Мандариновый сок. Глава вторая

 Не знаю, как бабушка управлялась в войну с тремя детьми, да ещё дежурила на крышах - там женщины гасили фугаски, окуная их в ведро с водой. До войны они жили не бедно, и на первые годы войны ещё было довольно серебра и дорогих отрезов, которые можно было обменять на картошку и сало.
 Как - то она с подругами поехала на товарном поезде в зону боевых действий -  тогда многие так делали. Ехали, прячась от проверяющих, зарывшись в сено для лошадей.
 Очень удачно ей удалось обменять в ближайшей деревне вещи на мешок картошки, сало и хлеб. Но от подруг она где - то отстала. И когда перебиралась через скошенное осеннее поле, поняла, что находится в зоне обстрела.
 Снаряд разорвался где - то рядом. Очнулась она через несколько часов, рядом со своим мешком  - и в одной босоножке. Вторую сорвало взрывом. Так и добиралась на очередном товарняке до города - с одной босой ногой.
 Дети всё равно были голодные. Дети вечно хотят есть. И когда бабушка очередной раз ушла отоваривать карточки, мама вытащила кусок сала и съела целиком - не удержалась.
 Когда бабушка вернулась, ей стало плохо. Она рассчитывала, что сала хватит на месяц, если класть по маленькому кусочку в кашу и суп.
 Маму выдрали. Первый раз в жизни. А второй - когда дед раздобыл где - то сливки - поллитровую банку.
 Каждому  из детей выдали по чашке сливок - и куску хлеба.Старший - Игорь всё съел, тётка моя - тогда двухлетняя всегда была послушной, а мама сливки выпила - а хлеб не съела, за что и получила ремня.
 И это тоже осталось непрощённым, как самая горькая детская обида.
 После войны, в сорок седьмом году, деду дали участок земли на Луговой. Под картошку - и под постройку дачи.
 Дом бабушка с дедушкой строили сами, Только фундамент им клали мастера.
 Станции " Луговая" тогда ещё не было. Так что выходить приходилось в Лобне, и оттуда с мешком цемента - пешком через глухой лес.
 Оба они надорвались на этом строительстве, но дом построили - и детей откормили.
 А ещё через десять лет деду дали квартиру от работы - на Садовом кольце, в доме, построенном немецкими военнопленными на углу Сухаревской площади и Мещанской.
 Квартира была роскошная, трёхкомнатная, с двумя балконами - один на Садовое кольцо, другой, кухонный - во двор.
  Но как - то жизнь там не заладилась. Мама уже заканчивала школу - и регулярно скандалила, а потом быстро вышла замуж. Игорь начал пить - и женился на хамоватой  грубой женщине. Так шестнадцатилетняя тётка оказалась в комнате родителей, что конечно не добавило им комфорта. Дед начал пропадать по ночам, а у бабушки начали рваться вены на ногах.
 Отец, выросший в совершенно другой семье, бросивший школу ещё подростком, совсем не вписался в эту семью, как и жена Игоря.  Периодически он дрался с дедом, бабушка хваталась за сердце - а Игорь засыпал пьяный в коридоре, потому что жена не пускала его в комнату.
 Конечно мама не была взрослой. Она просто обалдела от крутого еврейского юноши на мотороллере, кудрявого и белозубого. То, что он тащит на себе семью - мать и парализованную бабушку, и живут они в тёмной крошечной квартирке на другой стороне Садового кольца, она заметила намного позже моего рождения. И тут её любовь как - то резко закончилась. Она устроилась работать в почтовый ящик, закрутила роман с начальником - а я оказалась в комнате бабушки, дедушки и тётки.
 Там и росла до 10 лет - пока жене Игоря  не дали квартиру, куда она и уехала вместе с дочкой на два года старше меня. А Игорю дед выпросил на работе однушку в Измайлово, потому, что он совсем спился после её ухода - и  в пьяном бреду пытался задушить тётку.
 Их комната освободилась - и мы вместе с тёткой перебрались туда. Мама жила одна - безрадостно исполняя свою материнскую роль, и с радостью уезжая в командировки.
 С отцом она почти не общалась, и мне не разрешала. Да я и не рвалась, хотя присылаемые им игрушки были восхитительны. До сих пор помню двухкомнатную кукольную квартиру - предмет зависти всех сверстниц. ни у кого такой не было.
 С бабушкой по отцовской линии я познакомилась лет в семь, когда мамин роман уже подходил к концу - и она чуть помягчела.
 Я пришла в ужас от шумного, длинноносого, крашеного хной существа, горячо прижавшем меня при встрече к огромному бюсту. Мне хотелось залезть под спасительный стол - под длинную, в пол, скатерть.
 Мы так и не стали близкими- время было упущено.
 Всё повторяется в жизни... Старшая дочь не разрешала мне общаться и гулять с внучкой. Говорила - " А ты встань на колени - и попроси!"
 Я плакала, но на колени не встала. Потом они уехали - а когда внучке исполнилось лет 12 - мы попробовали общаться - но было уже поздно.