза. Вроде и жил, а вроде и нет. Вроде и присутствовал среди живых, а вроде как отсутствовал. В мае немного отпустило, возвращение на землю неохотно случилось, и Ксенофонт понял, по какой причине он вернулся. Это акции, которые он придумал. Да, они были рисковыми. Да, он шёл сам и тащил верных друзей по лезвию ножа. Но нужно было продолжать, несмотря ни на что. Если даже друзья дадут заднюю, он найдёт способ быть в этом поле воином-одиночкой. Дед как-то сказал ему, что толпа врагов только с виду устрашающа. На самом деле каждый из твоих противников – отдельная личность, целый мир со своей историей. Если это в полной мере осознать, то противостоять им будет проще.

Казалось бы, в городе-миллионнике вероятность случайной встречи практически равна нулю. Но чудеса случаются, особенно если живёшь со своей любовью в одном районе. Встреча с ней была желанной, превратилась в навязчивую идею, и Некто сжалился над Серёгой, подарив возможность увидеть её. Наткнулся на неё в торговом центре «Носорог». Это здесь же, на Кварталах. Пошёл с друзьями в дождливый выходной посидеть в кафе и встретил её, стоявшую явно в ожидании кого-то, в вестибюле между торговыми павильонами. Денвер с Русланом тактично отошли в сторонку, увидев, кого встретил Серёга.

– Здравствуй, Серёжа, – тихо произнесла Нурсия в ответ на его приветствие. – А ты, смотрю, предан своему окружению. Столько лет прошло, а вы до сих пор ходите вместе. Завидую такой дружбе. Я вот почти всех подруг растеряла.

– Ну, у тебя же семья, – пожал плечами Ксенофонт.

– С работой-то у тебя как дела обстоят, весёлый ты мой молочник? – перевела она тему с себя на него.

– Да не очень с работой, – честно отвечал Серёга.

Его так поразило слово «мой» в её вопросе, что он не знал, как реагировать. Хотелось добавить что-то нежное, но ведь речь у них зашла о другом. О бытовом и скучном. Поэтому неохотно поделился:

– В Агропроме пока кантуюсь, а так ищу работу. Думаю, найду со временем.

В это время к ним подошёл мужчина за руку с мальчуганом. Серёга и до того видел сына Нурсии, поскольку рыскал по всем социальным сетям в поисках любых фотографий и подробностей её новой жизни. Но сейчас, увидев мальчика вблизи, поразился, как он похож лицом на мать. Красивый будет паренёк, когда вырастет.

– Добрый день, – вежливо поздоровался муж Нурсии. – Чем обязан?

– Меня зовут Ксенофонт, – вместо приветствия представился Серёга, вмиг нахмурившись и переведя взгляд на того, которого заочно ненавидел все эти годы.

– Ну, а я тогда Софокл, – усмехнулся мужчина в ответ. – Кстати, муж этой девушки, если что…

– Бывший, – машинально вырвалось у Ксенофонта.

– Уже бывший? – вытаращил глаза соперник. – Нурсия, я что-то пропустил?

– Рамиль, хватит паясничать, – по-прежнему тихо, но с недовольством в голосе приструнила мужа Нурсия. – И ты, Серёжа, не перегибай палку.

– Серёжа? – переспросил Рамиль, будто что-то припоминая. – Ах, Серёжа! Ну, как же, как же, наслышан! Серёж, давай сразу договоримся: наша с Нурсиёй личная жизнь…

– Да кто с тобой договариваться будет? – грубо перебил Ксенофонт.

– Ну, так нельзя, дружище, – примиряюще отвечал Рамиль. – Я ведь тебе ничего плохого не сделал. Девушка была свободна, когда мы с ней…

– Да пошёл ты! – вновь недослушал Серёга, лихо развернулся на каблуках и направился к друзьям, оставив и Нурсию, и мужа, да и сына в недоумении.

– Ксенофонт, ну, чё ты, в натуре, устроил мексиканскую мелодраму? – обратился к нему Руслан, когда они уже сидели за столиком в фудкорте торгового центра. – Ты же должен понимать: нет твоей женщины – есть твоя очередь!

Серёга бросил на друга такой испепеляющий взгляд, что тот поневоле стушевался и замолчал. За употребление слова «очередь» применительно к Нурсие любому другому Ксенофонт с ходу заехал бы в пятак. Лучшим друзьям он мог простить и не такое. К тому же Руслан, часто менявший девушек, попросту озвучивал своё мировоззрение. Несогласие с такой жизненной позицией ещё не повод кидаться в драку.

– Скажите, парни, только честно, – обратился Серёга к друзьям. – Что у этого Рамиля есть такого, чего нет у меня? Ну, объективно, мы были с Нурсиёй красивой парой. А он рядом с ней… Ну, как болонка рядом с борзой.

– Ну, во-первых, он татарин, – выдвинул первую версию Денвер.

– И что с того? Мы же с ней встречались и как-то никого не смущало наше разное происхождение, – напомнил Ксенофонт.

– Встречаться – это одно, а жениться – совсем другое, – не согласился Денвер. – Ей родители могли запретить за русского парня выходить, вот она и послушалась.

– Да не в том дело! – засмеялся Руслан. – Всё просто! Рамиль по жизни упакован! Считай, хата у него есть, тачка есть! Что ещё надо? Женщина ведь, по сути, кто? Мать! Ей важно, чтоб будущий ребёнок в тепличных условиях рос.

