Картошка с криминалом

               

   Вера Игнатьевна, учительница – пенсионерка шестидесяти с  небольшим лет, была женщиной интеллигентной, начитанной, несколько наивной, придерживалась строгих моральных правил во всех областях жизни. В посёлке её уважали и с её мнением считались. Многим тем более странной казалась дружба пожилой учительницы с Аллой Русиловой, полной её противоположностью. Если у Веры Игнатьевны душа всегда нараспашку, то Алла была скорее скрытной, держалась с людьми несколько настороженно. Обе ценили справедливость, но Вера Игнатьевна в борьбе за неё нередко пасовала, Алла же рубила резко и прямо, невзирая на лица. В отношениях с подругой она взяла на себя как бы роль негласной опекунши, так как считала ту недостаточно практичной в жизни, хотя Вера Игнатьевна была старше её лет на шесть. Особенно свою руководящую роль Алла усилила после смерти мужа Веры Игнатьевны, посчитав, что её старшая подруга теперь совсем 
« рассыплется». Та посмеивалась про себя ( потому что убеждения Аллы не совсем соответствовали действительности), но, тем не менее, позволяла ей собою руководить.
   Обе очень любили лес и первыми в посёлке приносили его дары в виде грибов и ягод. А во время совместных походов, конечно, много и обо всём разговаривали. Так Вера Игнатьевна узнала, что её опекунша ещё в раннем детстве, оставшись полусиротой после смерти матери, не смирилась с жизненным укладом в доме безвольного  отца и грубой корыстной мачехи, которой не терпелось выпихнуть на самостоятельные хлеба  пятерых детей мужа. Трое уже ушли, настала очередь четвёртой, Аллы.
  - Вон Фроська свою Нюрку в Москву в няньки отправила и очень довольна,- нашёптывала мачеха по ночам мужу.  – И за нашу обещала похлопотать.
  Отец согласился, и после окончания седьмого класса Аллу отправили в Москву нянчить чужих детей. Но, обладая решительным и твёрдым характером, она там не задержалась, а через три недели каким-то образом прикатила домой и заявила отцу, что восьмилетку закончит дома, а потом пойдёт учиться куда-то дальше.
.  И действительно, получив основное образование, поступила в сельскохозяйственный техникум на агрономическое отделение, на последнем курсе вышла замуж за директорского шофёра, а по окончании техникума устроилась на работу лаборантом в кабинет земледелия. Родила дочку, а затем и сына. Перетащила в посёлок, под своё крыло, старших сестру и брата, у которых не заладилась жизнь на родине. Свой дом, огород, картофельное поле содержала в идеальном порядке, успевая ещё и родителям мужа помочь, притом что сам муж от всяких домашних дел категорически устранился.
    Так и потекли год за годом. Дети выросли, разлетелись из родительского дома. От рака лёгких умер муж. Одинокие вдовы ещё больше сблизились и стали, что называется, не разлей вода.
    Как-то в начале августа Вера Игнатьевна, перемыв после обеда посуду, только собралась немного вздремнуть, пока спадёт полуденная жара, как в кухонное окошко кто-то требовательно постучал. Откинув занавеску, она увидела Аллу, призывно махнувшую ей рукой.
- Ты чего там стоишь? Заходи! – пригласила Вера Игнатьевна.
 -Некогда и разуваться не хочу. Выйди  сама на минутку.
  Подхватив сходившую с крыльца подругу под руку и воровато оглядываясь по сторонам, Алла затараторила приглушённым голосом:
   - У тебя картошка какого сорта?
    - Да разная, сбор-коляда, но в основном « синеглазка». А что такое?
   -А урожайность какая? – продолжала Алла, не отвечая на вопрос.
   - Ну, средняя и по сортам разная, зависит от погоды. А вот «синеглазка», которую я особенно люблю, совсем вырождается, одну мелочь собираю. А с какого перепугу ты вдруг так таинственно и срочно моей картошкой заинтересовалась? – перешла в наступление Вера Игнатьевна.
   -А с такого! Я сейчас на льнозаводе у сестры была и узнала, что заводские бабы собираются через речку на ОПХ-овское поле за картошкой идти. Там голландский сорт какой-то посадили, ранний. Говорят, уже сейчас по лаптю клубни. Пока не выкопали, решили разжиться семенами. Давай и мы с тобой заодно под шумок тоже туда сходим, только со своей стороны зайдём, через лес. Пора и нам менять свою картошку.
    Вера Игнатьевна знала, что опытная станция  в соседнем посёлке выводит и испытывает новые сорта различных сельскохозяйственных культур, в том числе и картофеля, а опытно-производственное хозяйство, сокращённо ОПХ, наиболее перспективные сорта доводит до производственных масштабов. Подобное поле было за лесом.
   -Ну, нет! Я воровать не пойду! – решительно заявила она. – Подожду, пока продавать начнут.
    - Да когда это ещё будет! Года три пройдёт. Они же сначала в хозяйства продадут и оптом, и дорого. Ты же центнер не купишь, а с килограммами твоими кто будет возиться?
    Чувствуя, что подруга начинает колебаться, Алла усилила напор:
   - Да нам и надо-то по ведру всего для развода. Выйдем из леса и встанем с краешку. В случае чего заводские через речку кинутся назад, а мы юрк – и в лес, и поминай как звали, никто и не заметит.
  - Ну, не знаю… Рано ещё копать-то, - уже сдаваясь, продолжала по инерции протестовать Вера Игнатьевна.
   - А тут и знать нечего: сорт скороспелый, а полежит в сарае – совсем дойдёт. Иди собирайся, я только домой заскочу. Мы не вёдра, а пакеты целлофановые возьмём, чтобы не привлекать внимание.
   Через пятнадцать минут приятельницы уже торопливо вышагивали по дороге к лесу. Идти нужно было километра три через лес, бывшее хуторское подворье, снова лес – и вот оно, поле, с небольшим кладбищем посредине. За дальним его концом виднелись крыши домов соседней деревни.
   Выйдя из леса, они увидели, что ближе к середине поля уже вовсю кипит работа. Женщины, среди которых были и двое мужчин, как стая грачей, рассыпались по бороздам и торопливо даже не копали, а выдёргивали картофельные кусты, выбирали наиболее крупные клубни, оставляя всю недозревшую мелочь на корнях. Тут и там столбиками возвышались уже наполовину наполненные мешки. Занятые своим делом, никто не обратил внимания на вновь прибывших.
   Вера Игнатьевна, окинув взглядом изуродованные борозды, растерянно произнесла:
   - Аля, это ж браконьерство сплошное. Смотри, сколько картошки мелкой остаётся. Она же погибнет вся.
   - Да ладно, не столько в хозяйствах погибает, - досадливо отмахнулась та. -А эту потерю можно списать на набеги кабанов. Их вон сколько развелось в округе, даже на наши наделы приходят. Давай, становись вот тут, с краю. Быстренько накидаем пакеты и ретируемся назад, а то, чует моё сердце, добром это всё не кончится. Мелочь тоже забираем, на семена сойдёт, только самую клюкву оставляем.
   -Вера Игнатьевна покорно вздохнула, нагнулась над крайней бороздой, и обе подруги включились в общий азартный ритм незаконной добычи. Они не успели наполнить и наполовину свои  пакеты, как над полем пронёсся отчаянный крик:
  - Бабы, милиция!!!
   Поднялась дикая суматоха. Кто торопливо закидывал мешок за спину и, подскакивая на ходу, чтобы подтянуть его повыше, бежал к броду. Кто, подхватывая сумки и опрокидывая вёдра, спешил укрыться в прибрежных кустах, чтобы уже оттуда спуститься к переправе. Самые дальние, вырвавшиеся вперёд, побросали и мешки, и вёдра, подхватив юбки, во всю прыть неслись к речке порожняком, обгоняя своих нагруженных товарок. Мужики оказались более предусмотрительными: перекинув мешки через рамы лежавших у края поля велосипедов, скачками спускались с крутого берега к воде.
   Вера Игнатьевна с Аллой быстро перебежали заросшую высокой травой дорогу и, укрывшись в густых зарослях орешника и черёмухи, с трудом перевели дыхание, успокаивая испуганно бьющиеся сердца. Затем с осторожным любопытством раздвинули ветки и осмотрели открывшуюся панораму.