Ксенофонт и Денвер молча кивнули. Не признать правоту Руслана было сложно. Что мог дать Серёга своей избраннице? Мать у него – умница: деликатная, обходительная, тише воды ниже травы. Жить с такой свекровью совершенно не в тягость. Однако отдельная жилплощадь не в пример лучше квартиры с миролюбивой свекровью или тёщей. И хотя Серёга не верил, что Нурсия выбрала другого исключительно из этих соображений, надо понимать, что рано или поздно она бы выдвинула ему справедливое требование съезжать от матери хотя бы на съёмное жильё. И была бы права. Но теперь уже неважно. Нет девушки – нет и необходимости искать способы улучшить жилищные условия. Всё равно летом Серёга дома у матери только ночевал.

Акции меж тем продолжались. По-прежнему стараясь держаться подальше от родного района, где их знали, как облупленных, друзья вертелись ночами вокруг центра, обходя самые популярные тусовочные места. Где-то играли под ментов, как ранее на Профсоюзной, и, как ни странно, вызывая доверие у большинства жертв этих своеобразных рейдов. А где-то не церемонились и шли ва-банк, соблюдая, впрочем, меру в насилии, дабы на них не обратила пристальное внимание законная власть.

К примеру, на набережной озера Кабан несколько раз объектами нападений стали наездники электросамокатов, вызывавшие особое раздражение у Серёги. Для атаки выбирали исключительно мужчин, катавшихся на новомодном транспортном средстве без детей и второй половины. Двоих столкнули с самокатов на ходу. В ответ на справедливое возмущение первый получил ощутимую зуботычину, второму Серёга угодил собранным из пальцев «клювом» в кадык. Затяжная драка друзьям была неинтересна, внимание зевак и ментов – тем более, поэтому приходилось ретироваться, пока самокатчик не очухался и не кинулся в бой.

Ещё у одного мужика самокат отобрали и выбросили с крутого берега в воду. Наездник, по счастью, пришёл в жуткую растерянность от неслыханного нахальства, что спасло от купания и его самого, поскольку Денвер был полон решимости отправить самокатчика кубарем с берега за своим тарантасом.

Поражением и позорным бегством троих друзей закончилась акция возле речного порта, где на площади подле набережной Волги вечерами и ночами тоже съезжались на машинах молодёжные компании со всего города. На аналогичной ночной тусовке у парка «Кырлай» Ксенофонт с Русланом проявили осторожность и не сунулись в гущу отдыхающих, однако успех последующих акций несколько притупил бдительность друзей, и что-то пошло не так.

Выбрав компанию пятерых ребят спортивного вида, ошивавшихся возле двух дорогих иномарок, Серёга, Денвер и Руслан не стали тратить время на бессмысленные беседы с игрой в полицию, поскольку громкая музыка лишала возможности диалога, да и желания не было. Глядя на эти холёные рожи, всем троим хотелось без предисловий по ним надавать. Парни же предсказуемо оказались не робкого десятка. Преодолев секундное замешательство, они принялись давать решительный отпор. Ксенофонт предвидел такое развитие событий. Фактор неожиданности должен был дать друзьям некоторую фору и привести к тому, что пятеро мажоров останутся после схватки лежать возле своих машин, друзья благополучно уйдут, и социальная справедливость вновь восторжествует.

Но приход подкрепления они предугадать не могли. В таких сборищах молодёжь отдыхает и оттого не склонна вмешиваться в чьи-то разборки. Здесь же на помощь мажорам со всех сторон налетели какие-то решительные и крепкие мужики. Мастер не был бы собой, коль не преподал при жизни друзьям, как выходить из кольца врагов. Брешь в окружении Ксенофонт нашёл, к счастью, до того, как был отправлен в нокаут, после которого, его, бездыханного, несомненно, бы ещё долго оприходовали ногами, а потом сдали полиции. Прорвав окружение, он потянул за собой Денвера, а тот – Руслана, который впотьмах неоднократно пропустил по физиономии и бежал за Деном практически вслепую, разбрызгивая кровь из расквашенного носа и разбитой губы.

Денвер в последнюю секунду успел отвернуться от струи перцового баллончика. Слёзы всё же душили его, но хотя бы ушёл от прямого поражения и способность видеть не утратил. Серёга от какого-то спортсмена пропустил мощный лоу-кик. Мастер учил их несколько иному, нежели обмен ударами на ринге, поэтому за пропуск стыдно не было, но и уходить от погони на больной ноге было неудобно. Серёга понимал, что завтра по пробуждении нога будет болеть невыносимо и нормально ходить он не сможет минимум дня три. Это ещё если спортсмен ему не повредил никакие ткани. Но сейчас нужно было попросту уходить. Следя, чтобы никто из троих не отстал, друзья бежали по улице Девятаева и остановиться решились, лишь забежав в тёмный парк с аллеями и лавочками. Углубившись в заросли тополей, друзья прислушались, но признаков близкой погони не было. То ли действительно оторвались, то ли их особо и не преследовали, ограничившись хорошей взбучкой нежданных беспредельщиков, в которые их, несомненно, записали отдыхавшие в тот злополучный вечер у речпорта.

– Парни, вы как?

Когда глаза привыкли к темноте вдали от фонарных столбов, Серёга разглядел, что с таким лицом, как у Руслана, как говаривал Остап Бендер, «жить в советской России нежелательно». Денвер вроде выглядел бодро, хоть потрепали изрядно и его.

– А ты почему хромал, когда бежали? – обеспокоенно спросил Денвер.

– Да фигня, – поморщился от боли Ксенофонт. – Нога.

– Слушай, Ден, тут где-то недалеко от автовокзала я аптеку круглосуточную видел, – с трудом произнёс Руслан окровавленными губами. – Сбегай один, чтоб внимание не привлекать, купи мне перекись, вату и воду.

– Извини, старик, но аптека отпадает, – решительно возразил Ксенофонт. – Если эти гады вызвали ментов, то патруль ближайшую аптеку может взять под наблюдение, и Дена с такими покупками сразу сцапают. Там, на остановке, минимаркет светится, видишь, Ден? Купи там воду и влажные салфетки. Руслан себя в порядок более-менее приведёт, потом дойдём до сквера Тинчурина и оттуда уже вызовем такси.

– Ты до Тинчурина-то дойдёшь? – с сомнением спросил Руслан, когда Денвер ушёл за покупками.

– Доковыляю. Ты лучше скажи: нас кто-нибудь на мобильник снимал?

– Двоих заметил. У одного телефон я выбил, до второго не дотянулся.

– Я тоже у одного выбил и растоптал, – с чувством удовлетворения отметил Серёга. – От души надеюсь, что это был дорогущий айфон, купленный в кредит, чтобы этот чёрт ещё долго оплачивал воздух.

– Кредитные покупки обычно страхуют, – со знанием дела возразил Руслан, поработавший в банковской сфере.

– Значит, как минимум, одна тварь нас засняла, – с досадой заключил Серёга.

– Это было неизбежно, Ксенофонт. Не на этой, так на другой акции нас непременно бы засняли. Время сейчас такое. В любой непонятной ситуации начинают снимать. Нам ещё повезло, что на Лебяжьем каким-то чудом мы этого избежали. Здесь хоть было темно, а там наши рожи прошли бы по всем казанским группам в соцсетях.

Руслан оказался прав. О них действительно заговорили в интернете. В самых популярных казанских группах во «ВКонтакте» выложили неважного качества видеоролик с дракой у речпорта. Несмотря на дрожащую камеру, орущих и матерящихся мужиков за кадром, лицо Серёги пару раз заметно мелькнуло, и при нажатии на паузу с него вполне можно было распечатать расплывчатый снимок.

Серёга не боялся разоблачения и встречи с врагами в реальном мире. Он родом из тех времён, когда за слова и поступки строго спрашивали на улице, а о том, что такое интернет, представление имели опосредованное. Он был уверен: практически все, кто выпускает пар в комментариях под видео, призывая найти и уничтожить троих друзей, не решатся ему высказать претензии в лицо, даже если будут жить с ним на одной лестничной клетке. А если надумают вычислить и подкараулить, пусть пеняют на себя. Свою жизнь он готов продать дорого и, если потребуется, будет грызть им глотки.

Ксенофонта пьянило собственное бесстрашие. Несмотря на то, что в его личной анкете «ВКонтакте» имелись чёткие фотографии, доступные для просмотра всем желающим, в комментариях под всеми видеороликами со своим участием он разместил одно и то же изображение: овцу с медицинской маской на морде. Дополнил подписью: «Типичный россиянин из этого паблика». После чего комментарии не читал. Его не интересовало, что ему ответят, какие угрозы и ругательства в его адрес посыплются.

Ксенофонт никогда не испытывал к кому-то национальной ненависти. Ему ведома была лишь одна ненависть – классовая. Да и она была направлена не на богатых как таковых. Он ненавидел понты. А поскольку богатство и понты практически всегда идут рука об руку, поскольку демонстрировать свои поганые деньги обществу местное население очень любит, а порядочных богачей Серёга встречал считанное количество раз, постольку они и были его врагами. Овцы с дорогой шерстью и с масками на мордах, которых стригут. Золотое руно.

К нему действительно пришли. Только совсем не те, кого он ждал. В одно солнечное субботнее утро, возвращаясь домой, прихрамывая, с утреннего комплекса по дедовской системе, возле своего подъезда он встретил ожидавшую на скамейке Нурсию.

– Доброе утро, Серёжа.

– Как ты тут очутилась в такую рань? – Ксенофонт не верил глазам. – А где сын?

– С родителями в Челны уехал, – ответила она. – А что он тебя так интересует?

– Да я как-то это… Ты что, ко мне пришла?

– Ну, не к соседу же, – усмехнулась Нурсия. – Серёжа, что случилось? Что за ребячество вы устроили с Денисом и Русланом? Вас потянуло в старые времена? За что вы нападаете на людей?

– Во-первых, не на людей, – медленно отвечал Серёга, не зная, как реагировать на столь резкий поворот. – Во-вторых, как ты об этом узнала? Раньше ты не смотрела группы с городскими сплетнями.

– Айгуль прислала видео, – назвала Нурсия свою подругу, которая действительно была в курсе всех событий в городе. – Серёж, ты хоть отдаёшь себе отчёт в том, что ты наделал?

– Самый детальный! Только, извини, я не буду тебе рассказывать подробности. Это не твоё дело.

– Да ты с ума сошёл! – упавшим голосом произнесла Нурсия. – Ты понимаешь, что вас запросто найдут? Тебе ли не знать, как в Татарстане решают вопрос с такими, как вы? Вам попросту разобьют головы, изувечат. Если раньше вас не достанет полиция…

– Ну, если ты сдашь меня в полицию, тогда, конечно, достанет уже сегодня. А по поводу разбитых голов скажу: пусть попробуют.

– У тебя что, синдром Урбаха Витте? – посмотрела на него, как на больного, Нурсия. – Никогда не думала, что узнаю тебя с такой стороны. Ты был таким спокойным, невозмутимым, обходительным… Оказывается, в тебе жил какой-то мизантроп.

– Мой синдром называется по-другому, – вздохнул Серёга. – А почему тебя волнует моя безопасность? Ну, найдут, ну, убьют – что тебе до меня?

– Ты же не чужой мне человек…

– Не чужой? С каких это пор? Все эти годы я был для тебя пустым местом! Ты писала мне считанное количество раз, игнорировала мои сообщения, даже ни разу не поздравила с днём рождения…

– Я поздравляла, – неуверенно возразила Нурсия.