   Справа по волнам картофельных борозд нырял милицейский «газик». Он уже миновал кладбище и приближался к месту разорения поля. Слева наблюдалось паническое отступление заводчан. Самые ретивые уже перескочили речку и друг за другом скрывались в высокой кукурузе, растущей на том берегу. Остальные форсировали преграду, уже не придерживаясь брода, кто по пояс, а кто и по грудь в воде. Зойка Гаврилиха, здоровая, крупная баба, взгромоздила почти полный мешок сзади на плечи и, как заправский катер, рассекала воду, оставляя позади пенные буруны. Уже преодолев середину, вдруг оступилась и запрокинулась навзничь, так что из воды только голова да ноги торчали. Товарки кинулись на помощь – и вот она уже тащит мешок за собой по воде, а через минуту, выбравшись на берег, настороженно оглядывается назад, снова легко вскидывает ношу на плечи и скрывается в кукурузе. Ещё пара минут – и всё стихло, никакой паники, только речка безмятежно журчит по прибрежным голышам.
   Подъехавшие к берегу милиционеры обнаружили вполне безмятежную пейзажную картину, и, если бы не брошенные на месте преступления несколько мешков с картошкой, то значительное разорение поля вполне можно было бы списать на кабанов. Поматерившись довольно громко и поплевав под ноги, блюстители порядка собрали «вещественные доказательства», закинули в багажник и, хлопнув дверцами «газика», покатили назад по проложенному следу.
   А подруги, подождав, пока машина скроется из виду, вылезли из кустов на дорогу и … принялись безудержно, истерически хохотать, ослабляя свои до предела натянутые нервы. Окончательно успокоившись, неторопливо направились к дому, по пути обсуждая свою предпринимательскую вылазку.
   -Господи, как же я испугалась! – подвела итог пережитому стрессу Вера Игнатьевна, перебрасывая в другую руку пакет с наворованным картофелем.
  -Ладно, мы хоть сколько-то успели набрать, - перевела разговор на деловую тему Алла. – Маловато, конечно, для посева, но что поделаешь. Некоторые  из заводских вообще пустые умчались, да ещё и тары лишились, - смешливо фыркнула она. – А мы с тобой, считай, легко отделались. Ещё неизвестно, чем дело закончится. Может, следствие начнётся, так что ни слова никому, что мы с тобой  были. Заводчане нас и не заметили. В случае чего – знать ничего не знаем.
   - Нет, из-за чего такие переживания? – возмутилась Вера Игнатьевна. – Не хватало мне на старости лет воровкой прослыть. А всё ты! « Голландский сорт, картофелины по лаптю!» - передразнила она подругу. – Стыд-то какой1
   - Да ладно тебе, я же хотела, как лучше, - виновато оправдывалась Алла и смущённо призналась: - я и сама до смерти испугалась.
   И тут же сделала философский вывод:
   - Нет, если не родился вором, то нечего и начинать.
   История с потравой картофельного поля, наверное, из-за незначительности ущерба как-то не получила огласки. Подруги полностью успокоились, и на этом можно было бы поставить точку. Но где-то через месяц, когда начали уже проскакивать опята, они пошли в лес. Побродив довольно долго и всё-таки наполнив корзинки, потянулись в сторону дома, однако вышли из леса не там, где рассчитывали, а на какое-то картофельное поле. Стали соображать, куда их вывели кривые стёжки- дорожки. Наконец Алла решительно махнула рукой вправо:
    - Нам туда надо! Слишком влево взяли.
Женщины пошли в выбранном направлении. Вдруг Алла как будто споткнулась, остановилась и раздумчиво произнесла:
 -  А ведь это тоже ОПХ-овское поле, а ОПХ что зря не сажает. Давай посмотрим, что за картошка.
Она шагнула на поле и, выбрав наиболее раскидистый, начинающий желтеть куст картофеля, выдернула его из борозды. Около десятка корнеплодов среднего размера рассыпались по земле.
   -Ух, ты! – изумилась Алла. – Какая картошка хорошая. Ровная, как на подбор, и мелочи почти нету. Давай сегодня ночью приедем сюда на велосипедах и нароем хоть по половине мешка на развод.