– Да не надо гнать! Со всех твоих сообщений я старательно делал скриншоты, сохранил их в компе и берегу, как зеницу ока! Я помню всё до мелочей! Пару раз ты мне отправляла голосовые – так я даже их скачал, потому что люблю твой голос!

– Как ты можешь столько лет хранить чувства? – недоумевала Нурсия.

– А ты мужа своего спроси, – зло усмехнулся Ксенофонт. – Небось, он получше меня в этом понимает.

– Почему ты назвал его бывшим мужем при встрече в торговом центре? – вспомнила Нурсия.

– Выдал желаемое за действительное, – нашёлся Серёга, не хотевший, чтобы бывшая знала, что все эти годы он внимательно изучал всё с нею связанное.

– Мы действительно разводимся, – призналась Нурсия. – В тот день он встречался с ребёнком. Я пришла в торговый центр, чтобы его забрать. Мы уже не живём вместе. Но почему так, я рассказывать тебе не буду.

– Да я что, юная сплетница, что ли? – Серёга старательно сделал вид, что ему это совершенно не интересно. – Это не моё дело. Я только спросить хотел… Если ты говоришь, что сына увезли в Челны, получается, ты в выходные одна осталась? Какие у тебя планы на сегодняшний вечер?

– Зачем тебе?

– Хотел тебя пригласить куда-нибудь, – улыбнулся Серёга, воспылавший новой надеждой. – Я, правда, пока сам не знаю, куда…

– С мужем я развожусь, – повторила Нурсия. – Но это ничего не значит, Серёжа. Для тебя не значит. Поэтому приглашать меня никуда не надо. Дважды в одну реку не входят. Да и зачем я тебе с ребёнком? Я же теперь разведёнка с прицепом – так вы, кажется, нас между собой называете?

– Я бы никогда не позволил оскорбить тебя! Ни себе, ни кому-либо…

– Знаю. Это уж так, самокритика…

– Но почему нельзя начать всё с начала, если ты снова свободна? – не понимал Ксенофонт. – Я же окружу тебя заботой и лаской, буду носить на руках. А все бытовые вопросы мы обязательно преодолеем, вопрос времени! Ведь если раньше у тебя были ко мне чувства, они же не должны никуда деться, их снова можно пробудить…

– Серёжа, ты вспоминаешь время, когда мы были совершенно другими, – спорила Нурсия. – Только закончили институт, молодые, горячие, беззаботные, море по колено. Именно такими мы ездили в Крым, и жизнь нам казалась бесконечным курортом. Но только когда я родила ребёнка, то впервые почувствовала, что несу ответственность за кого-то ещё, и жизнь моя изменилась кардинально. А ты знаешь, сколько у меня было проблем, когда мы поссорились и расстались? У меня были кредиты, которые я оформила на себя по просьбе бывшей подруги. Я поверила ей, пошла навстречу и в итоге оказалась в долговой яме. Ты ведь ни разу не поинтересовался, как у меня дела. А Рамиль появился в моей жизни очень вовремя. Он не просто сделал мне предложение, зная, с каким грузом долгов я выхожу замуж… Он решил все мои проблемы за считанные месяцы. А ты…

– Я любил тебя, – отвернулся Серёга, неожиданно даже для себя произнеся этот глагол в прошедшем времени.

– А что мне было делать с твоей любовью? – грустно усмехнулась Нурсия.

– Я любил, – повторил Серёга. – Это главное. Я, может, не такой богатый, как он, но непременно нашёл бы способ вытащить тебя из долгов раз и навсегда. Может, не сразу, может не в одночасье, не за месяцы, так за год-два, но точно решил бы вопрос… Это всяко лучше, чем выходить замуж по расчёту.

– Сказать «по расчёту» означает слишком упростить ситуацию. А она намного сложнее. Да и не родила бы я от него, если б вышла по расчёту. Рамиль пришёл мне на помощь в трудную минуту, а это мы очень ценим.

Серёга вдруг подумал почти как чеховский Ионыч: «Может, оно и к лучшему, что нам не суждено быть вместе». А вслух спросил:

– Зачем же ты пришла?

– Хотела попросить, чтоб ты не делал глупостей.

– А я их и не делаю, – пожал плечами Ксенофонт.

– Серёжа, тебе уже четвёртый десяток…

– И что? Я и не сокрушаюсь по этому поводу и не делаю вид, будто мне всё ещё двадцать. Тот возраст закончился навсегда. Пытаться его вернуть бессмысленно. Я прожил тот отрезок жизни – теперь живу этот. Живу и делаю то, что считаю нужным сегодня.

– Я не сомневалась, что ты такой же упрямец, – вздохнула Нурсия. – Жаль, что Габдрахман-абы умер. Пожалуй, единственный, кто для тебя был хоть каким-то авторитетом. Он не позволил бы тебе дальше идти по дороге в могилу или тюрьму.

– Кто ж до ста лет живёт? – засмеялся Серёга. – Особенно учитывая его боевой опыт… Конечно, умер. Зато кое-что нам оставил. Ты ошибаешься, полагая, что он не одобрил бы мои поступки. Я борюсь за правое дело.

– Это безрассудство, а не борьба, – ответила Нурсия. – Насилие всегда порождает ещё большее насилие. Если ты задался какой-то там высокой целью, то окружающим на неё плевать. Тебя воспринимают как угрозу, которую непременно нужно устранить. Рано или поздно это произойдёт. Ты думаешь, что Габдрахман-абы сделал из тебя непобедимого воина. А на самом деле есть множество тех, кто прихлопнет тебя одним ударом. Просто тебе повезло пока не встретить такого. Но это вопрос времени.

Серёга не стал спорить с Нурсиёй по вопросу, в которых большинство женщин ничего не понимают. Дед как-то обмолвился, что боксировать его учил сам Константин Градополов, преподавший будущему Мастеру секреты боевого бокса, имеющие отличия от боёв на ринге в перчатках, как день от ночи. Серёга Деду долго не верил, пока тот на тренировке не отключил его своей жилистой рукой играючи, едва дотянувшись до подбородка. Ни Ксенофонт, ни Руслан с Денвером не успели ничего не понять, как вдруг один из них уже лежал в нокауте. Чтобы на девятом десятке уметь так вырубать, Мастер в молодости действительно должен был обучаться у другого Мастера. Вполне возможно, Дед видел живого Градополова. Во всяком случае, после той тренировки пришедший с помощью друзей в чувство Серёга в этом сомневаться перестал.

Чтобы так научиться, нужны были годы, которых в запасе у Деда не было. Он умел прислушиваться к состоянию своего тела, чувствовал каждую клеточку, малейший сигнал тревоги любого из внутренних органов. Не будучи провидцем, Дед в начале две тысячи седьмого объявил им, что в этом году их занятия прекратятся. Серёге он передал запасной ключ от своей квартиры, попросив отныне, приходя в гости, не звонить в дверь, а открывать своим ключом. И действительно, в апреле того же года Серёга, отперев квартиру, обнаружил, что Дед лежит на своей кровати, глядя остекленевшим взглядом в потолок под никогда не замолкавшее в кухне допотопное радио.

Дед научил их заставить работать на себя эффект неожиданности. Вот и весь секрет, которого, по сути, здесь нет. Друзья не вызывали своих оппонентов на бой, но нападали, когда обстановка к этому ещё не располагала, выигрывая у противника драгоценные секунды и выходя победителями. Солдат и спортсменов лепят из разного теста. Если представить в схватке двух вымышленных персонажей кино, сыгранных одним легендарным актёром, то Рокки Бальбоа на ринге победит Джона Рэмбо. Зато в лесу Рэмбо не оставит шансов Рокки, которому в подобной обстановке не помогут ни развитая мускулатура, ни блестящая боксёрская реакция.

Простившись с Нурсиёй, Серёга осознал, что они виделись в последний раз. Последняя искорка надежды упала на поверхность, где напрочь отсутствует трут. Прежде единственным препятствием служил соперник, по временному недоразумению считавшийся мужем Нурсии. Теперь же она официально сообщила ему об отказе, будучи свободной. А значит, шансов не осталось никаких. Раньше Серёга думал, что не переживёт утраты единственной надежды, но сейчас зашёл в квартиру и затворил дверь с чувством упавшего камня с души. Раз нет больше надежды, значит, не о ком больше думать и тосковать.

«Может, оно и к лучшему, что мы не вместе, – в который раз думал Серёга, готовя завтрак. – Я слишком в неё влюблён. Слишком. Это хорошо для неё, но плохо для меня. Это позволит мной манипулировать. Я не смогу отвечать ей твёрдое «нет», когда потребуется. А это не дело. Мне нужна та, от которой у меня не будет так срывать голову. Отношения должны быть трезвыми. И мне кажется, что так полюбить я не смогу уже никого. Теперь уже во всех женских лицах я буду видеть её. Буду сравнивать и понимать, что она была… Да, она просто была. За что ей и спасибо. За потрясающее время, которое я никогда не забуду».

Одновременно с облегчением от осознания очевидного Серёга ощутил дикое желание действовать. Отложив завтрак, он взял телефон и обоим друзьям отправил одинаковые сообщения: «Акция. Сегодня вечером. Готовься».

Отправив сообщение, Серёга залез на антресоли, с минуту пошвырялся в запыленном хламе и извлёк на свет ту самую дедовскую опасную трость с секретом. В тот апрельский день, когда деда не стало, Серёга забрал единственное оружие Мастера из его квартиры. Дед не дарил и не завещал ему трость, но Ксенофонт твёрдо знал, что Дед просто не успел это сделать. Ближе, чем он, у Деда не было никого. Серёга был ему, как внук. Стало быть, честно унаследовал грозное оружие.

Денвер с Русланом, получив от друга сообщение, напротив, воодушевление не испытали. Зайдя пораньше к Руслану, Денвер пожаловался ему:

– Слушай, я начинаю бояться Ксенофонта. Похоже, на почве утраченной женщины у него начала ехать крыша. Это уже не приколы, нас по-любому ищут…

– И найдут, – добавил Руслан. – Но что ты предлагаешь? Бросить его? А вдруг у него и вправду серьёзное душевное расстройство? Как можно оставить друга в такой ситуации? Он ведь тогда пойдёт на акцию один. Спровоцирует конфликт, нас рядом не будет, и его попросту забьют наглухо. Никто ему не поможет, понимаешь? Я лично себе никогда этого не прощу.

– Да и я не прощу себе, Руслан! – поспешил заверить Денвер. – Я предлагаю не бросить, а поговорить с ним. Да, каюсь, я сам тогда, в апреле, загорелся его идеей. Но ты же помнишь, что это был за ужасный апрель! Режим самоизоляции, все сидят дома, по телеку и в интернете сплошные страшилки – обрыдло всё до ужаса! Идея Серёги была, как отдушина какая-то. А сейчас… Сейчас, если мы не остановимся, нас всех ждёт что-то страшное, я это чувствую. Меня интуиция ещё никогда не подводила.