   - Ты опять за своё! – возмутилась Вера Игнатьевна. – Никуда я не поеду. Хватит с меня того раза. Ещё хорошо, что всё благополучно кончилось. Не хочу я ничего воровать.
  - Да какая это кража! Подумаешь – мешок картошки на двоих. Её в поле после уборки не столько остаётся.
   - Вот и приходи после уборки, и собирай, - сопротивлялась Вера Игнатьевна.
   - Да там же мелочь в основном остаётся. И народ, как саранча, накинется – не успеем. А мы сегодня ночью, часов в двенадцать, по дороге до леса доедем, велосипеды в кустах оставим, а тут и пешком дойдём, недалеко. Вилы с собой возьмём, чтоб без всякого браконьерства. Кто тут нас увидит в это время? Не могу же я одна пойти, я темноты боюсь. Ну,… соглашайся?
   - Ладно уж, пойдём, - в конце концов выдавила из себя Вера Игнатьевна, в душе проклиная свою бесхарактерность и отсутствие твёрдых принципов.
   Ровно в полночь, когда огни в окнах домов почти везде погасли, подруги покатили к лесу. Полевая дорога, поросшая рыжей короткой травой, проглядывалась довольно отчётливо. В низине спешились и повели велосипеды в руках, затем запихнули их в невысокую ивовую куртинку, а сами направились к краю поля. Минут через десять достигли цели. Было очень темно. На ощупь выбирали наиболее упругую ботву, поддевали вилами и так же, на ощупь, обрывали с куста картошку.
А сторонам. Глаза уже немного привыкли к темноте, и она уже ясно различала в отдалении более тёмную кромку леса. В очередной раз подняв голову, она вдруг увидела там какое-то шевеление.
   - Алка, кто-то у леса вон идёт! – сдавленным голосом прохрипела она и рухнула в борозду, подруга следом за ней. Затаились. Через минуту уже Алла подняла голову и, внимательно вглядевшись в чёрную полосу леса, так же шёпотом забурчала:
   - Ну, кто и где там идёт? У страха глаза велики, почудилось тебе. А если кто и идёт, может, парни бобыновские от девок, так что они, по полю за нами начнут бегать, что ли? Паникёрша.
   Она поднялась из борозды и деловито принялась за прерванную работу. Но Вера Игнатьевна решительно завязала свой мешок, куда успела накидать ведра два картошки, и забросила его за спину.
   - Как хочешь, а я ухожу. Даже и не страшно мне, а противно. Что же я , как червяк, из-за этой картошки тут ползать буду, шарахаться от каждого куста? Всё, хватит! – и она решительно направилась к углу поля, к дороге.
   - Да погоди ты, уже немного докопать осталось, - чуть не плача, пыталась уговорить её Алла, но, убедившись, что подруга сейчас совсем растворится в темноте, тоже закинула мешок за спину, подхватила вилы и кинулась следом. Догнала Веру Игнатьевну уже возле велосипедов.
   -Подумаешь, неженка! - раздражённо бурчала она, привязывая мешок к багажнику. – Противно ей. А подругу бросать ночью, в темноте, среди поля – не противно?
   Вера Игнатьевна молча повела велосипед к дороге, Алла за ней. Уже въехав в посёлок, перед тем как повернуть к своему дому, она приглушённым голосом попросила:
   - Подожди!
Вера Игнатьевна остановилась, слезла с велосипеда, и Алла продолжила:
    - Нехорошо как-то получилось, из-за ерунды поссоримся.
    - Нет, это не ерунда. Просто я поняла, что с твоей помощью я качусь в какую-то пропасть, и решила вовремя остановиться, пока скорость не набрала.
    - Ну, прости ты меня, дуру. Действительно, меня заносит иногда, голову теряю. А ты права, в общем-то. Всё! Это последний раз. Больше никогда не повторится. Не хватало ещё, чтоб из-за несчастной картошки дружба наша рухнула. Ну, ты простила меня?
    Вера Игнатьевна даже в темноте увидела, как вдруг засветились повлажневшие глаза Аллы, у неё тоже вся злость исчезла , и вдруг охрипшим голосом она сказала:
   - Да ладно, я тоже хороша, божья коровка. Всё, проехали!
И подруги повернули каждая к своему дому.