– Тогда сегодня надо деликатно его попробовать отговорить, – предложил Руслан. – Найти какую-то альтернативу акции. Например, с девушками познакомиться где-нибудь в парке или на набережной. Общение с женским полом лечит всплески агрессии. Ну, а если он ни в какую, тогда решительно заявить, что сегодняшняя акция у нас последняя. А если он будет продолжать ходить один, то расскажем всё его матери. Это как-то по-детски, ябедничать, но уж лучше, чем сдавать друга ментам.

На том и порешили.

Едва сгустились сумерки, Ксенофонт решительно потянул друзей к речному порту. Денвер с Русланом испытывали серьёзные сомнения в выборе друга, который откровенно играл с огнём, однако Ксенофонт уверял их, что после прошлой неудачи им должно повезти. Плюс должен уравнять минус. Не свойственные Ксенофонту суеверия друзей не убеждали. Руслан только хотел начать с ним задуманный разговор, как Серёга опередил его, будто мысли прочитал:

– Парни, имейте в виду, если вы сейчас откажетесь, я ни грамма на вас ни огорчусь. Отвечаю, вы останетесь моими друзьями. Без каких-либо оговорок. Но если вы со мной, то знайте, что это в последний раз. Мне надоел бессмысленный риск. С сегодняшнего дня я начинаю жизнь с чистого листа. Всё теперь будет по-другому. Но если кто-то вздумает мстить нам за прошлые акции, пусть пеняет на себя. Урою, в натуре.

Руслан посмотрел на Денвера, но тот отвернулся. Друзья не нашлись, что ответить, поскольку Ксенофонт опередил их, хотя не мог знать об их беседе и принятом решении. Возможно, прочитал у них в глазах сомнения. Поэтому вместо ответа Руслан задал другой мучающий его вопрос:

– Откуда у тебя клюка Бабая? И зачем ты её с собой взял? Ей ведь убить можно.

– Я и голыми руками могу шею свернуть, – беззаботно ответил Серёга. – Тросточку взял чисто для самообороны. Чтобы в этот раз мы не ушли подранками.

Вопреки расхожему мнению, что молния не поражает одну цель дважды, жизнь имеет отличия от науки и подчас вносит свои коррективы. Злополучная чёрная иномарка вновь стояла на асфальтированной набережной, однако её экипаж поредел, и вместо пятерых холёных физиономий возле машины ошивались четверо. Но это были те же самые. Серёга запомнил и номер машины, и того, который неудачно поразил Денвера перцовым баллончиком, и того, кто подкосил его, Ксенофонта, грамотным лоу-киком. Видать, завсегдатаи тусовки на речпорте. В этот раз им нельзя оставлять шансов. За кровь Руслана должна пролиться их кровь.

– Привет бойцам невидимого фронта! – с напускным радушием и искусственной улыбочкой приблизился к ним Ксенофонт, прихрамывая и опираясь на трость. – Вишь чего ты со мной сделал, мастер муай-тай! Хожу вот теперь с клюкой…

– Так ты сам виноват, – узнал его спортсмен. – Решил силами померяться, вот и получай. У нас, татар, говорят: не дерись с сильным, не судись с богатым.

– А ты, по всей видимости, и сильный, и богатый? – лучезарно улыбаясь, Серёга указал тростью на иномарку.

– Не богатый, а успешный, – поправил счастливый владелец дорогой машины. – Не жалуюсь и не скрываю, поскольку всего добился сам. А вам чего опять от нас нужно, ребят? В прошлый раз мало было? Еле ноги ведь унесли. Так мы не гордые, можем повторить, как деды в сорок пятом.

Все четверо высокомерно засмеялись. Руслан и Денвер, стиснув зубы, угрюмо молчали. А Серёга с удовольствием поддержал весёлую компашку, захохотав весьма натурально и заразительно.

– Да не, ребят, мы так, поздороваться подошли, – миролюбиво произнёс он, когда смех унялся. – Мы тут вообще проездом. По пути из варяг в греки…

Парни охотно выдали новую порцию хохота на шутку Серёги. Напряжение окончательно спало, противник утратил бдительность. Раз! Взметнувшись в воздух на долю секунды, трость врезалась в ключицу противника, стоявшего ближе остальных. Два! Трость поразила колено успешного любителя тайского бокса. Три! Ему же по запястью, которое хрустнуло так жутко, что даже поражённый в ключицу, взвыв от боли, тут же замолк в ужасе. Четыре! Набалдашник трости врезается прямо в рот третьему, начавшему было орать с целью привлечь внимание прохожих-проезжих к драке, как в прошлый раз. Ну, а четвертого сразил подножкой Денвер. Опрокинув мажора наземь, Денис произвёл удержание, не забыв зажать ему ладонью рот.

Не давая опомниться от унизительного удара набалдашником в зубы, которые вряд ли после такого остались в целости и сохранности, Серёга уже ударом кулака засветил парню в переносицу. Хрустнула носовая перегородка, хлынула наружу кровь. Всё, трое не бойцы, а четвёртому повезло больше: его гуманно удерживает Денвер. Вырваться из-под удержания опытного самбиста этот парень не сможет, да и для его же блага лучше лежать смирно. Ксенофонт достал нож и протянул Руслану:

– Порежь все четыре колеса, – велел он другу.

– Ты уверен? – с сомнением покрутил в руках отточенный нож Руслан. – Мы вроде договорились тачки не трогать…

– Режь! – прикрикнул Ксенофонт. И, увидев, что друг послушно пробивает клинком колёса иномарки, добавил: – От успешного мальчика не убудет. Он всего добьётся сам. Всё, уходим! Ден, бросай этого, пусть живёт!

Кувырком откатившись от противника, дабы тот не успел нанести удар, Денвер вскочил на ноги и помчался за удирающими друзьями. Они снова добежали до того тёмного парка и скрылись в непроглядной гуще тополей. Только на сей раз противник не нанёс им ни единой царапины. Все трое были здоровы, но и не сказать, что довольны результатом. Ещё не отдышавшись, Денвер с ходу заголосил:

– Серёг, ты понимаешь, что это уголовка? Ты тому спортсмену стопудово руку сломал! Да и другим здоровье подпортил так, что их сегодня на скорой увезут! Тяжкие телесные – раз! Повреждение чужого имущества – два! Это срок, Серёга!

– Ты, гляжу, складно звонишь, – спокойно отвечал Ксенофонт. – Чего в юристы не пошёл? Да, уголовка. Да, срок. Да, мы все трое – соучастники…

– Я не соучастник! – отрезал Денвер. – Это ты их Дедовой тростью уделал и заставил Руслана шины прокалывать! А я того чувака только по земле повалял, он отделался лёгким испугом и даже моральный вред не докажет!

– Всё правильно, Ден, – кивнул Ксенофонт. – Это я людей калечил, а Руслан машину повредил… Точнее не так! Я Руслана заставил, а он под угрозой шины порезал. Я преступник, а вы чистенькие. Доволен?

– Вот ты как о друзьях думаешь! – возмутился Денвер.

– Так из твоих слов буквально это следует!

– Хорош! – призвал их к порядку Руслан. – Худшее, что с нами могло произойти, это то, что мы начнём между собой собачиться, искать крайнего, перекладывать ответственность! Вот оно и случилось! Вы представьте, если б мы сейчас сидели в ментовке по разным кабинетам! Каждый сваливал бы вину на другого!

– Я в самом начале вам говорил, что возьму всё на себя и сяду за вас! – напомнил Ксенофонт. – Когда в апреле дома у Денвера сидели за пиццей. Может, кто и забыл, но я в любом базаре устойчив, ясно? Поэтому живите спокойно: никто вас не примет! А если и примут, то отпустят! Потому что я паровозом пойду, отвечаю за слова!

– Серёга, я ж не о том, – примиряюще положил ему руку на плечо Руслан. – Просто никогда нельзя сдавать друзей и валить всё на них. Мы все подписались, что акции мутим вместе. Ден, мы оба видели, что Ксенофонт пришёл сегодня на акцию с тростью! Мы в курсе, что это за оружие! Знали, что ей можно убить или сделать инвалидом! Мы промолчали. Значит, мы тоже соучаствовали в этом. Так?

– Так, – согласился Денвер. – Простите меня, парни. Забудем, как будто я ничего не говорил. Я в горячке выпалил, каюсь. Инстинкт спасения своей шкуры, мать его!

Друзья по очереди обменялись рукопожатиями и обнялись. Но, как известно, слово не воробей. Денвер, обвинивший во всём содеянном лучшего друга, подавленно молчал всю обратную дорогу. И хотя друзья простились тепло, угрызения совести не покидали его. Он понимал, что семена недоверия уже посеяны. Это он их посеял, когда дал волю неуместным эмоциям. Радовало лишь то, что эта акция была заключительной. Во всяком случае, так сказал Ксенофонт.

Лето перевалило за половину. Жарким июльским утром Ксенофонт вернулся домой с ночной смены в Агропроме. Как обычно, позавтракал с матерью, проводил её на работу и лёг в постель, решив до обеда отоспаться, а затем поехать на пляж в Дербышки. Завтра выходной и можно было никуда не спешить.

Но едва он сомкнул веки, как раздался настойчивый, несмолкаемый звонок в дверь. Не в домофон, а непосредственно в квартиру. Продолжая давить кнопку звонка, в дверь оглушительно забарабанили ногой или каким-то твёрдым предметом. Серёга вскочил на кровати и всё понял. Так могли ломиться только менты. Причём не просто какой-то опер из райотдела, а ОМОН.

Ксенофонт отпер дверь, не глядя в глазок и не спрашивая, кто пожаловал. Отскочив от двери и удостоверившись, что это омоновцы в камуфляже и масках, а не налётчики, Серёга, как был в одних трусах, сам бухнулся ничком на пол и скрестил руки за головой. Ему всё равно для профилактики несколько раз заехали берцами по ногам и почкам, но без последствий. Руки грубо завели за спину и сковали наручниками. Какой-то мужчина в гражданской одежде ткнул ему под нос удостоверение, с содержанием которого Серёга всё равно не успел ознакомиться, и потребовал:

– Фамилия, имя, отчество!

Серёга промолчал. Он решил отвечать на любые вопросы уже только в кабинете у следователя, а до той поры придётся потерпеть неудобства, связанные с задержанием, и помолчать. Страха и досады он не ощущал. Так и должно было случиться. Он этого финала ждал и был даже рад, что всё сложилось удачно. Мать ушла на работу, не увидит ареста сына и не испытает шок при виде маски-шоу в их квартире. Акции он сам решил свернуть до лучших времён. Наполеоновских планов на будущее в голове не держал. Нурсию он больше не увидит никогда, и в неволе ему будет точно не до воспоминаний о ней. Тюрьма так тюрьма. Большой срок всё равно не дадут, а мать пока может обойтись без него. Сходит в зону и вернётся строить новую жизнь. Быть матери обузой в тюрьме он не собирался. Друзья его не оставят и будут подогревать весь срок. Друзья у него настоящие. Сейчас так, наверное, уже не дружат. И он их не сдаст. Будет упорно твердить на всех допросах, что избил мажоров у речпорта в одиночку.

– Фамилия, имя, отчество! – повысил голос опер, схватив Серёгу за волосы и оторвав голову от пола.

– А ты, начальник, типа, не знаешь, к кому в хату ломишься? – спокойно отвечал Ксенофонт.

– Что-о?! А ну-ка встать!

Его подняли с пола, словно мягкую игрушку, и усадили на диван. Ну, правда, зачем ему представляться? Всё равно тут же отыскали его паспорт, сами огласили фамилию-имя-отчество и бегло зачитали постановление судьи. Далее был обыск, соседи-понятые, писанина… Выдернули провода у системного блока, поднеся его к входной двери. Заберут, значит. Жаль. Там все фото, видео с Нурсиёй, сохранённые сообщения от неё. Хотя зачем ему всё это теперь? А может, и вернут, когда расследование закончат? Коробочку с дисками тоже нашли и занесли в протокол изъятия. Ничего, архив с тренировками под предводительством Мастера есть и в сетевом хранилище, поэтому восстановлению подлежит. В книгах тоже копались, какие-то выборочно складывали в отдельную стопку. Да, библиотека у него разнообразная, Ницше и Платон вперемешку с литературой по автомобилестроению и выживанию в экстремальных условиях. В старые времена решили бы, что он диссидент. Дедова трость почему-то подозрений у них не вызвала. Повертели её в руках, пожали плечами и бросили. Что за чёрт? Это же главное вещественное доказательство!

Потом дали одеться, снова надели наручники, под конвоем вывели на улицу под недоумевающие взгляды и перешёптывания соседей, усадили в машину и доставили в какой-то отдел в самом центре города, на Дзержинского. Снова странность: почему не в районный?

– Показания будешь давать? – будничным тоном спрашивал опер.

Со слов бывалых Серёга был в курсе, что, попавшись на любом преступлении, даже на расчленённом трупе с окровавленным топором, первым делом необходимо попробовать откупиться. Даже если денег при себе нет. В большинстве случаев соглашаются отпустить за взятку, при условии, что наличку кто-нибудь оперативно привезёт и передаст кому скажут. Поэтому вместо ответа начал заискивать:

– Слушай, начальник, может, как-то решим вопрос? Сейчас лето, у тебя, наверное, отпуск на носу. Может, съездишь куда, жену свозишь на море? В Крым, например? Крым же теперь, типа, наш, хе-хе! Ну, или купишь себе чего…

Не успел Ксенофонт договорить, как кулак опера прилетел ему точно в челюсть. Опер вмазал ему, пулей вскочив и перегнувшись через стол. От падения на пол вместе со стулом Серёгу спасло лишь то, что этот самый стул был привинчен к полу. Блестящий удар, ничего не скажешь. Тот самый эффект неожиданности в действии.

– Всё понял? – усмехнулся опер.

– Да уж не дурак, – промямлил Серёга, медленно приходя в себя. – Если что, я и на словах с первого раза понимаю.

– Что-то не заметно, раз не врубаешь, кому и что предлагаешь! Тебя что, на закладке поймали? Или на краже в «Пятёрочке»? Ты государственный преступник, экстремист! А это значит, что даже заикаться об этом не смей! Не то зубов лишишься!

– Экстремист? – не поверил своим ушам Ксенофонт. – Слушай, начальник, подскажи, будь добр: где я сейчас нахожусь?

– В центре по противодействию экстремизму, кретин! Тебе когда постановление зачитывали, ты чем слушал? Жопой?

– Да я его как-то мимо ушей… Ну, и за что меня арестовали?

– В рот тебе турбину, как ты меня достал! – воскликнул опер. – Повторяю для тех, кого в детстве уронили! Возбуждено уголовное дело по части два статьи 282! За комментарий во «ВКонтакте», возбуждающий ненависть и вражду по отношению к социальной группе «россияне»! Фото ты разместил с овцой в маске? Или отрицать будешь? Содержимое компьютера твоего уже изучают, там доказательства!

– И всё? – вытаращил глаза Ксенофонт.

– А ты что, ещё что-то совершил? – насторожился опер.

– Нет, – поспешил ответить Серёга. – Я просто не знал, что это преступление.

– Всё вы так говорите, – махнул рукой опер. – Знал, не знал – кого это гребёт? Ну так что, показания давать будешь? Адвокат требуется?

– Да на кой мне адвокат? – радостно улыбнулся Серёга. – Конечно, дам показания. Пиши, гражданин начальник: вину признаю. Комментарий с оскорбляющей россиян картинкой оставлял…

– Давно бы так, – удовлетворённо кивнул сотрудник центра по противодействию экстремизму, начав работать главным оружием опера – ручкой.

После признательных показаний выдали обвинительное заключение и отвезли в суд. Равнодушный судья скороговоркой зачитал меру пресечения в виде заключения под стражу. Такая мера, по его словам, соответствует тяжести и общественной опасности содеянного. К тому же судья почему-то решил, что Ксенофонт может скрыться от следствия и суда, если окажется под подпиской или домашним арестом. Хотя какой смысл скрываться и куда-то бежать, если он только что подписал признание? Между тем, Ксенофонт был водворён в камеру следственного изолятора, где провёл последующие три месяца.

Осенью судья вынес приговор, назначив Серёге два года общего режима. Оказалось, что возбуждение ненависти и вражды с использованием интернета служит отягчающим обстоятельством. Это Серёга узнал от прокурора, который в своей речи просил впаять ему аж три года.

Так Серёга Ксенофонтов, организовавший поджог чужого автомобиля, нанёсший побои и причинивший различной степени тяжести вред здоровью нескольким людям, совершивший вымогательство, грабёж с отъёмом скейтборда и самокатов, похищение и незаконное лишение свободы двух мужиков во дворе ночью на Профсоюзной с ещё одним эпизодом вымогательства, неоднократные нападения из хулиганских побуждений, повреждение второго автомобиля, руководивший всё это время группой лиц, объединённых общим преступным сговором, отправился в колонию за комментарий в интернете. Правосудие свершилось.